Глава 1. «Образы культурных кодов русских, английских и татарских антропоцентрических фразеологизмов»

В разделе 1. «Внутренняя форма фразеологизма и фундаментальные лингвистические и экстралингвистические смыслы русских, английских и татар-ских антропоцентрических фразеологизмов» анализируются идеи исследователей одного из центральных параметров межъязыкового сопоставления – понятия «внутренняя форма» языковых единиц, которая становится своеобразным окном, помогающим видеть когнитивные и духовные особенности национальных языковых картин мира [Манакин 2005: 138].

Сущностные свойства признака, который прежде всего бросается в глаза и глубже, чем другие признаки, волнует наши «чувства воображения», впервые сформулированные Ф.И.Буслаевым [Буслаев 1861], были обобщены в понятии «внутренней формы» В. фон Гумбольдтом, Г.Штейнталем, В.Вундтом [Гумбольдт 1984: 182].

Опираясь на теорию В. фон Гумбольдта и выдвигая понятие апперцепции как «участия известных масс представлений в образовании новых мыслей», А.А.Потебня рассматривает внутреннюю форму не только с оригинальной, собственно лингвистической, но и с психологической точки зрения [Потебня 1972: 83; 1999: 240]. Предложенная А.А.Потебней идея о различении языковых и внеязыковых знаний о соответствующем объекте номинации заложила основы семасиологического осмысления внутренней формы [Потебня 1976: 20].

Обзор трудов фразеологов, анализирующих внутреннюю форму фразеологизмов, раскрывает достаточно противоречивую картину, которая фрагментарно представлена в работах Н.Ф.Алефиренко, Л.Г.Золотых [Алефиренко 1993: 37–41; Алефиренко 2003: 62–71; Алефиренко, Золотых 2000: 129–136] и др. Так, по мнению В.В.Виноградова, «внутренняя форма слова, образ, лежащий в основе значения или употребления слова, может уясняться лишь на фоне той материальной и духовной культуры, той системы языка, в контексте которой возникло или преобразовалось данное слово или сочетание слов» [Виноградов 1947: 18]. По мнению В.П.Жукова, фразеологизм является «носителем образного представления, подлежащего дальнейшему преобразованию в понятие», а внутренняя форма «живет в семантической структуре фразеологизма» [Жуков 1986: 99]. По мнению А.В.Кунина, внутренняя форма мотивирует образность языковой единицы, основанную на деривационных связях ее значения со значением прототипа [Кунин 1986: 149]. В.Н.Телия видит во внутренней форме фразеологизма «мотивирующее основание коннотации» [Телия 1986: 48].

Несмотря на отсутствие единства в определении внутренней формы, отметим, что учет всех существующих мнений дает возможность наиболее полно исследовать фразеологизмы разных языков.

Большое значение для исследования антропоцентрических фразеологизмов имеет определение, данное А.А.Потебней: «В слове мы различаем: внешнюю форму, то есть членораздельный звук, содержание, объективируемое посредством звука, и внутреннюю форму, или ближайшее этимологическое значение слова, тот способ, каким выражается содержание. При некотором внимании нет возможности смешать содержание с внутреннею формою» [Потебня 1999: 156]. Этому определению созвучна идея В.М.Мокиенко: «Совмещенность диахронической (внутренняя форма) и синхронической (фразеологическое значение) характеристик создает особую усложненность семантики фразеологизма» [Мокиенко 1986: 244].

Именно этот этимологический аспект исследования внутренней формы антропоцентрических фразеологизмов русского, английского и татарского языков был принят нами за основу.

В качестве единицы этимологического анализа фразеологизмов выступает лингвокультурема, самое общее содержание которой было определено В.В.Воробьевым [Воробьев 1994]. Впервые понятие лингвокультуремы при исследовании фразеологии было использовано Г.В.Токаревым [Токарев 2003: 63]. По мнению ученого, «лингвокультурема отражает результаты взаимодействия двух семиотических систем – языка и культуры» и одним из компонентов означаемого лингвокультуремы является языковой образ.

Проведенный анализ различных трактовок понятия «внутренняя форма» позволяет раскрыть научные перспективы в проблеме сопоставления антропоцентрических фразеологизмов русского, английского и татарского языков в новом ракурсе, а именно: в аспекте двух основных компонентов внутренней формы: 1) ее образной основы и 2) лингвокультуремы.

В разделе 2. «Классификация антропоцентрических фразеологизмов» предлагается классификация антропоцентрических фразеологических единиц русского, английского и татарского языков, составленная на основе классификационных трактовок эмоций, чувств, характера и свойств человека, представленных в научных работах по общей психологии [Гоноболин 1973; Рубинштейн 1999; Петровский 2001; Нуркова 2005 и др.], в исследованиях по этике [СЭ 1989], в лингвистических трудах [Мир человека и мир языка 2004; Романов 2004] и др. При этом использовался дефиниционный метод определения значения фразеологизмов.

Классификационная иерархия антропоцентрических фразеологизмов русского, английского и татарского языков представляет собой семь фразеотематических групп, включающих двадцать восемь фразеосемантических групп и сорок фразеосемантических подгрупп. Предложенная классификация является универсальной и может быть использована для исследований антропоцентрических фразеологизмов разных языков.

В разделе 3. «Образы и лингвокультуремы антропоцентрических фразеологизмов русского, английского и татарского языков» рассматриваются образы и лингвокультуремы антропоцентрических фразеологизмов разных языков.

Многие известные фразеологи подчеркивали важность исследования системы образов, закрепленных в фразеологическом составе языка, поскольку «в образном основании фразеологизмов разных типов особенно конденсированно воплощаются характерные черты мироведения лингвокультурной общности» [Телия 1999: 23]. Этой проблеме посвящены специальные работы по языку и его образам [Черданцева 1977; Мокиенко 1986], а также словари [Словарь образных выражений русского языка 1995 и др.].

