Борис Тух венские каникулы по мотивам фрагментов из неосуществленного киносценария Владимира Высоцкого и Эдуарда Володарского «Венские каникулы»
жүктеу/скачать 468 Kb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- ПРЕДАТЕЛЬСТВО
ПЕВИЦА Ресторан в гостинице. Звучит музыка. На эстраде белокурая, в длинном серебристом платье с разрезом почти до пояса, певица. За столиками – офицеры оккупационных войск: русские, американцы, французы. Русские – это несчастный Военврач (при нем гитара с красным бантом) и еще двое; допустим, Федотов и Оперативник. Среди американцев выделяется майор МакЛири, в форме летчика, с множеством орденских планок. Идет застольная беседа. 1-й АМЕРИКАНЕЦ: Слышали, джентльмены, что сказал Черчилль? Он сказал: «Сталин совершил две ошибки». 2-й АМЕРИКАНЕЦ: Больше! 1-й АМЕРИКАНЕЦ: Нет, две! Показал Ивана Европе и показал Европу Ивану. 2-й АМЕРИКАНЕЦ: Как, говоришь? (Он уже сильно подвыпил и не вполне соображает. Загибает пальцы. ) Европе – Ивана и Европу – Ивану? МАКЛИРИ: Может, Черчилль прав, не спорю. Но я все равно не люблю англичан. Я – ирландец, джентльмены! Мои предки черт знает когда драпанули за океан от англичан, так за что мне их любить? Столик русских офицеров. ВОЕНВРАЧ: Музыка! Боже мой, я слушаю эту музыку, и никто не прерывает меня, не вешает на меня пропаганду вражеского искусства! Какое блаженство! ОПЕРАТИВНИК: Признайся, доктор, сильно труханул? ВОЕНВРАЧ: Конечно! А ваш генерал... Благородный он человек, вот что я вам скажу. Мог ведь отправить меня туда, куда Макар телят не гонял. ФЕДОТОВ: Твоего замполита бы отправить куда подальше! Гнида! На фронте такие боялись показаться на переднем крае: пуля им была обеспечена. И не немецкая, а своя. В бою не разберешь, а после боя кто станет допытываться? ВОЕНВРАЧ: А у меня радость! Замполита переводят. Решили, что в госпитале должны служить только медики. ОПЕРАТИВНИК: Куда его переводят? Я бы его в Забайкалье отправил, или в Туркестанский военный округ. Чтобы знал, почем фунт лиха! ВОЕНВРАЧ: Увы, не все наши желания сбываются. Переводят его в Львовское военно-политическое училище, преподавателем. ОПЕРАТИВНИК: Понятно. Дерьмо – оно всегда на поверхности остается. Снова столик американцев. МАКЛИРИ: Вы мне верьте, джентльмены, я знаю, что говорю. Я русских пилотов обучал летать на «Кобрах». Они как влезли в кабины наших машинок, так обалдели. Им такой комфорт и во сне не снился. Но усвоили что к чему быстро. А теперь вот англичан обучать буду... Посбиваю с них спесь. 1-й АМЕРИКАНЕЦ: Мак, а все же чьи пилоты лучше всех? МАКЛИРИ: Ждете, скажу: наши? Неет, парни, майор МакЛири всем режет правду-матку в лицо, хоть самому Айку. Лучшие асы были у немцев. Они по триста с лишним сбитых имели. А что мы, что англичане, что русские – рекорд где-то в районе шестидесяти. Но мы все равно их сделали! Так что выпьем за то, что мы их размазали по стенке и послали в глубокий нокаут! Пьют. В зале появляются наши герои. В элегантных костюмах. Жерар привычным жестом подзывает метрдотеля, вручает ему деньги, метр, раскланиваясь, ведет их к лучшему столику у эстрады, снимает табличку «резервировано», усаживает. ВЛАДИМИР: Гляньте, вон за тем столиком русские. Два капитана и старлей. Я бы наверно был уже майором... Или подполковником. ВАХТАНГ: Скажи