Доклад по мировой художественной культуре

Иванович

по мировой художественной культуре

ученика 8 «В» класса

школы-лицея № 82

Огаркова Евгения.

Нижний Новгород 2000 г.

1 Марта 1737 г. родился замечательный русский зодчий - Василий Иванович Бажёнов.

Русский народ может гордиться им не меньше, чем любым из своих многочисленных художников-реалистов, работавших в других областях искусства. В области архитектуры он занимает место не менее почётное, его замыслы и проекты не менее грандиозны, его образы не менее ярки и впечатляющи.

Но почти все эти замыслы не были осуществлены, многие проекты остались на бумаге, а работы его, дошедшие до наших дней, либо испорчены, либо были забыты.

Родился Василий в селе Дольском, но спустя три месяца семья Бажёновых перебралась в Москву. Отец - Иван Федорович служил в одной из Кремлёвских церквей дьяком.

Василий рос так же, как и большинство тогдашних московских ребятишек из мещанских и духовных семей. Когда пришла пора учиться, дьяк Иван Федорович был первым учителем своего сына. Он готовил его в Славяно-греко-латинскую академию.

В академии Бажёнов слушал скучные курсы схоластических наук, еще составлявших в России основу официального образования. Бажёнов вынес из академии только два ценных приобретения: изрядное знание латинского языка и интерес к классическому миру.

Захлопнув учебники, оторвавшись от пышно-строгих картин римской общественной жизни, Бажёнов пускался бродить по Москве. Приглядывался, сравнивал, дивился и примечал. Старательная зарисовка зданий, древних церквей и надгробных памятников скоро заменила собой прежние детские забавы. Сам того не зная, начинал подросток Бажёнов формировать в себе гений зодчества. Созревал этот удивительный гений сам собой, - без всякого наставника, во время долгих прогулок по грязно-живописной, полной прекрасных сооружений, Москве.

Страсть к архитектурному искусству решила судьбу Бажёнова. С 1751 года Бажёнов стал одним из учеников «Архитекторской школы», учреждённой Дмитрием Васильевичем Ухтомским в виде особой «экспедиции» при Московском сенате, Школа Ухтомского занимала казённое помещение в Охотном ряду и состояла из 28 учеников. Ещё не оправившаяся после пожара 1737 г., Москва деятельно обстраивалась. Возводились Красные ворота, Камер-коллежский вал с кордегардиями, дворец в Кремле, расширялись улицы, центр города очищался от сараев, крытых соломой хижин, вечно дымящих кузниц. Вместе с товарищами по школе Бажёнов получал командировки для участия в этих работах.

Школа постепенно превращалась в команду архитекторских подмастерьев. От изучения архитектуры подмастерья в качестве «заархитекторов», переходили на практическую работу. Возможно, что Бажёнов никогда не стал бы тем славным зодчим, которого всегда будет помнить его родина, если бы не прошел школы Ухтомского. С другой стороны, необходимость изучения европейских авторов поставила важный вопрос: Бажёнову явно не хватало знания новых иностранных языков. Латынь вынесенная из Академии, уже не выручала. На помощь Бажёнову пришёл Ухтомский. Ещё за год до открытия первого русского университета (Московского) - в 1754 г. Ухтомский записал Бажёнова в число учеников университета со специальной целью обучения новым языкам. Товарищами Бажёнова по университету были: И. Е. Старов, Д. И. Фонвизин, Н. И. Новиков, Г.А. Потёмкин. В университете Бажёнов обучался до 1758 года. Но сведений об университетском периоде жизни его не сохранилось.

После университета Бажёнова отправили в Академию художеств и на вступительных экзаменах он занял первое место среди 38 принятых. После этого он был определён в архитектурный класс для обучения у прибывшего из Франции Валлена Деламота.

Академия развёртывала свою работу вяло. Поэтому Бажёнов временно поступил в «научение» к архитектору

С. И. Чевакинскому, который создавал в те годы блестящий образец елизаветинского барокко - Никольский военно-морской собор. Есть основания думать, что автором лучшей части этого прекрасного сооружения - колокольни - мог быть не кто иной, как именно Бажёнов. Его молодой талант и в Академии художеств не остался без отличия. 1 мая 1760 года Бажёнов специальным сенатским постановлением был утверждён в должности архитекторского помощника и вместе с тем произведён в прапорщики. Вместе с тем, велено было ему состоять при самом Растрелли, строившем в то время грандиозный Зимний дворец.

Академия дала Бажёнову всё, что могла. Но получил он от неё очень немного. Его необычайная одарённость требовала неизмеримо большего, чем те средства поощрения и содействия, которыми располагала Академия. Одарённость эта била в глаза, поражала наблюдателя. В то время когда в России, по словам Шувалова, не было «ни одного национального искусного художника», в лице Бажёнова уже созрел талант, готовый вырваться далеко за рамки так называемого «традиционного русского барокко».

9 сентября 1760 года Бажёнов выехал в Париж для усовершенствования в архитектурном искусстве. Его товарищем по заграничной командировке оказался живописец А. П. Лосенко. Каждому из них положили содержания по 350 рублей в год. Скромная сумма равнялась по тогдашнему курсу 700 - 800 франкам. В кипящем водовороте разнообразных парижских развлечений она могла мгновенно растаять. Поэтому Бажёнов и Лосенко всячески старались уклониться от искушений. Они начали с того, что поселились в одном из самых дешёвых парижских кварталов, сняв две убогих комнаты у каких то прачек.

Руководителем Бажёнова в его парижских занятиях должен был явиться сам королевский архитектор - Шарль де Вайи Познакомившись с учеником Российской академии, Де Вайи нашёл, что он изрядно объясняется по-французски, довольно близко знаком со специальной литературой, отлично умеет чертить, с увлечением говорит о своих проектах, но несколько слабоват в математике. В школе Де Вайи Бажёнову предстояло много дела, и он принялся за него с восторгом. Именно в Париже Баженов понял смысл борьбы, которая происходила в искусстве в западной Европы. Ко времени его приезда в столицу мира эта борьба почти закончилась. Победа традиций классицизма над барокко, уронившем своё былое величие до живописной изломанности форм рококо, казалась несомненной. Лувр и Версаль поддерживали интерес русского студента к грандиозным планировкам. Выполнение по частным заказам маленьких модельных работ из дерева и пробки пополняли его скудные средства, Бажёнов работал, чтобы учиться, и учился, чтобы работать.

Через полтора года Петербургская академия дважды могла убедиться в поразительных успехах своего воспитанника. Бажёнов разработал проект парижского Дома инвалидов. Вторым доказательством, был триумф, сопровождавший выступление Бажёнова на публичном экзамене в Парижской архитектурной академии. Его следовало бы наградить золотой медалью, но таковая награда жаловалась только питомцам римско-католического исповедания. Получив диплом Парижской архитектурной академии, Василий Иванович Бажёнов 19 августа 1762 года получил должность заместителя профессора и возглавил кафедру Петербургской академии. Вместе с тем, Академия постановила: увеличить оклад годового жалованья Бажёнову до 400 рублей и отправить его для приобретения дальнейших сведений в архитектурном искусстве в Рим.

В Риме он со страстью отдался изучению живописных созданий Бернини, встречая на каждом шагу монументальные образцы совершеннейшего барокко. Но этого Бажёнову было мало. Он с жадностью разыскивал также и величественные памятники античной эпохи, - гробницы, храмы, зарисовывая, обмеряя, сопоставляя и постепенно открывая в самом себе новое понимание классики. На бажёновском рисунке тушью - открывается паперть храма, на рисунке акварелью - проект фонтана. Есть сведение, что ещё в конце 30-х годов XIX века показывали в Риме бажёновский проект лестницы для Капитолия, как один из лучших проектов.

В 1764 году Поччи, секретарь Римской академии святого Луки, предложил Василию Ивановичу от имени академии вступить в число её членов. Бажёнов снова прошёл через публичный академический экзамен и получил диплом на звание академика «с привилегиею быть ему даже действительным профессором архитектуры в сей Академии». После этого его приняли в свои почётные члены Флорентинская, Клементинская и Болонская Академии. Это было не простое признание отличных способностей и не только поощрение к дальнейшим занятиям. Это было нечто большее, чем результат достигнутой известности. С этого времени спутницей Бажёнова делается подлинная слава, вовсе незнакомая раньше ни одному русскому художнику.

Затем мы находим Бажёнова совершающим своё заключительное путешествие по Италии. Он посетил Геную, Пизу, Флоренцию, Парму, Болонью, Венецию. Два года итальянской командировки кончились. Бажёнов двинулся в Россию через Париж и Берлин. 9 апреля 1765 года Бажёнов получил от российского министра во Франции князя Голицына паспорт для дальнейшего следования в отечество. В Петербург он прибыл 8 мая 1765 года.

Когда Бажёнов вернулся в Россию Елизаветы уже не существовало годы и роскошь свели её в могилу. Недолго посидел на российском троне и Пётр III, и удушенный в Ропше пьяным Алексеем Орловым, последовал за тёткой. В результате нового дворцового переворота на троне очутилась Екатерина, а наследником престола стал царевич Павел.

Одиннадцатилетний наследник престола, царевич Павел, вместе со своим воспитателем С. А. Порошиным, 21 сентября 1765 года смотрел вывезенные Бажёновым из-за границы чертежи. Осмотр происходил на выставке работ молодых художников, устроенной в Петербургской академии. А 1 октября Бажёнов уже обедал у царевича. Итак мы видим Бажёнова при царевичевом дворе. С ним ведут разговоры о постройке для царевича Павла дворца на Каменном острове. Эти придворные успехи Бажёнова понятны: Ведь у Павла обедал не тёмный адъюнкт, а славный архитектор, принятый 25 июня 1765 года Петербургской академией художеств «в достоинство академиков академического собрания». В этом же звании Бажёнов был представлен и императрице. Завоёванная в Париже и Риме слава и на родине расчищала перед Бажёновым пути жизни. К постройке Каменно-островского дворца Василий Иванович приступил осенью того же 1765 года.

Но всё-таки Россия - не Европа, и Петербург - не Рим. Дьячков сын в мундире академика решительно не понравился новому президенту академии художеств И. И. Бецкому. Да ещё рождались и подозрения: легко могло случиться, что этот «нововыезжий из чужих краёв» высокий и красивый молодой россиянин привёз с собой немалые запасы французского «вольного духа»... Подозрения тотчас возникли, как только Бажёнов вздумал, не стесняясь, покритиковать кое-какие затеи Бецкого в Академии. И вот, произошло невероятное: Бажёнов «явился на экзамен Академический с желанием быть профессором в сей отечественной Академии. Но встретились люди и обстоятельства, помешавшие получить ему сию честь». Это могло произойти только в Петербурге. Для Бажёнова, имеющего право читать лекции в Римской академии в Петербургской не отыскалось кафедры.

Удар был нанесён сильной рукой и с верным расчётом. Действительно, в 1765 году Бажёнов ещё не мог бы повторить гордых слов Ломоносова о том, что Академию легче отставить от него, нежели от Академии - его. И вот, он остался академиком вне Академии, надолго порвав с ней всякие деловые связи. Назначенный главным архитектором артиллерии и произведённый в капитаны, Бажёнов занялся постройкой Арсенала в Петербурге. Кроме того уже возводился и царевичев Каменно-островский дворец. Эти работы тесно сблизили Бажёнова с двором царевича, с одной стороны, и с генерал фельдцейхмейстером Г. Г. Орловым, с другой. Бажёнову было поручено составить архитектурный проект института для благородных девиц. Его проект восхитил Екатерину, но построить институт было суждено не Бажёнову, а Джакомо Гваренги.

В 1768 году Бажёнов переезжает в Москву и живёт на казённой квартире в кремлёвском Арсенале. Грязь, неустройство, развалины окружают Арсенал. А вокруг - древние кремлёвские стены и внизу, куда ни взглянешь, Москва. Творческое воображение художника зажглось и родило план сооружения в Кремле исполинского дворца. Граф Орлов уведомил о проекте императрицу. Екатерина чрезвычайно заинтересовалась идеей. Было похоже на то, как будто Кремлёвский дворец вдруг показался ей нужнее всего на свете. А между тем, затянувшаяся война с Турцией в это самое время жадно поедала остатки государственной казны. России грозило банкротство. Но императрица во что бы то ни стало желала иметь дворец в Кремле. В феврале 1769 года Бажёнов приступил к проектированию Большого Кремлёвского дворца.

Василий Иванович был главным архитектором Экспедиции и руководил всей технико-строительной стороной работ. В его распоряжении состояла проектная архитекторская «команда». Проект здания, задуманного Бажёновым, был составлен с необычайной быстротой. Дворец обещал быть величайшим и красивейшим сооружением в мире. Уже 31 января 1769 года императрица Екатерина утвердила чертежи. Затем приступили к «сочинению» модели. Бажёнов изобрёл такой план и фасад, которого огромности и величественности ещё не было примера. В окончательном своём виде смета по построению дворца предусматривала 50 миллионов рублей расхода. По тогдашнему времени - сумма грандиозная! Екатерина нисколько не устрашилась неимоверных расходов, но отпустила пока всего только 120 тысяч рублей. Между тем работы шли вперёд. Кремль очищался от «ветхостей», которыми был завален. Снимались древние приказные «дворы», церкви, башни и целые участки стен.

Едва ли это время не было лучшим в жизни Бажёнова. Художник уже раньше изведал сладость громкой славы, когда его имя облетело Европу. Но только теперь и Петербург и Москва, вся Россия, повторяли его имя. Сама Екатерина, доверив Бажёнову возведение нового обиталища царей, нашла в нём «первейшего из национальных архитекторов». Однако и это - ничто в сравнении с величием замысла, над осуществлением которого трудился Бажёнов. Дворец будет построен - и бессмертие раскроется перед его строителем. Цель жизни казалась завоёванной. В это самое время Бажёнов женился. О его жене известно только то, что её звали Аграфеной Лукиничной и была она сиротой из мелкопоместной дворянской семьи. Жил Бажёнов вместе со своей женой в Средних Садовниках, напротив Кремля.

Сооружение модели подходило к концу. К земляным работам и к закладке фундамента приступили 9 августа 1772 г. Приступ сопровождался немалым публичным торжеством. Но главное торжество ещё предстояло. Оно должно было сопровождать закладку самого здания и состоялось 1 июня 1773 г. Место закладки было неузнаваемо: лестница, портал и множество других наскоро воздвигнутых временных построек, превратили грязный Кремль в беломраморный Капитолий. Бажёнов произнёс речь, в которой восхвалял древне московскую архитектуру. День 1 июня был счастливейшим днём в жизни Бажёнова.

Затевая постройку дворца, Екатерина вовсе не собиралась его строить. Екатерина точно знала, что тощее российское казначейство не в силах поднять грандиозные расходы по московским работам. Великая мастерица красивых демонстраций и ловких жестов, она лишь принимала меры к отводу европейских глаз: Европа должна была увидеть, что и в самом разгаре своих затруднений Россия могуча, в самом истощении своём - богата. Вот смысл хитрой игры, в которой со страстной искренностью участвовал ослеплённый Бажёнов. И когда состоялась закладка дворца, когда была выбита медаль в память этого события, когда заграничные газеты протрубили о московских торжествах, дело могло считаться сделанным. Тогда услужливые люди сейчас же изобрели предлог для остановки работ: кремлёвский холм не устойчив, река подмывает кремлёвскую почву. Начали разбирать фундамент и засыпать рвы, восстанавливать со стороны Москва-реки стены и башни, - комедия кончилась.

Страдал ли Бажёнов при этом крушении своих творческих замыслов? Надо полагать, что страдал очень. После таких ударов люди иногда вовсе не поднимаются. Едва ли даже могли тогда прийти в его голову какие-нибудь утешительные мысли. И едва ли догадывался Бажёнов, что отменённое строительство Кремлёвского дворца оставит глубочайший след в истории отечественной архитектуры.

Екатерина вспомнила о Бажёнове, как только её министры подписали мир с Турцией. России было приказано торжествовать. И вот возведение на Ходынке увеселительных замков, минаретов, крепостей, киосков и пирамид, создание всей этой роскошно-мишурной декорации и было возложено на Бажёнова. Он принялся возводить десятки увеселительных ходынских строений, вроде «Азовского города Таганрога», «Крепости Кинбурн» и других. Праздник происходил в июне 1775 года.

После празднеств Екатерина задумала строительство сельских и загородных дворцов. Задуман был такой дворец и в Царицыне под Москвой. Раскрытые со всех сторон горизонты, прозрачные пруды, лесные чащи и весёлые сады - всё это очень нравилось Екатерине. Бажёнов был призван к новому делу и загорелся им. Мудрено ли? Создание грандиозного дворца со всеми подсобными зданиями - большая творческая задача. Для разрешения её требовалось, в частности, перепланировка всего Царицына. В 1776 году проект дворцового ансамбля был готов. Начались работы. На этот раз Бажёнов работал медленно: он стал осмотрительнее; и уже во всяком случае не сохранил в себе жара молодых лет. Только в 1778 году здание достаточно оформилось. Вся же стройка продолжалась 10 лет.

В 1785 году Екатерина прибыла в Царицыно, чтобы осмотреть дворцовое строение. Екатерина остановилась прямо перед фасадом дворца и смотрела на него с гневом.

- Что это? - спросила она: это дворец? Отнюдь. Это острог в котором жить арестанту но не мне. Срыть сии казематы до основания! - произнесла она с сердцем.

Судьба прекрасного произведения была решена. Вместе с ней была решена и судьба его автора. Бажёнов был уволен в долговременный отпуск. Это равнялось отставке.

Казаков сохранил фундаменты бажёновского дворца, на которых построил новый. Затем 5 ноября 1796 г. умерла Екатерина; дворец ни кого не интересовал и стал разваливаться. Однако его руины, пронёсшие свою призрачную жизнь через полтора века до наших дней, в высокой степени замечательны. Это без примерный образец чудесной своеобразной псевдоготики; стройность и затейливость этих сооружений необыкновенны. То, что сохранилось в Царицыне, - это мечта о «романтическом замке над озером, среди вечных деревьев, замке с цепью старых легенд». Но этого замка никогда не было и нет. Легенды же давно создаются не столько о самом замке, сколько о неосуществившейся мечте художника. Из этих легенд самая правдоподобная: Бажёнов, действительно, искал в соединении готических очертаний с древнерусскими мотивами новую архитектурную форму. И нашёл её. Его псевдоготика - не наносная ложь, а самобытная правда, выведенная из художественных начал старорусского народного искусства и усиленная западноевропейскими мотивами, как средневековыми, так и классическими.