Государственное издательство политической литературы

Частная кухня является для миллионов женщин учреждением, напрягающим до предела все их силы, отнимающим и растрачивающим их время; в ней женщины теряют здоровье и настроение; она, является предметом их постоянных забот, особенно тогда, когда средства, как у большинства семейств, ничтожны. Упразднение частной кухни будет освобождением для бесчисленного количества женщин. Частная кухня является таким же отсталым пережитком, как станок мелкого ремесленника; оба обозначают огромную бесхозяйственность, растрату времени, силы, топлива и освещения, пищевых продуктов и т. д.

Питательная ценность пищи повышается с ее удобоваримостью; последняя имеет решающее значение³³⁵. Таким образом, естественный способ питания для всех также возможен только в новом обществе. Катон восхваляет старый Рим за то, что вплоть до VI столетия от основания города (200 лет до Р. Хр.) хотя и были там знатоки врачебной науки, но лекарям нечего было делать. Римляне вели такую трезвую и простую жизнь, что они редко болели и смерть от старческой слабости была наиболее обычной формой смерти. Все это коренным образом изменилось лишь с той поры, как стали распространяться кутежи и праздность, вообще беспутная жизнь одних, нужда, чрезмерный труд других. Кутежи и беспутная жизнь не могут иметь места в будущем, как и нужда, нищета и лишения. Для всех имеется всего в изобилии.

Достаточно хлеба растет здесь внизу,

Всем хватит по милости бога,

И миртов, и роз, красоты и утех,

И сладких горошинок много.

Да, сладкий горошек, чуть лопнут стручки,

Для всякого в свете найдется.

А горнее царство пускай воробьям

И духам его достается³³⁶.

«Кто мало ест, хорошо (то есть долго) живет», - сказал итальянец Корнаро в XVI столетии, как его цитирует Нимейер. В конце концов в будущем над изготовлением новых и улучшенных пищевых продуктов станет работать в небывалой до сих пор мере и химия. Ныне этой наукой крайне злоупотребляют в целях подделки и надувательства; но не подлежит сомнению, что химически изготовленный пищевой продукт, имеющий все свойства естественного продукта, будет столь же полезен, как последний. Способ добывания безразличен, раз только продукт во всем остальном отвечает всем требованиям.
4. ПЕРЕВОРОТ В ДОМАШНЕЙ ЖИЗНИ
Как кухня, так и весь строй домашней жизни подвергнутся коренному изменению, станут излишними бесчисленные работы, которые теперь приходится еще делать. Подобно тому как в будущем благодаря центральным заведениям для изготовления пищи станет совершенно излишней домашняя кухня, так и благодаря центральному отоплению, электрическому центральному освещению исчезнут все работы, связанные с отоплением печей, уборкой ламп и других служащих освещению аппаратов. Водопроводные трубы, дающие не только холодную, но и теплую воду, сделают общедоступными умывание и купание по желанию без всякой чужой помощи. Центральные прачечные и центральные сушильни возьмут на себя стирку и сушку белья; центральные же заведения возьмут на себя чистку платья и ковров. В Чикаго были выставлены ковроочистительные машины, исполнявшие свою работу в самое короткое время к изумлению и удивлению посещавших выставку дам. Электрическая дверь открывается слабым давлением пальца и автоматически запирается. Особые электрические приспособления доставляют письма и газеты во все этажи домов: электрические подъемные машины избавляют от подъема по лестницам. Внутренняя обстановка домов - полы, обои, мебель будут так устроены, чтобы все можно было чистить очень легко и не накоплялось пыли и бактерий. Пыль, сор и отбросы всякого рода будут удаляться из жилищ по мусоропроводам, подобно тому как это ныне делается с использованной водой. В Соединенных Штатах, а также в некоторых европейских городах, как, например, в Цюрихе, Берлине и его предместьях, Лондоне, Вене, Мюнхене, уже имеются такие, со всею роскошью устроенные дома, в которых живут многочисленные зажиточные семьи - ибо для других они слишком дороги - и пользуются значительной частью описанных удобств³³⁷.

Здесь перед нами лишнее свидетельство того, как буржуазное общество прокладывает пути также и для переворота домашнего образа жизни, но только для избранников. Если домашняя жизнь будет коренным образом преобразована, то исчезнет и прислуга, эта «рабыня всех капризов своей барыни», но исчезнет вместе с тем и барыня. «Без прислуги нет культуры», провозглашает господин фон Трейчке с комическим пафосом. Он не в состоянии представить себе общество без прислуги, так же как Аристотель не мог его представить себе без рабов. Удивительно, что господин фон Трейчке считает прислугу «носительницей нашей культуры». Трейчке, как и Евгению Рихтеру, причиняет также много забот чистка сапог и платья, которая-де никак не может быть сделана каждым для себя. Однако в девяти случаях из десяти каждый теперь исполняет эту работу сам для себя или жена для мужа, дочь или сын для семьи, и можно было бы ответить, что то, что до сих пор делали девять десятых людей, может также делать и последняя одна десятая часть. Но есть еще и другой выход. Почему бы в будущем обществе не привлечь к подобным работам молодежь без различия пола? Труд не бесчестие, даже если он состоит в чистке сапог. Это испытали некоторые благородные офицеры, которые бежали от долгов в Соединенные Штаты и там стали домашними слугами и чистильщиками сапог. Господин Евгений Рихтер в одной из своих брошюр даже низвергает «социалистического рейхсканцлера» из-за вопроса о чистке сапог, после чего распадается и будущее «социалистическое государство». «Социалистический рейхсканцлер», видите ли, отказывается чистить сам себе сапоги, и это его губит. Наши противники были в восторге от этой выдумки Рихтера и засвидетельствовали этим лишь скромность своих требований к критике социализма. Господину Евгению Рихтеру пришлось все же пережить огорчение не только оттого, что один из его собственных партийных товарищей в Нюрнберге вскоре после издания его брошюры изобрел машину для чистки сапог, но и оттого, что в 1893 году на Чикагской всемирной выставке была выставлена электрическая машина для чистки сапог, которая исполняла свое дело превосходнейшим образом. Так, главное возражение, которое Рихтер и Трейчке выставили против социалистического общества, было практически опрокинуто благодаря изобретению, сделанному даже еще в буржуазном обществе. Революционное преобразование, коренным образом изменяющее все условия жизни людей и в особенности положение женщин, уже совершается, таким образом, на наших глазах. Когда общество возьмется за это преобразование в самых широких размерах, еще более ускорит и обобщит этот процесс преобразования и тем самым привлечет всех без исключения к пользованию его бесчисленными благами - это только вопрос времени.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
ЖЕНЩИНА В БУДУЩЕМ
Эта глава может быть очень короткой. Она содержит лишь выводы, которые вытекают из всего до сих пор сказанного о положении женщины в будущем обществе, выводы, которые легко может сделать сам читатель.

Женщина нового общества в социальном и экономическом отношении совершенно независима, она не знает над собой даже тени господства и эксплуатации, она стоит по отношению к мужчине как свободная, равная; она сама госпожа своей судьбы. Она воспитывается так же, как мужчина, за исключением некоторых отклонений, которые обусловливаются различием пола и ее половыми функциями. Живя при естественных жизненных условиях, она может развивать свои физические и духовные силы и способности согласно своим потребностям; она выбирает для своей деятельности такие области, которые соответствуют ее желаниям, склонностям и задаткам, и при одинаковых условиях она действует так же, как мужчина. Наряду с работой в каком-либо производстве женщина в другое время дня занята как воспитательница, учительница, сиделка, в течение третьей части она занимается искусством или наукой и наконец в течение остального времени она выполняет какую-нибудь административную функцию. Она учится, работает и развлекается в обществе других женщин или мужчин, как это ей нравится и когда для этого ей представляется случай.

В выборе любимого человека она, подобно мужчине, свободна и независима. Она выбирает или ее выбирают, но во всяком случае она заключает союз не из каких других соображений, кроме своей склонности. Этот союз является частным договором без вмешательства должностного лица, подобно тому, как до средних веков брак был частным договором. Социализм здесь не создает ничего нового, он лишь снова поднимает на высшую культурную ступень при новых общественных формах то, что было обще-признано, пока в обществе не наступило господство частной собственности.

Человек под условием, что удовлетворение его потребностей не приносит никому другому никакого вреда, должен сам распоряжаться собою. Удовлетворение половой потребности - такое же личное дело каждого человека, как удовлетворение всякой другой естественной потребности. Никто не должен отдавать в этом отчет другому, и не призванный не должен сюда вмешиваться. Точно так же, как то, как я ем, как я пью, как я сплю и как я одеваюсь, есть мое личное дело, так и мое общение с лицом другого пола тоже есть мое личное дело. Разум и образование, полная независимость личности, все свойства, которые вследствие воспитания и условий будут более естественны в будущем обществе, охранят каждого от поступков, приносящих ему вред. Мужчины и женщины будущего общества будут обладать в гораздо большей степени самовоспитанием и знанием собственного существа, чем мужчины и женщины современного общества. Уже один тот факт, что исчезнет глупый и смешной страх говорить о вещах, относящихся к половой жизни, как о чем-то таинственном, сделает общение полов гораздо естественнее, чем теперь. Если союз, заключенный между двумя людьми, становится невыносимым, приносит разочарование и даже вражду друг к другу, то мораль требует прекратить подобное соединение, ставшее неестественным, а потому и безнравственным. И так как исчезнут все условия, которые до сих пор осуждали большое число женщин или к безбрачию, или к продаже своего тела, то мужчины не могут более проявлять своего преобладания. С другой стороны, совершенно изменившийся социальный строй устранит многие препятствия и замешательства, которые ныне влияют на супружескую жизнь и которые так часто или делают ее совершенно невозможной, или не дают ей развернуться.

Препятствия, противоречия и противоестественности в современном положении женщины все более сознаются широкими кругами и находят свое яркое выражение как в социальной, так и в художественной литературе, хотя часто в искаженной форме. Что современный брак все менее соответствует своему назначению, не отрицает более ни один мыслящий человек, и потому нечего удивляться, что даже те лица, которые не склонны к изменению существующего социального строя, находят все же естественным свободный выбор любви и свободное расторжение возникшего союза; они лишь полагают, что только привилегированным классам следует дать свободу в половом общении. Вот что, например, говорит Матильда Рейхгарт-Штромберг в своей полемике против эмансипаторских стремлений писательницы Фанни Левальд³³⁸: «Если вы (Фанни Левальд) выставляете требования полного равноправия женщины с мужчиной в социальной и политической жизни, то и Жорж Занд должна необходимо быть права в своих стремлениях к эмансипации, не идущих далее того, чем мужчина уже давно бесспорно владеет. И, право, нельзя найти никакого разумного основания, почему в этом равноправии должна участвовать только голова, но не сердце женщины, почему и оно не должно свободно давать и брать, как сердце мужчины. Напротив, если женщина должна по своей природе иметь право и даже быть обязанной, -ибо мы не должны закапывать данный нам талант, - напрягать до крайних пределов свой мозг для соперничества с духовными титанами другого пола, то она должна иметь также право, подобно этим последним, ускорять кровообращение сердца для сохранения равновесия тела способом, какой ей кажется наиболее подходящим. Без малейшего нравственного возмущения мы все читаем, например, о Гёте - возьмем для примера гения, - как часто и многократно он расточал жар своего сердца и энтузиазм своей великой души то для той, то для другой женщины. Вдумчивый человек находит это только естественным ввиду его великой трудно удовлетворяемой души, и только ограниченный моралист относится к этому с осуждением. Почему же вы смеетесь над «великими душами» среди женщин?.. Предположим, что весь женский пол состоит из жорж-зандовских великих душ; каждая женщина пусть будет Лукрецией Флориани, дети которой - все дети любви, и всех этих детей она воспитывает как с истинно материнской любовью и самоотвержением, так и с пониманием и рассудком. Что произошло бы тогда с миром? Не подлежит никакому сомнению, что мир мог бы при этом продолжать существовать и так же прогрессировать, как ныне, и, быть может, он чувствовал бы себя при этом особенно хорошо.

Но почему такие требования могут выставлять только «великие души»? Почему этого не могут желать и другие, не причисляемые к великим душам? Если Гёте и Жорж Занд - возьмем только этих двух из многих, которые поступали и поступают, как и они, - могли жить согласно склонностям своего сердца, если о любовных делах Гёте опубликовывают целые библиотеки, которые с каким-то благочестивым восторгом проглатываются его почитателями и почитательницами, почему тогда осуждать в других то, что, будучи сделано Гёте или Жорж Занд, становится предметом экстаза и восторга?

Правда, осуществить свободный выбор любви в буржуазном обществе невозможно - к этому ведет наше доказательство, - но поставьте всех в такие социальные условия, которые ныне выпадают на долю лишь материально и духовно избранных, и все тогда получат возможность подобной свободы. В «Жаке» Жорж Занд описывает мужа, который судит о нарушении супружеской верности своей жены следующим образом: «Ни одно человеческое существо не может справиться с любовью, и никто не виноват, если он ее чувствует или ее лишается. То, что унижает женщину, - это ложь; брак нарушается не в тот час, когда она отдается своему возлюбленному, но в ту ночь, которую она затем проводит со своим мужем». Жак чувствует себя обязанным ввиду такого воззрения очистить место своему сопернику (Борелю) и философствует при этом так: «Борель на моем месте спокойно избил бы свою жену и без краски стыда принял бы ее потом в свои объятия, опозоренную его ударами и его поцелуями. Существуют мужчины, которые, не долго думая, по восточному обычаю, убивают свою неверную жену, так как они смотрят на нее, как на свою законную собственность. Другие дерутся со своим соперником, убивают или удаляют его и затем просят у жены, которую они, по их утверждению, любят, поцелуев и ласк, между тем как она или с ужасом отшатывается, или в отчаянии сдается. Это обычный способ действия супружеской любви, и мне представляется, что любовь свиней менее низменна и менее груба, чем любовь подобных людей»³³⁹. Брандес по поводу цитированных здесь выражений замечает следующее: «Эти истины, которые нашему современному образованному миру кажутся элементарными, 50 лет тому назад были возмутительными софизмами». Но открыто признать себя сторонником принципов Жорж Занд не осмеливается и поныне «имущий и образованный мир», хотя фактически он живет согласно с ними. Как в морали и религии, так лицемерит он и в браке.

То, что делали Гёте и Жорж Занд, делают ныне тысячи других, которых нельзя сравнить ни с Гёте, ни с Занд, и при этом отнюдь не теряют своего престижа в обществе. Нужно только занимать видное место, и тогда все образуется само собой. Несмотря на это, вольности Гёте и Жорж Занд считаются с точки зрения буржуазной морали безнравственными, так как они нарушают моральные законы, издаваемые обществом, и противоречат природе нашего социального строя. Принудительный брак является для буржуазного общества браком нормальным, единственным «моральным» соединением полов, всякое другое половое соединение безнравственно. Буржуазный брак, как мы бесспорно доказали, вытекает из буржуазных имущественных отношений. Ввиду его теснейшей связи с частной собственностью и наследственным правом он заключается для получения «законных детей», как наследников. И под давлением общественных условий он навязывается и тем, которым «нечего наследовать»³⁴⁰, он становится общественным правом, нарушение которого государство наказывает, сажая на некоторое время в тюрьму мужчин и женщин, которые живут, нарушая супружескую верность.

В социалистическом обществе нечего более наследовать, если не рассматривать как предмет наследования вещи личного и домашнего обихода; с этой точки зрения отпадают современные формы брака. Наряду с этим решается и вопрос о праве наследования, которое социализму не нужно будет даже устранять, ибо если нет больше частной собственности, то нет и права наследования. Женщина, таким образом, свободна, и ее дети не стесняют этой свободы, а только увеличивают радости жизни. Воспитательницы, подруги, подрастающая женская молодежь помогают ей в тех случаях, когда она нуждается в помощи.

Возможно, что и в будущем найдутся мужчины, которые, подобно А. Гумбольдту, скажут: «Я не создан, чтобы быть отцом семейства, кроме того, я считаю женитьбу грехом, произведение детей - преступлением». Что ж из этого? Сила естественной потребности у других позаботится о равновесии. Нас не беспокоит ни вражда к браку Гумбольдта, ни философский пессимизм Шопенгауэра, Майнлендера или фон Гартмана, которые предполагали, что человечество «в идеальном государстве» придет к самоуничтожению. Мы держимся того же взгляда, как и Ф. Р. Ратцель, который совершенно справедливо пишет: «Человек не должен более смотреть на себя, как на исключение из законов природы; пусть он начнет наконец отыскивать закономерное в своих собственных поступках и мыслях, и пусть он стремится вести свою жизнь согласно законам природы. Он дойдет тогда до того, что совместную жизнь с себе подобными, то есть семью и государство, станет устраивать не по принципам прежних столетий, а по разумным принципам согласно с природою познания. Политика, мораль, правовые принципы, которые все еще питаются из всевозможных источников, будут преобразованы исключительно соответственно законам природы. Достойное человека существование, о котором мечтали целые тысячелетия, станет наконец действительностью»³⁴¹.

Это время приближается гигантскими шагами. Человеческое общество в течение тысячелетий прошло все фазы развития, чтобы в конце концов прийти туда, откуда оно вышло: к коммунистической собственности и полному равенству и братству - на этот раз не только товарищей по роду, но всех людей. Это великий прогресс, совершаемый человечеством. То, к чему тщетно стремилось буржуазное общество и в чем оно потерпело и должно терпеть крушение, - установление свободы, равенства и братства всех людей - осуществит социализм. Буржуазное общество могло выставить лишь теорию; практика, как во многих других вещах, и здесь противоречила его теориям. Социализм объединит теорию с практикой.

Но, возвращаясь к исходному пункту своего развития, человечество делает это на несравнимо более высокой культурной ступени, чем та, из которой оно исходило. Первоначальное общество в роде и в клане обладало общей собственностью, но только в самой грубой форме и в неразвитой степени. Путь развития, который был пройден с тех пор, привел к уничтожению общей собственности до небольших, незначительных остатков; роды разбились, и в конце концов все общество разделилось на атомы; но на различных фазах развития в огромных размерах повысились производительные силы общества и многосторонность потребностей, из родов и племен образовались нации и крупные государства, а вместе с этим наступило такое состояние, которое находится в резком противоречии с потребностями общества. Задача будущего состоит в том, чтобы разрешить это противоречие, снова превратив на самой широкой основе собственность и средства производства в общественную собственность.

Общество берет назад то, чем оно когда-то владело и что само создало, оно делает возможным для всех соответственно вновь созданным условиям вести жизнь на высшей культурной ступени, то есть оно дает всем то, что при более примитивных условиях могло быть лишь привилегией отдельных лиц или отдельных классов. Теперь и женщина снова начинает играть активную роль, которую она когда-то играла в первобытном обществе, но уже не как госпожа, а как равноправная.

«Конец государственного развития подобен началу человеческого бытия. Первоначальное равенство снова возвращается. Материнское материальное бытие открывает и замыкает круговорот всего человеческого», - пишет Бахофен в своем сочинении «Материнское право», а Морган выражается так: «С наступлением цивилизации рост богатства сделался столь огромным, его формы столь разнообразными, его применение столь обширным и его управление столь искусным в интересах собственника, что по отношению к народу это богатство превратилось в силу, с которой не справиться. Человеческий дух стоит беспомощным и очарованным перед своим собственным творением, Но придет время, когда человеческий разум укрепится для господства над богатством, когда он установит как отношения государства к защищаемой им собственности, так и границу прав собственников. Интересы общества, несомненно, выше интересов отдельных лиц, и те и другие должны быть приведены в справедливое и гармоничное соотношение; простая погоня за богатством не является конечным назначением человечества, но прогресс остается законом для будущего, как он был законом для прошлого. Время, протекшее с начала цивилизации, представляет лишь небольшую частицу протекшего времени жизни человечества и лишь небольшую частицу времени, которое предстоит прожить. Разложение общества угрожающе стоит перед нами, как конец исторического пути, единственной целью которого было богатство; ибо подобный жизненный путь содержит элементы своего собственного разложения.

Таким образом, люди с самых различных точек зрения на основании своих научных исследований приходят к одинаковым результатам. Полная эмансипация женщины и ее равенство с мужчиной являются одной из целей нашего культурного развития, осуществлению которой не может воспрепятствовать никакая сила на земле. Но она возможна лишь на основе переворота, который уничтожает господство человека над человеком, следовательно, и капиталиста над рабочим. Только тогда человечество достигнет своего высшего развития. Тогда наконец придет «золотой век», о котором люди мечтали и к которому они стремились в течение тысячелетий. Классовое господство исчезнет навсегда, а вместе с ним придет конец и господству мужчины над женщиной.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗМ
Достойное человека существование для всех не может быть уделом какого-нибудь одного привилегированного народа, так как, будучи изолирован от всех других народов, он не мог бы ни основать, ни удержать этого состояния. Все наше развитие - продукт взаимодействия национальных и интернациональных сил и отношений. Хотя национальная идея во многих случаях еще господствует над умами и служит средством сохранения политического и социального господства, которое возможно лишь в национальных рамках, тем не менее мы уже глубоко ушли в интернационализм.

Торговые, таможенные, судоходные договоры, всемирный почтовый союз, международные выставки, конгрессы международного права и международных мер, также и другие международные научные конгрессы и связи, научные экспедиции, наша торговля и транспорт, в особенности международные конгрессы рабочих, которые являются носителями идеи нового времени и моральным влиянием которых объясняется, что весной 1890 года по приглашению Германской империи состоялась в Берлине международная конференция по законодательству об охране рабочих, - все это свидетельствует о международном характере, который приняли отношения различных культурных наций, несмотря на их национальную обособленность, все более и более нарушаемую. В противоположность национальной экономике мы говорим о мировой экономике и придаем последней большое значение, так как от нее главным образом зависит благополучие и процветание отдельных наций. Значительная часть наших собственных продуктов обменивается на продукты других стран, и без этого мы не можем более существовать. И точно так же, как застой в одной отрасли промышленности внутри Какой-либо страны вредит другой, так и цены национального производства в одной стране значительно нарушаются, если в другой стране наступает застой. Отношения отдельных стран независимо от всяческих препятствий, каковы войны и натравливание одной нации на другую, становятся все теснее, так как над ними господствуют самые сильные из всех интересов - интересы материальные. Всякий новый путь сообщения, всякое улучшение средств передвижения, всякое изобретение или улучшение в процессе производства, удешевляющие товары, укрепляют эти отношения. Легкость, с которой устанавливаются личные отношения между странами и народами, далеко расположенными друг от друга, является новым существенным фактором в цепи сношений. Другим могучим рычагом служат переселения и»колонизация. Один народ учится у другого, один старается перегнать другой в соревновании. Наряду с обменом материальных продуктов различного рода совершается обмен и произведений человеческого духа как в оригиналах, так и в переводах. Изучение иностранных живых языков становится необходимостью для миллионов. И ничто наряду с материальными выгодами так сильно не способствует устранению антипатий и пробуждению симпатий, как усвоение языка и произведений чужого народа.

Влияние этого процесса на сближение народов состоит в том, что различные страны становятся все более и более похожими по условиям социальной жизни. У самых прогрессивных и потому имеющих решающее значение культурных наций это сходство уже так велико, что тот, кто изучил экономическую структуру одного народа, знает ее в главных чертах у всех остальных народов. Здесь приблизительно происходит то же самое, что в природе, где скелет по своей организации и строению один и тот же у животных одного и того же вида, так что, если имеются отдельные части скелета, то теоретически можно воссоздать все животное.

Отсюда следует далее, что там, где имеются одинаковые социальные основы, действия их также должны быть одинаковыми: накопление большого богатства и его противоположность - рабство наемного труда, порабощение масс машинами, господство над массами имущего меньшинства со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Действительно, мы видим, что те же классовые противоречия и классовая борьба, которые бушуют в Германии, приводят в движение всю Европу, Соединенные Штаты, Австралию и т. д. В Европе от России до Португалии, от Балкан, Венгрии и Италии до Англии и Ирландии господствует тот же дух недовольства, замечаются те же симптомы социального брожения, всеобщей неуверенности ц разложения. С внешней стороны различные в зависимости от степени развития, характера населения и формы политического строя страны эти движения повсюду одинаковы по существу. Причина их лежит в глубоких социальных противоречиях. С каждым годом они все более обостряются, брожение и недовольство проникает все глубже и дальше в общественный организм, пока наконец какой-нибудь повод, быть может самый незначительный, не вызовет взрыва, который молниеносно распространится над всем культурным миром и призовет всех к борьбе.

Борьба нового мира против старого уже разгорается. На сцену выступают массы, борьба ведется с таким богатством ума, какой мир не видел еще ни в одном бою и чего он никогда не увидит во второй раз. Ибо это последняя социальная битва. В начале XX столетия, мы видим, как эта борьба все более приближается к своей последней фазе, когда победят новые идеи.

Новое общество будет воздвигнуто тогда на международной основе. Народы заключат между собой братский союз, они протянут друг другу руки и будут стремиться к тому, чтобы новый строй постепенно распространился на все народы мира³⁴³. Один народ не будет больше приходить к другому как враг, чтобы эксплуатировать и угнетать, не будет приходить как представитель чужой веры, которую он хочет ему навязать, но как друг, который желает воспитать всех людей, чтобы сделать их людьми культурными. Культурные и колонизационные работы нового общества по своей сущности и по своим средствам будут так же отличаться от современных, как совершенно различны по своей сущности оба общества. Не будут применяться ни порох, ни свинец, ни огненная вода (водка), ни Библия; культурная миссия будет осуществляться только мирными средствами, которые покажут цивилизаторов варварам и диким племенам не как врагов, но как благодетелей. Разумные путешественники и исследователи давно знают, как успешен подобный путь. Когда культурные народы соединятся в одну великую федерацию, тогда придет время «смолкнуть навсегда военной грозе». Вечный мир не будет тогда только мечтой, как хотят заставить думать мир господа в мундирах. Это время придет, как только народы осознают свои истинные интересы. Эти интересы охраняются не борьбой и спорами, не вооружением, разоряющим страны и народы, но путем мирных соглашений и совместной культурной работы. Кроме того, господствующие классы и их правительства заботятся о том, как это было сказано выше, чтобы военные вооружения и войны нашли конец в своей собственной чудовищности. Таким образом, последнее оружие, подобно всем предыдущим, переселяется в музей древности, чтобы показать будущим поколениям, как их предшественники в течение тысячелетий уничтожали друг друга, как дикие звери, пока наконец человек не победил в себе зверя.

Полностью подтверждаются слова покойного фельдмаршала Мольтке о том, что войны вызываются лишь национальными особенностями и противоположностями интересов, которые то тут, то там искусственно раздуваются господствующими классами, чтобы в большой войне иметь отводной канал для опасных стремлений внутри страны. В первом томе посмертных сочинений Мольтке, где говорится о франко-прусской войне 1870-1871 года, мы находим во введении такое замечание:

Но эта национальная обособленность, то есть враждебное отгораживание одной нации от другой, исчезает все более, несмотря на все противоположные старания удержать его, и будущие поколения без усилий осуществят задачу, о которой давно уже думали гениальные головы и делали попытки к ее разрешению, не достигая цели. Так, еще Кондорсе хотел осуществить идею всеобщего мирового языка. И покойный бывший президент Соединенных Штатов Уиллис Грант в одной из своих речей сказал: «Так как торговля, обучение и быстрая передача мысли и вещей посредством телеграфа и пара все изменили, то я полагаю, что бог подготовляет мир стать одной нацией, говорить одним языком и достигнуть состояний такого совершенства, когда не нужны более ни войска, ни военные флоты». Естественно, что у чистокровного янки милосердный бог, который является просто продуктом исторического развития, непременно должен играть примирительную роль. Этому нечего удивляться: лицемерие и узость в религиозных вопросах нигде не проявляются так сильно, как в Соединенных Штатах. Чем меньше государственная власть при посредстве своей организации руководит массами, тем больше это должна делать религия, церковь. Поэтому буржуазия кажется повсюду всего благочестивее там, где государственная власть всего слабее. В этом отношении к Соединенным Штатам присоединяются Англия, Бельгия и Швейцария. Даже революционер Робеспьер, который играл головами аристократов и священников, как кегельными шарами, был, как известно, очень религиозен, почему и приказал торжественно снова ввести высшее существо, которое незадолго перед тем - что также нелепо - конвент объявил отмененным. И так как перед французской революцией легкомысленные и распутные аристократы Франции нередко кичились своим атеизмом, то Робеспьер видел в нем нечто аристократическое и осудил его в конвенте, заявив в своей речи о высшем существе: «Атеизм аристократичен. Идея высшего существа, которое охраняет угнетенную невинность и наказывает торжествующее преступление, вполне народна. Если бы бога не было, его следовало бы выдумать». Добродетельный Робеспьер предчувствовал, что его добродетельная буржуазная республика не в состоянии примирить социальные противоречия, отсюда вера в высшее существо, которое посылает возмездие и примиряет то, что в его время не могли еще примирить люди, вот почему эта вера была для первой республики необходимостью.

Это время прошло, один культурный прогресс будет вызывать другой, человечество будет ставить себе все новые и новые задачи и достигнет такого культурного развития, при котором не будет более ни национальной ненависти, ни войн, ни религиозной вражды, ни других подобных пережитков прошлого.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Страх перенаселения существует уже давно, он был еще, как показывает и предлагаемое сочинение, у греков и римлян и снова появился в конце средних веков. Он тяготел над Платоном и Аристотелем, над римлянами, над мелким горожанином средних веков, он тяготел и над Вольтером, который в первой четверти XVIII столетия написал по этому поводу статью. За ним последовали другие писатели, пока наконец Мальтус не выразил этих опасений наиболее определенно.

Страх перенаселения постоянно появляется в такие периоды, когда существующий социальный строй разлагается. Возникающее в это время всеобщее недовольство стараются приписать прежде всего излишку в людях и недостатку жизненных средств, а не тому, как они добываются и распределяются.

Всякая эксплуатация человека человеком опирается на классовое господство. Самым первым и самым удобным средством классового господства является захват земли, Из общего владения она переходит постепенно во владение частное. Масса становится неимущей и принуждена добывать свою часть пропитания на службе у имущих. При таких обстоятельствах каждое прибавление семьи или новый конкурент чувствуется, как тяжесть. Появляется призрак перенаселения, который распространяет ужас в той же мере, в какой владение землей все более монополизируется и в какой она теряет свою производительность потому ли, что недостаточно обрабатывается, потому ли, что лучшие ее части превращаются в пастбища для овец или служат, как охотничьи участки, для удовольствия своих господ и, таким образом, не обрабатываются более для получения продуктов человеческого питания. Рим и Италия всего более страдали от недостатка пищевых продуктов, когда земля находилась в руках приблизительно 3 тысяч владельцев латифундий. Отсюда крик ужаса: латифундии губят Рим. Земля Италии была превращена в огромные охотничьи парки и сады для увеселения своих благородных владельцев и часто оставалась совершенно необработанной, так как ее обработка рабами обходилась дороже, чем хлеб, привозимый из Африки и Сицилии; такое положение вещей благоприятствовало хлебному ростовщичеству, в котором прежде всего участвовали богачи Рима. Это было главной причиной того, что обработка собственных полей прекратилась. Землевладелец выигрывал больше на хлебном ростовщичестве, чем на производстве хлеба в собственной стране.

При подобных условиях римский гражданин или обедневший землевладелец предпочитали отказываться от брака и рождения детей, несмотря на все премии, которые устанавливали для вступивших в брак и производивших детей, чтобы воспрепятствовать уменьшению господствовавшего класса.

Подобное же явление наблюдается в конце средних веков после того, как в течение тысячелетий дворянство и духовенство хитростью и силою отняли у многочисленных крестьян их собственность и присвоили себе общинную землю. Когда вследствие всех вынесенных несправедливостей крестьяне восстали, но были усмирены и когда на высшей ступени хищничество дворянства развилось еще сильнее и практиковалось протестантскими князьями также и по отношению к церковным имениям, тогда число разбойников, нищих и бродяг возросло до небывалых размеров. Их число было наибольшим после Реформации. Экспроприированное сельское население устремилось в города, но здесь по ранее указанным причинам условия жизни становились все тяжелее, и, таким образом, повсюду наступило «перенаселение».

Капиталистическая система производства порождает не только перепроизводство товаров и рабочих, но также перепроизводство интеллигенции. Интеллигенция в конце концов точно так же все с большим трудом находит себе заработок; предложение постоянно превышает спрос. Только одно не излишне в этом капиталистическом мире: это капитал и его собственник - капиталист.

Если буржуазные экономисты - мальтузианцы, так как они ими не могут не быть исходя из своих буржуазных интересов, то пусть они не переносят свой буржуазный вздор на социалистическое общество. Джон Стюарт Милль говорит: «Коммунизм - именно такое положение вещей, при котором следует ожидать, что общественное мнение с величайшей интенсивностью выскажется против этого рода себялюбивой невоздержанности. Всякое увеличение народонаселения, которое уменьшило бы его приятное положение или увеличило бы его труд, должно будет иметь для каждого отдельного индивидуума в ассоциации непосредственные и несомненные неудобства, и в этих неудобствах нельзя было бы винить тогда корыстолюбие работодателя или несправедливые привилегии богатых. При столь изменившихся обстоятельствах общественное мнение не могло бы не высказать своего осуждения, и если бы этого было недостаточно, то та или другая общественно-вредная невоздержанность была бы устранена какими-нибудь наказаниями. Таким образом, коммунистическая теория ни в коем случае не заслуживает особенного упрека, вытекающего из опасности перенаселения. Скорее она выгадывает от того, что в ней в высокой степени заключается тенденция противостоять этому бедствию». А профессор А. Вагнер на стр. 376 «Учебника политической экономии» Pay говорит следующее: «Менее всего в социалистическом общежитии может быть предоставлена свобода брака или свобода деторождения». Названные экономисты исходят, таким образом, из взгляда, что стремление к перенаселению присуще общественным состояниям, и оба думают, что социализм будет иметь возможность более, чем какая-либо другая общественная форма, привести в равновесие отношение между населением и средствами существования. Второе правильно, первое нет.

Существовали, правда, отдельные социалисты, которые, будучи подкуплены мальтузианскими идеями, опасались, что «близится» опасность перенаселения. Но эти социалистические мальтузианцы исчезли. Более глубокое проникновение в теорию и сущность буржуазного общества излечило их от этого заблуждения. Точно так же поучителен для нас и плач наших аграриев о том, что мы производим с точки зрения мирового рынка слишком много продуктов питания, так что связанное с этим понижение цен сделало недоходным их производство.

Наши мальтузианцы воображают и хор буржуазных говорунов бессмысленно повторяет за ними, что социалистическое общество, в котором существует свободный выбор в любви и достойное человека существование для всех, превратится в какой-то «хлев для кроликов»; оно будто бы предастся самому невоздержанному половому наслаждению и массовому производству детей. Но произойдет как раз обратное. До сих пор наибольшее число детей в среднем имеют не лучше обеспеченные слои населения, а, напротив, наихудше обеспеченные. Можно даже без преувеличения сказать: чем беднее положение пролетариев, тем больше в среднем у них детей; разумеется встречаются исключения. Это подтверждает и Вирхов, который в середине прошлого столетия писал: «Как английский рабочий в своей глубочайшей опущенности, в своем крайнем духовном падении знает в конце концов только два наслаждения: выпивку и половое общение, так и верхнесилезское население до последних лет все свои желания, все свои стремления сосредоточивает на этих двух вещах. Водка и удовлетворение половой потребности приобрели над ним верховную власть, и этим легко объясняется, что население точно так же быстро возрастало в числе, как теряло в физической силе и моральной выдержке».

Подобным же образом высказывается в «Капитале» и Карл Маркс. Он пишет: «На деле не только число рождений и смертных случаев, но и абсолютная величина семейств стоит в обратном отношении к высоте заработной платы, то есть к массе жизненных средств, которыми располагают различные категории рабочих. Этот закон капиталистического общества казался бы бессмыслицей среди дикарей или даже цивилизованных колонистов. Он напоминает массовое производство индивидуально слабых и загнанных животных видов». Маркс цитирует далее Лэнга, который говорит: «Если бы все в мире находились в благоприятных условиях, то мир скоро бы обезлюдел». Лэнг придерживается, таким образом, противоположного взгляда, чем Мальтус, а именно: хорошее жизненное положение способствует не увеличению, но уменьшению рождений. То же говорит и Герберт Спенсер: «Всегда и всюду совершенствование и способность к произведению потомства противодействуют друг другу. Из этого следует, что дальнейшее развитие, которое предстоит человечеству, поведет, вероятно, к уменьшению его размножения». Таким образом, в этом пункте сходятся люди, в других отношениях стоящие на разных точках зрения. К их воззрениям в данном случае присоединяемся и мы.

Они утверждают, что опасность перенаселения лежит в недалеком будущем и вытекает из закона «убывающего плодородия почвы». Наша культурная почва будто бы «устала производить», повышения урожаев нельзя более ожидать, и так как почвы, пригодной для обработки, становится все меньше, то опасность недостатка пищи при дальнейшем увеличении населения становится непосредственной. Правда, в главах этой книги о сельскохозяйственном использовании почвы мы, как нам кажется, неопровержимо доказали, какие огромные успехи может сделать еще человечество даже с точки зрения современной агрономии в деле добычи новых масс продуктов питания, но все же приведем несколько новых примеров. Один очень толковый, крупный землевладелец и признанный экономист, то есть человек, в обоих направлениях значительно превосходящий Мальтуса, уже в 1850 году, то есть в то время, когда агрономическая химия была еще в зачатке, сказал: «Производительность при изготовлении сырья, особенно питательных веществ, в будущем не будет отставать от обрабатывающей промышленности и транспорта... В наши дни агрономическая химия только начинает открывать сельскому хозяйству горизонты, которые, без сомнения, могут еще повести к ложным шагам, но которые в конце концов поставят создание питательных веществ точно так же в зависимость от сил общества, как ныне в его власти произвести любое количество сукна, раз имеются налицо необходимые запасы шерсти»³⁴⁷.

Юстус фон Либих, творец агрономической химии, придерживается того взгляда, что «если человеческая работа и средства удобрения имеются в достаточном количестве, то почва неистощима и беспрерывно дает богатейшие урожаи». Закон убывающего плодородия почвы - мальтузианская выдумка, которая в свое время при очень неразвитом состоянии сельского хозяйства могла еще быть принята, но теперь давно опровергнута наукой и опытом. Скорее законом можно признать положение: плодородие почвы находится в прямой зависимости от вложенного в нее человеческого труда (в том числе науки и техники) и целесообразно использованных удобрений. Если мелкокрестьянской Франции удалось в течение последних 90 лет более чем учетверить плодородие своей почвы, в то время как население даже не удвоилось, то каких результатов можно ожидать от общества, ведущего социалистическое хозяйство? Наши мальтузианцы не замечают, далее, что при современных условиях надо принимать во внимание не только нашу почву, но почву всего мира, то есть в большинстве случаев почву стран, плодородие которых превышает плодородие нашей почвы в 20, 30 и более раз, Земля, правда, уж в достаточной мере захвачена людьми, но, за исключением небольшой части, она нигде не обрабатывается и не используется так, как это возможно. Не только Великобритания, 'но и Франция, Германия, Австрия и в еще большей степени остальные страны Европы могли бы производить несравненно больше пищевых продуктов, чем они производят ныне. В небольшом Вюртемберге с его 879 970 га пахотной земли одним только применением парового плуга среднее количество урожая можно было бы повысить с 6 миллионов 140 тысяч ц до 9 миллионов ц зерна.

Европейская Россия, если за масштаб принять население Германии, могла бы вместо 100 миллионов, которые она приблизительно насчитывает в настоящее время, прокормить 475 миллионов человек. В настоящее время Европейская Россия насчитывает около 19,4 жителей на квадратный километр, а Саксония - свыше 300.

Возражение, что в России есть обширные пространства земли, где плодородие не может быть повышено вследствие климата, справедливо, но зато в других местах, особенно на юге, климат и плодородие почвы в России таковы, каких и отдаленно не знает Германия. Далее, с увеличением плотности населения и с возрастанием культуры почвы произойдут такие изменения в климате, которые в настоящее время невозможно измерить. Всюду, где в большом количестве сосредоточиваются люди, происходят и климатические изменения. Этим явлениям мы придаем слишком мало значения и не можем их измерить во всем их объеме, так как при современном порядке вещей у нас нет ни побуждения, ни возможности поставить опыты в широких размерах. Так, слабо населенные Швеция и Норвегия с их обширными лесами и с их, можно сказать, неисчерпаемыми залежами металлов, обилием рек и морского побережья могли бы служить богатым источником питания для густого населения. При нынешних условиях нет средств, чтобы дать проявиться богатству этих стран, и из этих слабо населенных стран часть населения даже выселяется.

То, что можно сказать о севере, приобретает несравненно большее значение для юга Европы: для Португалии, Испании, Италии, Греции, Румынии, Венгрии, Турции и т. д. Превосходный климат, почва тучная и плодоносная, какая едва ли где имеется в лучших местностях Соединенных Штатов, дадут для бесчисленных масс населения богатейшую пищу. Прогнивший политический и социальный строй этих стран ведет к тому, что сотни тысяч переселяются из Европы за океан, вместо того чтобы оставаться на родине или переселиться в эти более близкие и удобные страны. Как только здесь возникнут разумные социальные и политические учреждения, так понадобятся миллионы людей, чтобы эти обширные, плодородные страны поднять на более высокую ступень культуры.

Чтобы достигнуть более высоких культурных целей, мы будем чувствовать в Европе в течение продолжительного времени не избыток людей, а скорее недостаток в них, и при таких обстоятельствах было бы абсурдом предаваться страху по поводу перенаселения³⁴⁸. При этом нужно иметь в виду, что использование существующих источников питания благодаря применению науки и труда не знает никаких пределов и каждый день приносит нам новые открытия и изобретения, которые увеличивают источники получения пищи.

Если мы из Европы перейдем в другие части света, то там мы встретим еще в большей степени недостаток в людях и избыток в земле. Самые тучные и плодородные страны Земли еще совершенно или почти совершенно не используются, так как их расчистка и эксплуатация не может быть предпринята несколькими тысячами людей, а требует заселения многими миллионами, чтобы до некоторой степени подчинить эту слишком обильную природу. К ним относятся, между прочим, Центральная и Южная Америка - пространство в сотни тысяч квадратных миль. Аргентина культивировала, например, в 1892 году только около 5 миллионов га, между тем в этой стране имеется 96 миллионов га плодородной почвы. Удобная для пшеницы почва Южной Америки, лежащая еще без употребления, исчисляется по меньшей мере в 200 миллионов га, между тем Соединенные Штаты, Австро-Венгрия, Великобритания и Ирландия, Германия и Франция, взятые вместе, обрабатывают для зернового хлеба только около 105 миллионов га. Карей четыре десятилетия тому назад утверждал, что одна только долина Ориноко, простирающаяся на 360 миль, могла бы дать пищевых продуктов в таком количестве, что ими можно было бы прокормить все человечество. Примем только половину, и то будет более чем достаточно. Во всяком случае одна только Южная Америка могла бы прокормить в несколько раз большее число людей, чем живет в настоящее время на Земле. Питательная ценность пространства, насажденного банановыми деревьями, и питательная ценность одинакового пространства, засеянного пшеницей, относятся друг к другу как 133 : 1. В то время как наша пшеница на благоприятной почве дает от сам-12 до сам-20, рис в своем отечестве дает от сам-80 до сам-100, а маис - от сам-250 до сам-300, и о некоторых местностях, как, например, о Филиппинах, утверждают, что там урожай риса достигает до сам-400.

При всех этих пищевых средствах речь идет о том, чтобы приготовлением сделать их возможно более питательными. В вопросах питания перед химией необъятное поле деятельности .

Центральная Южная Америка, особенно Бразилия, которая одна по величине почти равна Европе (Бразилия занимает площадь в 8 миллионов 524 тысячи квадратных километров с населением около 22 миллионов человек, а Европа - 9 897 010 квадратных километров с населением около 430 миллионов), поражает всех путешественников своею тучностью и плодородием; кроме того, эти страны неистощимо богаты рудою и металлами. Но для мира они почти еще не раскрыты, так как их население отличается вялостью и слишком незначительно и некультурно, чтобы сделаться господином могучей природы. Как выглядит дело в Африке, показали нам открытия последних десятилетий. Если даже большая часть внутренней Африки никогда не будет удобна для европейского земледелия, то другие территории огромных размеров, несомненно, будут в высшей степени удобны, как только будут применены разумные принципы колонизации. С другой стороны, и в Азии существуют еще обширные плодородные страны, которые могут прокормить бесчисленные миллионы. Прошлое показывает нам, как в ныне бесплодных, почти пустынных местностях мягкий климат выманивал из почвы богатейшие средства питания, если человек умел давать земле благодатную воду. С уничтожением грандиозных водопроводов и оросительных сооружений в Ближней Азии, в землях Тигра и Евфрата и т. д. тысячи квадратных миль были превращены в песчаные пустыни опустошительными завоевательными войнами и безумным угнетением населения³⁴⁹. То, что сказано об Азии, можно сказать и о Северной Африке, Мексике и Перу. Как только появятся здесь миллионы цивилизованных людей, так откроются неистощимые источники питания. Финиковые пальмы растут в Азии и в Африке в баснословном количестве, и для них требуется так мало места, что 200 финиковых деревьев умещается на моргене земли. Дурра приносит в Египте урожай сам-3 тысячи, и все же страна бедна. Не вследствие избытка людей, но вследствие хищнической системы с каждым десятилетием пустыня распространяется все далее. Какие грандиозные результаты принесла бы в этих странах средняя европейская обработка полей и садов, это не поддается никакому вычислению.

Соединенные Штаты Северной Америки, принимая во внимание современное состояние земледельческого производства, легко могли бы прокормить население, превышающее современное (85 миллионов) в 15, даже 20 раз, то есть от 1250-1700 миллионов; Канада могла бы при тех же условиях прокормить вместо 6 миллионов многие сотни миллионов. Далее мы имеем Австралию, многочисленные, большею частью плодородные острова Великого и Индийского океанов и т. д. Увеличивать число людей, а не уменьшать - таков клич, обращенный к человечеству во имя культуры.

Повсюду недостаток и нищета вызываются социальными учреждениями, существующим способом производства и распределения продуктов, а не чрезмерным числом людей. Несколько богатых урожаев, следующих один за другим, так понижают цены на продукты питания, что от этого гибнет значительная часть наших земледельцев. Вместо того чтобы улучшить положение производителей, они его ухудшают. Значительная часть сельских хозяев видит в настоящее время в хорошем урожае несчастье, так как он понижает цены на сельскохозяйственные продукты. Неужели это разумный порядок вещей? Вводятся высокие хлебные пошлины, чтобы затруднить ввоз иностранного хлеба и повысить цены на собственный хлеб. У нас не недостаток, а избыток продуктов питания, как избыток и промышленных продуктов. Как миллионы людей, нуждаясь в промышленных товарах всякого рода, не могут получить их при существующих отношениях собственности и заработка, так миллионы людей ощущают недостаток в самых необходимых продуктах питания, ибо они не могут заплатить за них, хотя продуктов питания имеется в избытке. Нелепость подобного порядка очевидна. При богатом урожае наши хлебные спекулянты намеренно дают гибнуть хлебу, зная, что цена при недостатке хлеба прогрессивно повышается, и при таких условиях мы должны бояться перенаселения. В России, южной Европе и многих других странах света ежегодно портятся сотни тысяч зернового хлеба вследствие отсутствия удобных помещений для хранения и средств перевозки. Многие миллионы центнеров продуктов питания ежегодно пропадают, так как жатвенные приспособления несовершенны или в решительный момент не хватает рук для уборки. Амбары, гумна, наполненные хлебом, и целые имения сжигаются, так как страховая премия превышает прибыль; продукты питания уничтожают по тем же мотивам, по которым топят корабли вместе с людьми³⁵⁰. Во время наших военных маневров ежегодно портятся значительные посевы - издержки маневров, продолжающихся лишь несколько дней, доходят до сотен тысяч, а оценка, как известно, производится очень умеренно - таких маневров бывает ежегодно очень много. С тою же целью уничтожались целые деревни и опустошались обширные земельные площади.

Не надо забывать, что ко всем упомянутым источникам питания присоединяется море, водная поверхность которого относится к земной поверхности, как 18 : 7, то есть в два с половиной раза больше последней. Рациональное использование этого огромного пищевого богатства еще не началось. Таким образом, для будущего нам открывается совсем иная картина, чем тот жалкий рисунок, какой подносят нам наши мальтузианцы. Кто вообще может сказать, где следует провести границу для наших химических, физических, физиологических знаний? Кто осмелится предсказать, какие колоссальные предприятия создаст человечество в будущем столетии, чтобы добиться существенных изменений климатических условий стран и пользования их почвою?

Уже теперь, при капиталистической системе мы видим, как осуществляются мероприятия, которые столетие тому назад считались невозможными и безумными. Широкие перешейки прокапываются, и моря соединяются. Туннели в несколько миль длиною просверливают земные недра и соединяют страны, отделенные высочайшими горами; другие прорываются под морским дном, чтобы сократить расстояние, чтобы устранить затруднения и опасности, существующие для стран, отделенных морем. Где же та точка, про которую кто-нибудь мог бы сказать: «До сих пор, не дальше». Не только на основании наших современных знаний следует отвергать «закон убывающего плодородия почвы», но можно утверждать, что, кроме того, существует в избытке удобная для обработки почва, которая ждет тысячи миллионов земледельцев.

Если бы нужно было одновременно приняться за решения всех этих культурных задач, то у нас было бы не слишком много, а слишком мало людей. Человечество должно еще сильно размножиться, чтобы быть в состоянии выполнить все предстоящие ему задачи. Обрабатываемая земля еще не только не использована так, как могла бы быть использована, но почти для обработки 2/4 земной поверхности не хватает людей. Относительное перенаселение, которое ныне постоянно порождается капиталистической системой ко вреду рабочего и общества, на высшей культурной ступени окажется благодеянием. Возможно более многочисленное население является не препятствием, а средством культурного прогресса совершенно так же, как существующее перепроизводство товаров и продуктов питания, разрушение брака применением женского и детского труда в современной промышленности и эксплуатация средних слоев крупным капиталом являются предварительными условиями для более высокой культурной ступени.

Чтобы доказать огромную способность к размножению людей, мальтузианцы любят ссылаться на исключительные случаи отдельных семей и народностей. Но этим ничего не доказано. Наряду с этими случаями имеются много других, когда, несмотря на благоприятные жизненные условия, через короткое время наступало полное бесплодие или лишь очень незначительное размножение. Поразительно, как быстро вымирают часто зажиточные семьи. Хотя в Соединенных Штатах условия для размножения населения благоприятнее, чем в какой-либо другой стране, и туда ежегодно переселяются сотни тысяч в самом крепком возрасте жизни, тем не менее их население удваивается лишь в 30 лет. Об утверждаемом удвоении населения в большом масштабе за период в 12-20 лет не существует никаких доказательств.

Как было уже сказано цитатами из Вирхова и Маркса, население размножается всего скорее там, где оно всего беднее, потому что, как справедливо указывает Вирхов, наряду с выпивкой удовлетворение половой потребности является для него единственным удовольствием. Когда Григорий VII принудил духовенство к безбрачию, то лица низшего духовенства Майнцской епархии, как уже было сказано, жаловались, что у них нет, как у прелатов, всевозможных наслаждений; их единственная радость - жена. Отсутствие многосторонней деятельности также является причиной того, что браки сельского духовенства в среднем так многодетны. Неоспоримо, далее, что в наших беднейших округах Германии, в Силезских горах, Ляузице, Тюрингии, Гарце и т.. д. население особенно густо, а питается оно главным образом картофелем. Установлено, далее, что у чахоточных половая потребность развита особенно сильно и они часто производят детей в стадии упадка сил, когда это казалось бы совершенно невозможным.

Закон природы, выраженный в вышеприведенных замечаниях Герберта Спенсера и Лэнга, состоит в замещении количеством того, что теряется в качестве. Высокоразвитые и наиболее сильные животные - лев, слон, верблюд и т. д., - наши домашние животные - лошадь, осел, корова - приносят очень мало потомства, между тем как животные низшей организации размножаются в обратном отношении, например все виды насекомых, большинство рыб и т. д., мелкие млекопитающие, как зайцы, крысы, мыши и т. д. С другой стороны, Дарвин установил, что некоторые животные, переходя из дикого состояния в домашнее и будучи приручены, теряют свою плодовитость, как, например, слон. Этим доказано, что изменение жизненных условий и вытекающее отсюда изменение образа жизни являются решающим для более или менее большой способности размножения.

Но как раз дарвинисты разделяют страх перенаселения, и на их авторитет ссылаются наши современные мальтузианцы. Нашим дарвинистам всегда не везет, когда они прилагают свои теории к людям, так как при этом они держатся грубой эмпирической точки зрения и не принимают во внимание, что хотя человек и высшее организованное животное, но в противоположность другим животным познает законы природы и может сознательно пользоваться ими и направлять их.

Теория борьбы за существование, учение о том, что зародышей новых жизней имеется гораздо больше, чем может быть сохранено на основании имеющихся средств существования, относились бы и к людям, если бы они, вместо того чтобы напрягать свой мозг и использовать технику для целесообразной эксплуатации воздуха, земли и воды, паслись бы, как стада, или, подобно обезьянам, безудержно предавались удовлетворению своей половой потребности, то есть сами превратились бы в обезьян. Кстати, в том факте, что, кроме людей, только еще у обезьян половое стремление не ограничено определенным временем, является убедительным доказательством родства между обоими. Но, хотя они находятся и в близком родстве, они не одно и то же; их нельзя поставить на одну ступень и измерять одинаковой мерой. Что при современных имущественных производственных отношениях борьба за существование имеет свое место для отдельных людей и многие не находят необходимых условий для жизни, - это верно. Но они не находят средств к существованию не потому, чтобы их не хватало, а потому, что среди величайшего избытка их социальные отношения не допускают воспользоваться ими. И неверно делать отсюда вывод, что если так было до сих пор, то этого нельзя изменить и что так должно оставаться вечно. Здесь тот пункт, где дарвинисты вступают на ложный путь; они внимательно изучают естественную историю и антропологию, но не изучают социологии, а без дум покорно следуют за нашими буржуазными идеологами; таким образом они приходят к ложным выводам.

Половая потребность у человека является одной из его самых сильных потребностей, требующей своего удовлетворения под угрозою нарушения здоровья. Обыкновенно эта потребность тем сильнее, чем здоровее и нормальнее развит человек, точно так же, как хороший аппетит и хорошее пищеварение указывают на здоровый желудок и являются основными условиями для здорового тела. Но удовлетворение половой потребности и зачатие не одно и тоже. О плодовитости человеческого рода выставлены самые различные теории. В общем, в этих чрезвычайно важных вопросах мы бродим еще в темноте и притом главным образом потому, что многие столетия существовал бессмысленный страх заниматься законами возникновения и развития человека и основательно изучать законы зачатия и развития. Мало-помалу это изменяется и должно еще больше измениться.

С одной стороны, выставляются теории, что высшее духовное развитие и усиленные умственные занятия, вообще высшая нервная деятельность действуют угнетающим образом на половую потребность и ослабляют способность зачатия, с другой стороны, это оспаривается. Указывают на тот факт, что классы, находящиеся в лучших условиях, имеют в среднем меньше детей и что это нельзя приписать только предупредительным средствам. Несомненно, напряженная умственная деятельность действует угнетающим образом на половую потребность, но нельзя согласиться с тем, что этой деятельностью занимается большинство нашего имущего класса. С другой стороны, чрезмерное физическое напряжение действует„также угнетающим образом. Всякое чрезмерное напряжение вредно, и его поэтому нужно избегать.

Другие утверждают, что образ жизни, в особенности пища, наряду с известным физическим состоянием женщины определяют способность зачатия и восприятия. Соответствующая пища, как это видно на животных, более, чем что-либо другое, влияет на акт зачатия. Здесь нужно искать решения. Какое влияние оказывает питание на организм известных животных, поразительным образом констатировано у пчел, которые приношением особой пищи по произволу выводят царицу. Пчелы, таким образом, в познании своего полового развития стоят выше, чем люди. Надо полагать, что им в течение двух тысячелетий не проповедовали, что «неприлично» и «безнравственно» заниматься половыми вопросами.

Известно, далее, что растения, посаженные в хорошую и сильно удобренную почву, роскошно разрастаются, но не дают семян. Что и у человека род пищи влияет на состав мужского семени и на способность к оплодотворению женского яйца, - в этом вряд ли можно сомневаться, и, таким образом, следует думать, что способность к размножению населения в высокой степени зависит от рода питания. Другие факторы, природа которых еще мало изучена, точно так же должны играть роль.

В вопросе о населении в будущем обществе решающее значение приобретет более высокое, более свободное положение, которое тогда займут все наши женщины без исключения. У интеллигентных и энергичных женщин - об исключениях не говорим - нет склонности давать жизнь большому числу детей по «божьей воле» и проводить лучшие годы жизни в состоянии беременности или с ребенком на груди. Это нежелание иметь много детей, которое уже и в настоящее время заметно у большинства женщин, должно в будущем, несмотря на все заботы, которые проявит социалистическое общество по отношению к беременным и матерям, скорее усилиться, чем ослабнуть, и, по нашему мнению, очень вероятно, что в социалистическом обществе размножение населения будет совершаться медленнее, чем в буржуазном.

Наши мальтузианцы, право, не имеют никаких оснований ломать себе головы по поводу увеличения человечества в будущем. До сих пор народы гибли вследствие уменьшения своей численности, но никогда от своей чрезмерной численности. В конце концов регулирование народонаселения в обществе, живущем согласно природе, совершается без вредного воздержания и без противоестественного употребления предупредительных средств. Карл Маркс и здесь окажется прав для будущего; его воззрение, что у каждого экономического периода развития имеется свой особый закон народонаселения, оправдывается при господстве социализма.

В сочинении «Искусственное ограничение числа детей» Ганс Ферди придерживается такого взгляда: «Социал-демократия, выступая против мальтузианства, оказывается большой шельмой. Быстрое увеличение населения благоприятствует массовой пролетаризации, и это вызывает недовольство. Если удастся справиться с перенаселением, то придет конец распространению социал-демократии, и ее социал-демократическое государство со всем своим великолепием навеки будет похоронено. Здесь, таким образом, ко многим старым присоединяется новое средство убить социал-демократию - мальтузианство»³⁵¹.

Между теми, которые страдают страхом перенаселения, а потому требуют ограничения браков и свободы передвижения, особенно для рабочих, находится и профессор доктор Адольф Вагнер. Он жалуется, что рабочие слишком рано вступают в брак по сравнению с средними классами. Он, как и другие, высказывающие подобный взгляд, проглядел, что мужчины средних классов лишь в более позднем возрасте достигают такого положения в жизни, которое дает им возможность вступить в брак, приличный их положению. Но за это воздержание они вознаграждают себя проституцией. Затруднить вступление в брак рабочим - значит толкнуть их на тот же путь. Но тогда уже не придется жаловаться на последствия и кричать «о падении нравов и нравственности». Не придется и возмущаться, если мужчины и женщины, ибо последние имеют те же потребности, что и мужчины, будут жить в незаконном сожительстве, чтобы удовлетворить свои естественные потребности, и, «как семенами», заселять незаконными детьми город и деревню. Впрочем взгляды Вагнера и его товарищей противоречат также интересам буржуазии и нашему экономическому развитию, ибо буржуазия нуждается в возможно большем количестве рабочих рук, чтобы располагать рабочей силой, делающей ее конкурентоспособной на мировом рынке. Куцыми, близорукими предложениями, происходящими из филистерства и отсталости, не лечат болезней века. В начале