По мнению А.А.Потебни, центром образа является внутренняя форма. Однако семасиологические и ономасиологические исследования В.П.Жукова, А.М.Мелерович, В.М. Мокиенко, М.И.Сидоренко, В.Н.Телия и др. «демонстрируют тенденции к редукции в различении этих понятий, что находит свое объяснение в задачах исследования: акцентирование внимания на семасиологической и ономасиологической специфике языкового образа, а не на прагматическом эффекте, который он производит» [Токарев 2003: 94]. Некоторые исследователи синонимически используют термины «внутренняя форма» и «языковой образ» [Токарев 2003: 94]. К подобным синонимам мы добавляем и понятие лингвокультуремы (в случае ее присутствия), то есть внутренняя форма = образ (+ лингвокультурема).

Образы и лингвокультуремы антропоцентрических фразеологизмов русского, английского и татарского языков рассматриваются в порядке предложенной в разделе 2 классификации по фразеотематическим и фразеосемантическим группам и фразеосемантическим подгруппам.

В первой фразеотематической группе «Ощущения и восприятия» перечислены значения ощущений многообразия окружающего мира во всех формах его проявления и представлены соответствующие фразеосемантические группы.

Фразеосемантическая группа «Зрительные ощущения и восприятия» включает фразеологические единицы русского, английского и татарского языков, в которых почти без исключения присутствует лексема глаз/an eye/күз, поскольку орган зрения «глаз» является локусом зрительных ощущений: рус. пробежать глазами; англ. appear to smb’s eyes; тат. күз алдыннан югалу.

Однако в каждом из сопоставляемых языков имеются фразеологизмы с оригинальными лингвокультуремами. В русском языке – это фразеологизмы не видно ни зги , этимология которого до сих пор вызывает споры среди фразеологов и хоть глаз/глаза выколи, заключающий лингвокультурему, связанную с древней пыткой, существовавшей некогда на Руси – выкалывать преступникам глаза.

В татарском языке фразеологизм дүрт күз белән карау (букв. смотреть четырьмя глазами) содержит лингвокультурему, связанную с употреблением татарами числительного дүрт (четыре) для передачи интенсивности.

Фразеологизмы, входящие в состав фразеосемантической группы «Слуховые ощущения и восприятия», наряду с универсальным для анализируемых языков образом уха, передаваемым лексемой ухо/ear/колак (рус. навострить уши/слух; англ. prick up one’s ears; тат. колак торгызу), имеют и уникальные культуремы. Так, английский фразеологизм (as) deaf as an adder (букв. глухой как гадюка/уж) не имеет русских и татарских аналогов.

Фразеологические единицы русского, английского и татарского языков, составляющие фразеосемантическую группу «Осязательные ощущения», отличаются амбивалентностью и содержат соматизмы спина, тело, зуб, голова, сердце и др.: рус. мурашки бегают/ползают по коже/спине/по телу; англ. be chilled/frozen to the marrow; тат. теше тешкә тими и др.

В русских, английских и татарских фразеологизмах со значением голода, относящихся к фразеосемантической группе «Ощущения голода, жажды, насыщения», представлена общая для этих языков лингвокультурема – голодный волк. В английских фразеологизмах используются образы ястреба: (as) hungry as a hawk, а также охотника: (as) hungry as a hunter. А в татарском языке – образ собаки: урта авылның этләре өрә (букв. лают собаки средней деревни), где шутливо-эвфемистически желудок назван ‘средней деревней’ (урта авыл).

Во фразеологизмах, составляющих фразеосемантическую группу «Ощущения боли», использованы лексемы-соматизмы соответственно локусу боли: горло/throat/ тамак; stomach/эч; сердце/heart/йөрәк; голова/head/баш. Оригинальным является образ бабочек в английском фразеологизме get/have butterflies in one’s stomach.

Фразеосемантическую группу «Ощущение усталости» формируют фразеологизмы, образные компоненты которых в русском, английском и татарском языках в целом совпадают: рус. в глазах темнеет/мутится/зеленеет; англ. he can’t keep his eyes open – глаза закрываются (от усталости); тат. күз алды/аллары караңгылану/чуарлану – темнеть, пестреть в глазах.

Фразеологизмы фразеосемантической группы «Кинестетические ощущения» передают значения данных ощущений одинаковыми образами во всех анализируемых языках, что связано с универсальностью характера физиологических функций частей человеческого тела.

Основными компонентами, формирующими значение фразеологизмов фразеосемантической группы «Запоминание», являются лексемы: рус. память, голова; англ.mind (ум, память), memory (память), head (голова); тат. хәтер (память), баш (голова), которые сами по себе относятся к семантическому полю мыслительной деятельности. Однако, в отличие от английских фразеологизмов, в русских и татарских фразеологизмах используются и другие соматизмы, не символизирующие мыслительную деятельность: рус. нос; ус; тат. мыек (ус); колак (ухо). Данные фразеологические единицы имеют непрозрачную внутреннюю форму и нуждаются в этимологических изысканиях, раскрывающих лингвокультуремы. Так, например, татарский фразеологизм мыекка чырнау (букв. намотать на ус) является калькой русского фразеологизма, содержащего компонент ус/мыек – символ-атрибут мужской зрелости и опыта у русских и татар. Фразеологи объясняют происхождение фразеологизма с лексемой ус нервозной привычкой крутить усы во время размышления [СРФ 1998: 587].

Некоторые английские фразеологизмы содержат компоненты, указывающие на новизну информации, например: smb’s memory is green – ‘что-либо еще свежо в чьей-либо памяти’, где green –‘зеленый’, ‘свежий’.

Лингвокультурема татарских фразеологизмов, входящих в состав фразеосемантической группы «Воспроизведение информации в памяти», основана на образном представлении о памяти как о чем-то сложном, закрытом, что олицетворяет клубок, который надо распустить – хәтер йомгагын сүтү (букв. распустить клубок памяти) – вспомнить все по порядку; или сундук – хәтер сандыгы (сундук памяти).

Процесс забывания нашел отражение в русских, английских и татарских фразеологизмах, вошедших во фразеосемантическую группу «Забывание»: рус. захлестнуло в памяти; англ. pass out of mind – исчезать из памяти; тат. хәтерен кәҗә ашаган – память коза съела.

Третья фразеотематическая группа «Мышление» отличается обширностью и чрезвычайным разнообразием по семантике входящих в нее фразеологизмов. Фразеосемантическая группа «Общее целенаправленное мышление» включает русские, английские и татарские фразеологизмы, характеризующие мышление как процесс, направленный на конкретный объект: рус. ломать голову (над чем-либо); англ. addle one’s brain/head with smth, тат. башка/аңга сеңдерү .

Лингвокультуремы ряда фразеологизмов фразеосемантической группы «Целенаправленная оценочно-мыслительная деятельность» основаны на оценке, которая представлена компонентами со значением меры: рус. аршин (мерить/мерять на свой аршин), англ. bushel (measure smb.’s corn by one’s own bushel), тат. аршын (үз аршынына үлчәү ).

Лингвокультуремы некоторых фразеологизмов фразеосемантической группы «Целенаправленное аналитико-синтетическое мышление» появились в результате миграции из различных сфер интеллектуальной деятельности устойчивых выражений, раскрывающих аналитико-синтетический принцип мышления: рус. проводить параллель; англ. draw a parallel (between) ; тат. параллель үткәрү.

Фразеосемантическая группа «Индивидуальные особенности мышления. Умственные способности» семантически неоднозначна. Здесь выделяются фразеологизмы с позитивной характеристикой умственных способностей человека: рус. ума палата; англ. know enough to come out of the rain; тат. акыллы баш. Фразеологизмы этой подгруппы отличаются амбивалентностью. Во фразеологизмах с негативной характеристикой умственных способностей отрицательный образ создается с помощью эпитетов: рус. мякинная голова; англ. a wooden head; тат. кабак баш, сравнений: рус. глуп как сивый мерин ; англ. (as) stupid as an owl; тат. аңгыра сарык кебек.

Отсутствие ума и элементарных знаний во фразеологизмах трех языков передается отрицательными конструкциями: рус. пороха не выдумает; англ. not to have/get a brain in the head; тат. әлифне таяк дип белмәү (букв. не знать даже, что первая буква алиф изображается/пишется просто как палка), а также лексемой со значением ‘пустоты’: рус. пустая голова/башка; пуст как бубен; англ. shallow brains; тат. буш баш .

Четвертая фразеотематическая группа «Воображение» объединяет фразеологизмы русского, английского и татарского языков, передающие активность, действенность воображения, а также пассивность, уход человека в область неосуществимых мечтаний.

Фразеосемантическая группа «Активное творческое воображение» включает антропоцентрические фразеологизмы, отражающие произвольное и непроизвольное создание разнообразных новых образов, представлений о будущем: рус. заглядывать вперед; англ. have in one’s eye; тат. киләчәкне күз алдына китерү.

Фразеосемантическую группу «Активное воссоздающее воображение» составляют фразеологизмы трех языков, кодирующие создание человеком образов, а также его перевоплощение в тот или иной образ: рус. влезать в шкуру/в кожу кого-либо или чью-либо; англ. be/stand in smb’s shoes; тат. кыяфәткә керү – войти в образ.

Фразеосемантическая группа «Преднамеренное пассивное воображение» включает пять фразеосемантических подгрупп: 1) «Фантазерство, бесплодная мечтательность» (рус. строить воздушные замки; англ. catch at shadows (букв. ловить в тенях); тат. хыял дәрьясына бату (букв. утонуть в реке мечтаний); 2) «Пессимизм» (рус. в черном цвете); англ. see through blue glasses ; тат. өмет шәмен сүндерү (букв. погасить свечу надежды); 3) «Идеализирование» (рус. смотреть сквозь розовые очки ; англ. see through rose coloured glasses/spectacles; тат. алсу/зәңгәр күзлектән карау; 4) «Преувеличение» (рус. из мухи делать слона; англ. all one’s geese are swans (букв. все чьи-либо гуси являются лебедями); тат. тузаннан тубал ясау (букв. из пыли делать котел); 5) «Недальновидность» (рус. не видеть дальше своего/ собственного носа; англ. not to be able to see beyond one’s nose (букв. быть не в состоянии видеть выше носа); тат. борын төбеннән ары күрмәү (букв. не видеть дальше, чем у себя под носом).

Все антропоцентрические фразеологизмы фразеотематической группы «Воображение» отличаются амбивалентностью, особенно при передаче оттенков значений пассивного воображения.

Пятая фразеотематическая группа «Эмоции и чувства человека», характеризующая эмоциональную область жизни человека, связанную с отражением мира в его сознании, является исключительно обширной и разнообразной по семантике входящих в нее фразеологизмов.

Учитывая многоаспектность сложного мира эмоций, качественное содержание чувств, их активность и пассивность, полярность и неопределенность и нейтральность и т.д., необходимо выделить здесь фразеосемантические группы: 1) «Моральные чувства», 2) «Интеллектуальные чувства», 3) «Эстетические чувства».

