ГЛАВА 12 Магические испытания и юридические неприятности

Десятого ноября 1909 года, после того как бракоразвод­ный процесс был запущен, Кроули и Нойбург выехали из Британии, направляясь в Алжир. Нойбург в качестве нео­фита А.-.А. сделался теперь для Кроули чела (буддий­ский термин для новообращённого) и помощником в ма­гических делах.

Подобно всем хорошим ученикам, Нойбург сохранял дистанцию между собой и своим учителем, которого на­зывал или Святым Гуру, или, более фамильярно, АС: мало кто осмеливался называть Кроули Алистером в лицо, а были и такие, кто верил, что, если произнести его пол­ное имя, Кроули воспользуется этой дерзостью и приме­нит к смельчаку свою власть.

Восемнадцатого ноября путешественники высадились в Алжире, по канатной дороге добрались до Эль-Арбы, откуда, запасшись провизией, пустились в пеший поход по пустыне. Несколько первых ночей они провели в убо­гих придорожных гостиницах, но вскоре, оставив позади места оседлого проживания людей, стали располагаться прямо под открытым небом, заворачиваясь в спальные мешки, поскольку ночи в пустыне становились холодны­ми. Это и был, как заявлял Кроули, правильный способ осматривать страну — пешком, а не из окна автомобиля или роскошного купе поезда.

Смотреть на открывающиеся виды и переживать при­ключения — вот что главным образом входило в намере­ния Кроули, когда он путешествовал: он удовлетворял свою страсть к путешествиям, а потому игнорировал пре­дупреждения представителей французских властей в Ал­жире о том, что они с Нойбургом легко могут наткнуться в пути на бандитов. Разумеется, поначалу у него в голове не было никакой магической цели, хотя он и взял с собой в дорогу кое-что из своих магических одежд и принад­лежностей, включая украшенный драгоценными камнями крест с крупным топазом. Все эти вещи, в том числе боль­шое золотое кольцо с массивной сапфировой звездой, которое Кроули купил на Цейлоне, служили не только ма­гическим целям. Кроули надеялся, что они будут свиде­тельствовать о его величии перед всеми, кто встретится ему на пути. Само наличие такого кольца на его пальце заставляло людей уважать его. Заходя в кофейню, Кроули чертил своим кольцом астрологические знаки в воздухе, читая при этом строки из Корана, которые потом обсуж­дал со своими спутниками. Чтение вслух текстов из Кора­на было ежедневным занятием Кроули.

Кроули был убеждён и, возможно, не ошибался, что чтение им вслух отрывков из Корана, а также магические драгоценности и в самом деле производили впечатление на местных арабов. Однако он был не меньше убеждён в том, что его неофит никакого впечатления на них не про­изводил. Нойбург со своей «неуклюжей шаркающей по­ходкой и странными телодвижениями, с виноватым взгля­дом и сумасшедшим смехом» принижал собой любое впечатление, которое производил Кроули. Нужно было что-то с этим делать, поэтому Кроули состриг с головы Нойбурга все волосы, кроме двух прядей — по одной с двух сторон головы, выкрасил эти пряди в красный цвет и завил их наподобие маленьких рожек. Теперь неофит превратился в ручного демона и компаньона Кроули. Эта перемена внешности произвела желаемый эффект. «Чем более странно и жутко выглядел Нойбург, — писал Кроу­ли, — чем более абсурдно и гротескно он себя вёл, тем большим уважением местные жители проникались к магу, которому удалось приручить столь фантастического и ужасного джинна». Общее впечатление усиливал Кроули, отпустивший на время длинную бороду и абсолютно об­ривший голову, если не считать единственного клочка во­лос посередине лба. Кроме того, он носил арабский бур­нус, а также свои магические одежды для церемоний. Ной­бург принимал такое обращение спокойно. Он относился к учителю с рабской покорностью, а возможно, получал удовольствие от его садистских действий.

К 22 ноября странная парочка прибыла в Омаль, ныне известный какСур-эль-Гозлан, и остановилась в гостини­це «Гросса». В первый же вечер после ужина они отпра­вились гулять по городу. «Мы оказались в одном непри­стойном месте, где, как я вынужден признать к моему глу­бокому сожалению, мой спутник недвусмысленно проявил свои порочные наклонности. Моя ответственность перед его бедной матерью и дядюшками, так же как и перед моим собственным нравственным чувством, заставила меня при помощи слов, действительно жестоких, но за­служенных, пресечь это ужасное стремление к половым сношениям. Сам же я провёл время с арабскими девуш­ками».

Однако в Омале произошло нечто более важное, чем случай с Нойбургом. Здесь Кроули услышал голос, прика­зывающий ему идти в пустыню. Это был тот же голос, кото­рый диктовал ему «Книгу Закона» в Каире в 1904 году. Кро­ме того, голос дал ему понять, что он должен продолжить магические занятия, прерванные им в Мексике в 1900 году и касающиеся Девятнадцати Ключей (или Призывов).

Речь идёт о магических заклинаниях, иногда называе­мых Ключами и открытых «сэром» Эдвардом Келли и Джо­ном Ди, астрологом королевы Елизаветы I. Оба они были выдающимися магами. Ди был математиком и алхими­ком, вычислившим благоприятную дату для коронации Елизаветы; Келли — магом и медиумом, который исполь­зовал «камень видения» (или хрустальный шар), чтобы делать предсказания и общаться с духами. Именно та­ким образом он получил Ключи, записав их под диктов­ку (задом наперёд, чтобы избежать воздействия пробуж­даемых заклинаниями сил) нескольких духов, которые го­ворили на енохианском языке, языке ангелов. Два из девятнадцати Ключей пробуждали «стихию Духа», шест­надцать — были способны вызвать четыре основных сти­хии, тогда как последний Ключ позволял призывать лю­бой из тридцати Эфиров, представлявших собой духов­ные субстанции, более тонкие, чем материя, известных также под названием «воздухи».

Девятнадцать Ключей были чрезвычайно важны для церемоний «Золотой Зари», поэтому Кроули изучал их с Мазерсом, а позднее — по рукописям Ди и Келли в Бри-. 1 танском музее и музее Эшмола в Оксфорде. Будучи в Мек­сике, он вызвал образы 29-го и 30-го Эфиров, но не смог продвинуться дальше, поскольку был слишком неопытен в магии: теперь, став специалистом, он мог продолжить. Кроме того, у него были с собой его записи и копия «Клю­чей к тридцати Эфирам» Джона Ди, которые алхимик пе­реписал в том виде, в каком получил их Келли.

Повинуясь приказу голоса, Кроули и Нойбург напра­вились на юг и углубились в пустыню. Кроули должен был исполнять ритуалы, в то время как Нойбургу, его магиче­скому секретарю и писцу, следовало записывать всё, что он говорит, и делать заметки обо всём происходящем.

Когда они находили уединённое место, где едва ли кто-нибудь мог их увидеть, Кроули брал в руки крест и, ис­пользуя топаз в качестве «камня видения», входил в со­стояние транса. У него были видения, и он повторял сло­ва, которые слышал. Нойбург преданно всё записывал.

Из Омаля они добрались до расположенного пример­но в шестидесяти милях к югу Бу-Саада, преодолев часть пути пешком, а другую часть — в запряжённой лошадьми повозке и прибыв в пункт назначения через пять дней, 27-го ноября. Взглянув на город, Кроули оценил его как одно из самых красивых мест, которые он когда-либо по­сещал. Известный как место паломничества художников, город представлял собой уединённый оазис, застроен­ный белёнными известью домами, поросший пальмами, окружённый зарослями кактусов и миндальными садами и орошаемый рекой, берущей начало в горах и бегущей по ущелью на юг.

По дороге в Бу-Саада им удалось вызвать и другие Эфиры, а у Кроули снова были видения, большей частью бесплотные. Результаты этих и других попыток вызова духов заносились в дневник, позднее вышедший отдель­ной книгой под названием «Видение и Голос». Содержа­ние видений Кроули во время его погружений в транс представляет интерес.

Как пример можно привести отчёт размером в 1500 слов, написанный Нойбургом в Бу-Саада 30 ноября и повествующий о вызове 19-го Эфира, которому было дано имя ПОП. Отрывки этого отчёта свидетельствуют о том, что испытывали Кроули и Нойбург:

Сначала лик камня (топаза в кресте) закрыт чёрной паутиной. Затем его пронзает луч света, падающий сзади и сверху. Потом появляется чёрный крест, на­крывающий собой весь камень, потом золотой крест, уже не такой большой... В золотом кресте возникает маленькая узкая дверь, и пожилой человек, похожий на Отшельника с одной из карт Таро, открывает её и выхо­дит... Маленькая дверь охраняется большим зелёным драконом. Теперь вся стена внезапно падает; видны ог­ненные всадники и колесницы; кипит ожесточённая бит­ва... [Появляется Ангел Эфира, целует Кроули и заводит с ним разговор. Затем она берет его] как мать, которая берёт на руки своего ребёнка, и держит меня на своей левой руке и прикладывает меня к своей груди. А на её груди написано: Rosa Mundi est Lilium Coeli. И я смотрю вниз на открытую Книгу таинств, а она открыта на стра­нице, где изображён Святой Стол с двенадцатью квад­ратами посередине. Он излучает яркий свет, слишком ослепительный, чтобы разглядеть сидящих, и голос про­износит: Nun hoec piscis Omnium. [Далее следует нечто вроде примечания, которое тоже является частью про­диктованного текста.] (Чтобы истолковать это, нам сле­дует подумать о Ч%0ис;, за которым скрывается не lesous Christos Theou Uios Soter, как обычно утверждают, но тайна буквы «нун» и буквы «коф». Чхбгх; связан с христиан­ством только потому, что у римлян, заимствовавших это слово в Сирии, оно означало сифилис, который они пу­тали с проказой и считали, что им заражаются через рыбу. Одно из важных значений слова исхирос заключает­ся в том, что его составляют начальные буквы имён пяти египетских богов и пяти греческих богов: в обоих случа­ях получается магическая формула невероятной силы.) [Наконец] слышится страшный крик, абсолютно оглу­шающий, ледяной и резкий: Озирис был чёрным богом! И Эфир хлопает в ладоши, громче, чем тысяча громо­вых раскатов. Я вернулся.

Когда видения Кроули были в самом разгаре, писец Нойбург вынужден был строчить как безумный, чтобы за ним поспевать.

Как бы мы ни относились к магии Кроули — с довери­ем или скептически — и как бы мы ни расценивали его видения, считая их по-настоящему сверхъестественными или всего лишь результатом воздействия наркотиков, всё же образы этих видений интересны и помогают понять психологию Кроули. Язык его видений — библейский, та­ковы же и некоторые отсылки. Несмотря на всю его борь­бу с родительской религией, она по-прежнему прочно сидела в его душе: создаётся такое впечатление, будто он всё ещё старался освободиться от неё всё ещё был в по­исках греха как оружия против неё, и всё ещё находился под её влиянием и чувствовал на себе действие её силы.

Третьего декабря, решив осмотреть окрестности Бу-Саада, Кроули и Нойбург направились к расположенной неподалёку горе Да'лех Аддин, на которой был вызван 14-й Эфир. Когда они уже собирались пуститься в обрат­ный путь к Бу-Саада, Кроули снова получил приказ, пред­писывающий ему совершить обряд прямо на вершине горы. Они выложили круг из камней, соорудили некое по­добие алтаря — вероятно, просто взяли более крупный камень, — на котором Кроули принёс себя в жертву. Он не описал этого жертвоприношения в своём дневнике, упо­мянув только, что речь идёт о «таких вещах, говорить о ко­торых открыто запрещено под страхом самого ужасного наказания». На самом же деле произошло следующее. Кроули, взобравшись на камень, встал на четвереньки, и Нойбург совершил с ним ритуальный акт мужеложства.

