Борис Тух венские каникулы по мотивам фрагментов из неосуществленного киносценария Владимира Высоцкого и Эдуарда Володарского «Венские каникулы»
жүктеу/скачать 468 Kb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- ПОЛИТДОНЕСЕНИЕ
- Каптер 4-й батареи ефрейтор Илляшевич заявил: «Почему не разрешают иметь половые сношения с немками, ведь немецкие солдаты насиловали наших женщин!»
- Партийно-политическим аппаратом разъяснено, что эти взгляды неправильные, и это может привести к нехорошим последствиям. ФОЛЬВАРК
- Родственнику и наследнику изменника родины барона Манфреда фон Арнима доктору медицины г-ну Якобу Моргенштерну.
- Транспортные расходы – 5.70. Почтовые расходы – 0.13. Стоимость содержания в тюрьме Моабит за 72 дня по 1.50 - 108.
- Надлежащую сумму Вам предлагается внести в Судебную кассу Моабит в течение недели. Касса открыта в рабочие дни с 9 до 13. Уплачено. Подпись. Печать.
- Политдонесение О попытке немцев покончить самоубийством.
| Борис Тух
ВЕНСКИЕ КАНИКУЛЫ по мотивам фрагментов из неосуществленного киносценария Владимира Высоцкого и Эдуарда Володарского «Венские каникулы», неоконченного романа Владимира Богомолова «Жизнь моя, иль ты приснилась мне...» и подлинным документам времен Второй мировой войны.
Место и время действия: Европа, 1945 Таллинн, 2007 Инсценировка написана по заказу Михаила Чумаченко, бывшего в 2006-2007 г.г. гл.режиссером Русского театра в Таллинне ПОБЕГ Зал погружается в темноту, и тут же тишину взрывают фанфары и песня „Deutsche Soldaten durch die Stadt marschieren“. На сцене силуэтом высвечивается фигура эсэсовского офицера возле телеграфного аппарата. Кровавой змеей тянется телеграфная лента. Командиру зондеркоманды 2406АА СС-оберштурмбанфюреру Адельберту Клозе. Лично. Строго секретно. В связи с резким изменением обстановки на фронтах вверенному вам подразделению предлагается немедленно приступить к ликвидации лагеря военнопленных, привлеченных к работе на секретном подземном заводе «Мессершмитта». От четкости и быстроты выполнения задания во многом зависит дальнейшая судьба Рейха. Считайте это личным поручением фюрера. Хайль Гитлер! Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Пока звучит текст приказа, в зал врываются эсэсовцы с овчарками на поводках. Останавливаются у выбранных произвольно зрителей. «Du!Deine Ausweis, bitte! Schneller, schneller, Sie, Untermehsch! Es ist Klar. Frei!“ Вызывают четверых. Wladimir! Daniel! Gerhard! Wahtang! Vorwärts, marsch! Даниэль неловко держит под мышкой Библию. ВЛАДИМИР (дружески хлопнув Даниэля по плечу): Эй, ксендз, что это они подняли нас так рано? Даниэль пожимает плечами. Чувствуется, что Владимир не вызывает у него особой симпатии. ВЛАДИМИР: Что-то они сегодня совсем озверели, суки! ЖЕРАР: Американцы близко, слышите? А мне сегодня Марсель снился. Пожилой эсэсовец из охраны лагеря (не из зондеркоманды), папаша Штольц оказывается возле четверых. ПАПАША ШТОЛЬЦ: Они тебе, парень, покажут и Марсель, и Монте-Карло. Не завидую! ДАНИЭЛЬ: Что это сегодня такая паника, папаша Штольц? На работу подняли на полтора часа раньше. ПАПАША ШТОЛЬЦ: Думаю, вы, молодые люди, дорого отдали бы, чтобы узнать причины этой, как вы говорите, паники. ДАНИЭЛЬ: Побойтесь Бога, папаша Штольц! Мы бедны, как церковные крысы. ПАПАША ШТОЛЬЦ: Все относительно, святой отец! Уж не знаю, каким чудом вам удалось сохранить ваш золотой крестик... ДАНИЭЛЬ: Золотой? ПАПАША ШТОЛЬЦ: У меня глаз наметан. Не жмитесь, святой отец. Поторапливайтесть! Говорят: время – деньги. А я вам больше скажу: время – ваш шанс выжить. ДАНИЭЛЬ: Берите... (Снимает крестик и протягивает Папаше Штольцу.) ПАПАША ШТОЛЬЦ (шепотом): Это не на работу, святой отец. Как католик католику говорю вам: это не на работу. Это ликвидация. Завод больше никому не нужен. Американцы в 30 километрах отсюда. Спаси вас Господь! Читайте Библию, святой отец, и уповайте на милость всевышнего! ОФИЦЕР СС: Раздеться! Живо! Одежду аккуратно сложить: снизу брюки, затем нательное белье, сверху – рубашки или куртки. Ботинки справа от одежды! Четверо заключенных остаются нагими. По обе стороны от них стоят эсэсовцы с брандспойнтами. Внутренние монологи
2. Я – Даниэль. Учился на теологическом, собирался стать ксендзом, писал стихи. Когда пришли немцы, ночами слушал Польское радио из Лондона, записывал, распечатывал на пищущей машинке и расклеивал на стенах. Утром видел, что мои листовки содраны, однако утешал себя тем, что Господь не даст моему труду пропасть втуне, хоть кто-то да прочел их, и в душе его укрепилась вера в то, что не вечно быть Речи Посполитой под пятой тевтонов. Когда началось Варшавское восстание,Библию переложил в левую руку, а в правую взял пистолет. Да, я нарушил заповедь «Не убий!», но разве грешен тот, кто убивает слуг Диавола? Русские стояли почти под Варшавой, мы ждали их помощи, но они не двигались с места... да и как надеяться на них после того, как они в 39-м делили с Гитлером нашу страну? Мои товарищи ушли через канализационный коллектор, я прикрывал их уход: у них семьи, дети, а я одинок. В гордыне своей думал что погибнув, прославлю тем Господа. Не получилось... 3. Я – Жерар. Из Марселя, вы, наверно, уже догадались: только в Марселе умеют получать вкус от жизни. Буйабес пробовали? А наше южное вино? А с марсельскими девочками приходилось иметь дело? Нет? Тогда, месье, простите, но вы не знаете вкуса жизни! После войны приглашаю вас в Марсель! Ух и загудим же мы с вами, клянусь! Если, конечно, останемся живы после сегодняшнего. Я фаталист, месье. Дидро читали? Я тоже не читал, но, говорят, есть у него такой герой, Жак-фаталист. Прямо с меня списано. Профессия? Ах, месье, вы бы еще спросили, сколько я зарабатывал до того, как загремел в эту яму! Некоторые вопросы нетактичны, вы согласны? Если угодно, считайте меня автомехаником. Руки у меня золотые. Любую жестянку залатаю. И откупорю, если месье угодно. 4. Я – Вахтанг. Полвека спустя нас будут называть «людьми кавказской национальности» и обвинять во всех грехах многие жители той самой великой державы, за которую я через пять минут буду убит. Похоронный марш? Ненавижу! Последнее, что я играл, был свадебный марш Мендельсона-Бартольди. До ухода на войну я играл его каждый день, иногда по два-три раза в день: все мои друзья, не дожидаясь повесток из военкомата, спешили зарегистрироваться в ЗАГСе со своими невестами, и я дарил им эту музыку, потому что музыка – от сердца, а подарок друзьям должен идти от сердца. Я бы подарил им еще что-нибудь, но к сожалению с некоторых пор семья наша – мама, я и сестры – обеднела. Почему? Знаешь, батоно, это длинная история, очень длинная, а времени нам осталось мало. Струи из брандспойта бьют в узников. ВЛАДИМИР: Это ликвидация! Нас ведут убивать! ВАХТАНГ: Бейте их! Лучше погибнуть та-ак! Схватка. Световая вырубка. Снова из телеграфного аппарата ползет лента. На этот раз действие переносится в штаб советской дивизии. Всем командирам соединений, частей и подразделений. Начальникам политотделов. Передаю директиву фронта по форсированию реки Одер. Тщательно подобрать расчеты в лодках. В каждой лодке назначить старшего, хорошего пловца, желательно комсомольца или коммуниста.... Убитых из лодок не выбрасывать, иначе это будет морально отрицательно действовать на оставшихся. Трупы для захоронения доставлять на берег. Четко отработать организацию помощи тонущим, в том числе и медпомощи на берегу,для чего иметь для пострадавших достаточный запас сухой одежды и спирта. Провести партийные собрания и политинформации, готовить лозунги и листовки следующего содержания: «Товарищ! Перед тобой последний водный рубеж к сердцу Германии. Наша задача его перешагнуть, чтобы в решительных последних боях разгромить гитлеровскую Германию!» В штабе – начштаба дивизии полковник Кириллов и начоперотдела подполковник Сергеев. Входит старший лейтенант Федотов. ФЕДОТОВ: Товарищ полковник! Командир 56-й отдельной роты 138-го стрелкового полка старший лейтенант Федотов по вашему приказанию явился. КИРИЛЛОВ: Отставить, старлей! Являются призраки, а военнослужащие прибывают. ФЕДОТОВ: Так точно, товарищ полковник, прибыл по вашему приказанию. КИРИЛЛОВ: Федотов, ты в лицо командующего знаешь? ФЕДОТОВ: Никак нет! Не приходилось! КИРИЛЛОВ: Командующий вместе с командиром корпуса лично прибудут в дивизию для ознакомления с новым рубежом, чтобы непосредственно оценить положение дел на плацдарме и получить свежие данные о системе обороны немцев. Сергеев! Ты помнишь директиву, определяющую порядок выезда высших командиров в войска передовой линии. СЕРГЕЕВ: Так точно. При выезде командующих армиями и командиров корпусов в войска передовой линии в составе конвоя необходимо иметь опытного проводника из офицеров, личную радиостанцию и два-три танка или бронемашины. КИРИЛЛОВ: Танки по воде не пустишь. СЕРГЕЕВ: А если переправить генералов на автомобилях-амфибиях? КИРИЛЛОВ: Ты, Федотов, сколько раз старшим плавсредства переправлялся? ФЕДОТОВ: Через Одер три раза. С группой захвата... комдива высаживал...и знамя переправлял. СЕРГЕЕВ: Oсознаешь ответственность? ФЕДОТОВ: Так точно, осознаю. СЕРГЕЕВ: Надеюсь в твоем взводе все умеют плавать? ФЕДОТОВ: Так точно все. Стилем баттерфляй. СЕРГЕЕВ: Ты что, Федотов, родимчик мне устроить хочешь? Тебе сколько лет? ФЕДОТОВ: 19, товарищ подполковник. СЕРГЕЕВ: Оно и видно. Ты щенок желторотый, сопляк и разгильдяй! Давно командуешь ротой? ФЕДОТОВ: С октября 1944 года, после успешной... СЕРГЕЕВ: Вот и видно, что ты недоносок. Скороспелый, интеллигентный. ФЕДОТОВ: Товарищ подполковник, против щенка желторотого я не возражаю. Но ваши слова «разгильдяй» и «недоносок» задевают мою офицерскую честь. Прошу вас извиниться. СЕРГЕЕВ: С кем разговариваешь, старлей? КИРИЛЛОВ: Оставь его, Сергеев. За разгильдяя и недоноска извиняешься, так? (Сергеев нехотя кивает.) СЕРГЕЕВ: Если с командующим или командиром корпуса во время переправы что-нибудь случится, будешь расстрелян. Задачу и ответственность понял? ФЕДОТОВ: Так точно. Меня уж столько раз пугали расстрелом и военным трибуналом, что я это принимаю как норму. Световая вырубка. Тянется телеграфная лента. Ставка Верховного Главного Командования приказывает: Потребовать от войск изменить отношение к немцам. Жестокое обращение вызывает у них боязнь и заставляет упорно сопротивляться, не сдаваясь в плен. Гражданское население, опасаясь мести, организуется в банды. Такое положение нам невыгодно.Более гуманное отношение к немцам облегчит ведение боевых действий, снизит упорство немцев в обороне... ...Улучшение отношения к немцам не должно приводить к снижению бдительности и к панибратству с врагом. И.СТАЛИН. АНТОНОВ. ПРИКАЗЫВАЮ: Директиву довести до каждого офицера и бойца. Особое внимание обратить на то, чтобы люди не ударились в другую крайность и не допускали бы фактов панибратства и любезничанья с немецкими военнопленными и гражданским населением. ЖУКОВ. В ЛЕСУ Появляется Жерар. С недоумением смотрит на свои руки. ЖЕРАР: Я задушил ее... это же собака... я всегда любил собак... ВЛАДИМИР (выходя на свет): Успокойся, парень. Это не собаки. Это такие же эсэсовцы, только в собачьих шкурах. Ты слышишь, они всех убивают...Ну, подождите, сучьи гады. придет и ваша очередь. Придет, никуда не денетесь... ЖЕРАР: За нами больше никто не гонится. Им теперь не до нас. ВЛАДИМИР: Они будут спасать свои шкуры. Мы оторвались от них. ЖЕРАР: Тебя как зовут? ВЛАДИМИР: Владимир. ЖЕРАР: Ты русский? ВЛАДИМИР: Русский. А ты француз? ЖЕРАР: Француз. ВЛАДИМИР: Там, за камнем, я видел твоего соотечественника. Или, может, итальянца. Стреляет он, во всяком случае, метко. Те два дохлых фрица – его работа. ЖЕРАР: Два француза - это замечательно. Но француз и итальянец тоже замечательно... Э-эй! Камерад! Из глубины сцены выходит Вахтанг, зажимая раненое плечо. ЖЕРАР: Но был еще один. Такой светленький парень, с элегантной бородкой. Где он? Крик Даниэля за сценой: «Сволочи, ублюдки, пся крев!» ВЛАДИМИР: Он псих! Куда его несет? ЖЕРАР: Они его схватят! ВЛАДИМИР (пересчитывая патроны в обойме): Черт с ним! Если ему так хочется... ВАХТАНГ: Зачем так говоришь, батоно? Как это – черт с ним? Разве так можно? Эй! Стой! (Спешит на помощь к Даниэлю и скрывается за сценой.) ЖЕРАР: Твой итальянец – тоже русский? ВЛАДИМИР: Советский. Грузин. Слышен шум отъезжающих машин. ЖЕРАР: Немцы уехали. Им не до нас. Пошли искать тех двоих. ВЛАДИМИР: Да вот они! Появляются Даниэль и Вахтанг. Куртка грузина пропитана кровью. Даниэль бормочет молитву. ДАНИЭЛЬ: Dominus vobiscum et cum spiritu Tuo. Господи, прими с миром души усопших... (Наклоняется над одним из мертвых.) Збышек! Збышек, вставай! Не бойся, они ушли. Збышек, ты слышишь меня? Они ушли, лайдаки, пся крев. Збышек, ты свободен, ты вернешься в свой Вроцлав, увидишь мать. Отчего же ты не поднимаешься, Збышек? Именем Господа повелеваю тебе, встань! Мы свободны! Мы поедем домой! (Догадывается, что разговаривает с мертвецом.) Господи, не прощай им! За что, Боже милостивый, за что-о!? Никогда не прощай!! Мы будем жить, Збышек! Этим ублюдкам назло! Жи-и-ить, Збышек! Жи-и-ить! Даниэль падает, катается в пыли. Происходящее с ним напоминает эпилептический припадок. ЖЕРАР: Успокойся, малыш, приди в себя... Нож! Владимир снимает кинжал с пояса убитого эсэсовца. Отдает Жерару. Жерар, не вынимая кинжала из ножен, вставляет его между зубами Даниэля. ЖЕРАР: Старинное средство. Иначе он прикусит себе язык. ВАХТАНГ: У немца на поясе индивидуальный пакет. Пожалуйста возьми, друг! Владимир снимает с пояса пакет, осторожно разрезает кинжалом, который подал ему Жерар, рукав куртки Вахтанга, снимает ее с него и умело бинтует. ВЛАДИМИР: Они тебе в мякоть влепили две пули, если не больше. Хреново! Очень больно? ВАХТАНГ: Мужчина должен терпеть боль! ЖЕРАР (осмотрев Даниэля): Он совсем плох. ВЛАДИМИР: Нужен врач! (К Вахтангу.) Тебя как зовут, кацо? ВАХТАНГ: Вахтанг меня зовут. ВЛАДИМИР: Твоя куртка никуда не годится. Надень пока... (Начинает стягивать с убитого немца китель.) ВАХТАНГ: Ни за что. Голым пойду – эту дрянь не надену! ВЛАДИМИР: Вольному – воля. А я надену. (Жерару): Твои предложения? ЖЕРАР: Из любой ситуации есть выход. Помнишь, как нас гнали на завод? В стороне большое имение... Фольварк или что-то в этом роде, помнишь? ВЛАДИМИР: Припоминаю. ЖЕРАР: Это недалеко... Там и еду достанем... и одежду, и какие-нибудь лекарства... Боши драпают, значит, в имении никого нет. ВЛАДИМИР: А как с ним быть? (Указывает на Даниэля.) Мы его не донесем... Он тяжелый... А у меня ноги дрожат... ЖЕРАР: Положись на меня, парень. Я его дотащу. Держи. (Протягивает Владимиру Библию, которая выпала из руки Даниэля.) Поляки в лагере называли его ксендзом. Выходит, он священник. Кюре. Священника бросать грех. Он всю жизнь печется о наших душах. ВАХТАНГ: Священника нельзя, а просто человека можно, да? ЖЕРАР: Ты понял? Значит, понимаешь по-немецки? Отчего не говоришь? ВАХТАНГ: Не хочу говорить на их языке! ЖЕРАР (Владимиру): Что он сказал? ВЛАДИМИР: Он сказал, что не желает говорить по-немецки. ЖЕРАР (Вахтангу): Парле ву франсе? Ду ю спик инглиш? Парлато италиано? Хабло кастильяно? Вахтанг отрицательно качает головой. ВЛАДИМИР: Эх, кацо! Чему тебя в школе учили? Выучил бы хоть один язык – сейчас пригодилось бы! ВАХТАНГ: Он пять языков знает! Ему это помогло, да? ВЛАДИМИР: Ничего не поделаешь, Жерар! Он будет говорить по-русски, а я для вас с ксендзом буду переводить на немецкий. ВАХТАНГ: Я могу говорить по-грузински. ВЛАДИМИР: Но тогда я не смогу переводить... Световая вырубка. Старший лейтенант Федотов и его разведрота. Штаб дивизии. ФЕДОТОВ: Разрешите доложить, товарищ полковник. В 4.18 мы высадились на плацдарме. Передав генералов группе обеспечения во главе с начальником разведки дивизии майором Елагиным, я оставил у места высадки двух бойцов с ручным пулеметом для их охраны, а сам продолжил выполнять задание по взятию «языка». При взятии языка особо отличился ефрейтор Лисенков. КИРИЛЛОВ: Ты, старлей, немецким владеешь лучше меня. Что за птица этот наблюдатель? ФЕДОТОВ: В солдатской книжке сказано: унтер-офицер 78-й штурмовой дивизии Альберт Клумп. КИРИЛЛОВ: 78-й? С ней мы еще дела не имели! Значит, на смену потрепанным частям немцы перебрасывают сюда свежие. Что еще обнаружено при нем? ФЕДОТОВ: Членский билет нацистской партии. Был спрятан в сапоге. СЕРГЕЕВ: Ах ты, гнида фашистская! (Замахивается на пленного.) КИРИЛЛОВ: А теперь, Сергеев, выйди! А ты, Федотов, займись предварительным потрошением. Чтобы все как у людей: злой следователь и добрый. Федотов рассматривает взятые у немца фотографии семьи и католический молитвенник. ФЕДОТОВ: Вундербар! Дас ист дайне фамилие? ПЛЕННЫЙ: Яволь, херр официр! Майне фрау унд цвай киндерн. ФЕДОТОВ: Ваша жена просто красавица! Завидую! Она, случайно, не русская? Странно, такие красивые женщины бывают только в России! А дети... Малышка просто очаровательна. А парень весь в отца. Мне было бы жаль, если бы ваша жена стала вдовой, а дети сиротами. Но я могу кое-что для вас устроить. Только это между нами, обещаете? Вы католик, а моя бабушка немка и притом католичка. В Германии Гитлер преследует католиков, а у нас им симпатизируют, ведь наши союзники поляки и французы – католики. И вас могут пожалеть. Но все в ваших руках. Скоро с вами будут беседовать наши офицеры из контрразведки, она называется «Смерш», «Смерть шпионам», но вы ведь не шпион, правда? Будьте с ними полностью откровенны, и война для вас закончена и ничего вам не грозит. Возвращаю вам ваш молитвенник, семейные фото, часы и зажигалку. ПЛЕННЫЙ: Херр официр! Прошу вас принять от меня на память часы. Айн сувенир! ФЕДОТОВ: Найн! Никаких сувениров. Офицер Красной Армии не мародер! Говорите правду, и у вас все будет хорошо. КИРИЛЛОВ: Отвести пленного в блиндаж командующего. Пленного уводят. ПЛЕННЫЙ (Федотову): Херр официр, вы дали слово – все будет хорошо? КИРИЛЛОВ: Федотов! Приказ Главпура: провести беседу с бойцами по директиве о гуманном обращении с немецким населением! ФЕДОТОВ: Есть, товарищ полковник! Ползет телеграфная лента. ПОЛИТДОНЕСЕНИЕ Сержант Павлов в разговоре с бойцами рассказал: «Вчера захожу я в один дом, смотрю – сидит пожилая немка с тремя пацанами, глядят испуганно.Дал я им сахару. Они с жадностью накинулись на него, настолько голодны. А, сволочи, - подумал я, - не стало нашего украинского хлеба – зубами щелкаете. Гады они смертельные, а детей жалко, хоть они и немецкого отродья». Капитан Романенков показал: «Мы с командиром батареи тов.Приходько находились в доме, в другой комнате сидели 2 немки и разговаривали. Вдруг врывается какой-то старший летенант с пистолетом в руках, бросается к немке, хватает ее за грудь и толкает на пол, и пока мы поняли, в чем дело, он двумя выстрелами убил немку. Мы хотели его задержать, но он, сказав: «Будут помнить, как в моих солдат стрелять», выскочил вон и скрылся». Заведующий клубом 241-го отдельного батальона химзащиты младший лейтенант Заренков, находясь в нетрезвом состоянии, учинил насилие над немками, причем 20-летнюю немку отдал пьяным красноармейцам, а 15-летнюю Шарайн Гертруду изнасиловал лично. Факт грубого насилия над немками не отрицает. Каптер 4-й батареи ефрейтор Илляшевич заявил: «Почему не разрешают иметь половые сношения с немками, ведь немецкие солдаты насиловали наших женщин!» Красноармеец Чаплыгин, повар: «Надо сурово карать за коллективное изнасилование. В Германии голод, и немки сами охотно будут отдавать себя за хлеб. Таким образом связь с немками может быть и без изнасилования». Красноармеец Дубцов (пересыльный пункт): «Коллективного насилия допускать не следует, но одиночную связь запрещать нельзя. У меня брат без ноги. Он инвалид Отечественной войны. Я приеду к нему после войны. Он меня спросит: попробовал ли ты немок? Как же я ему, инвалиду, скажу, что боялся это сделать? Какой позор будет для меня в деревне. Все немки развратны. Они ничего не имеют против того, чтобы с ними спали, но спать должен один. И по согласию.» Партийно-политическим аппаратом разъяснено, что эти взгляды неправильные, и это может привести к нехорошим последствиям. ФОЛЬВАРК Из рассеянного света появляются наши четверо героев. Жерар волочит на спине Даниэля. Тот, не приходя в сознание, бормочет: «Збышек! Мы идем домой,Збышек!». Жерар останавливается. Вахтанг обрывком рубахи утирает пот, катящийся с его лица. ВЛАДИМИР: Давай, я понесу! Ты сейчас свалишься! Вахтанг, держи стволы! Отдает Вахтангу автоматы. Жерар перекладывает Даниэля на подставленную спину Владимира. Тот слегка крякает, согнувшись от тяжести. ВАХТАНГ: Тяжело, да? ВЛАДИМИР: Ни хрена! Мы, русские, ко всему привычные! Уж сколько дряни вынесли на своих спинах – как после этого хорошего человека не унести! ЖЕРАР: А это что? Дорожный указатель? Вроде, не было его тут? Перед ними возникает белый прямоугольник (типа демонстрационной доски). Звучит электронная музыка. Все становится как будто не вполне реальным. Даниэль приходит в себя. Свет ложится так, что видны только лица. Одежда «растворяется» в тьме. Это теперь и беглецы, и как бы их «вторые Я». ВЛАДИМИР: Что это? Сейчас увидим! Касается доски рукой. На ней проступает надпись ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ. 25.01.38 – 25.07.80 ВАХТАНГ: Что это значит? ВЛАДИМИР: Что? Ничего особенного. (Берет с края доски фломастер и вертикальной чертой рассекает слово «Влади / Мир».) Мир – это то, чего мы ждали все эти годы! Это когда в тебя никто не стреляет, когда ты в полный рост можешь распрямиться и идти по улице – и никакая сволочь не потребует предъявить документы. Мир – это те самые три буквы, которые наши дети пишут на стенах. ВАХТАНГ: Они и другие три буквы пишут. ВЛАДИМИР: Не порть песню, кацо! Миру – мир. Понимаешь, Жерар: мир – это вселенная, и мир – это не-война. ЖЕРАР: Понимаю. Welt - и Frieden. ВЛАДИМИР: Нам нужен мир. ДАНИЭЛЬ: Весь? ВЛАДИМИР: Не понял. ДАНИЭЛЬ: Гитлеру был нужен весь мир. И вашему Сталину – тоже. Вы хотите, чтобы вся Европа жила по вашему образцу. Освобождаете – чтобы превратить в своих сателлитов. ВЛАДИМИР: Уймись, чудак-человек! Никто тебя не заставляет жить по-нашему образцу. Живи, как хочешь! Служи своему католическому Богу! Попутного тебе ветра! Может, со временем кардиналом станешь, а то и Папой. Мне лестно будет внукам рассказывать, как я в молодости с самим будущим Папой Римским корешился и на закорках его тащил. Только ведь не поверят пацаны. Скажут: «Ну и здоров ты врать, дедуля!» А супруга моя любимая добавит: «Ты, Володька, всегда был врун, болтун, и хохотун». Ну что, Ваше Высокопреосвященство? Конфликт исчерпан?... Даниэль нехотя кивает. ЖЕРАР: А Влади что значит? ВЛАДИМИР: А это лет через двадцать самая популярная ваша кинозвезда будет. Русская, между прочим, по происхождению. Отец ее эмигрант, дворянин, белая кость. Пилот, как и я, только он у белых служил, а я, как видишь, в Красной Армии. И сыграет она лесную красавицу-колдунью, и влюбится в нее, принцессу, один паренек из тридевятого царства, и такое они закрутят, что весь мир ахнет! ЖЕРАР: Ну и фантазия у тебя, парень! Покруче, чем у Шарля Перро. А что означает: Высоцкий? И числа под фамилией? ВЛАДИМИР: А ничего не означает! Не бери в голову, старина! Меньше знаешь – лучше спишь.... Снова электронная музыка. В луче прожектора – лицо одного Владимира. ВЛАДИМИР: Не знаю, отчего, в моем мозгу крутятся строки, словно из чьих-то стихов: «Занозы не оставил Будапешт, и Прага сердце мне не разорвала». При чем Будапешт, при чем Прага? Мы тут в сердце Европы, но ближе всего к нам Вена... И еще чудится: стадион, толпа народу... и еще одна толпа, но на улице, молчаливая, скорбная, словно по покойнику... И обещание каких-то перемен, висящее в горячем застывшем воздухе... Перемен, которыe я никогда не полюблю... Освещение меняется. Четверка беглецов во дворе фольварка. Видны каменная ограда имения, чугунные, узорчатые решетки, за которыми - подстриженные газоны. Торчит передок шикарной автомашины Maybach SW38. Владимир прислоняет Даниэля к стене, берет автомат, передергивает затвор. ВЛАДИМИР: Побудьте здесь... Я посмотрю, кто там есть. Идет к машине. Навстречу немецкий солдат, шофер, в обеих руках – канистры. Немец роняет канистры, но видя, что на незнакомце – мундир СС, облегченно взыхает. НЕМЕЦ: Ты откуда? С фронта? ВЛАДИМИР: С того света, паскуда! (Стреляет. Немец падает. Владимир обходит здание, заглядывает в окна. Подтянувшись, влезает в окно.) Эй, братва! Заходи! Чувствуйте себя как дома, однако помните, что вы гости! А ну-ка поглядим, что тут для нас приготовили! (Раздергивает шторы. Оказывается – он в столовой. Виден портрет фюрера.) Ребята, вали сюда! Тут навалом жратвы! Входят Вахтанг и Жерар. ВЛАДИМИР: А ксендз где? ЖЕРАР: Я положил его на диване... в гостиной... Хорошо бы вызвать врача. Посмотрим, чем боши питаются. О, мясо! Холодное! Обожаю холодное мясо. (Жадно начинает есть.) Ребята, вы в Париже бывали? ВАХТАНГ: Отец был. Студентом. Еще при царе. ВЛАДИМИР: Где уж нам, лапотным! ЖЕРАР: Скоро мир, все переменится. Границы только так, для порядка. Езжай куда хочешь! Парни, говорю вам, непременно побывайте в Париже! Не зря говорят: увидеть Париж и умереть. А какие там кафе. Весной садишься в плетеное кресло, над столиком огромный зонт – от солнца. Гарсон подносит тебе огромное деревянное блюдо с холодным мясом всех сортов. И сыр. И вина... А вино тут есть, a propos? ВЛАДИМИР: Гляди, какие плакатики тут развешаны! „Gut gekaut ist halb verolaut“- «Хорошо прожевал – наполовину проглотил». ЖЕРАР: Я так голоден, что готов все это проглотить, не пережевывая! ВЛАДИМИР: А вот еще! “Nach dem Essen sillest du Stehen oder tausend Schritten gehen“. «После еды ты должен постоять или пройти тысячу шагов». Это наверно чтобы не толстеть. Прими к сведению, Жерар, ты у нас мужик крупный, даром что из лагеря. ЖЕРАР: У нас в семье все такие. Покойный папа весил 130 кило. И никакие диеты нам не помогают... Постой, а на этой салфеточке что написано? «Не хлебом единым будет жить человек, но также мясом и вином». Ну до чего же организованный народ эти боши. На все у них есть полезная рекомендация! Не будь они погаными фашистами, им бы цены не было! Пошли поглядим, где у них вино! ВЛАДИМИР: Вина тебе? Отравиться не боишься? ЖЕРАР: Не тот случай. Боши слишком поспешно драпали отсюда. ВЛАДИМИР: Рисковый ты парень, Жерар! ЖЕРАР: Был у Наполеона такой маршал, Ланн. Из кавалеристов. Его любимой присказкой было: «Гусар, которого не убили в тридцать лет, не гусарь, а дрянь!». ВАХТАНГ: И сколько он прожил, твой маршал? ЖЕРАР (конфузливо): Сорок. Зато пал на поле боя. От русского ядра. ВЛАДИМИР: У нас тоже замполит знал эту присказку. Повторял: «Истребитель, который не погиб до тридцати, не истребитель, а фуфло!» ЖЕРАР: В каком возрасте он погиб? ВЛАДИМИР: А он и по сей день жив, если шальной бомбой не накрыло. Он не летал. Он только партполитработу среди нас проводил. ЖЕРАР: О, понимаю! Комиссар! ВЛАДИМИР: Точно! Знаешь, в чем разница между командиром и комиссаром? Командир говорит: делай, как я. А комиссар: делай, как я приказываю! ЖЕРАР: Лишний офицер? Зачем! Платить ему жалование, мундир шить? Вы, русские, слишком широкие натуры. Мы привыкли считать деньги, у нас таких комиссаров нет. А вино где? Владимир выволакивает из угла ящик с вином, достает бутылку, смотрит этикетку. ВЛАДИМИР: Мозельское! Хрен с ним, нехай будет мозельское! (Отбивает горлышко, пьет.) ЖЕРАР: У тебя ловко выходит! (берет другую бутылку, отбивает горляшко, пьет.) Тьфу ты, дьявол, я порезал себе губу. (Сплевывает.) ВЛАДИМИР: Вахтанг, а ты будешь? Правда, это тебе не гурджаани, но с голодухи и бензин пить научишься. ВАХТАНГ: Спасибо, не хочу. ЖЕРАР: Вахтанг, а ты откуда родом? ВАХТАНГ: Тбилиси, слышал? ВЛАДИМИР: Он из Тбилиси, это главный город Грузии. ЖЕРАР: Первый раз слышу. Это где? ВАХТАНГ: А еще считает себя культурным человеком, вах! Я про его Париж слышал, а он про мой Тбилиси не слышал. Чему вас в школе учат? (Снисхoдительно цокает языком.) ВЛАДИМИР: Как наш больной? Вахтанг, погляди. Вахтанг выходит. ВЛАДИМИР (растягиваясь на диване): Эх, хорошо! Кажется, я слегка почувствовал себя человеком. ВАХТАНГ (поспешно возвращаясь): Плохо! Бредит! Доктора надо! ЖЕРАР: Где тут телефон? (Оглядывает комнату, находит телефон, крутит рукоятку.) Алло, фройляйн! Дайте врача! Какого? Любого, только хорошего. Доктор Моргенштерн? Да, подойдет... (К своим). Моргенштерн. Фамилия похожа на еврейскую. Евреи хорошие врачи... ВЛАДИМИР: Какие евреи? Гитлер их всех порешил! Обыкновенная немецкая фамилия. Звони! ЖЕРАР: Доктора Моргенштерна прошу! А вы кто? Сестра? Слушайте, сестра, у нас один тяжело больной и один раненый. Где мы? Имение? Как называется? Чье? ВЛАДИМИР: А хрен его знает, как называется. Считай – теперь оно наше. Давай ориентир – в трех километрах к юго-западу от секретного военного завода. ЖЕРАР: Секретный подземный завод знаете? Три километра к юго-западу. Да, по горной дороге. И поскорее! И медсестру. ВЛАДИМИР: Лучше трех. И покрасивее. ВАХТАНГ: Двух. Мне не надо. ВЛАДИМИР: Двух. ЖЕРАР: Двух. Что? Свободна только одна? Давайте одну! Неожиданно начинает работать телеграфный аппарат, стоящий в углу. Жерар подходит, держит в руках ленту. Внимательно читает. Затем подбегает к Владимиру и ладонью бьет его по спине, сгребает в объятия и поднимает. ВЛАДИМИР: С ума сошел? ЖЕРАР: Сейчас ты сам сойдешь с ума! От радости. Ваши взяли Берлин! Гитлер – как там написано – завещал германскому народу сопротивляться до конца, а сам сдох! Еще чуть-чуть и войне крышка! ВАХТАНГ: Что? Владимир обнимает Вахтанга, тот охает от боли, но тут же расцветает. ВАХТАНГ: Наши в Берлине, да? ВЛАДИМИР: Наши, Вахтанг! Наши взяли, мама родная, мамочка моя милая - наши, будь они все прокляты! Наши! ЖЕРАР: Виват, Владимир! Виват...прости, как тебя...? ВЛАДИМИР: Вахтанг его зовут, Вах – танг. Вах – это восклицание, выражающее восторг, удивление, в общем, любую сильную эмоцию. ВАХТАНГ (утвердительно): Вах! ВЛАДИМИР: А что такое танк, тебе известно. ЖЕРАР: Сон монтюр. Без сомнения. Виват Вах..танг! (Идет к стоящему в углу патефону, роется в куче пластинок, ставит танго. К Владимиру.) Мадемуазель, пермете ву ангаже? Они танцуют. Вахтанг стоит лицом к залу, в глазах у него слезы. Даниэль, до того лежавший без сознания, очнулся. Стонет. ЖЕРАР: Мерде! Где этот чертов лекарь, хотелось бы знать! ВЛАДИМИР (выхватывая из-за пояса пистолет, стреляет в потолок.): - Даешь Берлин! Жерар! Вахтанг! Поехали в Берлин! Желаю посмотреть, как фашистюги будут нам кланяться! Даниэль осматривается вокруг. ДАНИЭЛЬ: Где я? ЖЕРАР: Берлин взяли! Русские взяли Берлин! Эй, мсье кюре! Ты в самом деле священник? ДАНИЭЛЬ: Я учился на богословском факультете. А становиться ксендзом или нет – пока не решил. (Даниэль во время разговора выстругивает из дерева крестик, продевает в него шнурок и вешает на шею.) ЖЕРАР: Понимаю! Обет безбрачия – это тяжко! Но почему тебя называли ксендзом, парень? ДАНИЭЛЬ: Зовите меня Даниэль. А называли меня так потому, что Библия всегда при мне. И я знаю все обряды. Конечно, грех... но пусть лучше умирающий покинет этот мир с легкой душой, а его грех я возьму на себя... ЖЕРАР: Так ты кто? Солдат? ДАНИЭЛЬ: Не успел. Я цивильный. Меня загребли за Варшавское восстание. ЖЕРАР: А я механик. Что хочешь – соберу, что хочешь – разберу. За это и угодил на подземный завод. ВЛАДИМИР: А я летчик. Истребитель. А ты, Вахтанг, кто? ВАХТАНГ: Пехота. Царица полей. Ротный. ВЛАДИМИР: Старлей? Или до капитана дослужился? ВАХТАНГ: Старлей. ЖЕРАР: Веселая у нас подобралась компания. Слышен шум мотора. На сцене появляются сухонький старичок с докторским саквояжем и блондинка в белом халате. Владимир наводит на них автомат. ВАХТАНГ : С ума сошел, да? Это доктор! Доктор наклоняется над убитым немецким солдатом, щупает пульс. ДОКТОР: Ему наша помощь уже не нужна. Идемте, сестра Магда! МАГДА: Доктор Моргенштерн, я боюсь! ДОКТОР: Боитесь! Чушь! Нас вызвали – мы здесь! ВЛАДИМИР: Доктор, сюда! Больные ждут вас вон там. Двое. Если не поможешь... (Выразительно поводит стволом автомата, передергивает затвор.) ДОКТОР: Молодой человек, мне не надо ничего объяснять. И не играйте с оружием: оно может случайно выстрелить, и вы останетесь без медицинской помощи. (Заметив, что Вахтанг в крови, направляется к нему.) ВАХТАНГ: Сначала – ему! (Показывает на Даниэля). ДОКТОР: Сестра Магда! Подайте стетоскоп и тонометр. Магда повинуется. Доктор слушает сердце Даниэля, мерит давление. Жерар и Владимир переглядываются, показывая друг другу на Магду: мол, классная девка! Магда замечает эти взгляды, саквояжик падает на пол. ДОКТОР: Спокойнее, сестра Магда! Шприц. Надо вскипятить шприц. МАГДА (достает из саквояжа плоскую металлическую коробку с шприцем): Где у вас плита? ЖЕРАР: Я вас провожу, мадемуазель. И не бойтесь, французы – самая галантная нация в мире. Доктор разматывает бинты, осматривает рану Вахтанга. ДОКТОР: Надо промыть рану. ВЛАДИМИР: Шнапса мы не нашли. Вино годится? ДОКТОР: Вы русский, молодой человек? ВЛАДИМИР: Да. А ты откуда знаешь? ДОКТОР: Только русские так охотно импровизируют первыми попавшимися средствами. Благодарю, при мне медицинский спирт. Для наружного употребления, подчеркиваю. Вас это количество все равно не устроит. Владимир, положив на колени автомат, следит за доктором. Вахтанг стонет. Владимир вскакивает с места. Вахтанг здоровой рукой показывает ему: все в порядке. ВЛАДИМИР: Ты знаешь, морда, что русские взяли Берлин? ДОКТОР: Слышал. По радио. ВЛАДИМИР: Фюрер сдох. Войне скоро конец! Слышишь? Вам будет крышка! Всей немчуре! Крышка! ДОКТОР: Лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Молодой человек, прошу вас, не отвлекайте меня посторонними разговорами. Все, что не имеет отношения к делу – после работы. Ему надо удалить пули. Достаньте, пожалуйста, из саквояжа щипцы – вроде ножниц, но с изогнутыми концами. И скальпель. Владимир достает инструменты. Возвращаются Жерар и Магда. Жерар показывает Владимиру на Магду и улыбается, подняв большой палец. Они переглядываются. ДОКТОР: Это тоже вскипятить! Шприц! (Достает ампулу с лекарством, закатывает рукав Даниэлю, делает ему укол.) Скоро ему станет лучше. Организм истощен. Немного вина и покой – и он встанет на ноги. ВЛАДИМИР: Покой нам только снится! Возвращается Магда с прокипяченными щипцами и скальпелем. Доктор протирает руки ваткой со спиртом, берет инструменты. ДОКТОР: Терпите. Будет больно! Вахтанг усмехается. Доктор начинает извлекать пули. По лицу Вахтанга видно, что ему очень больно, но он терпит. ЖЕРАР: Грузия. Все равно не знаю. Это страна или государство? ВЛАДИМИР: Была страна. Было государство. Теперь это одна из советских республик. Самый веселый барак в нашем лагере! Не бери в голову, Жерар, механику совсем не обязательно знать, что такое Грузия. Хотя... Вот, к примеру, наш Верховный Главнокомандующий товарищ Сталин – грузин. ЖЕРАР: Оляля! И Вахтанг – грузин? ВЛАДИМИР: Конечно! ЖЕРАР: Тогда они оба – великие люди. Виват, господин маршал Сталин! Виват, господин старший лейтенант Вахтанг! Вотр сантэ! Жерар пьет из горлышка. У Вахтанга от этого тоста перекашивается лицо, он невольно дергается. Врач выдергивает пулю, она падает на пол, за ней вторая. Жерар поднимает пули, кладет на ладонь, протягивает Вахтангу. ЖЕРАР: Вахтанг, ты должен взять это на память! ВАХТАНГ: Спасибо, доктор! Извините, если что! ДОКТОР: Я привык! ВЛАДИМИР: Сейчас-то вы все, немчура, смирненькие! Привыкайте, если не получилось с покорением Европы! ДОКТОР: Молодой человек, вы по-немецки только говорите, или читать тоже умеете? Если умеете, у меня есть для вас кое-что любопытное... Протягивает ему бумажку. Тот читает... Родственнику и наследнику изменника родины барона Манфреда фон Арнима доктору медицины г-ну Якобу Моргенштерну. Счет за расходы по судебному делу Манфреда фон Арнима, осужденного за участие в заговоре против фюрера и Великогерманского рейха. Выполнение смертной казни – 300. Транспортные расходы – 5.70. Почтовые расходы – 0.13. Стоимость содержания в тюрьме Моабит за 72 дня по 1.50 - 108. Порто – 0.12 Итого – 413.85. Надлежащую сумму Вам предлагается внести в Судебную кассу Моабит в течение недели. Касса открыта в рабочие дни с 9 до 13. Уплачено. Подпись. Печать. ВЛАДИМИР: Кто этот Манфред фон Арним? ДОКТОР: Бывший владелец этого поместья, в котором вы так непринужденно расположились; барон и подполковник вермахта. В первую мировую войну мой отец, хирург, как и я, лечил его отца. Тот был ранен в ногу, начиналась гангрена, ногу хотели ампутировать, но отец сумел предотвратить ампутацию. Генерал фон Арним с тех пор считал его своим спасителем. Между прочим, мой отец имел от кайзера крест «За заслуги». Отец был большим германским патриотом; его не смущало, что он еврей – впрочем, тогда в документах писали: «германец Моисеева вероучения». Моя мать была католичкой, смешанный брак; когда Гитлер пришел к власти, отца, слава Богу, уже не было в живых, мать поступила, как многие женщины, спасавшие своих детей. Заявила, что я – не от мужа; престарелый генерал фон Арним подтвердил факт супружеской измены, получилось, что мы с его сыном Манфредом – единокровные... Генерал умер до войны; сын пошел по стопам отца, в их семье все мужчины были военными. Семья Манфреда погибла от английской бомбы, я считался самым близким его родственником. В 44-м Манфред участвовал в заговоре против Гитлера, был схвачен и казнен в тюрьме Моабит. Мне как родственнику прислали счет. Я оплатил его – и с тех пор ношу эту бумажку как память... при себе... А поместье конфисковано для нужд рейха. ВЛАДИМИР: Ну хорошо, доктор, вы не нацист. Но ведь каждый, кто не сопротивлялся, в ответе за то, что делало его государство! ДОКТОР: Не будем спорить. Только вспомните, что Германия прошла через глубочайшее национальное унижение – и это привело Гитлера к власти. Не дай Бог вашей стране испытать подобное унижение. ВЛАДИМИР: Россия никогда не проигрывала войны! Ни с Наполеоном, ни с Гитлером! ДОКТОР: Ах, молодой человек, войны войнами, а империи порою рушатся без видимых причин. От собственной тяжести. Когда в стране слишком много национальностей, неизвестно, кого изберут жертвой, только поверьте: любой нацизм отвратителен. Не дай Бог вам и вашим детям почувствовать это на собственной шкуре! С улицы вновь слышны звуки моторов, голоса людей, отрывистые команды. ЖЕРАР (подбегая к окну): Немцы! Ну, мы влипли! ВАХТАНГ: Помоги зарядить! (Берет автомат одной рукой, протягивает Владимиру.) ВЛАДИМИР: Не бойся, мы их разделаем под орех! ДОКТОР: Молодой человек, вы желаете стать самоубийцей? Уходите наверх! Все! Я сам с ними поговорю! ЖЕРАР: На всякий случай, девушку мы забираем с собой. И без фокусов, доктор! Ваш рассказ растрогал нас, но не до такой степени, чтобы мы поверили на слово! Магда помогает Даниэлю подняться наверх. Жерар тащит взбешенного Владимира. Вахтанг идет последним, прикрывая отход. ВЛАДИМИР: Трусы! Вас в лагере сделали такими! Я покажу вам, как умирают советские офицеры! Вахтанг, огонь! Жерару ничего не остается, как «вырубить» Владимира на время. Тот падает на пол. Внизу открывается дверь, входит эсэсовский офицер. ОФИЦЕР: Доктор Моргенштерн, вы? Почему убитый ефрейтор у подъезда? ДОКТОР: Меня вызвали сюда, гауптштурмфюрер! Когда я приехал, уже никого не было. ОФИЦЕР: У нас есть раненые! Доктор, вы едете с нами! Американцы скоро будут здесь! Торопитесь! Химмельдоннерветтер! Вина бы! ДОКТОР: Вот ящик мозельского. ОФИЦЕР: Черт возьми, на свете еще где-то осталось мозельское! Помогайте, доктор! Беритесь за тот край! Живо, черт побери! ДОКТОР: Я должен взять свои инструменты! ОФИЦЕР: Тоже правильно! Да вы мне и не помощник, слишком хилый! (Кричит во двор.) Шарфюрер Цобель! Рядовой Ланге! Ко мне! Вбегают двое эсэсовцев, становятся по стойке смирно. Парни, это наш последний трофей в великой войне! Взять ящик! Погрузить в мою машину! СОЛДАТЫ: Цум бефель, гауптштурмфюрер! (Выносят ящик.) ОФИЦЕР: Доктор, за мной! Шевелитесь, черт возьми! Выходят. Наша четверка и медсестра остаются в поместье одни. ДАНИЭЛЬ: Уехали! ЖЕРАР: Нет, вы только поглядите! (Указывает на Владимира.) Спит, как ни в чем не бывало! Эй, Владимир, проснись. (Трясет его.) ВЛАДИМИР (садится на полу, протирает глаза. Трет скулу.) Черт возьми, после контузии я время от времени теряю сознание. И челюсть болит. Я об что-то ударился, вроде. Интересно, обо что? ЖЕРАР: Обо что надо, о то и ударился. ДАНИЭЛЬ: Мы были на волосок от смерти. ВЛАДИМИР: Мы каждый день на волосок от смерти. Привыкли! ВАХТАНГ: А доктор-то человек! ВЛАДИМИР: Только не нравится мне его пророчество. ДАНИЭЛЬ (про себя): Пророчества могут сбываться, а могут и не сбываться. Все в руце Господней! ЖЕРАР: Вас как зовут, мадемуазель? МАГДА: Магда. ЖЕРАР: Как вы полагаете, Магда, если наших больных полюбит хорошенькая девушка - им ведь еще быстрее станет хорошо, не так ли? Магда молчит. ЖЕРАР: А вдруг им опять станет плохо? А они, как никто, нуждаются в добрых словах и утешении. А кто может лучше утешить, как не хорошенькая девушка? Вы меня понимаете, мадемуазель Магда? Владимир поднимается с места. Кладет на стол автомат и обнимает Магду. ВЛАДИМИР: Она вся дрожит. Ты что, боишься нас? МАГДА: Нет, господа... Я уверена, что вы добрые, порядочные люди. ВЛАДИМИР: Ты права, мы самые порядочные люди на свете. Мы два года ишачили на твою проклятую великую Германию... И по приказу герра коменданта нас всех перестреляли, даже забыв сказать спасибо! Как тебе это нравится, киса? Ты должна отблагодарить нас, девочка! Он ее сильнее прижимает ее к себе, задирает на ней белый халат. МАГДА: Да, конечно, я понимаю... ВЛАДИМИР: Люблю понятливых! Кто первый? Как считаешь, Жерар? ЖЕРАР: Они! Они больные, им больше нужна женская ласка. Поглядите, мадемуазель, что я обнаружил в ванной! (Выкладывает на стол флакончики.) Коти, Шанель... Все это изготовлено в прекрасной Франции, моей родине, которую так беспардонно разграбили ваши соотечественники. И все это – в ванну. Эксклюзивно для вас, мадемуазель! ВЛАДИМИР (принюхиваясь): После таких ароматов хочется понюхать кусочек дерьма! ЖЕРАР: Ах, оставь! Мало дерьма ты нанюхался в лагере? Вперед, мадемуазель! Такие ванны готовят только королевам! МАГДА: Я не хочу! Пощадите, господа! (Переводит с одного на другого глаза затравленной лани.) У меня есть жених... ВЛАДИМИР: Истинный ариец, высокий голубоглазый блондин? Наверно, в СС служит? МАГДА: Ах нет! Он инвалид... потерял ногу на фронте. ВЛАДИМИР: Ах, какая жалость! Ты слышишь, Жерар! Ее жениху оторвало ногу... и кое-что еще, о чем не говорят. Мы вас утешим, фройлейн! МАГДА: Господа, умоляю, будьте великодушны! ВЛАДИМИР: Раздевайся, фря немецкая! Срывает в девушки халат. Магда стоит, обнаженная, прикрывая руками грудь и лоно. ЖЕРАР: Венера Медичи! Точно такая же поза! (Уходит в ванную.) Я пошел готовить ванну для мадемуазель. И никаких эксцессов, господа! Больные и раненые – в первую очередь! Вахтанг вскакивает с места и резким рывком за плечо поворачивает Владимира лицом к себе. ВЛАДИМИР: Терпи, кацо, твоя очередь подойдет! Вахтанг коротким точным ударом бьет его в ту же скулу. Владимир от удара садится на пол. ВАХТАНГ: Послушай, дорогой, некрасиво: женщина все-таки. ВЛАДИМИР: Ах так! Меня бить? Меня? Кавалера двух орденов Красной Звезды, сталинского сокола? За какую-то немецкую сучку! (Хватает автомат и наводит на Вахтанга.) ЖЕРАР (выскочив из ванной): Стой, Владимир! (Заслоняет Вахтанга, став между ними.) ВАХТАНГ: Послушай, сам жалеть будешь, стыдно будет! Магда кидается за диван, на котором лежит Даниэль. Поляк встает,заслоняет девушку своим телом. Мгновенно выхватывает из кармана пистолет. ДАНИЭЛЬ: Прежде, чем ты прикоснешься к ней, будешь иметь дело со мной. И учти, я не шучу. Они стоят, с ненавистью глядя друг на друга. Владимир переводит ствол автомата с Жерара на Даниэля. ДАНИЭЛЬ: Стреляй. Прямо в сердце! (Другой рукой держит Библию так, что она заслоняет ему грудь.) Пан Езус Кристус меня хранит. ВЛАДИМИР: Жалеете? Благородные? А как они нам нами издевались! Собаками травили! Забыли, да? ВАХТАНГ: Это женщина, пойми! ВЛАДИМИР: Это баба! И я не успокоюсь, пока не трахну ее! Владимир уже готов выстрелить, но Жерар ударом по руке выбивает автомат. Пуля попадает в потолок. Жерар сгребает Владимира в медвежьих объятиях. ЖЕРАР: Прекратить, господа! Сакреблё! Не хватало, чтобы мы перестреляли друг друга. Союзники, называются! ВЛАДИМИР: Пусти, слышишь! Пусти, гад, всех перестреляю! ВАХТАНГ: Отпусти его... Владимир оседает на пол, его глаза закрыты... Некоторое время сидит недвижно, затем открывает глаза и с недоумением озирается. ЖЕРАР: А он не...? ВАХТАНГ: Я с таким сталкивался. Это последствия контузии. Война навсегда обожгла его. ВЛАДИМИР (приходя в себя): Ну, ребята, вы даете... ВАХТАНГ: Извини, дорогой, я все понимаю! ВЛАДИМИР: Ни хера ты не понимаешь! Пойду, поищу еще вина... Световая вырубка. Штаб дивизии. Генерал Смирнов, полковник Кириллов, старший лейтенант Федотов. Вьется телеграфная лента. ГЕНЕРАЛ: Я тебя, Федотов, вызвал потому, что твоя разведрота меня особо беспокоит... на предмет соблюдения дисциплины. У тебя там личный состав... кто со снятой довоенной судимостью, кто вообще из искупивших кровью. ФЕДОТОВ: Воюют они нормально, товарищ генерал. Себя не жалеют. КИРИЛЛОВ: Ну и противника – тоже. ГЕНЕРАЛ: Пусть зарубят себе на носу... С мирным населением, особенно с женщинами, мы не воюем! А то начитались Эренбурга, Симонова... «Сколько раз ты видишь его, столько раз его и убей!». Пора другие песни слушать! КИРИЛЛОВ: Слушай, старлей! Вот засранцы! На всю нашy дивизию пятно поставили! Политдонесение О попытке немцев покончить самоубийством. В ночь на 29 апреля через деревню Мюленбек проходили наши части, где в одном из погребов военнослужащие обнаружили местных жителей – немцев... На другой день в этот погреб явился военнослужащий (часть и фамилия не установлены) и, угрожая оружием вывел из погреба немку Гельвиг Гизелу, 16 лет, и в квартире ее изнасиловал. Спустя некоторое время дпришел другой военнослужащий (установить часть и фамилию тоже не удалось) и захотел изнасиловать немку Гюфферт, Хельгу, 18 лет, но она следовать за ним отказалась. Тогда он взял немку Шупик Анну, 38 лет, и имел с ней половое сношение. Немцы, находившиеся в погребе, вспомнили гилеровскую пропаганду и посчитав, что их будут вешать, насиловать и никого, в том числе детей, в живых не оставят, решили покончить жизнь самоубийством. Отец семейства Леман Вальтер (42 года, рядовой фольшсштурмовец) предложил всем легкую и скорую смерть. Около 17 часов при помощи перочинного ножика они перерезали друг другу гортани и вены рук. ФЕДОТОВ: Погибли? ГЕНЕРАЛ: Нет. Наши бойцы случайно заглянули в погреб, немцев спасли... Слава Богу! А прибыл я сюда, чтобы довести до всего личного состава: мягкие приговора утверждать не буду. С согласия начальника СМЕРШ генерал-полковника Абакумова всем грабителям, мародерам, насильникам и убийцам буду требовать исключительную высшую меру. Расстрел перед строем. Твои орлы, Федотов, как себя ведут? ФЕДОТОВ: Товарищ генерал, случаев насилия над немцами не было. ГЕНЕРАЛ: А барахольства? ФЕДОТОВ: Лично не наблюдал. Хотя у отдельных бойцов замечал часы, золингеновские бритвы и прочую мелочь. Но как они разжились этим, не могу знать. Немцы иногда сами дарят. Сувениры. А личный состав к немцам относится с презрением, но сдержанно. КИРИЛЛОВ: Товарищ генерал, разрешите идти? ГЕНЕРАЛ: Разрешаю. А ты, Федотов, задержись. К тебе у меня личный вопрос.Да ты садись, в ногах правды нет. Коньяк пьешь? ФЕДОТОВ: Товарищ генерал, я вообще не пью. Предпочитаю компоты. Меня офицеры нашего полка так и прозвали: компот. ГЕНЕРАЛ: Ты со скольких лет на фронте? ФЕДОТОВ: С 17-ти товарищ генерал! ГЕНЕРАЛ: А если честно? ФЕДОТОВ: Честно. Почти... Мне до 17-ти восьми месяцев недоставало. ГЕНЕРАЛ: Обманул, значит, военкоматских? ФЕДОТОВ: Угрызений совести не чувствую, товарищ генерал. ГЕНЕРАЛ: Что не пьешь – хорошо! А если я прикажу?. Пригубить рюмку. Символически. ФЕДОТОВ: Приказ начальника – закон для подчиненного. ГЕНЕРАЛ: Службу знаешь! (Разливает коньяк в кружки – себе до краев, Федотову – на донышке.) В вашем полку служил лейтенант Смирнов, Виктор Алексеевич? ФЕДОТОВ: Так точно! Командовал взводом самоходных орудий СУ-76. Их еще называют «Прощай, Родина!» Погиб он, товарищ генерал. ГЕНЕРАЛ: А я – Смирнов Алексей Викторович. Отец его! Так что будем знакомы. ФЕДОТОВ: Витя не говорил, что его отец – генерал. ГЕНЕРАЛ: Он был воин, а не генеральский сынок. Пей, Федотов. За то, чтобы земля ему была пухом! Пьют. ГЕНЕРАЛ: У меня к тебе просьба. Я тут письмо написал командиру вашего полка. Увидеться с ним не смогу, через 15 минут отбываю в штаб фронта. Я прошу в письме подробно сообщить о последних часах жизни сына: где и когда он погиб, какие просьбы были высказаны им перед смертью и точное место его захоронения. Личных вещей сына, за исключением фотографий, писем и документов, прошу не высылать, а раздать его товарищам в полку, на память. О гибели сына моей жене не сообщать – я это сделаю сам... жүктеу/скачать 468 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|