Бог как иллюзия

Даже в этой омерзительной легенде сторонники рели­гии пытаются выискать основания для восхваления бога. Не правда ли, бог поступил хорошо, пощадив Исаака в послед­нюю минуту? Если читатель соблазнится этим надуманным аргументом, что, полагаю, весьма маловероятно, то вот другая история человеческого жертвоприношения, закончившаяся более плачевно. В главе и Книги Судей военачальник Иеффай вступает с богом в сделку: если бог дарует Иеффаю победу над аммонитянами, то Иеффай непременно вознесет на всесож­жение "то, что, по возвращении моем, выйдет из ворот дома моего навстречу мне". Иеффай действительно поразил аммо-нитян ("поразил их поражением весьма великим", в полном соответствии с духом Книги Судей) и вернулся домой с побе­дой. Первой приветствовать его, что неудивительно, вышла из дома "с тимпанами и ликами" его дочь — единственное его дитя. Конечно, Иеффай разорвал на себе одежды, но делать было нечего. Бог, безусловно, ожидал обещанного сожжения, и под влиянием обстоятельств дочь трогательно согласилась быть принесенной в жертву. Она только попросила позволе­ния взойти на два месяца в горы, чтобы оплакать свое девство. В конце этого срока девушка покорно вернулась к отцу, кото­рый изжарил ее на костре. На этот раз бог не нашел нужным вмешаться.

Еще более авторитетным образцом для подражания, с точки зрения сторонников трех монотеистических религий, является Моисей. Авраам — это первый патриарх, но кто, как не Моисей, достоин звания основателя доктрины иудаизма и произошедших из него религий. Во время эпизода с золотым тельцом Моисей был занят восхождением на Синайскую гору, беседой с богом и получением от него каменных скрижалей. Оставшиеся внизу жители (которым под страхом смерти было запрещено даже ступать на гору), пока его не было, времени не теряли:

Эту богатую комическими возможностями идею предложил мне Джонатан Мил­лер, непонятно почему ни разу не включивший ее в свою юмореску "За кулисами эстрады". Также приношу ему благодарность за рекомендованное исследование в данной области: Халбертал, Маргалит (i99²)-
Когда народ увидел, что Моисей долго не сходит с горы, то собрался к Аарону и сказал ему: встань и сделай нам бога, который бы шел перед нами, ибо с этим человеком, с Моисеем, который вывел нас из земли Египетской, не знаем, что сделалось .

Собрав со всех золото, Аарон переплавил его в золотого тельца, а затем построил новоиспеченному божеству алтарь, чтобы все могли приносить ему жертвы.

Плохо же они знали бога, если позволяли себе выкидывать такие штуки у него за спиной. Хоть он был занят на горе, но, будучи всеведущим, бог не замедлил отправить себе на под­могу Моисея. Моисей стремглав понесся с горы, унося с собой каменные скрижали с написанными на них богом Десятью заповедями. Прибыв на место и увидав золотого тельца, он так рассвирепел, что уронил и разбил скрижали (бог потом дал ему запасной комплект, так что ничего страшного не случи­лось). Схватив золотого тельца, Моисей сжег его, стер в поро­шок, смешал с водой и заставил окружающих выпить смесь. Затем собрал членов колена Левиева (священнослужителей) и приказал им, взяв мечи, убить как можно больше соплемен­ников. Они истребили около трех тысяч человек, и, казалось бы, теперь-то ревность бога должна была уняться. Как бы не так: в последнем стихе этой кошмарной главы бог на прощанье насылает на остатки людей "пораженье" "за сделанного тельца, которого сделал Аарон".

В Книге Числа рассказывается о том, как бог послал Мои­сея напасть на мадианитян. Его армия перебила почти всех мужчин, сожгла все мадиамские города, но пощадила женщин и детей. Такое милосердие солдат возмутило Моисея, и он велел убить также всех детей мужского пола и всех женщин, которые не были девственницами. "А всех детей женского пола, кото­рые не познали мужеского ложа, оставьте в живых для себя".