спасибо, что еще живой. ЖЕРАР: И свободный человек. Гражданин мира. ДАНИЭЛЬ (мрачно): Грабитель и убийца. Не обижайся. Все мы такие. ВЛАДИМИР: Все мы одной веревочкой повязаны, не так ли? ЖЕРАР: Хотелось бы знать, куда она нас приведет. ВАХТАНГ: Боюсь, совсем не туда, куда мы хотим. ЖЕРАР: Бросьте грустить, господа! Поглядите-ка лучше на певичку! Она определенно ничего. Да гляньте же на нее, сукины дети! Певица заканчивает песню. Бурные аплодисменты. Французы бросают ей цветы и кричат «Браво! Эдит Пиаф, силь ву пле!» Американцы сворачивают доллары в комок и метко запускают на эстраду. Певица раскланивается. Посылает воздушные поцелуи. ДАНИЭЛЬ: Веселый народ австрийцы! Была война – не было войны, они веселятся и никаких гвоздей. Не то что мы... ВЛАДИМИР: Их еще жареный петух не клевал... Как ты думаешь, Жерар, у певицы хороший голос? ЖЕРАР: Замечательный! Не хуже, чем у Эдит Пиаф. А фигура! Как у греческой богини. (Подмигивает Даниэлю и Вахтангу.) ВАХТАНГ: Не знаю. Я видел греческих богинь только в музеях. По-моему, ничего особенного. У нас в Грузии девушки лучше. ДАНИЭЛЬ: Послушать тебя – так в Грузии все самое лучшее. Владимир встает и идет к эстраде. Останавливается перед ней. Смотрит на певицу. Их взгляды встречаются. ДАНИЭЛЬ: Кажется, мы снова влипнем в историю. ВЛАДИМИР: Скажите, фройляйн, а русские песни вы тоже знаете? ПЕВИЦА: О, немного. Совсем немного русских песен. ВЛАДИМИР: Какие? ПЕВИЦА: «Калитка»... «Гори, гори, моя звезда»... Но нет аккомпанемента. Оркестр их не играет. ВЛАДИМИР: Будет вам аккомпанемент. Благодарю вас, фройляйн! Возвращается к столику. ЖЕРАР: Ты договорился с пулеметной скоростью! ВЛАДИМИР: Эх, была бы гитара! Я знаю четыре аккорда. Я бы сыграл, а она спела бы «Калитку». ВАХТАНГ: Гитара есть. Вон там. (Указывает глазами на столик русских офицеров.) Но одной гитары мало. Надо еще фортепьяно. Я могу помочь. ВЛАДИМИР: Ты умеешь на фортепьяно? ВАХТАНГ: Я окончил консерваторию. ЖЕРАР: Ого! Даниэль, ты слышишь, он оказывается окончил консерваторию. Как ты думаешь, сколько еще талантов скрыто в этом грузине? ДАНИЭЛЬ: Даже не предполагаю. ВАХТАНГ: Я сейчас. (Идет к столику русских офицеров.) ДАНИЭЛЬ: По-моему, он напрасно это делает. ВАХТАНГ (подойдя к русским, с очень сильным акцентом): Господа... простите великодушно, товарищи... Мы с моим другом немножко умеем русские песни. Если вы дать нам гитара... Он с гитара, я с фортепьяно, она – вокал. Трио русский романс. Пожалуйста. ВОЕНВРАЧ: Только осторожно. Эта гитара – мой трофей. Все мои трофеи – гитара и пластинки. Моцарт, Бетховен, Шуберт... Вагнера конфисковали. (Всхлипывает.) ВАХТАНГ: Спасибо! Виват, победа! (Возвращается к своим.) Держи гитару. Попробуем на троих. ВЛАДИМИР: Только голос у меня... Для домашнего употребления. Если что, извини. ВАХТАНГ: Ничего, дорогой! Немцев не боялся, зачем тебе бояться сцены? Они подходят к эстраде. ВЛАДИМИР: Фройляйн, теперь мы готовы спеть с вами «Калитку». Владимир с гитарой садится на ступеньки эстрады, Вахтанг за пианино. Они начинают петь. Во время исполнения певица спускается по ступенькам, садится рядом с Владимиром и обнимает его за плечо. Так они и заканчивают песню. Шквал аплодисментов. ВЛАДИМИР (неловко целуя руку певице): Благодарю вас, фройляйн. Когда вы заканчиваете