Кремлёв С. К 79 Русская Америка: Открыть и продать!
Глава 8. Как баре Романовы Аляску продавали
жүктеу/скачать 2.52 Mb.
|
| Глава 8.
Как баре Романовы Аляску продавали... В ОГРОМНОЙ, на пятьсот с лишним страниц, статье об императоре Александре Втором в Русском биографическом словаре издания 1896 года о Русской Америке сказано 16 (шестнадцать) слов на страницах 662— 663, и вот в каком контексте: «В продолжение 1867 года состоялись: подписанный в Петербурге 18-го марта договор (в действительности он был подписан 18 (30) апреля в Вашингтоне, почему иногда и называется Вашингтонским. — С.К.), коим Россия уступила Соединенным Штатам владения свои в Северной Америке, и возведение князя A.M. Горчакова 15 июня, в день исполнившагося пятидесятилетия его службы, в достоинство государственного канцлера. Вспыхнувшее между тем вооруженное возстание на острове Крит опять привлекло внимание Императорского кабинета на Восток...» Итак, продажа Русской Америки была авторами «Словаря» (а он как-никак издавался Императорским Русским историческим обществом!) расценена как событие, равнозначное по важности возведению в канцлерский чин князя Горчакова... В 1867 году мы — кроме материковых владений в Америке — сдали Алеутские острова, острова Прибылова, острова святого Матвея и святого Лаврентия, архипелаг Александра (Первого). И вот «возстание» на острове Крит, оказывается, было делом для императорского кабинета Александра Второго более важным. Нет, не говорят, не говорят в доме повешенного о веревке... А вот нам придется поговорить... И не об острове Крит, а о той критической ситуации, в которую официальная Россия впадала в 399 шестидесятые годы с тем почти флегматичным спокойствием, которое было так свойственно двум августейшим братьям Романовым — Александру и Константину Николаевичам. НЕТ, внешне все выглядело благопристойно. Конечно, на начало царствования Александра Второго сразу же легла тень поражения в Крымской войне. Парижский мир 1856 года отказал России в праве на мощный Черноморский флот. Но могли кто-то отказать России в праве не только считаться, но и быть великой державой? «Освобождение» крестьян без земли Манифестом от 19 февраля 1861 года прошло относительно гладко, и теперь уже «пореформенная» Российская империя двинулась дальше. Еще до «освобождения» — в 1860 году, был основан Государственный банк. В том же году был основан и Владивосток. И в том же году был основан Всемирный союз израэлитов, созданный Исааком-Адольфом Кремье под патронажем банкирского дома Ротшильдов. А барон Лайонел Натан Ротшильд в это время стал на двадцать лет финансовым агентом русского правительства за рубежом и активно орудовал в сфере русских железнодорожных займов. Если граф Канкрин считал, что Россия может обойтись и без железных дорог, то сэр Лайонел, напротив, считал, что без них у России будущего не будет. Он вообще любил пути сообщения, этот неугомонный барон. Он и покупку Англией Суэцкого канала финансировал (о его личном «наваре» с такой любви к победам над временем и пространством я умолчу). И — нет худа без добра! Получив не столько хорошую трепку, сколько звонкую «крымскую» пощечину за свою неумную активность в «восточном» вопросе, выгодную лишь англичанам, Россия временно взялась вроде бы за ум и обратила свое внимание на вопрос «азиатский» — что англичанам было более чем невыгодно... Уже к середине XIX века николаевская Россия заняла Заилийский край, а чуть позднее была учреждена Сыр-Дарьинская линия. При этом со стороны Сибири в сторону Средней Азии было выдви- 400
