Духоведение

К новому изданию этой книги

1. 
   Телесное существо человека
   
2. 
   Душевное существо человека
   
3. 
   Духовное существо человека
   
4. 
   Тело, душа, дух
   

1. 
   Мир душ
   
2. 
   Душа в мире душ после смерти
   
3. 
   Страна духов
   
4. 
   Дух в стране духов после смерти
   
5. 
   Физический мир и его связь со страной душ и духов
   
6. 
   О мыслефорсах и человеческой ауре
   

Перед выходом в 1918 году девятого издания этой книги я подверг ее тщательной переработке. С тех пор количество сочинений, направленных против выраженного в ней антропософского мировоззрения, значительно возросло. Издание 1918 г. было значительно расширено и дополнено. Проработка настоящего издания этого не потребовала. Кто захотел бы обратить внимание, как я, в разных местах своих трудов, сам себе делал возможные возражения для того, чтобы определить их вескость и лишить их силы, тот, в основном, сумел бы узнать мои ответы на труды оппонентов. Внутренних оснований подобным же образом дополнять содержание, как в 1918 году, «а этот раз не было, несмотря на то, что с тех пор антропософское мировоззрение в моей душе, именно за четыре последних года, со многих сторон расширилось, и мне дано было его также углубить. Но это расширение и углубление привело меня не к сомнениям относительно изложенного в этой книге, а к взгляду, что найденное с тех пор дает полное право в содержании этого основополагающего изложения ничего существенного не изменять.

Как перед выпуском предыдущих изданий этой книги, так и на этот раз я вновь проработал ее изложение. И эта проработка привела предстоящее новое издание к довольно большому числу дополнений и пояснений. В особенности сильно переработана глава «Перевоплощение духа и судьба». Во всем том, что было дано в предыдущих изданиях, как духовно-научные выводы, я ничего изменять не нашел нужным. Поэтому ничего существенного из того, что имело в книге место прежде, не опущено. Напротив, многое добавлено. — В духовно-научной области постоянно испытывается потребность довести уже высказанное однажды до большей ясности, освещая изложение по возможности с разных сторон. Как видишь себя принужденным для нахождения меткого слова, для выработки выражения использовать то, что принес дальнейший душевный опыт, об этом я уже говорил в предисловии к шестому изданию. В этом новом издании я в особенности придерживался этой необходимости. Поэтому именно оно может быть обозначено, как «значительно расширенное и дополненное».

Почти каждый раз, когда являлась потребность в новом издании этой книги, я вновь тщательно перерабатывал то, что изложено в ней. И в этот раз я совершил ту же работу. Относительно новой переработки мне пришлось бы сказать подобное тому, что было сказано относительно третьего издания. Поэтому содержанию книги я предпосылаю «предисловие к третьему изданию». — Но на этот раз я особенно тщательно постарался привести многие детали изложенного к еще большей ясности, чем я смог это сделать в прежних изданиях. Я знаю, что в этом отношении надо бы сделать еще очень и очень многое. Но при описании духовного мира, поскольку дело касается того, чтобы найти меткое слово, соответствующий оборот для выражения какого-либо факта, переживания, находишься в зависимости от путей по которым идет душа. На этих путях, когда «настало время», само собой является выражение, которое напрасно ищешь, когда хочешь преднамеренно его найти. Я думаю, что именно по отношению к важным деталям в познании духовного мира мне было дано в некоторых местах этого нового издания достичь значительного. Кое-что представляется мне лишь теперь выраженным так, как должно. Я могу сказать, что эта книга приняла некоторую долю участия в том, что со времени ее первого появления, 10 лет тому назад, пережила моя душа, стремясь к дальнейшему познанию духовного мира. Пусть план и даже само изложение этого издания во всем существенном еще и соответствуют вполне первому изданию, все же из многих мест книги можно увидеть, что она для меня являлась чем-то живым, чему я дал часть того, что, как полагаю, я завоевал себе в продолжении десяти лет духовных исследований. Раз книга должна была стать не чем-то совершенно новым, а новым изданием старой, то естественно, что переработка ее должна была ограничиться скромными рамками. Я старался также путем отдельных «дополнений и пояснений» позаботиться о том, чтобы на тот или иной вопрос, могущий возникнуть у читателя, был дан ответ в самой книге.