работу? Позволите проводить вас домой? ПЕВИЦА: Простите, сегодня я занята. Может быть, в другой раз... Метрдотель подносит Владимиру корзину с цветами. Тот достает пачку денег, кладет в цветы и с поклоном передает певице. ПЕВИЦА: О, вы настоящий кавалер. Мне очень жаль, но сегодня в самом деле... Обещаю вам, что завтра... ВЛАДИМИР: Могу я заказать оркестру, чтобы они сыграли что-нибудь по моему усмотрению? ПЕВИЦА: О, конечно! ВЛАДИМИР (протягивает музыкантам пачку денег): Господа, сыграйте в преферанс. А мы с дамой потолкуем... Метр! Шампанского! Метрдотель приносит шампанское и два бокала. Владимир и Певица пьют, сидя на ступеньках эстрады... О чем-то беседуют. Вахтанг подходит к столику русских офицеров. ВАХТАНГ(возвращая гитару Военврачу): Большое спасибо, дорогой. А ты боялся! ОПЕРАТИВНИК (в упор глядя на Вахтанга): Послушай, «дорогой», ведь ты грузин? ВАХТАНГ: Да, грузин. А что, заметно? ОПЕРАТИВНИК: Кому положено, тот заметит. А почему ты здесь, в Вене? И в гражданском? ВАХТАНГ: Понимаешь, я был в плену, в концлагере. Нас американцы освободили. Такие, как те. (Показывает на столик.) ОПЕРАТИВНИК: Документы есть? ВАХТАНГ: Послушай, дорогой, какие документы? Нам сказали: вы свободны, ступайте на все четыре стороны. Я третий день собираюсь в нашу комендатуру зайти... ОПЕРАТИВНИК: Без документов? А может быть, ты власовец? Или из националистического батальона? Такие нам тоже встречались! ВАХТАНГ: Вот мой документ! Смотри! (Скидывает пиджак, засучивает рукав рубахи). На всю жизнь память! Этого достаточно? ФЕДОТОВ: Да ладно, оставь человека в покое! ОПЕРАТИВНИК: Недостаточно. Сейчас в Вене всякие ошиваются. Пленные и вообще... ВАХТАНГ: Что значит – вообще? ОПЕРАТИВНИК: Некоторые сразу бросали оружие, чтобы уцелеть... ФЕДОТОВ: Капитан, я разведротой командовал, у меня был один такой же, как он... Такие в плен не сдавались... ОПЕРАТИВНИК: Ладно, иди, твое счастье! Все равно меня завтра здесь уже не будет. Гуляю напоследок! ВАХТАНГ: Спасибо за гитару. (Уходит с подчеркнуто прямой спиной.) ФЕДОТОВ: Ты правильно поступил, капитан. ОПЕРАТИВНИК: Черт с ним. Тут выпивки сколько, только отдыхать начали, а с ним возись до ночи... протоколы, допросы... объяснения пиши... Ладно, братья-славяне, выпьем за победу! ВОЕНВРАЧ (совсем лыка не вяжет): Мы – гуманисты! Освободители! Затемнение. Экран. Из дверей ресторана выходит Певица, Владимир галантно помогает ей спуститься по ступеням. Они удаляются вверх по бульвару. На скамейке уже сидят в ожидании французы. Снова сцена. 1-й ФРАНЦУЗ: Мадемуазель, вы дали слово. ВЛАДИМИР: В чем дело? 2-й ФРАНЦУЗ: Он не понимает. Объяснить? 3-й ФРАНЦУЗ: Объясни ему, Шарло! 2-й ФРАНЦУЗ: Сейчас подойдет машина, и мы увезем даму. На всю ночь. Как договорились. Нас здесь пятеро... Дама не будет разочарована. ВЛАДИМИР: Но это гадко, господа! Это свинство. 4-й ФРАНЦУЗ: О, мсье ревнует. ПЕВИЦА: Владимир, не надо. Я сказала: завтра! 