Джон Боулби. Привязанность

Джон Боулби. Привязанность

Перевод с английского Н.Г.Григорьевой и Г.В.Бурменской

Общая редакция и вступительная статья кандидата психологических наук Г.В.Бурменской

МОСКВА 2003

© The Tavistock Institute of Human Relations, 1969
© «Гардарики», 2003
© Григорьева Н.Г., Бурменская Г.В. Перевод, 2003
© Бурменская Г.В. Вступительная статья, 2003

Данное издание выпущено в рамках проекта «Translation Project»

при поддержке Института «Открытое общество» (Фонд Сороса) — Россия

и Института «Открытое общество» — Будапешт

ПРОБЛЕМЫ ОНТО- И ФИЛОГЕНЕЗА ПРИВЯЗАННОСТИ К МАТЕРИ В ТЕОРИИ ДЖОНА БОУЛБИ

Работы Боулби широко известны психологам всего мира, а сам он вместе со своей ближайшей и не менее знаменитой сподвижницей из США Мэри Эйнсворт считается основоположником целого направления современной психологии — психологии привязанности¹*. Около сорока лет назад исследования Боулби привели к коренному пересмотру психоаналитических представлений о природе связи ребенка и матери, долгое время господствовавших в психологии. Они по-новому раскрыли значение этой связи для развития личности ребенка и роль ее нарушений в раннем детстве, например, из-за разлуки, эмоциональной депривации или сиротства.

Но несмотря на то, что идеи Боулби более чем на полстолетия определили одну из основных исследовательских линий в психологии развития, а понятие «привязанность» широко используется и российскими психологами, его труды на русском языке практически не публиковались²*, так что предлагаемое вниманию читателей издание позволит хотя бы отчасти восполнить этот значительный и крайне досадный пробел в переводной психологической литературе.

__________________

Анализ творческого наследия Боулби и основных событий его жизненного пути открывает перед нами образ ученого дарвиновского типа — ищущего и основательного, критичного и широко мыслящего, строгого в своих рассуждениях и не терпящего поверхностных объяснений, наконец, сторонника понимания психологии как объективной науки. Боулби был теоретиком по складу ума, но в то же время обладал редкой чуткостью к новому опыту и реалиям жизненной практики, он был способен вести кропотливые и длительные эмпирические исследования, всесторонне и с разных точек зрения анализируя их результаты. Именно эти качества и подвели его к созданию концепции привязанности и открытию новой области исследований, связанной феноменом и механизмами влияния сепарации. Учитывая особенности научного творчества и сам склад мышления этого ученого, совсем не случайного, что последним значительным произведением Боулби, опубликованным уже после его смерти, стала работа, в которой делается попытка по-новому осмыслить биографию великого соотечественника Боулби Ч. Дарвина¹*. Идейная близость к эволюционному учению Дарвина в книгах Боулби нередко ощущается заметно больше, чем к теории З. Фрейда, несмотря на то, что именно психоанализ послужил конкретной отправной точкой для его исследований привязанности.

Что же привело Боулби к кардинальному переосмыслению ряда базовых положений фрейдовского учения и созданию новой теории в психологии развития личности? Как складывалась его научная биография?

Джон Боулби родился в 1907 г. в семье хирурга²*. Следуя по стопам отца, он начал свое профессиональное образование с изучения медицины в Кембриджском университете, однако уже на третьем курсе резко изменил специализацию, поскольку почувствовал интерес к детской психологии и другим предметам, имеющим отношение к этой тематике, из которых позднее сложилась психология развития. Но, как оказалось впоследствии, его решение порвать с карьерой врача не было окончательным. После окончания университета в 1928 г. Боулби начал работать сразу в нескольких школах закрытого типа для так называемых трудных детей, имеющих разного рода эмоциональные и поведенческие нарушения. Возрастной диапазон учащихся этих школ был довольно широким — от дошкольного возраста вплоть до восемнадцати лет. Полученный в этот период опыт работы со сложный детьми, произвел на Боулби глубокое впечатление. По сути, он и определил главное направление научных интересов Боулби — влияние ранних лет жизни ребенка на его последующее развитие — психическое здоровье и личностные особенности.

_______________

¹* Bowlby J. Charles Danvin: A new biography. L., 1991.

²* См.: Brelherton /. The origins of attachment theory: John Bowlby and Mary Ainsworth // Parke R., Qrnstein E, Reiser J., Zahn-Waxler C. (eds). A century of deve­lopmental psychology. N.Y., 1994; Ainswoith M. Mary D. Salter Ainsworth // O'Connell A., Russo N. (eds). Models of achievement: reflections of eminent women in psychology. N.Y., 1983. R 200-219.

С целью получения профессиональной психотерапевтической подготовки, необходимой для работы в области детского развития Боулби вступает в Британское психоаналитическое общество. Его руководителем и аналитиком стала Джоан Ривьер — убежденная сторонница взглядов Мелани Кляйн, считавшейся авторитетом в области психоаналитического изучения детского развития. Однако вопреки своим ожиданиям, при более близком знакомстве с психоанализом Боулби не столько утвердился в нем, сколько почувствовал его недостаточность, более того, искаженность трактовки в свете фрейдовских понятий тех сторон детского развития, с которыми он был знаком по собственному опыту. Постепенно Боулби пришел к выводу, что, уделяя основное внимание детским фантазиям, выражающим либидинальные и агрессивные побуждения, психоанализ в то же время полностью игнорирует влияние событий реальной жизни ребенка. В качестве примера, помогающего понять, что вызывало неудовлетворенность и глубокое несогласие Боулби, достаточно привести один характерный факт: когда Боулби выразил намерение побеседовать с матерью трехлетнего ребенка, психотерапией которого он занимался, М. Кляйн, работая в тот момент с Боулби в качестве супервизора, запретила ему такую беседу, так как считала принципиально излишним и ошибочным обращение к данному источнику сведений о ребенке. Поэтому уже тогда, хотя явно и не порывая с психоаналитическим направлением, Боулби начал искать новые пути исследования развития ребенка.

Вскоре (в 1940 г.) он публикует первую большую статью¹*, в которой можно найти прообразы многих из тех идей, которые впоследствии войдут в его теорию привязанности. В этой статье классическую для психоанализа проблему возникновения невроза и формирования невротического характера Боулби рассматривает нетрадиционно — с точки зрения влияния обстановки, окружающей ребенка в первые годы его жизни, и тех событий, которые с ним происходят. Уже в этой работе Боулби подробно останавливается на остро негативном воздействии разлуки маленьких детей с матерью, например, при их помещении в больницу.

