Жизнь мага введение

Для совершения Операции Абрамелина Кроули должен был найти помещение, которое могло бы служить маги­ческим домом. Квартира на Чансери-лейн не удовлетво­рила бы Абрамелина, который требовал особенного, уни­кального места, специально посвященного ему. Желатель­но было, чтобы храм для проведения обряда представлял собой отдельно стоящее здание с главным входом, рас­положенным с северной стороны. Перед дверью главного входа должна была располагаться терраса, посыпанная мелким песком, а на краю террасы должно было быть небольшое помещение, где могли бы собираться злые духи. Окна дома должны были выходить на все стороны света, чтобы наблюдать за этими злыми духами и не позволять им приближаться до появления Ангела-хранителя.

У Кроули было достаточно денег, чтобы купить такой дом, если бы он нашёл подходящий. Он тщательно искал его по всей Великобритании, но всё было напрасно вплоть до конца августа 1899 года. Как-то остановившись неподалеку от Фойерс, на южном берегу озера Лох-Несс, Кроу­ли внезапно увидел идеальное здание. Оно называлось Болескин-Лодж или, по-гаэльски, Байль ос-кеан, что означает «усадьба в горах».

Хотя Кроули называл этот дом поместьем, на самом деле Болескин представлял собой красивое, основатель­ное здание с двумя двухэтажными крыльями, соединён­ными одноэтажной перемычкой, в которой располагались прихожие основных входов и длинный коридор, тянущий­ся по всей длине дома. Этот дом с колоннами и пышным главным входом, расположенным, правда, не с северной стороны, был построен у дороги, на которой и по сей день в иных местах не могут разминуться два автомобиля. От фасада к озеру шёл крутой склон, с которого открывался потрясающий вид на берега и водную гладь, в то время как с задней стороны дома на 150 футов вверх отвесно вздымались скалы, переходящие затем в небольшую до­лину под названием Гленн-Лиат. Кроме основного здания, там были маленькая каменная сторожка, отдельный дом для прислуги под названием Браун-Лодж, расположенный ближе к дороге, сарай для лодок на берегу озера и гараж для колясок и экипажей. Площадь приусадебной земли составляла около тридцати четырёх акров. На части это­го участка был разбит сад, но в основном земля была за­нята лугом, пастбищем, вересковой пустошью и лесом.

Наведя справки о том, кому принадлежит этот дом, Кроули узнал, что его владелицей была женщина по име­ни Мэри Роуз Бертон. Кроули нанёс ей визит. Объявив о своём желании купить Болескин, Кроули услышал в от­вет, что дом не продаётся. Тогда Кроули предложил за него такую сумму, отказаться от которой было бы безумием. 17 ноября 1899 года Кроули, заплатив 2300 фунтов плюс ещё 700 (в качестве налога на собственность), вступил во владение тем, что в договоре значилось как «участок зем­ли, являющийся частью имения Ловат, представляющий собой старые пахотные земли графства Болескин и нахо­дящийся на территории графств Болескин и Абертарф».

Цена, заплаченная Кроули, по меньшей мере вдвое пре­вышала истинную стоимость поместья. Приобретено оно было на имя Алистера Мак-Грегора, проживающего по адресу: Париж, улица Моцарта, 87 — это был адрес Мазерса.

Здание, приобретённое Кроули, было ориентирова­но с северо-востока на юго-запад. Юго-западную часть дома Кроули отвёл для своих магических занятий, рас­положив необходимую для них северную дверь в эркере, перед которым устроил требуемую террасу, посыпанную песком с берега озера. Внутри комнаты, которая служи­ла храмом, он установил свою молельню, деревянную конструкцию с подвешенными в ней зеркалами из лон­донской квартиры.

Обосновавшись в доме, Кроули усвоил себе манеры и привычки шотландского помещика и начал вести соот­ветствующий образ жизни. Он ловил лососей в озере, стре­лял куропаток зимой 1899—1900 годов, а в остальные времена года охотился на кроликов и просто упражнялся в стрельбе. Кроме того, он бродил по горам и выслежи­вал оленей. Однажды шторм застал его на озере в вёсель­ной лодке, недалеко от своего берега, но его несколько раз относило на другой берег, где от дома его отделяла одна миля птичьего полёта, и в то же время ему пришлось бы преодолеть тридцать миль, если идти пешком или ехать в экипаже. Он хотел натренировать одну из трёх сво­их собак, леди Этельдреду, сопровождать его во время занятий скалолазанием, но этот план провалился, потому что собака беспокоила овец горных скотоводов и её при­шлось отправить в Лондон. Когда наступила зима и выпал снег, Кроули начал ходить на лыжах по вересковым пусто­шам и горным долинам. Кроме того, он нанял приврат­ника-кучера, дворецкого вместе с другими необходимы­ми в доме слугами и непрерывно принимал гостей. В слу­чае надобности Кроули приглашал и кондитера.