Область моральных чувств является наиболее обширной и характеризуется повышенной вариативностью, апплицируемостью разнообразных эмоциональных состояний, наличием многочисленных переживаний. Это ярко выразилось во фразеологизмах данной группы, что позволило выделить в пределах группы «Моральные чувства» тринадцать фразеосемантических подгрупп.

Фразеосемантическую подгруппу «Любовь» составляют антропоцентрические фразеологизмы, основная часть которых в русском, английском и татарском языках передает высшую степень интенсивности данного психического состояния: рус. терять/потерять голову; англ. be death on; тат. башны югалту (букв. потерять голову).

Исследователь концепта «Любовь» С.Г.Воркачев обнаружил, что в англий-ских пословицах зафиксировано около 170 единиц, связанных с концептом любви, в русских – около 220, что свидетельствует о меньшем интересе к этому чувству английского паремиологического сознания [Воркачев 2003: 23–95].

Основная часть русских, английских и татарских фразеологизмов этой подгруппы объединена лингвокультуремами, выделяемыми на основе базовых образов: сердца/heart/йөрәк (символа любви) и головы/head/баш (символа разума): рус. отдавать сердце; англ. lose one’s heart to smb. (букв. потерять сердце); тат. йөрәгенә үтеп керү (букв. войти в сердце). В русских и татарских фразеологизмах используется еще компонент душа/күңел: души не чаять – күңелгә ошау (букв. понравиться душе).

Высокая степень любви в языках проявляется как готовность умереть за нее: рус. любить (до смерти); англ. be death on; тат. үлә-үлә ярату . В русских и татарских фразеологизмах состоянию влюбленности соответствует образ огня: рус. сгорать от любви; тат. мәхәббәт утында яну, а в английских – образ морской глубины: be fathoms deep in love.

В рамках фразеосемантической подгруппы «Гордость» устанавливаются лингвокультуремы, в основе которых лежат образ высоко поднятой головы и образ высоко поднятого носа, репрезентирующий высокомерие, чванливость, зазнайство: рус. задирать/драть/ поднимать нос; англ. with one’s nose in the air (букв. с носом в воздухе); тат. борынын югары тоту (букв. держать нос высоко).

Кроме того, продуктивна и лингвокультурема с образом домашних птиц, своими повадками напоминающих чванливых зазнаек: рус. важничать как петух на навозной куче; англ. play the peacock; тат. әтәч куразы (букв. петух из петухов).

Фразеологизмы русского, английского и татарского языков, передающие состояния негодования, гнева и ярости, формируют фразеосемантическую подгруппу «Возмущение. Негодование. Гнев. Ярость». Данные фразеологизмы указывают на высокую степень градуальности, смежности обозначаемых чувств и эмоций, отражают переходность, амбивалентность эмоциональных состояний, что подтверждается и дефинициями к словам, обозначающим эти чувства: возмущение – сильный гнев, негодование; негодование – возмущение, крайнее недовольство; гнев – чувство сильного негодования, возмущения, раздражения; ярость – сильный гнев, озлобление.

Ряд фразеологизмов трех языков обозначают экстремальность, состояние аффекта, которое стремительно овладевает человеком, бурно протекает и характеризуется нарушением волевого контроля: рус. дойти до белого каления; англ. to be on the rampage (букв. быть в сильном возбуждении); тат. ачу кабару – вспыхивать злобой.

Татарские фразеологизмы с компонентом ачу (‘гнев’, ‘злоба’, ‘ярость’, ‘злость’) передают степень нарастания этого чувства: ачу кузгалу (начало появления гнева); ачу килү (прийти гневу); ачу кубу (гнев поднялся); ачу кабару (гнев поднялся в большем объеме); ачу кайнау (гнев кипит), ярылырга җитү (человек в таком состоянии ярости, что может лопнуть, треснуть).

Часть анализируемых фразеологизмов с семантикой гнева, ярости объединены лингвокультуремами, выделяемыми на основе образов животных: рус. как разъяренный бык; англ. (as) fierce as a bull in fits/as a tiger (букв. как разъяренный бык/как свирепый тигр); тат. кытырган эт шикелле (букв. как бешеная собака).

В данной подгруппе можно выделить фразеологизмы с оригинальной внутренней формой. Русский фразеологизм метать перуны в основе лингвокультуремы содержит образ верховного языческого божества Перуна. Английское и американское языковое сознание, проявившееся в негативном отношении к ирландцам и индейцам, передают фразеологизмы: get one’s Irish up; get one’s Indian up. Среди татарских фразеологизмов оригинальную лингвокультурему с образом восточного мужчины, усы у которого вздымаются в гневе, передают фразеологизмы: мыегы тырпаю, мыегы үрә тору (букв. его усы торчат, его усы вздымаются).

Фразеосемантическую подгруппу «Обида» представляют русские, английские и татарские фразеологизмы, имеющие лексему со значением ‘обиды’. В основе одинаковой для всех трех языков лингвокультуремы лежит образ надутых губ: рус. губы надуть (ср. поговорку Федул, что губы надул?); англ. make (up) a lip; тат. ирен турсайту.

Фразеологизмы фразеосемантической подгруппы «Страдание. Горе. Печаль. Скорбь», которые передают амальгаму чувств, соответствующих состоянию печали, горя, страдания, во всех трех языках содержат компоненты ‘сердце’, ‘голова’, в русском и татарском языках – еще и компоненты ‘нос’, ‘душа’. Причем данные состояния сопровождаются характерными телесными движениями: рус. вешать нос (на квинту); англ. hang (down) one’s head; тат. борынны салындыру; а также слезами: рус. лить слезы; англ. cry like a baby; тат. күз яшен түгү.