_____________

Подчеркнем, что столь очевидная сегодня не только для психологии, но даже для обыденного сознания истина вовсе не была таковой еще в середине прошлого века. Боулби с полным основанием писал тогда о поразительном невнимании к этим вопросам. Между тем актуальность проблемы тяжелых психологических последствий разлуки маленького ребенка с матерью (и без того немалая из-за наличия приютов, круглосуточных яслей, принятой больничной практики содержания детей и т.д.) резко обострилась с началом Второй мировой войны, когда возникла необходимость ради спасения городских детей от бомбардировок отправлять их в сельскую местность, далеко от родителей. В результате войны сиротство стало массовым явлением во многих европейских странах.

В основу первого значительного эмпирического исследования¹* Боулби лег его опыт индивидуальной работы с детьми в одной из детских клиник Лондона, где он практиковал в качестве психиатра. В процессе детального изучения 44 детей с нарушениями поведения и склонностью к воровству он описал так называемый безэмоциональный характер и установил, что по разным причинам большинство из этих детей потеряли мать в самом раннем детстве и не имели никакой постоянной замещающей привязанности.

_______________

Однако с началом войны исследовательская работа Боулби прервалась: как психиатру ему было предписано заниматься отбором офицерского состава. Тем не менее, благодаря этой деятельности он познакомился с коллегами из Тавистокской клиники, находившейся в Лондоне, сотрудничество с которыми, как вспоминал впоследствии Боулби, помогло ему повысить методический уровень своих исследований, в частности освоить необходимые для экспериментальной работы статистические процедуры объективного сравнения, в то время еще редко используемые психиатрами и психоаналитиками. Но, главное, в конце войны Боулби пригласили возглавить детское отделение Тавистокской клиники, при которой его усилиями позднее был создан крупный исследовательский центр детского развития.

Благодаря Боулби отличительной особенностью деятельности отделения, которым он руководил, стала его ориентация на анализ и помощь семье в реально складывающихся детско-родительских отношениях, а девизом сотрудников — «никаких исследований без терапии». Вскоре (в 1948 г.) Боулби опубликовал статью о психотерапевтическом вмешательстве, направленном на снижение внутрисемейного напряжения, которая считается первой публикацией по семейной терапии¹*. Одновременно с этим Боулби начинает специальное изучение сепарации: организует систематические наблюдения за поведением детей, разлученных с родителями при помещении их в больницу или другие учреждения, включая их реакции на посещения матерями и возвращение домой. Через несколько лет вместе с Дж. Робертсоном он создает документальный фильм «Двухлетний ребенок в больнице» (1952), показывающий всю глубину страданий, переживаемых маленькими детьми в условиях разлуки с матерью. Факты, представленные в этом фильме, вызвали исключительно широкий общественный резонанс, выходящий далеко за рамки медицинских кругов. В целом фильм способствовал осознанию степени серьезности проблемы сепарации в раннем детстве и необходимости учета ее негативного психологического влияния в практике работы с детьми, что собственно и было целью Боулби и Робертсона, не желавших ограничиваться ролью пассивных наблюдателей горя и страданий детей.

Важной вехой в научной биографии Боулби и «поворотным пунктом»²* в разработке проблемы материнской депривации в раннем возрасте стала подготовка им по поручению Всемирной организации здравоохранения доклада³* о состоянии психического здоровья бездомных детей в странах Европы в послевоенный период. Этот доклад получил широкую известность: после публикации в 1951 г. он был переведен на 14 языков, причем один только англоязычный его тираж составил более 400 тысяч экземпляров. В нем впервые на большом фактическом материале было убедительно показано травмирующее влияние разлуки ребенка с матерью в раннем возрасте.

В качестве главного вывода, содержащегося в этом докладе, Боулби утверждал, что необходимым условием сохранения психического здоровья детей в младенческом и раннем детстве является наличие эмоционально теплых, близких, устойчивых и продолжительных отношений с матерью (или лицом, постоянно ее замещающим) — таких отношений, которые обоим приносят радость и удовлетворение. В то же время как человек, знающий практическую сторону жизни, Боулби понимал и всячески подчеркивал, что огромную роль в этом вопросе играет не только семья, но и общество в целом, поскольку только оно может создать макроэкономические условия, при которых возможны нормальные детско-родительские отношения: «Если общество дорожит своими детьми, оно обязано заботиться об их родителях» (там же. Р. 84).

_________________

Значительный эмпирический материал о влиянии сепарации ребенка с матерью, собранный в течение 1940-х гг. как самим Боулби, так и другими учеными (Р. Шпиц, Д. Берлингем, У. Гольдфарб и др.), требовал своего теоретического осмысления. В отличие от многих своих коллег-психоаналитиков Боулби ясно осознавал необходимость поиска новых концепций, которые могли бы не просто описывать особенности поведения детей в условиях разлуки с матерью, а объяснять причины и механизмы уже не вызывавших сомнений фактов их серьезной эмоциональной травматизации под влиянием этого фактора. Между тем, факты такого влияния прямо противоречили устоявшимся представлениям психоаналитиков о том, что любовь ребенка к матери коренится в удовлетворении ею первичных физиологических потребностей малыша (кормление грудью), поскольку было доказано, что разлученные дети страдают даже в условиях полноценного ухода и кормления.

В этот период Боулби случайно знакомится с работой австрийского ученого Конрада Лоренца, опубликованной (на немецком языке) еще в 1935 г. Его внимание привлекло открытое Лоренцем явление запечатления у птиц, а вслед за этим и этологическое направление в целом. Сама возможность феномена запечатления — установления прочной связи птенца с матерью, возникающей безотносительно к удовлетворению его первичных физиологических потребностей, — указывала на существование принципиально иных (чем, например, пищевое подкрепление) механизмов образования тесных отношений между родителями и потомством. Таким образом, в этологии Боулби нашел важный источник новых идей для преодоления ограниченности психоанализа и построения своей концепции привязанности. Но кроме этологии он также широко использовал данные из эволюционной и аналитической биологии, кибернетики и теории систем. В связи с ярко выраженными полидисциплинарными интересами Боулби стоит упомянуть, что в течение нескольких лет — с 1953 по 1956 г. — он участвовал в работе семинаров по «Психобиологии ребенка», организованных под эгидой ВОЗ, наряду с такими выдающимися учеными XX в., как Эрик Эриксон, Джулиан Хаксли, Барбель Инельдер, Конрад Лоренц, Маргарет Мид и Людвиг фон Берталанфи, представлявшими разные области научного знания.

Как известно, в качестве влиятельного научного направления, изучающего биологические основы поведения животных, этология оформилась в 1930-х гг., поэтому в период разработки Боулби концепции привязанности она представляла собой еще весьма новую, хотя и многообещающую, область исследований. Внимание ученых к работам таких этологов, как К. Лоренц, Н. Тинберген и др. было в значительной мере обусловлено тем, что их исследования преодолевали ограниченность бихевиористического понимания поведения как совокупности реакций организма на стимулы внешней среды. По словам Боулби, в концепции этологов его привлек их интерес не только к эволюции поведения, но главным образом к механизмам его организации.