Подобно Мазерсу, Кроули начал носить одежду шот­ландских горцев, в том числе юбку-шотландку, переши­тую из шотландки Мак-Грегора. Он восхищался Мак-Гре-горами, считая их «самым царственным, неправедно оклеветанным, романтичным, храбрым и одиноким из ро­довых кланов». Приписывая себе это имя, Кроули, воз­можно, вспоминал о своих детских играх с кузеном Грегором, в которых ему доставалась роль знаменитого вож­дя по имени Роб Рой. Поскольку Кроули на протяжении всей своей жизни питал неприязнь к нижнему белью, нет сомнений, что свою шотландку он носил традиционным образом. Он предпринимал всевозможные шаги, чтобы приобрести привычки и манеры, подобающие его ново­му титулу. Он называл себя Алистером Кроули Мак-Грего-ром (иногда просто Алистером Мак-Грегором), лордом Болескина и Абертарфа, хотя позднее этот титул был со­кращён до более простого и более выразительного лор­да Болескина. На его бумаге для письма появилось тис­нение в виде позолоченной буквы «Б», увенчанной коро­ной; его почтовая бумага была украшена фамильными гербами и изречением на санскрите.

На протяжении всей своей жизни Кроули притязал на дворянство, называя себя сэром Алистером Кроули. Никто точно не знает, от чего это пошло, но Кроули утверждал, что, учась в университете, он состоял в тай­ной организации карлистов, мечтавших вернуть дона Карлоса на испанский трон. Будучи членом этой органи­зации, Кроули якобы прошёл военную подготовку и был произведён во дворянство, вероятно, кем-то из знатных сторонников дона Карлоса. В автобиографии Кроули несколько раз упоминает об этом, но нигде не даёт точ­ных и полных сведений. А поскольку многие движения карлистов прекратили свою деятельность ещё до того, как Кроули мог присоединиться к ним по времени свое­го рождения, велика вероятность, что этим скромным умолчанием он хотел загладить свою ложь (а ещё более вероятно, шутку).

Несмотря на то что Кроули несколько раз самоволь­но награждал себя дворянским титулом, он испытывал сильную неприязнь к настоящим дворянам. В какой-то момент он пришёл к убеждению, что слишком многие удо­стаиваются дворянства, что рыцарская честь обесцени­вается, что дворянами становятся слишком обыкновен­ные люди, например кинозвёзды. «Когда евреи-выкрес­ты и какие-то шуты садятся за обеденный стол прежде джентльменов, последним пристало бы вовсе отказаться от обеда», — заявлял он. Дворянство подразумевало обя­занность «быть человеком чести, принявшим обеты — бороться за справедливость, служить человечеству, за­щищать несчастных и угнетённых, культивировать в себе храбрость и добродетель». По мере того как его извест­ность росла, он, как утверждает молва, в разное время звал себя также герцог Мидлсекс, граф фон Зонарев (что, возможно, соответствует неверно услышанной фамилии Сварев) и королём Ирландии. Остаётся только догады­ваться, какие из этих титулов действительно были его псевдонимами, а какие были выдуманы редакциями буль­варных газет на потребу публике.

Появление Кроули в Болескине взволновало местных жителей, но проблема, во всяком случае поначалу, заклю­чалась не в его магических занятиях. Что по-настоящему беспокоило соседей, так это ночные прогулки Кроули по окрестностям. Однажды рано утром он обнаружил у себя на пороге бутыль с самодельным виски — молчаливую просьбу не доносить чиновникам из акцизного управле­ния о существовании в горах нелегальных винокуренных заводов. Винокуры волновались напрасно. Отношение Кроули к законодательству было двойственным. С одной стороны, закон защищал обиженного и восстанавли­вал справедливость, но в законе было и много глупого, поскольку он диктовал мелочные правила для того, чтобы мешать безобидным занятиям невинных людей, нередко делая из мухи слона и заставляя хороших людей прибе­гать к уловкам и ухищрениям.

Среди постоянных гостей Кроули были его друзья-аль­пинисты, которые приезжали, чтобы заниматься скало­лазанием. Частым гостем был и Оскар Экенштайн, в тот момент увлечённый идеей полётов и летательных аппара­тов. Совместно с учёным-математиком из Тринити-кол-леджа Гилбертом Томасом Уолкером (известным совре­менникам какУолкер-Бумеранг) Экенштайн сконструиро­вал несколько бумерангов различной формы, что придавало им очень необычные летательные свойства. Уолкер с Экенштайном и Кроули даже оборудовали на кру­том склоне одного из холмов поблизости от Болескина специальный спуск, напоминающий лыжный трамплин. Предполагалось, что кто-то из них на полной скорости помчится с этого склона на велосипеде, снабжённом спе­циальными крыльями, чтобы проверить, сможет ли он парить. У берега озера должна была ждать лодка, чтобы вытащить и человека, и велосипед. К счастью, этот план так и не был реализован.

Среди гостей Кроули была, возможно, и Лора Хор-ниблоу. В записях Кроули говорится о женщине, которую он когда-то «осчастливил» и которая теперь приехала, что­бы остаться у него до весны 1900 года, когда, как он наде­ялся, его обязательства по отношению к ней закончатся. Подразумевается, что она была беременна, но едва ли это соответствует истине. Как бы то ни было, она гостила в Болескине недолго и вернулась в Лондон.

Кроули наслаждался жизнью в Болескине. Это место было идеально приспособлено для магических целей, оно позволяло ему вести помещичью жизнь (во всей её пол­ноте) и предоставляло широкие возможности для развле­чений. Но здесь было и многое другое. Кроули испытывал

благоговейный трепет перед впечатляющими пейзажами этих мест, перед острыми, тёмными холмами, угрюмыми водами одного из глубочайших пресных озёр в Европе, считающегося обиталищем доисторического чудовища, перед зубчатыми развалинами замка Уркварт, находяще­гося в трёх милях от Болескина на косе противоположно­го берега озера. Всё отвечало романтическим представ­лениям Кроули о своих предках. В одном из стихотворе­ний Кроули обобщает свои впечатления от Болескина. Озаглавленные «Отшельнический гимн одиночеству», сти­хи включают такие строки:

Стихотворение посвящено водопаду Фойерс, рас­положенному в полутора милях от Болескина. Этот во­допад послужил также причиной протеста, который Кроули выразил «Британской Алюминиевой Компании», планировавшей использовать этот водопад, чтобы вы­рабатывать электроэнергию для своего завода в Форт-Августине. Формулируя идеи, значительно опережающие своё время, Кроули бушевал: «В погоне за деньгами де­лается всё, чтобы надругаться над природой и уничтожить её». Несмотря на его протесты, этот план всё же был осу­ществлён.

Хотя Кроули играл роль помещика, истинной целью его жизни в Болескине зимой 1899 и весной 1900 го­да были занятия магией и соблюдение клятвы о доведе­нии до конца Операции Абрамелина, начинать которую можно было только в пасхальные дни. Итак, Кроули взял на себя устное обязательство, которое звучало так: «Я, Пердурабо, в присутствии Царя Вселенной и всех Сил, Боже­ственных и Ангельских, связываю себя духовной клятвой подобно тому, как я сейчас физически привязан к Кресту Страдания». Затем следовало десять длинных параграфов обязательства, после чего было сказано следующее:

Кроме того, я даю торжественное обещание и клянусь: овладевать этой Священной Наукой так, как то пред­писано книгой Абрамелина, не пренебрегая ни одной •даже мельчайшей деталью её содержания; не интер­претировать и не комментировать это знание в отно­шении того, что является возможным, а что — невоз­можным, не использовать эту Священную Науку с це­лью оскорбить великого Бога или причинить вред ближнему. Обещаю не передавать эту Науку никому из живущих, если только путём длительного взаимо­действия и долгих бесед я не буду знать этого челове­ка досконально и тщательнейшим образом не прове­рю, нацелен ли он на служение Добру или Злу. Я буду точно соблюдать и учитывать при своём обучении тот метод, который использовал Абрамелин по отноше­нию к Аврааму. В противном случае пусть мои усилия останутся бесплодными. Как от скорпиона, буду я бе­жать от соблазна торговать этим Знанием. Да пребу­дет это Знание во мне и в моих потомках так долго, как это будет угодно Всевышнему.

Раздел магии, которым был занят Кроули, по преиму­ществу имел отношение к визионерству. В автобиогра­фии он приводит примеры своих видений, одно из кото­рых было таким:

Другие этапы операции требовали, чтобы он спрое­цировал свой образ вовне и переместил в него своё со­знание, тем самым сделав для себя возможными маги­ческие «путешествия», а также изменение облика. Инте­ресно, что эти его путешествия зачастую были наполнены христианскими образами. По меньшей мере во время одного из них он превратился в распятого Христа.

Как и в своей лондонской квартире, в Болескине Кро­ули во время своих занятий встретился с необычными яв­лениями.

Когда я занимался изготовлением талисманов, квад­ратных кусочков пергамента с надписями, нанесён­ными на них индийскими чернилами, а делал я это в самой освещенной комнате моего дома, мне прихо­дилось использовать искусственный свет даже в са­мые солнечные дни. В комнате воцарялась темнота, которую можно было почти осязать. Более того, дом и терраса вскоре наполнялись призраками в форме теней. Они были, как правило, настолько веществен­ными, что почти не пропускали света. Я употребил слово «форма», но в строгом смысле здесь нельзя говорить о форме. Это явление трудно описать. Всё выглядело так, как будто у меня было какое-то нару­шение зрения, как будто объекты, на которые я смот­рел, вовсе не были объектами. Как будто бы они при­надлежали к такому порядку вещей или состояли из такой материи, что воздействовали на человеческое зрение, но ничего не говорили ему своим видом.

Проведение Операции Абрамелина являлось риско­ванным делом, поскольку Кроули не был в состоянии управлять злыми духами, которые, вероятно, жили в сто­рожке на террасе. Эти духи — Ориенс, Паимон, Аритон и Амаимон — со своими тремя пажами вырывались на свободу, входили в дом и устраивали там свистопляску. Эта магическая активность затрагивала и других жителей дома. Чарлз Роше, который гостил в Болескине, не смог вынести всего этого: он уехал однажды утром, даже не попрощавшись с хозяином дома и сев на первый же па­роход, шедший из Фойерс в Инвернес. Впоследствии они с Кроули не общались в течение многих лет, а пережитое в Болескине и вовсе никогда не упоминалось. Человек, сме­нивший Роше, поскольку Кроули нуждался в партнёре для своих занятий, тоже бежал в панике, а когда Кроули слу­чилось отлучиться на десять дней, Лора Хорниблоу также воспользовалась возможностью и обратилась в бегство.

За этим последовали и другие происшествия. Одно из них было связано с привратником-кучером. Однажды Кроули вернулся домой после охоты на кроликов и обнару­жил в своём кабинете католического священника, который сообщил ему, что несчастный человек, который уже много лет не брал в рот спиртного, внезапно напился пьяным и попытался убить свою семью. Женщина-ясновидящая, приехавшая из Лондона, занялась проституцией, эконом­ка сбежала под покровом ночи, один из рабочих, пригла­шённых для проведения небольшого ремонта в доме, обе­зумел и попытался убить Кроули, а мясник в Фойерс, раз­делывая тушу, нечаянно перерезал себе артерию, истёк кровью и умер. Этот последний несчастный случай кажется не очень достоверным. Говорили, что Кроули то ли наслал на мясника порчу в наказание за то, что тот плохо работал, то ли по рассеянности написал имена двух демонов на счё­те из мясной лавки. А согласно другой версии, в случае с мясником был и вовсе виноват кто-то другой.

Несмотря на занятость магическими делами, Кроули уделял немало внимания своей литературной карьере, написав несколько произведений, в том числе «Воззва­ние к Американской Республике», вдохновлённое встре­чей с двумя американцами в поезде Женева — Париж, «Carmen Saeculare», плод какого-то из его видений, за­тем написанный под влиянием Бодлера «Храм Святого Духа», «Трагедия Матери» (стилистическая смесь Булве-ра Литтона и Ибсена) и «Роковая сила». Сюжет последней заключается в том, что некая верховная жрица становит­ся женой собственного сына и рожает от него мальчика с целью сконцентрировать собственную оккультную силу в своём потомстве. Это не было оригинальной идеей, как выяснил Кроули позже, прочитав книги Элифаса Леви, который сообщает, что подобным образом посту­пали древние персидские маги. Но то, что ему пришла в голову та же идея, которая когда-то посетила Леви, в совокупности с другими обстоятельствами, например с тем фактом, что в момент смерти Леви Кроули был трёх­месячным плодом во чреве матери, привело Кроули к убеждению, что он является новым воплощением этого француза.

После публикации в 1901 году «Души Озириса», на­писанной в 1900-м, Кроули начал получать серьёзные кри­тические отзывы на свои произведения. New York Nation высказалась о них с похвалой, так же как и Western Morning News, которая заявила, что Кроули — многообещающий поэт, но его «дарованию ещё предстоит раскрыться в пол­ной мере». Г.-К. Честертон, чья счастливая звезда как раз в это время быстро всходила на литературном небоскло­не, написал длинную статью в Daily News, из которой сле­довало, что Кроули — сильный, одарённый поэт, но закан­чивалась статья нелицеприятно: Честертон выражал на­дежду, что «Кроули пересмотрит своё высокое мнение о Храме Озириса и посвятит себя работе более возвы­шенной и более благодатной для человеческого вообра­жения — воспеванию Брикстонской Капеллы».

Однако, несмотря на все эти похвалы, постоянным же­ланием Кроули оставалось продвижение по иерархиче­ской лестнице «Золотой Зари», и в назначенное время он обратился с просьбой об этом к У.-Б. Йейтсу и другим старшим членам общества. Однако по настоянию Йейтса ему отказали. Йейтс недолюбливал выскочку, осуждая Кроули за проведение церемоний, которые, по его мне­нию, никто не имел права проводить до вступления во Второй орден. Кроме того, Кроули не нравился Йейтсу как человек и до Йейтса, несомненно, дошли слухи, что Беннет предоставил Кроули доступ к тому, что он называл «закрытыми» документами.

Захваченный этим отказом врасплох, Кроули возра­зил, что повышение разрешил ему сам Глава, то есть Ма­зере. Он лгал. Но как бы то ни было, это не подействова­ло, поскольку Йейтс и другие лондонцы находились в кон­фликте с Мазерсом, жившим в Париже, и сговорились против Кроули, которого Йейтс называл отвратительным дегенератом, основываясь в своём мнении на слухах о гомосексуализме Кроули.

Во время работы над магической Операцией Абра-мелина Кроули вёл дневник, который назвал «Книга Опе­рации Тайной Магии Волшебника Абрамелина, в которой излагаются события моей жизни с пометками о ходе Опе­рации, Пердурабо, скромно Надеющийся». В записи, сде­ланной им 24 февраля 1900 года, чувствуется тревога. Здесь он описывает ряд событий, которые начались за несколько месяцев до этого, в ноябре. Незадолго до того, как Кроули поселился в Болескине, Лора Хорниблоу полу­чила анонимное письмо, в котором говорилось, что Кро­ули находится под надзором полиции, и давался совет держаться от него подальше. Примерно в это же время женщина по имени Эвелин Холл, с которой Кроули нахо­дился в любовной связи, показала ему такое же преду­преждение. Вполне возможно, что полиция завела дело и собирала улики, чтобы привлечь к ответственности Кро-ули и других подозреваемых в гомосексуализме. Нет сомнений, что Кроули постоянно думал о гомосексуаль­ных сношениях, даже когда не практиковал их. В том же самом дневнике он записал один из своих снов:

Не лишено оснований предположение, что Кроули избежал ареста просто потому, что как раз в это время переселился в шотландскую глушь.

Встретив сопротивление со стороны Йейтса, Кроули решил обойти этого ирландца и напрямую обратиться к Мазерсу. 13 января 1900 года он отправился в Париж, где Мазере согласился принять его во Второй орден: воз­можно, по той причине, что Кроули был многообещаю­щим магом, возможно, потому, что хотел поставить на место Йейтса и лондонцев, а может быть, потому, что нуж­дался в деньгах, которые Кроули должен был заплатить за посвящение. Тремя днями позже, 16 января, Кроули стал абсолютно полноправным Младшим Адептом Вто­рого ордена. Чтобы ещё больше досадить Йейтсу, Мазере сказал Кроули, чтобы он потребовал от Йейтса выдачи полагавшихся ему теперь документов.

После возвращения в Болескин 7 февраля, продол­жая заниматься приготовлениями к Операции Абрамелина и время от времени катаясь на лыжах вместе с Экен-штайном, которого, казалось, совершенно не затрагива­ли отряды теней и духов, бешено носящихся по дому, Кроули написал в Лондон, прося выдать ему документы. Его адресатом была мисс Мод Крэкнелл, которая зани­мала в организации какой-то административный пост и которую Кроули впоследствии называл «старая лесбий­ская расщелина, которую невозможно заполнить». Мисс Крэкнелл повела себя неучтиво, оставив его письмо без ответа.

Тем временем в рядах «Золотой Зари» нагнеталась напряжённая атмосфера, поскольку посвящение Кроули во Второй орден усилило трения между Лондоном и Па­рижем. Деспотичный, скрытный параноик Мазере боль­ше не доверял своим британским коллегам. Флоренс Фарр, которую Мазере сделал единственной своей пред­ставительницей в Лондоне в надежде, что женщина не ста­нет содействовать его смещению, употребляла все свои дипломатические способности, чтобы успокоить волне­ния, но оказалась между двух огней. В затруднении отно­сительно того, как ей поступить, она предложила закрыть лондонское отделение «Золотой Зари» и подала Мазерсу заявление об отставке. Но он отказался закрыть отделе­ние: ему нужны были новые посвященные и деньги, кото­рые они платили за своё посвящение. Что касается от­ставки, то она не потребовалась, поскольку Мазере ис­ключил Флоренс Фарр из общества, обвинив её в ереси, якобы насаждаемой ею в «Золотой Заре».

По-настоящему сильно Мазерса беспокоило одно: что, если лондонское отделение «Золотой Зари» сместит его с поста главы общества и назначит на этот пост Уэсткота?

Пытаясь это предотвратить, он написал Флоренс Фарр письмо, в котором говорилось, что Уэсткот — мошенник, выдумавший переписку с Анной Шпренгель, а возможно, и её саму. Тогда в «Золотой Заре» был создан специальный комитет для расследования этого вопроса: если бы это оказалось правдой, жизнеспособность общества и даже само его существование были бы поставлены под вопрос.

Постепенно конфликт приближался к своей высшей точке. 25 марта Кроули сообщили, что его вступление во Второй орден не будет признано законным и документов он не получит. Теперь ему стало ясно, что лондонское от­деление «Золотой Зари» взбунтовалось против Мазерса. Нетрудно догадаться, что Кроули встал на сторону Ма­зерса, о котором он несколько льстиво отозвался в сле­дующих выражениях: «Это маг, несомненно добившийся исключительных достижений. Это учёный и джентльмен. У него есть то ощущение собственного авторитета, кото­рое вызывает доверие к нему, потому что оно никогда не ставит себя под сомнение. Человека, притязающего на то, на что притязал он, нельзя оценивать по обычным за­конам и канонам. Обыкновенная мораль годится только для обыкновенных людей». Кроули написал Мазерсув Па­риж, предлагая ему предоставить в его распоряжение себя самоё и своё состояние, отказавшись на время от мысли о проведении Операции Абрамелина.

Язвительные и желчные письма продолжали пересе­кать Ла-Манш в обоих направлениях, пока наконец 29 мар­та Мазере не был смещён со своего поста. Узнав об этом, Мазере был взбешён. Он угрожал комитету наказанием с применением магической силы, а затем в письме, да­тированном 2 апреля, заявил: «Я не признаю за Вторым орденом права создавать какие-либо комитеты без мое-гоодобрения исогласия... Яупраздняюсам комитетиан-нулирую решения, принятые им на заседании 24 марта 1900 года».

Когда известия об этом достигли Кроули, он немед­ленно выехал из Болескина в Лондон, где встретился с презренной «лесбийской расщелиной» в штаб-кварти­ре Второго ордена на Блайт-роуд, 36, в Хаммерсмите, требуя доступа в подвал, где располагался церемониаль­ный зал. Она отказалась впустить его туда. Тогда Кроули отправился в Париж для встречи с Мазерсом и совмест­ной разработки плана действий.

План был прост. Мазере велел Кроули возвращаться в Лондон в качестве его личного полномочного предста­вителя, одновременно рассказав ему о нескольких маги­ческих приёмах, помогающих противостоять враждебно­сти и озлобленности. Вернувшись в Лондон, Кроули дол­жен был вызывать к себе по одному всех членов Второго ордена. В их присутствии его лицо должна была скрывать маска. Каждому он должен был задавать два главных во­проса: первый касался веры в доктрину Ордена, второй — преданности Мазерсу. При получении отрицательных от­ветов он сразу же должен был или понизить человека на иерархической лестнице общества, или исключить его. Кроме того, Кроули был уполномочен заново освятить зал для церемоний, определять, какие маски следует наде­вать во время обрядов, а также дать подобный набор ука­заний членам Первого ордена.

Кроули, явно предчувствуя; что его ожидает пост глав­ного Адепта в Великобритании, брался за осуществление заведомо провокационного-плана. Члены лондонского отделения «Золотой Зари» приняли бы в качестве пред­ставителя Мазерса кого угодно, только не Кроули.

Когда 13 апреля Кроули вернулся в Лондон, его пере­полняли магические силы. При его приближении лошади становились на дыбы или пускались вскачь, а его плащ сгорел по непонятной причине.

Тремя днями позже Кроули отправился на Блайт-роуд, 36, где Второй орден арендовал несколько комнат на втором этаже. Убедив домовладельца, что у него име­ется разрешение, Кроули получил доступ в помещение. Он осмотрел замки и комнату для церемоний. Она была обустроена наподобие гробницы XV века, предназначен­ной для Кристиана Розенкрейца, и представляла собой деревянную конструкцию пяти футов в ширину и восьми — в высоту, внутренность которой была обильно украшена семиконечными звёздами, магическими символами, вет­ви и Сефирот Древа Жизни, треугольником, внутри кото­рого находилась Роза с двадцатью двумя лепестками, и множеством других красочных изображений. Все эти символы, использовавшиеся при посвящении во Второй орден, много значили для Мазерса, который не мог допу­стить, чтобы ими завладели его враги.

На следующий день Кроули и Элен Симпсон, состояв­шая в обществе «Золотой Зари» и известная под именем сестры Фиделис, которую Кроули убедил поддержать Мазерса, вернулись на Блайт-роуд. Встретив там мисс Крэкнелл, они объявили ей, что являются хозяевами по­мещения, и выгнали её вон. Она побежала к ближайшему почтовому отделению и телеграфировала о случившемся Эдварду Хантеру, одному из старших членов Второго ор­дена. Тем временем Кроули вызвал слесаря, чтобы тот поменял замки на дверях.

Когда Хантер прибыл на место, он был поставлен пе­ред свершившимся фактом. Пока он и Кроули вели пере­говоры, появилась Флоренс Фарр. Кроули настаивал на своём, и тогда она вызвала полицию. Появился полицей­ский, выслушал аргументы обеих сторон и постановил, что Кроули должен покинуть помещение, что он и сделал.

Прошло два дня. Утром 19 апреля Хантер и Йейтс от­правились на Блайт-роуд, чтобы отругать домовладель­ца за то, что тот впустил Кроули. Они заменили замки на старые. Внезапно, в последние утренние часы появился Кроули. Он был одет как шотландец. Подол его шотландки раскачивался в такт шагам, огромный позолоченный крест висел на груди, шотландский кинжал — в ножнах на ремне. Кроме того, на лице у него была чёрная маска. Рядом с ним шла Элен Симпсон. Хантер сказал Кроули, что его здесь никто не ждал и что он должен уйти. Кроули отве­тил , что у него есть разрешение Мазерса на присутствие в этом помещении, и в доказательство этого предъявил письменный документ. Дело сдвинулось с мёртвой точки только с приходом другого полицейского, возможно на этот раз вызванного Кроули, уверенным в своей правоте. Однако полицейский предложил Кроули уйти, что он и сделал примерно через полчаса. Как только Кроули и его спутница покинули место событий, там появился трактирный вышибала, заблаговременно нанятый Кроу­ли, но заблудившийся по дороге на Блайт-роуд.

В 1935 году вся эта история перекочевала в беллетри­стику, поскольку была описана состоявшей когда-то в «Золотой Заре» писательницей ВиолетФирт, известной под литературным псевдонимом Диона Форчун, в расска­зе «Крылатый бык». Хьюго Эстли (Кроули) изображён там рябым злодеем-мулатом, тогда как Тед Марчисон, регбист и боксёр, представлен героем. Впервые они встречаются, когда Эстли вламывается в лондонскую квартиру, а Марчинсон сбрасывает его с лестницы («Если сатана являлся когда-либо в человеческом обличье, то это он сидел сей­час на циновке у двери») и осознаёт, что только что имел дело с сорвавшимся с цепи, распущенным чёрным магом. Большинство «фактов», которые Форчун включила в свой рассказ, были почерпнуты ею из бульварных газет.

В тот же самый день, когда сторонники Мазерса уда­лились, Второй орден в спешном порядке устроил со­брание. Эдвард Берридж, Элен Симпсон и её мать Элис (которая также была членом Ордена и которую Кроули описал как «посредственную певицу и первоклассную за­знайку с несколькими подбородками и толстым животом; сводню и интриганку, склонную к сентиментальным сле­зам и бестолковую. Эта ужасная карга разболтала по все­му Лондону и Нью-Йорку, что моё Тело Света вошло но­чью в комнату её дочери») были временно исключены из общества. Имя Кроули не упоминалось в этом списке, поскольку собравшиеся не считали его членом Второго ордена, кроме того, было решено, что отныне «никто не будет считаться принадлежащим к лондонскому отделе­нию общества, если он не прошёл обряд посвящения в лондонском храме».

Не вступая в дальнейшие разбирательства, Кроули начал действовать через суд. В письме, написанном 25 ап­реля Йейтсом леди Изабелле Аугусте Грегори, с которой его связывали дружеские отношения, подводится неко­торый итог всей этой ситуации:

Что касается Кроули, то он был о Йейтсе ещё более низкого мнения. Он отзывался о Йейтсе как о «вялом взъе­рошенном демонологе, из которого, несмотря на все уси­лия, потраченные им на собственную внешность, так и не вышло денди». Поэзия Йейтса казалась ему недостойной внимания потому, что в ней якобы «не хватало зрелости». Значительная доля этой враждебности основывалась на холодности Йейтса в отношении поэзии самого Кроули. Кроули показал Йейтсу гранки своей книги «Джептах», но ирландец не проявил никакого энтузиазма. И в самом деле, в 1915 году Йейтс напишет своему другу, что, по его мнению, Кроули «написал не более шести строк на­стоящей поэзии, всё остальное — скверная риторика». Ещё одна причина, настроившая Кроули против Йейтса, состояла в том, что Кроули считал патриотической ир­ландской претенциозностью, что, по его мнению, не слу­жило ему на пользу.

Кроме того, Кроули полагал, что Йейтс использует против него магические приёмы. Позже он связывал бес­чинства, устроенные духами в его квартире на Чансери-Лейн, с «тёмными намерениями других членов Ордена, таких как Е. F. E. J., которые, завидуя его успехам и бла­госклонности к нему Тайных Учителей, пытались уничто­жить его». В аннотированном экземпляре журнала, в ко­тором было напечатано это заявление Кроули и который хранится в Варбургском институте в Лондоне, Кроули ука­зал настоящие инициалы Йейтса.

Эта враждебность к Йейтсу проявилась и в литера­турном творчестве Кроули. «В рассказе "На развилке до­рог", — пишет Кроули, —во всех деталях воспроизведён эпизод, относящийся к этому периоду». У.-Б. Йейтсу в рас­сказе соответствует Уилл Бьют, «длинный, вялый, мелан­холичный, неряшливый поэт», к тому же «маг-дилетант», который «чёрной завистью завидовал более молодому и гораздо более талантливому поэту», и эта зависть «грыз­ла его мелочную душу», Алтее Джайлз (художнице и быв­шей любовнице Кроули) — Ипатия Гей, самому Кроули — граф Сванов. Там были описаны также Аллан Беннет, на­ставник Сванова, и Леонард Смитерс, издатель. Рассказ основан на реальной истории о любовной связи между Алтеей Джайлз и Смитерсом, которая за год до написа­ния рассказа получила скандальную известность среди лондонской богемы. Смитерс изображён в рассказе «об­рюзгшим от болезней и алкоголя; его вялый рот всегда имел плотоядное выражение; его жирные глазки источа­ли яд; его щёки, казалось, вот-вот покроются язвами и нарывами». В конце рассказа Ипатия Гей становится жертвой колдовского наговора и совокупляется со скольз­ким скелетом, похожим на того, которого Кроули дер­жал у себя в квартире. Бьют отвергает её, и она возвраща­ется к издателю, который, видя, как низко она пала, «сла­дострастно облизывается». Так Кроули мстил за мнимую утрату рукописи книги «Зелёные Альпы», якобы сгорев­шей во время пожара в типографии. Однако на этом его литературная месть не закончилась. В своём романе «Дитя луны», опубликованном в 1929 году, Кроули изо­бразил Йейтса в виде некоего Гейтса, неряшливого ир­ландского поэта с грязью под ногтями.

Юридические действия Кроули заключались в том, что он обратился в полицию, прося, чтобы ему посодей­ствовали в освобождении Церемониального зала об­щества. Это помещение по праву, как он был убеждён, и в соответствии со здравым смыслом и законом при­надлежало Мазерсу. Судебная повестка, которую он под­писал как Эдвард Алистер, была обращена к Флоренс Фарр и обвиняла её в «беззаконном и беспричинном от­казе предоставить определённые документы и соглаше­ния, касающиеся собственности истца». Второй орден представлял в суде известный королевский адвокат по фамилии Джил, которого наняла Энни Хорнимен. Йейтс очень волновался по поводу исхода слушаний. Если бы Кроули выиграл, как писал Йейтс леди Грегори, это пре­доставило бы Кроули, «человеку, ведущему недостойную жизнь, средства управлять мистическим обществом, а также дало бы ему власть над душами многих людей».

Но всё обернулось иначе, и Йейтс напрасно волновал­ся. Дело не дошло до рассмотрения в суде. Толи Кроули отозвал свой иск, увидев, насколько сильна оппозиция, то ли дело было отклонено судом, поскольку стоимость собственности, служившей предметом спора, превышала полномочия этого суда. Согласно другой версии, Чарльз Рассел нанял частного детектива, чтобы тот порылся в биографии Кроули, и когда было обнаружено, что у Кроу­ли есть несколько неоплаченных долгов, вызвал на суд представителя общества по защите торговли (разновид­ности кредитного агентства и долгов), который должен был свидетельствовать против него. Кроули, не желая, чтобы широкая общественность копалась в его грязном (возможно, гомосексуальном) белье, сдал позиции, ре­шил обойтись без судебного разбирательства и запла­тил пять фунтов неустойки. Нечего и говорить, что повсю­ду распространились слухи о магической силе, приме­нённой обеими сторонами друг против друга.

Когда суматоха, поднятая судебными делами, улеглась, Мазере и его уполномоченный оказались в ещё большей изоляции, чем раньше. Через несколько дней члены обще­ства собрались на Блайт-роуд и официально исключили Мазерса. Йейтс выступил перед собранием с предло­жениями по восстановлению общества и взял на себя роль нового лидера. Ещё около двадцати лет он был свя­зан со Вторым орденом, но даже под его управлением оно вскоре начало снова распадаться из-за междоусоб­ной борьбы.

Несмотря на то что судебная тяжба миновала, Йейтс немого отделаться от мыслей о Кроули. Он плохо спал, его преследовали кошмары, он жил в страхе, считая, что Кроули нанял головорезов из южного Лондона, чтобы те уби­ли его. Он рассказывал одному из своих друзей, что Кро-ули сделал изображающую его фигурку из воска и втыкает в неё булавки; Кроули же был слишком искушён в магии, чтобы опускаться до таких примитивных методов. Что ка­сается Мазерса, то он продолжал свои магические изы­скания, особенно связанные с картами Таро, но он был морально сломлен и разочарован. Кроули признавал, что Мазере был «искусным магом и научился удивительно эффективно пользоваться Великим Ключом Соломона. Но он не понимал, что Абрамелин открывает гораздо бо­лее широкие возможности...»

К тому времени, как все юридические вопросы были наконец улажены, наступило лето. Возможность проведе­ния Операции Абрамелина в Болескине была упущена, и Кроули не видел смысла возвращаться в Шотландию. Он отправился в Париж, чтобы сообщить Мазерсу об ис­ходе дела, и, оказавшись там, познакомился с двумя дру­зьями Мазерса, которые только что вернулись из Мекси­ки. Кроули услышал их разговор об этой стране и решил поехать туда для того, как он утверждает, чтобы занимать­ся альпинизмом на склонах вулканов. Были сделаны необ­ходимые приготовления, и в конце июня Кроули сел на пароход, направлявшийся в Нью-Йорк.

В молодые годы Кроули любил путешествовать и неред­ко отправлялся куда-либо под воздействием внезапного порыва. Однако его решение о поездке в Мексику было принято, вероятно, под влиянием полученного им вызо­ва на допрос в полицию. И это было делом рук Лоры Хор-ниблоу.

Где-то в марте этого года она написала Кроули угро­жающее письмо. О том, что побудило её к этому, остаёт­ся только догадываться. Возможно, она была раздосадо-ванатем, что её оставили в кишащем духами Болескине. А может быть, она пожалела, что дала Кроули деньги для отправки Беннета на Цейлон, и хотела получить их назад. (Йейтс говорил, что некоторые из членов «Золотой Зари» вступили с ней в астральную связь и внушили ей злые на­мерения против Кроули.)

Что бы там ни было на самом деле, но она отправи­лась в полицию и рассказала там о своей жизни с Кроули, не скрывая страшных подробностей о том, что Кроули яко­бы практикует садизм и сексуальные извращения, вклю­чая содомию. Полиция заинтересовалась её сообщени­ем, но, так как Лора Хорниблоу отказалась давать свиде­тельские показания на публике, то ли от стыда, то ли из страха, что мужу станет известно, чем она занималась в его отсутствие, дело на Кроули заведено не было, и ис­тория эта не получила своего развития. Однако опреде­лённый ущерб всё же был нанесён. Отныне Кроули был известен полиции и на него стали собирать досье, прав­да, с самого начала сведения о нём отличались большой неточностью.

Все эти неприятности, постигшие Кроули, заставили его отказаться от проведения Операции Абрамелина, ко­торая относится к высшей магии. Для успешного её осу­ществления маг должен быть чист духом и постоянно погружён в высокое молитвенное состояние. Насколько Кроули удалось соответствовать этим требованиям — и удавалось ли когда-нибудь, — вопрос спорный. Его эро­тическая, чувственная сторона была всегда слишком активна, чтобы он мог достичь настоящей твёрдости духа. Несмотря на то что он дал клятву Абрамелина с самыми искренними намерениями, сдержать её было выше его сил. Итак, пусть непреднамеренно, не сдержав своего сло­ва, он мог отныне подвергнуться страшным духовным ка­рам. В зависимости от взгляда на магию и её возможно­сти можно по-разному судить, насколько это обстоятель­ство повлияло на его жизнь. Однако с этого времени Кроули начинает понемногу утрачивать представление о том, что правильно и что неправильно. Вместе с этим он начал терять также и способность руководствоваться здравым смыслом в своей жизни и поступках. Отныне его существование будет протекать в русле то одной, то дру­гой крайности, а его капитал — уменьшаться при каждом таком колебании.

Кроули было двадцать пять лет. Он был человеком самоуверенным, дерзким, эксцентричным, эгоистичным, очень умным, высокомерным, остроумным, богатым, а когда надо — жестоким. Кроме того, он был талантли­вым писателем и искусным альпинистом, однако этим своим талантам он, казалось, не придавал значения.

Когда его корабль пересекал Атлантику, чтобы впер­вые доставить его в Новый Свет, Кроули, вероятно, был исполнен новых сил, а будущее виделось ему безбреж­ным океаном надежд, приключений и возможностей.