Дневник как вид коммуникативной деятельности (на материале Дневника А. Блока) >10. 02. 01 русский язык

Одни из ярких примеров автокоммуникации в дневнике поэта, в которых самоадресация эксплицирована формами инфинитива, связаны с темой литературного труда: «М-mе Мережковская дала мне еще бугаевские письма. Следует впоследствии обратить на них внимание больше – на громаду и хаос, юность и старость, свет и мрак их» [26.03.1902]; «Сонли­вость, безделье. Отоспаться и работать» [03.01.1913]; «Все это меня очень взбудоражило, поднялось много со дна души – и хорошего и плохого. – Наработать сегодня столько, чтобы пришло все внутри в порядок» [19.07.1917]; «Мои „Народ и интеллигенция“, „Стихия и культура“. Сковывая железом, не потерять этого драгоценного буйства, этой неусталости.» [30.07.1917]; «Начало (с Любой) [и далее до конца записи – план задуманной поэтом драмы об Иисусе Христе, видимо, предполагавшейся в сотрудничестве в Л. Д. Блок] <...> Читать Ренана» [07.01.1918] и др. Адресатом подобных высказываний, где инфинитивное предложение имеет общее значение побуждения к действию, всегда выступает сам автор, что компенсирует формальную невозможность обращения автора к самому себе и проговаривания некоторого «задания» при помощи побудительного определенно-личного предложения. Во всех случаях (как упомянутых выше, так и других в тексте дневника) задание дается себе конкретное, выполнимое, на ближайшее время: спросить, изучить, обдумать, прочесть, купить, отдохнуть, не есть, переделать, показать, забыть и др.

Анализ дневника показал, что автокоммуникация играет в нем очень важную, но не исключительную роль. Так, некоторые моменты, проговоренные для себя, превращаются таким образом в моменты «для других»: «19 октября. Злиться я не имею права, потому что слышал кое-что от К., потому что обеспечен деньгами и могу не льстить и потому, что сам нисколько не лучше тех, о ком пишу» [19.10.1911]. Здесь показателями внешней адресованности записи являются подробное проговаривание для адресата причинно-следственных отношений с помощью СПП с тремя придаточными причины, отнесение автором себя к некоторой профессиональной группе и наличие скрытой сентенции («... обеспечен деньгами и могу не льстить» = я обеспечен, деньги дают свободу, следовательно, я свободен и могу не льстить).

Фрагменты текста, определяемые именно как результат автокоммуникации, часто имеют «следы» в предшествующем контексте. Так, 5 декабря 1911 г. поэт получил письмо от Н. Клюева, которое произвело на него сильное впечатление призывом отдать все и идти в народ. И вот запись следующего дня: «Я над Клюевским письмом. Знаю все, что надо делать: отдать деньги, покаяться, раздарить смокинги, даже книги. Но не могу, не хочу» [06.12.1911]. И через три дня Блок снова возвращается к этой теме: «Послание Клюева все эти дни – поет в душе. Нет, рано еще уходить из этого прекрасного и страшного мира» [09.12.1911]. В повторении этой темы – доказательство ее значимости для автора, и вторая запись утверждает как решение то предположение, ощущение, которое было сформулировано в первой записи. Это развертывание напоминает процесс автокоммуникации, но, скорее, здесь коммуникативный процесс более общий – письмо Клюева представляется первой «репликой», а размышления Блока – следующей.

Границы автокоммуникации – вопрос живой дискуссии в лингвистике. Мы считаем, что для дневника автокоммуникация – лишь часть общего коммуникативного процесса. Размышления, касающиеся сугубо личных проблем, поиск своего места в жизни, вопросы к себе, даже задания в случаях самоадресации – все это чаще всего стимулировано чем-то или кем-то внешним – окружением, текстами, ситуацией, происходящими вокруг событиями, эпохой в целом.

В дневнике коммуникация понимается нами максимально широко – не только как общение с собой. Внутренний диалог, отраженный на страницах дневника, одновременно является и своеобразной «репликой» к какой-то жизненной ситуации, которая некоторое время назад имела место, состоявшемуся недавно разговору, спору с кем-либо, и ориентирован на «своего» адресата (предполагаемого, далекого, того, который как конкретное лицо, возможно, еще и не имеется в виду).

В дневнике А. Блока представлены следующие виды адресатов, соотносимых с автором на уровне текста.

1. Сам автор: «Я устал без конца. Что со мной происходит? Кто-то точно меня держит, что-то происходило на этой неделе. Что?» [26.11.1911]; «Что должно быть сделано: ...» [30.05.1912] и др.

2. Конкретные люди из ближайшего окружения (т. е. обладающие определенными биографическими чертами – семья, друзья, коллеги): невеста (затем жена) – Л. Д. Менделеева (Блок), самый востребованный адресат поэта: «Надо всем – белые ночи. Люба, Люба! Что же будет?» [08.06.1917] и мн. др.; мать – А. А. Кублицкая-Пиоттух: «Мама – печальная, грустная, ей тяжело. Господь с тобой, мама» [20.11.1912];
В. А. Пяст, друг А. Блока: «С Пястом – нежно расстались, до свиданья, милый» [09.12.1911] и др.; В. Я. Брюсов, русский поэт и писатель: «Пришла «Русская мысль» (январь). Печальная, холодная, верная – и всем этим трогательная – заметка Брюсова обо мне. Между строками можно прочесть: „Скучно, приятель? Хотел сразу поймать птицу за хвост?“ Скучно, скучно...» [13.01.1912]; П. С. Соловьева, поэтесса, сестра Вл. Соловьева: «Они [литературное большинство, не художники, но те, кто около искусства] нас похваливают и поругивают, но тем пьют нашу художническую кровь. Они жиреют, мы спиваемся. Всякая шавочка способна превращаться в дракончика. Вот за что я не люблю Вашу милую m-mе Ростовцеву, Поликсена Серге­евна!» [11.02.1913]; Ф. Смородский, поэт: «Ф. Смородский – письмо и пришел. Бесконечно несчаст­ный, ни с чем в жизни не связан, нищий, больной. Холодное пальтишко, гордые усы. Живи, милый, живи, пусть пронесет тебя Бог... мимо всего в жизни... наименее болезненно, а там – все простится» [17.10.1911]; Н. Н. Скворцова, корреспондентка А. Блока и адресат его писем: «Милая девушка, целую Твою руку, благодарю Тебя за любовь, сегодня я влюблен в Тебя...» [18.11.1911] и др.; А. Я. Левинсон, художественный и театральный критик: «„Быть вне политики“ (Левинсон)? – С какой же это стати? Это значит – бояться политики...» [28.03.1919]; Холличер, венгерский журналист: «Вечер у Браза. Холличер (Herr Hollitscher?) – венгерец,
55 лет... В конце вечера [после споров о советской власти] я уже не находил возражений... Но... во что же у Вас верить, дорогой Herr Hollitscher??» [16.11.1920]; сосед: «Отойди от меня, Сатана, отойди от меня, буржуа, только так, чтобы не соприкасаться, не видеть, не слышать...» [26(13).02.1918]; неизвестная женщина: «Варьетэ. Акробатка выходит, я умоляю ее ехать... Эту женщину я, вероятно, не увижу больше... Неведомо от чего отдыхая, в тебе поет едва слышно кровь... мне кажется, что ты сидишь на вы­сокой лестнице, прислоненной к белой стене дома... а я внизу, у самых нижних ступеней...» [10.11.1911].

3. Некие «другие» (как общность) – определенная группа людей: современники, некие «Вы»: «Отец мой – наследник (Лермонтова), Грибоедова, Чаадаева, конечно. Он демонски изобразил это в своей незаурядной «классификации наук»: есть сияющие вер­шины (истина, красота и добро), но вы, люди, – свиньи, и для вас все это слишком высоко, и вы гораздо правильнее поступаете, руководясь в своей политической по преиму­ществу (верх жестокости и иронии) жизни отдаленными идеалами... юридическими (!!!)» [27.12.1911]; оппоненты по политическим спорам: «Вы меня упрекаете в аристократизме? Но аристократ ближе к демократу, чем средний „буржуа“» [14.07.1917]; представители интеллигенции: «Медведь на ухо. Музыка где у вас, тушинцы проклятые? # Если бы это – банкиры, чиновники, буржуа? А ведь это – интеллигенция! # Или и духовные ценности – буржуазны? Ваши – да. <...> Чувство неблагополучия (музыкально чувство, ЭТИЧЕСКОЕ на вашем языке) – где оно у вас? # Как буржуи, дрожите над своим карманом» [05.01.1918]; «арийцы», представители Запада: «Но позор 3 ¹/₂ лет („война“, „патриотизм“) надо смыть. # Тычь, тычь в карту, рвань немецкая, подлый буржуй. Артачься, Англия и Франция. ... Если вы хоть „демократическим миром“ не смоете позор вашего военного патриотизма, если нашу революцию погу­бите, значит, вы уже не арийцы больше... # Мы – варвары? Хорошо же. Мы и покажем вам, что такое варвары» [11.01.1918]; акмеистический «Цех поэтов, здесь, скорее всего, – обращение к любому конкретному его члену: «И все вздор перед Пушкиным, который ошибался в пятистопном ямбе, прибавляя шестую стопу. Что, студия стихотворчест­ва, как это тебе?» [17.01.1921]; родственники: «Пересмотрите также после меня и мои книги. <...> Попрошу также раздать некоторые, кому я впослед­ствии назначу – и надпишу» [12.10.1902]; любой предполагаемый самоубийца: «Реши обдуманно заранее, что тебе нужно умереть. При­готовь револьвер или веревку» [09.03.1902].

4. Религиозный (также мистический) адресат: Бог: «Господь, сохрани тебя и меня, во Имя Несказанное» [12.11.1912] и др.; субъект из православной службы: «Матерь Света! Я возвеличу Тебя!» [07.11.1902].

5. Сам дневник – обращение к нему как «к бумаге»: «„И вот я жив, и говорю с тобой“, друг мой, бумага» [19.06.1912].

Средства экспликации внутреннего адресата в дневниковых записях А. Блока следующие: номинация адресата по имени, фамилии (также по отношению к автору, по профессиональному признаку, по социальному положению, национальности); личные местоимения «ты», «вы» – 124 случая; структура определенно-личного предложения (включая побудительные и вопросительные предложения) – 97; обращения – 97; односоставные безличные предложения с составным глагольным сказуемым со вспомогательной частью – словом категории состояния с модальным значением (надо, нужно) – 62; глаголы в форме инфинитива, употребленные в значении повелительного наклонения, – 57; восклицательные предложения – 21; глаголы в форме настоящего и будущего времени в императивном значении – 2.

Основной критерий разграничения конкретного и обобщенного адресата – номинация конкретного субъекта, а также формы существительных, местоимений, глаголов единственного и множественного числа. Кроме того, важна семантика обобщенного адресата (обращение автора не к какому-либо конкретному человеку, а к представителю некоей общности, носителю определенных взглядов).

«Два дня рассылаю книги, отвечаю на письма, держу корректуры, „ликвидирую“ „дела“, которые возникли от трех вечеров, проведенных среди десятков и сотен литераторов. Мечтаю писать свое и читать книги. <... > Вчера вечером – Пяст – хорошие разговоры до 3 часов ночи. <... > Я обедал у мамы... <... > Сегодня Люба – у Кузьминых-Караваевых, Аничковых, мамы, тети и своих – отчасти помогает мне. # NВ: всегда одно из двух – люди (масса), или своя жизнь, творческая. Мечтаю о ней» [13.11.1911] и мн. др.

«3 января. Новый Год еще не наступил – это ясно; он наступит, как всегда, после Рождества. # В маленьком пакете, спасенном Андреем из Шахматовского дома и привезенном Феролем осенью: листки любиных тетрадей (очень многочисленных). Ни следа ее дневника. Листки из записных книжек, куски погибших рукописей моих, куски отцовского архива, повестки, университетские конспекты (юридические и филологические), кое-какие чер­новики стихов, картинки, бывшие на стене во флигеле. # На некоторых – грязь и следы человечьих копыт (с под­ковами). И все [конец записи]» [03.01.1921] и мн. др.

«Дни проходят все-таки „о другом человеке“; когда ни войдешь к ней, она читает его письмо, или пишет ему, или сидит, задумавшись... # Нам обоим будет хуже, если тянуть жизнь так, как она тянется сейчас. Туманность и неопределенность и кажущиеся отношения ее ко мне – хуже всего. Господь с тобой, милая. # Мучительнее всего – „внешнее“ – что, как, куда, когда, провожать, прощаться, расставаться, надолго, ненадолго, извозчик, звонки, люди, багаж, дни до отъезда. # Или – это и есть то настоящее возмездие, которое пришло и которое должно принять? # Ну, что ж, записать черным по белым историю, вечно таимую внутри» [27.10.1912] и мн. др.

«Вялость. <...> Надо сосредоточиться, уловить в себе распущенное» [17.11.1911]; «Сонли­вость, безделье. Отоспаться и работать» [03.01.1913]; «Перечислить еще западных и наших» [28.03.1919]; «Научиться читать „Двенадцать“. Стать поэтом-куплетис­том. Можно деньги и ордера иметь всегда...» [17.01.1921] и др.

«Мне было бы страшно остаться с Вами. На всю жизнь – тем более. Я и так иногда боюсь и дрожу при Вас незримой. Могу или лишиться рассудка, или самой жизни Это бывает больше по вечерам и по ночам. Неужели же Вы каким-нибудь образом не ощущаете этого? Не верю этому, скорее думаю наоборот» [31.10.1902]; «Я подробно рассказал Пясту всю „оперу“, ему понравилось, говорит, что это только начало. Опять начало. – Чего?» [28.10.1912]; «...во что же у Вас верить, дорогой Herr Hollitscher??» [16.11.1920] и др.

«Ф. Смородский – письмо и пришел... Живи, милый, живи, пусть пронесет тебя Бог... мимо всего в жизни... наименее болезненно, а там – все простится» [17.10.1911]; «Милая девушка, целую Твою руку, благодарю Тебя за любовь, сегодня я влюблен в Тебя» [18.11.1911]; «Мама – печальная, грустная, ей тяжело. Господь с тобой, мама» [20.11.1912]; «За обедом – телеграмма от милой: дома завтра час дня Люба. Вечером – гулял, пил чай у мамы... # Милая, жду тебя завтра, господь с тобой» [30.12.1912] и др.

«18 октября. Освободите меня прежде от воинской повинности и тогда уже предлагайте к театру, литературе и ко всему вообще настоящему» [18.10.1917]; «Это – ватерклозет, грязный снег, старуха в автомобиле, Мережковский – в Таврическом саду... <...> „Разочаровались в своем народе“ – С. Ф. Платонов... и г-жа Султанова. # „Немецкая демонстрация“ (г-н Батюшков Ф. Д.) # Медведь на ухо. Музыка где у вас, тушинцы проклятые? # Если бы это – банкиры, чиновники, буржуа? А ведь это – интеллигенция! # Или и духовные ценности – буржуазны? Ваши – да. <...> Чувство неблагополучия (музыкально чувство, ЭТИЧЕСКОЕ на вашем языке) – где оно у вас? # Как буржуи, дрожите над своим карманом» [05.01.1918]; «Пушкин <...> его хрустальный звук различит только кто умеет. Подражать ему нельзя; можно только „сбросить с корабля современности“ <...> И все вздор перед Пушкиным, который ошибался в пятистопном ямбе, прибавляя шестую стопу. Что, студия стихотворчест­ва, как это тебе?» [17.01.1921].

«Если бы я умер теперь, за моим гробом шло бы много народу и была бы кучка молодежи» [18.11.1911]; «Пора развязать руки, я больше не школьник. Никаких символизмов больше – один, отвечаю за себя, один – и мо­гу еще быть моложе молодых поэтов „среднего возраста“, обремененных потомством и акмеизмом» [10.02.1913]; «(Господи, Господи, когда наконец отпустит меня государство, и я <...> обрету вновь свой, русский язык, язык художника?). К делу, к делу...» [24.06.1917]; «Я никогда не возьму в руки власть, я никогда не пойду в партию, никогда не сделаю выбор, мне нечем гордиться, я ничего не понимаю. # Я могу шептать, а иногда – кричать: оставьте в покое, не мое дело, как за революцией наступает реакция...» [13.07.1917]; «Главное – не терять крыльев (присутствия духа). Страшно хочу мирного труда. Да, у меня есть сокровища, которыми я могу „поделиться“ с народом» [01.03.1918].

«NB. Мышление антитезами часто неудовлетворительно, пропадает очень много тонкостей» [22.05.1902]; «С молодыми добреешь» [20.10.1911]; «Страшная, тягостная вещь – талант, может быть, только гений говорит правду; только правда, как бы ни была она тяжела, легка ...» [18.12.1911]; «Пишу я вяло и мутно, как только что родившийся. Чем больше привык к „красивостям“, тем нескладнее выходят размышления о живом, о том, что во времени и простран­стве. Пока не найдешь действительной связи между времен­ным и вневременным, до тех пор не станешь писателем, не только понятным, но и кому-либо и на что-либо, кроме баловства, нужным» [02.01.1912]; «Какие вообще люди бессознательные и недобросовест­ные – одни – от лени, злобности, каверзности и „напле­вать“, другие – от слюнявости, робости, вялости» [21.08.1917]; «Что такое поэт? – Человек, который пишет стихами? Нет, конечно. Поэт – это носитель ритма» [07.02.1921].