В работах этологов поведение животного не сводилось к комплексам внешних движений, напротив, организм активно регулировал взаимодействие с окружающей средой в соответствии со своими внутренними состояниями и внешними условиями, что указывало на наличие у него особого рода механизмов. Отсюда — этологическое понятие центральных управляющих программ, которые применительно к активности животных и человека Боулби назвал системами управления (регуляции) поведением. К тому же этология требовала рассматривать любую форму поведения с учетом ее адаптивной функции, т.е. с точки зрения того вклада, который это поведение вносит как в сохранение отдельной особи, так и в выживание вида в целом. Эти и некоторые другие идеи этологов были последовательно реализованы Боулби в концепции привязанности, чему также способствовало тесное и длительное сотрудничество Боулби с Робертом Хайндом — видным представителем этологии, автором фундаментального труда «Поведение животных» (на русском языке опубликован в 1975 г.).

Между тем несколько раньше произошла другая встреча, еще более значительная для научной биографии Боулби, — в 1950 г. к возглавляемой им небольшой группе исследователей присоединилась Мэри Эйнсворг, впоследствии внесшая огромный вклад в развитие этого направления: ей, в частности, принадлежит разработка метода исследования привязанности, известная как «ситуация с незнакомым взрослым», а также выделение трех типов привязанности — надежной, амбивалентной и отстраненной. До начала сотрудничества с Боулби она занималась детско-родительскими отношениями и методами диагностики личности, защитив диссертацию по этим проблемам в университете Торонто в 1942 г. По признанию самой Эйнсворт, она не сразу разделила увлечение Боулби этологическим подходом: в то время ей казалось «самоочевидным, что привязанность ребенка к матери объясняется тем, что она удовлетворяет его базовые потребности»¹*. Однако постепенно ее захватил энтузиазм Боулби, связанный с построением новой теории. После трехлетнего периода совместной работы с Боулби в Лондоне Эйнсворт отправляется в Уганду, где в соответствии с этологическими принципами проводит наблюдения за проявлениями привязанности у маленьких детей. Первые же наблюдения Эйнсворт не оставили и следа от ее прежних «самоочевидных» представлений и убедили в правильности создаваемого Боулби подхода. Материалы этих наблюдений, собранные за два года, легли в основу эмпирического обоснования теории привязанности, в разработке которой с этого времени Эйнсворт стала принимать самое активное участие.

Первая попытка Боулби публично представить свою теорию состоялась на заседании Британского психоаналитического общества, где в 1957 г. он выступил с докладом «О природе связи ребенка и матери»²*. Доклад начинался с критического разбора психоаналитических концепций, в которых отношение маленького ребенка с матерью трактовалось как биологическое единство, основанное на зависимости от удовлетворения его физиологических потребностей. Как, например, писала А. Фрейд, «младенец не «любит» мать в собственном смысле этого слова, а нуждается в ней»³*.

____________

Психоаналитическим концепциям Боулби противопоставил свое понимание привязанности и этологический подход, доказывающий, что уже у животных имеется множество реакций, которые с момента своего появления независимы от органических нужд, — их функция заключается в осуществлении социального взаимодействия с родителями или иными представителями своего вида. Подхватывая и перенося эту мысль на развитие младенца

Боулби придавал кардинальное значение тем наблюдениям, которые показывали особый характер реакций ребенка на человеческое лицо, голос, физический контакт, ласку и другие формы социального взаимодействия. Боулби подчеркивал их изначально самостоятельный характер, никак не связанный с удовлетворением физиологических нужд.

Как и следовало ожидать, реакция на высказанные Боулби взгляды нетерпимых к любому отходу от ортодоксальных позиций психоаналитиков была весьма бурной — решительное неприятие и отторжение даже со стороны Дж. Ривьер, которая была его непосредственным учителем. А Анна Фрейд, например, выражала свое сожаление «о потере для психоанализа такой значительной фигуры, как Боулби»¹*. Однако до исключения из членов психоаналитического общества, как это случилось несколько ранее с К. Хорни (в Американском психоаналитическом обществе) и многими другими реформаторами фрейдовского учения, дело не дошло. Тем не менее сложные отношения с представителями психоанализа сохранялись у Боулби долго. Это можно отчетливо видеть и в представляемой здесь книге «Привязанность», где с одной стороны, Боулби настойчиво ищет поддержку своим взглядам в трудах самого Фрейда, приводя его высказывания, содержащие хотя бы малейшие намеки на идеи, сходные со своими (см. гл. 1), а с другой стороны, с особой тщательностью обосновывает все пункты расхождений.

_____________

¹* Цит. по: Bretherton I. The origins of attachment theoiy: John Bowlby and Mary Ainsworth // Parke R., Ornstein P., Reiser J., Zahn-Waxler C. (eds). A century of developmental psychology. N.Y., 1994.

В процессе работы над книгой «Привязанность» (1969 г.), занявшей у Боулби целых семь лет, отличие его позиции как в отношении содержания, так и методологии исследования детского развития приобрело четкие контуры. Боулби полностью отказался от классического психоаналитического метода, связанного с ретроспективным восстановлением прошлого опыта человека (на основе свободных ассоциаций и других приемов), как непригодного для изучения психических процессов у детей. Вместо этого он обратился к методу систематического наблюдения за реальным поведением детей и лонгитюдному прослеживанию прямых и косвенных последствий, к которым ведет конкретное травматическое событие, — достаточно продолжительная разлука маленького ребенка с матерью или лишение ее. Более того, в отличие от представителей психоанализа, Боулби не стал ограничиваться изучением развития связи ребенка с матерью только лишь у человека, но, опираясь на этологию, систематизировал огромный филогенетический материал, показывающий развитие отношений между детенышами и родителями у многих видов животных, находящихся на разных ступенях эволюции, в том числе особенно подробно у приматов — макака-резусов, бабуинов, шимпанзе и горилл. Таким образом, тщательное описание онтогенетических стадий развития привязанности ребенка (в IV части книги) Боулби предваряет «выстраиванием» целого ряда филогенетических «предшественников» этого поведения, — методологический ход, который свидетельствует о глубокой приверженности Боулби принципу развития.

Анализ филогенетических предпосылок привязанности (II и III части книги) Боулби начинает с особенностей организации инстинктивного поведения, варьирующегося от простейших фиксированных действий, подобных элементарным рефлексам, до весьма сложных паттернов, построенных на основе иерархии планов и подпланов разного уровня. При этом Боулби отказался от традиционного понимания инстинктивного поведения как слишком противоречивого и не определенного. Используя перенесенное из кибернетики понятие «система управления» и принцип саморегуляции, Боулби построил новую модель инстинктивного поведения, в которой у наиболее сложных видов животных оно вовсе не является «слепым» и жестко стереотипным. Напротив, выражаясь языком Боулби, инстинктивное поведение в той или иной степени «целекорректируемо», т.е. способно подстраиваться к конкретным условиям среды и гибко изменяться в процессе достижения цели, что обеспечивает высокую адаптированность к среде высших видов животных. Регуляторные функции сложных систем управления поведением, например, исследовательским, родительским, пищевым и др., опираются на когнитивные карты и/или «рабочие модели» («working models») — средства, отображающие как окружающую среду, так и собственные действия индивида. Заметим, что понятие «рабочая модель», по сути дела, означающее не что иное, как систему образов и представлений о внешней и внутренней среде (кстати, заимствованное Боулби из работ биолога Крейка¹* и не лучшим образом звучащее в таких, например, выражениях, как «рабочая модель матери» и др.), поразительно сходно с понятием «поле образа», разработанным в 1960-х гг. в теории П.Я. Гальперина об ориентировочной деятельности субъекта²* (как, впрочем, чрезвычайно сходна критика, высказанная этими очень разными и никак не связанными между собой учеными в адрес традиционной теории инстинкта³*).

____________

Таким образом, в концепции Боулби место фрейдовского понятия «влечение» («инстинкт») заняли «системы управления поведением», действующие на основе принципов регуляции разного уровня сложности. В силу этого Боулби уделяет большое внимание тому, каким образом происходит активация определенной системы управления поведением и последующее прекращение ее действия, рассматривает в этом процессе роль внешних и/или внутренних стимулов, которые фиксируются посредством механизмов запечатления во время сензитивных периодов в процессе развития животного на ранних этапах онтогенеза.

С этой точки зрения привязанность, наблюдаемую у детенышей многих видов млекопитающих и птиц, Боулби выделяет из общего репертуара поведения как совершенно особый его вид, специфика которого в обеспечении им близости или физического контакта с родительской особью (обычно матерью). Биологическая функция поведения привязанности диктуется потребностью беспомощного детеныша в защите от опасностей окружающего мира и не может (как это считалось в психоанализе в отношении человеческого младенца) трактоваться в качестве явления, просто сопутствующего процессу удовлетворения физиологических потребностей малыша (питания и др.).

Боулби считал, что существуют некие врожденные компоненты той специфической системы регуляции поведением, которая с самого начала направляет активность младенца по отношению к взрослому. Однако процесс становления поведения привязанности у ребенка весьма длителен и проходит четыре стадии: 1) начальной ориентировки и неизбирательной адресации сигналов любому лицу (слежение глазами, цепляние, улыбка, лепет), 2) выделения и сосредоточения на определенном лице, 3) использования взрослого (обычно матери) в качестве «надежной базы» для исследовательского поведения (по выражению М. Эйнсворт) и источника, дающего чувство защищенности и наконец, 4) гибко регулируемого (целекорректируемого) партнерства на третьем году жизни. В книге Боулби большое место уделено подробному описанию особенностей каждой стадии, а также условий, влияющих на проявления привязанности ребенка и выбор им основных и второстепенных лиц, к которым формируется привязанность, и многим другим ее аспектам.

Поиск младенцем защитной близости и контакта со взрослым резко активизируется в ситуациях опасности, тревоги или разного рода дискомфорта (боли, холода и т.д.): здесь взрослый становится источником успокоения и чувства защищенности, наличие которого позволяет ребенку активно осваивать полный новизны и разнообразия окружающий мир. Таким образом, теория Боулби раскрывает привязанность к матери одновременно и как определенное активное поведение ребенка, и как эмоциональную связь с ней. Тяжелые страдания малыша, разлученного с матерью, объясняются, по мнению Боулби, активированным состоянием его внутренней системы регуляции поведения привязанности и отсутствием привычных стимулов, прекращающих ее действие (контакт с матерью). В этих условиях у ребенка возникает состояние острой дезадаптации, когда угнетаются все другие формы поведения, а в результате даже при самом хорошем уходе со стороны чужих для ребенка лиц он теряет интерес к окружающему, плохо ест и спит, испытывает тревогу, отчаяние или апатию, легко заболевает. Предложенная Боулби концепция привязанности позволила «реабилитировать» то чрезвычайно требовательное поведение малышей (в отношении присутствия матери), которое нередко воспринимается недостаточно опытными родителями как каприз и результат неправильного воспитания, когда ребенка просто «приучили цепляться за мать».

Необходимо подчеркнуть, что, несмотря на теоретическую направленность книги Боулби, для нее характерна исключительная информационная насыщенность. Читатель найдет в этой работе не только уникальное по своей полноте описание основных стадий развития привязанности в первые годы жизни ребенка, но и детальный анализ особенностей конкретных форм поведения, с помощью которых реализуется привязанность ребенка к матери, — ориентировочной и сигнальной активности младенца (плача, улыбки, лепета и жестов), его следования за матерью, цепляния и др. Например, рассматривая особенности реакции сосания, Боулби устанавливает, что она имеет две разные формы: помимо той, которая связана с получением младенцем пищи, имеется еще одна, составляющая неотъемлемую часть поведения привязанности, — направленная на достижение близости и физического контакта с матерью.

Естественно, что особое место в работе Боулби отведено анализу форм материнского поведения и их влияния на становление взаимодействия пары ребенок-мать. На основе накопленных фактических данных Боулби вносит принципиально важное уточнение относительно понимания психологического содержания роли матери, заботящейся о ребенке: наиболее важным компонентом материнского ухода является внимание к сигналам, подаваемым ребенком, и общение с ним (social interaction), а не сам по себе повседневный уход. Вместе с Эйнсворт он подчеркивает, что обычно используемое понятие «материнский уход и забота» является слишком широким и позволяет толковать его как главным образом обслуживание органических потребностей ребенка. Между тем избирательный характер проявлений привязанности младенца недвусмысленно показывает, что он явно предпочитает тех лиц, которые не просто ухаживают за ним, но вступают с ним в активное и эмоциональное взаимодействие — привлекают внимание, ласково разговаривают, улыбаются, играют. В качестве главных факторов формирования привязанности ребенка к матери, согласно Боулби, выступают, во-первых, чуткость ее реагирования на подаваемые ребенком сигналы и, во-вторых, частота и длительность реального взаимодействия с младенцем: «Матери, чьи дети имеют наиболее надежную привязанность к ним, отличаются тем, что реагируют ... немедленно и ... взаимодействуют со своими детьми — к их обоюдному удовольствию» (с. 351).

В свете разработанной Боулби теории привязанности многие специфические феномены детского развития в младенческом и раннем возрасте получили намного более удовлетворительное объяснение, чем раньше. Это касается, например, непонятной ранее прихотливой избирательности отношений младенца с основными и второстепенными лицами привязанности, или «странной» (на взгляд многих родителей) потребности маленьких детей постоянно иметь с собой какой-то предмет (обычно мягкую игрушку), или то усиливающейся, то ослабевающей у младенца боязни незнакомых людей и т.д. В целом же представленная Боулби картина появления и последовательного усложнения избирательно направленных реакций ребенка на мать (начиная с фазы новорожденности) уникальна по точности и полноте. Вместе с детальным описанием становления взаимодействия между матерью и ребенком (гл. 14—17) она и сегодня может служить главой фундаментального учебника по психологии раннего возраста.