Вероятно, это был весьма странный гомосексуальный акт. Под палящим солнцем пустыни Кроули, несколько располневший с тех пор, как перестал заниматься альпинизмом, с обритой головой, был осёдлан мужчиной с ви­дом озорного демона.

Этот половой акт придал жизни Кроули новое направ­ление. До этого момента секс и оккультизм в его пред­ставлении были разделены. Секс относился к области плотского; магия — к области духовного. Теперь же он увидел, что между ними есть определённая взаимосвязь. В это время Кроули начал осознавать секс как приложе­ние к магии.

По возвращении в Бу-Саада Кроули почувствовал себя изменившимся. Теперь он считал, что посвящен в Масте­ра. При помощи 14-го и 15-го Эфиров он официально стал одним из Тайных Учителей. Этот факт сомнению не подлежал.

Десятый Эфир, вызванный днём 6 декабря, был са­мым коварным и опасным. На страже этого Эфира стоял ужасный демон Хоронзон, также известный под именем Обитатель Бездны.

Церемония вызова состоялась в низине в дюнах, не­подалёку от Бу-Саада. Кроули нарисовал на песке круг, в котором ради своей собственной безопасности должен был сидеть Нойбург. Затем Кроули написал имя Хоронзона внутри треугольника и принёс в жертву трёх голубей — по одному на каждой из вершин. Потом Кроули, одетый в чёрный плаще глубоким капюшоном, вступил внутрь тре­угольника. Входить в треугольник было очень рискован­но. В любую минуту демон мог вселиться в человека и взять власть над ним. После совершения ритуальных действий Хоронзон материализовался в виде змеи с че-, ловеческой головой. Нойбург видел, как он пытался со­блазнить Кроули, притворившись женщиной, в которую Кроули был влюблён в Париже. Наиболее вероятно, речь идёт об Юфемии Лэмб. Пока Кроули отражал нападение демона, Нойбург с безумной скоростью стенографиро­вал всё, что он говорил. Хоронзон бранился на Нойбурга, бросал ему в лицо песок и чуть не разрушил защитный круг. В своём стремлении лишить Нойбурга защиты суще­ство бросилось на него, приняв облик обнажённого муж­чины и пытаясь вцепиться ему в горло. Нойбург пронзи­тельно закричал и дал нападавшему отпор при помощи магического кинжала. Хоронзон отступил, вернувшись в свой треугольник, и Нойбург поспешил нарисовать круг заново. Обряд был окончен. По окончании его Кроули ска­зал, что чувствовал астральное присутствие Хоронзона у себя внутри.

Наиболее вероятным объяснением произошедшего кажется то, что Нойбург находился под сильным воздей­ствием какого-то наркотика, который дал ему Кроули, при­нявший его, возможно, и сам, и в действительности под­вергся нападению со стороны Кроули, сбросившего свой плащ с капюшоном. Или же демон материализовался в облике Кроули, который действовал как его физическое воплощение. Как бы там ни было, пережитое впечатление не давало Нойбургу покоя всю жизнь и убедило его в том, что Кроули обладает магической силой.

На следующий день приключения в пустыне продол­жились. Взяв напрокат двух верблюдов и наняв погонщи­ка по имени Мохаммедбил-ХаджБадшир, путешествен­ники направились через пустыню на юго-восток, в Биск-ру, расположенную в шестидесяти пяти милях от Бу-Саада. Их путь лежал через Толгу. Дорога заняла неделю. До­бравшись до Бискры и поселившись в «Отеле Ройяль», они вызвали оставшиеся четыре Эфира, и на этом маги­ческий процесс был завершён. Это было, как позднее утверждал Кроули, одно из трёх величайших достижений его магической жизни. Под двумя остальными он имел в виду «Книгу Закона» и Операцию Абрамелина. Это со­бытие определило всё его будущее мировоззрение, а так­же, хотя в то время он об этом не догадывался, наложило отпечаток на его судьбу.

Восемнадцатого сентября Кроули отправил из Бискры длинное письмо Дж.-Ф.-К. Фуллеру, записанное Нойбур-гом под диктовку. Несмотря на то что письмо записывал Нойбург, Кроули одновременно и высмеивал, и хвалил его в этом письме. После краткого изложения своих мыслей по поводу подготовки следующего выпуска «Равноден­ствия», Кроули добавил довольно-таки нелестный коммен­тарий о своём секретаре-неофите. «Мне с большим тру­дом, —диктовал Кроули, — удавалось держать его подаль­ше от этих арабских ребят, У него какое-то неудержимое стремление к их смуглым задам, потому что, когда он был школьником, ему надавал пинков человек в коричневых бо­тинках, что и повлияло на этого мазохиста и педераста». Из этого письма явствует, что лояльное отношение арабов к гомосексуализму стало для бисексуала Нойбур-га большим искушением, и он пользовался любой воз­можностью в Омале, а возможно, и в других местах, что­бы удовлетворить свои сексуальные пристрастия. 30 но­ября Кроули сочинил на французском языке лимерик о Нойбурге, содержание которого почти не является пре­увеличением и указывает на то, что Нойбург вовсю наслаж­дался сексуальной свободой. Грубый перевод этих вир­шей выглядит так:

Письмо к Фуллеру было написано неосмотрительно. Местами оно было откровенно непристойным. Фуллер, получив его, очень обиделся. Если бы письмо вскрыли или оно открылось бы случайно, это могло бы повлечь за собой обвинение в непристойном поведении, и Фуллер, который не был гомосексуалистом, оказался бы в крайне затруднительном положении. Во всяком случае, его во­енная карьера, несомненно, была бы погублена.

Покинув Алжир 31 декабря 1909 года, Кроули и Ной­бург вернулись в Лондон. Бракоразводный процесс был завершён, но у представителей закона ещё остались не­которые вопросы к Кроули. Журнал «Равноденствие» об­винялся в нарушении авторского права.

Второй выпуск журнала содержал длинную статью, описывающую тайные обряды «Золотой Зари», об автор­ском праве на которые заявил Мазере (называвший себя графом Лидделом Мак-Грегором) на том основании, что он их написал. Кроме того, его волновало объявление о том, что следующие номера продолжат раскрывать тай­ны «Золотой Зари». Мазере жаждал судебного запрета, и Кроули получил повестку в суд.

Выслушав заявление истца, судья мистер Бакмилл наложил временный запрет. Кроули подал апелляцию. 21 марта его апелляция слушалась в присутствии трёх су­дей. И Кроули, и Мазере тоже присутствовали на слуша­нии. Первый — с обритой головой, второй — с длинными седыми ниспадающими локонами. Адвокат Мазерса, сэр Фредерик Лоренс, деньги на гонорар которого были со­браны сторонниками Мазерса, утверждал, что Кроули, опубликовав свой материал, нарушил клятву о неразгла­шении тайн общества. Судьи присудили победу Кроули, а также постановили, что его судебные издержки должны быть возмещены, на том основании, что Мазере обратил­ся в суд не сразу, но практически дождавшись выхода сле­дующего номера журнала, а также потому, что, по мнению суда, публикуемые материалы не могли повредить ни са­мому Мазерсу, ни его репутации.

На этом дело Мазерса и Кроули было закончено. По словам своего бывшего ученика, Мазере «не напечатал больше ничего нового» и прожил остаток жизни «отупев­шим от пьянства, пока смерть не положила конец его дол­гим страданиям». Он умер в 1918 году, став жертвой по­слевоенной пандемии гриппа, однако были и такие, кто утверждал, будто это Кроули убил Мазерса при помощи магии.

Национальная пресса быстро подхватила тему не­обычного судебного разбирательства. Тайные общества оказались вдруг в центре внимания, а имя Кроули было теперь у всех на слуху. Наконец-то он был знаменит. Но одной публикации больше, чем всем остальным, пред­стояло оказать влияние на его дальнейшую жизнь.

Журнал John ВиНбып основан и содержался Горацио Боттомли, богатым человеком и членом парламента от партии либералов. Выпуск его журнала от 2 апреля со­держал короткое открытое письмо, адресованное Кроу­ли, в котором насмешливо говорилось: «Поздравляю с результатом Вашей апелляции. Это довольно приятно, когда в нашем прозаическом XX веке происходят судеб­ные процессы, касающиеся тайн Розенкрейцеров. Между прочим, это ещё и отличная реклама для Вашего перио­дического издания. Кстати, я хотел бы, чтобы Вы научили меня становиться невидимым, превращать врага в чёр­ную собаку и разыскивать спрятанные под землёй сокро­вища Джинна».

Было очевидно, что имел в виду Боттомли, но Кроу­ли мало об этом задумывался. К нему пришла слава. Его известность, столь незначительная до сего времени, во много раз выросла благодаря освещению прессой судебного процесса. Каждое критическое замечание, каж­дый резкий выпад в его адрес повышали значительность его личности и создавали рекламу его Великому Делу. Сами Тайные Учителя не смогли бы придать Делу такую известность.

Если бы Кроули был более искусен и не столь ослеп­лён самомнением, он мог бы извлечь из своей известно­сти положительный эффект. Манипулируя прессой, он мог бы использовать её для достижения своих целей и целей Тайных Учителей, однако он этого не сделал. Он просто подыгрывал создавшейся ситуации, позволял сво­ему бунтарскому чувству говорить за себя, не обуздывал и не контролировал собственные странности, своё не­обычное чувство юмора и склонность к скандальному по­ведению, из-за чего его нередко неверно или неправиль­но понимали, представляли в ложном свете и, как след­ствие всего этого, нападали на него.

Пример того, как Кроули себе во вред недооценивал средства массовой информации и общественное мнение, можно увидеть в его эссе «Синагога сатаны», которое вхо­дит в сборник эссе «Konx Om Pax», вышедший в 1907 году. Название эссе было ироническим. Кроули казалось, что оно забавно. Другим так не казалось. Его попытка обсуж­дать то, что он полагал социальными и политическими проблемами современности, не была замечена. Зато его стали преследовать как служителя сатаны. Кроули им не являлся. Другие его сочинения только разжигали пред­ставления о нём как о нечестивце. Гораздо позже Кроули напишет, что «ребёнок мужского пола, абсолютно невин­ный и обладающий высокими мыслительными способно­стями, является самой подходящей жертвой» для жерт­воприношения. Клеветники набросились на него: Кроули выступил за человеческие жертвоприношения. Конечно, это был вздор. Другие заявления Кроули о том, что он со­вершал человеческие жертвоприношения сотни раз еже­годно с 1912 по 1926 год, только подлили масла в огонь. То, что имелось в виду «духовное принесение себя в жер­тву и что под умом и невинностью ребёнка-мальчика по­нимается совершенное осознание Магом своей цели, без стремления к результату, и то, что жертва должна быть мужского пола именно потому, что в жертву приносится не материальная кровь, а творческая сила человека», — на всё это не обращали внимания. Только буквальное тол­кование слов Кроули давало материал для газетной сенса­ции. Кроме того, пресса, должно быть, получала не мень­шее удовольствие от прямых интерпретаций тех высказы­ваний Кроули, которые были связаны с магическими, часто гомосексуальными, половыми сношениями. Тем не менее пресса оказывала Кроули услугу, сосредоточива­ясь на дымовой завесе нелепостей и абсурда и не заме­чая более непристойных и потенциально опасных вещей. Это не было намерением Кроули: такая дымовая завеса возникла чисто случайно и не была им запланирована.

Кроули продолжал печатать книги-мистификации. В 1909 году он анонимно выслал сборник якобы религи­озных стихов в католическое издательство Burns &Oates. Главный редактор издательства Уилфред Мейнел попал­ся на эту удочку, не сумев заметить в стихах лесбийских мотивов, и напечатал их под заголовком «Амфора». Одно стихотворение, которое Кроули не включил в рукопись сборника, но вставил в частное издание, вышедшее огра­ниченным тиражом и выпущенное им самим, содержало один из его шифров: один из стихов читался как «The Virgin Mary I desire but arseholes set my prick on fire»15. В 1912 году Кроули признал своё авторство, выпустив эти стихотво­рения в свет в составе сборника, озаглавленного «При­ветствуем Мэри».

Весной 1910 года в жизни Кроули появилась новая женщина. Это была родившаяся в 1880 году австралий­ская скрипачка по имени Лейла Ида Нерисса БатхерстУад-дел, с которой Кроули познакомился, вероятно, в Пари­же. Вступив в Ал Ал в апреле, она приняла новое имя Сорор Агата и стала любовницей Кроули. В первые же дни их знакомства Кроули написал о ней два рассказа. Первый назывался «Лиса», второй — «Скрипачка». Очень мило­видная женщина, она очаровала Кроули своей красотой и игрой на скрипке. Она была далека от уровня профес­сионального музыканта, но, по словам Кроули, который верил, что его гениальность способствует проявлению скрытых талантов других людей, под его руководством она стала играть значительно лучше. Их отношения были очень страстными, но она не являлась для Кроули, как утвержда­ют некоторые, следующей Алой Женщиной: у неё отсут­ствовали необходимые способности к ясновидению. Тем не менее Лейла Уаддел сыграла важную роль в магиче­ской деятельности Кроули, несмотря на то что его раз­дражал её австралийский акцент. Кроули хотел, чтобы она избавилась от акцента, так как её речь звучала некрасиво во время церемоний.

На следующий месяц Кроули, Нойбург и Лейла были приглашены морским офицером королевской армии ка­питаном Дж.-М. Марстоном погостить в его доме в Дор­сете. Марстон, старший офицер Адмиралтейства, в А.-.А.-. был всего лишь послушником. 9 мая они вызвали духа по имени Бартзабель. Церемония, во время которой Кроули читал заклинания, Лейла играла на скрипке, а Нойбург танцевал, настолько впечатлила Марстона, что он предложил проводить такие церемонии в виде публичных пред­ставлений. Вероятно, он был осведомлён о возможности влияния на людей музыки первобытных культур. По сло­вам Фрэнсиса Кинга, известного оккультного писателя,

4 проводил эксперименты с там-тамом над замужними женщинами. Ритмы барабана якобы вызывали у них бес­покойство, перерастающее в повышенное сексуальное возбуждение, что в итоге заканчивалось мастурбацией или «непристойным» поведением.

Эксперименты, которые проводил в то время Кроули, базировались на использовании галлюциногенного пре­парата под названием ангалониум, более известного в наши дни как пейот. Впервые Кроули встретился с этим наркотиком в Мексике, где его получали из кактуса, при­надлежащего к роду Lophophora, и почти не вызывает со­мнений, что Кроули был первым, кто привёз это вещество в Европу. В результате приёма этого наркотика усили­валось восприятие цвета, смещалось чувство времени и места, повседневные предметы казались удивительны­ми. В марте 1907 года Кроули принял дозу пейота в по­рядке эксперимента, а затем периодически, по мере того как ему удавалось пополнить свой запас этого наркотика, продолжал исследовать свои реакции на него и видения, которые он порождал.

Погостив у Марстона, Кроули отправился в Венецию, где 18-го числа принял ангалониум и видел «с закрытыми глазами фантастические вспышки жёлтого и красного над Венецией». В это же время он познакомился с мужчиной, с которым вступил в сексуальные отношения, причём иг­рал в них пассивную роль, исследуя таким образом жен­скую сторону своей натуры, которую называл Алис. По возвращении Кроули в Англию он и Лейла начали принимать дозы ангалониума, чтобы исследовать, как он повлияет на ритуалы, разработанные в Дорсете, во время которых Кроули читал заклинания, а Лейла играла на скрипке: «Ко­гда я и Л. У. играли и читали стихи, сидя друг напротив друга перед лицом Бога, мы получили такие потрясаю­щие духовные результаты, что попытались зафиксировать это в форме общего правила». В результате всего этого Кроули принялся за написание семи церемоний, по од­ной для каждой планеты. Он назвал их Элевсинскими таинствами.

Во время этих церемоний Нойбург танцевал до тех пор, пока не становился одержим соответствующим дан­ной церемонии духом. Лейла играла. Кроули нараспев произносил объясняющие происходящее стихи, которые он сочинил вместе с Джорджем Раффаловичем. Для церемоний были разработаны костюмы, и всё представ­ление было тщательно спланировано, как и предлагал Марстон. Когда каждый нюанс довели до такого совер­шенства, что Кроули был доволен, церемонии стали про­водить публично в штаб-квартире А.\А.\ на Виктория-стрит, 124, причём посетители платили за вход. Кроули был вдохновлён успехом этих представлений, как маги­ческим, так и финансовым.

Подгоняемый своим успехом, Кроули решил расши­рить свою зрительскую аудиторию и арендовал тускло освещенный частный зал в Кэкстон-холле в Вестминсте­ре. На каждое представление продавалось по сто биле­тов. Сезонный абонемент на все семь церемоний прода­вался по непомерной цене в пять гиней. Посетителям, которые во время представления сидели на скамьях, пред­писывалось быть одетыми в цвета, соответствующие каж­дой церемонии. С октября по ноябрь 1910 года представ­ления шли в почти переполненных залах каждую среду. На них приглашались журналисты, и вскоре начали появлять­ся статьи-отзывы. Помимо публики и журналистов, в чис­ле зрителей присутствовало несколько офицеров столич­ной полиции, выяснявших, не происходит ли здесь чего-пибо непристойного. Они были разочарованы. Всё, что они увидели, оказалось слегка богохульными пьесами, исполнявшимися «в честь нашей госпожи Артемиды», ВО время которых к духам различных планет обраща­лись с просьбой решить загадку Вселенной. Духам это не удавалось, и они возлагали всю ответственность на бога Пана, который благосклонно её принимал.

