ГЛАВА 10. РОССИЙСКАЯ ГЕОПОЛИТИЧЕСКАЯ ШКОЛА

1. 
   Особенности геополитического развития России.
   
2. 
   Россия как расколотое общество. Западники и славянофилы.
   
3. 
   Особый путь развития: геополитические идеи евразийства.
   
4. 
   Современное евразийство.
   

Что в первую очередь определило особенности общественного мышления географическая среда, или промежуточное положение между Европой и Азией, многовековое параллельное взаимодействие с христианским Западом и мусульманско-языческим Востоком; или возможно такой фактор, как естественная открытость границ русских земель?

Действительно с точки зрения естественной истории обычно приводятся некие доводы отражающие не качество внутреннего развития, а как правило внешние обстоятельства в том или ином свете отраженные в русской истории.

Подчеркнём, что многие ученые отличительной чертой российской истории считали колонизацию. «История России есть история страны, которая колонизируется. Область колонизации в ней расширялась вместе с государственной ее территорией».(Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций. В трех книгах. Книга первая. Ростов н/Д.: изд-во «Феникс», 2000. С. 24.). Ключевский выделяет четыре периода русской истории как главные моменты колонизации:

1. 
   Русь Днепровская, городовая, торговая, VIII-XIII вв.;
   
2. 
   Русь Верхневолжская, удельно-княжеская, вольно-земледельческая, XIII – середина XV вв.;
   
3. 
   Русь Великая, Московская, царско-боярская, военно-земледельческая, с половины XV до второго десятилетия XVII в.;
   
4. 
   Период Всероссийский, императорско-дворянский, с начала XVII до половины XIX века.
   

Несмотря на целый ряд самобытных черт, сам тип развития Древней Руси в принципиальном плане был общим с Европой. Однако уже в XIII в. торговый путь "из варяг в греки" уступил своё место "янтарному пути", шедшему через Центральную Европу. В это время роль ведущей морской державы Средиземноморья перешла от Византии к Венецианской республике. В результате этого Древняя Русь утратила свой геополитический авторитет, стала периферией Европы. К тому же отток населения на северо-восток, подальше от кочевников, усилившийся после татарского нашествия, привёл к переходу значительной части русского населения из сферы культурного господства Европы, Византии в зону влияния арабо-исламского мира в Поволжье. Монголо-татарское иго, завоевание Казанского и Астраханского ханств, освоение Сибири поставили Московское государство перед необходимостью взаимодействия с азиатской культурой и азиатской политической традицией. В процессе колонизации восточных земель Россия становилась частью евразийского геополитического пространства, в котором издревле существовали авторитарные формы власти. Если Древняя Русь была повёрнута лицом к Европе, то Московское государство в XV – XVII в. – лицом к Азии.

Под мощным давлением Востока, воплотившемся в монголо-татарском иге, специфические черты развития страны приумножились, трансформировавшись в особый русский тип феодализма - как бы промежуточный между европейским и восточным. Россия оказалась отрезанной от Европы и встала на собственный, теперь уже принципиально отличный от западноевропейского путь развития. Складывание крепостного права и самодержавная власть царя явились как бы платой за создание государства в условиях недостаточности социально-экономических предпосылок и приоритетного значения внешнеполитического фактора (необходимость борьбы с ордынским игом и Великим княжеством Литовским). Отсюда и определённая идеологизация государства – единственного к тому времени оплота православной веры. Со времён Ивана Грозного две принципиальные и взаимосвязанные черты: гипертрофированная роль государства и некоторая недоразвитость, незащищённость частной собственности сближали Россию со странами Востока, а борьба самобытных русских традиций с влиянием Запада стала одной из "осей" отечественной геополитики.

Непрерывное территориальное расширение предопределило тот факт, что в течение веков экономическое развитие шло вширь, обеспечивалось за счёт количественных факторов (экстенсивный тип). У российского населения не было острой необходимости переходить от традиционного хозяйствования к более эффективному, так как всегда оставалась возможность переселиться на новые места, освоить новые территории.