В тревожное время, с взволнованной душой пишу я эти строки, которые должны предшествовать шестому изданию этой книги. Она была напечатана уже до 163 стр., когда над Европой разразилось роковое событие, переживаемое теперь человечеством. Сейчас, когда я пишу это предисловие, мне представляется невозможным пройти мимо того, что обрушивается на душу в подобное время.

Рудольф Штайнер
Берлин, 7-го сентября 1914 года

ПРЕДИСЛОВИЕ К ТРЕТЬЕМУ ИЗДАНИЮ

То, что было сказано по поводу выхода второго издания этой книги, может быть высказано также и относительно третьего. И на этот раз в отдельных местах были вставлены «дополнения и пояснения», которые кажутся мне важными для более точного формулирования изложенного; необходимости же в существенных изменениях того, что заключалось в первом и втором издании, как мне казалось, нигде не было. — Не требует в настоящее время изменения также и то, что было сказано по поводу задачи этой книги уже при ее первом появлении и прибавлено в предисловии ко второму изданию. Поэтому здесь будет повторено предисловие первого издания, а также и то, что было добавлено в предисловии ко второму изданию.

В этой книге будет дано описание некоторых областей сверхчувственного мира. Тот, кто хочет признавать один лишь чувственный мир, сочтет это описание за несуществующее порождение фантазии. Но кто хочет искать пути, ведущие за пределы чувственного мира, тот скоро научится понимать, что человеческая жизнь приобретает цену и значение только через прозрение в иной мир. Таким прозрением человек не отчуждается — как опасаются многие — от «действительной» жизни. Ибо лишь благодаря ему научается он твердо и уверенно стоять в этой жизни. Он знакомится с причинами жизни, между тем, как без этого прозрения он, как слепой, ощупью пробирается через следствия. Лишь через познание сверхчувственного, чувственно «действительное» получает смысл. Поэтому, через такое познание человек становится пригоднее для жизни, а не наоборот. Действительно «практическим» человеком может стать лишь тот, кто понимает жизнь.

Автор этой книги не описывает ничего, чего бы он не мог засвидетельствовать на основании опыта, такого рода опыта, какой возможен в этих областях. Лишь пережитое им самим в этом смысле будет здесь изложено.

Как обыкновенно в наше время читаются книги, так эту книгу читать нельзя. В известном отношении каждая страница, даже каждая фраза этой книги должна быть проработана читателем. Это было сознательно поставленной задачей. Ибо только так эта книга может стать для читателя тем, чем она должна стать. Тот, кто только прочитает ее, не читал ее совсем. Ее истины должны быть пережиты. Лишь в этом смысле Духоведение имеет ценность.

Эту книгу нельзя судить с точки зрения общепринятой науки, если точку зрения для такого суждения не взять из нее же самой. Если критик станет на эту точ­ку зрения, то он, конечно, увидит, что в изложенном нет ничего такого, что противоречило бы истинной научности. Автор знает, что ни одним словом он не желал вступить в противоречие со своей научной добросовестностью.

Кто захотел бы еще на ином пути искать изложенные здесь истины — найдет его в моей «Философии Свободы». Различным образом обе эти книги стремятся к одной и той же цели. Для понимания одной из этих книг вовсе нет необходимости в прочтении другой, хотя для иных, конечно, и полезно.

Кто в этой книге станет искать «самых последних» истин, тот, может быть, отложит ее неудовлетворенным. Но из всей области Духовной науки сначала необходимо было дать основные истины.