Что же касается попыток современных религиозных писа­телей добавить избиению мадианитян какое-либо символиче­ское или аллегорическое значение, то направить символизм в нужном направлении не так-то легко. Согласно приведен­ным в Библии сведениям, несчастные мадианитяне были жерт­вами геноцида в собственной стране. И тем не менее в хри­стианской традиции их имя живо только в словах популярного гимна (который я, спустя 50 лет, все еще могу спеть по памяти на два различных мотива, оба — в угрюмой минорной тональ­ности):

Бедные, оклеветанные, стертые с лица земли мадианитяне; только и довелось им уцелеть в памяти людской как символи­ческим злодеям в викторианском псалме.

Похоже, что особой, непреходящей популярностью у отступников пользовался бог-соперник Ваал. В главе 25 Книги Числа рассказано, как моавитские женщины пригла­шали израильтян приносить жертвы Ваалу. Бог отреагиро­вал с обычной яростью. Он приказал Моисею: "...возьми всех начальников народа и повесь их Господу перед солнцем, и отвратится от Израиля ярость гнева Господня". Трудно в который раз не поразиться исключительной жестокости расправы за легкомысленное заигрывание с чужими богами.
С точки зрения современной морали и справедливости этот грех кажется не таким уж тяжким по сравнению, скажем, с выдачей собственной дочери банде насильников. Налицо очередное расхождение между современной (хочется ска­зать цивилизованной) и библейской нравственностью. Ее, конечно, несложно объяснить с точки зрения теории мемов, учитывая необходимые для выживания божества в меметиче-ском пуле свойства.

Маниакально-трагикомическая ревность всевышнего к богам-конкурентам периодически вспыхивает на протяжении всего Ветхого Завета. Она звучит в первой из Десяти запове­дей, начертанных на разбитых Моисеем каменных скрижалях (Исх. 2О, Втор. 5)> а. в новых, переданных богом взамен раз­битых, скрижалях (Исх. 34)5 довольно сильно переработанных, эта заповедь выражена еще более отчетливо. Пообещав выгнать с родины несчастных аморреев, хананеев, хеттеев, ферезеев, евеев и иевусеев, всевышний переходит к тому, что его больше всего волнует, — богам-соперникам:

Конечно, я понимаю — времена изменились, и нынче никто из религиозных лидеров (за исключением подобных талибам или американским христианам-евангелистам) не рассуждает, как

* Исх. 34:13-17-
Моисей. Так об этом и речь. Я пытаюсь доказать, что, откуда бы ни появилась современная мораль, источник ее — никак не Библия. Защитникам веры не удается выкрутиться, утверж­дая, что религия предоставляет им своего рода эксклюзивный доступ — закрытый для атеистов непогрешимый индикатор того, что хорошо, а что плохо; не удается даже при использо­вании любимой уловки — объявления некоторых глав Библии "символическими", а не буквальными. А каким нравственным критерием вы пользуетесь, решая, какие из глав — символиче­ские, а какие — нет?

Начатые во времена Моисея этнические чистки прино­сят свои кровавые плоды в Книге Иисуса Навина, поражаю­щей описанием кровавых избиений и смакованием ненави­сти к иноплеменникам, с каким ведется повествование. Как поется в милой старинной песенке, "Иисус пошел на Иерихон, и стены сокрушились... Старый, добрый наш Иисус в битве Иерихонской". Старый, добрый Иисус пот с лица не утер, пока не "предали заклятию все, что в городе, и мужей, и жен, и молодых, и старых, и волов, и овец, и ослов, [все истребили] мечом" (Нав. 6:ю).

И опять теологи скажут нам: не было ничего такого. Хорошо, пусть не было — в конце концов, в этой истории утверждается, что стены обрушились от одного крика и звука труб нападающих, — но речь не об этом. Речь о том, что вне зависимости от исторической правдивости Библии нам ее предъявляют как идеальное руководство для формирования собственной морали. А библейское описание разрушения Иисусом Иерихона, как и вторжение в Землю обетованную в целом, с нравственной точки зрения ничем не отличается от нападения Гитлера на Польшу или истребления Саддамом Хусейном курдов и болотных арабов. Можно рассматривать Библию как увлекательное поэтическое художественное про­изведение, но я не стал бы давать ее маленьким детям в каче­стве образца для подражания. Кстати говоря, история Иисуса
в Иерихоне использовалась при проведении одного любопыт­ного эксперимента в области детской нравственности, но об этом позднее.

