Историческая наука Русского зарубежья 1920-1930-х годов в отечественной и зарубежной историографии

Цепилова Вера Ивановна

Историческая наука Русского зарубежья 1920–1930-х годов

в отечественной и зарубежной историографии

Специальность 07.00.09 –

историография, источниковедение и методы исторического

исследования

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

доктора исторических наук

Екатеринбург – 2010

Работа выполнена в Отделении истории Учреждения Российской академии наук Институт истории и археологии Уральского отделения РАН
Научный консультант: доктор исторических наук, профессор

Сперанский Андрей Владимирович
Официальные оппоненты: доктор исторических наук

Бочарова Зоя Сергеевна

доктор исторических наук, профессор

доктор исторических наук, профессор

университет»

Защита состоится «12» мая 2010 г. в 10 часов на заседании Диссертационного совета Д 004.011.01 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Учреждении Российской академии наук Институт истории и археологии Уральского отделения РАН (620026, г. Екатеринбург, ул. Р. Люксембург, 56)

Ученый секретарь

Диссертационного совета,

доктор исторических наук Е.Г. Неклюдов

Общая характеристика работы

Существенным мотивом в изучении истории эмиграции стал распад СССР и необходимость выстраивания новых отношений между народами. С одной стороны, власть не может игнорировать культурные интересы 25 млн. соотечественников, оказавшихся за пределами своей государственности. Конгрессы соотечественников, создание Фонда «Русский мир», открытие и поддержка Русских домов, культурных центров в зарубежных странах призваны не только помочь соотечественникам, но и с помощью культуры и ее носителей создать новый образ России. С другой стороны, государство должно проводить достаточно гибкую внутреннюю политику для сохранения единства уже современной России.

Обращение к культурному наследию Русского зарубежья было связано с состоянием исторической науки¹. Науковеды говорили о «трудностях» или «кризисе» исторической науки, утрате определенных позиций в системе образования, идеологии, подвергали сомнению прежние представления о ее социальности, прогностической функции. В постсоветской литературе кризис объяснялся крушением марксистско-ленинской методологии и профессиональной подготовкой исследователей. При всех различиях в определении причин и сущности кризиса науковеды характеризовали его, как кризис роста с позитивными результатами.

В качестве положительных итогов методологических поисков исследователи отмечали выделение новых научных направлений, в том числе изучение Русского зарубежья¹. В течение десятилетий советская историография рассматривала эмигрантское наследие с позиций «кризиса буржуазной исторической науки» и «критики буржуазных фальсификаторов истории». Во второй половине 1980-х гг. оценки стали меняться с зеркальной точностью: уровень развития исторической науки дореволюционной России, и эмигрантское творчество, как преемственное, представлялись как высшее достижение отечественной историографии, а советский период рассматривался как разрыв с предыдущей традицией. Но, отбрасывая историографические источники советской эпохи, исследователи разрывали диалог, субъективно отсеивали значительную часть участников познавательного процесса, забывая, что «…единство культуры эпохи – явление очень сложное и непохожее на простую гармонию; оно больше похоже на незавершенный в пределах эпохи спор»².

Открытие архивов, републикация трудов эмигрантов, сотрудничество с зарубежными исследователями, возможность изучения исторических процессов с различных методологических позиций вызвали поток литературы, посвященной нашей проблеме. В новых познавательных условиях востребованной оказалась функция историографии по обеспечению преемственности исторической мысли, выявлению «забытого» знания в отношении «расколотой» науки.

Социальная функция историографии проявляется не только в положительном, но, что еще важнее, в «горьком» опыте противостояния, замешанном не только на научных разногласиях, но и на политических пристрастиях советской и эмигрантской ветвей исторической науки, отечественной и мировой историографии. Извлечение уроков из этого опыта и преодоление конфронтационности при сохранении и развитии научной конкуренции составляет важную черту современной историографии. В процесс познания сегодня включен не только «конечный» результат труда историка, но весь спектр обстоятельств и условий творчества, личность самого творца¹, что дает возможность раскрыть соотношение внешних и внутренних условий, социальную обусловленность исторического познания, рассматривать историческую науку Русского зарубежья как неотъемлемую часть отечественной науки и культуры.

В современном науковедении термин историография используется в двояком смысле – как вспомогательная историческая дисциплина и как история исторической науки. В первом случае предметом изучения становится выявление уровня познания проблемы и определяется тематика будущих исследований. Во втором – предметом становится не только изучение процесса накопления знаний, но и сам процесс творчества, его носители, организационные формы и коммуникативные связи, влияние науки на общество и общества на науку. Представители уральской историографической школы акцентируют внимание на понятии «историографический процесс», включающем в себя анализ теоретических представлений о конкретной проблеме, изменений источниковой базы и методов исследования, особенности деятельности научных учреждений, формирование кадрового потенциала исторической науки. Развивая эти подходы, В.Д. Камынин отмечает двойственность функций историографии, призванной показать процесс накопления знаний по определенной проблеме, и на основе ценностного подхода выделить в предшествующей историографической традиции то, что имеет значение для современного этапа развития научных знаний¹. Эти идеи в полной мере относятся к осмыслению процесса изучения истории исторической науки Русского зарубежья.

Для достижения поставленной цели поставлены следующие задачи:

- выявить тематику, содержание и методологию исследований, созданных в определенных культурно-исторических реалиях и контексте корпоративных ценностей, традиций и форм поведения;

- изучить динамику познания истории исторической науки пореволюционной эмиграции, дать периодизацию этого процесса;

- показать специфику изучения исторической науки Русского зарубежья в трудах эмигрантов, советской и зарубежной литературе;

- на основе анализа и обобщения научного знания определить наиболее перспективные проблемы изучения;

- проанализировать историографическое наследие эмиграции с целью выявления новых подходов в изучении отечественной истории и степени их отражения в современной исторической науке.

Хронологические рамки исследования – 1920–2000-е гг. – определяются спецификой пореволюционной эмиграции и вниманием к ней исследователей. Эмиграция 1920–1930-х гг. представляла собой уникальное явление, отличавшееся от других «волн» четким представлением о своем единстве, временности изгнания, непринятием иностранного подданства, стремлением сохранить и приумножить национальную культуру. Нижняя дата исследования связана с уходом за пределы страны армии П. Н. Врангеля и формированием массовой русской диаспоры. К этому времени определился персональный состав историков, пополнившийся в ходе высылки 1922 г. и «невозвращенцами» более позднего времени. Одновременно с формированием «общества в изгнании» начинается его научная жизнь: в 1920 г. в Софии вышла работа Н. Трубецкого «Россия и человечество», положившая начало первой дискуссии, появились рецензии и отклики на выходившую литературу.

Верхняя дата, во-первых, связана с выходом исследователей на уровень монографических трудов и докторских диссертаций, что свидетельствует о высокой степени изучения отдельных сторон жизни пореволюционной эмиграции и творчества некоторых ее представителей. Во-вторых, определились основные теоретико-методологические и концептуальные подходы, персональный состав участников познавательного процесса, сформировались научно-исследовательские центры. Автор понимает относительность конечной даты, поскольку процесс в целом продолжается.

Положение меняется после Второй мировой войны, когда в условиях глобального противостояния растет интерес к наследию эмиграции, идет процесс накопления историографических фактов. В зарубежной историографии³ изучение творчества историков-эмигрантов становится отдельным направлением. Значительную роль в этом процессе играют историки первой «волны» и их «дети», продолжавшие традиции дореволюционной науки. Внимание исследователей привлекло также евразийство, рассматривавшееся в контексте интеллектуальной истории.

Практически одновременно в 1960–1970-х гг. в США и СССР создаются историографические работы обобщающего характера. Г.В. Вернадский представил историческую науку России как часть общего культурного процесса, что соответствовало доминировавшему культурологическому подходу¹. В советской историографии основное внимание уделялось дореволюционному творчеству историков (П.Н. Милюков, А.А. Кизеветтер, Р.Ю. Виппер), эмигрантский период их творчества либо замалчивался, либо был ограничен политическими оценками². Только в конце 1970-х – начале 1980-х гг. В.Т. Пашуто и Л.К. Шкаренков признали эмигрантское наследие «нашим», и первыми в отечественной историографии дали обзоры известной им зарубежной и советской литературы³. В.Т. Пашуто в соответствии с принятой в советской историографии периодизацией показал процесс изучения исторической мысли Русского зарубежья, составил биобиблиографию историков-эмигрантов.

Перестройка и процессы демократизации открыли новую страницу в изучении Русского зарубежья, промежуточные итоги которого были подведены

как в целом¹, так и в региональном аспектах². Особую ценность представляет сборник историографических статей под редакцией Ю.А. Полякова и Г.Я. Тарле, в котором Е.П. Серапионова подвергла сомнению некоторые выводы чешских исследователей; Г.В. Мелихов отметил отход китайских исследователей от идеологических штампов. Попытка И.Л. Беленького структурировать литературу по проблемно-тематическому, хронологическому и региональному компонентам вплотную поставила проблему создания библиографии изучения Русского зарубежья. Наблюдение Г.В. Мелихова нашло подтверждение в монографии Н.А. Василенко, которая отметила эволюцию взглядов китайских исследователей: от определения роли русской эмиграции как «империалистической экспансии» к акцентированию внимания на ее культурном влиянии³. В целом, история изучения исторической мысли Русского зарубежья в данных работах отражена фрагментарно.

Одной из первых попытку дать целостную картину изучения жизни и творчества А.А. Кизеветтера предприняла М.А. Шпаковская, но фактически автор ограничилась систематизацией историографических источников⁴.

В большей степени изучена историография евразийства. М.Г. Вандалковская, А.В. Антощенко впервые систематизировали современную литературу по данной проблеме¹. Если М.Г. Вандалковская в основу периодизации положила хронологический принцип, то А.В. Антощенко сгруппировал отечественную литературу по «идейно-политическим» основаниям: рассмотрение евразийства с либеральных позиций; евразийство как развитие русской идеи; евразийство как самобытное явление. Своеобразным дополнением к работам этих авторов стала статья А. Феррари о зарубежной историографии. Разделив авторов на адептов и оппонентов евразийства, Феррари считает, что оно представляет малоизученную сторону русской культуры².

Вне поля зрения авторов остались работы советских авторов, дискуссия 1920–1930-х гг. рассматривалась вне культурного контекста «общества в изгнании» и дискуссий по проблемам отечественной истории, историографический обзор в монографиях играл вспомогательную роль. При таком подходе выявление системы представлений и ценностей предшественников, эволюции их взглядов и динамики познания проблемы остаются за пределами исследовательского интереса. Зачастую анализируется только отечественная или зарубежная литература, что разрывает единый познавательный процесс и выявление общих черт и специфики национальных историографических школ.

Историографические части имеют диссертационные работы³, но они также носят «прикладной» характер. При анализе творчества видных представителей исторической науки Русского зарубежья исследователи фрагментарно освещают деятельность эмигрантских организаций, что не позволяет раскрыть проблему внутренней социальности исторического знания.

Таким образом, отсутствие концептуального системного исследования, посвященного анализу приращения знаний о жизни историко-научного сообщества Русского зарубежья в предложенных нами хронологических рамках, затрудняет целостное восприятие пореволюционной эмиграции, «встраивание» ее наследия в отечественную культуру.

Первую группу источников составили труды обобщающего характера по истории отечественной исторической науки (монографии П.Н.Милюкова, Р.Ю. Виппера, П.М. Бицилли, М.Н. Покровского, Л.Н. Рубинштейна, Г.В. Вернадского, А.Н. Цамутали, А.М. Сахарова, Л.Н. Хмелева, Л.П. Репиной, В.П. Корзун и др.; статьи А.Н. Сахарова, А.А. Искендерова, В.А. Муравьева, М.Г. Вандалковской;и др.), отразившие историческую динамику процесса познания, тенденции его развития и современные представления о науковедении. Эти работы позволили сопоставлять процесс изучения исторической науки Русского зарубежья 1920–1930-х гг. и развитие науки в СССР, взгляды историков-эмигрантов и их оценку в трудах советских историографов.

К этой группе относятся труды, посвященные истории исторической науки Русского зарубежья в целом (А.А. Кизеветтер, А.В. Флоровский, И.И. Гапанович, В.Т. Пашуто, Л.К. Шкаренков, В.И. Оноприенко, М.Г. Вандалковская, В.М. Селунская, М.А. Раев, В.П. Корзун, С.П. Бычков; и др.). Для обоснования авторской позиции в процесс изучения были включены историографические и исторические работы историков-эмигрантов. Особое внимание в исследовании было уделено рецензиям, которые в условиях эмиграции стали оптимальной формой профессиональной рефлексии историков. Они в концентрированном виде отражали взгляды исследователей на исторический процесс в целом, отдельные периоды истории России, методологические и концептуальные построения авторов.

В эту группу источников вошли также работы, посвященные евразийству, интерес к которому не ослабевал в течение всего исследуемого периода (Н. Рязановский, О. Бесса, М.Г. Вандалковской, Б. Лаврова, Л. Люкса, В.Я. Пащенко, О.Д. Волкогонова, А.В. Антощенко, Н.Н. Алеврас, Л.В. Пономарева, Н.А.Омельченко, В.М. Хачатурян, А.В. Соболев, С.С. Хоружий, И.И. Сиземская, И.И. Исаев, М. Ларюэль; и др.).

Значительный комплекс источников составили работы, посвященные видным историкам Г.В. Вернадскому (Ч. Гальперин, Н.Н. Болховитинов, А.В. Антощенко), С.П. Мельгунову (Ю.Н. Емельянов), П.Н. Милюкову (Н.Г. Думова, М.Г. Вандалковская, А.В. Макушин и П.А.Трегубский, С.А. Александров), А.А. Кизеветтеру (М.Г. Вандалковская), М.М. Карповичу (Н.Н. Болховитинов), М.Т. Флоринскому (Н.Н. Болховитинов), П.М. Бицилли (Б.С. Каганович, М.А. Бирман, Г. Петкова) и др. Уникальным историографическим, источниковедческим и историческим источником стало издание «Скифского романа» о жизни и творчестве М.И. Ростовцева (Г.М. Бонгард-Левин, И.В. Тункина).

Многочисленный комплекс источников данной группы составили статьи о творчестве историков-эмигрантов, опубликованные в научных сборниках, подготовленных в Институтах РАН, Санкт-Петербургском информационно-культурном центре «Русская эмиграция», Русском культурном центре, Домом-музеем Марины Цветаевой, Библиотекой-Фондом «Русское зарубежье»; вступления к публикациям трудов эмигрантов в специализированных журналах. Их характеризует высокий научный уровень, широкая источниковая база, основанная на материалах отечественных и зарубежных архивов, периодической печати, мемуарной литературе.

Статьи в научно-справочных изданиях и энциклопедиях («Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции: первая треть XX в.: Энцикл. биогр. словарь», «Историки России. Биографии» под редакцией А.А. Чернобаева; «Портреты историков. Время и судьбы» под редакцией Г.Н. Севостьянова, Л.П. Маринович, Л.Т. Мильской; энциклопедия «Общественная мысль русского зарубежья» (редакционная коллегия В.В. Журавлев, А.В. Репников, О.В. Волобуев, П.Ю. Савельев, В.В. Шелохаев) и др. содержат не только информацию о жизненном пути, но и анализ теоретико-методологических и концептуальных взглядов историков. Сопоставление статей авторов в различных изданиях позволило выявить различие оценок, неточности в фактическом материале.

В работе широко использовались доклады и выступления на международных и Всероссийских научных конференциях, содержащие обширный фактический материал, раскрывающий методологические взгляды и концептуальный плюрализм современных исследователей («Культурное наследие российской эмиграции. 1917–1940» (М., 1994), «Русская, украинская и белорусская эмиграция в Чехословакии между двумя мировыми войнами. Результаты и перспективы проведенных исследований. Фонды славянской библиотеки и пражских архивов». (Прага, 1995), «Культурное и научное наследие российской эмиграции в Великобритании (1917–1990-е гг.)» (М., 2002); «Евразийство: проблемы осмысления» (Уфа, 2002); «"В рассеянии сущие…" Русская эмиграция XX века: Культурологические чтения» (М., 2006); и др. В 1999 г. впервые на Родине историка прошла международная конференция, посвященная 140-летию П.Н. Милюкова, материалы которой раскрывают философские, исторические и историографические взгляды историка (2000); в 2004 г. – юбилейная выставка к 125-летию П. М. Бицилли (София). Выступления на конференциях зарубежных коллег позволяют выявить различие национальных историографических школ, нередко содержат сдержанные оценки роли русской эмиграции в научной и культурной жизни стран-реципиентов, мировой историографии.

Вторую группу источников составляют труды по истории Русского зарубежья 1920–1930-х гг. В работах М.А. Раева, В.Т. Пашуто, Л.К Шкаренкова, Ю.А. Полякова, В.В. Костикова, М.Г. Вандалковской, А.В. Квакина, Г.Я. Тарле, В.М. Селунской, Л.П. Лаптевой были поставлены методологические, теоретические и концептуальные проблемы изучения наследия российской эмиграции. Изучение трудов о положении эмигрантов в отдельных регионах и странах (Е.П. Серапионова, О.А. Казнина, Е.П. Аксенова, А.Б. Арсеньев, Л.М. Муромцева, М.Ю. Досталь, Е.В. Петров, М. Йованович, А. Копрживова, Н. Аблова, Г.В. Мелихов, О.И. Кочубей, В.Ф. Печерица, А.А. Хисамутдинов, Е.П. Таскина А.Б. Ручкин, И.В. Сабенникова, З. Сладек, М.Н. Мосейкина; и др.) позволило сопоставить условия и специфику творчества, показать влияние на него внешней среды.

В эту группы включены исследования о высылке интеллигенции (А.М. Гак, М.С. Геллер, Л.А. Коган, В.В. Сапов, Г.А. Савина, С.С. Хоружий, М.Е. Главацкий, С.И. Малышева); социальной, социально-правовой адаптации русской эмиграции (М. Йованович, З.С. Бочарова, Е.П. Серапионова, И.В.Сабенникова, Е.В. Петров, И.П. Савицкий, А. Копрживова; и др.); научным и образовательным структурам (Л.С. Кишкин, В.А. Тесемников, И.В. Сабенникова, Е.И. Тимонин, Е.Г. Осовский, Е.П. Аксенова, А. Копрживова; и др.).

Третью группу источников составили статьи по истории русских научных организаций (Г. Фишер, В.А. Тесемников, Е.П. Аксенова, Е.Ю. Басаргина, В.П. Борисов; и др.), которые показывают внутреннюю социальность научного познания, проблемы истории России, вызывавшие дискуссии, выявить межличностные отношения и показать их влияние на творческий процесс. Особый интерес для нас представляют работы о деятельности Русского Заграничного Исторического архива, Русских академических групп, Русского Исторического Общества.

Четвертую группу составили материалы, игравшие вспомогательную роль в исследовании (переписка историков, мемуарная литература, архивные материалы, документы общественных, научных и образовательных учреждений). В диссертации использованы материалы 7 фондов ГАРФ (Русского заграничного исторического архива, Пражского комитета по ознаменованию 175-летия Московского университета, личных фондов П.Н. Милюкова, Е.Ф. Шмурло, В.А. Мякотина, С.Г. Пушкарева, К.П. Гулькевича, Временного главного комитета Всероссийского союза городов).

В настоящее время Русское зарубежье изучается в более чем 120 государственных и общественных научных, научно-исследовательских и культурных центрах. Репрезентативность выборки определялась не столько количественными параметрами, сколько новаторскими суждениями авторов, постановкой и разработкой новых тем, применением новых методов в исследовании.

Теоретико-методологическая база исследования. Современная познавательная ситуация характеризуется многообразием теоретико-методологических основ конкретно-исторических исследований. Дискуссии по проблемам методологии выявили три основные макротеории – формационную, модернизационную и цивилизационную¹, каждая из которых имеет своих сторонников и оппонентов. Особой критике была подвергнута формационная парадигма. Часть исследователей отвергала онтологический и гносеологический потенциал формационной теории, другие видели перспективу в синтезе формационного (объективного) и антропологического (субъективного) аспектов истории². Критика теории формаций в значительной степени была связана с ее вульгаризацией в советском наукознании, подменой исторической методологии социологическими построениями. Однако признание кризиса не только отечественной, но и мировой исторической науки свидетельствовало о глубинных причинах трудностей, связанных с ограниченностью линейно-стадиальной конструкции исторического знания; несоответствием теории и практики; сведением всего исторического процесса к объективистскому или к субъективистскому подходу; усложнением и многоуровневостью исторического знания.