1-й ФРАНЦУЗ: О, мсье тоже хочет клубнички? Ну так и быть! Беги за бутылкой – и можешь ехать с нами. Мы подождем. Только помни: твоя очередь последняя. И то лишь в благодарность за концерт! Владимир бьет его в челюсть. Тот падает. Певица вскакивает на скамейку, визжит. Французы бросаются на Владимира, двое вцепляются ему в руки, но он успевает ударом ноги отправить в нокаут еще одного. Драка... Световая вырубка. Ресторан. ЖЕРАР: Мой папаша был моряк. Я его не помню: он почти все время пропадал в море. И погиб в Атлантике в шторм. Мать пережила его всего на три года. У нее был туберкулез. Я с двенадцати лет один. А у тебя есть семья, Даниэль? ДАНИЭЛЬ: Нет, никого. Все погибли. ЖЕРАР: Да-а, грустно жить, когда у тебя нет никого на свете. Скажу тебе честно, человеку нельзя быть все время одному. Становишься злым. До войны я все ждал, что, наконец, влюблюсь по-настоящему... О-о, тогда я был бы счастлив!... А у тебя есть семья, Вахтанг? ВАХТАНГ: Отца нету... есть сестра и брат... мать умерла... (Пауза.) Стоп! Мне кажется, с Владимиром что-то случилось. Пойду проверю! ЖЕРАР: Мы все пойдем проверить! Резко встают. Идут к выходу. Их останавливает метрдотель, протягивает счет. Жерар не глядя достает пачку банкнот, кидает на поднос. Экран. Драка идет жестокая. Владимир уже сбит с ног, остальные пинают его. Он прикрывает голову руками. Жерар, Вахтанг и Даниэль бросаются на помощь! ЖЕРАР (разбрасывая нападающих): Мерде! Что вы делаете? Я тоже француз! Что, сукины дети, получили? А это тебе от всего Марселя, подонок! Певица колотит сумочкой французских солдат. 1-й ФРАНЦУЗ: Проклятая бабенка! Пошли, ребята, тут нам ничего не отломится. Мы отходим под натиском превосходящего противника. ЖЕРАР: Вот так вы и в 39-м воевали! Позор нации! Видел бы генерал де Голль, какой вы сброд! Французы ретируются. ЖЕРАР (вслед): Куда же вы, герои? Может, выпьем по рюмке "Мартеля", ха-ха-ха! Друзья хлопочут над Владимиром. Видно, что ему досталось. ДАНИЭЛЬ: Черт бы вас побрал! Мы будто сами напрашиваемся, чтоб нас загребли в комендатуру... дураки... мальчишки... ВЛАДИМИР (с трудом ворочая разбитыми губами): Ты ничего не понимаешь... нормальная драка... Приятно вспомнить молодость! ЖЕРАР: Мне тоже! А из-за чего, собственно, сцепились? ВАХТАНГ: Как и положено приличным людям – из-за женщины. ПЕВИЦА (безуспешно пытаясь стянуть на себе разорванное платье.) Боже мой! В чем я завтра выйду на сцену? ВЛАДИМИР: Дура! Какая же ты дура! Пошли ко мне! Уводит ее. ЖЕРАР: Кажется, остаток вечера мы проведем без него... Экран. Номер в отеле. Певица лежит в ванне, вокруг нее плавают яблоки. Владимир сидит рядом с ней. Берет яблоко, надкусывает. ВЛАДИМИР: Я понимаю тех, кто это делает из нужды! Чтобы не умереть голодной смертью! Чтобы накормить детей! Но я не понимаю, когда этим занимаются просто так... ради удовольствия! С каждым встречным! С пьяными подонками! ПЕВИЦА: Ах, какой ты еще мальчик! Ничего ты не понимаешь! ВЛАДИМИР: Тебе, наверное, хотелось, чтобы тебя изнасиловала вся эта бравая компания! Как кобели в очереди к истекающей сучке?! Шлюха! ПЕВИЦА: Ты не знаешь...как трудно... невозможно жить... Я пою в ресторане за пятьдесят рейхсмарок... А буханка хлеба стоит сорок пять... А у меня старуха мать, которая тоже хочет есть... И я должна одеваться, чтобы прилично выглядеть, должна покупать пудру, духи и чулки... Я не знаю, кому эта война принесла больше страданий, мужчинам или нам... Я, наверное, была бы счастлива, если бы меня убили на фронте... Боже мой, ты ничего не понимаешь! ак мне противны ваши сальные похотливые рожи! Ваши рты воняют перегаром и табаком... а ваши жадные потные руки... Блевать от вас хочется! ВЛАДИМИР: Извини, я дурак! Я просто пьяный дурак! ПЕВИЦА: Ты плохо говоришь по-немецки. Ты не немец. Кто ты? ВЛАДИМИР: Я русский. ПЕВИЦА: Русский? (Тянется за халатом, набрасывает его, выходит из ванны. Теперь снова сцена.) Я боюсь русских! Вы ворвались... как орды Чингисхана. Говорят, ваши солдаты изнасиловали больше миллиона немок. ВЛАДИМИР: Меня ты боишься? ПЕВИЦА (неуверенно): Нет... Нет! Нет! ВЛАДИМИР: Ну вот. А я русский. Зовут меня Володя. ПЕВИЦА: Володья... Как мягко звучит.. А я Элиза. ВЛАДИМИР: Элиза... Лиза... Ты здорово пела. Ты так здорово пела, что я сразу потерял голову, когда услышал. ПЕВИЦА: Нет! Просто ты отвык от музыки... И от женщин. Я не певица. Я поющая шлюха. Они кричали: Пиаф! Пиаф! Какая я Пиаф? Я – пьявка! Затемнение. Даниэль и Жерар в «Майбахе». ЖЕРАР: А где Вахтанг? (Лезет в бардачок.) И пистолета нет. ДАНИЭЛЬ: Мне это очень не нравится! ЖЕРАР: Погоди, он оставил нам записку... Проклятье! Я даже этих букв не знаю. Ты читаешь по-русски? ДАНИЭЛЬ: Немного. (Берет записку.) «ДРУЗЬЯ, ПРОЩАЙТЕ. Я УШЕЛ. МНЕ ВОЗВРАЩАТЬСЯ НЕКУДА. Я ПОЛЮБИЛ ВАС ВСЕМ СЕРДЦЕМ. ВАХТАНГ». Матка бозка! Где его искать? ЖЕРАР: Что? Что случилось? ДАНИЭЛЬ: Он стреляться пошел! Стреляться, понимаешь? Вахтааанг! ЖЕРАР: Далеко уйти он не мог! Бежим! Вахтанг сидит на бульваре. В левой руке у него пистолет. Рука опущена. На экране виды Грузии, плантации... Вахтанг за роялем... Вахтанг с цветами в руке, раскланивающийся с публикой... Вдруг картина меняется. Квартира семьи Вахтанга в Грузии. Обыск. . Офицер НКВД листает книги и бросает на пол. Отец сидит на стуле, положив руки на колени. За его спиной стоят двое военных. ВАХТАНГ: За отцом приехали в 4 часа утра. Нас разбудил громкий настойчивый стук в дверь. Вам срочная телеграмма, послышался голос дворника, дяди Ладо, но отец уже понял, что это за телеграмма. На всю жизнь я запомнил, что на белой скатерти лежало много красного: партбилет и депутатское удостоверение отца, орденские книжки, коробочки с наградами. До этой ночи я ни разу не сомневался, что мой отец самый сильный, самый умный и самый смелый человек, и был убежден: стоит ему захотеть – и эти люди мигом окажутся на лестнице. Но отец, глядя себе под ноги, сидел не двигаясь. Никогда я не видел его таким растерянным и беспомощным. ОТЕЦ: Это какое-то недоразумение. Утром позвони в консерваторию, скажи, что сегодня, кажется, я не смогу провести класс. ОФИЦЕР НКВД: Я сказал: молчать! ВАХТАНГ; Я был полон волнения и щемящей тревоги, мое сердце колотилось как бешеное. Я знал, что отец не может быть врагом: в граждланскую войну он добровольцем пошел в Красную Армию, и не в военный оркестр, хотя ему предлагали, а в кавалерию. Он так гордился своим маузером с серебряной пластиной, на которой было выгравировано: «За храбрость!». Маузер лежал в столе, патронов к нему у отца не было. Но всякий раз во время застолья отец вынимал свое оружие и демонстрировал гостям. Маузер переходил из рук в руки, и все почтительно цокали языком. ОФИЦЕР НКВД: И из этого маузера он собирался совершить покушение на руководителей Компартии Грузии. ВАХТАНГ: Этого не может быть! Отец! (бросается к нему.) МАТЬ: Не смей к нему подходить, сын! Советская власть зря не арестовывает! ВАХТАНГ: Мать умерла через полгода. И