Как показывает общий анализ основных интенций автора на страницах дневника, их особенности определяются названными в тексте или имплицитно выявленными адресатами записей; они связаны с периодом ведения дневника и тематикой записей; непосредственно влияют на эксплицирующие их языковые средства и определяют композиционно-смысловой тип речи. Мы выявляем следующие тенденции:

1) там, где автором описывается что-то личное, рассматриваются и анализируются частные проблемы – преобладает самоадресация, также выявляется конкретный адресат; где автор говорит об общественно значимых событиях, явлениях – и адресат появляется обобщенный;

2) интенции различны по преобладающему функционально-смысловому (композиционно-смысловому в терминологии С. Г. Ильенко) типу речи: при самоадресации и обращении к конкретному адресату более востребованы автором демонстрационный и информационный типы (показ действительности, рассказ о ней), при обращении к обобщенному адресату – сентенционный тип (обобщение, основанное на типических фактах и типических проявлениях в поведении людей);

3) средства адресации дневниковых записей у А. Блока многообразны и соотносятся с выделяемыми исследователями для описания реальных диалогов:

– синтаксические средства: доминирующая структура определенно-личного предложения (в том числе побудительного), двусоставные полные предложения с подлежащим, выраженным местоимением «я», неполные предложения с подразумеваемым подлежащим «я» или «мы»; односоставные инфинитивные предложения с общим значением императивности; односоставные безличные предложения с составным глагольным сказуемым, у которого вспомогательная часть выражена словом категории состояния с модальным значением; обращения; вопросно-ответные комплексы (а также их фрагменты – отдельные реплики);

– морфологические средства: глаголы в форме 2-го лица (в повелительном наклонении или в изъявительном, в формах настоящего или будущего времени); инфинитивы в значении повелительного наклонения; формы настоящего неактуального времени глаголов (в сентенциозном типе речи);

– лексические средства: самопрезентация автора местоимением «я» или, если описываются совместные с кем-либо действия, «мы»; номинация незримого собеседника, в том числе при помощи обращений и местоимений «Ты»/«Вы»; номинация разнообразнейших объектов / субъектов / видов деятельности, психических и физических состояний автора (например, фрагментов написанного, коллег, этапов литературной работы, настроения и мн. др.); метафоризация речи, оценка события, факта, человека, документа и т. д.;

– повторы единиц различных уровней: параллелизм синтаксических структур и грамматических форм, лексем, словообразовательных элементов;

4) для различных целей автором используются разные конструкции – (например, инфинитивы – дать себе задание, номинативы – обозначить состояния, факты, события, подробно их не описывая, и др.);

5) при выявлении интенций, а также границ фрагментов, реализующих данные интенции, важна смена грамматических форм: глаголов прошедшего и будущего времени (оппозиция форм времени), изъявительного и повелительного наклонений (противопоставление реальной и ирреальной модальности), односоставных, в частности, номинативных, и двусоставных предложений (смена демонстрационного, информационного и сентенциозного типов речи);

6) в записи (фрагменте текста), подчиненной реализации какой-либо определенной интенции, выделяется ключевой структурный компонент (зачастую выражаемый типичными для Блока конструкциями), который актуализируется сгущением всех средств выражения данной интенции, в том числе метатекстовых, пунктуационных, параграфемных;

7) фрагменты записей / записи, реализующие определенные интенции, схо­дны тематически, а также отражают один из видов деятельности автора, который выходит на первый план (его коммуникативную роль), например, литератор, гражданин, семьянин и т. д. Подробный анализ интенций в рамках данных и иных коммуникативных ролей может быть определен как перспектива настоящего исследования.

В заключении отражены основные результаты исследования и намечены дальнейшие перспективы изучения жанра дневника в коммуникативном аспекте.

Результаты исследования нашли отражение в следующих публикациях.

Раздел 1. В издании, включенном в реестр ВАК МОиН РФ:

1. Кальщикова, Т. А. Жанровые стандарты в дневнике А. Блока // Вестник Челябинского государственного университета. – 2010. – № 32 (213). Филология. Искусствоведение. – Вып. 48. – С. 58–61.

2. Кальщикова, Т. А. Диалог о судьбе России: особенности прагматической организации дневника А. Блока (на примере обращения к обобщенному адресату) // Политическая лингвистика. – 2012. – № 4 (42). – С. 195–200.

Раздел 2. В сборниках научных трудов и материалов докладов
на научно-практических конференциях:

3. Кальщикова, Т. А. К проблеме диалогизации текста дневника (на материале дневника А. Блока) // Слово. Словарь. Словесность: социокультурные координаты

4. Кальщикова, Т. А. Коммуникативные роли автора (на материале дневника А. Блока) // Слово. Словарь. Словесность: Литературный язык вчера и сегодня (к 300-летию со дня рождения М. В. Ломоносова) : материалы Всероссийской научной конференции. Санкт-Петербург, 16–17 ноября 2011 г. / отв. ред. В. Д. Черняк. – СПб. : САГА, 2012. – С. 179–183.

5. Кальщикова, Т. А. О влиянии даты на структуру дневниковой записи // Интерпретатор и текст: проблемы ограничений в интерпретационной деятельности: Материалы Пятых Филологический чтений (20–22 октября 2004 г.). – Новосибирск: Изд-во НГПУ, 2004. Ч. II. – С. 31–34.

6. Кальщикова, Т. А. О коммуникативной направленности дневника // Университетская филология – образованию: человек в мире коммуникаций : материалы международной научно-практической конференции «Коммуникативистика в современном мире: человек в мире коммуникаций» (Барнаул, 12–16 апреля 2005 г.) / под ред. А. А. Чувакина. – Барнаул : Изд-во Алт. ун-та, 2005. – С. 183–184.

7. Кальщикова, Т. А. К вопросу о жанрообразующих признаках дневника //
Актуальные проблемы лингвистики: Уральские лингвистические чтения-2004
(№ 17) : материалы ежегодной региональной научной конференции, Екатеринбург, 2–3 февраля 2004 г. / Урал. гос. пед. ун-т. – Екатеринбург, 2004. – С. 54–55.

8. Кальщикова, Т. А. О функционировании вопросительных предложений в жанре дневника (на материале дневника А. Блока) // Система и среда: Язык. Человек. Общество : материалы Всероссийской научной конференции. Нижний Тагил, 4–5 апреля 2005 г. / отв. ред. В. П. Конева. – Нижний Тагил : НТГСПА, 2005. –

9. Кальщикова, Т. А. А. Блок как читатель (по материалам дневника поэта) // Система и среда: Язык. Человек. Общество : материалы 4-й Всероссийской научной конференции, Нижний Тагил, 30 марта 2011 г. / отв. ред. В. П. Конева. – Нижний Тагил : НТГСПА, 2011. – С. 191–199.

10. Кальщикова, Т. А. Дневник: от автокоммуникации к коммуникации // Речевая культура в разных сферах общения : материалы V региональной научно-практической конференции, Нижний Тагил, 3 ноября 2010 г. / отв. ред. Е. В. Урумашвили. – Нижний Тагил : НТГСПА, 2011. – С. 122–131.

11. Кальщикова, Т. А. Дневник как вид и результат коммуникативной деятельности // Речевая культура в разных сферах общения: материалы VI всероссийской научно-практической конференции с международным участием, Нижний Тагил,

12. Кальщикова, Т. А. Проблемы изучения дневника в коммуникативном аспекте (на материале дневника А. Блока) // Мир в зеркале языка: актуальные проблемы филологии и методики : сборник науч. статей, посвященный юбилею проф. Валентины Петровны Коневой / отв. ред. Н. М. Чудакова ; НТГСПА. – Нижний Тагил, 2010. – С. 21–25.

13. Кальщикова, Т. А. Дневник в жанровом аспекте // НТГСПА. Ученые записки. Филологические науки / отв. ред. Н. М. Чудакова. – Нижний Тагил, 2011. –
С. 28–36.

14. Кальщикова, Т. А. Семантика и функционирование номинативных конструкций в жанре дневника (на материале дневников А. Блока) // Семантика и функционирование языковых единиц : сб. научных трудов / отв. ред. В. П. Коне-ва. – Нижний Тагил, 2000. – С. 22–27.

Подписано в печать 24.12.2012. Формат 60 × 84/16. Бумага для множительных аппаратов. Гарнитура «Таймс». Печать на ризографе. Усл. печ. л. 1,39.
Уч.-изд. л. 1,5. Тираж 130 экз. Заказ № 147.
Оригинал-макет подготовлен в РИО НТГСПА.

Учебная типография НТГСПА.