Российская география не благоприятствовала и единоличному ведению хозяйства. В условиях короткого сельскохозяйственного сезона полевые работы легче было вести коллективом. Это сохраняло архаичные традиции общинной организации деревенской жизни. В отличие от Европы община в России не исчезла, а стала развиваться. Примерно с XVI в. русские крестьяне всё чаще расстаются с хуторской системой расселения (она сохраняется в основном в южных районах) и концентрируют свои дворы и хозяйства в многодворные деревни и сёла. По мере усиления личной крепостной зависимости с конца XVI в. возрастают защитные функции соседской общины, её первобытный примитивный демократизм и уравнительные тенденции. Наряду с производственными функциями община решала такие социальные проблемы, как сбор податей, налогов, распределение рекрутской повинности и другие. Несмотря на энергичное втягивание сельского хозяйства со второй половины XIX в. в рыночные отношения, общинные традиции сохранялись там вплоть до 1917 г.

Наконец, нельзя не отметить тот факт, что крайне тяжёлые условия труда русского землевладельческого населения наложили отпечаток на национальный характер. Речь идёт прежде всего о способности россиянина к крайнему напряжению сил, готовности помочь ближнему, чувстве традиционного коллективизма. Немалую роль здесь играла и сила общественных традиций. В то же время вечный дефицит времени и трудные природные условия, часто сводящие на нет все результаты труда, не выработали в русском человеке ярко выраженную привычку к тщательности и аккуратности в работе.

Как уже отмечалось выше, одной из главных черт российского исторического процесса была гипертрофированная роль верховной власти по отношению к обществу. Отметим, что под непосредственным влиянием власти образовались даже сословия. Общество было разделено на слои с чётким определением статуса и функций каждого. Соборное Уложение 1649 г. закрепило положение различных категорий населения и круг их повинностей.

Идея служения общему благу, "миру", ради которого человек должен жертвовать своим личным, была важнейшей частью менталитета россиянина. В этой связи идея служения общему государственному началу играла значительную роль в духовном настрое российского народа. "Россия – самая могущественная и самая бюрократическая страна в мире; всё в России превращается в орудие политики. Великие жертвы понёс русский народ для создания русского государства, много крови пролил, но сам остался безвластным в своём необъятном государстве", – писал о роли государственного начала в жизни русского народа выдающийся русский учёный Николай Александрович Бердяев.

Российская история во многом представляет собой историю социального реформизма. Реальные изменения в экономическом и политическом строе на протяжении последних столетий происходили, как правило, в результате реформ. Но все эти новации лишь в самой минимальной степени затрагивали 90% населения крестьянской России, продолжавшей жить по обычаям предков. В XVIII веке в результате форсированной европеизации произошёл тот культурно-цивилизационный раскол в русском обществе, который окончательно отделил его верхушку от народных масс, определив на столетие вперёд обострявшееся взаимное непонимание между ними.

И в заключение отметим удивительное постоянство и устойчивость социальной организации российского общества. Меняя свои формы, а не суть, социальная структура воссоздавалась после каждого потрясения в российской истории, обеспечивая жизнеспособность российского общества, внутреннее единство его исторического бытия. Даже после невиданной в истории социальной ломки, предпринятой после 1917 г., под новой социальной оболочкой вновь проступили многие российские традиции. Следовательно, историю России трудно понять без учёта такого важного, не утратившего своего влияния фактора, как русский традиционализм, противоборство которого с прогрессивной тенденцией продолжается по крайней мере с середины XVII столетия. Даже в настоящее время существующие традиции делают невозможными некоторые варианты развития событий, а историческая "инерционность" препятствует радикальному изменению общества в короткий срок.

Вышеперечисленные факторы, которые в течение длительного времени определяли геополитическое развитие России, помогают осмыслить то явление, которое можно определить как цивилизационную доминанту отечественной истории.