Фразеосемантическая подгруппа «Страх. Испуг. Ужас» включает фразеологизмы сопоставляемых языков, отражающих ощущения, сопровождающие состояние страха. Лингвокультурема, основу которой составляют образы частей тела, репрезентирующие страх, испуг, ужас является весьма продуктивной: рус. зуб на зуб не попадает; англ. one’s tongue failed on; тат. кан ката.

Лингвокультуремы фразеологизмов фразеосемантической подгруппы «Сомнение. Растерянность. Недоумение» также заключают образы частей тела человека: рус. терять почву по ногами; англ. shake one’s head; тат. баш кашу.

Особенностью фразеологизмов, входящих в фразеосемантическую подгруппу «Удивление. Изумление», является то, что в их семантике отражаются внешние проявления состояния удивления: рус. глаза на лоб лезут; англ. make big eyes; тат. иңбашларны җыеру. В основе выделения лингвокультурем ФЕ данной подгруппы также лежат образы частей тела человека (глаза, брови, руки, плечи, язык).

Фразеосемантическая подгруппа «Радость. Восторг. Восхищение» объединяет фразеологизмы трех языков, в содержании которых концентрируется гамма чувств, близкая к состоянию счастья. Русский, английский и татарский фразеологизмы: рус. попадать на седьмое небо; англ. be on the seventh heaven и тат. күкнең җиденче катында булу имеют библейский и коранический источники, раскрывающие представления о небе как о семи вращающихся хрустальных сферах, где седьмая сфера – рай.

Небезынтересно отметить, что отдельные фразеологизмы фразеосемантической подгруппы «Облегчение. Успокоение» содержат образ поглаживающей руки, который указывает на знахарский прием снятия боли, тревоги, сглаза и т.д.: рус. как рукой сняло; англ. smooth оne’s/smb.’s ruffled/ rumpled feathers; тат. кул белән сыйпап алгандай булу.

Сопоставляемые фразеологизмы, формирующие фразеосемантическую подгруппу «Безразличие. Равнодушие», свидетельствуют об отсутствии радикальных культурно-психологических отличий в характере русской, английской и татарской личности: рус. ни рыба, ни мясо; англ. neither fish nor flesh; тат. ни он түгел ни камыр түгел (букв. ни мука, ни тесто).

Фразеосемантическая группа «Интеллектуальные чувства» включает фразеологизмы русского, английского и татарского языков, раскрывающие такие виды интеллектуальной деятельности, как любознательность и удивление (фразеосемантическая подгруппа «Увлеченность»).

Образ огня (fire и сгорать) в английских и русских фразеологизмах: ср. англ. catch/take fire, рус. воспылать интересом; сгорать от любопытства сближает эти фразеологизмы по линии внутренней формы, а также указывает на семантическую близость данных фразеологизмов с русскими и татарскими фразеологизмами, раскрывающими особенности чувства любви (ср. рус. сгорать от любви; тат. мәхәббәт утында яну) и чувства ненависти (ср. рус. пылать ненавистью; тат. нәфрәт уты белән яну (букв. гореть огнем ненависти)).

Раскрытию семантики части фразеологизмов, входящих в подгруппу «Увлеченность», способствуют компоненты-соматизмы голова/head/баш: рус.погрузиться с головой; англ. be head over ears in work; тат. башы-аягы белән чуму. Большую степень увлеченности работой в английском фразеологизме подчеркивает компонент ears (уши); высшая степень увлеченности в татарском фразеологизме достигается диадой баш-аяк (голова-нога), символизирующей полную охваченность человека своим увлечением (с ног до головы).

В русских, английских и татарских фразеологизмах, формирующих фразеосемантическую группу «Эстетические чувства», присутствуют компоненты сердце/душа/heart/җан, передающие глубину проникновения эстетического впечатления. Высшую степень эстетического воздействия демонстрируют фразеологизмы: рус. сходить с ума; англ. tickle to death; тат. акылдан шашу. О глубине переживаемого свидетельствует и русский фразеологизм с положительной коннотацией: задеть за живое, этимологически восходящий к эллиптической форме устаревшего фразеологизма задеть за живое мясо – ‘пораниться’ [СРФ 1998: 186] и по своей образности не имеющий аналога среди английских и татарских фразеологизмов.

Антропоцентрические фразеологизмы подгруппы «Самостоятельность» характеризуются наличием компонентов сам, свой, собственный; англ. oneself, own; тат. үз, лежащих в основе лингвокультуремы, репрезентирующей самостоятельность: рус. жить своим умом; англ. get/have one’s own way; тат. үз аягында яхшы басып тору.

Фразеосемантическая подгруппа «Волевая пассивность» включает фразеологизмы, кодирующие отсутствие самостоятельности в убеждениях и поступках человека. Русский и английский фразеологизмы плясать под чужую дудку и dance after/to smb.’s pipe – танцевать под чью-либо дудку имеют один источник – басню Эзопа, известную русскому читателю в переложении И.А.Крылова как «Рыбья пляска». Татарский фразеологизм кеше кубызына бию, по-видимому, является калькой, но имеет восточный колорит – лексему со значением восточного инструмента – кубыз.

Лингвокультуремы фразеологизмов, составляющих фразеосемантическую подгруппу «Решительность», имеют разные источники. Для русских и англий-ских фразеологизмов разрубать гордиев узел и cut the Gordian knot – это древнегреческий миф об Александре Македонском. Для русских фразеологизмов сжигать (свои) мосты, сжигать (свои) корабли – это военные события, во время которых решительные полководцы сжигали за собой мосты, корабли, чтобы сохранить своих воинов [СРФ 1998: 389; Collins 2005: 50].