нуто русское укрепление Верное (будущая Алма-Ата), а со стороны Оренбурга линию держал форт Перовский. Во времена Александра Второго было решено соединить их новой кордонной линией, и в мае 1864 года навстречу друг другу двинулись два отряда... 2500 человек под командой полковника Черняева выступили из Верного, а 1500 человек под командой полковника Веревкина — из форта Перовский. Черняев занял с боя кокандскую крепость Аулие-Ата, Веревкин — городок Туркестан, а потом, соединившись, они 22 сентября взяли приступом Чимкент. Так была учреждена уже Ново-Кокандская линия, прикрывшая окраинные русские области от набегов из Хивы, Бухары и Коканда. Бороться нашим отрядам пришлось в основном с жарой и расстоянием, и борьба эта была не менее успешной, чем общий результат — среднесуточный темп движения отрядов достигал полусотни километров. А это — очень много и в более мягких условиях. Еще не возведенный в канцлерское достоинство Горчаков сообщил иностранным державам о новых приобретениях России пространным циркуляром, в котором вначале справедливо отмечалось, что «величайшая трудность состоит в умении остановиться», а затем пояснялось, что цель императора Александра «состоит не в том, чтобы расширить, вне всякой разумной меры, границы земель, подчиненных его скипетру, но утвердить в них свою власть на прочных основаниях, обеспечить их безопасность и развить в них общественное устройство, торговлю, благосостояние и цивилизацию». Хотя тактически Горчаков занял потом линию не очень-то умную (он начал преждевременно заявлять, что Россия вообще дальше двигаться не будет, что было просто геополитически невозможным), в стратегическом отношении тут все было верным — все, что России требовалось, так это — выйти к пределам разумного, не перейдя их... Но где эти пределы? Пустынные земли от Верного-Алма-Аты, от озера Иссык-Куль через Арал к Каспию и между Аралом и Каспием были естественной буферной зоной для России и прилежали к ней с любой точки зре- 401 ния. У кочевников на этих землях было неотъемлемое право жить на них и кормиться с них. Однако в стремительно колонизуемом европейцами мире такое право аборигенов обеспечивалось как раз при включении их земель в состав России. Со степями было все ясно, но оставалась еще густо населенная и древняя зона Хивинского ханства, Бухарского эмирата, Коканда и Ферганы. Руководствоваться логикой геополитики — значит уметь вовремя остановиться. И Горчаков мыслил тут вроде бы вполне национально и в русле русской геополитической идеи — двигаться не далее естественных российских границ. Такими границами на юге и юго-востоке были горы — Кавказ, Копетдаг, Гиндукуш, Памир, Тянь-Шань, Алтай... Если мы посмотрим на карту России Николая Второго, то увидим, что к началу XX века русские вышли на эти горные геополитические рубежи и дальше них не пошли. К 70-м же годам XIX века на них еще надо было выходить, потому что Ново-Кокандская линия была неизбежно промежуточной — в зону между ней и горными рубежными хребтами уже активно просачивались англичане из Индии. Поэтому вопрос о сохранении прежнего статуса среднеазиатских ханств не стоял. Дилемма была такова: или эти ханства тем или иным образом войдут в сферу государственного бытия России, или они будут подчинены Англии (сегодня место Британии в этой дилемме заняли уже США). Интеграция всей Средней Азии с Россией была поэтому предрешена. Но — не более, чем интеграция Средней Азии. А для этого России надо было всего лишь продвинуться вперед — чтобы обеспечить безопасность основной национальной территории. То есть для России это было одним из важнейших вопросов спокойного национального развития. Англия же хотела внедриться и закрепиться на очередных землях, отстоящих от Английского острова за тридевять земель, морей и гор (как ныне — США)... России далее гор продвигаться смысла не было, однако по золотому принципу английского джентльмена «Обвини раньше, чем 402
обвинят тебя» Лондон вдруг стал «тревожиться» за судьбу своих ост-индских владений, лежащих за горами. Уже в 1865 году сент-джеймский кабинет обратился к русскому двору с предложением обменяться нотами для выяснения взаимного положения обеих держав в Средней Азии. Россия резонно отказала — геополитически обоснованным могло быть лишь такое положение вещей, когда Россия включает в свой состав Среднюю Азию, причем — не как колонию, а как новый элемент национального государства, а Англия волей-неволей признает этот факт и не пытается приобрести в Средней Азии новые заморские-загорские колонии... России невозможно было не прийти в Среднюю Азию, а Англии в Средней Азии делать было просто нечего. Но англичане не успокоились. Тем более что генерал-адъютант фон Кауфман успешно проводил свою Туркестанскую экспедицию и уже дошел до Самарканда. Министр иностранных дел лорд Кларендон начал зондаж — нельзя ли, как он писал Горчакову, «для успокоения общественного мнения в Англии (ох уж, это могущественное мнение! — С.К.) и предупреждения несогласий и усложнений условиться о создании между обоюдными владениями в этой части Азии нейтрального пояса, который предохранил бы их от всякого случайного соприкосновения»? Кларендон указал — как на подобную возможную зону — на Афганистан. Горчаков тут же согласился и поручил русскому послу в Лондоне Бруннову объявить, что такой вариант «как нельзя более отвечает видам и намерениям Императорского кабинета», что «Его Императорское величество считает Афганистан совершено вне той сферы, в которой Россия может быть призвана оказывать свое влияние», и что «никакое вмешательство, противное независимости Афганистана, не входит в русские намерения». Итак, возможный конфликт улажен? Э-э, английский джентльмен — хозяин своего слова! Раз Кларендон предложил в качестве буферной независимой зоны Афганистан сам, то может же он сам от своего же предложения и отказаться? 403 Он и отказался! И предложил провести разграничительную линию по... Аму-Дарье! Не более и не менее! То есть, «беспокоясь» о том, как бы русские не вышли к истокам Инда, англичане нагло лезли в саму Среднюю Азию, рассчитывая на Хиву и выход к Каспию... Н-да... Но тут сынам Британии не обломилось! Воевать на суше с русскими, да еще при крайне неблагоприятной коммуникационной обстановке, было делом гиблым. С другой стороны, занятие Средней Азии оказалось для России почти бескровным. При взятии Ташкента было убито и ранено 125 человек, Ходжента —140. Поход 1868 года для покорения Зеравшанского округа, по мнению авторов отчета о нем, «дорого обошелся нашим войскам», и при этом речь шла о 250 раненых и 100 убитых... Общее число убитых в среднеазиатских военных экспедициях составило примерно 2 тысячи человек за более чем тридцать лет. То есть ожесточения борьбы не было, потому что не было со стороны русских жестокости. Да, среднеазиатская линия политики России была вполне разумной, геополитически обоснованной и национально состоятельной. Стала — пусть и со скрипом — налаживаться и дальневосточная политика в зоне Амура. Усилиями Муравьева-Амурского и его соратников Россия получила-таки свой Дальний Восток. Что же до Русской Америки, то она оказывалась обреченной, ибо была она предана еще до того, как была продана... В УЖЕ помянутом мной письме Горчакову от 22 марта (3 апреля) 1857 года из Ниццы генерал-адмирал и патрон Морского министерства, великий князь Константин Николаевич, ссылаясь на «стесненное положение государственных финансов» и необходимость финансирования развития русского флота, предлагал поправить положение продажей Русской Америки. Что ж, от головной боли гильотина избавляет, но врачи, реко- 404 мендующие ее в качестве средства лечения, лишь такого «лечения» и достойны! Проблема флота, безусловно, существовала. Крымская война поставила крест во всем мире не только на парусном флоте, но и на флоте деревянном. К началу шестидесятых годов в строй входят первые броненосцы во Франции и Англии, в Америке уже вот-вот впечатляюще заявят о себе в ходе Гражданской войны Севера и Юга железные мониторы... Россия к тому времени от Запада все более отставала. Если еще в александровские времена (не говоря о екатерининских) сравнение промышленного и технологического развития России и Франции, Америки, да и Англии, не давало серьезных оснований для национального стыда, то ко второй половине пятидесятых годов картина уже меняется... Хотя и не так удручающе, как это нам часто рассказывают. Спору нет — зарубежная броня была лучше. И, как пишут нынешние историки флота, получив из Англии информацию об испытаниях там броневых плит и закладке мореходных броненосцев в 1858 году, великий князь Константин Николаевич, покровительствовавший Морскому министерству, поднял вопрос о подобных исследованиях в России непосредственно перед Александром Вторым. На бумаге это выглядит внушительно, а как на деле? Скажем, чего стоила эта «самоотверженная» великокняжеская апелляция «непосредственно» к «самодержцу»? А ровным счетом ничего! Всего-то за очередным обедом после возвращения из «европ» сказать: — Любезнейший Саша! Осмотр английских кораблей был небесполезен... Мы подсмотрели-таки многое хорошее и дельное... Надо бы и нам... И услышать в ответ: — Да, ты прав... Кораблестроение у нас еще в детстве... — Вот-вот... — Да... И вообще нам еще многому должно учиться... 405
Угу! Надо... Вот и историки опять-таки подтверждают, что хронические, мол, финансовые затруднения и отсутствие заводов, способных изготовлять броню, тормозили развитие в России современного военного судостроения. Но какие там «затруднения»! Они были. Но — отнюдь не финансовые! Вот несколько цифр... На закупку станков для Адмиралтейских Ижорских заводов в 1860 году было выделено 30 тысяч рублей. На Кронштадтском пароходном заводе новое оборудование «потянуло» аж на 47,3 тысячи рублей. И «целых» 19 тысяч было затрачено на сооружение полигона для испытания уже отечественных плит на Волковом поле рядом с Ижорскими заводами... В России тогда было более ста тысяч помещиков. Средний помещик владел примерно шестьюстами десятинами при цене десятины в среднем 70 рублей. Итого — сорок две тысячи рублей. То есть при выявившемся отставании от передового мирового уровня металлургии и судостроения Россия Александра Второго отвалила на ликвидацию разрыва сумму, не составлявшую стоимости и трех поместий средней руки! Если учесть, что крупнейшим российским помещиком была сама царская фамилия, в распоряжении которой имелось 860 тысяч ревизских душ и более 9 миллионов десятин земли в двадцати губерниях, то... Впрочем, умножай и дели сам, уважаемый мой читатель! Но это — так, рассуждение умозрительное. А вот конкретный исторический факт, относящийся как раз ко времени продажи Русской Америки. Во второй половине августа 1867 года Федор Иванович Тютчев писал своей дочери от второго брака Марии Федоровне Бирилевой (Тютчевой):
406
никова подробность, поистине ошеломляющую. Во время последнего путешествия императрицы ей предстояло проехать на лошадях триста пятьдесят верст между двумя железными дорогами, причем на каждый перегон требовалось двести лошадей (это какая же орава холуев и нахлебников была при ней! — С.К.), которых пришлось пригнать за несколько сот верст и содержать в течение недель в местности, лишенной всего и куда надо все доставлять. Ну так вот, знаешь ли, во что обошлось государству это расстояние в триста пятьдесят верст? В сущую безделицу: полмиллиона рублей! Это баснословно, и, конечно, я никогда не счел бы это возможным, если бы цифра не была засвидетельствована мне таким человеком, как Мельников, который узнал об этом от одесского генерал-губернатора». Александр Петрович Мельников был советником придворной конюшенной конторы и тестем Тютчева, так что этим сведениям верить можно. Добавлю, что в то же время английский промышленник Юз получил в возникающем Донецком бассейне от царского правительства бесплатно земельный участок с залежами угля и полмиллиона рублей ссуды... Хорошо, конечно, что уж эти-то полмиллиона пошли на дело. Но почему — Юз? У русского правительства хватало ведь и своих блестящих организаторов и металлургов! Павел Петрович Аносов, его ученик Павел Матвеевич Обухов, ученик Обухова — Дмитрий Константинович Чернов... Это только гранды русской практической металлургии и металлургической науки того времени. А ведь они были не одиночками-энтузиастами, а лидерами школ, производственных коллективов... Эх!
Могли, могли мы иметь вовремя и броневые плиты, и броневые боевые корабли! И иметь их без продажи Русской Америки! Уже значительно позднее времен продажи отставной флотский офицер, публицист Михаил Осипович Меньшиков писал в 1905 году: «У нас нет колоний, нет коммерческого флота — да, но, может быть, только потому их нет, что нет могущества на морях. Если бы по замыслу Петра Великого мы развили серьезную морскую силу, 407
Меньшиков — мыслитель и деятель неоднозначный, но в любви к России ему не откажешь. А любовь если и бывает слепой, то лишь в плане личном, подлинная же любовь к Родине порой делает человека удивительно прозорливым. И тут я с Михаилом Осиповичем согласен полностью — флот нам ко второй половине XIX века был нужен мощный и современный. Но — не на Балтике против Германии или на Черном море непонятно против кого. В Европе нам вполне хватило бы минных полей и береговых батарей. Флот нам был нужен на Тихом океане для нейтрализации поползновений янки на нашу часть Америки... К чему нам было принимать участие в «дележе земель», континентально не прилежащих к России, когда у нас уже были подобные обширнейшие земли? Нам их надо было просто удержать за собой, и всего-то дела... А МЫ их — с подачи непонятно кого — упускали... Константин — это ведь была августейшая ширма. А за ней прятались те, о ком даже верноподданный Тютчев писал как о «шайке людей, которая так безнаказанно тяготеет над Россией и позорит государя», как о «презренной клике, которая сейчас пользуется влиянием», и, наконец, как об «отбросах русского общества», «антирусском отродье»... Конечно, одними происками «антирусского отродья» продажу Русской Америки не объяснить. И среди тех, кто так или иначе способствовал утрате Россией ее американских владений, были, очевидно, люди и весьма достойные... Скажем, не лучшим образом вел тут себя Муравьев-Амурский, и даже Фердинанд Петрович Врангель был не всегда и не во всем на высоте. Но существенно то, что вокруг затеи с продажей оказалось много и темных интриг, и темных личностей. Они-то, не попавшие в 408 протоколы, депеши и монографии, играли, я думаю, немалую, а скорее всего — решающую роль. Они задавали тот общий государственный (точнее, впрочем, антигосударственный) тон, который двум августейшим братьям оставалось лишь выдерживать. Что они, надо сказать, и делали... Так, письмо Константина Горчакову, написанное весной 1857 года из Ниццы, имело предысторию, начавшуюся зимой того же года — когда Константин в той же Ницце получил записку некоего Тенгоборского о состоянии финансов России после Крымской войны и «немедленно сократил расходы по морскому ведомству»... С чего вдруг? Поляк Людвиг Валерианович Тенгоборский, свою чиновную карьеру в Царстве Польском и начинавший, был, конечно, известным экономистом и статистиком. Но ведь он был не министром финансов, а всего лишь членом Государственного Совета и председателем Тарифного комитета, курировал внешнюю торговлю. Да, он написал капитальный четырехтомный труд по экономической статистике «О производительных силах России», но труд сей был вначале опубликован в Париже на французском языке, в 1852—1855 годах (то есть когда еще шла Крымская война) и лишь в 1854—1858 годах был издан на русском. Так что еще непонятно чем там занимался бывший польский референдарий, бывший генеральный консул в Данциге и бывший полномочный комиссар в Вене — экономической наукой или открытой экономической разведкой в пользу врагов России? И почему-то с Тенгоборского все в деле продажи Русской Америки и началось. И почему-то как раз в 1857 году он умер. А был не так чтобы стар — шестьдесят четыре года. Излишествами не страдал... Что — кроме тенгоборских толковых советчиков не было? Были! Но им почему-то не внимали даже тогда, когда их мнение до царственных ушей доходило. Проживший долгую жизнь князь Петр Алексеевич Кропоткин — географ, геолог и теоретик анархизма, вращавшийся тем не менее в кругах высоких, в своих «Записках революционера» написал: «При- 409
Ну, тут князя анархическое начало немного подвело — если бы все обстояло именно так, то Россия просто рухнула бы. А она все же шла вперед, пусть — и с гирями идиотизма и маразма на ногах. И дерзающие в ней были всегда — наперекор всему! Вот и пример из времен на переломе царствований Николая Первого и Александра Второго... ПЕТР Васильевич Казакевич (Козакевич) и Александр Егорович Кроун... Оба в конце карьеры — адмиралы (первый — полный, второй — вице-). А в середине 50-х годов, когда их послали в США для закупки судов и «машинного заведения» Николаевского пароходного завода, Казакевич (он был постарше, лет сорока) пребывал в чине капитана 1 ранга, а Кроун — капитан-лейтенанта. Офицеры это были опытные, с хорошей жизненной и мореходной выучкой, оба — кругосветные путешественники, оба огибали мыс Горн... Казакевич плавал старшим офицером на «Байкале» Невельского к Амуру. Дед Кроуна — выходец из Шотландии, был принят в русскую службу еще в екатерининские времена, дослужился до адмирала и был, как говорят моряки, «счастлив на попутные ветры», воспитал много хороших моряков... Так вот, от начальства Казакевич и Кроун получили весьма широкие полномочия — действовать в закупках «по собственному усмотрению, без всякого ограничения в суммах, но с соблюдением казенного интереса»... И они ведь его соблюли! Да как! Закупили судов и оборудования на 1 276 316 рублей 30 копеек. 410
И это был тот случай, когда копейки — я в том уверен — были проставлены отнюдь не для формального «ажура». Пусть читатель судит сам... Купленный капитан-лейтенантом Кроуном транспорт «Японец» обошелся казне в 445 069 рублей 74 копейки. А близкий по классу пароход «Камчатка» контр-адмирал Шанц закупил за 736 776 рублей. За транспорт «Маньчжур» Кроун заплатил 259 215 рублей 23 с половиной копейки, а за аналогичный клипер «Всадник» финской постройки и корвет «Баян», построенный в Бордо, отдали 306 197 и 415 717 рублей. Казакевич дешево купил пароходы «Америка» и «Амур», а баржу «Лена» — всего за 47 525 рублей 25 копеек. Правда, несмотря на очевидную экономию и выгоду, чиновники Кораблестроительного департамента утвердили сделанные расходы только через три года после закупок — в конце декабря 1859 года. Видно, никак не могли поверить, что вот же — могли украсть, а не украли. И это грустно... И то, что серьезный шанс Россия Александра Второго давала вороватым шанцам, а не лихим козакевичам. А грустнее всего то, что России уже приходилось закупать машиностроительное оборудование и суда в США — в стране, еще недавно сельскохозяйственной... ВЕЛИКИЙ же князь Константин — генерал-адмирал русского флота — месяцами болтался за границей. Причем развлекался лицезрением мертвых античных и живых коронованных развалин, вояжировал... Вместо того чтобы напряженно вникать в то дело, которое ему было вроде бы поручено — обеспечение морского могущества державы. И 2 апреля 1859 года в Неаполе, после поездки в Capo-di-Monte и перед поездкой на виллу Аквиллы, он меланхолично записывал в дневнике: «Вчера приехал курьер из Питера. Я все сижу и читаю бумаги. У нас из морского бюджета отрезали 1.300.000. Это колос- жүктеу/скачать 2.52 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|