Конечно, человеку по самой его природе свойственно сразу ставить вопросы о происхождении и конце мира, о цели бытия и о существе Бога. Но кто стремится найти не одни лишь слова и понятия для рассудка, а истинные познания для жизни, тот знает, что в сочинении, в котором идет речь о начале Духовного познания, он не вправе говорить о вещах, принадлежащий к высшим ступеням мудрости. Лишь понимание этого начала уяснит, как должны ставиться высшие вопросы. В другой книге того же автора, непосредственно следующей за этой, именно в «Тайноведении», можно найти дальнейшие сообщения о рассматриваемой здесь области.

В предисловии ко второму изданию было добавлено: Кто в настоящее время дает изображение сверхчувственных фактов, тот должен уяснить себе две вещи. Во-первых, что наше время нуждается в развитии сверхчувственных познаний; а во-вторых, что теперь в духовной жизни встречается множество представлений и ощущений, которые делают для многих такое изложение прямо-таки дикой фантастикой и мечтательностью. Настоящему времени необходимы сверхчувственные познания, ибо все то, что человек узнает о мире и жизни обычным путем, пробуждает в нем бесчисленные вопросы, на которые ответ могут дать лишь сверхчувственные истины. Ибо в этом не следовало бы себя обманывать: то, что может быть сообщено об основах бытия внутри теперешнего духовного течения, для более глубоко чувствующей души является не ответами, а вопросами о великих загадках мира и жизни... Человек может некоторое время придерживаться мнения, что в том, что дают «строго научные факты» и выводы иного современного мыслителя, он имеет разрешение загадок бытия. Но когда душа доходит до тех глубин, которых она должна достичь, если она поистине понимает самое себя — тогда то, что сначала казалось ей решением, открывается ей лишь как побуждение к истинному вопросу. И ответ на этот вопрос не должен идти навстречу одному лишь человеческому любопытству, но от него зависит внутренний покой и цельность душевной жизни. Достижение такого ответа удовлетворяет не только стремление к знанию, оно делает человека работоспособным и созревшим для жизненных задач, тогда как отсутствие разрешения соответствующих вопросов обессиливает его душевно, а в конце концов также и физически. Познание сверхчувственного дает нечто не только для теоретических вопросов, но и для истинной жизненной практики. Именно вследствие характера современной духовной жизни познание духа является необходимой областью познания для нашего времени.

С другой стороны, мы стоим пред фактом, что многие сейчас с наибольшей силой отвергают именно то, что для них всего необходимее. Принудительная власть многих мнений, которые строятся на основании «достоверных научных опытов», для многих так велика, что они неизбежно должны отнестись к содержанию такой книги, как эта, как к беспочвенной бессмыслице. Тот, кто излагает сверхчувственные познания, может без всякой иллюзии отнестись к этому. Конечно, легко поддаться искушению потребовать от такого автора «непреложных» доказательств того, что он излагает. Но только при этом не принимают в соображение, что здесь сами впадают в заблуждение, ибо требуют — конечно, сами того не сознавая, — не доказательств, лежащих в самой вещи, но таких, какие желают признать сами, или же какие он в состоянии признать. Автор этой книги знает, что в ней нет ничего, чего не мог бы признать каждый, кто стоит на почве современного естествознания. Он знает, что можно отдать должное всем требованиям естествознания и именно потому признать само по себе обоснованным примененный здесь способ изображения сверхчувственного мира.

Да, именно подлинный научный способ представления и должен был бы почувствовать себя в этой книге как дома. И кто так думает, на того многие споры произведут то впечатление, которое охарактеризовано в глубоко верных словах Гете: «Ложное учение не поддается опровержению, ибо оно основывается на убеждении, что ложь есть истина». Споры бесплодны с тем, кто допускает лишь доказательства, соответствующие его собственному складу мышления. Кто знаком с сущностью «доказывания», для того ясно, что человеческая душа находит истину иначе, чем путем спора. — В силу этих взглядов пусть эта книга будет выпущена в свет и во втором издании.

Когда осенью 1813 г. Иоганн Готтлиб Фихте выступил со своим «Учением», как зрелым плодом своей жизни, всецело посвященной служению истине, то в самом начале его он высказал следующее: «Это учение предполагает совершенно новый внутренний орган чувства, которым будет восприниматься новый мир, вовсе не существующий для обыкновенного человека». И затем он показал на сравнении, как непонятно должно быть это учение тому, кто хочет судить о нем по представлениям обычных чувств: «Представьте себе мир слепорожденных, которым ведомы лишь те вещи и те соотношения между ними, которые существуют благодаря чувству осязания. Придите к ним и заговорите с ними о красках и об иных соотношениях, существующих лишь благодаря свету и для зрения. Вы будете говорить им о том, чего нет; и самое лучшее, если они скажут вам об этом прямо; по крайней мере вы скоро заметите свою ошибку, и если вы не в силах раскрыть их глаза, то вы прекратите напрасную речь». — И вот, кто говорит людям о таких вещах, как в этом случае Фихте, тот слишком часто оказывается в положении, похожем на положение зрячего между слепорожденными. Но ведь это именно те вещи, которые относятся к истинному существу и высшей цели человека. И кто подумал бы, что необходимо «прекратить напрасные речи», — тот должен был бы, таким образом, отчаяться в человечестве. Напротив, ни одного мгновения не следует сомневаться, что «раскрыть глаза» на эти вещи возможно каждому, кто только сам проявит на то добрую волю. — Поэтому, исходя из этого предположения, говорили и писали все те, кто чувствовал в себе самом выросшим этот «внутренний орган чувства», при помощи которого они могли познать скрытое от внешних чувств истинное существо человека. И потому, с самых древних времен, вновь и вновь говорится об этой «сокровенной мудрости». — Тот, кто что-либо воспринял из нее, чувствует себя в своем знании так же уверенно, как обладающие нормальными глазами в своих красочных представлениях. Поэтому для него эта «сокровенная мудрость» не нуждается в «доказательстве». И он знает также, что не требуется доказательства и для того, у кого, подобно ему, открылось «высшее чувство». С таким человеком он может говорить так, как путешественник говорит об Америке с теми, кто хотя сами и не видели Америки, но способны составить себе представление о ней, так как они увидели бы все то, что видел он, как только им представился бы к тому случай.

Но не только к исследователям духовного мира должен обращаться наблюдатель сверхчувственного. Он должен обращать свои слова ко всем людям. Ибо ему надо говорить о вещах, которые касаются всех людей; ибо он знает, что без познания этих вещей никто не может быть «человеком» в истинном смысле этого слова. И он говорит со всеми людьми, потому что ему известно, что существуют различные степени понимания того, что он может сказать. Он знает, что даже и те, которые еще далеки от мгновения, когда им откроется возможность собственного духовного исследования, все же могут отнестись к нему с пониманием. Ибо чувство и понимание истины есть в каждом человеке. И прежде всего он обращается к этому пониманию, которое может вспыхнуть в каждой здоровой душе. Он знает также, что в этом понимании есть сила, которая постепенно должна привести к высшим степеням познания. Это чувство, которое сначала может быть совсем ничего не видит из того, о чем ему говорят, оно и есть тот волшебник, что раскрывает «око духа». Это чувство поднимается во тьме. Душа не видит, но, благодаря этому чувству, она бывает охвачена могуществом истины, и затем постепенно истина приблизится к душе и раскроет в ней «высшее чувство». Для одного это может длиться дольше, для другого короче; у кого есть терпение и выдержка — тот достигает этой цели. — Ибо, если и нельзя оперировать каждого физически слепорожденного, то каждое духовное око может быть раскрыто; и лишь вопрос времени, когда оно откроется.

Ученость и научное образование не являются непременными условиями для раскрытия этого «высшего чувства». Оно может раскрыться и у простого человека точно так же, как и у высокоученого. То, что ныне часто именуется «единственно-истинной» наукой, может служить скорее даже помехой, чем помощью к достижению этой цели. Ибо эта наука, естественно, считает «действительным» лишь то, что доступно обыкновенным чувствам. И потому, как ни велики ее заслуги в области познания этой действительности, но, объявляя нормой всякого человеческого знания то, что необходимо и плодотворно для ее науки, она в то же время создает множество предрассудков, которые закрывают доступ к высшим действительностям.

Против того, что здесь сказано, часто возражают, что человеческому познанию раз и навсегда поставлены «непреодолимые границы». Эти границы нельзя переступить; поэтому необходимо отклонять всякое познание, нарушающее эти «границы». И крайне нескромным считается тот, кто хочет что-либо утверждать о вещах, относительно которых многие убеждены, что они лежат по ту сторону границ человеческой способности познания. При таком возражении оставляют совершенно без внимания, что высшему познанию должно непременно предшествовать развитие человеческих познавательных сил. То, что до этого развития лежит по ту сторону границ познания, после пробуждения тех способностей, которые дремлют в каждом человеке, теперь находится всецело внутри области познания. — Правда, при этом нельзя упускать из виду одно обстоятельство. Могут сказать: что пользы говорить людям о вещах, для которых еще не пробуждены их познавательные силы и которые, следовательно, для них самих остаются закрытыми? Однако такое суждение неверно. Необходимы известные способности, чтобы найти те вещи, о которых здесь идет речь. Но когда их, после того, как они уже найдены, сообщают, то понять их может каждый человек, обладающий непредвзятой логикой и здоровым чувством истины. В этой книге не сообщается никаких иных вещей, кроме тех, которые на каждого человека, обладающего всесторонним, незатемненным никаким предрассудком мышлением и непринужденным, свободным чувствам истины, могут произвести впечатление, что при помощи них дается удовлетворительное объяснение загадок человеческой жизни и мировых явлений. Надо только стать на точку зрения вопроса: дает ли это удовлетворительное объяснение жизни, если истинно все то, что здесь утверждается? И мы увидим, что жизнь каждого человека дает подтверждение этому.

Для того, чтобы стать «учителем» в этих высших областях бытия, конечно, еще недостаточно, чтобы в человеке просто раскрылось чувство для них. Для этого нужно также «знание» их, как требуется знание и для учительства в области обыкновенной действительности. «Высшее зрение» не делает еще человека «знающим» в духовной области, как здоровые чувства еще не делают его «ученым» в чувственной действительности. И так как, на самом деле, вся действительность, низшая равно как и высшая духовная, составляет лишь две стороны одной и той же основной сущности, то невежественный в области низших познаний, по большей части, останется также невеждой и в высших вещах. Отсюда в том, кто — по духовному призванию — чувствует себя призванным рассказать о духовных областях бытия, рождается чувство неизмеримой ответственности. Оно обязывает его к скромности и сдержанности. Но это никого не должно удерживать от занятий высшими истинами. Даже того, кому его жизнь не дает повода заниматься обычными науками. Ибо можно вполне исполнить свое назначение как человека, ничего не понимая в ботанике, зоологии, математике и иных науках; но невозможно быть «человеком» в полном смысле сло­ва, не приблизившись как-нибудь к сущности и назначению человека, которые раскрываются через знания о сверхчувственном.

Высшее, к чему человек может обратить свой взор, он именует «божественным». И он должен свое высшее назначение мыслить в какой-либо связи с этим божественным. Поэтому и та, выходящая за пределы чувственного, мудрость, которая раскрывает ему его существо, и тем самым его назначение, может быть названа «божественной мудростью» или Теософией.

Исследования духовных событий в человеческой жизни и во вселенной можно обозначить, как Духоведение (Geisteswissenschaft). Если, в частности, выделить в Духовной науке те изыскания, которые относятся к духовному зерну человеческого существа, как это сделано в этой книге, то для обозначения этой области можно употребить выражение «Теософия», так как в течение столетий оно применялось именно в этом смысле.