Источником лингвокультуремы фразеологизма брать в шоры является речь извозчиков, в которой упоминались шоры – наглазники для лошади, прикреплявшиеся к уздечке так, чтобы лошадь не могла смотреть по сторонам и пугаться чего-либо [СРФ 1998: 640]. Лингвокультуремы английских фразеологизмов gaps the nettle (букв. схватить крапиву); take the plunge (букв. нырнуть); go at it bald-headed (букв. идти к этому/на это лысым, т.е. незащищенным) основаны на житейских образах.

Во фразеосемантической подгруппе «Нерешительность» можно выделить русские и английские фразеологизмы, в основе которых лежат образы, связанные с военной сферой деятельности, где особенно ценится такое качество, как решительность: рус. пороху не хватает; англ. hang fire.

Источниками лингвокультурем фразеологизмов трех языков, формирующих фразеосемантическую группу «Настойчивость», являются не только образы, которые присутствуют в общеупотребительной лексике, но и образы, связанные с профессиональной речью: рус. нажимать на все педали (из речи спортсменов); англ. sit tight (карт. игра в покер).

В основе русских, английских и татарских фразеологизмов, входящих в группу «Упрямство», лежит классический символ упрямства – осел/ишак/мул, на котором построены лингвокультуремы ФЕ: рус. упрямый как осел; англ. (as) obstinate/stubborn as a mule; тат. ишәк кебек кире.

Фразеосемантическую подгруппу «Выдержка» составляют фразеологизмы трех исследуемых языков, в которых умение человека владеть собой часто передается с использованием компонентов-соматизмов: рус. держать себя в руках; англ. bite one’s lip; тат. теш кысу (букв. стиснуть зубы).

Во всех трех языках прослеживается семантическая параллель обуздания человеком своих чувств с обузданием лошадей, поэтому во фразеологизмах: рус. держать себя в узде, англ. keep a check, тат. йөгәнләп тоту использованы компоненты узда/check/йөгән(ләү).

Фразеосемантическую подгруппу «Несдержанность» составляют фразеологизмы, в основе которых лежит образ человека, ведущего себя безрассудно, дико, не думающего о последствиях. Данную фразеосемантическую группу представляют ФЕ с обозначением таких человеческих черт, как вспыльчивость, необузданность: рус. как с цепи сорвался; англ. play the wild (букв. играть дикаря); тат. чылбырдан ычкынгандай – как с цепи сорвался.

Каждый человек обладает своими индивидуальными особенностями. Психологическое своеобразие личности, особенности проявления ума, внимания, чувств в различных обстоятельствах, а также отношение человека к этим обстоятельствам нашли отражение в фразеологии русского, английского и татарского языков, что позволило выделить седьмую фразеотематическую группу «Свойства личности», в которой антропоцентрические ФЕ распределились по фразеосемантическим группам и подгруппам. Фразеосемантическая группа «Отношение человека к коллективу и отдельным людям» состоит из девятнадцати подгрупп ФЕ, раскрывающих ряд свойств личности.

Лингвокультуремы фразеологизмов, номинирующих такие свойства личности, как доброта и искренность, строятся на образах сердца/души/heart/күңел. Только доброе сердце обязательно большое, великое, открытое, золотое (рус. золотое сердце; англ. a big heart), добрая душа обязательно широкая (тат. киң көңелле); а искренние сердце и душа – открытые, распахнутые (рус. душа нараспашку; англ. open one’s heart to smb.; тат. эчендәге тышында).

Многие фразеологизмы русского, английского и татарского языков фразеосемантической подгруппы «Лицемерие. Неискренность» своим компонентным составом однозначно указывают на фальшь: двойной/double; кривить; двуликий; false/ялган; ике яклы: рус. кривить душой; англ. а double game; тат. ике яклы пычак.

В основе выделения лингвокультуремы со значением хитрости лежит образ животного, за которым в народе закреплено представление о его хитрых повадках. Образы животных при обозначении хитрости человека могут и не совпадать: рус. гусь лапчатый; англ. play possum; тат. төлке белән хәйләгә куян да оста, тик нишләсен – койрыгы кыска (на хитрость и заяц не хуже лисы мастак, а до дела дойдет – не выходит никак).

Значение жестокости фразеологией анализируемых языков представлено достаточно скромно и передается компонентами, обозначающими твердые, холодные, жесткие объекты: рус. каменное сердце; англ. as hard as nails/a bone/stone/nether (букв. твердый как гвозди/кость/ камень/адский жернов); тат. каты күңелле (букв. с твердой душой).

Образное сходство наблюдается в русских и татарских фразеологизмах, определяющих такое свойство личности, как назойливость. Оно выражается в наличии лексем, обозначающих липкие, липнущие предметы: рус. липнет как смола; тат. мунча яфрагы кебек ябышу. В английских фразеологизмах значение назойливости передается с помощью образов животных: a dull dog; talk a dog’s/a donkey’s/a horse’s hind leg off – утопить кого-либо многословием, замучить разговорами.

Чувство зависти в русских, английских и татарских фразеологизмах передается с помощью лексемы ‘зависть’. В русских и татарских фразеологизмах зависть представлена в черном цвете (рус. черная зависть; тат. көнчелектән кара яну, в русском – еще и в желтом цвете (пожелтеть от зависти), а в английском – в зеленом цвете: green with envy.

В основе лингвокультурем, репрезентирующих кротость, во всех трех исследуемых языках лежат образы овцы и теленка: рус. смирнее теленка; кроткий как овечка; англ. as meek as а lamp; тат. бозаудан да юашрак (букв. смирнее теленка).

В русском и английском языках общим является и образ голубя; рус. кроткий как голубка; англ. gentle as a dove – кроткий как голубь.