Пусть у вас не сложится мнение, что активно участвую­щий в происходящем бог испытывает какие-то сожаления или угрызения совести по поводу массовых убийств и геноцида, сопровождающих захват Земли обетованной. Напротив, его приказы, как, например, во Второзаконии, 2О, безжалостно точны. Он делает четкое различие между теми, кто живет на захватываемой территории, и обитателями прилегающих рай­онов. Последним предлагается сдаться без боя. В случае отказа всех мужчин необходимо убить, а женщин забрать для увели­чения собственного населения. А вот что ожидает, по сравне­нию с этим относительно гуманным обращением, племена, которым выпало несчастье обитать на территории обещан­ного Lebensraum": "А в городах сих народов, которых Господь Бог твой дает тебе во владение, не оставляй в живых ни одной души, но предай их заклятию: Хеттеев и Аморреев, и Хананеев, и Ферезеев, и Евеев, и Иевусеев, как повелел тебе Господь Бог твой" (Втор. 20:15).

Провозглашающие Библию источником незыблемых моральных устоев — имеют ли они вообще малейшее поня­тие о том, что в ней написано? Согласно Книге Левит, ю, смертью караются следующие прегрешения: порицание роди­телей, супружеская измена, прелюбодейство с мачехой или с невесткой, мужеложство, сожительство с матерью и дочерью, скотоложство (и, что уж совсем несправедливо, несчастное животное тоже приказано умертвить). Вас, конечно, необхо­димо казнить также за работу в день отдохновения; об этом в Ветхом Завете твердится неустанно. В Книге Числа, 15, пове­ствуется о том, как сыны Израилевы нашли человека, собирав­шего хворост в день субботы. Арестовав его, они спросили

^;:" Жизненное пространство (нем.).
у бога, как с ним поступить. Всевышний в тот день миндаль­ничать был не склонен: "И сказал Господь Моисею: должен умереть человек сей; пусть побьет его камнями все общество вне стана. И вывело его все общество вон из стана, и побили его камнями, и он умер, как повелел Господь Моисею". Оста­лись ли у этого беззащитного собирателя хвороста плачущие по нему жена и дети? Кричал ли он от страха, когда полетели первые камни, визжал ли от боли, когда булыжник раздробил ему голову? Меня в таких рассказах больше всего шокирует не то, что это когда-то происходило на самом деле, — воз­можно, и нет. Но что действительно приводит в изумление, так это готовность людей в наше время выбирать для подра­жания такой отвратительный образец, как Яхве, — и, более того, навязывать это злобное чудовище (будь оно реальным или вымышленным) нам всем.

Особое сожаление вызывает сосредоточение политической власти Америки в руках проповедующих Десять заповедей скрижаленосцев; конституция этой великой республики была как-никак основана представителями эпохи Просвещения на сугубо светских принципах. Если рассматривать Десять запове­дей серьезно, то первыми среди грехов будут поклонение лож­ным богам и сотворение кумиров. И тогда, вместо порицания варварского вандализма талибов, взорвавших пятидесятимет­ровые статуи Будды в горах Афганистана в Бамияне, мы нач­нем восхвалять их за проявленную набожность. То, что нынче клеймят как уничтожение культуры, окажется искренним про­явлением религиозного рвения. Убедительное подтверждение этому находим в поистине странной истории, приведенной 6 августа 2005 года в редакционной статье "Индепендент". Под заголовком "Разрушение Мекки" газета опубликовала на первой полосе следующее:

Не думаю, что в мире есть атеисты, готовые двинуть бульдо­зеры на Мекку, на Шартрский собор, кафедральный собор Йорка, собор Парижской Богоматери, пагоду Шведагон, храмы Киото или, скажем, бамиянских будд. По словам лауреата Нобелевской премии американского физика Сти­вена Вайнберга, "религия оскорбляет достоинство человека. Есть она или нет, добрые люди будут творить добро, а дур­ные — зло. А вот чтобы заставить доброго человека совер­шить зло — тут без религии не обойтись". Ему вторит Блез Паскаль (автор обсуждавшегося ранее пари): "Никогда злые дела не творятся так легко и охотно, как во имя религиозных убеждений".

Я не ставил в данном разделе главной целью доказать, что наша нравственность не должна основываться на Библии (хотя я действительно так считаю). Я стремился продемонстрировать, что наша нравственность (включая нравственность большин­ства религиозных людей) на Библии не основывается. Если бы это было так, то мы бы строго соблюдали день субботы и пола­гали справедливым придание отступников от этого обычая смерти. Мы побивали бы камнями любую невесту, обвинен­ную не удовлетворенным ею супругом и не сумевшую дока­зать свою невинность. Мы казнили бы непочтительных детей.
Мы бы... Но постойте. Возможно, я несправедлив. Добрые христиане возражали мне на протяжении всего раздела: всем известно, что Ветхий Завет — довольно мрачная книга. Но Новый Завет Иисуса исправляет погрешности и ставит все на свои места. Разве не так?
Разве Новый Завет не лучше?
НЕ БУДЕМ ОТРИЦАТЬ, ЧТО С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ нравственности Иисус гораздо приятнее жуткого ветхозаветного монстра. Нельзя не признать, что Иисус, если он существовал (а если нет, то автор приписываемых ему изречений), безусловно был одним из величайших этиче­ских новаторов всех времен. Нагорная проповедь на века опережает историю. Призыв "подставь другую щеку" на две тысячи лет предвосхищает Ганди и Мартина Лютера Кинга. Именно поэтому я написал статью "Атеисты — за Иисуса" (а впоследствии был доволен, получив в подарок футболку с этим лозунгом)⁹⁴.

Но нравственное превосходство Иисуса еще раз под­тверждает мой аргумент. Иисуса не удовлетворяло слепое следование этике Священного Писания, в которой он был воспитан. Он решительно порывал с ней, например престу­пив грозные запреты относительно работы в день отдохно­вения. Мудрое изречение "Суббота для человека, а не чело­век для субботы" вошло в поговорку. Поскольку основным аргументом данной главы является то, что мы не получили и не должны получать основы нравственности из Священ­ного Писания, поведение Иисуса в данном случае полностью подтверждает наш тезис.

Отношение Иисуса к близким, признаем, не совсем отве­чает современным идеалам. С собственной матерью он был порой до грубости резок и призывал учеников следовать за
собой, покидая семьи: "Если кто приходит ко Мне и не воз­ненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и брать­ев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником" (Лк. 4^:22)- Американская комедий­ная актриса Джулия Суини выразила в своем выступлении "Отходя от Бога"⁹⁵ недоумение по этому поводу: "Разве секты делают не то же самое? Не заставляют отказаться от семьи, чтобы задурить вам голову?"'⁶

Несмотря на слегка прохладное отношение к семейным ценностям, с точки зрения этики учение Иисуса достойно вос­хищения, особенно по сравнению с нравственным кошмаром под названием Ветхий Завет; но в Новом Завете присутствуют также и идеи, не заслуживающие поддержки достойных людей. Это особенно верно в отношении главной христианской док­трины — "искупления первородного греха". Данное учение, лежащее в основе новозаветного богословия, с нравственной точки зрения почти так же отвратительно, как и намерение Авраама поджарить Исаака; между ними, как показал в книге "Разные лики Иисуса" Геза Вермес, имеется определенное сход­ство. Идея первородного греха впервые появилась в ветхоза­ветном мифе об Адаме и Еве. Совершенное ими преступле­ние — они вкусили запретный плод — само по себе кажется невеликим, заслуживающим разве что порицания. Но симво­лическая природа плода (познание добра и зла, на практике обернувшееся осознанием наготы) превратила их хулиганскую выходку в самый ужасный из грехов. И самих преступников, и всех их потомков навсегда изгнали из райского сада, лишили вечной жизни и приговорили мучиться до скончания веков: его — работая в поле, а ее — рожая детей.

Что ж, обычная мстительность, другого от Ветхого Завета мы и не ожидали. Однако новозаветная теология добавляет к этому еще одну несправедливость и вместе с ней — новый, почти не уступающий по жестокости Ветхому Завету, пример садомазохизма. Задумайтесь, разве не удивительно, что в каче-
стве священного, часто носимого на груди символа религия выбрала орудие пытки и казни. Ленни Брюс саркастически заметил, что, "если бы Иисуса казнили двадцать лет назад, дети в католических школах носили бы на шеях вместо крестов маленькие электрические стульчики". Но скрывающаяся за этим символом теология и теория наказания еще хуже. Утверж­дается, что грех Адама и Евы передается по мужской линии: по утверждению Августина, вместе с семенем. Что можно сказать об этической философии, приговаривающей каждого ребенка — еще до рождения — унаследовать грех отдаленного предка? Кстати, выражение "первородный грех" изобрел Авгу­стин, справедливо считавший себя крупнейшим специалистом по грехам. До него это называли "прародительским грехом". По-моему, в заявлениях и рассуждениях Августина воплоща­ется нездоровая озабоченность ранних христианских богос­ловов идеей греха. Имея возможность воспевать в своих ру­кописях и проповедях мерцающий звездами небосклон, горы, зеленые леса, морские глубины и звенящие птичьим гомоном рассветы, они вспоминают о них лишь походя. Как правило, большую часть времени для христианского ума есть лишь одна забота: грех, грех, грех, грех, грех, грех, грех. И на такое убо­жество тратится целая жизнь! Сэм Харрис убийственно отре­зал в "Письме к христианской нации": "Вас, похоже, больше всего беспокоит, что Творца Вселенной оскорбят некие дей­ствия человеков, производимые нагишом. Жеманство, подоб­ное Вашему, ежедневно без устали пополняет чашу человече­ского страдания".

Теперь о садомазохизме. Бог воплотился в человека — Иисуса, чтобы подвергнуть его пыткам и казни во искупле­ние наследуемого со времен Адама греха. Со времен изложе­ния этого нелицеприятного учения Павлом Иисусу возносят молитвы как искупителю всех наших грехов. Не только прош­лого Адамова греха: всех, включая будущие, вне зависимости от того, совершат их в будущем люди или нет!

Я уже назвал центральный догмат христианства — искуп­ление — жестоким, садомазохистским и отвратительным. Помимо этого, взглянув на факты объективно, свежим, не затупленным привычкой и бесконечными повторами взгля­дом, его нельзя не признать просто безумным. Если бог хотел простить наши грехи, почему бы просто не простить их, без самоистязания и самоумерщвления в качестве платы за услугу — и вдобавок приговаривая многие и многие буду-

Еврейский исследователь Геза Вермес объясняет, что, бу­дучи наследником древней еврейской теологической традиции, Павел был хорошо знаком с догмой о том, что без пролития крови искупления не происходит⁹⁸. Именно это он и говорит в своем Послании к Евреям (9:22). Прогрессивным этическим философам нелегко в наше время защищать любую теорию искупления наказанием, а уж тем более теорию "козла отпу­щения" — умерщвления невиновного во искупление чужих грехов. Да и в любом случае поневоле напрашивается вопрос: на кого бог пытался произвести впечатление? Видимо, на себя, сам был и судьей, и присяжными, и жертвой приговора. Более того, Адам — лицо, обвиняемое в совершении первородного греха, — вообще никогда не существовал: неприятный факт, в незнании которого еще можно извинить Павла, но никак не всезнающего бога (или Иисуса, если верить, что он бог). Таким образом, сама основа этой гадкой теории рассыпается в прах. Ах да, мы забыли, что ветхозаветная история об Адаме и Еве конечно же не буквальная, а символическая. Символическая? То есть, чтобы произвести на себя впечатление, Иисус устроил собственные пытку и казнь в качестве искупительного нака­зания за символический грех, совершенный несуществующим лицом? И скажите — это не сумасшествие самого жестокого и отвратительного свойства?