Лейтенант Валерий Ухабов при­был для прохождения службы в Турк­менский пограничный округ — вскоре его переименуют в Среднеазиатский — осенью 1959 года

В Ашхабаде Ухабова уже ждали однокашники — лейтенанты Николай Мочалов, Анатолий Кадышев, Тулкун Ходжаев, Лев Волков, Вячеслав Иль­ин, Виталий Беляев, Эдуард Вафин — они приехали на сутки раньше, опре­делились в окружной приезжей и в ожидании окончания отпуска (а оста­валось по одному-два дня) выходили к поезду встречать своих. На этот раз на перроне появился Ухабов.

Объятия, крепкие рукопожатия, словно вечность не виделись, а рас­стались-то всего месяц назад.

— Здорово, Валерий! Привет! Где жена? — шумели вокруг него моло­дые лейтенанты.

— Прибыл без происшествий, - серьезно, без улыбки ответил Ухабов. — Не женился, и не собирался. Служ­бе помеха. А вы где, как?

— Устроились... тут рядом. Идем. Переоденешься, отдохнешь часик, а вечером в Первый парк на танцы. Девчата в Ашхабаде — глаз не ото­рвешь, так и хочется... влюбиться.

— Нет, я не танцор. Так поброжу, похожу, посмотрю. Когда в управле­ние округа?

— В понедельник. В девять...

Воскресный день встретил моло­деньких лейтенантов ярким солнцем, тридцати пятиградусной жарой, арома­том дынь, арбузов, запахами плова, шашлыка. Полдня с Николаем Мочаловым они ходили по зеленым улицам го­рода, заглянули на шумные Текинский и Русский базары, долго рассматрива­ли полуразвалившуюся мечеть на про­спекте Свободы — память страшного землетрясения сорок восьмого года.

С однокашниками вновь встрети­лись в краеведческом музее (он почти рядом с управлением округа) — и Ухабов неожиданно для всех нас и, наверное, для самого себя предло­жил съездить за город, в село Багир на развалины Старой Нисы — столи­цы древней Парфии.

— Парфия? — кто-то с ухмылкой переспросил. — А что за зверь?

— Зверь? Расскажу... Но по пути в Багир — это конесовхоз. Разводят знаменитых ахалтекинцев.

Лейтенанты-кавалеристы и против соблазна взглянуть на золоти­стых, сказочных, из легенд, коней? Поехали!

В конюшни — святая святых — их не пустили, но в манеже лейтенанты пробыли два часа.

— Это кони из той самой далекой Парфии, — сказал Ухабов. — Родом оттуда!

И просветил удивленных одно­кашников насчет Парфянской импе­рии, которая остановила продвиже­ние Рима на восток...

Притомились лейтенанты — и ос­тались в густой тени шашлычной в по­селке Багир, а Ухабов — и надо это ему? — протопал еще полтора кило­метра до развалин древнего города.

Он стоял в котловане раскопок и обалдело оглядывался: трудно было представить, что две тысячи лет на­зад здесь кипела жизнь. Отсюда ухо­дила на бой с великим римским пол­ководцем Марком Крассом кавале­рия парфян — и разгромила его леги­оны. А отрубленная голова престаре­лого триумфатора была брошена к ногам восточного владыки. Вокруг — вдоль предгорий Копетдага, благо­ухали сады, а в райских кущах пере­кликались соловьи...

А сегодня здесь пыль... Траншеи раскопок. Под ногами — небесной го­лубизны изразцы. Один из них Ухабов взял на память и долго хранил, пока не затерял при очередном переезде.

Наверное, с посещения Старой Нисы у него появился интерес к исто­рии Средней Азии. Редкий случай. Большинство из нас, офицеров гра­ницы, равнодушно относилось и к ис­тории, и к жизни, и к быту местного населения. Мы жили как бы в другом мире. А он собрал приличную библио­теку по истории обширного края, много читал и мог поспорить по про­блемам древности с серьезными уче­ными.