Среди русских, английских и татарских фразеологизмов, номинирующих такое свойство личности, как кротость лишь один совпадает по образности: рус. и мухи не обидит; англ. one wouldn’t hurt a fly; тат. чебен үтермәс. В целом же языки своеобразно отражают в фразеологизмах робость и застенчивость. Так, в основу фразеологизма царевна Несмеяна лег фольклорный образ героини русской народной сказки. А в английском фразеологизме can’t say bo/boh/boo to a goose (букв. не может сказать гусю «Кыш!») отражено наблюдение за робким человеком, который даже не может отогнать гусей.

В татарском языке пословица Оялчан хатын – шәһәр бәясе, оялчан ир – тәкә бәясе отражает гендерную оценку робости (букв. Робкая, стеснительная женщина – это цена города, а робкий, стеснительный мужчина – цена козла, барана).

В основе лингвокультурем, репрезентирующих бесстыдство, лежат лексемы: свинья/ hog/дуңгыз: рус. посади свинью за стол, она и ноги на стол; англ. independent as a hog on ice; тат. битенә дуңгыз тиресе каплаган, а также лексемы стыд/бесстыжий/bold/shame/оят: рус. ни стыда, ни совести; англ. be past shame– потерять всякий стыд; тат. күзләрендә оят юк (букв. нет стыда в глазах).

Корыстолюбие человека раскрывается в фразеологизмах трех анализируемых языков одинаковыми образами, что является результатом калькирования, например: рус. ловить рыбу в мутной воде – калька англ. fish in troubled waters, который является калькой фр. pеcher en eau trouble; а татарский фразеологизм болганчык суда балык тоту – калька вышеприведенного русского фразеологизма.

В русских фразеологизмах о скупости нашли отражение персонажи сказок и литературных произведений: рус. скуп как Кощей; скупой рыцарь. В этих фразеологизмах изображается скупой человек, дошедший в своих действиях до абсурда: рус. из-за гроша удавиться; англ. fly/skin a flint; тат. бер тиен өчен чукына – ради копейки начать креститься будучи мусульманином.

В русском, английском и татарском языках отмечены фразеологизмы с антропонимами-именами собственными, ставшими символами любопытства: рус. любопытной Варваре (на базаре) нос оторвали. В английском языке наиболее интересным представляется фразеологизм a Peeping Tom (of Coventry), где компонент peeping – ‘подглядывающий’ указывает на любопытство Тома (по английской легенде известного портного). В татарском фразеологизме представлен образ Муршиды: hәр эшкә борын тогучы Мөршидә, известной любопытной женщины.

Основным компонентом в русских фразеологизмах, раскрывающих такое качество личности, как легкомыслие, является лексема ветер: ветер в голове гуляет; в английском языке – light – ‘легкий’: to make light of – относиться несерьезно, небрежно. В татарских фразеологизмах два образных компонента составляют основу лингвокультурем: җил (‘ветер’): башында җил уйный (букв. в голове играет ветер); и җиңел (‘легкий’): җиңел акыллылык – ‘легкомыслие’.

Фразеологизмы трех анализируемых языков о болтливости содержат компонент болтливость – склонность к чрезмерной говорливости, пустословию, которая отражена в русских, английских и татарских фразеологизмах, а наиболее частотным является компонент язык/tongue/тел: рус. развязывать язык; англ. one’s tongue runs nineteen to the dozen (букв. язык бежит девятнадцать раз вместо дюжины); тат. тел бистәсе (букв. языковая слободка).

Как известно, свойства личности проявляются в отношении человека к труду. Основываясь на материалах антропоцентрической фразеологии, можно выделить в фразеосемантической группе фразеологизмов, выражающих отношение человека к труду, три фразеосемантические подгруппы: 1) Трудолюбие; 2) Лень. Безделье. Праздность; 3) Медлительность.

Кроме привычных для трех анализируемых языков компонентов-зоонимов пчела/bee/бал корты, в русском и татарском языках символом трудолюбия является еще и муравей (рус. трудолюбивый как муравей; тат. кырмыскадай тырыш, а в английском языке – бобр (an eager beaver – энергичный как бобр).

Интересный, на наш взгляд, образ создан в татарском фразеологизме эшкә батыр, төскә матур (букв. смел в работе, красив и внешне), где указывается, что человеку смелому и умелому в труде всегда присуща внешняя красота.

Внутренняя форма многих фразеологизмов о лени, безделье настолько прозрачна, что абсурдность «дел» бездельника не вызывает сомнения: рус. пускать мыльные пузыри; тат. комнан аркан ишү – из песка плести аркан. Английские фразеологизмы также высмеивают «занятия» бездельника: lie down on the job (букв. лежать на работе).

Такое качество, как медлительность, в русском языковом сознании не одобряется; медлительных людей иронически называют тяжелой артиллерией; они любят тянуть канитель (этим. канитель – тонкая витая золотая или серебряная проволока для вышивания); тянуть кота за хвост и т.д. По мнению русских, медлительность хороша лишь в случае, когда кого-то нужно послать за смертью: его (только) за смертью посылать. У медлительного англичанина, видимо, «тяжесть в руке»: heavy in/on hand. Судя по английским фразеологизмам, в английском языковом сознании нет осуждения или иронии по отношению к такой черте характера, как медлительность. Напротив, делать медленно – лучше: slow and sure; slowly but surely. В татарском языке во фразеологизме о медлительном человеке используется образ черепахи или улитки: ташбака кебек; әкәм-төкәм килә, кайчан килеп җитә (букв. улитка идет, когда только дойдет).

В подгруппу антропоцентрических фразеологизмов, выражающих отношение человека к разным обстоятельствам, включены две фразеосемантические подгруппы: 1) Смелость; 2) Трусость.

В русских фразеологизмах о смелости одним из компонентов является соматизм голова, который на основе метонимического переноса выступает во фразеологизмах в значении ‘человек’: бедовая голова – ‘отчаянный, смелый, рисковый человек’. Английские фразеологизмы о смелости человека частично построены на сравнении, выраженном как эксплицитно (as) game as a cockerel (смелый, как бойцовый петух), так и имплицитно a heart of oak (букв. сердце (из) дуба). В татарском языковом сознании зафиксировано представление о мужчине как о смелом человеке: ир йөрәк (букв. мужское сердце) – храбрый, смелый мужчина. О смелом, сильном молодом человеке в татарских поговорках говорится: басса – бакыр изәрдәй, типсә – тимер өзәрдәй (букв. наступит – словно раздавит медь, пнет – словно разнесет на куски железо).

Символом трусости у многих народов издавна считался заяц, он широко известен в фольклоре и закрепился в русской, английской и татарской фразеологии. В английском языке фразеологизмы о трусости амбивалентны и раскрывают совместность трусости и малодушия: show the white feather (букв. показать белое перо) – струсить, смалодушничать. Этимология этого фразеологизма связана с обычаем присылать людям, уклоняющимся от военной службы, белое перо, что является обвинением в трусости (белое перо в хвосте бойцового петуха считалось признаком плохой породы). В татарском языке фразеологизмы о трусости акцентируют внимание на состоянии труса: йөрәк леп-леп тибә – сердце учащенно бьется от страха.

Четвертый раздел первой главы посвящен культурным кодам универсальных и уникальных образов русских, английских и татарских фразеологизмов.

Анализ образов антропоцентрических фразеологизмов сопоставляемых языков показал, что образы являются отражением способа мировидения и могут быть определены в рамках культурных кодов. Считая фразеологизмы самостоятельными духовными ценностями, можно выделить в исследуемых антропоцентрических фразеологизмах образы следующих культурных кодов:

1) антропоморфный культурный код, репрезентирующий образ человека и частей его тела; 2) биоморфный культурный код, репрезентирующий образы животных, птиц, насекомых, растений; 3) объектный культурный код, репрезентирующий образы предметов обихода, построек, жилища, его деталей; одежды; пищи; веществ, металлов, минералов и т.д.; 4) анимический культурный код, репрезентирующий образы явлений природы; 5) мифологический культурный код, репрезентирующий образы религиозных представлений человека, сказочных персонажей и т.п.; 6) темпоральный культурный код, репрезентирующий образы через обозначение времени; 7) пространственный (географический) культурный код; 8) колоративный культурный код, репрезентирующий образы, связанные с символикой цвета; 9) квантитативный культурный код, репрезентирующий образы через единицы измерения или образы количества; 10) терминологический культурный код, репрезентирующий образы военными, морскими, математическими и др. терминами.

Культурные коды образов русских, английских и татарских антропоцентрических фразеологизмов универсальны, однако их реализация всегда обусловлена национальной культурой.

Уникальными можно считать только те образы антропоцентрических фразеологизмов, которые встречаются во фразеологизмах лишь одного из языков трехъязычного фразеологического поля.

Универсальность и уникальность образов русских, английских и татарских фразеологизмов наблюдается в рамках следующих корреляций универсалий и уникалий:

1) универсальные культурные коды – универсальные образы фразеологизмов;

2) универсальные культурные коды – уникальные образы фразеологизмов.

Эта корреляция получила конкретное наполнение, которое можно представить в виде таблиц 1 и 2.

Как следует из данных таблиц, образы антропоцентрических фразеологизмов представляют целую парадигму, определяемую Н.В.Павловичем как «инвариант ряда сходных с ним образов, который состоит из устойчивых смыслов, связанных отношением отождествления. Эти смыслы: то, что отождествляется или сравнивается – левый член парадигмы, и то, с чем происходит сравнение – правый член парадигмы» [Павлович 2004: 14]. Универсальные образы составляют универсальную парадигму образов (рус., англ., тат., лиса – хитрость), уникальные образы составляют уникальную парадигму образов (рус. бирюлька – безделье; англ. nail (гвоздь) – жестокость; тат. буран – гнев). Однако, как писал Н.В.Павлович, «есть нечто в образах – еще более удивительное, чем их уникальность. Это – факт, что они создаются и функционируют в языке по определенным законам» [Павлович 2004: 14].

Таким образом, исследование внутренней формы антропоцентрических фразеологизмов русского, английского и татарского языков раскрывает специфику восприятия и понимания разными народами одних и тех же явлений.

Образы явлений природы во фразеологизмах анимического

культурного кода, имеющиеся только в одном из сопоставляемых языков

Язык	Образы	Фразеологизмы	Фразеотемы
рус.	погода	ждать у моря погоды	волевая пассивность
англ.	ice (лед) breeze (морской ветер) moon (луна)	independent as a hog on ice get/have the breeze up boast above (beyond) the moon	нахальство страх, трусость хвастовство
тат.	буран яшен (молния)	буран уйнату яшен суккан кебек булу	гнев удивление, изумление

Образы мифологических, религиозных, сверхъестественных представлений человека, сказочных персонажей мифологического культурного кода, имеющиеся только в одном из сопоставляемых языков

Семь фразеотематических групп, двадцать восемь фразеосемантических групп и сорок фразеосемантических подгрупп антропоцентрических фразеологизмов представляют классификационную иерархию, охватывающую значительный трехъязычный фразеологический массив. Анализ его с точки зрения внутренней формы фразеологизмов (образности + лингвокультурем) раскрыл универсальные и уникальные образы в трехъязычном фразеологическом поле.

Универсальные и уникальные образы антропоцентрических фразеологизмов представляют парадигмы. Универсальные образы составляют универсальную парадигму образов, уникальные образы – уникальную парадигму образов.