Пыл этого эмоционального влияния большей частью не имеет экономического источника

Нация

Пыл этого эмоционального влияния большей частью не имеет экономического источника. Он основан на чувстве престижа, который иногда глубоко проникает в буржуазные массы политических структур, богатых историческим достижением обладания властью. Привязанность ко всему этому политическому престижу может смешиваться с особой верой в ответственность перед последующими поколениями. Большие властные структуры сами по себе стараются нести ответственность за то, как распределяются власть и престиж между их собственным и другими государствами. Само собой разумеется, что все те группы, которые имеют власть, чтобы контролировать общее поведение людей внутри данного государства, склонны внушать себе идеалы престижа власти. Они остаются особыми и самыми надежными барьерами идеи государственности как империалистической властной структуры, требующей неквалифицированную привязанность.

Помимо прямых и материальных империалистических интересов, описанных выше, существуют отчасти косвенные, материальные и отчасти идеологические интересы слоев, которые в том или ином виде имеют интеллектуальные привилегии в рамках политики, и, конечно же, привилегии самого своего существования. Они включают в себя всех тех, кто считает себя особой «частью» особой «культуры» в единстве с членами государства. Под влиянием этого круговорота чистый престиж «власти» неизбежно преобразуется в другие формы престижа и, в частности, в идею «нации».

Если понятие «нация» может определяться недвусмысленно, оно не может быть описано с точки зрения эмпирических характеристик, общих для тех, которые считают себя членами нации. С точки зрения тех, кто использует термин в данное время, данное понятие, несомненно, означает, прежде всего, что можно потребовать у отдельных групп людей особые сантименты солидарности перед лицом других групп. Таким образом, понятие принадлежит сфере ценностей. Пока еще нет согласованности в отношении того, как эти группы должны ограничиваться, или какое согласованное действие должно вытекать из этой солидарности.

Другими словами, «нация» не идентична «народу государства», то есть членам данного государства. Многочисленные формы правления охватывают группы, среди которых особый упор делается на независимости их «нации» перед лицом других групп; либо, с другой стороны, они включают в себя части группы, члены которой объявляют эту группу однородной «нацией» (Австрия до 1918 года). Более того, «нация» не идентична сообществу, имеющему общий язык, то есть, не всегда достаточно указание сербов, хорватов, североамериканцев, ирландцев или англичан. С другой стороны, общий язык не является абсолютной необходимостью для «нации». В официальных документах, кроме указания «швейцарцы» можно найти фразу «швейцарская нация». Некоторые языковые группы не считают себя отдельной нацией, например (до недавнего времени), белые русские. Однако притязание на то, чтобы считаться отдельной «нацией» обычно связано с наличием общего языка как культурной ценности масс; это характерно для классической страны языковых конфликтов Австрии, России и восточной Пруссии. Но связь общего языка и «нации» имеет непостоянную силу; например, она очень слабая в Соединенных Штатах, так же как и в Канаде.

«Национальная» солидарность людей, говорящих на одном и том же языке можно принимать и отрицать. Солидарность можно связывать с различиями и другими великими «культурными ценностями масс», а именно, с религиозными убеждениями, например, сербы и хорваты. Национальную солидарность можно связывать с различными социальными структурами и нравами, следовательно, с «этническими» элементами: примером служат немецкие швейцарцы и эльзасцы в противоположность германцам Рейха, или ирландцы в противоположность британцам. Кроме того, национальная солидарность может быть связана с памятью общей политической судьбы с другими нациями, например, эльзасцы и французы со времен революционной войны, которая представляет их общую героическую эпоху, а также балтийские бароны и русские, чьей политической судьбой они помогали управлять.

Несомненно, что «национальное» присоединение не должно основываться на общности крови. Несомненно, везде особо радикальные «националисты» зачастую имеют иностранное происхождение. Более того, хотя тот или иной антропологический тип относится к национальности, он не является достаточным или главным условием нации. Тем не менее, идея «нации» склонна включать в себя понятия, общего происхождения и необходимой, хотя зачастую неопределенной, однородности. Нация несет в себе эти понятия наряду с чувством солидарности этнических сообществ, которое также возникает из различных источников. Однако чувство этнической солидарности само по себе не создает нацию. Несомненно, даже белые русские перед лицом великороссов всегда имели чувство этнической солидарности, хотя даже в настоящее время едва ли они будут требовать рассматривать их в качестве отдельной «нации». До недавнего времени поляки Верхней Силезии не имели чувства солидарности с польской нацией. Они считали себя отдельной этнической группой перед германцами, однако, в остальном они были субъектами Пруссии и никем более.

Могут ли евреи считаться «нацией»? Это давняя проблема. Массы русских евреев, ассимилировавшие с западноевропейскими и американскими евреями, сионисты, дали бы отрицательный ответ на этот вопрос. В любом случае, их ответы имели бы большие различия по своей природе и широте. В частности, ответ на этот вопрос мог бы звучать по-разному из уст людей их окружения, например, русских, с одной стороны, и американцев, с другой, или, по крайней мере, тех американцев, которые в настоящее время все еще поддерживают американскую и еврейскую природу как единую, как заявил американский президент в официальном документе.

Эльзасцы, говорящие по-немецки, которые отказывались причислять себя к немецкой нации, которые культивировали память политического союза с Францией, не считают себя просто членами французской нации. Американские негры, по крайней мере, в настоящее время причисляют себя к американской нации, однако, вряд ли с ними будут соглашаться белые американцы южных штатов.

Всего лишь 15 лет назад люди Дальнего Востока отрицали нацию китайцев, рассматривая их как расу. Однако в настоящее время не только политические лидеры Китая, но и те же самые наблюдатели считают по-другому. Таким образом, похоже, группа людей при определенных условиях может приобретать черты нации через особое поведение или может рассматривать это качество как достижение – при этом в течение коротких периодов времени.

С другой стороны, существуют социальные группы, которые признают безразличие и даже отказываются от любого рода эволюционной принадлежности к одной нации. В настоящее время определенные ведущие слои классового движения современного пролетариата рассматривают такое безразличие и отказ как достижение. Их аргумент принимается с переменным успехом в зависимости от политической и лингвистической связи и от различных слоев пролетариата. В целом, их успех падает в настоящее время.

Непрерывную шкалу довольно разнообразных и изменчивых отношений к идее «нации» можно найти среди социальных слоев и внутри одной группы, для которой использование одного и того же языка приписывает характеристику «нации». Эта шкала находится в границах от эмфатического утверждения до эмфатического отрицания и, наконец, завершается безразличием, которое, например, присуще жителям Люксембурга и людям, чье национальное самосознание находится в спящем состоянии. Феодальные слои, слои чиновников, слои буржуазных предпринимателей различных категорий, слои интеллигенции не имеют однородного и исторически постоянного отношения к данной идее.

Причины убеждения в том, что то или иное сообщество представляет нацию, очень разные, так же как и эмпирическое поведение, которое, фактически, является следствием причисления или непричисления себя к той или иной нации. «Национальное чувство» немцев, англичан, североамериканцев, испанцев, французов или русских не имеет идентичной функциональности. Таким образом, для приведения самого простого примера следует отметить, что национальное чувство различным образом связано с политическими ассоциациями, и идея «нации» может стать менее антагонистичной для эмпирического охвата данных политических связей.

Конечно же, итальянцы в австрийском государстве стали бы воевать с итальянскими войсками только в том случае, если бы их заставили. Большая часть немецких австрийцев стала бы воевать против Германии с огромным сопротивлением, поэтому на них нельзя рассчитывать. Однако американцы немецкого происхождения, даже те, которые высоко ценят свою «национальность» стали бы воевать против Германии, конечно же, с неохотой, но безоговорочно. Поляки в германском государстве с готовностью бы выступили против российской армии поляков, однако, едва ли пошли бы на войну против польской армии. Австрийские сербы выступили бы против Сербии, имея смешанное чувство и надеясь на получение общей автономии. Российские поляки будут с большей отдачей воевать против немцем, чем против австрийцев.

Хорошо известный исторический факт состоит в том, что в рамках одной и той же нации сила солидарности, испытываемой к другим, изменяется. В целом, это чувство растет даже там, где внутренние конфликты интересов не ослабевают. Шестьдесят лет назад Kreuzzeitung обвиняла императора России во вмешательстве в дела немцев. В настоящее время, несмотря на растущий классовый антагонизм, это было бы трудно себе представить.

В любом случае, различия в национальных чувствах являются значительными и изменчивыми и, как это наблюдается в других областях, совершенно разные ответы даются на вопрос: какие выводы группа людей желает сделать в отношении «национального чувства», встречающегося у них? Независимо от того, насколько эмфатическим и субъективно искренним может быть их пафос, какое особое совместное действие они готовы развить? Степень, в которой в диаспоре соблюдается конвенция как «национальная» черта также может меняться, как и важность общих конвенций для веры в существование отдельной «нации». Вопреки этим концепциям ценности «идеи нации», которые эмпирически являются совершенно неоднозначными, социологическая типология должна проанализировать все виды чувств солидарности сообщества в их генетических условиях и в их последствиях согласованных действий участников. Это не может быть сделано в данной работе.

Вместо этого, необходимо немного более детально остановиться на том, что идея нации для ее защитников находится в тесной связи с интересами «престижа». Самые ранние и самые энергичные проявления идеи в некой форме, даже в завуалированном виде, содержались в легенде «миссии» провидения. Те, к кому представители рьяно обратились поборники этой идеи, должны были взять на себя эту миссию. Другой элемент более раннего появления идеи состоит в том понятии, что миссия облегчалась только за счет самого развития особенности группы, выделенной как нация. Таким образом, поскольку ее самооправдание можно найти в ценности ее содержания, об этой миссии можно последовательно думать только как об особой культурной миссии. Значение «нации» обычно скрыто в ее превосходстве или, по крайней мере, незаменимости культурных ценностей, которые должны быть представлены и развиты только через развитие характерных черт группы. Таким образом, нет сомнения в том, что интеллигенция, как мы первоначально назвали эту группу, в определенной степени предопределила распространение «национальной идеи», так же как и те, кто владеет властью в государстве, распространяют идею государственности.
* * *
Поскольку существует общий объект, лежащий в основе размытого термина «нация», очевидно, он располагается в области политики. Можно определить понятие нации следующим образом: нация – это общность чувств, которые адекватно проявляются в ее государстве, следовательно, нация – это сообщество, которое обычно стремится создать собственное государство.

Случайные компоненты, которые ведут к возникновению национального чувства, в этом смысле могут заметно варьироваться. Если мы не будем учитывать религиозную веру, которая играет не последнюю роль в данном вопросе, особенно, среди сербов и хорватов, то общая чисто политическая судьба должна рассматриваться в первую очередь. В определенных условиях разнородные люди могут сливаться воедино в общей судьбе. Причину, по которой эльзасцы не чувствуют своей принадлежности к немецкой нации, следует искать в их памяти. В течение долгого времени их политическая судьба определялась за пределами Германии и их героями являются герои французской истории, Если хранитель Колмарского музея захочет показать вам, какое из его сокровищ он ценит выше всего, он уведет вас из Грюнвальдского алтаря в трехцветную комнату, заполненную заурядными и другими шлемами и сувенирами, которые кажутся для него самыми значительными; они напоминают о времени, которое он считает героическим. […]