на смертном одре сказала мне, что не может простить себе этих слов... Вахтанг поднимает пистолет, приставляет к виску... морщится от боли. Перекладывает пистолет в другую руку. В это время на него из-за скамейки сваливаются Жерар с Даниэлем и обезоруживают. ДАНИЭЛЬ: Грех это, самый страшный грех! Бог дал тебе жизнь не для того, чтобы ты покончил с собой! ЖЕРАР: Как ты мог решаться на такое, не посоветовавшись с нами, сукин ты сын! После всего, что мы пережили на войне! В этом проклятом концлагере! Я думал, самый безумный народ на свете - славяне! ДАНИЭЛЬ (горько усмехнувшись) : Слышал бы тебя Владимир! ЖЕРАР: Оказывается, есть еще более сумасшедшие люди! Грузины! ВАХТАНГ: Перестань. ЖЕРАР: Почему ты не можешь вернуться домой? Что это за тайны такие? Почему я не смогу понять? ВАХТАНГ: Потому что ты никогда не жил в нашей стране. Твое счастье! ЖЕРАР: Отдай пистолет! Ну! (Вахтанг безвольно протягивает ему пистолет, Жерар прячет его в карман.) Так надежнее! Вот что, сукины дети! Отныне вы будете во всем слушаться папу Жерара! Я решил, как мы будем жить дальше! ДАНИЭЛЬ: Решил без нас? ЖЕРАР: Вы все равно ничего не смыслите в настоящей жизни! Мы будем путешествовать! Поедем во Францию, потом в Италию, потом в Южную Америку... ДАНИЭЛЬ: А деньги? ЖЕРАР: Нам будут давать взаймы. Вы же знаете, как охотно мне дают взаймы. Решено! Завтра я иду во французскую миссию! Они мне не откажут! ДАНИЭЛЬ: Боюсь, ничего не выйдет. Во-первых, кто мы для них? А во-вторых... я хочу на родину. ВАХТАНГ: И я. ЖЕРАР: Признайтесь, вам на родине будет хорошо? Ну-ка, Вахтанг, отвечай. (Вахтанг молча опускает голову.) А тебе, Даниэль? (Тот пожимает плечами.) Возражения не принимаются. Римляне говорили: где хорошо, там и родина. Страна, жителям которой плохо, не имеет права называть себя родиной! Мы не для того каждый день подыхали в концлагере, чтобы страдать после войны! Учитесь держать жизнь за горло! Вот так! (Сжимает кулак) И не распускать нюни! ПРЕДАТЕЛЬСТВО Затемнение. Постель. В постели Володя и Певица. ПЕВИЦА: Володья... за столько лет я впервые счастлива... Господь услышал мои молитвы! ВЛАДИМИР: Что тебе нужно для того, чтобы быть счастливой всегда? ПЕВИЦА: Ты! ВЛАДИМИР: Спасибо! А что еще? ПЕВИЦА: Еще... денег... Совсем немного денег... чтобы мы могли жить вместе... Она целует ее. Владимир выскользает из ее объятий, надевает халат. Смотрит на нее как бы с расстояния, пытаясь понять, что за человек она. ВЛАДИМИР: Сколько денег тебе нужно для полного счастья? ПЕВИЦА: Я же сказала... Совсем немного. ВЛАДИМИР: Ах, немного? А столько хватит? А еще столько? Хватает саквояж, раскрывает его и переворачивает над постелью. Пачки купюр вываливаются из чемодана. Последним падает пистолет, который лежал на дне. ВЛАДИМИР: На, бери! Забирай всё! Теперь ты счастлива? ПЕВИЦА: Откуда это, Володья? Ты миллионер? Или ты ограбил банк? ВЛАДИМИР: Не банк! Универсальный магазин... Певица стоит, словно в ступоре. Потом начинает плакать. ВЛАДИМИР: Ну чего ревешь, дурочка? (Обнимает ее. Певица сбрасывает его руку с плеча.) ПЕВИЦА: Значит это вы? Ты и твои друзья? Вы сумасшедшие мальчишки! Наглые и глупые хулиганы! И машину поставили на виду, на стоянке отеля. Знаешь, что вы объявлены в розыск? И любой, кто помогает или укрывает вас, считается сообщником. Меня посадят в тюрьму. ВЛАДИМИР: Не посадят. Ты ведь не знала. Если меня схватят, я так и скажу: не знала она! Случайное знакомство. ПЕВИЦА: Хорошо, не посадят! Но из ресторана выкинут, это точно! Знаешь, сколько голодных певичек мечтают об этом месте? Ну зачем, зачем ты мне это сказал? Я теперь буду каждую ночь засыпать и каждое утро просыпаться с одной мыслью: сейчас все откроется, и меня вышибут! А куда мне идти? Только на панель! Что ты наделал, Володья? ВЛАДИМИР: Ну и выкинут! На хрена тебе петь в этом кабаке, когда у тебя столько денег? ПЕВИЦА: Денег? Это бумажки! Рейхсмарки! Они через три месяца выйдут из обращения. Что мне с ними делать? Печку топить? ВЛАДИМИР: Купи золото. Колечки там, бранзулетки. Золото всегда в цене. ПЕВИЦА: Да? А когда меня спросят, откуда я взяла столько денег, что я отвечу? Меня тут же в ювелирном и арестуют... Володья, ты потрясающий мужчина... Но лучше бы я тебя не знала! Владимир молча подходит к столу, наливает из одной бутылки, из другой, допивает остатки. Берет лежащую на столе пачку сигарет, она пуста. ВЛАДИМИР: У тебя не осталось сигарет? ПЕВИЦА: Ни одной! Ты так много куришь, Володья! Владимир оценивающе смотрит на окурки в пепельнице, потом машет рукой и поспешно одевается. ПЕВИЦА: Ты уже уходишь, Володья? (Она произносит это с грустью, но и с некоторым облегчением.) ВЛАДИМИР: Схожу за куревом. (Берет из лежащих на кровати денег несколько купюр, сует в карман пистолет.) Жди меня, и я вернусь! Лиза! Уходит. Певица некоторое время стоит, задумавшись, затем идет к телефону и поднимает трубку. Улица. Голос Владимира: «Господин, вы не продадите сигарету?» Появляется Владимир, волосы взъерошены, пиджак застегнут не на ту пуговицу, галстука на нем нет. Выходит русский патруль: ст.лейтенант Федоров и два бойца. Владимир спешит к ним. ВЛАДИМИР: Ребятки, постойте! (Походкой пьяного подходит к ним.) Здорово, земляки! Папиросами не богаты? Сто лет не курил папирос! ФЕДОТОВ (достает из кармана пачку «Казбека», раскрывает): Угощайся, «земеля»! (Подносит зажигалку.) ВЛАДИМИР: Вот это табак! Настоящий табак! ФЕДОТОВ: А ты русский? Из белоэмигрантов? ВЛАДИМИР: Обижаешь, начальник! Я на войне с первого дня был. Вот вы откуда воюете, ребята? ФЕДОТОВ: Я лично – с Курска. ВЛАДИМИР: Понятно. Значит, на Кубани летом сорок второго года не были? А там оччень интересно было... в небе над Кубанью! Я из кабины своего «Яка» не вылезал. Вернешься из боя, наскоро перекусишь прямо в кабине ,за это время машину заправят, пополнят боекомплект, дырки в плоскостях наскоро заштопают – и снова «от винта»! ФЕДОТОВ: Что-то лицо твое мне кажется знакомым? Не встречались? ВЛАДИМИР: Нет! Ребята, не продадите папирос? Я заплачу. (Вынимает смятые купюры, помахивает ими.) ФЕДОТОВ: Бери так! (Достает из почти полной коробки две папиросы, перекладывает их в карман гимнастерки, остальную пачку отдает Владимиру.) ВЛАДИМИР: Ребята, вы золотые ребята... Я вас всех люблю... Спасибо... (Нетвердой походкой удаляется.) ФЕДОТОВ (вслед): Постой! Вспомнил! Это ты в ресторане пел «Калинку»? Гитарист? А ну, предъяви документы! ВЛАДИМИР (оборачивается): Да вы что, земляки? Какие документы? Откуда я вам ксиву возьму? Шутите? Один из солдат снимает с плеча автомат. ФЕДОТОВ: Тогда вам пройдется пройти с нами в комендатуру. ВЛАДИМИР: Да что вы, ребята? Солдаты угрожающе наводят автоматы на Владимира. В этот момент слышен шум мотора. Загораются фары «Майбаха». Машина останавливается. Из-за ветрового стекла торчат шмайссеры Вахтанга и Даниэля. Жерар с револьвером, с белой повязкой на рукаве, выходит из машины. Жерар отодвигает Федотова жестом человека, который имеет такое право, приставляет к затылку Владимира револьвер. ЖЕРАР: Стоять смирно! Руки за голову! (Извлекает из кармана Владимира пистолет, кладет себе в карман.) Господа военные! Я комиссар криминальной полиции Вены Герхард. Вы помогли задержать опасного преступника, благодарю; обер-бургомистр Вены будет рад засвидетельствовать вам свою признательность. (К Владимиру.) В машину! Быстро! И без фокусов! Подводит Владимира к машине, его запихивают на заднее сиденье между Даниэлем и Вахтангом. Сам садится за руль. Шум мотора, фары гаснут. ФЕДОТОВ: Кучеряво живет криминальная полиция Вены! Какая тачка! 1-й ПАТРУЛЬНЫЙ: «Хорьх», не ниже! А то и «Опель-адмирал»! 2-й ПАТРУЛЬНЫЙ: Эх ты, темнота! Какой это «Хорьх»? Это «Майбах». ФЕДОТОВ: Что, «Майбах»?! (Задумывается, потом машет рукой.) А, хрен с ним! Слышны полицейские свистки... «Майбах» на пустынной улочке. Выключаются фары. Наши герои выходят из машины размяться. ЖЕРАР: Я так и знал, что этому сукиному сыну захочется поговорить со своими соотечественниками! Один уже поговорил и решил застрелиться! Теперь этот нарвался на арест! Ну что с вами делать, а? ДАНИЭЛЬ: Я еще не говорил с соотечественниками. ЖЕРАР: Только попробуй! Побежишь топиться в Дунае. Ну и компания! Клуб самоубийц какой-то! ВЛАДИМИР: Прекрати читать нотации. Я вышел за сигаретами. Киоски закрыты. Никто не дает прикурить. Вижу – наши. Кто ж знал, что это так обернется? И вообще чего мы тут делаем? Поехали в отель! Я спать хочу. ВАХТАНГ: Надо искать другое место для ночлега, дорогой. Только мы отъехали от отеля, как видим: несется к нему полицейская машина с включенной сиреной. Не иначе как по наши души. ЖЕРАР: Твоя певичка – шустрая бабенка. Не успел ты выйти за сигаретами, как она настучала в полицию. Вместо того, чтобы любить ее, как следует, ты, наверное, напугал ее до смерти... ДАНИЭЛЬ: Зачем ты так сразу? Мог донести и метр, и хозяин отеля. ВЛАДИМИР: Говоришь, Жерар, любовь русские придумали, чтобы денег не платить? Теперь я убедился, что и за деньги не купишь хотя бы преданность! ЖЕРАР: Ну что ж, раз вы не захотели жить в номерах, где останавливались Гиммлер, Геринг и прочая сволочь, теперь будете жить под мостом... Как приличные люди. У нас они называются клошарами. Между прочим, в теплую майскую погоду жилье не хуже любого другого, я на собственном опыте убедился! ВЛАДИМИР: И машину придется бросить: наверняка нас ищут по этой машине. ЖЕРАР: О, Владимир, ты бываешь удивительно догадлив! ДАНИЭЛЬ: В номере валялся проспект для туристов. Я прихватил его на память. Слушайте, что в нем написано: «Вена - это сказочный город. Это город музыки и любви!» ЖЕРАР: Это город воров и спекулянтов. ВЛАДИМИР: Это город шлюх и предательниц. ВАХТАНГ: Это город тоски и смерти! ДАНИЭЛЬ (отбрасывая проспект): И последние четверо честных людей уедут из этого города сегодня же! жүктеу/скачать 468 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|