Однако, оценивая работу Боулби в целом, нельзя обойти одно принципиально важное обстоятельство: сосредоточив значительную часть своих усилий на анализе филогенетических «корней» привязанности и показе закономерной преемственности механизмов привязанности к матери у животных и человека, Боулби оставил без должного внимания вопрос об их качественных различиях. Он считал, что, хотя различия между человеком и высшими приматами, безусловно, существуют, но в отношении привязанности их сходство, «возможно, имеет даже большее значение, чем различия». Более того, подчеркивая гибкость и адаптивность инстинктивных форм поведения привязанности у высших видов приматов, Боулби не исключил существования у человека общих с ними прототипических инстинктивных структур, а генезис привязанности у ребенка рассматривал как, по меньшей мере, аналогичный процессу запечатления, происходящему у детенышей животных: «...Имеются все основания отнести развитие привязанности к процессу запечатления ... в широком значении. На самом деле, в противном случае возник бы совершенно необоснованный разрыв между поведением привязанности у человека и других биологических видов» (с. 248—249).

Как отнестись к такому допущению? Можно ли на этом основании не упрекнуть Боулби в грубом биологизаторстве, в натуралистическом истолковании привязанности ребенка к матери? Совершенно очевидно, что выводы Боулби связаны с ограниченностью общей парадигмы его исследований, поскольку он изначально рассматривал привязанность в эволюционном, а не социокультурном контексте. Однако ответы на поставленные выше вопросы на самом деле не так очевидны, как может показаться на первый взгляд.

Следует учитывать, что в результате анализа фило- и онтогенеза привязанности Боулби пришел к выводу, что это поведение представляет собой форму социального взаимодействия, возникновение которой никак не зависит от удовлетворения физиологических потребностей ребенка. Таким образом, его вывод прямо противоположен натуралистической трактовке феномена привязанности. В то же время анализ того, как Боулби понимал само социальное взаимодействие, показывает, что для него не был первостепенным вопрос о его качественных различиях у животных и человека, а значит, натуралистический подход в его теории, безусловно, сохранял свои позиции.

Это принципиальное обстоятельство легко ускользает от внимания, если при чтении книги Боулби оставаться в русле его рассуждений, однако оно бросается в глаза, если посмотреть на вопрос о развитии привязанности шире, например, с учетом культурно-исторической теории, разрабатываемой в трудах отечественных последователей Л.С. Выготского. Еще раз отметим, что несмотря на эволюционный подход и междисциплинарный характер теории Боулби общая парадигма его исследований имеет серьезные ограничения: в ней никак не затрагиваются те глубокие качественные преобразования, которые происходили в процессе антропогенеза и не могли не привести к изменению самой природы человека по сравнению с человекоподобными приматами, а следовательно, его онтогенеза в целом и функции привязанности в частности¹*.

____________

¹* См.: Выготский Л.С. История развития высших психических функций // соч. в 6 т. М., 1983. Т. 3; Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. М., 1972; Гальперин П.Я. К вопросу об инстинктах у человека // Вопросы психологии. 1976. №4.

Однако сегодня поздно и несправедливо упрекать Боулби за то, что в своих исследованиях он прошел мимо культурно-исторической теории и, соответственно, тех богатейших возможностей, которые в ней объективно заложены в отношении понимания специфики человеческого онтогенеза — прежде всего этапов становления общения ребенка со взрослым, которые в своих работах Боулби описывает как стадии развития привязанности. В конце концов, труды Л.С. Выготского получили настоящую известность на Западе лишь начиная с 1980-х гг., когда теория привязанности Боулби уже приобрела свою относительно законченную форму, а ее автору было более 70 лет. По той же причине бессмысленно сожалеть, что Боулби не учел интереснейшие результаты экспериментальных исследований многих отечественных психологов (Н.М. Щелованова, Н.М. Аксариной, М.Ю. Кистяковской, М.И. Лисиной и др.), с которыми просто не был знаком. В заключение более уместно подчеркнуть другое: сам Боулби вполне отчетливо понимал не только сильные стороны, но и ограниченность созданной им теории. Его книга завершается многозначительным признанием, что «наименее изученной стадией человеческого развития остается та, на которой ребенок приобретает все свои специфически человеческие качества. Здесь перед нами открывается целый континент, который еще только предстоит завоевать» (с. 399. — Курсив мой - Г.В.).

Слова, написанные Боулби почти сорок лет назад, не утратили своей актуальности. Сегодня они воспринимаются как призыв к содержательному соотнесению и, образно выражаясь, «стыковке» эволюционного и культурно-исторического подходов в исследовании конкретных феноменов детского развития, в том числе привязанности. Необходимо создание современных теорий более высокого уровня, реально синтезирующих достижения своих предшественников и преодолевающих их противоречия. Это прежде всего относится к теории генезиса общения, созданной М.И. Лисиной и ее учениками, — сопоставление ее с теорией привязанности Боулби обнаруживает как массу интересных аналогий, так и множество отличий¹*. Потенциальная взаимодополнительность этих двух очень разных по своим исходным методологическим позициям теорий, но не уступающих друг другу по масштабу своего вклада в понимание базовых проблем онтогенеза, требует специального серьезного анализа, который выходит далеко за рамки данного предисловия. Можно надеяться, однако, что публикация на русском языке первого тома фундаментальной трилогии Боулби будет способствовать реализации этой задачи в будущем.

___________

1* См.: Лисина М.И. Проблемы онтогенеза общения. М., 1986; Смирнова Е.О. Теория привязанности: концепция и эксперимент // Вопросы психологии. 1995. № 3.

Кандидат психологических наук Г.В. Бурменская

ПОСВЯЩАЕТСЯ УРСУЛЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Но все произошло иначе. По мере продвижения вперед в своих научных исследованиях я постепенно стал осознавать, что поле, которое я так легкомысленно взялся «вспахать», было не менее обширным, чем то, которое Фрейд начал обрабатывать шестьдесят лет назад, и что на моем участке встречались такие же «каменистые неровности» и «колючие кустарники», как и на его поле; и ему приходилось сталкиваться с теми же препятствиями и искать ответы на те же трудные вопросы — о любви и ненависти, тревоге и борьбе, привязанности и утрате. Однако меня ввело в заблуждение то, что мои «борозды» начинались с угла, диаметрально противоположного тому, с которого начинал Фрейд, и откуда потом за ним следовали другие психоаналитики. С новой точки зрения знакомый ландшафт мог иногда выглядеть совершенно по-другому. Поэтому я не только был дезориентирован с самого начала, но и впоследствии продвигался вперед достаточно медленно. Кроме того, полагаю, моим коллегам часто было трудно понять, что я пытаюсь сделать. По этой причине, возможно, будет полезно представить ход моих мыслей в исторической перспективе.

В 1950 г. Всемирная организация здравоохранения обратилась ко мне с просьбой предоставить информацию о состоянии психического здоровья бездомных детей. Задание давало мне прекрасную возможность ознакомиться с литературой по этому вопросу, а также встречаться со многими ведущими учеными, работающими в области организации ухода за детьми и детской психиатрии. Как я писал в предисловии к отчету, составленному по результатам исследования (Bowlby, 1951), больше всего при встрече с ними меня поразило то, что они были, по сути, «единодушны в понимании основ психического здоровья детей и по поводу условий и практических методов ухода, которые могут его обеспечить». В первой части своего отчета я обосновал и сформулировал принцип: «Для психического здоровья важно, чтобы между маленьким ребенком и его матерью (или тем, кто постоянно ее замещает) существовали теплые, близкие и продолжительные отношения, в которых оба находили бы удовлетворение и радость». Во второй части я наметил те меры, которые необходимо принять с учетом этого принципа, если мы хотим сохранить психическое здоровье детей, разлученных со своими семьями.

Отчет оказался своевременным. Он помог сосредоточить внимание на этой проблеме, внес свой вклад в совершенствование методов ухода за детьми и стимулировал как полемику, так и исследования. Тем не менее, как заметили некоторые критики, в моем отчете имелся по крайней мере один серьезный недостаток. В то время как в нем немало говорилось о многочисленных видах отрицательного воздействия, которое, как свидетельствовали данные, могло быть следствием лишения контакта с матерью (материнской депривации), а также о практических мерах, способных предотвратить или смягчить это воздействие, в отчете очень мало было сказано о процессах, посредством которых осуществлялось это негативное влияние. Как получается, что то или иное событие (обстоятельство), подпадающее под общее название материнской депривации, ведет к возникновению определенной формы психического расстройства? Какие процессы действуют при этом? Почему происходит так, а не иначе? Какие еще факторы влияют на результат, и каков механизм их действия? На все эти вопросы в монографии ответов нет или почти нет.

Причиной умолчания была недостаточная компетентность — моя и других ученых, — которую, вероятно, нельзя было компенсировать за несколько месяцев, отведенных на написание отчета. Я надеялся, что рано или поздно этот пробел будет восполнен, хотя было неясно, когда и каким образом.

Именно с таким настроением я начал уделять серьезное внимание наблюдениям, которые вел мой коллега Джеймс Робертсон. Благодаря небольшому гранту, предоставленному компанией «Сэр Хэлли Стюарт Траст», в 1948 г. он вместе со мной решил принять участие в систематическом исследовании всей проблемы в целом — проблемы влияния разлуки ребенка с матерью в раннем детстве на развитие его личности. В период обширных исследований области, которую в то время, образно говоря, можно было назвать целиной, Робертсон наблюдал за несколькими маленькими детьми до того, как они были «вырваны» из своей привычной обстановки, во время их пребывания вне дома и после возвращения домой. Большинство этих детей были в возрасте от года до двух с небольшим лет, и они не просто были разлучены со своими матерями, но в течение нескольких недель или даже месяцев находились в таких местах, как больница и детские ясли. Там они пребывали постоянно, не имея возможности находиться под присмотром одного человека, замещавшего мать. В период этой работы на Робертсона произвело большое впечатление, насколько глубоко дети переживали отрыв от дома и как долго у них сохранялось это состояние после возвращения домой. Никто из тех, кто читал его отчеты или видел снятый им фильм о маленькой девочке, не остался равнодушным. Тем не менее единого мнения относительно значения этих наблюдений или того, насколько они отражают реальное положение дел, в то время не было. Одни сомневались в обоснованности выводов; другие признавали наличие этих реакций, но относили их к чему угодно, только не к потери матери; третьи допускали возможность того, что разлука с матерью является существенным фактором, но полагали, что смягчить его отрицательное воздействие не слишком трудно и что поэтому потеря матери не имеет столь серьезных последствий в плане патологии, как мы считали.

Мы с коллегами придерживались иного мнения. Мы были уверены, что эти наблюдения имеют серьезное значение, причем все данные свидетельствуют о том, что потеря ребенком матери является доминирующим фактором, хотя и не единственно важным; наш опыт показывал, что даже при прочих благоприятных обстоятельствах эта ситуация вызывала больше страданий и волнений, чем было принято считать. В действительности, мы придерживались мнения, что реакции протеста, отчаяния и отчуждения, которые обычно имеют место, когда ребенка начиная с шестимесячного возраста разлучают с матерью и оставляют на попечении незнакомых ему людей, возникают в основном из-за «утраты материнской заботы в тот период развития, когда ребенок в высшей степени зависим и уязвим». Исходя из эмпирических наблюдений, мы предположили, что «острая потребность маленького ребенка в любви и присутствии матери так же велика, как его потребность в пище» и что поэтому отсутствие матери неизбежно вызывает «сильное переживание утраты и чувство гнева». Нас особенно интересовали те ярко выраженные изменения, которые часто наблюдаются в отношении ребенка к своей матери, когда он возвращается домой после разлуки: с одной стороны, можно видеть, что он «сильно льнет к матери, И это может продолжаться неделями, месяцами или годами»; а с другой — «он отвергает ее как объект любви, и такая реакция может быть временной или постоянной? Последнее состояние, позднее названное отчуждением (detachment), мы считали результатом вытеснения чувств ребенка к матери.

Таким образом, мы пришли к заключению, что потеря матери сама по себе или в сочетании с другими факторами, которые должны быть четко определены, способна вызывать реакции и процессы, представляющие огромный интерес для психопатологии. Более того — мы сделали вывод, что это те самые реакции и процессы, что и у взрослых людей, у которых сохранились расстройства, вызванные ситуациями разлуки с матерью, пережитыми ими в раннем детстве. С одной стороны, среди этих реакций и процессов, среди разных форм расстройств мы наблюдали тенденцию предъявлять повышенные требования к другим людям и выражать тревогу и гнев, когда эти требования не выполняются, — так обычно бывает у зависимых и истеричных людей. С другой стороны, имеет место неспособность к установлению близких отношений, что наблюдается у людей, лишенных любви и привязанности, а также психопатических личностей. Другими словами, нам казалось, что, наблюдая за детьми во время и после периодов их разлуки с матерью, а также в незнакомой обстановке, мы видим именно те реакции и действие тех защитных процессов, которые позволяют нам заполнить разрыв между получением опыта переживаний такого рода и тем или иным личностным расстройством, которое может за ним последовать.