Пространственное мышление сложилось в России в силу естественного расширения государства и особенностей традиционного мышления гораздо раньше чем эта проблема была осознана в научном плане и в значительной степени подвержено идеям традиционализма и в настоящее время. Екатерина II в полемике с европейскими просветителями утверждала, что самодержавная форма правления в России неизбежное политическое последствие необходимости наведения порядка и установления власти на слабозаселенных пространствах страны. В XVIII веке в общественном мышлении утвердилось представление о том что Россия во первых европейское государство, а во вторых, что Россия – это «пространственное государство». На смену православной идеи «Москва – третий Рим», пришла имперская идея «расширяющегося государства».

До начала формирования геополитики как научного направления в России у нее имелись предшественники, среди которых выделяются В.Н. Татищев и М.В. Ломоносов. В XIX веке геополитические идеи уже отрабатывались не только с точки зрения властных бюрократических структур но и в большей степени с культурологических позиций, за исключением военной статистики и военной географии. Представителями культурологической школы являлись М.Е. Карамзин (государственная школа), Чаадаев П.А.(либеральная идея), Данилевский (культурно-историческая школа), Ф. Достоевский (русская идея всечеловечности). Культурологическая школа является преобладающей и до наших дней. Культурологическая концепция в сущности есть концепция «просветительства», т.е. национального самоосмысления не на уровне официоза: «Самодержавие, православие, народ», а на уровне европейской науки. (Разрыв между словом и делом).

В развитии русской «почвенной», «государственной», «патриотической» геополитической мысли прослеживаются три последовательных направления и одновременно этапа:

• 
  геополитические идеи славянофильства (включая идеи панславизма) – XIX век;
  
• 
  евразийство – 20-30-е годы XX века;
  
• 
  неоевразийство – конец XX века.
  

Здесь мы наблюдаем определенную деградация русского геополитического проекта:

1. 
   Первоначальный проект Киевская Русь – представляется как геополитическая держава «от моря до моря» (от Балтийского до Черного), на пути «из варяг в греки», составная часть большого европейского круга;
   
2. 
   Следующий этап «Москва – третий Рим» – это уже сужение - до оплота православия;
   
3. 
   Третий этап это полностью некорректно сформулированная цель: Россия по своему содержанию якобы равна пространству Евразии. Здесь и русская идея «всечеловечности». И попытка перепрыгнуть уровень социальности: находясь в традиционном обществе обращение к глобалистике (имперские споры западников и славянофилов – «всечеловек», построение коммунизма, всемирное объединение трудящихся), космосу (Лев Гумилев), мистике (Даниил Андреев. «Роза мира»).
   

Во всех этих этапах развития русского государства государственники (почвенники) обосновывают идею исторического единства славянских народов (от славянофилов и Н. Гоголя до А.Солженицына и Н.Михалкова). И идею их нового единения – А.Солженицын в его известной программной статье «Как нам обустроить Россию». И одновременно идею братства всех народов населяющих страну, в том числе и не славянских.

С этой точки зрения Россия никогда не была однонациональным государством, и пропаганда национального эгоизма наталкивается на многовековую государственную имперскую идею – готовность многим пожертвовать во имя исторического дела объединения российских земель, «специфическую ментальность, в которой большое место принадлежит сильному и обширному государству как особой ценности». И далее – «Эта ментальность – гораздо более прочная основа единства российских территорий, чем примитивный национализм и тем более принуждение, сила оружия». ( В.А. Колосов. «Российская геополитика: традиционные концепции и современные вызовы».) Имперская идея в данном случае выше национальной русской идеи. Из ежегодного послания президента РФ (2003 год): «На всем протяжении нашей истории Россия и ее граждане совершали и совершают поистине исторический подвиг. Удержание государства на обширном пространстве, сохранение уникального сообщества народов при сильных позициях страны в мире – это не только огромный труд. Это и еще огромные жертвы, лишения нашего народа. Именно таков тысячелетний исторический путь России. Таков способ воспроизводства ее как сильной страны. И мы не имеем права забывать об этом».

