«Берлин, — заявил он, — больше не является военной целью». Когда это заявление стало известно в американских войсках, некоторые их подразделения находились всего в 45 милях от Берлина

* * *

В апреле Уайнант устно информировал Европейскую консультативную комиссию о позиции своего правительства, однако не сразу представил делегатам пожелания президента в письменном виде. Посол не был готов это сделать до получения инструкций по вопросу, который он считал ключевым. В британском плане все еще не было условия доступа западных союзников к Берлину.

Британцы не видели в этом никаких проблем. Они полагали, что с окончанием военных действий какие-то представители германских властей подпишут условия капитуляции и передадут страну под контроль Верховного главнокомандующего. Как видел будущую ситуацию Стрэнг, ни одна зона не будет закрыта от любой другой, и «немцы смогут свободно передвигаться из зоны в зону и из западных зон в столицу... также сохранится свобода передвижения военного и гражданского личного состава союзников в любых [122] разумных целях». Более того, когда бы этот вопрос ни упоминался в Европейской консультативной комиссии, представитель России Гусев спокойно уверял Стрэнга и Уайнанта, что не предвидит никаких трудностей. Как неоднократно повторял Гусев, само присутствие американских и британских войск в Берлине автоматически обеспечивает их права доступа. Это считалось само собой разумеющимся; нечто вроде джентльменского соглашения.

Тем не менее, Уайнант считал необходимым закрепить это условие документально. Он полагал, что «коридоры», изначально предложенные Мосли, должны быть включены в британский план до того, как его одобрит «Большая тройка». Уайнант намеревался представить такое предложение на рассмотрение Европейской консультативной комиссии одновременно с официальным изложением взглядов президента на зонирование. Он хотел получить гарантии особых железнодорожных, автодорожных и воздушных путей через советскую зону в Берлин.

В мае посол вылетел в Вашингтон, увиделся с президентом и затем изложил свои предложения по «коридорам» военному министерству. Отдел гражданских дел категорически отверг план Уайнанта{14}.

Офицеры отдела уверили Уайнанта, что вопрос доступа к Берлину, «в любом случае, исключительно военный» и должен решаться местными командующими по военным каналам, когда Германия будет оккупирована. Уайнант вернулся в Лондон ни с чем. 1 июня он официально согласился с британским планом и предложенным советским сектором с единственным исключением: США получат северо-западную [123] зону. Документ не содержал никаких оговорок, касавшихся обеспечения доступа к Берлину{15}.

По крайней мере, союзники предварительно решили судьбу города: когда закончится война, он будет совместно оккупированным островом почти в центре советской зоны.

Противоборство теперь быстро продвигалось к завершению. В конце июля 1944 года Гусев, жаждавший официально закрепить советские достижения в Европейской консультативной комиссии, намеренно довел вопрос до критической точки. Если англо-американский спор не разрешится так, чтобы «Большая тройка» смогла подписать соглашение, вежливо сказал он, СССР не видит ни одной причины для дальнейших дискуссий в Европейской консультативной комиссии. Подразумеваемая угроза выйти из консультативной комиссии и тем самым свести на нет работу долгих месяцев произвела желаемый эффект.

По обе стороны Атлантики встревоженные дипломаты и военные советники убеждали своих лидеров сдаться. И Черчилль и Рузвельт оставались непреклонными. Рузвельт казался наименее взволнованным советской угрозой. Уайнанту передали, что, поскольку США готовы согласиться на советскую зону, президент не понимает, «зачем сейчас нужны дальнейшие дискуссии с Советами».

Однако на Рузвельта теперь давили со всех сторон. Пока продолжалась политическая перебранка, огромные англоамериканские армии подбирались к Германии. В середине августа генерал Эйзенхауэр послал телеграмму в Объединенный комитет начальников штабов, предупреждая, что можно «столкнуться с оккупацией Германии скорее, чем ожидалось». [124]

И снова расположение войск, как и предвидел Морган в своем плане «Рэнкйн Си», стало мучить проектировщиков: британские войска слева направлялись к Северной Германии, американцы справа подступали к югу. Эйзенхауэр теперь искал политического руководства по оккупационным зонам, и был первым военным, который это делал. «Все, что можем сделать мы, — сказал он, — это подойти к проблеме на чисто военной основе», а это означает продолжать «нынешнее развертывание наших армий... Если мы не получим противоположных инструкций, то должны будем предположить, что это решение приемлемо... учитывая ситуацию, с которой мы можем столкнуться, и отсутствие базовых решений по зонам оккупации».

Давно прогнозируемый, неизбежный кризис наступил. Военное министерство и Государственный департамент США, впервые в полном согласии, встали перед дилеммой: никто не готов вновь обращаться с этим вопросом к президенту. В любом случае, проблему необходимо обсудить на новой встрече Рузвельт — Черчилль, намеченной на осень; любое окончательное решение придется отложить до тех пор. Поскольку американские начальники штабов уже имели планы американской оккупации и северо-западной, и южной зон, 16 августа они уведомили Эйзенхауэра, что «полностью согласны» с его решением. Таким образом, хотя Рузвельт еще не объявил своего решения, предположению, что США займут южную зону, давалось право на жизнь.

Рузвельт и Черчилль снова встретились в Квебеке в сентябре 1944 года. Рузвельт внешне очень изменился. Обычно энергичный президент выглядел хрупким и болезненным. Последствия полиомиелита, которые прежде маскировались его знаменитым обаянием, остроумием и непринужденностью, теперь проявлялись в болезненной неуверенности каждого его движения. Но и это еще не все. Рузвельт занимал свой пост с 1933 года — дольше, чем любой другой американский президент, — и даже сейчас он искал возможности баллотироваться на четвертый срок. Избирательная кампания, дипломатия дома и за границей, тяжелое бремя военных лет быстро уносили его силы. Вполне понятно, почему его врачи, родственники и друзья просили его не баллотироваться на новый срок. Британской делегации в Квебеке стало ясно, что Рузвельт быстро сдает. Начальник штаба Черчилля генерал [125] сэр Хастингс Исмей был шокирован видом президента. «Два года назад, — сказал он, — президент был образцом здоровья и энергичности, однако сейчас он так сильно похудел, что будто съежился: пиджак висел на его широких плечах, а воротничок рубашки казался на несколько размеров больше, чем нужно. Мы поняли, что тени сгущаются».

Усталый, разочарованный, в капкане обстоятельств и под давлением своих советников и Черчилля, Рузвельт в конце концов сдался и согласился на южную зону. Британцы пошли на компромисс. Среди других уступок они согласилсь отдать США контроль над большими гаванями и военными базами Бремена и Бремерхафена{16}.

Последняя за военное время встреча «Большой тройки» состоялась в Ялте в феврале 1945 года. Это была решающая встреча. Победа была близка, но стало ясно, что узы, связывающие союзных людеров, ослабевают по мере того, как военные реалии сменяются политическими соображениями. С каждой милей, завоеванной в Центральной Европе, русские становились все более требовательными и заносчивыми. Черчилля, давнего врага коммунизма, особенно тревожило будущее таких стран, как Польша, которую Красная армия уже освободила и теперь контролировала.

Рузвельт, исхудалый и еще более слабый, чем в Квебеке, все еще видел себя в роли Великого Арбитра. По его мнению, спокойный послевоенный мир мог быть построен только при сотрудничестве Сталина. Рузвельт когда-то так сформулировал свою политику по отношению к красному лидеру: «Я думаю, что, если дам ему все, что могу, и ничего не попрошу взамен, nobless oblige{17}, он не станет пытаться что-нибудь захватить и будет работать со мной ради демократии и мира на земле». Президент верил, что США могут «поладить с Россией» и что он сможет «справиться со Сталиным», ибо, как он однажды объяснил: «в мужском разговоре... [126] Дядя Джо... доступен». Хотя президента все больше тревожили советские послевоенные намерения, он словно заставлял себя проявлять оптимизм.

В Ялте были приняты последние великие решения военного времени. По одному из них Франции предоставлялось полное партнерство в оккупации Германии. Французская зона Германии и французский сектор Берлина были вырезаны из британской и американской зон. Сталин, возражавший против французского участия, отказался пожертвовать какой-либо частью русской зоны. 11 февраля 1945 года лидеры «Большой тройки» официально одобрили отведенные им зоны.

Таким образом, после шестнадцати месяцев неразберихи и споров США и Британия наконец пришли к согласию. План оккупации, основанный на варианте, первоначально называвшемся «Рэнкин Си», но теперь известный военным как операция «Иклипс», имел одно поразительное упущение: в нем никак не был оговорен доступ англо-американцев к Берлину.