Эти выводы, естественным образом возникшие на основе эмпирические данных, привели к ключевому решению вопроса о стратегии исследований. Наша цель заключалась в том, чтобы понять, как возникают и развиваются эти патологические процессы. Поэтому мы решили впредь использовать в качестве основных данных подробные отчеты о том, как маленькие дети реагируют на разлуку с матерью, а затем — на воссоединение с ней. Мы пришли к выводу, что такие данные представляют подлинный интерес и существенно дополняют обычные сведения, традиционно получаемые в ходе терапии детей старшего возраста и взрослых. Рассуждения, лежавшие в основе этого решения, и некоторые первоначальные данные приведены в статьях, опубликованных в 1952—1954 гг., тогда же был снят и фильм¹*.

_____________

1* Речь идет о статьях Робертсона и Боулби (Robertson, Bowlby, 1952); Боулби, Робертсона и Розенблат (Bowlby, Robertson, Rosenbluth, 1952); Боулби (Bowlby, 1953); Робертсона (Robeitson, 1953); Эйнсворт и Боулби (Ainsworth, Bowlby, 1954), выдерж­ки из которых цитируются в данном тексте. Фильм был снят Робертсоном (Robert­son, 1952).

После того как мы с коллегами приняли решение, нам потребовалось несколько лет, чтобы обработать уже полученный материал, собрать и проанализировать новые данные, сравнить их с данными из других источников и исследовать их теоретическое значение. Среди опубликованных результатов нашей работы — книга, получившая название «Кратковременные разлуки» (Heinicke, Westheimer, 1966), в которой Кристоф Хайнике и Илзе Вестхаймер рассматривают реакции, наблюдавшиеся в определенной обстановке во время и после короткой разлуки ребенка с матерью. В этом исследовании реакции детей наблюдались и фиксировались не только более систематическим образом, чем это было возможно ранее, но и поведение детей, разлученных с матерью, с помощью статистических методов сравнивалось с поведением соответствующей выборки детей, живущих дома с матерями и не подвергавшихся разлучению. Результаты этого более позднего исследования подтверждают менее систематические, но более полные данные Джеймса Робертсона и обогащают их по ряду пунктов.

В серии своих статей, опубликованных в период с 1958 по 1963 г., я обсуждал ряд теоретических проблем, встающих в связи с этими наблюдениями. В настоящих трех томах раскрывается та же тема, но делается это более тщательно¹*. Приводится также много дополнительного материала.

______________

Том I «Привязанность» посвящен проблемам, которые первоначально рассматривались в первой статье данной серии — «Природа связи ребенка с матерью» (1958). Для того чтобы более успешно представить выдвигаемую нами теорию, что мы попытались сделать в частях III и IV, необходимо было сначала обсудить проблему инстинктивного поведения в целом и ее оптимальную концептуализацию. Это потребовало довольно обширного обсуждения, которое представлено в части II этого тома. Его предваряют две главы, составляющие часть I: в первой главе рассматриваются некоторые из моих исходных положений, которые я сопоставляю с положениями Фрейда; вторая глава представляет собой обзор эмпирических наблюдений, на основе которых я строю свои выводы; в ней также приводится краткое описание этих наблюдений. Целью всех глав частей I и II является разъяснение понятий, лежащих в основе моей работы, поскольку, будучи незнакомыми многим клиницистам, они вызвали у них некоторое недоумение у последних, хотя в других отношениях они сочувственно воспринимали мою работу.

Том II «Разлука» посвящен проблемам, которые первоначально рассматривались во второй и третьей статьях серии:

«Страх разлуки» (1960а),

«Страх разлуки: критический обзор литературы» (1961а).

Том III «Утрата» будет содержать переработанный и расширенный материал, впервые опубликованный в следующих статьях:

«Горе и печаль в младенчестве и раннем детстве» (1960b),

«Переживание печали» (1961b),

«Патологическая печаль и детское горе» (1963).

В последнем исследовании я опирался на систему взглядов, принятую в психоанализе. Для этого было несколько причин. Во-первых, мои ранние идеи, связанные с этой темой, были навеяны психоаналитической работой — как моей собственной, так и других ученых. Во-вторых, несмотря на ограничения, психоанализ остается самой полезной и широко используемой из всех современных теорий в области психопатологии. Третья и самая важная причина заключается в том, что все основные понятия моей теории — объектные отношения, страх разлуки, печаль, защита, травма, сензитивные периоды первых лет жизни — понятия, без которых не обходится психоаналитическое мышление, тогда как в других дисциплинах, изучающих поведение, до недавнего времени этим понятиям уделялось крайне мало внимания.

В ходе своих исследований Фрейд использовал разные подходы и испробовал много возможных теоретических построений. После его смерти оставшиеся в его трудах противоречия и двусмысленные положения привели к ряду трудностей, в связи с чем были предприняты попытки «наведения порядка». Отдельные его теории были выделены из его учения и получили дальнейшее развитие, другие — отложены и преданы забвению. Поскольку некоторые из моих идей выходят за рамки установившихся теоретических традиций и по этой причине подвергались сильной критике, я взял на себя труд показать, что большая их часть ни в коей мере не чужда тому, что думал и о чем писал сам Фрейд. Напротив, я надеюсь доказать, что большую часть основных положений моей теории можно найти в работах Фрейда, где они изложены вполне ясно.

ВЫРАЖЕНИЕ БЛАГОДАРНОСТИ

Поскольку основные данные, на которые я опирался, были получены Джеймсом Робертсоном, я остаюсь перед ним в большом долгу. Его наблюдения поразили меня прежде всего огромным потенциалом исследований естественно-научного типа в отношении поведения маленьких детей в ситуации, когда их мать временно отсутствует, а его щепетильное отношение к точности описания, а также пристальное внимание к деталям были для меня постоянной поддержкой в ходе представления и обсуждения полученных данных. Систематические наблюдения Кристофа Хайнике и Илзе Вестхаймер, создававшие более прочную эмпирическую основу для моей работы, также были для меня чрезвычайно ценными.

Я очень признателен за помощь, оказанную мне другими коллегами, работающими в Тавистокской клинике и Тавистокском институте общественных отношений над проблемами привязанности и утраты.

Хотя Мэри Эйнсворт (Солтер)¹* уехала из Тавистока в 1954 г., мы поддерживали с ней контакты. Она не только любезно предоставляла мне данные своих наблюдений за поведенческими проявлениями привязанности, сбор которых осуществлялся в Уганде и в Балтиморе, Мэриленд, но еще и взяла на себя труд чтения большей части рукописи этой книги, в результате чего ею было сделано много ценных замечаний, особенно в частях III и IV.

________________

¹* М. Эйнсворт до замужества в 1950 г. носила фамилию Солтер. — Примеч. ред.

Энтони Амброуз помог мне прояснить некоторые трудные места и внес множество замечаний, улучшивших текст. Он также сыграл неоценимую роль в организации четырех заседаний Тавистокского семинара по теме «Взаимодействие матери и младенца», проведенного в Лондоне при щедрой поддержке Фонда Сиба. Каждый, кто знаком с материалами этих заседаний, согласится со мной в том, что я обязан всем, кто выступал с докладами и принимал участие в обсуждениях.

Представляемая здесь теоретическая схема частично опирается на психоанализ, а частично — на этологию. Своим образованием психоаналитика я обязан своему личному психоаналитику Джоан Ривьер, а также Мелани Кляйн, которая была одним из моих супервизоров. Хотя моя позиция стала сильно отличаться от их точки зрения, я глубоко им благодарен за то, что они обучили меня психоаналитическому подходу, при котором акцент делается на взаимоотношения в раннем детстве и на возможном патогенном влиянии утраты.

В 1951 г., когда я был поглощен работой над проблемами разлучения ребенка с матерью, Джулиан Хаксли пробудил у меня интерес к этологии и познакомил с только что опубликованными классическими работами Конрада Лоренца и Нико Тинбергена. Я благодарен всем троим за то, что они дополнили мое образование и вселили в меня уверенность. Не могу не выразить свою бесконечную признательность Роберту Хайнду за то, что он не жалел времени, наставляя меня в том, что нужно использовать самые последние этологические данные и концепции.

В ходе многолетних обсуждений моих работ я учитывал его замечания, которые он делал в ходе моей работы над рукописью книги. В результате для меня многое прояснилось; он любезно предоставил мне свой первоначальный вариант книги «Поведение животных» (Hinde, 1966), что было для меня чрезвычайно ценно. В то время как он не несет ответственности за высказываемые мной взгляды, без его вдумчивой критики и бескорыстной помощи данная книга была бы неизмеримо хуже.

Кроме того, своими ценными замечаниями во время написания книги мне очень помогли Гордон Бронсон, Дэвид Гамбург, Дороти Херд и Арнольд Тастин.

Неоценимый вклад в подготовку рукописи внесла мой секретарь Дороти Сазерн, которая несколько раз переписывала ее, проявляя при этом не только образцовую аккуратность, но и энтузиазм и преданность делу. Очень эффективную и разнообразную помощь я получил со стороны библиотечных работников, в частности от Энн Сазерленд. Подготовить комментарий и отредактировать рукопись мне помогла Розамунда Робсон. Новый указатель к данному изданию составлен Лилиан Рубин.

И, наконец, я выражаю благодарность многим организациям, которые, начиная с 1948 г., поддерживали Тавистокский научно-исследовательский центр развития ребенка (the Tavistock Child Development Research Unit) и его сотрудников. Финансовую помощь оказывали следующие организаци: National Health Service (Central Middlesex Group and Paddington Group Hospital Management Committees and the North West Metropolitan Regional Hospital Board), Sir Halley Stewart Trust, the International Children's Centre in Paris, the Trustees of Elmgrant, the Regional Office for Europe of the World Health Organization, the Josiah Macyjr Foundation, the Ford Foundation, and the Foundation's Fund for Research in Psychiatry. В период с 1957 по 1958 г. я работал в Центре специальных исследований в области поведенческих наук в Станфорде, Калифорния, где имел возможность подойти вплотную к решению некоторых фундаментальных проблем, поставленных полученными данными. В апреле 1963 г. Медицинский научно-исследовательский центр принял меня на работу внештатным научным сотрудником. Переработка последних глав была сделана, когда я был внештатным профессором психиатрии в Станфордском университете.

Благодарю издателей, авторов и всех перечисленных ниже лиц за разрешение использовать цитаты из опубликованных произведений. Их библиографические данные приведены в перечне ссылок в конце книги.

Academic Press, Inc., New York, in respect of 'The Affectional Systems' by H.F. and M.K. Harlow, in 'Behavior of Nonhuman Primates', edited by A.M. Schrier, H.F. Harlow, and F. Stollnitz; the Clarendon Press, Oxford, in respect of 'A Model of the Brain' byJ.Z. Young; Gerald Duckworth & Co. Ltd, London, and Alfred A. Knopf, Inc., New York, in respect of the poem 'Jim' from the 'Cautionary Tales' of Hilaire Belloc; the Editor of the 'British Medical Journal' and Professor R.S. Illingworth in respect of 'Crying in Infants and Children';

the Editor of the 'International Journal of Psycho-Analysis' and Professor W.C. Lewis in respect of 'Coital Movements in the First Year of Life'; the Editor of the 'Merrill-Palmer Quarterly' and Dr. L.J. Yarrow in respect of 'Research in Dimensions of Early Maternal Care'; the Editor of 'Science', Dr S.L. .Washburn, Dr P C. Jay, and Mrs J.B. Lancaster in respect of 'Field Studies of Old World Monkeys and Apes' (copyright 1965 by the American Association for the Advancement of Science); Harvard University Press, Cambridge, Mass., in respect of 'Children of the Kibbutz' by M.E. Spiro; the Hogarth Press Ltd, London, and the Melanie Klein trustees in respect of 'Developments in Psycho-analysis by Melanie Klein and her colleagues; Holt, Rinehart & Winston, Inc., New York, in respect of 'The Social Development of Monkeys and Apes' by W.A. Mason, in 'Primate Behavior', edited by I. DeVore; the International Council of Nurses and Dr Z. Micic in respect of 'Psychological Stress in Children in Hospital', which appeared in the 'International Nursing Review'; International Universities Press Inc., New York, in respect of'Psycho-analysis and Education' by Anna Freud, and 'The First Treasured Possession' by O. Stevenson, which appeared in the 'Psychoanalytic Study of the Child'; the Johns Hopkins Press, Baltimore, Md, in respect of 'Mind: An Essay on Human Feeling' by S. Langer; Mcintosh & Otis, Inc., New York, in respect of 'The Ape in Our House' by C. Eayes; Methuen & Co. Ltd, London, in respect of 'The Development of Infant-Mother Interaction among the Ganda' by M.D. Ainsworth, in 'Determinants of Infant Behavior', Vol.2, edited by B.H. Foss; Tavistock Publications Ltd, London, in respect of 'Transitional Objects and Transitional Phenomena' from the 'Collected Papers' of D.W. 'Winnicott; Tavistock Publications Ltd, London, and Live-right Publishing Corporation, New York, in respect of 'Love for the Mother and Mother Love' by Alice Balint, in 'Primary Love and Psycho-analytic Technique' by Michael Balint.

За разрешение использовать отрывки из стандартного издания «Полного собрания сочинений по психологии» Зигмунда Фрейда выражаю благодарность компании Sigmund Freud Copyrights Ltd, Mrs. Alix Strachey, the Institute of Psycho-Analysis, the Hogarth Press Ltd, London, and Basic Books, Inc., New York.

Часть I. Задача

жүктеу/скачать 2.28 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: