Школа культурной политики История и время
жүктеу/скачать 207.5 Kb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Савельева Ирина Максимовна 23.01.2010
Я буду исходить из того, что меня пригласили сюда из-за вот этой книги «История времени», которую мы написали когда-то с Андреем Полетаевым. Наверное, поэтому меня пригласили. Хотя с тех пор мы написали еще 5 или 6 книг. Эту книгу вы уже не купите, хотя тогда она вышла большим тиражом, по тем временам - 4 тысячи экземпляров. Насколько я знаю, в продаже ее нет. Но можно еще купить книгу «Знания о прошлом. История и теория», в которой есть все эти проблемы времени, но в целом, она посвящена социологии исторического знания. Т.е. тому, как построено историческое знание, как, с одной стороны - профессиональные историки, с другой стороны - непрофессиональные историки, познают прошлое. Вот все, что я о себе пока скажу. Я задам вам, наверное, только один или два вопроса. Я, в общем, поняла какая аудитория. Спросила. Но все-таки я хочу, чтобы те, кто любит читать книги исторические и научные подняли руку. Вот именно научные книги по истории. А кто любит читать популярные книги по истории? А паранаучные? Книги, которые на самом деле псевдонаучные. И из тех, кто читает эти книги, как вам кажется, кто может отличать псевдонаучную и научно-историческую литературу? Я поняла. Это совсем неплохо. Просто тогда я должна сказать несколько слов о том, как сегодня понимают науку историю, потому что историю практически каждый образованный человек как-то понимает. Он сам приписывает какие-то значения и какие-то смыслы этому понятию. А для того, чтобы мы могли говорить конвенционально,- чтобы вы понимали то, что я хочу, чтобы вы поняли, - мы должны определить, как сегодня историческая наука понимает исторический мейнстрим. Т.е. это те историки, которые, условно говоря, работают в русле мировой традиции, западной, если хотите, традиции. Хотя я не люблю разделять национальную науку и западную науку. И, тем не менее, иногда это имеет смысл. Так вот сегодня историю определяют как научные знания о прошлой социальной реальности. Вы видите, что в этом определении есть несколько базовых понятий. Первое понятие — это знание, второе понятие — это реальность. И третье понятие — это прошлое. Третье, как раз, и есть один из бонусов темпоральности - т.е. то самое время, о котором вы здесь, как я понимаю, уже целую неделю размышляете. В этом определении для меня существенно, что знание — это то, что люди считают знанием. Такое социологическое определение знания. Не философское. А реальности можно выделить три. Т.е. три реальности, о которых вообще в разные времена, в разные эпохи писали историки. Это - божественная реальность, естественная реальность или природная реальность, социальная реальность. И вот, постепенно, где-то со второй половины 18 века, история становится знанием именно о социальной реальности. Т.е. об обществе, о человеке, а не о другой реальности, которые тоже имеют своих исследователей, и которые до этого изучались тоже историками в таком широком смысле. Надо отметить, что история стала наукой недавно. Она стала наукой, наверное, в середине 19 века. И с этого времени мы можем говорить об истории как о научном знании. Тогда, в то же самое время появились и другие социальные науки. Ранее было знание об обществе вообще. Знание, которое очень хорошо представлено, например, у Николо Макиавелли,- это знание не историческое, это знание о том, как устроено общество: о политике, о социуме, о власти. А со второй половины 19 века появляются социология, психология, несколько раньше появляется экономика, позже - политология, не как политическая философия, а как наука, которая отпочковалась от политической философии. В это же самое время появляется и история, как научное знание. В это же, примерно, время появляются исторические факультеты. В это же время появляются исторические научные журналы. Т.е. история становится научным знанием - специфицированным, отделенным от других социальных наук. Тогда же, когда, в общем, появляются и другие науки. Вот то, что я хотела сказать об истории для того, чтобы мы были в каком-то едином поле. Теперь моя лекция об историческом времени, собственно говоря, и начинается. Я буду говорить о пяти коротких сюжетах – коротких по времени, емких по содержанию. Не потому что хочу сказать, что я так глубоко буду размышлять на эти темы. Потому что они сами по себе глубоки. Они очень емкие. Но я постараюсь говорить очень коротко. И постараюсь говорить понятно. Первый пункт — это два образа времени. Дальше - время историка. Дальше мы перейдем к темпоральным представлениям или к тем представлениям о времени, которые существовали в разные эпохи: как у историков, так и у людей, которые жили в то время. Образованных и необразованных. Затем - концептуализация прошлого. Т.е. как стали понимать прошлое, как его стали отличать от настоящего в, собственно, исторической науке и других социальных науках. И, наконец, последний пункт. История как наука о прошлой социальной реальности. Т.е. здесь я просто скажу о том, чем история, изучающая прошлое, отличается от других социальных наук и чем она от них не отличается, что может быть даже более существенно. У меня есть одно затруднение. Такое дидактическое. Первый пункт, на котором я хочу остановиться — образы времени. Думаю, он вам может быть очень хорошо известен, потому что вы, тут как минимум, уже неделю занимаетесь проблемой времени и, прежде всего, философской проблемой времени. А это, собственно, проблема философская. Но мне необходимо на этом остановиться, потому что эти два образа времени, о которых говорят философы, о которых говорят физики, о которых, говорят все, кто о времени размышляет – присутствуют и в работе историка. Это вот два таких базовых образа. Я просто буду говорить, достаточно, сжато. И если хоть в какой-то момент вы мне дадите понять, что вы знаете бергсонианское время, гуссерлианское время или время Августина, то я не буду так подробно на них останавливаться. Но вот я уже вижу, что, кажется, нужно остановиться. Это отдельная большая тема. Она мне нужна для того, чтобы перейти к истории. Но она сама по себе очень большая. Можете иногда просто верить мне на слово. Вы знаете, что формирование представления о времени осуществляется в разных типах знания. Я уже сказала: и в религии, и в философии, и в естественных науках, и в социальных науках, и в искусстве. Везде есть представления о времени. Везде время играет достаточно важную роль в размышлениях либо о природе, либо о боге, либо о человеке. И особенно важно время для философов. Вы это тоже знаете. В общем, это одна из базовых философских категорий, и, наверное, трудно найти крупного философа, который бы не размышлял о времени, у которого мы не можем ничего прочесть о том, что такое время. Но на какой вопрос отвечают философы? Они отвечают на вопрос: что есть время? Они пытаются постигнуть сущность времени. А для историка существенен другой вопрос. Для него существенен вопрос: как выглядит время, или какие образы времени используются при размышлениях о человеке и о социальной реальности прошлого? Существует разнообразие всех этих размышлений о времени - философских, я подчеркиваю, а не исторических, потому что историки очень мало размышляют о категории времени. И вот когда мы писали эту книгу, то каждому, кто спрашивал: «О чем вы пишете?», я говорила, что мы пишем книгу о времени как категории исторического анализа. И я видела непонимание. И на лицах западных коллег, в том числе. И тогда я говорила: «Это вот о том, как историк работает с категорией «время», как он его использует, как он понимает прошлое и т.д.». Я просто отвлеклась. Я хочу сказать, что для историка, в общем, это очень нетипично — размышлять о времени. И если это типичным стало, то, может быть, только вот в конце 20-го века и ненадолго. Эта рефлексия как-то в исторической литературе прекратилась. А вот для философов это очень типичные размышления. И в этой книге мы, почитав философскую литературу, что начиная от примитивных представлений о времени, которые зафиксированы в человеческой истории, и заканчивая современными, довольно сложными философскими представлениями, впервые в жизни как-то четко увидели, что все эти образы времени можно разделить на два. Мы их назвали «Время-1» и «Время-2». Это ненормативные знания, т.е. не принятое в науке деление времени на «Время-1» и «Время-2», это то, что мы предложили, основываясь на том, что мы видим, собственно говоря, в философствованиях о времени. Если говорить об архаичных представлениях, то там очень легко обнаруживаем два образа. Один образ — это образ движущегося времени, а другой образ — это образ чего-то, что двигается в пространстве. Образ движущегося времени особенно развит у морских или приморских народов. Это «океан времени», или «море времени». Что-то, что изменяется, колышется. Но для народов не приморских, это может быть солнце, которое идет с востока на запад, или дерево, которое растет. Вы знаете, что эти образы очень устойчивы. В философии образ дерева, генеалогического дерева, древовидной модели в науковедении и т.д. - они сохраняются до сих пор. Или образ пути, если вы возьмете современные философские книги, может быть не самого серьезного свойства, то вы там сколько угодно увидите размышлений, что Россия «пошла не тем путем», «у нас была развилка», «мы свернули не туда», «мы должны вернуться обратно». Вот это типичный архаичный образ времени, который сохраняется в нашем сознании тысячи лет. Другой образ времени, тоже очень понятный — это движущаяся стрела, какой-то зооморфный образ – движущееся животное, колесница, движущийся человек и т.д. Два достаточно простых и понятных, зафиксированных этнографами, культурными антропологами образа, которые существуют в самых примитивных обществах. Дальше, если мы посмотрим что было в античности, то мы обнаружим вот эти же два образа. Как они называются у Платона и Аристотеля? Эон и Хронос. Два термина использовал Платон, хотя он говорил, что ссылается на более древних и священных философов, но их тексты до нас не дошли, поэтому начинается это с Платона. У нас в русских переводах они переводятся традиционно как Вечность и Время. Я подчеркиваю, что так они переводятся, потому что на самом деле во всех этих традициях: древнегреческой, эллинской, римской, иудейской в той части, которая уже перешла на греческий язык, конечно, очень трудно фиксировать точные смыслы этих понятий. Но, тем не менее, вот эти два и Аристотель определял как «число движения» или как «меру движения», потому что движение измеряется временем. При этом, говорил он, существуют некоторые вечные сущности, которые не находятся во времени, так как они не объемлются временем и бытие их не измеряется временем. Доказательством этому служит то, что они, не находясь во времени, не подвергаются воздействию со стороны времени. Т. е. это Вечность. Такие же идеи мы можем найти у Плотина, у Боэция. В общем, вся античность оперирует этими двумя образам. Я говорю образами, потому что это представление о времени, а не само время. Оппозиция Вечность — Время остается исходным пунктом теологических дебатов и в средние века. Вчера вам читали «Религиозное время». Не знаю, что вам говорил Сергей Сергеевич, но, наверное, говорил, что появляется оппозиция Вечность - Время — Аeternitas и Тempus. Говорил? И если для античных философов это была проблема определения границы между этими категориями, - между таким движущимся, меняющимся временем, с помощью которого можно что-то изменять и временем, где ничего не меняется, - то для христианских теологов это стало проблемой определения отношения Бога к сотворенному им миру. Т.е. Вечность — это время бога, а Тempus - это время мира. И здесь есть известные пассажи у Августина, которые всегда цитируют. О Вечности он говорил «все годы твои», обращаясь к богу «неподвижный», «неизменный», «прошедшие не замещают идущих». Но я вам прочитаю другой замечательный пассаж. Если вам вчера читали — вы мне скажите. Просто мне очень нравится то, что писал Августин. Это уже о Тempus — о людском времени. «Совершенно ясно теперь одно — ни будущего, ни прошлого нет. И неправильно говорить о существовании трех времен: прошедшего, настоящего и будущего. Правильней, пожалуй, было бы говорить так: есть три времени - настоящее прошедшего, настоящее настоящего и настоящее будущего. Некие три времени эти существуют в нашей душе, и нигде в другом месте я их не вижу. Настоящее прошедшего — это память. Настоящее настоящего — его непосредственное созерцание. Настоящее будущего — его ожидание». На самом деле это очень современная идея понятная современному человеку. Идея, которая исходит из того, что мы можем говорить о настоящем только в значении «теперь», только в значении «сейчас». Вот сейчас я говорю, а то, что я говорила минуту назад — это уже прошедшее, уже переходит в область памяти. Главное, что вот эти три модуса времени существуют в сознании человека и нигде более. И нигде более их нет. Хотя внешне, в центре христианских дебатов находилась проблема соотношения Вечности и мирского секулярного времени на протяжении всего Средневековья. Средневековье продолжалось примерно тысячу лет с четырехсотого н.э. до тысяча четырехсотого. Там можно спорить. И историки спорят об этих границах. Но тысячу лет уж точно это продолжалось. Трактовка этой оппозиции изменялась. Августина больше интересовала проблема времени. Т.е. Темпуса. Затем в центр теологических дебатов выдвинулась проблема Вечности. А где-то уже в позднем средневековье с Фомой Аквинским и Альбертом Великим, и особенно с гуманистами, начинает усиливаться интерес ко времени. Когда я говорю время — это не Вечность, это Тempus. И, наконец, христианство решило еще одну проблему. Проблему того, что время Бога ныне не изменяется, согласно христианской доктрине, не ветшает, не стареет, не превращается в тлен. Т.е. это нечто, что находится между Этернитас и Темпус. Христианская церковь, небесные тела, ангелы - и для этого было введено такое вот промежуточное понятие — век. В более позднем христианстве есть три временные модальности: для Бога; для того, что тленно и не вечно; и для того, что вроде не вечно, не время Бога и, тем не менее, ни стареет, ни дряхлеет и т.д. Переход от Средневековья к Новому времени знаменуется замещением религиозных представлений о времени. Когда я говорю замещение — это относительно, потому что для религиозного человека религиозное представление о времени остается всегда, в каком бы веке он не жил. И они как-то совмещаются с другими. Но, если мы смотрим просто на развитие идеи времени, то появляются естественнонаучные теории, которые уже трактуют время совершенно иначе. И на смену божественной личности приходит идея абсолютной длительности и субъективного восприятия этой длительности относительного земного времени. Но мы опять видим вот эти же два образа: время как нечто вечное, абсолютное, которое совершенно иначе объясняется естественнонаучными теориями. Наверное, Рене Декарт был здесь первый. Потом Бенедикт Спиноза, Готфрид Лейбниц, Исаак Ньютон. Вот это те великие физики - или даже их не назовешь физиками, потому что они были очень разносторонние люди — мыслители, которые предложили новую идею времени, если судить в поступательном ракурсе развития идеи, заместив этой идеей теологические представления о времени. И вот эти натурфилософские представления, благодаря тому, что естественные науки очень мощно вошли в идейную жизнь европейского человечества, - они господствовали до конца 19 века определенно. А потом начался новый поворот — поворот к человеку. И представление о наличии двух сущностных разных времен сменилось представлением о том, что это не сущностно разные времена, а разные представления о времени, которые существуют в нашем сознании. Наше сознание двумя способами мыслит разные качества этой самой категории. Наверное, самым главным героем здесь уже был Анри Бергсон. Это французский философ, который предложил отличать длительность качества, которое наше сознание постигает, от материализованного времени, которое становится количеством благодаря своему развертыванию в пространстве. Дальше можно назвать Эдмонда Гуссерля — это второй философ, который более подробно объяснил категорию философского времени уже в терминах 20 века как «времени, которое существует нигде больше», как говорил Августин, а только в нашем сознании. Но оно опять имеет вот эти два образа. У Хайдеггера можем найти то же. В 20 веке два образа времени начинают активно использоваться в таких основных социальных науках как социология и экономика. В социологии впервые мы это встречаем в статье Питирима Сорокина, написанной вместе с Робертом Мертоном в 1937 году, где они говорят об астрономическом времени (времени часов) и социальном времени. Понятно, что астрономическое время то, которое мы сейчас сидим или два часа будем сидеть, и мы как будто бы от него зависим, а оно не зависит он нас. И социальное время — это время, которое мы определяем в своем сознании субъективно. Мы можем, как угодно его определить. Как долгое время или короткое время, в зависимости от того понравится вам то, что я говорю или не понравится. Вы можете ощущать это как быстро прошедшее время или как бесконечно затяжное, как потерянное или приобретенное и т.д. Вот что имеется в виду под социальным временем. В социологии я называю эти имена - они вам знакомы? Только уже в 80-е годы появляются в социологии такие более интересные работы. Может и не 80-е годы. Норберт Элиас несколько раньше написал работу о структурном и экспериментальном времени. О Хроносе и Кайросе пишет Элиот Джак. Т.е. разные вариации вот этого астрономического времени, по-разному называемые, но опять мы имеем два базовых образа. Одно такое гомогенное, находящееся как бы вне нашего сознания и не зависящее от нас, а другое то, которое мы воспринимаем субъективно. Так же точно в экономической литературе. Почему-то трудно это объяснить: в 30-е годы было написано по одной работе социологами и одна работа экономистами шведскими - Гонором Мюрдалем и Эриком Линдалем о непригодности нашей терминологии нашего «времени-1» для анализа экономических процессов восстановления равновесия. Они предлагали для этого использовать то, что мы называем: концепция «время-2». В 60-е годы появились уже очень интересные экономические работы Джорджа Шекла, который говорил, что у экономистов должны быть две концепции времени: бесконечное время, о котором можно мыслить, и моментное время (momentary time), в котором создается, возникает мысль. Время как схема мышления отличается от времени как двигателя опыта. И отсюда очень важное различение: то время, о котором можно мыслить — наблюдается. Человек должен быть в позиции наблюдателя для того, чтобы мыслить и видеть какое-то время - «время-1», а сам он находится во «времени-2», которое всячески воздействует на него и влияет на его восприятие этого «времени-1». Вы все знаете, что категория времени очень широко, очень творчески использовалась в художественной литературе. Начиная от Данте, который первый вступил в это время Бога со своим субъективным человеческим опытом. В этом плане это удивительный феномен «Божественной комедии», когда человек осмелился войти в Вечность со своим субъективным временем. И в этой Вечности еще нашел массу субъектов, как вы знаете, которые с разных времен в этой Вечности. И, тем не менее, они индивидуальны. Огромное влияние на литературу 20 века оказали идеи Анри Бергсона. Он, кстати, стал Лауреатом Нобелевской премии по литературе в 27-м году с формулировкой «в знак признания ярких жизнеутверждающих идей, а также за то исключительное мастерство, с которым эти идеи были воплощены». Бергсоновские представления о времени постоянно фигурируют у Марселя Пруста, у Вирджинии Вульф. А есть два великих романа, в которых есть целые части, главы, посвященные изложению бергсоновской концепции о времени. Это «Волшебная гора» Томаса Манна, раздел «Экскурс, фокус, понятие времени». И «Ада» Владимира Набокова, начало 4 части «Ткань времени», посвященная как раз бергсонианству. В классической литературе вот эти образы «время-1» и «время-2» самым причудливым образом переплетаются и часто становятся основой сюжета. Герой попадает в прошлое, убивает бабочку и в настоящем меняется все. Вот эти два образа времени, которые используются со времен архаики и до наших дней, могут быть условно описаны следующим образом. В рамках первого образа время, как правило, пространственно ориентировано. Разные даты описываются как отрезки или разные точки на временной оси. Время оказывается аналогично пространству. Как подчеркивал Анри Бергсон, сторонники концепции «времени-1», - он называл это физическим временем, что очень понятно, представляют время как ряд состояний, каждое из которых гомогенно и само по себе неизменно. Отсюда и следует, что любое движение во времени — социальное движение — происходит из-за влияния каких-то факторов, которые существуют вне системы. Мы не можем объяснить, почему произошло какое-то социальное изменение, если мы оперируем представлением о «времени-1». А в рамках образа, которое мы обозначаем как «время-2», время является необратимым. Эта мысль отражается, в частности, в выражении, которое приписывалось Гераклиту: «В одну и ту же реку ты не вступишь дважды. На вступающих в одну и ту же реку все новые воды текут». И при этом само течение времени, как говорил Бергсон, образует творческую эволюцию. Т.е. само время производит те изменения, которые порождают неопределенность будущего. Изменения происходят от того, что некоторые социальные явления развиваются во времени. То, что на протяжении больше чем трех тысячелетий существует два образа времени, не означает их равноправия и одинаковой значимости в разные эпохи. В частности, в эпоху Нового времени развитие концепции физического времени - «времени-1» - происходило очень бурно благодаря развитию естествознания и в 17-18 век, конечно, доминировали представления о «времени-1». А в конце 19-го — начале 20-го века, когда произошла резкая субъективизация общественных наук можно говорить о доминировании «времени-2». Хотя может быть физики и сегодня это бы оспорили. Даже ярые экзистенциалисты не отрицают существования физического времени, т.е. «времени-1», при этом представлении о субъективности времени, об его относительности, об его полной зависимости от нашего сознания - того как мы его видим и как мы его мыслим. Теперь я перехожу ко второму пункту — к историческому времени. Как эти два образа времени существуют в историческом мышлении, в исторической науке? Как они освоены историками? Вот об этом мы сейчас и поговорим. Концепция «время-1» очень понятна в историографии, исторической науке или в исторических представлениях. Это хронологическая ось. Это то, что мы все знаем из изучения истории в школе и после школы. Мы пользуемся все время хронологическими таблицами и хронологической осью, т.е. мы заполняем время событиями: на каждой точке этой оси можем приписать определенное событие, которое считаем значимым. И история без этого, конечно, не мыслима. И для любого европейского историка, который использует эру от Рождества Христова, а именно ее мы и используем, падение Рима произошло в 476 году. И как бы субъективно мы не смотрели на падение Рима, мы все скажем, что это было именно в этом году, и ни в каком другом этого быть не могло. Первая мировая война началась в 1914 году. На этой оси времени она именно там расположена и никуда мы ее не перенесем. И между этими событиями прошло 1438 лет. жүктеу/скачать 207.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|