Развитие процесса использования советских военнопленных в других отраслях экономики

В конце января 1942 г. большинство советских военнопленных - 69518 чело­век, то есть 47,1% от общего количества используемых на работах 147736 чело­век, - было занято в строительной промышленности и на предприятиях, произво­дящих завершающие строительные работы³⁰⁸. Большая часть этих пленных -35449 человек (51%) - ещё не была занята на работах, которым в это время уже был отдан приоритет, как, например, ремонт железнодорожных путей, но исполь­зовалась на строительных работах; высокий удельный вес этой категории рабочих является отзвуком будущих перспектив позднего лета 1942 г., а именно, ожидания, что этих пленных можно будет использовать для осуществления безумных строи­тельных планов фюрера.

К концу апреля 1942 г. количество занятых в этой отрасли экономики пленных сократилось до 48 803 человек, а затем к концу октября 1942 г. опять выросло до 64745 чел. В последующем наблюдалось устойчивое падение, достигшее своей низ­шей отметки в ноябре 1943 г. (48354 чел.). С тех пор до августа 1944 г., - послед­него месяца, по которому имеются данные, - их количество возросло до 58125 че­ловек. Количество пленных, занятых в наземном и подземном строительстве³⁰⁹, ос­тавалось высоким; оно колебалось между 25 000 и 35 000 человек, хотя интерес им­перских железных дорог к ремонту путей рос в гораздо большей степени. В целом

число занятых в строительной промышленности и на предприятиях, производящих завершающие строительные работы, пленных оставалось на одинаковом уровне. Высокое число января 1942 г. более не было достигнуто, ибо строительный сектор не проявлял интереса к усиленному использованию труда пленных.

На втором месте в январе 1942 г. - 31460 пленных (21,3%) - стояло сельское хозяйство. В этом секторе экономики количество пленных в последующие месяцы постоянно возрастало, только в апреле 1942 г. на 23 369 человек (= 51,3%). Следующий резкий рост последовал в сентябре (+ 19055 человек = 16,4%), временно достигнув высшей отметки в 135468 человек (29,8% от занятых тогда 455486 пленных).

Резкий рост количества пленных в сельском хозяйстве привёл к тому, что заня­тые там пленные с апреля 1942 г. составили большую часть пленных: 30 апреля их было 68935 человек (34,9%), а в конце июня был достигнут высший удельный вес - 36%.

Очень большой рост между январём и сентябрём 1942 г. (на 104026 человек = 330,7%) произошёл, конечно, исключительно за счёт чрезвычайно высокого количества ставших неработоспособными пленных, которых «для восстановления сил» направляли в сельское хозяйство³¹⁰.

С сентября 1942 г. до конца января 1943 г. численность сократилась до 92 836 человек. С одной стороны, это было обусловлено временем года, а с дру­гой - вызвано тем, что сельское хозяйство под знаком нехватки рабочей силы постоянно «прочёсывалось» с конца лета 1942 г. в поисках работоспособных пленных и квалифицированных рабочих и тем, что часть пленных благодаря лучшему питанию в сельском хозяйстве опять пришла в норму.

В феврале 1943 г. количество занятых в сельском хозяйстве пленных опять ста­ло расти. К 15 июля оно выросло на 30924 человека (33,3%), составив 123760 че­ловек (24,5% от общего числа в 505975 пленных). С июня по август эти пленные опять составляли большую часть занятых в немецкой военной экономике пленных. Это положение изменилось только потому, что из-за проведённых имперским объединением угля акций количество занятых в угольной промышленности плен­ных с августа 1943 г. стало резко расти, и тем самым именно угольная промыш­ленность стала тем сектором экономики, в котором, - вплоть до конца войны, -было занято большинство советских пленных.

Вновь выросшая с августа 1943 г. доля сельского хозяйства, - совершенно оче­видно не обусловленная временем года, - была вызвана опять-таки резко ухудшив­шимся общим состоянием пленных. Это становится ещё понятней, если вспом­нить, что этот рост противоречил усилиям по изъятию из сельского хозяйства боль­шого количества советских пленных для горной и оборонной промышленности.

С июля 1943 г. до середины февраля 1944 г.³¹¹ их количество слегка сократилось на 5188 человек (6,1%), составив 116158 пленных, но не достигло более низшей точки конца января 1943 г. С середины февраля 1944 г. их численность вновь стала расти и в середине августа достигла уровня - 138416 человек (+ 22 258 чел. = 19,2%), который превзошёл даже уровень сентября 1942 г. Тем самым сельское хо­зяйство, которое поздней осенью 1943 г. из-за сильного роста доли металлургичес­кой промышленности сместилось на третье место, опять заняло второе место вслед

за горной промышленностью. Этот новый рост в то время, когда «Центральное Планирование» было занято отчаянными поисками рабочей силы для горной про­мышленности и производства вооружения, служит ещё одним доказательством пос­тоянно ухудшавшегося состояния здоровья советских военнопленных. Статистичес­ких данных о периоде после 15 августа 1944 г. не сохранилось, но уже приведённые донесения о резком ухудшении состояния здоровья пленных в верхнесилезской и рурской горной промышленности летом 1944 г., а также падающая численность направленных в рурское горное дело пленных стационарного лагеря VI А Хемер³¹² свидетельствуют о том, что большое количество истощённых пленных по прежнему направлялось для «восстановления сил» в сельское хозяйство.

О развитии использования труда военнопленных в горной промышленности уже неоднократно говорилось. Тем не менее по ходу дела следует ещё раз сказать здесь об этом пару слов. Первая акция летом 1942 г. привела к резкому росту чис­ленности занятых здесь пленных с 7399 человек (в конце июня) до 61896 человек (в конце сентября 1942 г.). В конце января 1943 г. эта численность достигла 90759 человек, а к 15 апреля 1943 г., - при явно сократившемся притоке, - 96879. К середине мая численность сократилась до 93 379 человек, а затем к 15 августа 1943 г. незначительно возросла до 100633 человек. Только тогда о себе дали знать результаты «акции 300000 человек», которая была одобрена приказом фюрера от 8 июля: к 15 ноября численность пленных в горной промышленности возросла на 53903 человека (53,6%), составив 154536 человек³¹³ (27,4% от общего количества пленных в 564692). Тем самым горная промышленность, которая ещё в августе 1943 г. (100633 чел. = 20,3%) стояла на третьем месте после сельского хозяйства (121346 чел. = 24,5%) и металлургической промышленности (111074 чел. = 22,4%), прибрала к рукам большую часть советских пленных и, насколько извест­но, до самого конца войны сохраняла в этом отношении лидирующие позиции³¹⁴. Численность пленных в горном деле продолжала расти. 15 февраля 1944 г. доля горной промышленности составила 27,9%, а абсолютно рекордное количество пленных было достигнуто 15 мая 1944 г. - 168456 человек.

Численность советских пленных в металлургической промышленности на всём протяжении 1942 г. постоянно росла - с 5284 человек в конце января, до 60330 че­ловек в конце июня и 126135 человек в конце января 1943 г. Предположительно в ноябре 1942 г.³¹⁵ доля металлургической промышленности впервые превысила до­лю сельского хозяйства. В конце января 1943 г. металлургическая промышленность располагала наибольшим количеством пленных (25,6%); это место она удерживала до середины мая. В конце января 1943 г, в первый раз была достигнута высшая точ­ка, после чего численность пленных вплоть до середины августа (- 15 061 чел, -11,9%) неуклонно падала. С этого времени численность пленных опять начала медленно расти: 15 февраля 1944 г, она составила 128975 человек (21,7%), 15 мая -133025 человек (21,5%), 15 августа 1944 г. - 137633 человека (21,8%). Тем самым временно, - с декабря 1943 г. по май 1944 г., - металлургическая промышленность опять занимала второе место, пока летом 1944 года это место вновь не перешло к сельскому хозяйству.

О распределении пленных внутри самой металлургической промышленности известно лишь с марта 1943 г., поскольку статистика использования рабочей силы

начала аккуратно вестись только с этого времени. Удельный вес отдельных отрас­лей металлургической промышленности в указанный период времени оставался довольно стабильным, разве что выплавка чугуна смогла существенно поднять своё значение³¹⁶.

Приведённые здесь цифры ясно показывают, что советские пленные играли су­щественную роль в немецкой военной экономике. Если считать, что производи­тельность труда занятых в угольной и металлургической промышленности совет­ских пленных в феврале 1944 г. примерно соответствовала 70% выработки среднего немецкого рабочего, - предположение, которое подтверждается по крайней мере для горной промышленности, - то это значит, что 295 ООО занятых там советских пленных заменили собой более 200000 немецких рабочих. В 1944 г. выработка более 600000 занятых в немецкой экономике пленных соответствовала почти 2 миллиардам рабочих часов. Прибыль, которую частные предприниматели из­влекли из использования этой рабочей силы, подсчитать довольно сложно. Зато с большой точностью можно вычислить прибыль, полученную государством, сосчи­тав суммы, перечисленные в имперскую казну угольной промышленностью. За примерно 160000 пленных и 310 рабочих дней, - при ежедневной сумме отчисле­ний в 1,30 рейхсмарок, - государству перечислили 64480000 рейхсмарок. За плен­ных в сельском хозяйстве сумма отчислений была существенно ниже - 0,54 рейхс­марок, за пленных в металлургической промышленности - существенно выше, поскольку эти суммы составлялись в зависимости от размера зарплаты среднего не­мецкого рабочего. В соответствии с этим, наверно, не будет большим преувеличе­нием сказать, что сумма, которая поступила в имперскую казну за работу советских пленных, соответствует более чем 500 млн. рейхсмарок³¹⁷.

XII. СУДЬБА СОВЕТСКИХ ВОЕННОПЛЕННЫХ НА ПОСЛЕДНЕМ ЭТАПЕ ВОЙНЫ
1. Передача службы по делам военнопленных Гиммлеру
25 сентября 1944 г. Гитлер передал рейхсфюреру СС Гиммлеру, который уже с 20 июля был командующим армией резерва, «содержание всех военнопленных и интернированных лиц, а также лагеря для военнопленных и их оборудование си­лами охраны»¹; 1 октября это решение вступило в силу.

С принятием этого решения, которое касалось только зоны ответственности ОКВ², начался последний этап в судьбе военнопленных в немецком заключении.

По словам Кейтеля и Рейнеке Гиммлер с лета 1942 г. стремился к тому, чтобы получить в своё распоряжение службу по делам военнопленных³,которой по его мнению слишком «слабо» управляли. Рейнеке заявлял, что именно из-за этого дав­ления он якобы был вынужден отдать свой приказ от 19 августа 1942 г.⁴, и передача не состоялась тогда только потому, что Гиммлер «не хотел целиком и полностью принимать в войска СС» соединения ополченцев⁵.

Этим же мнимым давлением Рейнеке и Кейтель объясняли издание некоторых лежащих на их совести приказов, которые они якобы были вынуждены отдать только для того, чтобы помешать СС установить власть над вермахтом. Это утверж­дение по меньшей мере вызывает сомнения. Давление Гиммлера, насколько изве­стно, не подтверждается современными источниками, и даже летом 1942 г. пози­ции вермахта были ещё настолько сильны, что Гиммлер вряд ли бы всерьёз вы­двинул требование о передаче в своё распоряжение той или иной части вермахта.

Первое достоверное требование относительно этой передачи относится к началу марта 1944 г., причём любопытно, что выдвинул его вовсе не Гиммлер. Министр вооружения Шпеер записал 5 марта после беседы с Гитлером, что он

ознакомил фюрера с желанием рейхсмаршала передать СС управление стационар­ными лагерями, - за исключением англичан и американцев, - в целях дальней­шего использования рабочей силы военнопленных. Фюрер счёл предложение хо­рошим и поручил господину полковнику фон Белову [своему адъютанту при авиа­ции] принять надлежащие меры⁶.

Таким образом, поводом здесь послужило, во-первых, желание Геринга от­личиться, выдвинув столь радикальное предложение, во-вторых, желание гиммле-ровскими методами добиться от пленных более высокой производительности тру­да. Предположение, что только с весны 1944 г. можно говорить о давлении Гиммле­ра, подтверждается показанием, данным в Нюрнберге обер-группенфюрером СС

Готлобом Бергером, которого Гиммлер назначил начальником службы по делам военнопленных. Так, он заявил, что соответствующие планы обсуждались в мае 1944 г.⁷ К этому времени позиции вермахта по сравнению с летом 1942 г. суще­ственно ослабли, и Гиммлер вполне мог использовать в качестве повода какой-нибудь нашумевший массовый побег, чтобы преувеличить якобы имевшие место нарушения при охране военнопленных⁸. Но и тогда поначалу ничего не произошло. Лишь неудавшееся покушение 20 июля 1944 г. создало предпосылки для передачи СС службы по делам военнопленных. 20 июля Гиммлер был назначен коман­дующим армией резерва вместо генерал-полковника Фромма. Тем самым ему уже были подчинены органы службы по делам военнопленных в корпусных округах, то есть начальники служб содержания военнопленных и лагеря; однако, получив власть только над исполнительными органами, Гиммлер по-прежнему не имел права давать указания относительно обращения с пленными. Тот факт, что прошло ещё два месяца, прежде чем он получил это, - даже тогда не безграничное, - право показывает, что либо возможности влияния Гиммлера были не столь велики, либо Гитлер имел основательные сомнения в целесообразности этого шага. Во всяком случае только новая должность Гиммлера в качестве командующего армией резерва позволила провести эту реорганизацию: служба по делам военнопленных со­хранилась именно как организация вермахта. Проблема передачи в СС решилась сама собой, когда 20 июля Гиммлер смог получить командную власть над частью вермахта.

Реорганизация службы по делам военнопленных заняла некоторое время, что является ещё одним доказательством неготовности к ней руководства СС.

25 сентября Гитлер отдал приказ о передаче этой службы Гиммлеру. Полномо­чия между ОКВ и командующим армией резерва он распределил в этом приказе следующим образом:

Все вопросы, связанные с выполнением конвенции [1929 года], дела, касающиеся гарантийных и вспомогательных обществ, а также все дела, касающиеся находя­щихся во вражеских руках немецких военнопленных по прежнему остаются в ве­дении верховного командования вермахта⁹.

Тем самым инспектор по делам военнопленных в ОКВ, - так в последующем стала именоваться эта должность, - сохранил некоторое влияние на судьбу тех пленных, которые находились под защитой Женевской конвенции. Окончательное уточнение задач должно было произойти только в результате переговоров задей­ствованных ведомств. Вскоре после этого Гиммлер, - «в своём качестве коман­дующего армией резерва», - передал службу по делам военнопленных обер-груп-пенфюреру СС Бергеру. Одновременно с этим он приказал реорганизовать в ходе переговоров между Бергером и начальником главного управления СС «администра­ция и экономика» Полем ведомство по использованию рабочей силы и входившие в него учреждения. Для «усиления безопасности в сфере связанных с военноплен­ными вопросов» Бергер должен был установить связь с начальником главного управления имперской безопасности обер-группенфюрером СС доктором Эрнстом Кальтенбруннером; следовательно, гестапо были предоставлены более широкие возможности влияния. Следующее мероприятие, которое Гиммлер осуществил в качестве командующего армией резерва, кардинально изменило статус начальников

служб содержания военнопленных в корпусных округах: они были подчинены инс­пекторам полиции и СС в своих округах¹⁰.

Разграничение функций между Бергером и Рейнеке завершилось в конце октяб­ря 1944 г. Использование немецких сил охраны, личного состава начальников служб содержания военнопленных и комендантов лагерей, рабочей силы пленных, а также вопросы контрразведки и сотрудничества с рейхсфюрером СС были пере­даны начальнику службы по делам военнопленных при командующем армией резерва, то есть Бергеру. «Инспектору по делам военнопленных в ОКВ»¹¹ вменялась в обязанность прежде всего связь с имперским министерством иностранных дел, странами-гарантами и Международным Комитетом Красного Креста, - любопыт­но, но легко объяснимо благодаря позиции Рейнеке, что ему подчинялись также отделы «внутриполитического воздействия службы по делам военнопленных» и «взаимодействия с партийными и гражданскими органами»¹².

Реорганизация армии резерва и службы по делам военнопленных означала в то же время символическое завершение того процесса, который в угрожающей перспективе проявлялся в политике руководства вермахта, начиная с 1939 г., а именно, процесса вовлечения в сферу влияния СС. Привело ли это к негативным последствиям для военнопленных различных наций, чего следовало опасаться, точно сказать нельзя. Немногие имеющиеся в нашем распоряжении источники производят впечатление, что положение пленных не особенно изменилось. В прин­ципе можно предположить, что проникновение одной организации в другую, в данном случае СС в вермахт, встретило ряд значительных трудностей, вызванных инерцией бюрократических структур. Следует помнить, что реорганизация нача­лась только в октябре 1944 г., в то время, когда союзники с Востока и Запада уже вышли к границам рейха. Надо полагать, что главные усилия инспекторов полиции и СС были направлены в первую очередь на «поддержание внутреннего порядка», борьбу с «пораженчеством» и саботажем, а также поимку бежавших военнопленных и гражданских рабочих, и что свои обязанности в качестве «верховных начальников службы содержания военнопленных» они считали относительно менее важными, во всяком случае до тех пор, пока какой-нибудь особый повод не вынуждал их к принятию соответствующих мер. В качестве ещё одного фактора следует вспомнить о том, что СС просто не располагали достаточным персоналом для укомплекто­вания органов по делам военнопленных.

Эти соображения подтверждаются организационными мероприятиями, кото­рые осуществил Бергер. По его словам, он не назначил в своё ведомство «началь­ника службы по делам военнопленных» ни одного члена СС, поскольку к тому вре­мени ему уже была известна реакция иностранных держав на реорганизацию службы по делам военнопленных, и он хотел избежать идентификации этого ве­домства с СС¹³. Если это и нельзя проверить в деталях, то можно всё таки ут­верждать, что Бергер укомплектовал своё ведомство личным составом, взяв из ОКВ целые отделы, - среди прочих «организационный отдел» службы по делам военно­пленных. Его начальник штаба полковник Фриц Мойрер, который в последующем по сути руководил всеми делами ведомства, также служил ранее в службе по делам военнопленных. Во всяком случае до этого он был комендантом одного пересыль­ного лагеря на фронте¹⁴. И если теперь его назначили на этот высокий пост, то

следует предположить, что его считали особо пригодным для решения вновь пос­тавленных задач.

Насколько известно, полномочия органов по использованию рабочей силы ос­тались неизменными; Поль, как начальник главного управления СС «администра­ция и экономика», а также как начальник организации концлагерей, видимо, не по­лучил никаких возможностей оказывать влияние. Шпеер и «Центральное Плани­рование», конечно, не желали допустить ограничения своих позиций в органах власти. Шпеер к этому времени уже разочаровался в эффективности системы конц­лагерей, и настроения, которые в это время сложились в имперском министерстве вооружения и боеприпасов по поводу повышения производительности труда, не ос­тавляли Полю никаких возможностей для вмешательства¹⁵. Более того, кажется, что и Бергер поддерживал эти усилия имперского министерства вооружения и бое­припасов. В начале января 1945 г. его представитель Мойрер распорядился, соглас­но этим планам, о переводе большого количества советских военнопленных на по­ложение гражданских рабочих. Этой мерой, - одновременно распорядились подго­товить аналогичное освобождение пленных по всей территории рейха, - рассчиты­вали мобилизовать остатки производительных сил советских пленных¹⁶.

Сотрудничество с Кальтенбруннером, напротив, предполагалось сделать более тесным, поскольку предотвращение побегов военнопленных было одной из основ­ных причин реорганизации. Уже в приказе Гиммлера в конце сентября было пред­писано «проверить все лагеря на безопасность и возможность предотвращения любой попытки восстания»¹⁷. Впрочем, ещё в январе 1945 г. Бергер распорядился о проведении новой акции «отборов»; при этом всех советских военнопленных, которые «как зачинщики контрпропаганды» агитировали против вступления совет­ских пленных в армию Власова, следовало «немедленно отстранять от работ и пере­давать службе безопасности»¹⁸.
2. Судьба советских военнопленных в последние месяцы войны
Источники содержат очень мало точной информации о последней фазе судьбы со­ветских военнопленных, а также о последствиях передачи Гиммлеру службы по де­лам военнопленных¹⁹. Поэтому дальнейшее развитие событий можно изложить лишь в самых общих чертах.

На случай вторжения союзников или приближения линии фронта в службе по делам военнопленных заранее были предусмотрены меры безопасности. Так, например, в середине марта 1944 г. в VI инспекции по вооружению в Мюнстере стало известно о директиве, согласно которой всех пленных по отданному сигналу следовало вывезти из пограничных районов²⁰. 13000 советских пленных и «остар­байтеров», которые в апреле 1944 г. были заняты в бельгийской и северофранцуз­ской угольной промышленности, следовало с этого месяца переводить в горную промышленность Рура; кроме того, на случай вторжения существовали планы срочной эвакуации²¹.

Перевод пленных, занятых на работах при войсках Восточного фронта, начался самое позднее в июле 1944 г. Командование группы армий «Центр» отдало 22 июля

1944 г. приказ доставить на территорию рейха всех «подлежащих вывозу» пленных, то есть пленных, которых следовало эвакуировать до прихода Красной Армии, что­бы использовать их на работах в рамках программы вооружения Шпеера²². 9 авгус­та 1944 г. генерал-квартирмейстер сухопутных сил потребовал, чтобы группы ар­мий немедленно передали для программы вооружения «всех работоспособных военнопленных», которые не являются «безусловно необходимыми для ведения боевых действий». В соответствие с этим командование 2-й армии распорядилось 16 августа 1944 г. вывезти всех пленных, кроме тех, которые «были включены в штат в качестве специалистов»²³. Уже 11 августа командование 2-й армии отдало приказ всех пленных и гражданских лиц, не входивших в число «добровольных по­мощников», «без всяких исключений срочно вывезти для строительства позиций в Восточной Пруссии»²⁴. Выходящие за рамки требований ОКХ и группы армий «Центр» приказы командования 2-й армии показывают, что по крайней мере в этой армии существовала тенденция вывозить пленных на Запад в возможно более пол­ном объёме. Это решение было, вероятно, продиктовано опасениями, что пленные при отступлении создадут трудности силам охраны и транспортной системе.

Источники не позволяют оценить, как проходила эта эвакуация. Представляет­ся, что при неподготовленных перебросках правилом были пешие марши, в то вре­мя как при планомерной эвакуации пленных вывозили по железной дороге²⁵.

С приближением союзников на Западе проблема ещё более обострилась, по­скольку теперь следовало эвакуировать также пленных, которые, - к примеру, в Лотарингии и Саарской области, а чуть позже также в Аахенском каменноугольном бассейне, - работали как раз в интересах немецкой военной экономики²⁶.

Уже 13 сентября 1944 г. штаб оперативного руководства вермахта вынужден был издать приказ об эвакуации военнопленных из VI (Дюссельдорф) и XII (Висба­ден) корпусных округов, поскольку они размещались к западу от Рейна и Наэ. Против этого выступили некоторые из гауляйтеров указанных областей, и Борман добился, чтобы штаб оперативного руководства вермахта распорядился в дополни­тельном приказе,

чтобы военнопленные на стратегически важных, в особенности сельскохозяйствен­ных работах вывозились не раньше, чем военное положение сделает это безус­ловно необходимым²⁷.

С другой стороны в это же время гауляйтер Южной Вестфалии Альберт Гофман выступил против того, что находившиеся в лагере для офицеров в Зоесте француз­ские офицеры до сих пор ещё не были вывезены в Центральную Германию. Он видел в них «силы.., которые в серьёзном случае могут доставить ему в его округе крупные неприятности»²⁸. Надо полагать, что к советским пленным также относи­лись с особым недоверием.

Эвакуации протекали тем более беспорядочно, чем ближе подступали к грани­цам рейха союзники. Когда в сентябре 1944 г. иностранных рабочих должны были перевести из Аахенского округа в Рурскую область, это проходило «поспешно и неорганизованно». Из 12000 военнопленных и гражданских рабочих к началу ноября в Рурской области вновь были «учтены» только 10000 человек, местопре­бывание остальных было «ещё неизвестно». Следует полагать, что часть из них по­гибла в бою или попала в руки союзников, поскольку 4000-5000 человек были за­

няты рытьём окопов в Аахенском округе²⁹. Путаница была вызвана не только стре­мительным развитием событий, но и тем обстоятельством, что пленными и граж­данскими рабочими теперь распоряжались несколько инстанций. Поскольку отдел по делам военнопленных в ОКВ никаких указаний об эвакуации пленных не дал, то имперское объединение угля само дало указания своим органам переправить пленных и гражданских рабочих в Рурскую область. Одновременно гауляйтеры в роли рейхскомиссаров по обороне приказали направить эти же силы на рытьё окопов³⁰, а учреждения под руководством Эдмунда Гейленберга³¹, которым было поручено укрытие авиационной техники и оборудования в подземных хранилищах, старались приобрести себе как можно больше горняков³².

Эвакуации в последние месяцы войны, - с сентября 1944 г., - привели к боль­шому количеству жертв. Конкретных цифр по советским пленным не существует. Ориентировочные данные может дать судьба английских и американских пленных. Насколько сильно среди этих пленных в последние месяцы войны выросла смерт­ность, видно из того, что к концу января 1945 г. умерло 1987 пленных³³, а к концу войны количество умерших увеличилось до 8348 человек (3,6%)³⁴. Если среди тех пленных, с которыми обращались гораздо лучше, чем с советскими, и которые благодаря находящимся в их распоряжении подаркам питались значительно лучше, так резко выросла смертность, то надо полагать, что среди советских пленных ко­личество жертв было, конечно, гораздо большим³⁵.

О пеших маршах, в ходе которых военнопленных через многие сотни километ­ров эвакуировали из Восточной Пруссии и Северной Польши в Нижнюю Саксо­нию, даже на Нюрнбергском процессе свидетельские показания давать было не­кому. Чуть больше известно о ликвидации силезских лагерей в январе и феврале 1945 г. Оттуда пешим маршем через «протекторат» в Саксонию, Баварию и Авст­рию было выведено около 100000 пленных³⁶. Сначала планировали вывезти плен­ных по железной дороге, но вследствие сложного транспортного положения из-за быстрого продвижения Красной Армии это оказалось невозможным. Начальник службы содержания военнопленных в VIII корпусном округе в Бреслау генерал-лейтенант Рольф Детмеринг выступил против предписанного марша, который из-за нехватки зимней одежды, мест для размещения в пути и продовольствия безус­ловно привёл бы к большому количеству жертв. С протестом выступили также генерал-губернатор Франк и уполномоченный вермахта в протекторате Чехии и Моравии, которые опасались волнений среди населения и попыток освобождения пленных, и либо не могли, либо не хотели предоставить продовольствие. Бергер также собирался заявить по этому поводу протест Гитлеру.

Как принимались решения Гитлера в таких случаях, видно, например, из про­токола совещания от 27 января 1945 г., на котором среди прочего речь шла о том, как следует вывезти из стационарного лагеря в Загане (для пленных пилотов) 10000 плен­ных союзных лётчиков. Реплики подавались окружением Гитлера: Геринг сказал, что этот вопрос несомненно можно решить на более низком уровне, а офицер связи Гиммлера при ставке фюрера Фегеляйн резко прервал разговор, предложив пору­чить проведение эвакуации инспектору концентрационных лагерей Глюксу³⁷.

Представляется, что эти перевозки, равно как и перевозки принудительно набранных иностранных рабочих, проводились главным образом подразделениями

фольксштурма, которые менялись по челночному принципу. Поскольку правитель­ство протектората отказалось размещать и обеспечивать проходящие колонны, транспорты направили в Саксонию через Судетскую область³⁸. При этом количество жертв среди советских пленных было очень велико. По показаниям очевидца в один день сообщили о смерти 200 советских пленных. Мойрер также показал, что он знал о том, что советские пленные умирали от истощения сил, и докладывал об этом Бергеру³⁹. Не во всех случаях окончание перевозки означало для пленных, что всё самое худшее уже позади. По меньшей мере в транспорте с советскими пленными, прибывшем 30 апреля 1945 г. в концлагерь Маутхаузен, в тот же день умерло ещё 28 человек⁴⁰.

Если участь всех пленных ещё раз ухудшилась в последние дни войны, то это, с одной стороны, объясняется тем, что их судьбу зачастую определяли фанатичные партийные функционеры и ожесточённые люди из фольксштурма. С другой сто­роны, важное значение имело то обстоятельство, что немецкое руководство любой ценой хотело сохранить пленных в своих руках в качестве заложников, а потому часто предпочитало эвакуировать их в нечеловеческих условиях, чем передать наступающему врагу⁴¹. Это решение было пересмотрено только в середине апреля. Тогда начальник службы содержания военнопленных в VII корпусном округе приказал, чтобы часть пленных, которые находились на территории Баварии к северу от Дуная, была передана союзникам, - «за исключением британцев и американцев»⁴².

Наряду с этим, жизнь пленных, которые по прежнему находились во власти немецкого руководства, определяли следующие факторы. Неудержимый крах всей системы снабжения в последние недели войны и обусловленные трудностями с транспортом ограничения в продуктах питания оказывали всё более негативное влияние. Пленные страдали также от ударов бомбардировочной и штурмовой авиа­ции⁴³. Если в эти последние недели войны число жертв среди пленных не стало ещё больше, то это произошло прежде всего благодаря активным действиям со сто­роны Международного Комитета Красного Креста, который своими «белыми фур­гонами» обеспечивал продовольствием и медикаментами лагеря пленных и их мар­шевые колонны. Эти акции шли на пользу и советским пленным.

Для большинства союзнических пленных освобождение из немецкого плена означало возвращение к нормальной жизни. Однако, для многих советских плен­ных путь страданий на этом ещё не закончился. Сталинский режим не мог приз­нать, что большое количество пленных оказалось в немецком плену по его соб­ственной вине. Поэтому часть пленных, - сколько именно, сказать трудно, - была приговорена за «предательство» к принудительным работам. Их жизнь изменилась лишь в незначительной степени⁴⁴.