Для показов в Кэкстон-холле в изначальные церемо­нии были включены дополнительные представления. В них среди прочих участвовала молодая, страдающая невра­стенией актриса со сценическим именем Иона де Форест. Настоящее имя этой девушки с бледной кожей, круглым лицом и чёрными волосами до пояса было Джин Хейд. По причине своей естественной бледности она играла луну в лунной церемонии. Нойбург влюбился в неё, и у них на­чался бурный роман. Кроул и не одобрил этих отношений, и они прекратились. Позднее она вышла замуж, но через несколько месяцев, в 1912 году, совершила самоубий­ство. Нойбург, который так никогда и не оправился от этой потери, думал, что это Кроули убил её, воспользовавшись магическими средствами.

В целом пресса проявляла умеренную заинтересо­ванность этими представлениями, высказываясь о них тоном, граничившим с насмешкой и презрением. Так, в некой статье сообщалось, что одним из «новейших увлечений "будущих ведьм" стало исполнение странных кривляний из Церемонии Юпитера». Однако другая пу­бликация не удовлетворилась простым цинизмом. Газета The Looking Glass развернула решительное наступление, назвав использованную в ритуалах поэзию бессвязной, а самого Кроули — мятежным богохульником, намекнув на необычное сексуальное поведение Кроули и подтвер­див всё это фотографией коленопреклонённой Лейлы на груди Кроули.

Когда закончились представления в Кэкстон-холле, Кроули 10 сентября уехал из Лондона, устроив себе ко­роткие каникулы. Следующий выпуск The Looking Glass, появившийся в субботу, чопорно сообщал: «Мы пони­маем, что мистер Алистер Кроули покинул Лондон, что­бы поехать в Россию. Несомненно, во многом это будет способствовать смягчению петербургской зимы. Мы мо­жем поздравить себя с тем, что временно избавились от самого богохульного и хладнокровного злодея современ­ности. Но почему же Скотленд-Ярд позволил ему уйти без­наказанным?» Далее следовал развёрнутый разоблачи­тельный текст, торжественно подтверждающий давнюю репутацию Кроули как законченного подлеца.

Кроули был одновременно раздражён и удивлён. До этого он наивно полагал, что пресса объективна и бес­пристрастна, однако сначала в случае с Горацио Боттом-ли, а теперь — с Де Венд Фентоном, главным редактором The Looking Glass, он встретился с прямо противополож­ной ситуацией. К тому же он понял, что некоторые газеты жили не только за счёт выручки от продаж и рекламы, но и за счёт шантажа. За соответствующую плату можно до­биться того, чтобы клеветническая статья была отверг­нута редактором.

Боттомли не хватало наглости требовать от Кроули деньги, несмотря на большое количество публикуемых в его газете бранных статей, но у Де Венд Фентона хвата­ло, ион намекал на то, что за первым последуют и другие непристойные разоблачения.

Далёкие от мысли ехать в Санкт-Петербург, Кроули и Нойбург вернулись в Алжир и добрались до Бу-Саада на машине, чтобы сэкономить время. Наняв погонщика вер­блюдов с двумя верблюдами и мальчика-слугу, они вновь отправились в пустыню. Кроули считал, что верблюды бо­лее послушны, чем лошади. Они ведут себя, как «высоко­поставленные чиновники, и даже самые паршивые из них подобны консулам, а старые верблюды похожи на англий­ских дам, занимающихся благотворительностью». Хотя Кроули относился к пустым пространствам, как правило, с ненавистью, он любил пустыню, которая подсознатель­но означала для него не «пустоту и бесплодие, а скорее некий утончённый и скрытый источник жизни». Однако Северная Африка давала ему нечто более важное. Здесь он мог не волноваться по поводу своего гомосексуализ­ма. Здесь это считалось в порядке вещей, и к Кроули относились вне зависимости от его сексуальной ориен­тации.

Несмотря на то что Кроули вернулся в страну, кото­рую он любил, начало путешествия не предвещало ни­чего хорошего. Магические занятия Кроули и Нойбурга оставались безуспешными, погонщики верблюдов и мальчик-слуга беспрестанно жаловались, кроме того, на них обрушилась невероятная буря с дождём, после ко­торого пустыня оказалась покрытой водой на шесть дюй­мов, а на окрестных горных вершинах появился снег. Не­взирая ни на что, Кроули спешил ещё дальше углубиться в открытую пустыню, где ему встречались только разроз­ненные бедные поселения, в одном из которых под на­званием Улед Джелаль путешественники наткнулись на «какой-то сарай, который назывался европейским оте­лем, хозяином которого был случайно заброшенный в эту пустыню француз. Предметом гордости деревни был сарай, куда каждый вечер можно было прийти и смот­реть на танцующих девушек. Нет надобности описывать здесь, что именно они делали, но я могу сказать, что это единственная из известных мне форм развлечений, ко­торая никогда мне не надоедала. Мне нравится прихо­дить сюда довольно рано и сидеть здесь всю ночь, куря при этом табак или киф [коноплю] и выпивая одну чашку кофе за другой».

Из Улед Джелаль Кроули и Нойбург, судя по всему, про­должили пешее путешествие, темп которого они перио­дически вынуждены были ускорять, чтобы быстрее до­браться до воды. Кроули находился в своей стихии. Такой способ путешествия соответствовал его авантюрному на­строю. Тем не менее путешествие завершилось на кис­лой ноте. Кроули резко записывает в автобиографии:

«Я оставил Нойбурга выздоравливать в Бискре и вернул­ся в Англию один». Позднее Нойбург утверждал, что Кроу­ли бросил его.

После короткой остановки в Париже Кроули, прежде чем вернуться в Лондон, отправился в Истбурн. Почему он туда поехал, до сих пор неизвестно, но существует предположение, что он хотел повидаться с матерью. Возможно, он заискивал перед ней с целью получить наследство. Возможно, — ив этом не было бы ничего нехарактерного для него, — он поехал просто для того, чтобы помучить пожилую даму известиями о своих злых поступках; или, может быть, став старше, он почувство­вал к ней любовь и не хотел, чтобы об этом догадались другие.

Вскоре после этого Кроули сам оказался в положении мученика. В его отсутствие газета The Looking Glass име­ла большой успех. Её сотрудники откопали в прошлом Кроули всё, из чего только можно было извлечь что-то плохое, включая его недавний развод и супружескую из­мену. Фуллер считал, что нужно подать на газету в суд. Кроули не соглашался. Он не видел в этом никакого смыс­ла. Газета была почти банкротом, её читательская аудито­рия состояла из невежд, остальное же, как он утверждал, дело истории. Кроме того, он говорил, что слишком за­нят подготовкой нового выпуска «Равноденствия», хотя всё же написал две статьи для The Bystander, в которых объяснял, в чём суть его Элевсинских таинств.

Однако дело приняло другой оборот, когда The Loo­king Glass начала позорить друзей Кроули. Аллана Беннета обвинили в том, что он — «жалкий мошенник, притво­ряющийся буддийским монахом», добавив к этому намёк на то, что они вдвоём с Кроули предавались «непристой­ному поведению»: на иносказательном языке того време­ни это означало гомосексуальную связь. Участие в этом Джорджа Сесиля Джоунса также подразумевалось. Беннет, находившийся далеко на Востоке, не мог пострадать от этих заявлений, но Джоунс был в другом положении. Он решил подать в суд.

Когда в апреле 1911 года дело слушалось в суде, ад­вокаты, выступавшие на стороне газеты, заявили, что так как у Джоунса нет репутации, которую он мог бы потерять, а также поскольку касающееся его утверждение весьма не­определённо, то ответчик считает дело исчерпанным и по­лагает, что здесь не на что отвечать. Судья был смущён при­чиной искового заявления, и свидетельства этой причины, проявляясь во время слушания, не раз вызывали смех как среди судебных исполнителей, так и в зрительских рядах.

Кроули, который присутствовал в зале суда на протя­жении всего двухдневного слушания дела, получал гро­мадное удовольствие, «серым кардиналом» восседая на балконе для посетителей. Его не привлекали в качестве сви­детеля, но взоры всех присутствующих часто устремлялись к тому месту, где он сидел, особенно чтобы посмотреть на его реакцию, когда защитник газеты, «поразительно наход­чивый и агрессивный адвокат бескомпромиссного, власт­ного типа», назвал Кроули «омерзительным и гнусным со­зданием». Кроули даже не вздрогнул. Когда был раскрыт его литературный трюк со словами, образующимися из . начальных букв слов и стихов, а также были приведены примеры непристойностей, которые получались в ре­зультате (таких как «piss», «cunt», «arse» и «quim»), Кроу­ли просто улыбнулся и объявил заинтересованным сто­ронам, что это не просто совпадения. Даже появление его врага Мазерса, вызванного с целью испытать нрав­ственную низость Кроули, не взволновало его. Мазере, явившийся благодаря адвокату Джоунса, был вызван в суд скорее из любопытства, чем в качестве полезного свидетеля. Когда на место свидетеля вышел доктор Эд­вард Берридж, он заявил, что до него дошли слухи о Кроу­ли, но он не намерен их обнародовать в присутствии дам.

Однако судья заметил, что любую из присутствующих дам, скорее всего, трудно чем-либо шокировать, и это очень позабавило Кроули.

Было несколько моментов, когда судья предлагал, что­бы Кроули вышел на место свидетеля и разъяснил тот или иной вопрос, но и адвокат ответчика, и адвокат истца оставляли эти предложения без внимания. Защитник The Looking Glass опасался, что Кроули докажет, что утверж­дения относительно Джоунса являлись на самом деле лишь частью попытки шантажа, тогда как адвокат Джоун­са боялся, что Кроули, мало заботясь о приличиях, мо­жет навредить Джоунсу своими словами. Что касается Кро­ули, то, хотя он и не показывал этого в суде, у него не было ни малейшего желания выступать в качестве свидетеля. Какое бы удовольствие он ни получал от театрального эффекта судебного разбирательства, он всё же не хотел, чтобы его личная жизнь, и особенно его бисексуальность, выставлялась на всеобщее обозрение.

Судья подвёл итог слушанию дела, объявив, что Джо­унс поклялся в своей невиновности, тогда как представите­ли The Looking Glass в свою очередь клянутся, что они ни­когда не желали нанести кому-либо вред, однако, добавил судья, Кроули действительно публиковал непристойные произведения. Исход слушания зависел теперь от присяж­ных, которым предстояло решить, насколько тесное отно­шение Джоунс имеет к личности и поведению Кроули. Су­дья поставил перед присяжными три вопроса. Прежде все­го, являются ли слова и утверждения, ставшие причиной подачи иска, действительно оскорбляющими истца? Если да, являются ли эти утверждения истинными по существу? Если и это так, то являются ли они допустимыми по фор­ме? В заключении, которое вынесли присяжные, был дан утвердительный ответ на все три вопроса. Суд выиграл Де Венд Фентон и его газета. В сущности, Джоунс был оклеве­тан исключительно из-за своего общения с Кроули.

Этот судебный процесс побудил Кроули сочинить яз­вительный памфлет под названием «Розенкрейцерский скандал», который был опубликован под псевдонимом Лео Виней. Несмотря на то что главным виновником всех не­приятностей был Де Венд Фентон, основной мишенью ненависти Кроули в его новом произведении стал Мазере. Оно начиналось с заявления о том, что оно представляет собой «перекрёстный допрос человека по имени Сэмюэл Сидни Сильвестр Шерзерад Сократ Сципион Симмонс Скраттон Шейкебэк Свонк Свиззл Лиддел Диддел Мак-Грегор Мак-Керроу Мазере, Джеймс IV Шотландский, граф де Сен-Жермен, граф Гленстрэ, граф Мак-Грегор, шевалье Мак-Грегор, Мак-Грегор Мазере, С'Риогейл мо Дреам, Део Дуче Комите Фарро, рыцарь Сен-Жерменского ордена, и так далее, и так далее, мистером К. Скорпио, одним из королевских адвокатов, сведущих в юриспруденции». Эта пародия была недалека от истины: Мазере представился на суде как Мак-Грегор Мазере, но адвокат Джоунса вытя­нул из него признание, что он также известен под именем Мак-Грегора графа Гленстрэ и верит, что король Джеймс IV Шотландский никогда не умирал. В своём памфлете Кро­ули намекал, что в имени судьи содержится грубая ана­грамма: позднее он расшифровал её — из букв слова Scrutton можно составить словосочетание «cunts rot». Бэрриджу он отомстил несколько позже, написав рассказ «Лунный ребёнок», для героя которого по имени Бэллок доктор послужил прототипом.

Несмотря на то что Кроули, по существу, не был во­влечён в этот судебный процесс, тот имел для него весь­ма неблагоприятные последствия. Фуллер прекратил от­ношения с Кроули, поскольку счёл, что Кроули испортил Джоунсу репутацию. Раффалович тоже отдалился и дер­жался от Кроули в стороне, хотя отчуждение между ними началось ещё до описанного судебного разбирательства. Всё меньше людей хотело стать членами А.-. Ал.

Причина ухода Фуллера заключалась не только в том малодушии, которое, по его мнению, проявил Кроули, не вступившись за их общего друга. Дело было ещё и в том, что Кроули высмеял Фуллера в одном из своих стихотво­рений под названием «Новообращённый», которое было включено в сборник, озаглавленный «Крылатый жук» и вы­шедший в 1910 году. В «Мировой трагедии», которая вы­шла в том же году, Кроули ещё подсыпал соли на раны Фуллера, написав, что право на любые критические рас­суждения об этом произведении лучше всего предоста­вить Фуллеру, «который может написать поучительную ма­ленькую монографию длиной в 350 тысяч слов», как он и сделал когда-то в случае со своим эмоциональным эссе, написанным в надежде завоевать приз.

Откровенно говоря, Кроули иначе смотрел на эту си­туацию. Фуллер, по его словам, просто разуверился в нём. Фуллер больше не желал участвовать в издании «Равно­денствия» и соглашался продолжить работу над «Храмом Царя Соломона» только в том случае, если Кроули полно­стью прекратит своё участие в её подготовке и издании. Кроме того, он — во всяком случае, так утверждал Кроу­ли — запретил Кроули упоминать его имя в связи со сво­им, угрожая взимать с Кроули по 100 фунтов за каждое нарушение запрета. Это было обидно для Кроули, кото­рый считал, что именно он создал Фуллеру литературную репутацию. После того как их дружба прекратилась, Кро­ули утверждал, что Фуллер занят не чем иным, как попыт­ками выиграть призы в соревнованиях, устраиваемых Ар­мейским советом. На самом деле, Фуллер стал впослед­ствии генерал-майором Королевского танкового корпуса, а также автором нескольких значительных книг по во­енной истории. Он был блестящим военным стратегом, и именно он разработал наступательную тактику для тан­ковых боёв, использованную со столь разрушительным эффектом во время сражения при Камбре в 1917 году.

Впоследствии британская армия пренебрегла его такти­ческими идеями, немецкая же армия, напротив, взяла их на вооружение: Фуллер был создателем того, что получи­ло впоследствии название «блицкрига». Разработанная Фуллером военная стратегия имела такое влияние на во­енные подходы Третьего рейха, что ему довелось стать одним из двух англичан, приглашённых на празднование пятидесятилетия Гитлера в 1939 году, перед самым нача­лом Второй мировой войны. К этому времени Фуллер ещё раз выразил своё отвращение к британской армии за её равнодушие к его стратегическим идеям. Он посвятил свою жизнь занятиям военной историей, причём един­ственным его недостатком было восхищение фашизмом: он был активным членом Британского союза фашистов под предводительством сэра Освальда Мосли.

Этот уход близких друзей Кроули наложил отпечаток на всю его оставшуюся жизнь. Иногда у него появлялись друзья, но через какое-то время он терял их из-за своей паранойи, своего высокомерия, самовлюблённости или простой неспособности ценить дружеские отношения. Иногда он прогонял друзей, иногда они уходили сами, разочаровываясь в Кроули, когда переставала действо­вать первоначальная сильная привязанность.

Можно сказать, что Кроули никогда по-настоящему не нуждался в друзьях, — только в любовниках и учениках, которые ничего от него не требовали. Сам он не призна­вал этого, говоря: «Я понимаю, что мои представления никогда не будут значить для других людей то же, что они значат для меня. Я не жалею об этом. Всё, чего я хотел бы, — это чтобы достигнутые мной результаты убедили тех, кто стремится к истине, в том, что, без сомнения, существует нечто, достойное этого стремления, и что это­го можно достичь методами, более или менее похожи­ми на мои. Я не хочу быть предводителем толпы, куми­ром дураков и фанатиков или основателем вероучения, последователи которого довольствуются только отраже­нием моих взглядов. Я хочу, чтобы каждый сам прорубал свой путь через джунгли». Однако правда заключалась в обратном. Кроули хотел, даже испытывал нужду в обожающих, не задающих вопросов последователях. Он считал себя человеком, непохожим на других людей, «Одиноким Духом, Странником в Пустыне. Мне не было ника­кой надобности принимать участие в человеческих делах, вступая в личный контакт с людьми в их хлевах, обезьян­никах и свинарниках. Единственное, что связывало меня с ними, — это мой долг показывать путь в пустыню тем, кто готов рисковать». В конце концов, он был одним из Тайных Учителей, который строил магические планы и создавал себе имя.