ТЕРРОРИЗМ КАК НАЦИОНАЛЬНАЯ УГРОЗА США

ТЕРРОРИЗМ КАК НАЦИОНАЛЬНАЯ УГРОЗА США

________________________________________________________________

Системное понятие термина «терроризм» и его многогранность. Терроризм как социально-экономическое явление. Истоки и история развития терроризма. Формы терроризма и их классификация. Террористические организации мира, их идеология и цели. Методы и способы борьбы с терроризмом. Роль и место США в борьбе с международным терроризмом._

Терроризм − это мощнейшее оружие, инструмент, технология, используемые не только в борьбе против Власти, но очень часто - и самой Властью для достижения своих целей. Сегодня терроризм намного страшнее, чем во времена народовольцев. Он появляется тогда, когда общество переживает глубокий кризис, в первую очередь − кризис идеологии и государственно-правовой системы. В таком обществе появляются различные оппозиционные группы - политические, социальные, национальные, религиозные - для которых становится сомнительной законность существующей власти и всей ее системы управления. Если такие группы придут к выводу, что не могут добиться своих целей законным путем, они могут попытаться достигнуть желаемого через насилие, т.е. терроризм. При этом моральным оправданием убийств оппозиция будет, разумеется, считать высокую важность и чистоту своих целей.

Крайне важным для превращения терроризма в инструмент политики является размывание понятий. Это позволяет терроризму выглядеть "благопристойнее". Отстаивание "свободы", защита "прав человека", реализация "права наций на самоопределение", записанные в международных декларациях, можно трактовать как угодно широко, что и дает возможность терроризму расширять свою социальную базу и отчасти "обелять" заказчиков и спонсоров террора в глазах общественности, смешивая, например, терроризм и "национально-освободительную борьбу". (Пример - та же Чечня).

На ранних стадиях терроризм, как в случае "Народной воли" или захвата боевиками "Тупак Амару" японского посольства в Перу, чаще всего делал своим объектом непосредственно истинных или воображаемых виновников своих "бед" - политических лидеров или представителей власти. Однако, как показывает последний перуанский "эксперимент", такой терроризм сегодня мало эффективен, так как шансы на достижение цели невелики.

Одновременно террористы быстро осознают ряд особенностей нашего времени: власть сильно зависит от выборов и, следовательно, от общественного мнения; есть мощные СМИ, падкие на "террористические сенсации" и способные мгновенно формировать массовое общественное мнение; люди в большинстве стран отвыкли от политического насилия и боятся его.

Поэтому сегодня самые ходовые и эффективные методы террора это насилие не в отношении представителей власти, а против мирных, беззащитных и, что крайне важно, не имеющих отношения к "адресату" террора людей, с обязательной демонстрацией катастрофических результатов террора через СМИ общественному мнению - и только через него как через передаточный механизм - лидерам стран. И, наконец, - предъявление через те же СМИ обществу и лидерам мотивов террора и условий его прекращения. Главное условие такого террора - бурная реакция СМИ. Современный террор имеет полем боя телеэкран, и не зря в таких акциях террористы, прежде всего, требуют не выкуп, а тележурналистов. Цель - воздействие на общество, чтобы уже оно предъявило ультиматум своим лидерам.

Типичный пример такой технологии − Буденновск. Объект атаки - больница, роддом. Хорошо оплаченная истерика в СМИ. Мелькающие на телеэкране заложники, рассказывающие о "добрых к ним террористах". Заявления о том, что Басаева можно понять, поскольку "вся семья его погибла под русскими бомбами", и вообще он "борец за свободу своего народа". Шок всей страны, и премьер министр РФ, капитулирующий перед требованиями террористов.

При этом, разумеется, СМИ тщательно обходят молчанием, что: демонстрируемые, только что освобожденные из рук террористов, люди испытывают "синдром заложника", когда заложники через некоторое время начинают чувствовать себя более привязанными к террористам, чем к спасателям; "синдром заложника" обычно испытывают только 20 % заложников, т.е. подбор персонажей для репортажа ведется целенаправленно и в интересах террористов, что однозначно говорит о том, на кого в данном случае работают СМИ; Басаев еще до "гибели всей семьи под бомбами" сотнями расстреливал безоружных беженцев в Абхазии, а его "погибшая семья" спокойно загорает на Кипре; Буденновск выбран потому, что там проходит магистральный газопровод, за безопасность которого должна была обеспечена любыми средствами. Таким образом, по сравнению с прошлым веком появляется совершенно новый элемент терроризма − СМИ − как специальный передаточный механизм ("ретранслятор") между террористами и адресатами террора.

Участие в терроре требует для террориста внутреннего самооправдания, хотя бы вначале. Задача - вовлечь большую массу людей, для которых либо цели террора столь высоки, что оправдывают любые средства, либо столь неразборчивы в средствах, что готовы реализовать любую мерзость.

Через "возвышенные мотивы" обычно вовлекают молодежь, которая, в силу умственной и моральной незрелости, легко "клюет" на радикальные национальные, социальные или религиозные идеи. Вовлекают ее чаще всего через тоталитарные (т.е. полностью подавляющие волю людей и подчиняющие их только воле "вождя" "учителя"), религиозные или идеологические секты типа "Аум Синрике" или "Красных бригад".

Длительное нахождение членов террористических групп в конспиративной обстановке при интенсивной террористической тренировке, включающей и специальные (ведущие к зомбированию) технологии психологической обработки, приводит к появлению специфической среды, которую, по аналогии с уголовной средой, можно назвать терроросредой (здесь и далее ТС) с особым типом сознания людей, составляющих эту среду.

Это, - во-первых, примитивное, черно-белое, но религиозно-фанатическое мировосприятие, практически никогда не анализирующее конечные цели и результаты террора. Во-вторых - ощущение своего превосходства над "простыми смертными", что отменяет или уменьшает разборчивость в средствах террора. В-третьих − малая чувствительность в отношении своих и чужих страданий, при высокой готовности убивать и умирать, и высокой террористической тренированности.

В отличие от простых уголовников, терроросреда непременно объявляет себя лидером понимания и защиты неких высших идеалов или интересов ("Свободу Украине!") и как бы берет на себя обязательство воплотить их в жизнь. Для формулировки и заявления обществу этих идеалов в каждой ТС имеется группа "интеллектуалов-теоретиков" - первичный идеологический центр, вокруг которого и организуются боевые террористические формирования.

Одновременно оппозиционным группам населения дают понять, что в обмен на обязательства, взятые на себя ТС, эти группы тоже должны взять на себя обязательство поддержки террористов. Возникает своеобразная круговая порука, позволяющая лидерам терроросреды требовать от указанных групп финансирования, снабжения, укрывательства, поставки рекрутов и т.п. Этим в террор прямо или косвенно втягиваются уже большие группы населения, создающие его социальную базу и затрудняющие создание в обществе сопротивления терроризму.

Такая терроросреда, состоящая из идеологического центра, боевых формирований и социальной базы − уже достаточно эффективный инструмент в руках тех, кто ее контролирует. Однако это еще не та угроза, которую признают одной из главных проблем современности.

По мере наращивания своих сил и возможностей терроросреда почти всегда как-либо дистанцируется от своего начального идеологического центра и начинает жить самостоятельно или полусамостоятельно. При этом идеологический центр, как правило, легализуется в виде партии, а управление террором берет на себя боевой штаб. Например, ирландская ИРА давно уже практически независима от своего политического крыла - партии Шинн Фейн.

Наличие дистанции между легальным политическим и террористическим крылом организации расширяет возможную социальную базу − те, кому претит насилие террористов, могут примкнуть к "мирному" политическому крылу. Но подлинная самостоятельность терроросреды появляется тогда, когда за счет первоначальной финансовой поддержки сторонников и спонсоров создана система базирования и тренировок и обеспечено самофинансирование.

Главный способ самофинансирования - криминальная деятельность. Наличие высокоорганизованной и оснащенной военной силы обеспечивает терроросреде положение "вне конкуренции" в любой зоне организованной преступности. Тем более, что уголовная среда не имеет ни такого "идейного" заряда, ни, как правило, штабов такого интеллектуального уровня.

В результате терроросреда вытесняет, а чаще - включает в свои структуры "обычную" организованную и неорганизованную преступность, наращивая этим свои возможности и беря под свой контроль ключевые сферы криминального бизнеса. Сегодня главный источник финансирования терроризма - не взносы сторонников или помощь "террористических государств" (хотя и то и другое имеют место), а контроль наркобизнеса, рэкета, проституции, торговли оружием, контрабанды, игорного бизнеса и т.д.

Например, основной источник финансирования перуанского движения "Сендеро луминосо" и ливанской "Хезболлах" - наркобизнес, а цейлонских "Тигров освобождения Тамил Ислама" - наркотики и сделки "оружие - драгоценные камни".

Такой "экономически оформившийся" терроризм способен уже к серьезной самостоятельной деятельности, и не только в масштабах "своей" страны. Однако сегодня развертывание такой деятельности возможно лишь при наличии структур для "отмывания" денег - в виде контролируемых банков, фирм, производственных предприятий. Терроросреда и создает такой экономический сектор, именуемый ныне "серой экономикой". "Отмывание" чаще всего производится в кризисных зонах мира, где ослаблен государственный контроль. По этой причине Россия сейчас входит в число крупнейших мировых "прачечных".

Для бесперебойной работы серая экономика нуждается в "крыше" из вовлеченных чиновников, т.е. в налаживании коррупционно-лоббистских связей. Результаты можно наблюдать, например, в Италии, где операция по борьбе с коррупцией "Чистые руки" сходит на нет из-за объединенного противодействия террористов и продавшихся чиновников.

Захват "черной" и "серой" экономик с их многомиллиардными оборотами и армиями организованной преступности превращает лидеров террора в хозяев мощной экономико-политико-военной силы. Эта "сфера террористических услуг" не может оставаться невостребованной, в том числе и "легальными игроками" - государствами. Но из-за незаконности такого использования и неприятия его общественным мнением проводить его можно только в виде тайных операций под управлением спецслужб.

Так, например, спецслужбами Великобритании был в свое время организован басмаческий террор в советской Средней Азии. Другой пример - американский "ирангейт", где ЦРУ на деньги, вырученные от продажи оружия "врагу" - Ирану, финансировало террор "контрас" в Никарагуа. Таким же манером организовывали войну моджахедов против правительства Афганистана, куда 3 млрд. дол. вложили США, еще столько же - другие страны, в т. ч. исламские, и 10 млрд. - колумбийские наркокартели. Гульбеддин Хекматиар - не только опора тамошней терроросреды, но и король наркобизнеса. И, несмотря на то, что треть попадающего в США героина идет из Афганистана, ЦРУ финансировало Хекматиара примерно до 1994 г., когда сделало новую ставку - на террористов "Талибана". Оставшиеся после ухода СССР из Афганистана 8-15 тыс. боевиков-террористов сегодня стали одной из опор развития терроризма в Северной Африке, Боснии, Ближнем Востоке, Чечне, Таджикистане и ... самих США.

То, что происходило и происходит в Боснии, показывает, в свою очередь, что США планомерно создают исламскую терроросреду в Европе, чтобы препятствовать, насколько это возможно, чрезмерной самостоятельности последней. Вовлечение терроросреды в операции спецслужб неизбежно ведет к размыванию границ между ними, а включение терроризма в игру спецслужб требует определенного "узаконивания" с точки зрения "идейной" части терроросреды. Поскольку ее первичный идеологический центр для этого, как правило, не годится из-за своих убеждений и амбиций, то внедряется или создается в руководстве терроросреды новый идеологический центр, способный реализовать цели спецслужб.

Похоже, что такой переход от протестного национализма к национал-социализму претерпевает сейчас идеологический центр украинской УНА-УНСО. В этом участвуют послебандеровские организации в Мюнхене, тесно связанные с германской спецслужбой БНД и Всемирной антикоммунистической лигой (ВАКЛ). Такую же трансформацию прошла в свое время и бандеровская ОУН - под руководством немецкого абвера и спецслужб Италии.

Сотрудничество спецслужб с терроризмом создает качественно новое явление - спецтерроризм. (Так, в России уже в начале века эсеровские террористы через Азефа контролировались царской охранкой, и убийство, не без ведома последней, Столыпина - типичный пример спецтерроризма).

Такой процесс становления спецтерроросреды уже угрожает подмять под себя государственность. Наиболее известный пример - Колумбия, где только чрезвычайные международные меры сумели вырвать государство из-под практически полного контроля наркомафии. И турецкие террористы - "серые волки" - как внутри Турции, так и за ее пределами, в том числе в Азербайджане, действуют не только под контролем, но и с активным участием турецких спецслужб.

Одним из итогов становления спецтерроросреды является возможность терроризма уже легально влиять не только на экономику, но и на госполитику. Растет также способность ее к управлению обществом. Это дает спецтерроризму почти монопольное положение в деле организации и демонстрации обществу всяких "спецсобытий" типа Буденновска и Кизляра-Первомайской. Поскольку деятельность спецслужб и коммерческая деятельность терроросреды практически всегда носят международный характер, то развитие тайных операций неизбежно ведет к переплетению спецтерроризмов разных стран и приводит к появлению региональных и всемирных спецтеррористических интернационалов.

Яркий пример − война в Анголе, где спецслужбы всех втянутых в конфликт государств руководили различными племенными бандами, причем зачастую из-за двойной и более перевербовки этих банд сами спецслужбы были уже не в состоянии понять, кто где кого реально контролирует и где чья агентура. То же происходило и в Афганистане. Однако ввиду переменчивости международной ситуации интернационалы, чтобы быть устойчивыми, должны иметь для своих участников устойчивые и яркие постоянные цели, долговременные привлекательные идеалы, оправдывающие грязные средства. Во-первых, создаются их всемирные идеологические центры, часто представленные мощными надгосударственными структурами. Во-вторых, под наиболее радикальные идеалы интернационалов перевербовывается часть спецслужб различных государств.

Создается своя спецтеррор-идеология, экономика, политика, культура, журналистика, наука, образование - главные приметы развития нынешнего спецтеррора до уровня. При этом террор вовсе не цель подобных образований, а всего лишь один из инструментов, применяемый "по мере необходимости". Цель же тех, кто стоит за всем этим и за спиной терроризма - ВЛАСТЬ.

При этом рядовые террористы сплошь и рядом не имеют никакого представления о том, на кого они, в конечном счете работают, и вполне могут искренне веровать в те идеи, под которые их организуют и посылают убивать. Мало ли рядовых и командиров той же ОУН, пуская реки крови по Украине, искренне считали, что сражаются за ее "независимость", тогда как на деле они были не более чем орудием Германии в деле установления ее власти на Украине?

В настоящее время к наиболее мощным спецтерроринтернационалам эксперты относят фашистский "Черный интернационал", радикально-исламский "Интернационал Джихада" и (не стоит удивляться!) радикально-экологический "Зеленый интернационал". Имеются и "зоны взаимопонимания" между ними - "арийский" расизм, антикоммунизм, антилиберализм, "экологизм" и радикализованное "арийское язычество" (которое проповедует отказ от христианства в пользу древних "природных" языческих богов - представители его имеются и в России, именуя себя венедами).

Так, христианская "Ливанская фаланга" с самого своего основания контролировалась абвером и гестапо, а потом нашла общий язык и с радикальными исламистами − на базе юдофобии и "арийского" расизма. Она же финансировала наркобизнес и терроризм (и левый, и правый) в Латинской Америке.

Член "Черного интернационала", Всемирная антикоммунистическая лига (ВАКЛ) одним из основателей имеет АКЛАН - Антикоммунистическую лигу азиатских народов, созданную уцелевшими японскими военными преступниками, имеющими отличные контакты с радикальными буддийскими структурами. По некоторым данным, с АКЛАН связана известная "Аум Синрике", а конгресс ВАКЛ в Сеуле в 1970 г. прошел под эгидой "Церкви объединения" Муна, которая действует и в России. Территория "красных кхмеров" в Камбодже по инициативе Пол Пота находится под контролем... "Фонда дикой природы" принца Филиппа.

Во время войны (резни) в Руанде лагеря по подготовке террористов обеих сторон находились в заповедниках на территории Уганды, Руанды и Заира. Это ничуть не беспокоило "мировую экологическую общественность". Но когда правительство Уганды попыталось бороться с террористами в заповедниках, действия угандийской армии вызвали категорический протест "экологистов", в первую очередь, того же "Фонда дикой природы"! Оказалось, что именно в этот момент там "надо было усилить заботу о гориллах".

А вот слова одного из известных экологистов США (и к тому же руководителя Латиноамериканского отделения Демографического отдела Госдепа!) Т. Фергюссона: "... Когда численность населения выходит из-под контроля, ее сокращение требует авторитарного правительства, даже фашизма... В Сальвадоре уничтожается слишком малое число особей, чтобы решить проблему... Если оборвать пути транспортировки продовольствия, можно будет создать быструю тенденцию снижения показателя рождаемости".

Фашизм и рука об руку с ним - неомальтузианство, утверждающее, что причина бедности большинства людей на планете - не грабеж Запада, а избыточность населения - вот кредо радикальных экологистов. "Золотой миллиард" Запада не нуждается в "лишних" потребителях ресурсов Земли.

И государства, и "спецтеррор-государства" все шире используют демонстрируемый через СМИ террор для создания страха "терророфобии", которая становится инструментом политических игр.

Она активно используется для внедрения в массовое сознание "образа врага". Например, образ "исламского террора" служит для побуждения объединения Запада в противовес Юго-Восточной "террористической угрозе". Одновременно раскалывают исламский мир, деля его государства на "террористические" и "нетеррористические", хотя деление это более чем условно. Именно "нетеррористические" Саудовская Аравия, Пакистан, Турция, Иордания - районы базирования и спонсоры исламских террористических групп для войн в Абхазии, Карабахе, Боснии, Чечне, Таджикистане.

Натравливание исламских государств друг на друга может в итоге вызвать мощнейший взрыв в зоне, обеспечивающей нефтью страны Европы и Азиатско-Тихоокеанского региона. Исходя из принципа, "кому это выгодно?", можно заключить, что ситуацию конструируют спецслужбы США, обеспокоенные усилением своих конкурентов на мировой арене. Страх перед террором - эффективный инструмент борьбы за изменение общественного мнения в пользу расширения спецслужб, их полномочий и финансирования.

Но есть и более крупные цели. Все громче слышатся крики, призывающие к ограничению суверенитета государств и отказу от принципа невмешательства во внутренние дела в целях облегчения борьбы с терроризмом. В качестве же судьи, принимающего решение о вмешательстве, предлагается все та же "Большая Семерка". Достаточно объявить государство "террористическим" - и можно посылать бомбардировщики на важнейшие объекты его экономики и инфраструктуры.

Наконец, с 1995 г. в мировых СМИ все чаще поговаривают о том, что терроризм - неизбежная оборотная сторона возрастающих гражданских свобод, каковые, стало быть, поэтому не вредно ограничить. Появившийся на Западе термин "полицейская демократия" быстро теряет в глазах общества свой отрицательный смысл на фоне умело нагнетаемого СМИ страха.

Все это вполне в русле интересов спецтерроризма. Рукой террора и СМИ раскручиваются массовые страхи, а рукой спецслужб как бы "оседлывая" террор, можно в итоге сделать спецслужбы единственным гарантом безопасности и вручить уже им, а не "демократическим процедурам", судьбу государственности, т. е. - перевести легальную государственную власть под контроль спецтеррор-интернационалов. Вот тогда, наконец, "сильные мира сего" избавятся от мешающих им остатков народовластия.

«Стратегия национальной безопасности США для нового столетия». Комиссия Харта-Радмэна и ее выводы. Трагедия 11 сентября и ответ администрации президента Дж.У. Буша. Структура документа. Анализ основных положений и идей доктрины. Последствия принятия документа. Переход от доктрины сдерживание к доктрине ведения превентивной войны. Реакция международного сообщества. Доктрина Буша как заявка на глобальное лидерство.___________

В отличие от администрации Клинтона нынешняя администрация США не пытается создать некое идеальное мироустройство по американскому образцу, а стремится не допустить появления равного США по силе противника в XXI веке. Китай − главный кандидат на роль такого противника, хотя переход к политике сдерживания КНР (как США "сдерживали" Советский Союз) пока считается преждевременным. Что касается России, то она больше не считается врагом, во всяком случае − равным по силе идеологическим и геополитическим противником, каким был СССР. Однако Россия в обозримом будущем будет оставаться единственной страной, способной с помощью ядерного оружия физически уничтожить США.

Первым приоритетом американской политики стала борьба против международного терроризма. Искоренение глобальных террористических организаций, представляющих угрозу для США, становится главным фокусом американской стратегии. Этому приоритету должны быть подчинены на обозримое будущее экономическая, внутренняя, внешняя и военная политика Вашингтона. Вторым приоритетом американской политики объявлена борьба против "оси зла", в состав которой включены Ирак, Иран и Северная Корея. В отличие от безликих террористов "государства-изгои" − это конкретный адресный противник.

Анализ официальных документов и практических шагов нынешней администрации позволяет сделать вывод, что предпринята попытка сформулировать новую стратегическую доктрину. Цель доктрины Буша − сохранить и закрепить свое положение в системе международных отношений в XXI веке в качестве единственной сверхдержавы, не имеющей равного по мощи соперника.

В прошлом десятилетии главным локомотивом американской экономики стали новейшие информационные технологии. Благодаря этому средние темпы роста американского ВВП составили 3,6 % в год, что в полтора раза выше, чем темпы роста мировой экономики. Соединенные Штаты существенно опередили таких конкурентов, как Германия и Япония. Ежегодный прирост внутренних инвестиций достиг в США 7 %, в то время как для всего мира он не превышал 3 %. При этом США превратились в главный рынок для иностранных инвестиций. В конце 90-х гг. американский рынок поглощал свыше 30 % глобальных иностранных инвестиций. В результате на долю США приходится 45 % капитализации мирового рынка, что в два раза больше доли этой страны в мировом ВВП.

Победив демократов на выборах 2000 г., лидеры республиканской партии сочли, что колоссальная мощь американской экономики позволяет осуществить на практике лозунг "И масло, и пушки!". Уже в первые месяцы пребывания у власти президент Буш-младший осуществил самое большое в американской истории сокращение налогов. Уповая на "свободный рынок", руководители нынешней администрации провозгласили, что снижение налогов позволит стимулировать долговременный экономический рост. Бюджет Пентагона вырастет за два года почти на 100 млрд. дол. Нынешняя администрация добивается увеличения военных расходов до 4 % ВВП. Во второй половине нынешнего десятилетия этот показатель может увеличиться до 4,5 % ВВП. Военные расходы США, составлявшие в 1998 г. 260 млрд. долл., в 2003 финансовом году достигнут почти 400 млрд. долл. В результате возникает беспрецедентная в мировой истории ситуация. Сегодня американские военные расходы составляют свыше половины расходов на оборону всех стран мира. Еще выше американская доля в глобальных расходах на закупку вооружений (около 65 %) и на военные НИОКР (примерно 75 %).

США являются единственной страной в мире, способной осуществлять глобальное военное вмешательство. Пентагон сохраняет 100-тысячные группировки войск в Европе и на Дальнем Востоке, а также создал 50-тысячную группировку в районах Ближнего Востока и Центральной Азии. Эти войска поддерживаются мобильными силами авиации и флота. Кроме того, расположенные на территории США основные силы американской армии могут быть использованы для наращивания войск для ведения крупномасштабной войны в любом районе мира.

В условиях, когда у Вашингтона нет равного по силам противника, администрация Буша объявила, что военное строительство будет основано не на оценке конкретной угрозы, а на необходимости обладания силами и средствами, позволяющими одержать победу в конфликте с любым гипотетическим противником. Подавляющее военное превосходство США позволяет качественно изменить суть военного противоборства. Фактически речь идет не о "бесконтактной", а об "односторонней" войне, в которой США уничтожает военные, экономические и политические целей другой стороны (Ирак, Югославия, Афганистан).

Превосходство в информационных технологиях позволяет оснастить американские вооруженные силы неядерными высокоточными вооружениями, способными сводить к минимуму способность противника предпринимать действия против войск и территории США.

В ходе осенней кампании 2001 г. против талибов и "Аль-Каиды" новые системы вооружений впервые сыграли решающую роль в боевых действиях. Это позволило избежать привлечения крупных группировок американских войск для проведения крупномасштабных наземных операций и свести потери США к минимуму.

Новая военно-стратегическая концепция США предусматривает достижение политических целей войны против любого противника без применения ядерного оружия. Вместе с тем не исключается, что противник, не имея возможности вести ответные действия против американских войск с помощью обычных вооружений, использует "асимметричный ответ" и применит против США оружие массового уничтожения — баллистические ракеты с ядерными, химическими и биологическими боезарядами. Использование ОМУ будет нивелировать американское превосходство в обычных вооружениях и сдерживать применение вооруженных сил США.

Поэтому особое место в планах Пентагона занимает противоракетная оборона. При этом рассматривается широкий спектр различных систем ПРО как стратегического, так и тактического назначения. Финансирование НИОКР по противоракетной обороне за последние два года выросло примерно в 2 раза. При этом большинство программ находится в стадии НИР, хотя часть программ перешла в стадию ОКР.

Наибольшее продвижение достигнуто в области тактической ПРО. В конце 90-х гг. началось производство и развертывание системы "Патриот" 3-й модификации, способной осуществлять перехват оперативно-тактических баллистических ракет типа "Скад". Кроме того, в ближайшие годы намечается проведение испытаний системы ПРО воздушного базирования с использованием химического лазера, установленного на самолете "Боинг".

Следует подчеркнуть, что, резко увеличив расходы на противоракетную оборону, администрация Буша фактически отказалась от планов развертывания ограниченной НПРО (100-250 перехватчиков), которые были разработаны администрацией Клинтона. Пока осуществляется развертывание только систем тактической ПРО. В сфере стратегической дело ограничивается проведением исследований, испытанием и созданием прототипов. На практике руководство США интенсифицировало НИОКР по противоракетной обороне, но не приняло окончательного решения по архитектуре стратегической ПРО.

В ходе избирательной кампании Буш-младший обещал провести радикальный пересмотр ядерной политики США. Однако этого не произошло. Принятый в январе 2002 года документ "Обзор ядерной стратегии", как можно судить по имеющейся в печати информации, не затрагивает основы подхода США к ядерному оружию.

Количественные сокращения ядерных вооружений (до 3800 развернутых боезарядов в 2007 г. и 1700-2200 боезарядов в 2012 г.) сохраняют стратегические силы США на уровне, необходимом для ведения ядерной войны против России. Хотя такая война считается маловероятной, Россия по-прежнему считается единственной страной в мире, способной уничтожить Соединенные Штаты. Поэтому состав и структура американских стратегических наступательных сил позволяют осуществлять любой вариант нанесения ядерных ударов по России в рамках интегрированного плана СИОП, включая упреждающий противосиловой удар.

Помимо России и Китая объектами американской ядерной политики являются и так называемые государства-изгои. Это включенные Бушем в "ось зла" Ирак, Иран и Северная Корея, а также Ливия и Сирия, которых США обвиняют в попытках создать оружие массового уничтожения.

При этом Вашингтон, с одной стороны, предупреждает потенциальных противников, что применит против них ядерное оружие, если они попытаются использовать против Соединенных Штатов и американских союзников химическое или биологическое оружие, а с другой — объявляет, что не допустит получения этими странами доступа к ОМУ.

В этой связи важное значение имеет содержащийся в "Обзоре ядерной стратегии" тезис относительно необходимости разработки нового малогабаритного ядерного боеприпаса, способного поражать подземные бункеры, в которых может храниться химическое, биологическое оружие. Такие боеприпасы могут быть использованы и для поражения других сверхзащищенных целей, включая подземные пункты военного и политического управления.

Вместе с тем в новой доктрине США ядерное оружие утрачивает главенствующую роль, как это было в период холодной войны, и становится интегрированной частью новой стратегической триады, создание которой провозглашено в "Обзоре ядерной стратегии". Если раньше под стратегической триадой понималось три вида носителей ядерного оружия (МБР, БРПЛ и ТБ), то теперь составными частями триады становятся стратегические наступательные вооружения, противоракетная оборона и высокоточное обычное оружие, подкрепленные способностью к еще большему наращиванию военного потенциала. Именно сочетание этих трех компонентов должно обеспечить подавляющее военное превосходство США в XXI в.

Умеренно-либеральные демократы, находившиеся у власти в США при администрации Клинтона, пытались консолидировать результаты победы в холодной войне и оформить американское лидерство в глобализирующемся мире прежде всего невоенными средствами. Новое руководство США отвергло ставку на многосторонние действия. С точки зрения республиканцев, для обеспечения американского лидерства не требуется опоры на международный консенсус. После прихода к власти администрация Буша-младшего провозгласила курс на односторонние действия: США будут действовать вместе с союзниками там, где это возможно, но готовы действовать самостоятельно там, где это необходимо. Подобная позиция исходит из того, что американские союзники не имеют альтернативы — они будут вынуждены поддерживать Соединенные Штаты, поскольку не в состоянии действовать самостоятельно, тем более — вопреки Вашингтону.

Если при проведении операции в Афганистане США заручились соответствующими резолюциями Совета Безопасности ООН, то в дальнейшем, похоже, администрация Буша не намерена испрашивать санкцию для расширения масштабов операции. Так, Соединенные Штаты приняли решение о направлении своих сил на Филиппины, в Йемен, Грузию. Началась подготовка широкомасштабной военной операции против Ирака. Таким образом, установка на односторонние силовые действия вновь возобладала в Вашингтоне.

Особенно резкое отторжение вызывает у правого крыла администрации Буша режим контроля над вооружениями. С точки зрения консервативных республиканцев, контроль над вооружениями стал препятствием для обеспечения подавляющего военного превосходства США. По мнению нынешних руководителей Пентагона, американское военное строительство не должно быть ограничено режимом контроля над вооружениями, поскольку такой режим воспринимается как односторонние ограничения для США. В то же время американским интересам отвечает нераспространение оружия массового поражения и средств его доставки ("асимметричный ответ").

Бывший министр обороны Дональд Рамсфелд еще во время своего первого пребывания на посту министра обороны в 1975-1976 гг. сорвал подписание Договора ОСВ-2. В 1998 г. возглавляемая им комиссия обеспечила пропагандистское прикрытие планов НПРО, объявив (вопреки мнению большинства экспертов), что через 5 лет "государства-изгои" могут создать МБР, способные поражать американскую территорию. В январе 2001 года, накануне инаугурации Буша-младшего, был опубликован доклад второй комиссии Рамсфелда с требованием ускоренной милитаризации космоса.

Второй эшелон в Пентагоне и ряд других важных постов в администрации заняли выдвиженцы Ричарда Перла, который на протяжении 30 лет ведет непримиримую борьбу против контроля над вооружениями. Еще в 1972 году Перл, бывший тогда помощником сенатора Джексона, пытался сорвать заключение договоренностей по ПРО и ОСВ-1. Для него и его сторонников любой договор по контролю над вооружениями по определению невыгоден США, поскольку ограничивает свободу односторонних американских действий.

Когда при Джордже Буше ст. завершилась холодная война, то Россия унаследовала от СССР режим двустороннего (с США) контроля над вооружениями. В отличие от Советского Союза Россия не была и не может быть сверхдержавой, равной по мощи Соединенным Штатам. В условиях острейшего социально-экономического и политического кризиса, в котором наша страна пребывала в 90-е гг., возникла колоссальная асимметрия между Вашингтоном и Москвой.

С момента прихода к власти нынешняя администрация не скрывала намерения выйти из Договора по ПРО. При этом утверждалось, что раз Россия и США больше не являются врагами, то договоры между ними по контролю над вооружениями теперь не нужны. Вместо этого предлагалось создать некие "новые стратегические рамки". Однако Россия не согласилась одновременно с США объявить о прекращении действия Договора. Против выступили Китай и другие страны, включая ключевых американских союзников по НАТО. Объявив 13 декабря 2001 г. о выходе из Договора по ПРО, США продемонстрировали, что больше не намерены сохранять видимость стратегического паритета. Администрация Буша поставила окончательную точку в истории холодной войны. Взяв курс на обеспечение абсолютного военного превосходства, Вашингтон не намерен признавать Москву, Пекин или кого-либо еще равным себе по стратегическому статусу.

После 11 сентября 2001 г. возникла перспектива качественного поворота в российско-американских отношениях. Впервые за полвека у Москвы и Вашингтона появился общий враг − международный терроризм. США и Россия оказались де-факто союзниками в войне против талибов и бен Ладена. Достигнутый на высшем уровне прорыв позволял радикально трансформировать российско-американские отношения, используя заинтересованность Вашингтона в поддержке Москвы при проведении антитеррористической операции в Афганистане. Однако вместо закрепления наметившегося после 11 сентября прорыва в российско-американских отношениях наметилась опасная неопределенность. Несомненно, выбор момента для одностороннего выхода из Договора по ПРО связан с возникшим в Вашингтоне "головокружением от успехов" в войне в Афганистане. В администрации Буша есть влиятельное крыло, которое не заинтересовано в закреплении новых форм взаимодействия с Россией.

К сожалению, реализация наметившихся перспектив была в значительной степени осложнена из-за инертной, нескоординированной позиции российских бюрократических ведомств, в результате чего было упущено время и возникла реальная опасность того, что открывшиеся после 11 сентября 2001 г. возможности не будут использованы.

Во-первых, за прошедшее время Россия не получила никаких уступок в экономической сфере. По-прежнему выдвигаются чрезмерно жесткие условия принятия России в ВТО. Нет движения в решении проблемы облегчения долгового бремени России. Даже поправка Джексона-Вэника до сих пор не отменена. Все это осложняет перспективы долгосрочного роста российской экономики.

Во-вторых, необоснованно затянулось формирование нового Совета Россия-НАТО, до сих пор не определены его функции и полномочия. В то же время положительно был решен вопрос о принятии в НАТО целого ряда стран, включая государства Балтии. Помимо того произошло закрепление военных позиций США и НАТО в Центральной Азии и Закавказье.

В-третьих, существенно подорван в результате односторонних действий США режим контроля над стратегическими вооружениями. Москва была вынуждена принять выход Вашингтона из Договора по ПРО и отказ от введения в силу Договора СНВ-2. Серьезные проблемы возникли при определении статуса и параметров новых российско-американских договоренностей по стратегическим вооружениям. Кроме того, намерения администрации Буша разместить радарную установку и противоракеты в Восточной Европе внесли некоторую прохладу и в без того не простые Российско-Американские отношения.

Даже после 11 сентября 2001 г., когда на первый план выдвинулись вопросы российско-американского сотрудничества, а не контроля над вооружениями, не были до конца использованы возможности затормозить выход США из Договора по ПРО. Принцип "увязки" различных вопросов − нормальная практика американской политики со времен пресловутой поправки Джексона-Вэника (которую США только теперь собрались отменять, но пока не отменили).

Тем не менее, пока все еще остается открытым "окно возможности" для того, чтобы изменить весь характер отношений, модель взаимодействия между Россией и США, Россией и НАТО. Для того чтобы реализовать эту возможность, необходимо закрепить прорыв, произошедший на высшем политическом уровне, в конкретных соглашениях и договорах, в новых механизмах взаимодействия. На встрече министров НАТО в Рейкьявике была достигнута договоренность о создании нового Совета Россия-НАТО, который мог бы на основе консенсуса решать некоторые ключевые вопросы европейской безопасности.

Стоит заново посмотреть на проблему объединения усилий для создания ПРО. Ведь при всех финансово-экономических слабостях у России есть очень серьезные технологические заделы в этой области. Вокруг Москвы развернута единственная в мире система стратегической ПРО, ограниченная по своим возможностям, но действующая уже несколько десятилетий. У нас есть достаточно эффективные системы тактической ПРО. Наконец, Россия сыграла ведущую роль в таких многосторонних гражданских проектах, как Многонациональная космическая станция и морской космодром. Хотя бы частично этот бесценный опыт может быть применен и в военной сфере. Было бы целесообразно предложить США начать консультации по этой проблеме. В условиях, когда перестанут действовать ограничения Договора по ПРО, — это единственный способ обеспечить предсказуемость развития ситуации в сфере противоракетной обороны.

Вместе с тем, не стоит преждевременно хоронить режим контроля над вооружениями. Нельзя отказываться от требования о международно-правовом оформлении договоренностей о новых сокращениях СНВ. Ведь американцы заинтересованы в сохранении режима транспарентности, мер верификации и проверки. Правовой статус Договора СНВ–1, который обеспечивает этот режим, оказался под вопросом, поскольку его соблюдение увязано с Договором по ПРО. США должны понять, что такой режим может сохраниться только в случае его юридического закрепления, для чего необходимо подписать Договор СНВ-3 (или Исполнительное соглашение, как это было сделано в 1972 г. с Соглашением ОСВ-1). Такая договоренность может быть зафиксирована в небольшом по объему документе и устанавливать общий потолок стратегических наступательных вооружений на уровне 1500–2000 боеголовок, предоставляя каждой стороне возможность самостоятельно определять конфигурацию и состав своих СЯС. Новая договоренность заменила бы Договор СНВ-1, сохранив ссылку на верификационный режим, установленный по СНВ-1 и предусмотрев возможность его модификации. К сожалению, этот оптимистический сценарий выглядит не слишком убедительно, если Соединенные Штаты не продемонстрируют готовность на практике признать российские интересы.

Асимметрия в положении двух стран сегодня слишком велика. ВВП США превышает ВВП России в 30 раз по обменному курсу и в 10 раз по паритету покупательной стоимости. Еще более заметен разрыв в сфере военных расходов. Однако не стоит забывать, что среди многочисленных американских союзников и партнеров сегодня никто не равен США по совокупной силе. Нередко Вашингтон использует это в своих интересах, и доктрина Буша четко фиксирует американские претензии на лидерство. Тем не менее, свою выгоду от сотрудничества с США получает и Западная Европа, и Япония, и даже крошечный Израиль. Нам тоже надо научиться использовать взаимодействие с Соединенными Штатами для защиты российских интересов.

В краткосрочной перспективе баланс сил в российско-американских отношениях вряд ли изменится в нашу пользу, что может быть использовано США для усиления нажима на Россию. Однако по мере выхода России из кризиса и обеспечения устойчивых темпов экономического развития будут возникать предпосылки для выравнивания отношений с Соединенными Штатами, обеспечения более равноправного взаимодействия двух государств, преодоления рецидивов холодной войны. Это создаст основу для формирования в более отдаленной перспективе устойчивой модели взаимовыгодного сотрудничества России и США как в рамках двусторонних отношений, так и в подходе к решению ключевых вопросов мировой политики и экономики, обеспечению международной безопасности на глобальном и региональном уровнях.

Уже сегодня доктрина Буша демонстрирует предел своих возможностей. Но идеологи типа Нормана Подхореца как будто не замечают этого: «Президента Буша уже не раз недооценивали. С Ираном и Северной Кореей он поступит так же, как и с прежними противниками». Майкл Лидин из Американского института предпринимательства также не сомневается в успехе: «Если мы смогли сокрушить Советский Союз, воодушевляя и поддерживая весьма малый процент его населения, то в Иране у нас значительно больше шансов на победу».

Между тем от удара по Северной Корее американцев пока удерживает опасение испортить отношения с Сеулом; в Иране же их останавливают и масштаб военной задачи, и разбросанность ядерных объектов. На самом деле надеяться можно, прежде всего, на критическое восприятие американской нацией своего афганского и иракского опыта, а также на ее резонный страх перед возможностью спровоцировать чреватые тяжелейшими последствиями события.

Доктрина Буша отвергается большинством в Западной Европе, России, Китае; с ней ведет войну исламский мир. Никто не желает даровать самой могущественной стране мира право первого, упреждающего, удара. Это открывает перспективу создания весьма широкого альянса защитников собственного суверенитета. Как отмечают эксперты, «величайший недостаток новой американской доктрины заключается в завышенной самооценке, в излишней склонности использовать военную силу и игнорировать иные системы ценностей и союзников. Вот почему эта доктрина не продержится долго.