В 1990-е гг. исследователи стали активно применять теорию модернизации³, существенно корректируя ее классические версии. Большой вклад в ее современную модель внесли уральские исследователи¹. Рассматривая модернизацию как переход от аграрного, традиционного общества к современному, индустриальному, ученые видят ее сущность в признании возможностей собственных оригинальных путей развития (национальных моделей модернизации), поворотных точек в процессе развития, в которых может происходить смена маршрута движения, осознание конструктивной, положительной роли социокультурной традиции в ходе модернизационного перехода. В такой трактовке модернизация может рассматриваться как приспособление цивилизации к меняющимся условиям.

В исследовании интегративным основанием стал цивилизационный подход, который имеет собственную историю и трактовки². В соответствии с этой парадигмой, Россия рассматривается как устойчивая социокультурная общность, подверженная органическим или неорганическим изменениям вследствие внутренней логики развития и под влиянием / давлением внешних факторов³. В условиях кризиса собственной шкалы ценностей, характерного для современной России, этот подход, направленный на выявление специфики отдельных обществ, помогает ориентироваться во времени, поддерживать и развивать культурную традицию. Следовательно, выявление и учет в исследовательской практике глубинных основ собственной цивилизации становится основанием для развития страны, позволяет реализовать прогностическую функцию историографии.

Определение «собственной системы координат», защита собственного символического пространства приобретает важнейшее значение в условиях глобализации, так как любая цивилизация стремится к подчинению иных обществ своей системе ценностей. При этом защита цивилизационных основ не только отвечает национальным интересам, но и соответствует общечеловеческим задачам, которые представляются нам как диалектическое единство разнообразия. Процессы глобализации вызывают, в свою очередь, стремление народов к сохранению своей культуры, языка, самоидентификации, что объясняет повышенный интерес общества к собственному прошлому, его «заказ» на выявление глубинных нравственных оснований своего бытия и развитие в связи с этим новых подходов в познании прошлого.

При всей трагичности происшедших событий, как в эмиграции, так и на Родине, сохранялись коды собственной цивилизации. Традиционной для российского сознания была нетерпимость к иной точке зрения, что в полной мере проявилось не только в отношениях между эмигрантами и большевиками, но и внутри самой эмиграции. Те, кто оказались в изгнании, не случайно называли эмиграцию «исходом», похожим на исход раскольников от «безбожной», неправедной власти. Ощущение пореволюционной эмиграцией своей «Правды», своей великой миссии придавало глубинный нравственный смысл пребыванию за рубежом, стимулировало творчество. Вместе с тем, негативное отношение к эмиграции в СССР вполне укладывалось в архетип мышления русского человека и находило исторически подготовленную почву в обществе.

Неразрывная связь идейной и интеллектуальной жизни Русского зарубежья со всей историей российского самосознания, отечественной философской, социально-политической, исторической мыслью стали определяющими в познании Русского зарубежья, и именно такой подход делает возможным «возвращение» эмигрантского наследия на Родину. Данный подход в историографическом исследовании помогает глубже раскрыть взаимоотношение элементов общего и особенного в истории культуры различных государств и народов, взаимодействие экономических, социальных, духовных факторов в познавательном процессе. В рамках темы исследования цивилизационный подход предполагает признание принципиальной позиции – научные открытия и культурные ценности, созданные эмигрантами вне России и ставшие достоянием мировой историографии, остаются «составной частью национальной культуры»¹.

Основополагающими в процессе работы стали принципы историзма и объективности. Принцип историзма требует рассматривать любое историографическое явление (концепция ученого, позиция научного направления) в развитии и в связи с обусловившими его факторами. При оценке историографических фактов учитывались достигнутый к этому времени уровень развития науки, объективные возможности для творчества, состояние исследований в смежных областях знания и др. Такой подход позволяет избежать необоснованных и неисторических претензий к своим предшественникам. Под объективностью автор понимает взвешенность оценок, максимальную «нейтральность» от политических и идеологических пристрастий, хотя при этом осознает субъективизм, обусловленный современным состоянием исторической науки и мировоззрением исследователя. Принцип объективности предполагает также взвешенный анализ конкретно-исторических исследований, созданных историками в разное время и принадлежащих к разным научным школам.

Принцип целостности ориентировал нас на необходимость подходить к изучению каждого периода или направления в истории исторической науки как к системе взаимосвязанных элементов и причин, обусловивших их изменения.

При анализе процесса изучения исторической науки Русского зарубежья автор руководствовалась принципом ценностного подхода, выделяя те идеи и положения в трудах исследователей, которые имеют значение для современного этапа развития историко-научных знаний.

В исследовании используется сравнительно-исторический метод, позволивший выявить общие черты, особенности, самобытность и степень заимствования исторических концепций, как историков-эмигрантов, так и исследователей, занимающихся изучением их творчества. Проблемно-хронологический метод позволил сгруппировать научную литературу по отдельным вопросам и выявить эволюцию научной мысли, вскрыть закономерности накопления и углубления историографических знаний. Метод ретроспективного анализа применялся нами при изучении развития исторической мысли от современности к прошлому с целью выявления преемственности, сохранения элементов старого знания, а также проверки выводов эмигрантской историографии данными современной науки.

При изучении литературы, посвященной евразийской концепции, автор использовала предложенную В.С. Библером концепцию изначальной диалогичности и полилогичности культуры XX века и связанным с этим использованием понятие диалога (полилога) как методологического инструмента при анализе социокультурных феноменов. Такой подход позволяет выйти за рамки традиционного сравнительного анализа, сформировать представление о коллективном авторстве рассматриваемой проблемы.

Для определения исследовательских задач использовался метод перспективного анализа.

Диссертация вносит вклад в изучение процессов внутреннего развития отечественной исторической науки, доказана относительность противостояния и преемственность эмигрантской и советской историографии; взаимосвязь и взаимовлияние историографических школ. На этой основе показано формирование внутренних научных предпосылок для современного познавательного процесса.

В исследовании впервые систематизировано и проанализировано историографическое наследие эмигрантов об истории России, позволившее показать эволюцию их взглядов, различие в подходах к проблемам отечественной истории старшего, среднего и молодого поколений; выявить синхронность методологических поисков эмигрантов и европейских историков.

На примере изучения истории исторической науки Русского зарубежья раскрыты механизмы взаимодействия и взаимовлияния отечественной и зарубежной историографии. Вынужденное пребывание историков в странах-реципиентах способствовало развитию россиеведения, появлению новых исследовательских направлений и центров в зарубежной историографии; подготовке научных кадров. С другой стороны, историки-эмигранты активно осваивали национальные архивы, выявляя материалы по истории России, истории отношений Родины и страны-реципиента. Таким образом, формировалось единое историко-историографическое пространство, ставшее отличительной чертой современного познавательного процесса.

Сопоставление отечественной и зарубежной историографии по проблеме исследования показало особенности восприятия зарубежными коллегами творчества наших соотечественников, их роли в развитии национальной культуры страны пребывания. Исследование позволяет преодолеть некоторые стереотипы и предвзятые оценки в изучении проблемы, расширяет возможности для дальнейшего освоения наследия эмигрантов, его включения в духовный мир современного человека.

Уточнены или опровергнуты некоторые суждения о творчестве историков-эмигрантов, их роли в мировой историографии, содержавшиеся в работах предшественников.

Определены задачи дальнейшей исследовательской работы.

Теоретическая и практическая значимость работы состоит в том, что она в определенной степени устраняется пробел в историографическом осмыслении исторической науки Русского зарубежья. Значение диссертации заключается в возможности применения ее фактографического, концептуального, историографического содержания в преподавании учебных курсов «История России», «Историография отечественной истории»; элективных курсов по истории Русского зарубежья.

Выводы исследования могут быть использованы в политике государства в отношении соотечественников за рубежами России, а также в отношении мигрантов, прибывающих в нашу страну.