Dreamer cat неопубликованный роман Стивена Кожаного
жүктеу/скачать 0.68 Mb.
|
| "Рада видеть Вас, Лейф," - говорит она и я подаюсь вперед, потому что я не уверен, насколько хорошо я выгляжу на ее экране, ведь я прохожу возраст, когда мое тело выводит женщин из себя. В эти годы мое тело только отталкивает их, хотя удивительно, что они всегда прибегают обратно, как только Вы показываете черную карточку Корпорации.
"Как дела?" – спрашиваю я, и она говорит что прекрасно, и делает паузу, очевидно задаваясь вопросом, почему я позвонил ей. "По поводу нашей беседы вчера вечером," - говорю я, и она кивает с надеждой, ее волос легко колеблются, как текущая вода. "Я хочу помочь," - говорю я. Я говорю ей, что у меня есть немного информации для нее, и что я хотел бы увидеть ее сегодня вечером. "Когда?" - спрашивает она, и я говорю, что позвоню ей позже, потому что я не знаю, как долго я буду в студии. Она улыбается, говорит, что будет с нетерпением ждать встречи, и прерывает связь, а я чувствую унылую боль в моем паху. Макс ждет меня в студии вместе с Эрби и группой техников. Техник с значком помошника шерифа осматривает мой скальп и говорит, что не нужно брить меня снова. Макс отеческим жестом кладет руку на мое плечо и спрашивает, в порядке ли я. Я улыбаюсь и говорю да, но я больше не доверяю ему, потому что если Луи Эйнтрелл стоит за этими дисками, то я чертовски уверен, что Макс тоже знает, что происходит. "Я спешу пойти, Макс," - говорю я, но возможно недостаточно уверено, потому что он подозрительно смотрит на меня и спрашивает, уверен ли я. "Все хорошо, Макс. Честно. Расскажи мне о диске." Он засовывает руки глубоко в карманы его белого халата, что заставляет меня подозревать, что он что-то скрывает. "Имя Фантазера - Джимми Кратзнер, всего 16 лет." Я знал его имя, потому что Эрби сказал мне его в Маниле, но я не знал, что он был настолько молод. "Шестнадцать?" - переспрашиваю я с сомнением. "Правильно," - отвечает Макс. "Это был его пятый диск." "Черт, он стал Фантазером совсем мальчишкой." По одному пси-диску каждые шесть месяцев, следовательно он, должно быть, записал его первый диск, когда ему было всего 13 лет. "Он был в нашей юношеской программе," - говорит Макс, это означает, что родители Кратзнера выдвинули его в Фантазеры. Кто в 13 лет может управлять его воображением, Боже мой? "Он был хорош," - продолжает Макс. "Мы действительно возлагали на него большие надежды." "Да, я уверен. Тема?" "Трудно определить," он говорит, избегая встречаться со мной взглядом. "Это не вписывается ни в одну из стандартных категорий. Я предполагаю, что фантазия - самое близкое название, которое я могу придумать. " "Фантазия?" Гнев вспыхивает, потому что я знаю, что есть что-то, что он не говорит мне. "Что, черт возьми, Вы подразумеваете фантазией, Макс? Что, черт возьми, за фантазия? Сексуальная фантазия, Вы имеете в виду? Насилие? Убийство? Что точно пришло его голову, прежде чем он умер, Макс? " Я понимаю, что я кричу. Все техники отвернулись от их мониторов и смотрят на меня, Макс стоит скрестив руки на груди, со странным взглядом в глазах, не испуганным, не возмущенным, скорее своего рода взгляд, как будто я несправедливо обвиняю его. Он начинает говорить, но только бормочет что-то и поднимает руки, но затем опускает их. Я хватаю его, тяну со мной в кабину и закрываю дверь сзади него. Он садится на кожаную кушетку, его плечи и голова опущены. "Макс," говорю я. "Мы прошли вместе долгий путь. Я нуждаюсь в твоей помощи больше, чем когда-либо прежде. Ты должен сказать мне, что происходит. " "Я не могу," – тихо говорит он. Я кладу руки на его плечи и мягко трясу его. "Ты должен," говорю я, и когда он поднимает его голову, чтобы посмотреть на меня, я знаю, что он собирается сказать мне, я вижу это в его глазах. Сочувствие. И жалость. "Меня уволят, если я скажу тебе что-нибудь," - говорит он. "И ты знаешь, что это значит." Да, я знаю. Никакой пенсии, никакой зарплаты, никакой квартиры, никаких медицинских услуг, и вероятно помещение в черный список. Корпорация имеет большой вес, и Макс никогда не сможет работать снова, по крайней мере не на той работе, которая бы поддерживала его образ жизни. "Если ты не скажешь мне, я могу кончить как другие три Фантазера Си-Би-Эс," -говорю я. Я чувствую, что его плечи двигаются, поскольку он пожимает плечами. Я приближаю мое лицо к его. "Они не могут слышать нас, Макс. Мы здесь одни. Ты не должен ничего мне говорить, я скажу все сам. Все, что я хочу, твоих ответов да или нет. Понятно? " Он кивает. Его нижняя губа дрожит, возможно он боится риска или позора. Тем не менее я победил, я чувствую это. "Эйнтрелл настраивает Фантазеров усиливать секс и насилие, да?" Макс кивает. "И три Фантазера, которые умерли, делали то, что хотел Эйнтрелл, да?" Второй кивок. "Корпорация знала, что Мечтатели умирали в других компаниях пси-дисков?" "Да," тихо говорит он. Я сильно трясу его, его голова болтается. "Хорошо, но какого черта кто-нибудь не сказал мне? Почему ты не сказал мне, Макс?" "Потому, что ты не сделал бы этого, именно поэтому. Твой психологический профиль показал, что ты не станешь создавать такие диски. Не было никакого смысла." "Это объясняет, почему меня не просили записать порнографические пси-диски для Си-Би-Эс, но это не объясняет, почему мне не говорили о том, что происходит. " - Я взбешен, но говорю тихо. "Эйнтрелл волновался, что Вы могли бы пойти к властям. Законодательство пока не изменено, это только планируется. И он не хотел, что бы ты рассказывал всем вокруг." "Но он, должно быть, понял, что я узнал бы об этом, как только стал просматривать пси-диски?" "Мы не знали, что именно было на дисках, как далеко Фантазеры зашли, прежде чем они умерли. Лейф, это было тайной, ты должен понять. Эйнтрелл тратит много денег, чтобы изменить закон. Он не может позволить себе проговориться слишком рано. Он инвестировал в это миллионы." "Вы должны были сказать мне раньше, Макс," - говорю я, отпуская его плечи. Я откидываюсь назад и смотрю на него. Он выглядит сломанным, похожим на куклу, марионетку на нитках. Нитках, которые ведут к цепким рукам Луи Эйнтрелла. "Макс," - говорю я, и он смотрит на меня. "Макс, Эйнтрелл делал что-нибудь грязное, что можно связать со смертельными случаями?" "Мы не знаем," – тихо говорит он. "Я клянусь, мы не знаем. Всё, что мы действительно знаем - что все погибшие Фантазеры записывали новые пси-диски. " "Что относительно других компаний пси-дисков? Что там со смертельными случаями?" "Мы не знаем, но я предполагаю, что такое случалось." "Но это означало бы, что тайна Эйнтрелла не очень скрывается, не так ли?" "Может случится, что они применяют собственное давление для изменения закона. Рынок для мягкого порно, и более грубого, стоит сотни миллионов, возможно миллиарды. В конце концов законы изменились бы даже без давления Эйнтрелла. Только посмотрите, как смягчились законы за последние годы. Сперва разрешили слабые наркотики, сейчас легализуются тяжелые наркотики. Никого не сажают в тюрьму за мелкое воровство или хулиганство. Насильники сидят под домашним арестом под присмотром электроники. Сейчас за решеткой только убийцы или вооруженные грабители. Лейф, общество становится более гибким, более понимающим. Более терпимым. Эйнтрелл просто чувствует тенденцию, и всё. И так же другие компании. " "Так, а где вы оставите меня, Макс?" "Что ты имеешь в виду?" "Теперь, когда я знаю, чем является Эйнтрелл, что случится со мной?" "Как ты решишь, Лейф, но независимо от того, что ты сделаешь, ты не должен ввязывать меня в это." – говорит Макс с мольбой в глазах, и это заставляет меня почувствовать боль в груди. Я думал, что я знал этого человека, я доверял ему. "Эйнтрелл собирается заставить меня записать мой последний диск, не так ли?" – спрашиваю я, хотя я знаю ответ. "Конечно," - отвечает Макс. "Даже при том, что это значит, что я могу умереть?" Макс кивает. Вопрос, конечно, в том, что хочет Эйнтрелл? Хочет ли он меня убить потому, что тогда Корпорация не должна будет платить по моему контракту, или потому, что он хочет сохранить его тайну? Или он действительно хочет, чтобы я узнал, что или кто убивает Мечтателей, чтобы он мог создать запас его новых дисков на тот день, когда изменится закон? "Ты должен прослушать третий диск," - говорит Макс, "Ты должен узнать, что случилось с другими тремя Фантазерами, чтобы мы могли удостовериться, что этого не произойдет с тобой, когда ты станешь записывать свой диск. У тебя нет выбора." Я киваю и говорю, что я согласен. Я чувствую себя оцепеневшим. Он соскальзывает с кушетки и встает передо мной, смотрит, как будто хочет сказать что-то, но затем он качает головой и выходит из кабины. Я следую за ним и переодеваюсь в халат за ширмой. Я ничего не хочу говорить. Никому. Даже Рат держится на расстояние, но она все время наблюдает за мной. По крайней мере она волнуется. "Вы должны верить этому," – тихо говорит она, пока бродит по студии, ее хвост со свистом рассекает воздух. Один из помощников, молодой, высокий парень с неопрятной копной красных волос и двухдневной красноватой щетиной, помогает мне лечь и надевает наушники. Он выходит, и кабина постепенно темнеет. Я слышу позади голос Макса, медленно считающий в обратном порядке. Пять... четыре ... три .... два ... один.... Это - ........ темно, очень темно. Мне требуется примерно секунда, чтобы понять, что вокруг не полная тьма, я начинаю видеть слабые звезды в небе. Нет луны, и звезд совсем немного и между ними большие расстояния, как будто это небо другой планеты, планеты с немногими соседями, на краю галактики. Я одет в балахон из какого-то грубого материала, который царапает мою кожу, конский волос или что-то в этом роде. Она заставляет испытывать зуд по всему телу, и я понимаю, что под балахоном я голый. На мою голову надвинут капюшон, так что я могу видеть только то, что спереди, а что бы посмотреть направо или налево, я должен повернуть голову. Я смотрю вниз и вижу простые кожаные сандалии на моих босых ногах, гладкие и затасканные. Я стою на дорожке из крошечных, серых камней, ведущей через лес черных чахлых деревьев, искривленных и деформированных, как будто изломанных непогодой или неким искусственным катаклизмом. Они лишены листьев и ветвей и похожи на искривленные руки, пробующее вцепиться в небо. Полная тишина, ни ветра, ни вечернего шума. Как будто Фантазер был настолько занят, концентрируясь на визуальных эффектах, что он забыл про звук, но Кратзнер хорош, очень хорош, поэтому очевидно, что тишина преднамеренная. Я, кажется, один, но когда я медленно поворачиваюсь и смотрю назад, я вижу группу фигур, приближающихся по дорожке, все одеты в такую же бесформенную одежду, как у меня, головы наклонены, так что я не вижу их лица, только капюшоны. Они идут колонной и останавливаются так близко, что я слышу, как их сандалии мягко шелестят по каменной дорожке. Фигура впереди держит горящий факел высоко над головой, как будто освещая путь идущим сзади. За фигурой с факелом около дюжины других, и в свете факела кажется, что они слегка колеблются, как призраки. Я слышу легкий шум, поворачиваюсь посмотреть на другую сторону дорожки, и вижу еще две фигуры, которые тянут деревянную телегу. Телега старая и исковерканная, а ее два больших колеса деформированы, покачиваются на оси. Фигуры почти согнуты пополам, поскольку они тянут телегу, и их дыхание вырывается из капюшонов облаком пара. Я слышу их хрюкающие шаги, пока они подтягиваются. Большой мешок лежит на телеге, его горловина завязана толстой конопляной веревкой. Мешок похоже шевелится, хотя это может только казаться из-за движения телеги. Я схожу с дорожки, пропускаю телегу, и иду вслед за ней. Я совершенно растерян, я понятия не имею, кто мы, куда мы идем, и что мы собираемся делать. Не было никакого предварительного объяснения, и это очевидно преднамеренно, потому что Кратзнер знал, что делал. Эффект очень дезориентирует. Никто не говорит со мной, и я даже не могу увидеть их лица. Все, что я могу видеть - заднюю часть грохочущей телеги и мешок. Дорожка петляет вправо и влево, но пейзаж все тот же самый, голый и холодный. Дорога поднимается вверх, и две фигуры возвращаются, чтобы помочь тянуть телегу, но даже для четырех это слишком тяжело. Я приближаюсь к заднему краю телеги, и слышу низкий стон от мешка, звук животной боли. Я упираюсь плечо в телегу и толкаю её. Трудно, мои ноги скользят по дорожке, но телега постепенно въезжает на горку. Я поднимаю глаза и вижу место нашего назначения, внушительный замок из черного камня, с зубчатыми башенками и сплошными стенами. Он возвышается над нами, вздымаясь чуть ли не до неба. Нет окон, в камне даже нет бойниц для лучников, но есть ворота, который выглядят так, как будто они были сделаны для гигантов, в десять человеческих ростов, и достаточно широкие, что бы одновременно проехали шесть телег. Вход закрыт массивной дверью из черного дерева, инкрустированной металлическими шипами. Кажется, хозяевам замка невозможно увидеть то, что снаружи, но кто-то замечает приближение процессии, потому что огромная дверь начинает открываться вовнутрь с жутким визгом в ржавых петлях. Мы медленно продвигаемся через дверной проем в темный, сырой внутренний двор, колеса телеги иногда застревают в щелях между грубо обработанными каменными плитами, а затем дверь закрывается сзади нас. Стены, окружающие внутренний двор, кажется, растут до неба, и только когда я откидываю голову назад, я могу увидеть маленький квадрат вечернего неба над нами. Через каждые несколько ярдов во внутреннем дворе в стену установлены горящие факелы, но тот немногий свет от них быстро поглощает мрак. Тяжёлые двери закрываются с глухим звуком, отражающимся от стен внутреннего двора, от этого звука меня пробирает дрожь. Из внутреннего двора ведут только две двери, та, которая только что закрылась за нами, и другая, немного поменьше, впереди нас. Лидер процессии подходит ко второй двери и основанием факела три раза стучит по ней. Мы слышим шаги, медленные шаркающие шаги, а затем скрежет отодвигаемого засова. Нечто маленькое и черное тихо пролетает над нашими головами. Дверь открывается, и за ней показывается другая фигура в балахоне, но его одежда алого цвета, цвета крови. Он что-то бормочет фигуре с факелом, и они вместе проходят в дверной проем. Остальные фигуры строем следуют за ними, за исключением четырех, которые тянули телегу. Они сбрасывают мешок с телеги, и из мешка раздается крик, переходящий в стон. Вчетвером они хватают мешок и волочат через дверь. Я следую за ними. Коридор приводит к узкой комнате, из которой ведут две лестницы, одна вверх и одна вниз. Мы спускаемся в темноте, потому что фигура с факелом слишком далеко впереди нас. Пока мы спускаемся, я нащупываю ступени ногами перед каждым шагом и держусь одной рукой за влажную каменную стену. Я слышу, как передо мной мешок сваливается со ступеньки на ступеньку, издавая тихое хныканье. Передо мной открывается дверь, появляется фигура с факелом, пропускает нас вперед и следует за нами. Мы, кажется, спускаемся вечно, значительно ниже уровня земли, глубоко в недра. Я непреднамеренно дрожу, частично из-за холода, но главным образом из-за чувства смерти, наполняющего мою душу. В отличие от других пси-дисков совершенно непонятен сюжет и нет объяснений происходящему, и это очень тревожит. Я слышу, что передо мной открывается другая дверь, и после двух лестничных пролетов я вижу её. Я следую за фигурами с мешком в комнату с каменными стенами, которая пахнет духотой и плесенью. Замыкающая фигура входит за нами и закрывает дверь. Единственное освещение - два горящих факела, отражающихся в сочащейся по стенам воде. Одна из фигур закрепляет его факел в железный держатель на стена, а другие зажигают еще два факела, уже установленные возле двери. Потолок высокий, приблизительно на десять футов выше головы. Комната вытянута, около тридцати шагов в длину и десяти в ширину, стены сделаны из больших каменных блоков, а пол из плит серого камня частично покрыт мокрой соломой. В комнате находятся устройства из железа, дерева и кожи. Я вижу жутко выглядящую дыбу, и что-то еще, вроде гигантской колоды для рубки мяса с наручниками по обоим концам. Дерево словно в шрамах, а местами запятнано кровью. Есть металлическая кровать без матраца, вместо него лежанка покрыта сотнями маленьких конусов, каждый с заостренным концом. Есть другие любопытные приспособления, которые я никогда раньше не видел, но понятно, для чего они используются, и что это за место. Это – комната пыток. Стук в дверь, и одна из фигур открывает её. Заходит другая фигура в красной одежде, неся металлическую котел с раскаленными углями. Он идет вдоль комнаты и высыпает угли на жаровню в углу. На полу насыпана груда угля, он набирает уголь в котел, высыпает сверху на тлеющие угли, потом берет большие мехи, висящие на стене, шумно продувает воздух через жаровню. Никто ничего не говорит, но кажется, все знают, что им нужно делать. Все, кроме меня. Четверо, которые несли мешок, стоят вокруг него, смотря вниз. Потом один становится на колени и развязывает веревку, медленно и методично, потом бросает её в сторону, как дохлую змею. Другие трое хватаются за низ мешка и с усилием тянут, вываливая содержимое. Это девушка, очень молодая девушка, самое большее пятнадцати или шестнадцати лет, едва-едва в сознании, расслабленные конечности, полуоткрытые глаза, как будто она под наркотиками. Ее рот открывается и закрывается, как у вытащенной на берег рыбы, но она не произносит слов. Ее волосы длинные и темно каштанового цвета, они рассыпались по ее лицу, когда она растянулась на каменном полу. Девочка одета в простое белое платье, запятнанное и грязное после пребывания в мешке, оно плотно облегает ее фигуру, ее груди ясно прорисовываются через ткань, а подол высоко задрался на бедрах, открывая ее длинные, стройные ножки. Ее кожа загорелая, как будто она много времени проводила на открытом воздухе, играя на солнце, а ее ножки гладкие и очень соблазнительные. Она стонет и протирает ладонями ее глаза, как ребенок, пробуждающий от сна. Она поворачивает голову, и волосы соскальзывают с ее лица. Девушка очень красива, на ее лице никакой косметики, только ее полные губы красны, и ее испуганные большие зеленые глаза смотрят на нас из-под широких, черных как уголь ресниц. Она смотрит прямо на меня, и что-то шевельнулось в моей груди. Она отвела от меня взгляд, и паника вспыхнула на ее лице, когда она увидела фигуры вокруг нее. Девушка прижимает ноги к груди, и подол её платья соскальзывает, обнажая ее бедра. Под платьем она совершенно голая. Ее глаза все еще выглядят сонными, и ей, кажется, трудно держать их открытыми. Она пытается сесть, но усилие кажется чрезмерным для нее, и она со вздохом шлепается обратно на пол. Двое из фигур, которые вытряхнули её из мешка, берут её за руки и тянут, пытаясь поставить ее на ноги. Руки не изнежены, я могу видеть укусы насекомых на ее мягкой загорелой плоти. Ее колени подгибаются, и она оседает на пол, неспособная стоять. Одна из красно-надетых фигур приближается и встает перед нею. С того места, где я стою, его лицо не видно, но он смотрит ей прямо в глаза, и она может видеть его. Она пробует отодвинуться от него, но её крепко держат, потом он поднимает руку и наотмашь бьет ее по лицу, справа, слева, и снова справа, три удара, отзывающиеся эхом по комнате, как пистолетные выстрелы. Она кричит и пытается лягаться, но её мучители стоят слишком далеко от её ног. Бесполезно. Она впервые замечает горящую жаровню, и ее напуганные глаза становятся похожи на пылающие угли. "Нет," - тихо шепчет она, "Пожалуйста, нет." Они тянут ее к жаровне, ее босые ноги царапают по каменному полу. Они держат ее перед жаровней, и она начинает плакать. "Нет", - пищит она. "Пожалуйста не надо. Пожалуйста не надо." Ее голос ломается, ее красивое тело начинает дрожать. Все фигуры, за исключением двоих в красном и двоих держащих ее, собираются полукругов вокруг жаровни. Напряжение в моей груди становится почти невыносимой Это интенсивное чувство предвкушения. И опасения. И желания. Они тянут ее к стене и держат за руки, пока другие крепят к обоим её запястьям толстые железные наручники, потом отступают назад, оставляя ее прикованной к стене. Она дергает одной рукой, затем другой, но цепи крепки и дают ее немного пространства для движения. Ее руки составляют букву "v" над ее головой, и она должна стоять с немного приподнятыми пятками. Она плачет, и между рыданиями продолжает повторять "нет, нет, нет." Одна из фигур в красном берет кожаный кнут приблизительно шести футов длины. Он взвешивает его в руке, как будто проверяя баланс, а затем машет им в воздухе. Удовлетворенный, он прикидывает расстояние между концом кнута и спиной девушки. Она слышит движение и глядит через плечо, ее глаза расширены от ужаса и наполнены слезами. Она качает головой и умоляет его не бить ее. Другая одетая в красное фигура подходит к ней, хватает ее платье возле шее, и тянет так, что ткань рвется, а затем он рвет платье вниз посередине ее спины так, чтобы обрывки висели на ее руках. Теперь она полностью раздета, ее обнаженная плоть покрыта блестящим потом. Нет ни унции жира на ее молодом теле, каждая мышца ясно видима под её гладкой, загорелой кожей. Фигура позади нее выдерживает паузу, как будто получая удовольствие от оттягивания момента, когда он причинит боль, затем размахивается и бьет кнутом по девушку, оставляя кровавый след на ее спине. Она откидывает назад голову и кричит, без слов, только вой чистой муки. Он ждет, пока она перестанет кричать, помахивая кнутом в сторонке, а потом снова размахивается и бьет её. Второй крик громче и дольше первого. Он снова хлещет ее, и она прекращает кричать, ее ноги подгибаются, и она виснет на руках. Вторая одетая в красное фигура подходит к ней и берет за подбородок, поворачивая её голову назад. Он глядит в ее лицо и оттягивает большим пальцем одно из ее век. Она потеряла сознание. Он бьет её по щекам, но она остается висеть на руках. Он идет к стойке, берет деревянное ведро с ручкой из веревки и тащит его по полу к ней. Он берет металлический шар, в котором были пылающие угли, наполняет его водой, а затем выливает в ее лицо. Она задыхается и кашляет, и становится на ноги, тряся головой. Она поворачивает голову, чтобы посмотреть на её мучителя, и снова начинает кричать. Фигура кладет шар в ведро, идет к жаровне и рассматривает металлические прутья, висящие на гвоздях. Он выбирает прут и одним концом кладет его в огонь. Фигура с кнутом кивает и медленно размахивается. Три тонкие красные полоски на ее спине, на расстоянии в один дюйм и параллельные друг другу. Он профи. Кнут свистит в воздухе и бьет девушку, она воет и выворачивает руки в наручниках. Теперь есть четыре полоски. Он поворачивается, протягивает кнут фигуре в серой одежде в конце полукруга и отходит в сторону. Мужчина гладит пальцами по её коже, как будто наслаждаясь, потом медленно проводит концом кнута по ее позвоночнику. Девушка корчится, пытаясь отодвинуться, и он бьет ее кнутом, попадая в одну из полос. На сей раз нет крика, поскольку она снова упала в обморок. Кнут передается следующему человеку, а девушку снова обливают холодной водой. Она кричит ещё полдюжины раз, прежде чем кнут вручают мне. Ручка толстая и твердая, сделана из плетенной черной кожи, и к концу постепенно сужается, где то до диаметра карандаша, гибкая и эластичная. Я становлюсь позади девушки и взмахиваю кнутом в воздух. Мне приятно, есть скрытая власть в том, что могу ударить сильнее, чем рукой. Я не знаю, что случилось, я не знаю, почему девочку наказывают и кто эти люди в балахонах, но я не озабочиваюсь, я видел, что происходит, но я был зрителем, а не участником. A я хочу быть участником. Она смотрит на меня с ужасом в зеленых глазах, ее рот слегка приоткрыт, ее щеки покраснели, но я не чувствую никакой жалости. Только желание. Жажду обладания. Девушка закусывает губу, и я вижу её зубы, ослепительно белые против ее красных губ, она сглатывает и шепчет жалобным голосом "Пожалуйста, нет". Ее глаза смотрят на меня, когда я замахиваюсь кнутом. "Пожалуйста", - шепчет девушка, и я бью её со всей силы, стремясь попасть по ее попке. И только когда кнут впивается в её плоть, она закрывает глаза и жутко кричит. Струйка крови стекает из свежей раны, по ее попке, по бедру, потом по ее лодыжке и на каменный пол. Я хочу ударить её еще раз, но я должен передать кнут следующему. жүктеу/скачать 0.68 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|