Исходя из намеченного здесь образа мыслей, в этой книге дается очерк теософского мировоззрения. Написавший его не излагает ничего, что не являлось бы для него фактом в таком же смысле, как переживание внешнего мира является фактом для зрения, слуха и обыкновенного рассудка. Ведь здесь мы имеем дело с переживаниями, которые становятся доступными каждому, кто решится вступить на «путь познания», очерченный в особом отделе этой книги. В правильное отношение к вещам сверхчувственного мира становятся, когда предполагают, что здоровое мышление и восприятие в состоянии понять все, вытекающее из высших миров, как истинное познание, и что исходя из этого понимания и беря его за основание, тем самым делают важный шаг и на пути к своему собственному видению; хотя для достижения его нужно присоединить еще и нечто иное. Но, пренебрегая этим путем и желая проникнуть в высшие миры только иным способом, закрывают себе дверь к истинному высшему познанию. Положение, что можно признать высшие миры, лишь увидев их, является препятствием для самого этого видения. Желание же сначала здравым мышлением понять то, что потом можно будет видеть, способствует этому видению. Оно волшебным образом вызывает наружу могучие силы души, ведущие к такому «созерцанию видящего».

Существо человека

Следующие слова Гете прекрасно определяют исходную точку одного из путей, на котором может быть познано существо человека: «Как скоро человек замечает вокруг себя предметы, он их рассматривает в их отношениях к себе самому; и он прав, потому что вся его судьба зависит от того, нравятся ли они ему или нет, привлекают ли его или отталкивают, приносят ли ему пользу или вред. Этот вполне естественный способ смотреть на вещи и судить о них кажется столь же легким, как и необходимым; и все же человек подвержен при этом тысяче ошибок, которые часто смущают его и отравляют ему жизнь. — Гораздо более тяжелый труд берут на себя те, чье живое стремление к знанию побуждает наблюдать вещи в природе, каковы они сами по себе и в их взаимоотношениях; ибо они скоро утрачивают то мерило, которое помогало им, пока они как люди рассматривали вещи то отношению к себе. Теперь им недостает мерила удовольствия и неудовольствия, притяжения и отталкивания, пользы и вреда; они должны совсем отказаться от него; как равнодушные и богоподобные существа, они должны искать, и исследовать то, что есть, а не то, что нравится. Так, настоящего ботаника не должна трогать ни красота, ни полезность растений; он должен исследовать их строение, их отношение к остальному растительному царству; и как все растения вызываются наружу и освещаются солнцем, так должен и он ровным, спокойным взглядом взирать на них и осматривать их все и мерило для этого познания, данные для суждения о них брать не из себя, а из круга наблюдаемых им вещей».

Эта высказанная Гете мысль обращает внимание человека на три области. Первая — это предметы, о которых к нему постоянно притекают вести через врата его чувств, предметы, которые он осязает, обоняет, пробует на вкус, слышит и видит. Вторая — это впечатления, которые на него производят эти предметы и которые сказываются, как его удовольствие и неудовольствие, желание или отвращение, в том, что одни вещи он находит привлекательными, другие — отвратительными, одни — полезными, другие — вредными. И третья — это познания, которые он как «богоподобное существо» получает о предметах; это — тайны действия и бытия этих предметов, которые раскрываются ему.

В человеческой жизни эти три области четко разделяются. И поэтому человек замечает, что он трояко связан с миром. — Первое есть нечто, что он застает, что он принимает, как данный факт. Благодаря второму он делает мир чем-то, что касается его самого, что имеет значение для него. Третье — это то, что он рассматривает как цель, к которой он должен неустанно стремиться.

Почему является человеку мир в этом трояком образе? Простое наблюдение может пояснить это. — Я иду по лугу, поросшему цветами. Цветы говорят мне о своих красках при помощи моего глаза. Это — факт, который я принимаю, как данное. — Я радуюсь великолепию красок. Этим я обращаю данный факт в нечто, касающееся меня самого. При помощи моих чувств я связываю цветы с моим собственным бытием. Через год я снова прохожу по этому же лугу. На нем растут другие цветы. Новая радость вырастает во мне при виде их. Моя радость прошлого года возникает вновь, как воспоминание. Она во мне; предмет, который зажег ее, отошел. Но цветы, которые я теперь вижу, того же рода, как и прошлогодние; они выросли по тем же самым законам. Если я постиг этот род, эти законы, то найду их вновь и в этих цветках, как я узнал их в прошлогодних. И, быть может, я подумаю так: цветы прошлого года отошли; моя радость о них осталась лишь в моем воспоминании. Она связана только с моим бытием, но то, что я узнал о цветах в прошлом году и опять узнаю и в этом году, это пребудет, пока растут такие цветы. Это есть нечто, открывшееся мне, но зависящее от моего бытия иначе, нежели моя радость. Мое чувство радости остается во мне; законы же, сущность цветов, остаются вне меня в мире.

Так человек постоянно связан трояким образом с вещами мира. Не будем пока ничего вкладывать в этот факт, воспримем его таким, каким он нам представляется. Из него следует, что у человека в его существе есть три стороны. Только это, а не что-либо иное, должно быть пока обозначено здесь тремя словами: тело, душа и дух. Тот, кто с этими тремя словами соединит какие-либо предвзятые мнения или даже гипотезы, неизбежно поймет превратно дальнейшее изложение. Под телом здесь подразумевается то, посредством чего для человека открываются предметы окружающего его мира, как луговые цветы в вышеприведенном примере. Слово душа указывает на то, посредством чего человек связывает вещи со своим собственным бытием, посредством чего ощущает он от них удовольствие и неудовольствие, приятное и неприятное, радость и боль. Под духом подразумевается то, что открывается в человеке, когда, по выражению Гете, он, как «богоподобное существо», взирает на вещи. — В этом смысле человек состоит из тела, души и духа.

Посредством своего тела человек на мгновение может привести себя в связь с вещами. Благодаря своей душе он сохраняет в себе впечатления, производимые на него вещами; и через его дух открывается ему то, что сами вещи хранят в себе. Только рассматривая человека с этих трех сторон, возможно надеяться постичь его существо. Ибо эти три стороны являют его в трояком различном родстве с остальным миром.

Своим телом человек сродни вещам, которые представляются извне его чувствам. Вещества внешнего мира составляют это его тело, силы внешнего мира действуют также и в нем. И как рассматривает он предметы внешнего мира своими чувствами, так может он наблюдать и свое собственное телесное бытие. Но душевное бытие невозможно рассматривать тем же способом. Происходящие во мне физические процессы, могут также восприниматься телесными чувствами. Но мое удовольствие и неудовольствие, мою радость и боль, ни я, ни кто-либо другой не может воспринять телесными чувствами. Душевное — это область, недоступная телесному созерцанию. Телесное бытие человека открыто взглядам всех; душевное же бытие он несет в себе, как свой собственный мир. Через дух же человеку открывается внешний мир более высоким образом. Хотя внутри человека раскрываются тайны внешнего мира, но в духе он выступает из себя и предоставляет самим вещам говорить о самих себе, о том, что имеет значение не для него, а для них. Человек поднимает взор к звездному небу: восторг, переживаемый его душой, принадлежит ему; но те вечные законы звезд, которые он постигает в мысли, в духе, принадлежат не ему, а самим звездам.

Итак, человек гражданин трех миров. Своим телом он принадлежит к миру, который он также воспринимает своим телом; своей душой он строит себе свой собственный мир; через его дух перед ним раскрывается мир, который выше этих обоих миров.

Становится ясно, что, вследствие существенного различия между этими тремя мирами, возможно ясно понять их, а также долю участия, которую может иметь в них человек, только путем трех различных способов исследования.