По словам жены, Александры Сергеевны, часть своих книг он пода­рил заставе на комендатуре Шарам-Кую, где когда-то проходил стажиров­ку. Начал собирать монеты, и нумиз­матика стала его увлечением.

Ухабов рассказал как-то интерес­ный случай. Проездом он оказался в Бухаре и зашел в старенькую мечеть, превращенную в своеобразный атеи­стический проходной музейчик. Ви­дит, в одной витрине огромная куча древних монет. Осмотрел витрину, ог­ляделся — сигнализация отсутствует, у двери подремывает старая узбечка. Приподнял крышку — бери две-три горсти монет, и в одно мгновение твоя коллекция становится почти уни­кальной. Ухабов опустил крышку и почти бегом ушел из старой мечети. Сразу по возвращении домой он про­дал свою коллекцию — почти зада­ром. Чтобы даже соблазнов не было!

Но до этих событий еще далеко, с десяток лет. А пока он со своими од­нокашниками В.Герасимчуком, Д.Давыдовым, А.Барышниковым, Н.Десятниковым получил назначение в Каахкинский погранотряд, благо, на поезде и езды-то меньше двух часов от Ашхабада.

Вспоминает генерал-майор в от­ставке Василий Иванович Черечукин:

«В Каахкинском погранотряде мне пришлось служить в должности начальника политического отдела и начальника отряда. Наш отряд — ста­рейший в округе, образован в двад­цать третьем году под свист басмаче­ских шашек и хриплые вопли старинных английских винтовок. В оператив­ном отношении — самый активный: вблизи линии границы проходит же­лезная и шоссейные дороги. Те, кто пытался нарушить границу, знали об этом. В отряд к нам назначали креп­ких, серьезных офицеров. И лейте­нанта Ухабова помню отлично. Назна­чили его на заставу «Дайча» к опытно­му начальнику капитану Ивану Ивано­вичу Кривеге. У него он многому на­учился. Кривега помог ему вписаться в коллектив. А то поначалу напустил на себя личину строгого и бескомпро­миссного... Получил одно взыскание, другое... «Не горячись, лейтенант, ты увлеки солдат, поведи за собой. Лич­ным примером, энергией, выдумкой».

Прошло немного времени — и личный состав поверил, зауважал мо­лодого офицера. Они увидели в нем офицера, который и ест из одного ко­телка с солдатами (он питался в сол­датской столовой), и службу несет без послаблений, и солдат по пустя­кам не дергает: положен сон — спи, личное время — отдыхай.

Ухабов не гнушался вместе с сол­датами отрывать траншеи в тактичес­ком городке, строгать и строить, трамбовать станки в конюшне, бе­жать кросс со старта и до финиша. И лошадь свою чистил, кормил и холил сам, не перепоручая эти нудноватые дела коноводу.

Через месяц-другой он знал сол­дат по имени-отчеству, вместе с ними по вечерам, в курилке (сам он не ку­рил) пел «гражданские» песни.

Спортсмен, он сразу взялся за спортгородок: привел в полный поря­док, подновил полосу препятствий, разместил дистанцию кросса и... что стало новинкой — оборудовал откры­тый манеж для занятий по конной подготовке.

И везде сам. С лопатой, киркой, секундомером.

Как-то на физзарядке увидел, что солдаты его с ленцой — как мухи, придавленные морозцем. Но у Ухабо­ва не поспишь — первые месяцы он сам проводил физзарядку, не спускал на откуп сержантам...

И о нем заговорили в отряде: на заставе ни одного отстающего по физподготовке. Он энергично зани­мался всем комплексом боевой уче­бы: тактические занятия, огневая подготовка (со стрельбища он мог не уходить часами), противохимическая защита...

Здесь он едва «не обжегся» — за­вел заставу в баню, приказал старши­не припереть дверь и бросил дымо­вую шашку — проверяли противога­зы. У многих противогазы оказались без клапанов — и можно представить картину: душераздирающий кашель, крики. Застава еще неделю кашляла. Но противогазы все привели в порядок — вздумает еще лейтенант «оку­ривать» личный состав...

И перед командованием встал во­прос: благодарить или наказывать офицера? За успехи заставы в боевой учебе Ухабов получил благодарность.

Старался лейтенант — и его заме­тили, у командования были все осно­вания назначить его начальником фи­зической подготовки и спорта отряда. У него к этому времени было шесть спортивных разрядов. Предложили — Ухабов не отказался, предложение для молодого офицера заманчивое.

На другой год он поступил в Турк­менский госуниверситет на спортфакультет. Служебный путь у него вроде бы определился...»

Вот таким запомнился молодой офицер генерал-майору Черечукину...

Ухабов окончил университет и за­скучал — и от должности, и от своей холостяцкой жизни, и, наверняка, от однообразия служебных обязаннос­тей. В отряде служили его однокашни­ки по училищу Д.Давыдов, В.Герасимчук, Н.Десятников, А.Барышников — они давно командовали заставами, а двое заканчивали военные академии. И Ухабов написал рапорт с просьбой направить его на заставу. Офицеру под тридцать — и на заставу...

Назначили в Термезский погранотряд заместителем к капитану Алек­сандру Причине. Самолюбие Валерия | бушевало, но он сдерживал себя — слово дал не конфликтовать, хоть и чувствовал, что «тесно» в замах. Понимало это и командование ча­сти, и вскоре его назначили началь­ником.

На 4-ю заставу он прибыл вместе с молодой симпатичной супругой Александрой Сергеевной.

Александра Сергеевна вспомина­ет:

«...Для меня Валерий — и вечная любовь, и вечная боль. Нас познако­мил его брат Владимир. Капитан Ухабов прибыл в очередной отпуск — и к брату на работу. Там нас предста­вили друг другу... И мы, наверное, влюбились с первого взгляда. А на другой день — выходной, и Валерий под окном общежития на своем мо­тоцикле. И сразу меня в лес — грибы собирали, ягоды, цветы полевые. И с букетом, без разговора, отправи­лись в его деревню Большая Малыш­ка. Его мама, учительница Евдокия Михайловна, отец Иван Дмитриевич встретили меня хорошо. Доброжела­тельно...

Отпуск как один день промчался — Валерий уехал. Год мы переписы­вались. И я по его вызову выехала в Термез. Там мы зарегистрировали наш брак в далеком 1969 году. Вале­рий увез меня на четвертую заставу. Началась наша совместная служба. Я работала, училась в Душанбинском университете на юридическом фа­культете...»

Валерий был счастлив — он обрел семью и настоящую работу — он дав­но хотел испытать себя и доказал: он командир способный.

Застава требует от начальника полной самоотдачи, всех сил и талан­та, знаний и способностей, упорства, воли, требовательности к себе и под­чиненным, личной дисциплинирован­ности. Ухабов командовал заставой несколько лет, подразделение доби­лось хороших и отличных показателей в службе, боевой и политической уче­бе, отличалось крепкой воинской дисциплиной.

Он любил службу — жил ею, а от­сюда и его самоотверженность в ра­боте. Любил солдат, заботился о них: и вода кипяченая в бочке, и накомар­ники, и противомоскитная мазь, и су­шилка, и крем, и щетки сапожные, и комната быта всегда в поле зрения офицера. Мелочи? Но без этих мело­чей не может быть и строгого порядка в подразделении.

Земля слухом полнится. В сосед­нем подразделении начальник в нака­зание отобрал у личного состава на месяц обычные тапочки; в другом — экономил дрова и уголь (в прошлом была недостача) — в казарме холодно, не согревают и два одеяла; в третьем — в санчасть не отпросишься, у офи­цера один ответ — на службу некому...

У Ухабова не так — на первом ме­сте у него солдат. Автор этого очерка убедился в этом сам, будучи корреспондентом окружной газеты «Дзер­жинец».

Несколько дней подряд в респуб­лике шли ливневые дожди. Под угро­зой затопления оказались многие сельскохозяйственные угодья. Шла борьба за спасение урожая, рисовых плантаций.

Вели борьбу с паводками и погра­ничники — спасали инженерно-тех­нические сооружения, КСП, дороги, наблюдательные вышки.

Опасная ситуация сложилась и на заставе Ухабова. Потоки воды размы­ли на некоторых участках КСП, свали­ли инженерные заграждения, подмы­ли пять столбов линии связи. А тут еще головной арык, стиснутый невы­сокими берегами, разбух и неожи­данно выплеснулся наружу. Наряд до­ложил, что вода размывает насыпь. Прорвет — поток может хлынуть во двор заставы.

Ухабов не растерялся — вместе с местным населением трое суток ору­довал лопатой и ломом... На заставе командовал замполит лейтенант Ген­надий Куликов, он и доложил началь­нику о прибытии корреспондента окружной газеты. Тот распорядился:

— Проводи его ко мне на квартиру. Супруга накормит... И отправь его с нарядом ко мне на правый фланг. Пусть ломиком помашет, а то привык перышком по бумаге!

Куликов передал мне его «распо­ряжение» дословно. Мне не очень по­нравились слова «перышком по бума­ге», но я улыбнулся и сделал все так, какой советовал.

Александра Сергеевна, его супру­га, встретила меня приветливо — мы были знакомы, Ухабовы заезжали ко мне в гости. Только горько улыбну­лась:

— Не могу мужа накормить. Тре­тьи сутки на границе.

Обрадовалась, что я к нему через полчаса отправляюсь.

— Ты его и накормишь! Возьмешь термосок с пельменями...

В квартире уют, достаток: со вку­сом расставлена мебель, перво­классный цветной телевизор, холо­дильник, магнитола, радиоприем­ник... На полках — сочинения М.Горь­кого, А.Пушкина, В.Маяковского, С.Есенина, Ф.Достоевского.

В этот мой приезд Валерий пода­рит томик стихов. Он подведет меня к книжному шкафу, скажет:

— Смотри... если что понравится — проси, не откажу, отдам однокаш­нику.

Взгляд мой сразу на скромном то­мике стихов остановился — и я при­свистнул от удивления: как, Ухабов читает тонкого, слезливого поэта де­вятнадцатого века!

— Думаешь, Ухабов боевик, а тут поэтик забытый? Читал, и не удивляй­ся, с аппетитом.

— Зачем тебе? Такая трата време­ни.

- Не знаю — заскребет иногда, грохнусь на диван. И полистаю, почи­таю.

Томик я у Валерия взял — он и се­годня у меня среди многих других книжечек стихов — память!

Но это будет чуть позже, а пока я направился на фланг. Поздоровались, обнялись, шурша мокрыми плащ-палатками. Ухабов смеялся, будто и не было трех бессонных суток.

— Знаешь, я, наверное, скоро от­буду с заставы. Предлагают замести­телем коменданта погранучастка. На Шарам-Кую, комендатура - про­пасть, водичку по заставам за 200 ки­лометров привозят. Но мне ли трусить — супруга согласна, она героическая женщина.

— Что я тебе о Шарам-Кую, мы же с тобой на стажировке в тех краях пребывали, — добавил он тут же.

Очерк в газету «Дзержинец» о на­чальнике передовой 4-й заставы Термезского погранотряда Валерии Ива­новиче Ухабове я не написал. А надо было. Знал я его хорошо, видел силь­ные и слабые стороны. Так и просилась мысль — на таких офицерах гра­ница держится. Они любят службу, живут ею — не претендуют на высо­кие должности, а несут свой крест там, куда определило начальство.

Валера продолжил традиции из­вестных в округе начальников застав Машкова, Пяткина, Яроша, Астафье­ва, Морозова, Манича, Кудинова, своего первого наставника — Ивана Кривеги. Эти офицеры по пятнадцать лет командовали заставами и не про­сили перевода в лесистые края.

Не просился и Ухабов, хотя насту­пили иные времена, и народ (и офи­церы в том числе) стремился туда, где лучше...

Нет, Ухабов не робот, и понимал, что засиделся на старте и ушедших вперед и выше сослуживцев уже не догнать. Не стоило «зевать», а он «зевнул» — и упустил шанс, когда можно было вырулить на дорогу в во­енную академию. Университет сбил с толку... И спокойно, без напряженки, без мальчишеской охотки, с которой начинал службу, он продолжал выпол­нять свои обязанности.

Но иногда — вдруг, без видимых на то причин — из спокойного, дело­вого, заботливого, благодушного он превращался в мрачноватого челове­ка. Вызвать такое настроение было непросто, и Александра Сергеевна понимала — устал Ухабов, ему бы вы­спаться как следует. Но на заставе не­редко оставался один офицер — и на­чальнику не до спокойного сна.

Супруга успокаивала его, как мог­ла — и ей это вполне удавалось.

Впрочем, он сердился и преда­вался унынию недолго. Не до того...

Он обладал чувством юмора, знал два-три десятка забористых солдат­ских анекдотов, играл на гитаре (вы­учился по самоучителю) — и вполне прилично исполнял песни Высоцкого, как правило, в солдатской курилке.

Некоторым старшим начальникам Ухабов казался немного странным: умный, вполне образованный, с со­лидным офицерским опытом, он ден­но и нощно трудился на заставе и не надоедал командованию просьбами. Выкручивался сам. О повышении по службе не думал, свыкся. И как вол, наклонив до земли голову, «пахал» и «пахал».

Но бесперспективным офицером его никто не считал — сослуживцы знали, — если нужно будет, он сумеет постоять за себя.

Так и произошло. После оконча­ния высших командных курсов в Москве предстал перед командиром части, доложил:

— Закончил на «отлично», — и до­бавил: — Прошу учесть!

Вскоре его назначили заместите­лем коменданта по боевой подготов­ке в Шарам-Кую, забытую Богом, но вполне освоенную пограничниками вмятину бескрайних Кара-Кумов. И он не испугался, не заныл, хотя после двадцати лет службы имел, наверное, право на приличное местечко — по­прохладнее и поближе к городу. Он с энтузиазмом взялся за дело. Долж­ность, в общем-то, проклятущая — и командировок много, и задач выше самых задиристых барханов. И ко­мендант поставил вопрос конкретно — повысить физическую подготовку и боевую обученность личного состава застав комендатуры.

Дело привычное — Ухабов с наст­роением взялся за выполнение своих обязанностей. И командование части отмечало замкоменданта Ухабова — благодарности, грамоты, знак «От­личник погранвойск» I степени подтверждали, что есть у мужика еще по­рох в пороховницах. Старается офи­цер, опыт свой богатейший (именно так) передает офицерам застав - учит работать с солдатами.

Шарам-Кую и по туркменским понятиям дыра беспросветная. Ви­димо, учитывая почти двадцатилет­нюю службу Ухабова, его переводят в Термезский погранотряд (место вроде бы поприличнее) на ту же должность на левофланговую комен­датуру. Дыра...

С улыбкой-то с улыбкой выслуша­ла эту новость жена, а брови непроиз­вольно вскинула — снова и опять... Повторение пройденного — и комен­датура, и должность... Не вырвется ее супруг из замкнутого круга — белкой в колесе крутится. Вроде в Керках прижились — она заместитель район­ного прокурора, и его в отряд прочат, но...

Вспыхнула Александра Сергеев­на, но смолчала — супруги научились понимать друг друга и прощать... Она считала, что их совместная жизнь удалась — без крепких ссор, без по­дозрений (мало ли в гарнизонах спле­тен), без особых претензий друг к другу. Жили, как и большинство таких служивых семей, не тужили, погова­ривали о тех временах, когда уйдут на заслуженный отдых.

Одна тревога — время уходит, а Бог деток не дал, хотя врачи и обна­деживают.

И они верили — будет и на их ули­це праздник. Валерия, их дочь долго­жданная, появится через несколько лет.

Александра Сергеевна глубоко и тревожно вздохнула и в который раз повторила: