Исследование мотивации: точки зрения, проблемы, экспериментальные планы

Разработанные в психологии моти­вации модели деятельности помощи типа только что рассмотренных так и не привели к созданию средств изме­рения этого мотива, позволивших бы уточнить индивидуальные различия в поведении при сходных внешних усло­виях. Работавшие в этой области пси­хологи использовали в своих исследо­ваниях разнообразные методики из­мерения личностных диспозиций, включая регистрацию и анализ демо­графических показателей. Поскольку это делалось, как правило, бесси­стемно, малая результативность по­добных исследований не такая уж неожиданность [D. L. Krebs, 1970; Н. Е. Lück, 1975; D. Bar-Tal, 1976]. Каким может быть вклад в альтруистическое поведение следующих из­меренных с помощью опросников свойств личности: общительность, консерватизм, мотив одобрения и ве­ра в бога? Исследования ситуацион­ных детерминантов просоциальных действий проводились в течение пос­ледних 10 лет столь безалаберно, что психологи начали хвататься букваль­но за любые средства диагностики личностных свойств, если они позво­ляли надеяться хоть на какую-нибудь связь (пусть слабую, не говоря уже о теоретически обоснованной) этих осо­бенностей с деятельностью помощи. Вот почему большинство таких иссле­дований даже не заслуживает упоми­нания.

На демонстрацию столь неудовлет­ворительного состояния было направ­лено критическое исследование К. и M. Гергенов и Метера [К. J. Gergen, M. M. Gergen, К. Meter, 1972], в кото­ром учитывались (отдельно для каж­дого пола) 10 личностных переменных и 5 переменных действия. Как и ожидалось, картина корреляций меж­ду отдельными диспозициями (оценивавшихся по EPPS—«Список лично­стных предпочтений» Эдвардса) и раз­личными условиями оказания помощи получилась пестрой. Предложенный авторами выход состоял в использо­вании анализа множественной регрес­сии для выявления лучших предикто­ров поведения в заранее ограничен­ных ситуационных контекстах. Однако это решение едва ли можно считать приемлемым. Не говоря уже о расту­щих при переходе к взаимодействиям высоких порядков трудностях интер­претации, улучшение эмпирического предсказания поведения лишь в силу рассмотрения все более конкретных констелляций условий в принципе нельзя считать удовлетворительным [L. J. Cronbach, 1975]. Лучшим выхо­дом было бы теоретическое объясне­ние индивидуальных различий про­цессов мотивации.

Вслед за Гергеном [К. J. Gergen, 1972] Пеннер и его коллеги [L. A. Pen пег et al., 1976] в своем исследовании по схеме «потерянного доллара» осуществили дискриминан-тный анализ данных шкалы социопа-тии и различий нормативных ценно­стей по «тесту личностных ценно­стей» Рокича [М. Rokeach, 1973]. Примечательно, что лучше всего эти переменные разделяются в том слу­чае, когда давление ситуации в сто­рону просоциального поведения не слишком сильно (т. е. когда доллар найден не на своем, а на чужом факультете, где нашедшего никто не знает). Испытуемые, присваивающие в этих условиях найденный доллар, отличаются от возвращающих его большей «социопатичностью» (т. е. антисоциальной направленностью) и тем, что, ранжируя ценности (по Рокичу), ставят на первое место комфор­табельную жизнь, честолюбие, опрят­ность, а честность оказывается у них где-то ближе к концу. Предпочтение ценностей типа опрятности и комфор­табельной жизни выдает, по-видимому, поверхностность и услов­ность моральных ценностей субъекта. Как мы увидим, аналогичные особен­ности Стауб [Е. Staub, 1974] обнару­жил у испытуемых, не спешивших на помощь страдающему от боли челове­ку (см. также табл. 8.2).

Измерению нередко подвергались индивидуальные различия в степени ответственности. Так, Берковитц и Даниелс [L. Berkowitz, L. R. Daniels, 1964] на основе существующих опрос­ников разработали «Шкалу социаль­ной ответственности». Обнаруженные ими случайные взаимосвязи с данны­ми о поведении малоинтересны в теоретическом отношении, поскольку неясно, в какой мере эта шкала отра­жает конформность по отношению к нормам вообще и к норме взаимности в частности, а в какой—следование собственной инициативе. Кроме того, на ответах по вопросам этой шкалы сильно сказывается социальная же­лательность [см.: Н. Е. Luck, 1975]. Другим, действительно универсаль­ным средством измерения ответ­ственности является роттеровская шкала внутреннего—внешнего локу-са контроля [J. В. Rotter, 1966]. Пов­торив эксперимент Дарли и Латане с «эпилептическим припадком» [J. М. Darley, В. Latane, 1968], Шварц и Клаузен [S. Н. Schwartz, G. Cla-usen, 1970] сумели показать, что в случае группы из 6 участников испы­туемые с высоким внутренним кон­тролем быстрее спешат на помощь, чем получившие по этой шкале низкие показатели. Очевидно, восприятие се­бя как активного субъекта действий является личностным фактором, спо­собствующим быстрому оказанию помощи.

Попытка теоретического обоснова­ния использования личностных пере­менных была предпринята Стаубом [Е. Staub, 1974]. Он распределил зна­чимые для деятельности помощи лич­ностные переменные по трем сферам: (1) просоциальная ориентация; (2) инициативность (стремление действо­вать) и (3) скорость суждения. К показатетелям просоциальной ориен­тации были отнесены: стадии мораль­ного развития по Колбергу [L. Kohlberg, 1963], шкала макиавел­лизма [R. Christie, F. L. Geis, 1970] и «тест личностных ценностей» Рокича. К показателям инициативности— социальная ответственность [L. Ber­kowitz, L. R. Daniels, 1964], роттеров­ская шкала локуса контроля и «Шка­ла приписываемой себе ответственности» [S. Н. Schwartz, 1968]. Скорость суждения измерялась с помощью те­ста Кагана «Сравнение знакомых фи­гур» (Matching Familiar Figures Test).

Эксперимент проводился по нес­колько видоизмененной схеме «паде­ния с лестницы в соседней комнате». Испытуемый, будучи в комнате один и работая над заданием, вдруг слышал, как неподалеку кто-то начинал сто­нать от боли (однако криков о помо­щи не доносилось). При этом в одном случае испытуемому говорили, что в соседнем помещении готовится кофе и он сможет пойти туда и выпить чашечку (ситуация «разрешения»), во втором (ситуация «запрета»)—что он должен работать не прерываясь, ибо время выполнения задания будет фиксироваться; в третьем («отсут­ствие информации») не говорилось ни того, ни другого. Диапазон помощи, требующейся стонущему человеку (мужчине, «страдающему от почечных колик», а в действительности— помощнику экспериментатора), в со­ответствии с установленной програм­мой поведения мог быть очень широ­ким (от простых расспросов до до­ставки медикаментов из ближайшей аптеки).

Скорость суждения и роттеровская шкала в отличие от всех остальных показателей не обнаружили какой-либо связи с оказанием помощи. Ко­эффициенты корреляции отдельных показателей и полученного с по­мощью факторного анализа суммар­ного показателя «просоциальной ори­ентации» со средними значениями оказания помощи в различных экспе­риментальных условиях приведены в табл. 8.2. При любых условиях с сум­марным показателем оказания помо­щи в целом все показатели, как про-социальные переменные, так и пока­затели ответственности, коррелируют с ожидаемым знаком. Однако величи­на корреляции зависит от условий опыта. Высота достигнутой ступени развития морального суждения ока­зывает большее влияние на готов­ность к помощи, если эксперимента­тор предварительно разрешил испы­туемому заходить в соседнюю комна­ту, из которой во время опыта стали доноситься стоны. При этом условии испытуемые, достигшие стадии V по шкале Колберга (нормы поведения основываются на обоюдном соглаше­нии; «общественный договор»), чаще реагировали на сигналы о бедствен­ном положении, проявляли большую активность и оказывали действенную помощь. Аналогичные результаты Стауб [Е. Staub, 1974] получил и в другом исследовании с использовани­ем приема «падения с лестницы». Впрочем, матрица корреляций не поз­воляет сделать какие-либо особо важные для теории мотивации выво­ды, хотя отдельные данные заслужи­вают внимания. Интересен, например, тот факт, что испытуемые, высоко оценивавшие смелость, меньше, чем остальные, воздерживались от помо­щи в ситуации запрета. Их активность обнаруживалась сразу после того, как они слышали стоны; при этом испыту­емые, высоко оценивавшие готов­ность помочь, скорее, были склонны к быстрому выполнению высказанного нуждающимся в помощи пожелания (сбегать в аптеку).
Таблица 8.2
Коэффициенты корреляции средних показателей оказания помощи с личностными переменными и суммарным индексом «просоциальной ориентации» [Е. Staub, 1974, р. 331]

Экспериментальные условия	N	Стадия мораль­ного разви­тия	Макиа- веллизм	Ценности (по Рокичу)			Приписываемая себе ответствен­ность (по Шварцу)	Социаль ная ответствен­ность (по Берковитцу)	Суммарный индекс
				гото­вый по­мочь	опрятный	смелый
Отсутствие информации Запрет Разрешение В целом	33 43 40 116	—0,05 0,23 0,53** 0,25 **	—0.45** —0,15 —0,34 * —0,30 **	0,23 0,20 0,26 0,24	—0,15 —0,53** —0,31 —0,32 **	0,13 0,34* 0,24 0,26**	0,23 0,09 0,45** 0,27*	0,29 0,38* 0,32 0,34**	0,40* 0,41** 0,55** 0,46**

Теоретико-мотивационная концепция Шварца

Детальную концепцию в теории мо­тивации разработал (в виде модели принятия морального решения) Шварц [S. H. Schwartz, 1968; 1970; 1973]. Предложенная им модель связывает воедино три аспекта любого мораль­ного действия:

«Во-первых, моральные решения с необходи­мостью ведут к межличностным действиям, имеющим следствием благо других людей. Во-вторых, эти решения можно назвать моральны­ми только тогда, когда принявший их человек признается ответственным лицом, т. е. субъек­том, избравшим данное действие по своей воле и со знанием дела, а также имевшим возмож­ность поступить иначе. Наконец, вытекающие из моральных решений действия и ответствен­ное за них лицо оцениваются как хорошие или плохие в соответствии с теми последствиями, которые эти действия имеют для блага других людей. Критериями таких оценок являются принятые в культуре определения хорошего и плохого межличностного поведения, т. е. мо­ральные нормы» [S. H. Schwartz, 1970, р. 128].

Первый аспект составляет осозна­ние последствий собственного дей­ствия (или бездействия) для благопо­лучия других людей {осознание пос­ледствий). Осознание последствий своего действия для блага другого в каждом конкретном случае зависит отчасти от обстоятельств ситуации, но отчасти и от личностных факто­ров. Специфической особенностью личности может, например, быть спо­собность и готовность сопережить со­стояние другого человека. Если дей­ствие субъекта как-то затрагивает благополучие другого, то значение приобретает второй аспект: в какой мере человек должен приписать от­ветственность за свое действие и его последствия для других себе, а не внешним обстоятельствам {приписы­вание себе ответственности). Здесь опять-таки ситуационные и лично­стные факторы тесно взаимодейству­ют. Если человек считает, что вынуж­ден оказывать помощь, его готов­ность к помощи будет меньшей, чем в случае, когда он волен решать, помо­гать или не помогать [I. A. Horowitz, 1968]. Вместе с тем готовность взять на себя ответственность за действие является одним из параметров инди­видуальных различий. Наконец, тре­тий аспект представлен моральными (или просоциальными) нормами, кото­рые предписываются обществом и от­части или же полностью принимаются личностью в качестве внутренних им­перативов. По мнению Шварца, такие нормы управляют деятельностью не непосредственно и не автоматически, а лишь в той мере, в какой наличе­ствуют два первых аспекта: осозна­ние последствий для других людей и приписывание себе ответственности.

В целом модель мотивации просоциальной деятельности предполагает трехстадийную организацию процесса принятия решения. Шварц [S. H. Schwartz, 1968] разработал ме­тодики диагностики личностных дис­позиций, значимых на первых двух стадиях. Осознание последствий из­мерялось им с помощью полупроек­тивного методического приема: испы­туемый должен был письменно про­комментировать предложенный ему рассказ с позиций проносящихся в голове персонажа мыслей, прежде чем тот придет к какому-либо реше­нию. Комментарий оценивался с по­мощью 24 категорий анализа содер­жания, релевантных суждениям, вы­ражающим самооценку и позицию ге­роя. Степень совпадения оценок раз­ных экспертов оказалась вполне удовлетворительной (93%). Получен­ные значения не обнаружили вза­имосвязи ни с приверженностью к просоциальным нормам, ни с тенден­цией к социально желательным отве­там. В качестве примера приведем одну из предлагавшихся историй.

«Когда в субботу будильник зазвонил в 7.30 утра, Боб перевернулся и со вздохом выклю­чил его. Он лег очень поздно и не имел никакого желания в такую рань вылезать из постели на холод. Затем он вспомнил, что друзья должны заехать за ним ровно в восемь. Они собирались в этот день покататься на лыжах и договорились отправиться пораньше, чтобы избежать транспортных пробок и толп людей. Этот день Боб предвкушал заранее. Он знал, что если немедленно не встанет, то заставит всех ждать. Лежа в постели, Боб изо всех сил старался подняться. Вопрос: Какие мысли и чувства могут проноситься в сознании Боба, пока он спорит сам с собой о том, что же ему делать?» [S. H. Schwartz, 1970, р. 134].

Приписываемая себе ответствен­ность измерялась степенью согласия с 24 положениями, относящимися к социальным установкам и описанию себя (например: «Сильная занятость и нарушенное душевное равновесие не извиняют совершения такого поступ­ка, от которого в нормальных услови­ях человек воздержался бы»). С осознанием последствий приписыва­емая себе ответственность не корре­лировала. В исследовании, направ­ленном на проверку своей модели принятия решения, Шварц [S. H. Schwartz, 1968] сопоставил по­казатели осознания последствия и приписываемой себе ответственности студентами нескольких общежитии со значимыми для них нормативными ценностями и фактическим поведени­ем (оцениваемым живущими с ними соседями по комнате) в повседневных ситуациях (готовность помочь, надеж­ность и т. д.)

Исследователь предположил, что соответствие (корреляция) между нормами, указанными в качестве внутренне обязательных, и фактиче­ским просоциальным поведением бу­дет наблюдаться только тогда, когда одновременно отчетливо выражены личностные диспозиции осознания последствий и приписываемой себе ответственности. Действительно, по мере усиления выраженности этих диспозиций корреляция между норма­ми и поведением помощи становилась все более выраженной, что видно из табл. 8.3, содержащей коэффициенты корреляции для соответствующих под­групп. Более тщательный анализ пока­зывает, что соответствие норм и фак­тического поведения помощи наблю­дается, только когда обе личностные переменные одновременно принимают высокие значения (см. нижнюю строку таблицы).

Позднее Шварц [S. H. Schwartz, 1977] усовершенствовал свою концеп­цию принятия решения, преобразовав ее в процессуальную модель с рядом последовательных шагов. Мотивацию, побуждающую к оказанию помощи, он видит в переживании личной мораль­ной обязанности вмешаться и оказать помощь. Это переживание морального долга основано на актуализации ког­нитивных структур внутренне обяза­тельных норм. Причем под влиянием требующей помощи ситуации (ее вос­приятия и оценки) структура норм в большей или меньшей степени преоб­разуется так, чтобы максимально со­ответствовать этой ситуации. Актива­ции такой структурной перестройкой особенно способствует осознание субъектом последствий своего дей­ствия дпя нуждающегося в помощи человека. Однако на следующей, третьей стадии рассматриваемого процесса переживание морального долга может снова уменьшиться и быть нейтрализованным защитными механизмами, заставляющими усом­ниться в целесообразности или уме­стности оказания помощи. Решающую роль при этом играет процесс отрица­ния ответственности. В качестве лич­ностной диспозиции отрицание ответ­ственности представляет собой про­стую противоположность ранее вве­денной Шварцем переменной «припи­сываемой себе ответственности».

Таблица 8.3
Коэффициенты корреляции между суммарным индексом личностных норм и показателем фак­тических просоциальных действий (по оценкам соседей по 'общежитию). Количество испыту­емых в подгруппе колеблется от 23 до 54 [К. Schwartz, 1970 р. 135]


В расширенной процессуальной мо­дели, как и в предшествующей ей модели принятия решения, мотивиру­ющий фактор содержится в самооцен­ке потенциального субъекта помощи. Восприятие бедственного положения другого человека актуализирует отно­сящиеся к самому себе ожидания, и именно они ведут к переживанию морального долга. Далее поведение «мотивируется желанием действовать в согласии со своими ценностями так, чтобы сохранить представление о се­бе и избежать ущемления чувства собственного достоинства» [S. Н. Schwartz, 1977, р. 226].

Итак, можно сказать, что мы имеем дело с моделью привлекательности самооценок. Шварц отличает от нее два других типа мотивации деятельности помощи: эмоциональное или эмпатическое возбуждение и актуализацию социальных ожиданий. В послед­нем случае оказание помощи зависит от соотношения позитивных и нега­тивных оценок со стороны других лю­дей, т. е. от расчета соотношения затрат и пользы, что лишает просоциальное поведение альтруистического характера. Что касается предшествующего варианта — эмпатического возбуждения, то, как мы видели выше, он лежит в основе подходов к объяс­нению действия помощи, предложен­ных Аронфридом [J. Aronfreed, 1968], Хорнстейном [Н. A. Hornstein, 1972] и Хоффманом [М. L. Hoffman, 1978]. Синтез основанного на эмоциональ­ной эмпатии подхода с представлени­ями, в которых главную роль играют внутренне обязательные для лично­сти нормы, Шварц считает желатель­ным, однако пока не вполне осуще­ствимым.

В своей процессуальной модели альтруистического действия Шварц различает складывающиеся из 9 эта­пов 4 стадии: актуализацию личной ответственности, актуализацию мо­ральной обязанности, проверку и от­клонение и, наконец, действие (или бездействие). Более конкретно эти фазы выглядят следующим образом:

«I. Стадия актуализации: восприятие нужды и ответственности.

1. Осознание того, что человек находится в состоянии нужды.

2. Понимание того, что существуют действия, способные облегчить его положение.

3. Признание своей способности содейство­вать такому облегчению.

4. Восприятие себя в определенной мере ответственным за изменение ситуации.

II. Стадия обязанности: конструирование норм и зарождение переживания моральной обязанности.

5. Активизация существовавших ранее или заданных ситуацией личностных норм.

III. Стадия защиты: рассмотрение потенциаль­ных реакций, их оценка и переоценка.

6. Определение затрат и оценка возможных исходов (если какая-либо из реакций приводит к очевидно оптимальному балансу затрат, то следующие два этапа могут быть пропущены. В противном случае за этапом 6 следуют 7 и 8 и процесс оценивания повторяется один или нес­колько раз).

7. Переопределение ситуации и ее переоцен­ка посредством отрицания:

а) состояния нужды (его реальности или серьезности);

в) ответственности за свое действие;

с) уместности актуализованных перед этим норм или чего-либо другого.

8. Повторение предшествующих этапов с учетом произведенных переоценок.

IV. Стадия реакции.

9. Действие или бездействие» [S. Н. Schwartz 1977, р. 241 ].
Для большинства из этих стадий Шварц к настоящему времени может уже представить данные, подтвер­ждающие их наличие. Мы ограничим­ся здесь рассмотрением фактов, от­носящихся к этапу 7в и показыва­ющих, как переживание моральной обязанности ослабляется под влияни­ем присущей индивиду большей или меньшей склонности к отрицанию личной ответственности и в результа­те не проявляется в действии (или проявляется в ослабленном виде). В одном исследовании Шварца [S. Н. Schwartz, 1973] случайная вы­борка из 253 женщин, работавших в управленческом аппарате, под видом общенационального опроса должна была заполнить опросник, касавший­ся пересадки органов. Опросник со­держал наряду с прочими вопросами шкалу отрицания ответственности, а также вопрос о том, насколько чело­век чувствует себя морально обязан­ным пожертвовать часть своего ко­стного мозга незнакомому больному, страдающему лейкемией. Через 3 мес 132 участвовавшие в опросе женщи­ны получили (на этот раз якобы от совершенно иной инстанции, а именно от известного специалиста в области трансплантации) приглашение вклю­чить свое имя в список потенциаль­ных доноров костного мозга. Однов­ременно с этим приглашением им сообщали более подробные сведения об операции пересадки костного моз­га, ее проблемах и способах осуществления. Добровольцы должны были сдать кровь на анализ местному вра­чу с тем, чтобы в лабораторном центре была установлена их индиви­дуальная группа костного мозга и данные о ней вошли в общенаци­ональную картотеку доноров, состав­ляемую для удовлетворения будущих потребностей. Получившие такое приглашение могли ответить на него одним из четырех способов: (1) не заинтересованы; (2) требуется допол­нительная информация; (3) предполо­жительно согласен, однако хочу про­консультироваться со своим врачом;

(4) согласен, запишите меня в донор­ский список. Те, кто не ответил на полученное приглашение, считались наотрез отказавшимися (и получали О баллов).

На основе показателей, полученных по шкале отрицания ответственности, все испытуемые были разделены на 3 группы. Корреляции между приняти­ем нормы моральной ответственности и готовностью стать донором костно­го мозга, рассматриваемой в качестве показателя альтруистического дей­ствия, представлены в табл. 8.4. Рост коэффициентов корреляции между нормой и действием по мере ослабле­ния отрицания ответственности мо­жет быть интерпретирован следу­ющим образом: первоначально пере­живаемая обязанность ведет к совер­шению альтруистического акта в той мере, в какой она не будет частично или полностью нейтрализована ни окончательным решением, ни индиви­дуальной предрасположенностью к отрицанию ответственности. Резуль­таты другого проведенного по анало­гичной схеме исследования (в нем студентам предлагалось читать вслух у себя дома детям из школы для слепых) еще более показательны.
Таблица 8.4
Коэффициенты корреляции между нормами морального долга и альтруистическим действием для испытуемых с различным отрицанием ответственности [S. H. Schwartz, 1977, п. 259]

Действие	Выборка	Отрицание ответственности			Различие между (1) и (3)
		сильное (1)	среднее (2)	слабое (3)
Жертвование костного мозга незнакомому человеку Чтение вслух слепым детям	132 женщины-служащие 141 студент	0,01 –0,13	0,27 0,34*	0,44** 0,72**	р0,05 р0,001

В заключение следует отметить, что представленные в модели Швар­ца личностные переменные— принятые личностью нормы, осозна­ние последствий и приписываемая се­бе ответственность (или отрицание таковой)—кажутся весьма многообе­щающими в качестве показателей просоциального мотива оказания по­мощи, а, возможно, также и показате­лей такого антисоциального мотива, как агрессия. Личностные диспозиции оказывают, по-видимому, решающее влияние на восприятие и оценку не только тех бедственных положений, с которыми субъект сталкивается вне­запно и в которых он не имеет време­ни тщательно обдумать свое решение, но и конкретной ситуации помощи. Что касается просоциальных норм, то следует отметить, что присвоенные личностью внутренне обязательные нормы (при отсутствии искажающего влияния тенденции социальной жела­тельности) занимают в этой иерархии ценностей более высокое место, чем общезначимые (предписанные обще­ством) правила поведения.

Достигнутые к настоящему времени в исследованиях деятельности помо­щи существенные результаты позво­ляют переформулировать выявлен­ные при этом комплексы условий (характеризующие как ситуацию, так и личность) с точки зрения теории мотивации. Они могут пониматься при этом как привлекательность предвос­хищаемых субъектом, последствий вмешательства или невмешательства.

В первом приближении можно вы­делить 5 отличных друг от друга видов последствий собственного дей­ствия, обладающих специфическим мотивирующим значением. Прежде всего это предвосхищаемые субъек­том польза (1) от оказания помощи и затраты на это оказание (2). Затраты и польза могут состоять не только в материальных благах, затрачиваемых субъектом усилиях, времени и т. д., но и в потере или приобретении воз­можностей реализации других, на­правленных на достижение своего собственного блага мотивов. В этом случае могут применяться облада­ющие определенной предсказательной ценностью модели «затрат и пользы», а также принцип взаимно­сти. Еще одним последствием (3), которое стоит отличать от двух пре­дыдущих и которое вместе с ними относится к последствиям, отвеча­ющим интересам самого субъекта, яв­ляется оценка действия со стороны других людей, т. е. привлекатель­ность мнений о его поступке значи­мых для субъекта людей или обще­ственного мнения в целом. Последнее зависит от того, насколько действие субъекта соответствует принятым об­ществом нормам, в частности норме социальной ответственности по отно­шению к зависящим от него лицам, а также принципу взаимности. Привле­кательность перечисленных послед­ствий своекорыстна. И в той мере, в какой решение о действии обусловли­вается именно ими, действие помощи оказывается мотивированным вне­шне, а не внутренне (см. гл. 12), т. е. не является альтруистическим в соб­ственном смысле слова.

Одно из последствий действия (4)—наступающая за ним и осуще­ствляемая самим субъектом оценка того, насколько он, совершая это дей­ствие, оставался верным внутренне принятым им нормативным ценностям (т. е. самоподкрепление). Привлека­тельность в этом случае определяет­ся предвосхищаемыми эмоциональны­ми состояниями: с одной стороны, такими, как удовлетворенность вер­ностью требованиям личностно значи­мых ценностей, радость от исполне­ния хорошего дела, с другой— такими, как переживание стыда и вины за несоблюдение норм, которые субъект считал для себя внутренне обязательными. К важным с точки зрения этой самооценки нормам не­сомненно относится норма социаль­ной ответственности (а норма взаим­ности важна постольку, поскольку субъект обязан выразить свою приз­нательность за оказанное благоде­яние). В отличие от затрат, пользы и оценки со стороны других людей са­мооценка представляет собой не вне­шне, а внутренне опосредованное последствие действия.

И наконец, последствием (5) явля­ется эмоциональное сопереживание внутреннего состояния нуждающегося в помощи человека, состояния, улуч­шающегося в результате осуществле­ния субъектом действия помощи. Привлекательность этого послед­ствия заключается в переживаниях типа облегчения, освобождения от тягостных ощущений, ослабления бо­ли. Два последних типа привлека­тельности — самооценка соблюдения внутренне принятых норм и сопережи­вание состоянию нуждающегося в по­мощи человека—являются бескоры­стными. В той мере, в какой они играют роль в принятии решения о действии, оказание помощи будет внутренне мотивированным, т. е. в полном смысле слова бескорыстным, актом (см. приведенное в начале этой главы определение Макоули и Берковитца [J. R. Macaulay, L. Berkowitz, 1970].

Степень привлекательности разных последствий в каждой конкретной си­туации зависит от ее особенностей, а также от тех или иных личностных диспозиций, которые (как, скажем, склонность принимать на себя ответ­ственность или отказываться от нее) обусловливают различную оценку од­ной и той же ситуации разными людь­ми даже в тех случаях, когда для них внутренне значимы одни и те же моральные нормы. На рис. 8.2 пред­ставлена предварительная схема мо­дели мотивации помощи, содержащая опосредующие личностные перемен­ные, влияющие на величину привле­кательности последствий различного типа (на рисунке эти переменные за­ключены в рамку). Центральную роль в этой модели играет процесс, который Шварц [S. H. Schwartz, 1970] обозначил как осознание послед­ствий своего действия на благо друго­го человека—предвидение того, что результат (Р) собственного действия будет иметь для другого последствия (Пд). Это означает, что мы имеем дело с инструментальным значением определенного последствия действия (в смысле теории инструментальности). С точки зрения психологии моти­вации речь в данном случае идет об индивидуальных различиях в тенден­ции принимать во внимание наряду с результатами действия, непосред­ственно затрагивающими интересы субъекта, последствия этого действия для других людей. Как мы видели, Шварц [S. H. Schwartz, 1968], разра­ботав полупроективную методику, на­шел способ измерения этой благопри­ятствующей альтруистическому дей­ствию личностной диспозиции.

На рис. 8.2 симметрично Нс и Пос располагаются соответствующие им детерминанты оценивания со стороны других людей: принятые в обществе нормы (Но) и приписываемая субъек­ту со стороны общества ответствен­ность за его действие и последствия этого действия для другого человека (Поо). Переменные Но и Поо мы не будем рассматривать, в качестве лич­ностных диспозиций, ибо относитель­но них существует (по крайней мере, в достаточно однородных социальных группах) если и не полное единство взглядов, то одинаковая осведомлен­ность. Следует также подчеркнуть, что личностные нормы в целом не идентичны нормам, принятым обще­ством.

Пунктирные линии изображают на нашей мотивационной схеме сопере­живание субъекта состоянию другого человека и его изменения, т. е. воз­можное улучшение (Сд+) тяжелого внутреннего состояния (Сд–) другого человека. Как показали Кок и его коллеги [J. S. Coke et al., 1978], эмо­циональное сопереживание состо­янию нуждающегося в помощи чело­века является решающим фактором, побуждающим к оказанию помощи. Оно, по всей вероятности, вызывает размышления о последствиях своего действия, способных улучшить поло­жение нуждающегося в помощи чело­века (Р→Пд). Поскольку предвосхи­щаемый при этом позитивный эмоци­ональный сдвиг в самочувствии дру­гого обладает положительной привле­кательностью, сопереживание моти­вирует к альтруистической помощи. Для объяснения предпосылок и основ процесса сопереживаний Аронфрид [J. Aronfreed, 1970] и Хорнстейн [Н. A. Hornstein, 1972] разработали концепции: один—исходя из теорий научения, другой—из теории поля. Двухстадийную модель мотивации по­мощи, согласно которой принятие ро­ли возбуждает эмоции сопереживания и лишь одни эти эмоции побуждают к оказанию помощи, Кок и его коллеги [J. S. Coke et al., 1978] подтвердили экспериментально. Берковитц [L. Вег-kowitz, 1970] установил, что замкну­тость переживаний субъекта на са­мом себе и поглощенность преследо­ванием своих собственных стремле­ний и интересов могут на время резко понизить готовность к сопережива­нию. Кроме того, здесь мы опять встречаемся с взаимодействием ситу­ационных переменных и личностных диспозиций. Индивидуальные разли­чия в способности и, что еще более важно (при определенном уровне спо­собности), в готовности к сопережи­ванию состоянию другого человека требуют разработки адекватных средств измерения [попытки такого рода были предприняты, например, в: R. Нодап, 1969; A. Mehrabian, N. Ер-stein, 1972].

Наша схематичная модель не пре­тендует на такое же воспроизведение всей сложности задействованных в мотивации помощи когнитивных и аф­фективных процессов, какое было осуществлено Шварцем [S. Н. Schwartz, 1977] в его процессу­альной модели. Однако исследовате­лям, которые обратятся к разработке отсутствующей пока методики изме­рения «мотива помощи», она сможет подсказать, на что следует обратить внимание при измерении индивиду­альных различий. Анализ результатов выделяет четыре заслуживающих особого внимания момента: (1) готов­ность к эмоциональному сопережива­нию внутреннего состояния другого человека; (2) способность учитывать последствия своего действия для других людей; (3) личностные нормы, задающие эталоны оценки субъектом своего альтруистического поступка (не совпадающие в общем случае с нормативными эталонами, предписы­ваемыми обществом), и (4) тенденцию приписывать ответственность за со­вершение или несовершение альтруи­стического действия себе, а не дру­гим людям или внешним обстоятель­ствам.

Поведение человека в ситуации по­мощи (решится ли он оказать помощь и на какие затраты времени, сил и прочего он будет готов) может быть объяснено также с позиций модели «ожидаемой ценности». Переменными ценности здесь выступят последствия предпринятого или не предпринятого субъектом действия помощи. Чем вы­ше будет величина позитивных пос­ледствий, тем скорее субъект окажет помощь. Переменные ожидания могут быть различными. Один их тип—это субъективная вероятность действия, результат которого влечет за собой благоприятные для нуждающегося в помощи последствия. К другому типу переменных ожидания относится ин­струментальная значимость собствен­ного действия помощи для достиже­ния желаемых последствий (избавле­ния от неприятностей нуждающегося в помощи). Это уточняющее различе­ние было введено (см. гл. 5) только в теории инструментальности, давшей расширенную трактовку модели «ожидаемой ценности». Произведение инструментальности и валентности соответствующего последствия дей­ствия (если у действия несколько следствий, то сумма таких произведе­ний) относится к модели валентности и означает результирующую вален­тность оказания помощи; ожидание же достигнуть своим действием жела­тельного результата (оказание помо­щи) относится к модели действия и при умножении на результирующую валентность дает величину, отража­ющую силу мотивации помощи (см. рис. 5.23).

Эмоциональное сопереживание не может в рамках подобного рода моде­ли играть самостоятельную роль, оно занимает в ней лишь место опосреду-ющего звена. Выступая в качестве меры значимости последствий оказа­ния помощи для нуждающегося в ней человека, оно повышает величину ва­лентности на стадии оценки ситуации и формирования отвечающего ей мо­тива, т. е. еще до начала деятельно­сти.

Линч и Коэн [J. G. Lynch, J. L. Co-hen, 1978] предлагали своим испыту­емым сильно упрощенные описания ситуаций («сценарии»), в которых не­зависимо друг от друга варьирова­лись и комбинировались между собой значения ожидания и валентности лишь одного последствия действия. Испытуемые должны были оценить степень своей готовности к помощи. Авторы воспользовались простейшей из возможных моделей, а именно моделью субъективно ожидаемой по­лезности (см. гл. 5, раздел о теориях принятия решений). Поскольку авто­ры исследования не проводили раз­личия между ожиданием успешного осуществления действия и его инструментальностью, случайно получилось так, что в каждом из двух сценариев варьировалось по одной из этих пере­менных ожидания.

В первом сценарии испытуемый до­лжен был поставить себя на место адвоката, которого некая общественная организация очень просит бес­платно защищать их интересы в про­цессе против одной мошеннической фирмы, что может с определенными шансами на успех принести для благого дела, защищаемого этой орга­низацией, некоторую сумму денег. Шансы на успех и величина денежной суммы могли в разных вариантах сце­нария различаться в 5 раз. Шансы на успех означали вероятность того, что адвокату, в результате предпринятых им действий, удастся выиграть про­цесс. Инструментальность не могла быть в этом случае переменной вели­чиной, ибо победа в процессе автома­тически вела к получению всей спор­ной суммы (таким образом, инстру­ментальность постоянно равнялась +1). Для каждой комбинации шансов на успех и величины спорной суммы испытуемый должен был указать за­траты времени, на которые он в качестве адвоката согласился бы ра­ди дела, за которое борется данная общественная организация, не требуя гонорара. Полученные в этом экспе­рименте данные о величине готовно­сти к помощи подтвердили постулиро­вавшуюся моделью мультипликатив­ную связь ожидания успеха и вален­тности последствий действия. Было обнаружено отчетливое взаимодей­ствие этих переменных: чем выше спорная сумма, которую предстояло выиграть, тем больше времени испы­туемый соглашался пожертвовать на судебный процесс при условии, что шансы на успех были достаточно вы­сокими (а не просто равными шансам на проигрыш или тем более совсем маленькими). Иными словами, при вы­сокой вероятности успеха величина валентности оказывает большее вли­яние на масштабы действия помощи.

Во втором сценарии успешность своего действия (вызов пожарной ко­манды) не подвергалась ни малейше­му сомнению, однако под вопросом стояла инструментальность действия помощи для прекращения бедствен­ного положения (т. е. степень необхо­димости пожарной команды для пре­дотвращения пожара). Испытуемый должен был представить себя чело­веком, едущим на автомобиле, стре­мящимся успеть на самолет и вдруг замечающим на фермерском участке с каким-то строением горящую траву, а людей поблизости нет. Стоимость строения могла варьироваться, при­чем максимальная стоимость (стро­ение является жилым домом) превос­ходила минимальную (строение явля­ется дровяным сараем) в 5 раз; коле­балась также и вероятность того, что от травы загорится весь участок. Ве­роятность в этом случае равнялась инструментальному значению вызова пожарной команды для предотвраще­ния пожара всего участка. О вероят­ности успеха действия субъекта здесь речи быть не может, ибо вызов по­жарной команды не относится к чис­лу действий, которые могут не удасться.

Для каждой комбинации валентно­сти последствий действия и инстру­ментальности испытуемые должны были указать вероятность своей оста­новки в пути с целью оповещения пожарников, даже если они при этом не успеют на самолет. Результаты опять выявили взаимодействие обеих переменных, т. е. мультипликативную связь валентности последствий дей­ствия (стоимость строения, которому грозит пожар) и инструментальности своего действия помощи (необходи­мость вызова пожарной команды). Чем большей ценностью обладало на­ходящееся под угрозой строение, тем более вероятным считали испыту­емые прерывание своего пути в аэро­порт для вызова пожарных, причем эта вероятность возрастала по мере того, как опасность. Для здания стано­вилась все более реальной. Это озна­чает, что различия в инструменталь­ности оказывали большее влияние на оценку вероятности в том случае, когда стоимость здания была высокой.

Таким образом, для обоих сценари­ев оцениваемая испытуемыми гипоте­тическая готовность к помощи с до­статочно хорошим приближением со­ответствует произведению ожидания и ценности. Поскольку в первом сце­нарии в качестве ожидания имеет значение (т. е. варьируется) только вероятность успеха, а во втором — только инструментальность, модели валентности и действия (см. рис. 5.23) как бы сливаются. Это оз­начает, что в ситуации угрозы пожара произведение валентности и инстру­ментальности (модель валентности) не требует умножения на вероятность успешного осуществления действия помощи (модель действия); а в ситу­ации судебной тяжбы произведение валентности и вероятности успеха (модель действия) не нуждается в умножении на инструментальность ре­зультата оказания помощи (модель валентности). Более сложной и в то же время более приближенной к ре­альной жизни была бы проверка адекватности модели «ожидаемой ценности» для действий помощи, если бы, во-первых, варьировались незави­симо друг от друга как. вероятность, так и инструментальность успеха и, во-вторых, учитывалось не одно, а несколько последствий действия. На­пример, если бы в сценарии с пожа­ром принимались во внимание воз­можная похвала или вознаграждение со стороны владельца строения, сму­щение в случае напрасного вызова пожарной команды, неприятности, связанные с опозданием на самолет, чувство удовлетворения своей готов­ностью прийти на помощь.

Если речь идет сразу о нескольких последствиях действия, то помимо первого допущения модели (мультип­ликативная связь ожидания и ценно­сти) проверке следует подвергнуть и второе ее положение, а именно адди­тивность связи полученных для каж­дого из отдельных следствий значе­ний. Линч и Коэн попытались прове­рить второе допущение, несколько расширив сценарий с пожаром. Они сообщали испытуемым о втором со­оружении, также находящемся под угрозой пожара, о его стоимости и относящейся к нему инструментальности. Полученные данные не подтвер­дили наличия простой аддитивной связи. Вместо непосредственного сло­жения обоих произведений наблюда­лось их явное взвешивание, осуще­ствляемое под углом зрения экстре­мальности соответствующих им пос­ледствий: то из них, которое имело более экстремальный характер, от­тесняло последствие, казавшееся бо­лее рядовым. Прежде чем дело дохо­дило до сложения соответствующих разным последствиям произведений, одно из них, по-видимому, обесцени­валось, а ценность другого, наоборот, повышалась. Степень обобщенности этого результата пока находится под вопросом, ибо авторы рассматривали только однородные последствия дей­ствия (пожар одного или двух зда­ний), но не сопоставляли между со­бой последствия разных типов. Воп­рос о том, в какой мере разнородные последствия действия (их результиру­ющие валентности), заведомо разли­чающиеся по экстремальности, также будут не просто складываться, но предварительно обесцениваться или, напротив, приобретать особую значи­мость, пока, насколько нам известно, остается открытым. Следует, разуме­ется, обратить внимание и на индиви­дуальные различия в оценке субъек­том получаемой им информации о вероятности и значимости послед­ствий действия.