Колосов отмечает, что традиционная российская геополитика существует в двух вариантах: «московском» и евразийском, единых в определении России как особого мира, не европейского и не азиатского. Россия как бы мост, коридор между Европой и Азией.

Сторонники Московской альтернативы настаивают на том. что геополитическое положение России нельзя понять без признания ее особой цивилизацией, корни которой в коллективной эсхатологии, в идее избранного народа и в мессианизме. Русский коллективизм основывается на традициях крестьянского мира и ценностях православия. Православие в течении многих столетий было основой геополитического мышления. Концепция России как Третьего Рима родилась в XYI веке и основывалась на православном мессианизме, на уникальной роли страны как единственной в мире православной державы, надежды и опоры всех православных народов (после падения Константинополя в 1453 году).

Геополитика изучает зависимость внутренней и внешней политики государств от системы политических, социо-культурных, военно-стратегических, экономических и других взаимосвязей обусловленных географическим положением страны. Ключевым системообразующим понятием в геополитике является «пространство». Традиционную геополитику можно рассматривать как науку о влиянии геопространства на политические цели и интересы государства.

Определить геополитическое положение России – это значит определить геостратегию, то есть реализацию данных положений в политике. Геостратегия государства зависит от понимания руководством страны национальных интересов и приоритетов, характера и географического распределения угроз безопасности страны, а также понятий «безопасность», «сила», «границы».

Государственная геостратегия определяется историко-географическими условиями образования и развития государства.

Геополитика и геостратегия как составляющие идеологической доктрины страны («национальная идея») определяются объективно меняющимся геополитическим положением, императивами территориальной структуры народного хозяйства, социальной структуры, плотности населения и их восприятия субъектами общественной и политической жизни.

Чем определяется значение геополитики для России?

1. 
   Россия самое крупное по территории государство мира (17,4 млн.кв.км.), с самой протяженной в мире границей – 60 тыс. км., с нерешенными проблемами Курильских островов, Каспийского и Азовского морей, Калининградской области.
   
2. 
   За 1000-летнию историю государства его территория резко изменила пространственную направленность с меридианной на параллельную.( Киевская Русь - от Балтийского до Черного моря; Московия – от Балтийского моря до Каспийского; Российская империя – от Балтики до Тихого океана).
   
3. 
   Территориально-географически Россия сформировалась относительно недавно.
   
4. 
   Распад СССР вновь радикально изменил геополитическое положение России.
   
5. 
   Перемещение столицы, демографического и территориального центров.
   

То что Россия является классически континентальной державой не подлежит сомнению. Но существует разброс мнений по ее географически-цивилизационной принадлежности и здесь мы должны определится в своем выборе в одном из четырех следующих направлениях:

1. 
   Россия – великая мировая держава.
   
2. 
   Россия – региональная евразийская держава.
   
3. 
   Россия – европейское государство.
   
4. 
   Россия – это случайное явление, которое рано или поздно растворится в пространстве.
   

Дальнейшее развитие геополитических идей в работах Р. Челлена и американских геополитиков А. Мэхэна, Дж. Ренера, Н. Спайкмена, С. Коэна также основывались на предположении, что в мире существует ключевой регион контроль над которым обеспечивает господствующее положение во всем мире. Разница была в историческом определении данного центра в связи с развитием современных технологий и прежде всего коммуникаций. Спайкмен в отличии от Макиндера таким ключевым регионом считал не континентальную Евразию, а ее береговые зоны, а Ренер – Арктику. В концепции Макиндера ключевую роль играет – железнодорожный транспорт, Мэхэна и Спайкмена – морской, Ренера – авиационный.

Но всех этих концепциях признается наличие континентального евразийского ядра, какое бы значение не играло оно в глобальном распределении сил, что свидетельствует о наличии некоторых существенных свойств. Основные характеристики евразийского ядра – центростремительность и труднодоступность с его стороны к морским пространствам. Макиндер считал, что «В мире, в его целостности, Россия занимает центральную стратегическую позицию, в Европе поддерживаемую Германией».

Геополитическое содержание внешней политики России включает следующие моменты: 1) Ее расположение на стыке культурных миров. 2) Гигантские размеры территории, континентальность и трансокеаничность. 3) Крайняя затрудненность доступа к мировому океану.

Положение «на стыке» предопределило формирование (или имитацию) психологии окруженной крепости, стремление строить оборону по всем направлениям, платя за это любую цену, прежде всего за счет собственного народа, принуждая его к жертвенности якобы во имя великих целей. К этому можно добавить «синдром провинциальности» ( сталкиваясь с европейской, а затем североамериканской культурами русские бюрократы, интеллигенты, «новые русские» оказывались и оказываются в непривычной роли второстепенных лиц. )

В 70-е годы СССР, претендуя на роль сверхдержавы создал достаточно мощный военно-морской флот, позволяющий с невероятными затратами для нации и государства обеспечивать военное присутствие в Средиземном море и Индийском океане, где осуществлялось постоянное боевое патрулирование надводного и подводного флотов, стратегической авиации. Это потребовало создания баз, портов и аэродромов в зарубежных государствах – во Вьетнаме, Южном Йемене, Сомали, Алжире, Эфиопии и Кубе. Для поддержания этих баз требовалось обеспечивать стабильность правящих режимов, не только внутри данной страны но и в соседних странах. Имперская политика – недешевая политика.

«Психология окруженной крепости», традиционно разыгрываемая русской бюрократией особенно ярко проявилась в «доктрине Брежнева» – стремлении советского руководства любой ценой, не останавливаясь перед прямым вооруженным вмешательством, обеспечить в соседних странах контролируемые и идеологически совместимые режимы. В результате вокруг СССР было создано несколько геополитических кругов. Первый, фрагментарный, наиболее нестабильный, охватывал удаленные социалистические страны (анклавы) – Кубу, Вьетнам, КНДР, которые действовали или в русле советской политики или с еще более радикальных ультрареволюционных позиций, конфликтуя с западными странами, прежде всего с США, получали льготные кредиты, экономическую и военную помощь от СССР, на их территории размещались передовые базы и разведывательные центры Второй геополитический круг включал социалистические и народно-демократические страны непосредственно граничащие с СССР – Польшу, Германскую демократическую республику, Чехословакию, Венгрию, Монголию. Третий круг был в сущности внутренним – это национальные республики СССР, примыкающие к великорусскому ядру. Четвертый круг – это цепочка автономных национальных республик внутри великорусского социума.

2. 
   Россия как расколотое общество: западники и славянофилы
   

Данная дискуссия – между патриотами и западниками явление присущее в той или иной степени всем странам находящимся на пути от традиционного общества к индустриальному. Не является исключением и Россия.

На рубеже 30-40-х годов XIX века складываются две идеологии – славянофильство и западничество. Славянофилы на основе идей Ломоносова, Татищева, Карамзина («Русские как народ созданы волей властителей климатом и почвой») выдвинули концепцию самобытного пути развития России ( братья И.С. и К.С. Аксаковы, И.В. и П.В. Киреевские, А. Кошелев, Ю. Самарин, А. Хомяков – развитие известной триады теории официальной народности - православие, самодержавие, народность). Возникновение славянофильства относится к 1834 году когда И. Киреевский опубликовал программное заявление «Девятнадцатый век».

Основные идеи и проблемы славянофильства были определены А.С. Хомяковым («О старом и новом»):

1. 
   Проблема соотношения России и Запада;
   
2. 
   Оценка социальных реформ Петра I как поворотного пункта в истории России;
   
3. 
   Вопрос о роли религии в истории вообще и православия в русской истории ( Идея соборности);
   
4. 
   Органический взгляд на развитие общества, как единственно возможный(идея саморазвития) «Общество, которое вне себя ищет сил для самосохранения уже находится в состоянии болезненности».
   

В последующем произошла трансформация славянофильства в панславизм (с его южноевропейской геополитической доминантой – три столицы: Петербург, Москва, Константинополь), а затем в евразийство (трансконтинентальная империя).

Оппонентами славянофилов выступали западники (П. Чаадаев, П. Анненков, В. Боткин, Т. Грановский, К. Кавелин, В. Корш, С. Соловьев. Западники считали, что Россия, будучи европейской страной, должна идти путем раннее пройденным более культурными народами Европы опираясь на их опыт. Общность исторического развития России и Европы трактовались зачастую как необходимость и неизбежность повторения Россией этого пути буржуазных реформ и парламентаризма).

П.Я. Чаадаев в Философских письмах выделил основные геополитические проблемы России:

Отношение к Западу: «Петр Великий нашел у себя дома только лист белой бумаги и своей сильной рукой написал на нем слова «Европа» и «Запад»; и с тех пор мы принадлежим Европе и Западу».

Географический фактор: «Пусть, например какой-нибудь народ благодаря стечению обстоятельств, не им созданных, в силу географического положения, не им выбранного, расселится на громадном пространстве, не осознавая того, что делает, и в один прекрасный день окажется могущественным народом: это будет конечно изумительное явление, и ему можно удивляться сколько угодно; но что вы думаете может сказать о нем история? Ведь в сущности, это – не что иное, как факт чисто географический, правда в огромных размерах, но и только».

«Есть один факт, который властно господствует над нашим историческим движением, который красной нитью проходит через всю нашу историю, который содержит в себе, так сказать всю ее философию, который проявляется во все эпохи нашей общественной жизни и определяет их характер, который является в одно и тоже время и существенным элементом нашего политического величия и истинной причиной нашего умственного бессилия: это – факт географический». Без комментариев.

В курсе геополитики мы изучили основные геополитические теории, исследовали феномен пространства и пространственного мышления, проанализировали соотношение геополитических, технологических и социокультурных факторов. Необходимо отметить, что если технологическое развитие носило универсальный характер и наблюдалось во всех странах с момента достижения ими определенного этапа промышленного развития; если социокультурное развитие подтверждает дуальность пространства – изначально присущую человеческой природе и перенесенную на социум, то геополитическое сознание было присуще в основном политикам таких стран как Великобритания, США и на определенном этапе Германии. Ни в Японии, ни во Франции, ни в России геополитическая теория в столь полном объеме не формировалась и не развивалась. Не оказывала она влияние и на мышление политиков данных стран.

Несмотря на то, что пространство России всегда занимало важное место в геополитических концепциях, геополитическая мысль в России не только не развивалась, но даже преследовалась в советское время как лженаука (запрещена в 1934 году). Однако следует отметить, что геополитические проблемы не могли остаться вне сферы внимания российских ученых. Разработкой концепции особого места России занимались такие известные ученые как Николай Яковлевич Данилевский («Россия и Европа»), Григорий Николаевич Трубецкой («Россия как великая держава»), Евгений Николаевич Трубецкой («Два зверя», «Война и мировая задача России», «Гроза с Запада». (Н.М, Карамзин, С.М. Соловьев, В.О. Ключевский). После революции 1917 года российская геополитическая мысль получила развитие в русской эмигрантской среде в виде концепции евразийства во главе с филологом Николаем Сергеевичем Трубецким. Манифестом евразийцев стала работа «Исход с Востока», изданная в 1921 году в Болгарии.

Книга Н.Я. Данилевского «Россия и Европа» была написана в 1869 году в начале пореформенного периода, после позорной для России Крымской войны. Данилевский первым из российских ученых стал серьезно исследовать социо-культурные проблемы с точки зрения географического пространства России и в своей книге выдвинул четыре основные идеи:

1. 
   Географическое положение России рассматривалось как решающий фактор внешней политики страны.
   
2. 
   Данилевский развивает мысль об особом геополитическом положении России путем постановки вопроса: «Европа ли Россия?». Он считает, что разделение континентов по пограничным очертаниям водных и сухопутных пространств во многом искусственно, а раздел Европы и Азии по Уральскому хребту не учитывает социальные параметры России. «Европа – понятие не географическое, а культурно-историческое», - заявляет Данилевский.
   
3. 
   Данилевский рассматривает отношения Европы и России как отношения антагонистические (глава «Почему Европа враждебна России?»). Он видел в проявлении враждебности к России со стороны европейских стран не случайно возникшие разногласия, а глубинное, непримиримое столкновение интересов «…она (Россия) есть трудно преодолимое препятствие к развитию и распространению настоящей, общечеловеческой, европейской, германо-романовской цивилизации.» «Европа не признает нас своими. Она видит в России нечто ей чуждое и вместе с тем такое, что не может служить ей материалом, из которого она могла бы извлекать свои выгоды, как из Китая, Индии, Африки, Америки, который можно было бы формировать и обделывать по образу и подобию своему». ( Ф. Достоевский. «Почему для Европы мы стрюцкие?»). Комплекс провинциальности. Определение России по Данилевскому как «неассимилируемое и неподдающееся реформированию ядро» можно рассматривать как предтечу понятия «материковая сердцевина» в концепции Х. Маккиндера. Данилевскому, роль России в качестве носителя ценностей европейской цивилизации кажется чересчур ничтожной, несоизмеримой с масштабами России. В данном случае пространственный фактор имеет культурное, историческое, политическое значение.
   
4. 
   Утверждение о невыгодности и пагубности для России вмешательства в европейские дела. Основное правило русской внешней политики должно гласить: «Разработанная веками европейская политика баланса сил не имеет никакого значения для России.» Более того нарушение данного равновесия приносит пользу. «Именно равновесие политических сил Европы вредно, даже гибельно для России, а нарушение его с чьей бы то ни было стороны – выгодно и благодетельно». Как бы косвенное признание второстепенности. Господствующее положение России после наполеоновских войн и стремление Александра I установить европейское равновесие Данилевский характеризует как абсолютно бесплодное, истощающее силы страны. И как итог: «Нам необходимо, следовательно, отрешиться от мысли от какой-либо солидарности с европейскими странами, о какой бы то ни было связи с европейскими интересами, о какой бы то ни было связи с той или другой политической комбинацией европейских держав и прежде всего приобрести полнейшую свободу действий». (Достаточно самостоятельным государство может быть в двух случаях – при достаточном богатстве и при наличии силы воли. И то и другое в России в дефиците. Иногда история дает шанс как это было в период Екатерины II, когда европейские государства погрязли во взаимных столкновениях и произошел ряд революций в Европе и Америке).
   

Подводя итог геополитическому анализу концепции Данилевского следует отметить некоторые новаторские для России идеи: влияние пространственно-географического фактора в определении внешнеполитических приоритетов, необходимость соотнесения масштабов страны с реальной политикой, обоснование наличия у России сверхзадач, не укладывающихся в европейские политические рамки, обоснование российского цивилизационного пути, определение российской государственности как неколониальной, незавоевательной по своей сути. Перечисляя положения теории Данилевского можно констатировать, что многие из них в последующем в той или иной степени нашли отражение в англо-американской и германской геополитике. Однако в дореволюционной России эта концепция не имела особого значения ввиду ее непоследовательности, двойственности и очевидной антиевропейской направленности. Европейцы предрекали конец (гибель) Европы не очень то веря в собственные такие утверждения, но естественно они не могли воспринять подобные утверждения со стороны русских. Основополагающей идеей концепции Данилевского была идея создания всеславянского православного союза во главе с Россией и русским языком в качестве всеславянского. