Крупко и. В., Сактаганова з. Г., Шаблей п. С

КОММЕМОРАТИВНЫЕ 
ПРАКТИКИ КАК ИНСТРУМЕНТ 
КОНСТРУИРОВАНИЯ 
ОБЩЕСТВЕННОГО СОЗНАНИЯ
ПОД РЕДАКЦИЕЙ Е. МЕДЕУБАЕВА
ЕРМАГАМБЕТОВА К.С., КАМАЛОВ А.К.,
КРУПКО И.В., САКТАГАНОВА З.Г., ШАБЛЕЙ П.С.

КоллЕКТивная монография
138
СТАРЫЕ МУСУЛЬМАНСКИЕ КЛАДБИЩА СЕВЕРНОГО И 
ЦЕНТРАЛЬНОГО КАЗАХСТАНА: 
мЕсТа ПамяТи и сцЕнарии адаПТации К измЕнЕниям
второй половины XIX – начала XXI вв.
Павел ШАБЛЕЙ
На территории современного Северного и Центрального Казахста-
на проживают разнообразные мусульманские этнические группы: казахи, 
татары, башкиры, уйгуры, чеченцы, ингуши, таджики, узбеки, азербайд-
жанцы и другие. Благодаря историкам, краеведам, вниманию обществен-
ности нам известны имена и вклад многих представителей этих народов 
в социально-экономическое, политическое и культурное развитие стра-
ны. К сожалению, неумолимое течение времени меняет сознание людей 
и контекст, в котором формируются ценностные ориентиры общества. 
Так, например, в период Российской империи и СССР многие культурные 
объекты – памятники, церкви, мечети, старые кладбища – активно разру-
шались и закрывались. Некоторые из них были преданы забвению. В то же 
время небрежное отношение к таким местам памяти является не только 
следствием репрессивных действий политических режимов прошлого. 
Активное развитие процессов модернизации, миграции населения ока-
зывают большое влияние на изменение представлений человека о тради-
ционных ценностях. Люди начинают забывать своих предков (например, 
принадлежность к определенному роду у казахов и собственное гене-
алогическое древо). Они относятся к важнейшим ритуалам и обрядам, 
фиксирующим преемственность знаний и духовного опыта своего на-
рода, зачастую формально и прагматично. В итоге неизбежно возникает 
проблема формирования инструментов, обеспечивающих объективный 
взгляд на историческое прошлое и внимательное отношение общества к 
своей культуре и традициям. 
Одним из важнейших памятников культурно-исторического на-
следия являются старые мусульманские кладбища. Многие из них, рас-
положенные в черте городской застройки или в сельской местности, 
представляются в виде своеобразных серых зон – неблагоустроенные 
и заваленные мусором места, которые выгодно оттеняют современные 
супермаркеты и торговые центры. Такой контраст формирует значитель-
ную долю культурного отчуждения со стороны широкой общественно-
сти и молодежи, которые не хотят вкладывать деньги в благоустройство и 
развитие этих сакральных пространств. В итоге, богатство и многообра-
зие региональной истории предаются забвению, а историческое знание 
ограничивается нарративами о культурных героях, деятельность которых 
не всегда связана с жизнью данного конкретного города и местности.

сТарыЕ мУсУлЬмансКиЕ КладБища сЕвЕрного и цЕнТралЬного КазаХсТана 
139
Мы не должны забывать, что именно кладбища в период массовых атеи-
стических кампаний в СССР и репрессивной политики властей Россий-
ской империи были сосредоточением культурной и культовой жизни, 
позволяли мусульманам сохранить свою идентичность и успешно транс-
лировать знание и религиозный опыт от поколения к поколению. 
Не менее важный момент заключается в том, что кладбища являются 
к тому же и ценным историческим источником, который может помочь 
общественности и властям в реализации государственной политики по 
переименованию определенных населенных пунктов, а также мемориа-
лизации наиболее значимых личностей, упокоившихся в этих местах. 
Так как старые мусульманские кладбища представляют собой неод-
нозначный и многослойный с точки зрения истории функционирования и 
отношения властей и общества памятник, нам следует подробнее оста-
новиться на теоретических положениях этой работы. Прежде всего, в ос-
нове исследования лежат идеи Аллена Франка,
8
Бахтияра Бабаджанова и 
Паоло Сартори (Sartori & Babajanov, 2019, р. 108-165) о том, что мусуль-
мане в периоды политической турбулентности (Российская империя и 
СССР) могли в той или иной степени эффективности адаптироваться к 
происходящим изменениям, транслировать знания и религиозный опыт, 
и таким образом, сохранить идентичность и культурную целостность. Та-
кое поведение, по признанию указанных нами ученых, контрпродуктив-
но рассматривать только через призму логики открытого или скрытого 
сопротивления верующих репрессивным мерам государства. Несмотря 
на существовавшие правовые ограничения по отношению к религии, 
власти в силу определенных прагматических соображений вынуждены 
были идти на уступки к мусульманам. Все это в итоге сформировало си-
туации гибридности, неопределенности и двойственности. Например, в 
самый разгар атеистических кампаний в СССР (1930-1950-е гг.) складыва-
лась достаточно интересная картина – закрывая мечети, медресе, отме-
няя вакфы, государство не выработало какой-либо определенной стра-
тегии и не создало правового поля для регламентации своей политики 
по отношению к заброшенным и действующим мусульманским кладби-
щам. Мусульмане, использовали эту ситуацию в качестве возможности 
для превращения этих мест в более активный чем прежде центр своей 
религиозной жизни. 
Наряду с проблемой адаптации мусульман к происходившим изме-
нениям не менее важный интерес представляет изучение механизмов 
сохранения и трансформации прошлого в сознании людей разных эпох. 
Учитывая это обстоятельство, мы должны уделить некоторое внимание 
описанию методологии изучения памяти в более широком социокультур-
ном контексте. Ведущую роль здесь играют разработки А. Ассман (2014), 
8
По мнению Аллена Франка (2019), элементы советского секуляризма могли стать объектами 
исламизации даже в современном Казахстане (р. 13-14). 

КоллЕКТивная монография
140
подразделяющую культурную память на два вида: функциональную и на-
копительную. Первая способствует продолжительности существования 
воспоминаний через обеспечение повторяемости (традиции, ритуалы 
и пр.). Вторая действует благодаря материальным репрезентациям вос-
поминаний (книги, архивы, музеи, памятники) (с. 48-56). В случае нашего 
исследования хорошим примером будет трансформация обычного за-
хоронения в памятник регионального и государственного значения. Для 
закрепления в исторической памяти этого объекта, его популяризации и 
публичности, ему придается особый символический статус (националь-
ный герой, святой и пр.). Как правило, рядом с самим надгробием должна 
быть установлена информационная стела, оформленная в национальном 
колорите и содержащая краткий и понятный для обывателя набор сведений. 
Другой аспект этой работы заключается в том, как обычные люди 
осуществляют различные коммеморативные практики на мусульманских 
кладбищах? Какое значение эти обряды и ритуалы играют в их повсед-
невной жизни? Изучение этих особенностей позволяет понять принципы 
формирования сознания общества в период независимого Казахстана, 
ценностные ориентиры, на которые опираются разные поколения людей. 
Коммеморативные практики и борьба за сохранение 
культурной идентичности в период Российской империи
В XVIII – XIX вв. происходит активный рост мусульманского населения 
на территории современного Северного и Центрального Казахстана. Так, 
в 1882 году в Петропавловске проживало 2389 татар. Численность каза-
хов составляла 1499 человек, а сартов 224 (Центральный государствен-
ный архив Республики Казахстан, ф. 64, оп.1, д. 2757, л. 24об-25.). Соглас-
но первой всеобщей переписи населения 1897 года, в Акмолинске было 
9688 человек. Из них казахов – 3020 (31%), татар – 1035 (10,6 %) и сартов 
– 308 (3%) (Первая Всеобщая перепись населения Российской империи 
1897 г., 1904, с. 17, 42, 66). Совершенно иная картина наблюдалась в Кар-
каралинске. Здесь в 1899 году насчитывалось 2277 жителей. При этом на 
долю мусульман приходилось 90,7 % (2064 человека) (Обзор Семипала-
тинской области за 1899 год, 1900, с. 93). Разные поколения мусульман, 
как местных, так и прибывших, были захоронены на крупных городских 
кладбищах, в небольших родовых погребениях в степи, отдельных маза-
рах. Каждый из этих памятников по-своему уникален и может рассматри-
ваться в качестве ценного исторического источника, отображая в то же 
время преемственность традиций и культурной памяти. 
Обращая внимание на типологию захоронений, мы должны прежде 
всего говорить о важности их функций, которые они осуществляют в 
жизни общества. Выполняя этно- и культурно интегрирующую роль неко-
торые из них не претендовали на историческую аутентичность. В памяти 
народа многие захоронения ассоциировались и ассоциируются с землей 

сТарыЕ мУсУлЬмансКиЕ КладБища сЕвЕрного и цЕнТралЬного КазаХсТана 
141
предков, сакральным пространством, приобретая отчетливо выражен-
ный символический смысл. Проиллюстрируем сказанное на примере. В 
1750 г. в 150 км. от Оренбурга инженер-поручик Ригельман увидел ка-
менные культовые комплексы (Селезнев, Селезнева & Белич, 2009, с. 21). 
План сооружений, составленный инженером, попал в середине XIX в. в 
руки востоковеда В.В. Вельяминова-Зернова. Ученый установил, что это 
были надгробные строения. По собственным наблюдениям В.В. Велья-
минова-Зернова, одно из сооружений находилось возле «могилы Корку-
та»,
9
и казахи называли это место «мечетью» (Вельяминов-Зернов, 1859, 
с. 283-284). В этом отношении образ Коркута – мифического первопред-
ка, вещего старца, нарекавшего имя героям огузского эпоса, который со 
временем превратился в почитаемого мусульманского аулия (святого) 
(Жирмунский, 1974, с. 556), – приобрел статус сакрального символа для 
этого пространства. Де-факто место стало исполнять некоторые функ-
ции мечети. По словам В.В. Вельяминова-Зернова (1859), «ни один кир-
гиз не проедет мимо нее («могилы Коркута». – П.Ш.) без того, чтобы не 
слезть с лошади, не сотворить хотя [бы] краткой молитвы и не навязать на 
память клочка материи» (с. 184) … Множество подобных культовых мест 
в Казахской степи наблюдали в своих экспедициях А.И. Левшин (Левшин, 
1996) и член Оренбургской ученой архивной комиссии И.А. Кастанье (Ка-
станье, 2007).
Описывая особенности поминальной коммеморации у казахов, не-
мецкий этнограф Р. Карутц, объехавший Мангышлак в 1900 и 1903 гг., об-
ратил внимание на эволюцию статуса погребальных сооружений в со-
знании кочевого населения. Если раньше место захоронения особо не 
выделялось – родственники зачастую ограничивались укладкой больших 
камней-валунов на могиле, защищавших тело покойного от диких жи-
вотных, то позднее стали появляться обтесанные плиты, надписи, мав-
золеи. Стены таких мавзолеев украшались особыми орнаментами, от-
ражающими связь с тюркскими мотивами кочевой жизни, дополненные 
иранскими стилизациями. Более того, Карутц наблюдал и изображения 
предметов европейского импорта. В частности, самовара. Подобного 
рода зарисовки, сделанные немецким этнографом, иллюстрируют син-
кретизм казахской культуры. Место захоронения фиксировало не только 
особенности исламизации общества, его традиции и историю, но и под-
черкивало специфические характеристики личности – статус, интересы, 
авторитет. Тот же Карутц отмечал, что могилы святых заметно отличают-
ся от захоронений других мусульман. У изголовья святых ставятся дере-
вянные шесты в виде мачт. Иногда они украшаются волосами и бараба-
нами (Карутц, 2023, с. 128-132). Люди совершают к таким захоронениям 
обряды паломничества. Просят об исцелении от различных заболеваний, 
9
У казахов широкое распространение получила легенда о том, что Коркут, убегая от смерти, 
объездил весь свет. Именно поэтому в народных преданиях сохранилось выражение: «Куда 
не пойду – везде могила Коркута». 

КоллЕКТивная монография
142
благословления для себя и близких. Путники часто останавливаются 
вблизи могил святых, рассчитывая на безопасный ночлег и надеясь полу-
чить благословление для удачного ведения торговых, дипломатических и 
иных дел (Papas, 2019, р. 171-174).
Как видим, разные практики коммеморации были неотъемлемой ча-
стью казахской традиционной культуры. Вхождение Казахских степей в 
состав Российского государства и активное проникновение на терри-
торию, населенную мусульманами, крестьян-переселенцев из внутрен-
них регионов империи оказало существенное влияние на особенности 
религиозной жизни и трансформацию культурной памяти. Многие му-
сульманские кладбища, возникавшие в местах образования татарских 
слобод, казахских поселений (аулов) постепенно оказывались в тесном 
соседстве или в окружении домов и поселений русских крестьян. В этом 
отношении естественным опасением мусульман была угроза христиани-
зации, возможного осквернения их культовых и сакральных пространств. 
Не удивительно поэтому, что татары, казахи, сарты часто воспринимали 
проекты, направленные на развитие городской застройки и нередко при-
водящие к разрушению старых кладбищ или изъятию их земли под нужды 
коммунального хозяйства, как следствие репрессивной политики госу-
дарства и серьезное испытание для сохранения основ традиционной 
культуры и религиозной идентичности. В условиях отсутствия какой-ли-
бо институциональной (особенно на правовом уровне) защиты мусуль-
мане вырабатывали самые разнообразные стратегии сопротивления и 
адаптации к изменяющимся политическим и социокультурным условиям. 
Рассмотрим некоторые из них. 
Одна из таких историй произошла в Петропавловске. Ключевую роль 
здесь представляла попытка мусульман доказать властям, что кладбище 
– это не только участок земли, отведенный для погребения умерших, но 
и святое место, играющее важную роль в повседневных культовых прак-
тиках. В 1860 году мусульмане города Петропавловска выступили против 
устройства на месте своего старого кладбища городского парка. Была 
организована петиционная кампания, которая смогла убедить чинов-
ников в том, что эта территория представляет собой сакральное про-
странство – здесь два раза в год (во время праздников Курбан-байрам 
и Ураза-байрам) происходят торжественные собрания мусульман. Одно-
временно с этим упор был сделан на недопустимость осквернения это-
го места, представлявшего исключительную моральную и культурно-и-
сторическую значимость для мусульман (Российский государственный 
исторический архив (РГИА), ф. 1265, оп. 9, д. 226, л. 2-3). С этой точки зре-
ния, петиционеры не были против возникновения парка на месте кладби-
ща. Однако этот парк должен был предназначаться только для мусульман. 
Хотя в самом широком смысле парк представляется в виде обычной рек-
реационной зоны, отведенной для отдыха и развлечений, мусульмане не-
сколько иначе рассматривали его роль в своей жизни. В тексте петиции, 

сТарыЕ мУсУлЬмансКиЕ КладБища сЕвЕрного и цЕнТралЬного КазаХсТана 
143
в частности, до властей доводилось следующее требование: «Где могли 
бы, проживающие в Петропавловске магометане совершать помино-
вение по своим родственникам, а жены их и дети женского пола гулять 
одни, с воспрещением жителям не магометанского вероисповедания 
посещать этот сад». (РГИА, ф. 1265, оп. 9, д. 226, л. 4).
Таким образом, парк, который намеревались создать на месте старо-
го кладбища, не был только лишь парком в прямом смысле этого слова. 
С одной стороны, он должен был сохранить в себе функции объекта по-
минальной коммеморации. С другой стороны, стать публичным местом 
(его могли посещать не только местные мусульмане, но и приезжие куп-
цы, промышленники и пр.), обеспечивающим преемственность развития 
исламской культуры и знания. 
Доводы мусульман, конечно, не были прецедентом для разработки 
особых подходов или специальных законов, предусматривающих госу-
дарственную охрану таких объектов и придания им статуса памятника 
культурно-исторического значения. Принимая решение оставить тер-
риторию бывшего кладбища под контролем мусульман, власти пресле-
довали, как правило, прагматические цели – они были заинтересованы в 
развитии торговли и коммерции, значительную роль в которой играли та-
тарские и казахские купцы. Новая администрация, конечно, могла иначе 
отнестись к этой проблеме и вновь актуализировать вопрос об изъятии 
земли, принадлежавшей мусульманам, под нужды городской застройки.
10
Итак, кладбища были и остаются важным компонентом культурой па-
мяти мусульманских сообществ Казахской степи. В контексте событий, 
происходивших в Российской империи, они выполняли множественные 
функции: этнической и религиозной интеграции, обеспечение преем-
ственности исламского знания и опыта, поддержка моральных и нрав-
ственных устоев, защита и покровительство со стороны святых и особо 
уважаемых предков, родоначальников. Представленные здесь примеры 
показали, что кладбище трансформируясь даже в объект светского на-
значения (парк) продолжало сохранять черты сакрального пространства. 
Все это обеспечивалось благодаря различным коммеморативным прак-
тикам, сплачивавшим общество перед внешними угрозами. 
Конструируя советскость:
латентная религиозность и политика властей
по отношению к исламу
В период СССР курс на секуляризацию сознания и необходимость 
создания нового общества, свободного от оков религии и пережитков 
прошлого, требовали разрушения прежних традиций, отказа от обычаев 
10
Так, в 1898 году властями Петропавловска был разработан проект о проведении 
бульвара через территорию, принадлежавшую мусульманскому кладбищу (Центральный 
государственный архив Республики Казахстан (ЦГА РК), ф. 369, оп. 1, д. 2329). 

КоллЕКТивная монография
144
и ценностей, сплачивавших людей прежде. В Казахской ССР, как и во 
многих других регионах страны советов, были проведены массовые ре-
прессии, направленные против так называемых кулацко-байских элемен-
тов, национальной интеллигенции, религиозных деятелей. Происходило 
закрытие мечетей, медресе. Благодаря коллективизации и индустриа-
лизации практически не оставалось следа от кочевого уклада жизни. 
Последующие годы освоения целинных и пахотных земель привели к 
масштабному совхозному строительству и забвению памяти о многих 
местах традиционного проживания казахов, разрушению мемориалов и 
памятников в виде старых кладбищ, мазаров, каменных изваяний и пр.
Так или иначе, но в условиях репрессивной политики государства по 
отношению к традиционной культуре и исламу в частности, кладбище 
не утратило своей многофункциональной роли в жизни общества. Оно 
по-прежнему и где-то даже еще более заметно воспринималось в каче-
стве сакрального пространства, места памяти и объекта для совершения 
коммеморативных практик. Рассмотрим эту ситуацию более подробно 
на примере города Костаная. В 1931 году здесь была закрыта Белая мечеть 
(так называемая яушевская мечеть). Год спустя такая же участь постигла 
и Красную в Наримановке (Махмутов, 2022, с. 88). Религиозные общи-
ны из-за отсутствия мечетей и официально утвержденных мулл стали 
функционировать нелегально. В этих условиях кладбище становится той 
социальной нишей – местом опоры и надежды в жизни человека, - посе-
щение которой усиливает связь верующих с религией, позволяет сохра-
нить и передать опыт поколений, поддержать развитие культурных и на-
циональных традиций. Сказанное подтверждают и свидетельства самих 
мусульман. «В моей молодости, - сообщает уроженец Костаная Махмут 
Латыпов, - ходить по муллам запрещалось. За этим следили комсомольцы 
Чтение молитвы муллой 
Сиразетдином Хисматуллиным 
на мусульманском кладбище 
Костаная. 1952 г. 
Фото из личного архива
Зуфара Махмутова

сТарыЕ мУсУлЬмансКиЕ КладБища сЕвЕрного и цЕнТралЬного КазаХсТана 
145
и дружинники. Верующие прятались. Молитвы читали на могилках тай-
ком» (Махмутов, 2022, с. 90).
Государство стремилось установить контроль и над важнейшими му-
сульманскими праздниками. Уполномоченный Совета по делам религи-
озных культов при Совете Министров СССР по Казахстану Н. Сабитов в 
1947 году, в частности, предписывал своим подчиненным (то есть упол-
номоченным из регионов. – П.Ш.) следующее: «Приближается мусуль-
манский праздник Курбан-байрам, который состоится 25 октября [1947 
года]. Если будут обращаться к Вам, не имеющие зарегистрированных 
мулл и зарегистрированных мечетей, за разрешением проводить молит-
венные собрания в день указанного праздника, то дайте им отказ» (Го-
сударственный архив Костанайской области (ГАКО), ф. 268, оп. 11, д. 73, 
л. 72). Очевидно, потеряв всякую надежду получить такое разрешение, 
мусульмане проводили молитвенные собрания на кладбище нелегально. 
Так, в отношении Курбан-байрама уполномоченный Совета по делам ре-
лигиозных культов при Совете Министров СССР по Костанайской области 
Х. Айтленов докладывал, что мусульмане Костаная организовали собра-
ние на кладбище. Количество участников не более ста человек, массо-
вого убоя скота не было, кроме отдельных случаев со стороны граждан, 
приехавших в город из Амангельдинского района (ГАКО, ф. 268, оп. 11, д. 
73, л. 48). Подобного рода отчет, особенно если мы будем сравнивать 
его с реальным положением вещей, приводит к нескольким интересным 
выводам: прежде всего, наблюдается картина того, как власти, несмотря 
на официальные нарушения закона со стороны мусульман, проявляли в 
некотором роде нейтральное отношение к вопросам соблюдения рели-
гиозных традиций. И даже в какой-то степени поддерживали такие на-
рушения. Почему так происходило? На наш взгляд, такая тенденция осо-
бенно сильно давала о себе знать в первые послевоенные годы. Если мы 
обратим внимание на другого рода документы – прошения и петиции 
мусульман об открытии мечетей, - то в них заметным образом присут-
ствуют посылы и даже призывы к соблюдению гарантированной госу-
дарством веротерпимости, а также указание на вклад, который внесли 
мусульмане в дело общей победы над Германией. Подобного рода обра-
щения, конечно, не были обычной риторикой, рассчитанной на попытку 
пробудить чувствительность среди чиновников и партийных бюрократов. 
Действительно, после тяжелых 1930-х годов, связанных с репрессивной 
политикой властей по отношению к исламу и его институтам, в годы Ве-
ликой Отечественной войны деятельность мусульманского духовенства 
была фактически легализована. Были открыты некоторые мечети. В 1943 
году образовано Среднеазиатское духовное управление мусульман (Ду-
ховное управление мусульман Средней Азии и Казахстана) (Tasar, 2017, р. 
50-55). Таким образом, государство на законодательном уровне подтвер-
дило свою приверженность политике веротерпимости. Нарушение этого 
баланса в послевоенные годы могло привести к открытым возмущениям 

КоллЕКТивная монография
146
со стороны мусульман, что в принципе обострило бы ряд других более 
важных для советского государства проблем: национальная, экономиче-
ская, колхозное строительство и многое другое. Одновременно с этим 
необходимо было обрисовать и другую более удобную с социалистиче-
ской точки зрения картину – советское общество постепенно отказыва-
ется от религии и стремится направить все свои силы на строительство 
коммунизма. Именно поэтому отчеты некоторых уполномоченных часто 
скрывали истинное положение дел в регионах и отражали некую общую 
искусственным образом сконструированную картину происходящего. 
Так, в октябре 1947 года уполномоченный Совета по делам религиозных 
культов при Совете Министров СССР по Костанайской области Туркбен-
баев докладывал, что праздник Курбан-байрам на колхозном производ-
стве не отразился, так как мусульмане его не отмечали (ГАКО, ф. 268, оп. 
11, д. 73, л. 76.).
Конечно, если ситуация в городе была в какой-то степени под кон-
тролем местных властей, то что можно сказать об отдаленных регионах 
области. В 1947 году в Казахской ССР были созданы специальные бригады 
по проверке состояния идеологической работы на местах. В отношении 
религиозных культов им, в частности, предписывалось установить: «Нет 
ли ишанов,
11
мюридов,
12
баксы (знахарей), если есть, то в чем заключается 
их деятельность?» Пункт № 9 инструкции содержал еще более специфи-
ческое поручение: «Нет ли священно чтимых мест (мазары, рудники) и ка-
ково отношение населения к таким местам, не превратились ли эти ме-
ста в источники дохода отдельных лиц» (ГАКО, ф. 268, оп. 11, д. 73, л. 75.). 
Результаты проверки, зафиксированные 19 октября (то есть уже через 16 
дней после принятия вышеупомянутой инструкции), утвердительно до-
водили до сведения руководства республики, что в Костанайской обла-
сти «не обнаружено никаких знахарей, ишанов и мюридов». К тому же не 
удалось выявить и священно чтимые места – мазары, зияраты
13
, мавзолеи 
(ГАКО, ф. 268, оп. 11, д. 73, л. 76.). Так ли это было на самом деле, или мы 
имеем дело с обычной бюрократической отпиской? В действительности, 
на территории Костанайской области расположено несколько особо 
почитаемых и святых для мусульман мест. Некоторые из них появились 
еще в XVIII – XIX вв. (Кастанье, 2007, с. 127-145) и, очевидно, сохраняли 
свое культовое значение на протяжении всего советского времени. Одно 
из таких мест – это мавзолей или зиярат Габдулла улы Сатыбалды ишана 
11
Титул или звание человека, которым называют руководителя суфийских братств. Однако 
статус ишана не обязательно требовал суфийской практики. Чтобы утвердить свой 
авторитет, ишаны могли возводить собственную родословную к так называемым святым 
семействам (к сайидам, ходжам), связанным с ранней историей ислама. Кроме этого, 
вступать в родственные отношения с влиятельными казахскими кланами и даже передавать 
свой титул по наследству (Frank, 2019, р. 33-40). 
12
Ученик суфийского шейха, готовящийся вступить в братство (тарикат). 
13
Могилы святых, шейхов, особо почитаемых людей. Вокруг них, как правило, строился 
мавзолей. Зияратом также называется паломничество к этим местам. 

сТарыЕ мУсУлЬмансКиЕ КладБища сЕвЕрного и цЕнТралЬного КазаХсТана 
147
(1826-1898), расположенный на старом мусульманском кладбище села 
Амангельды Амангельдинского района Костанайской области. После 
смерти этого человека стали считать святым. Начиная с конца XIX века и 
вплоть до современности, мусульмане совершают паломничество к мо-
гиле ишана и просят его об исцелении от различных болезней (Герасимо-
ва, 2019, с. 6). Следует отметить, что в этом же мавзолее похоронен и сын 
ишана - Файзулла кари Сатыбалды ишан. В документах советского време-
ни он попадает в категорию так называемых «бродячих мулл». Файзулла 
ишан читал проповеди среди населения, совершал религиозные обряды, 
не имея официального разрешения от Духовного управления мусуль-
ман Средней Азии и Казахстана (ГАКО, ф. 268, оп. 11, д. 73, л. 265.). У нас 
практически нет сомнений в том, что Файзулла ишан был смотрителем 
за мавзолеем своего отца. Такого рода практика была распространена 
не только среди казахов, но и у сибирских татар. Смотрители наблюдают 
за физическим состоянием культового места, организуют тавап (ритуалы, 
связанные с почитанием этого памятника), подают ритуальную трапезу в 
память о погребенном святом (Селезнев, Селезнева & Белич, 2009, с.130). 
Таким образом, мы вновь наблюдаем картину того, насколько осторожно 
нужно относится к документам уполномоченных и институтов, которые 
осуществляли надзор за делами религиозных культов. И не только из-за 
идеологических факторов и особенностей текущей конъюнктуры. Фраг-
ментарность информации уполномоченных часто была связана с обыч-
ной некомпетентностью и бюрократическим формализмом. Поэтому 
можно согласиться с мнением исследователей, считающих, что большая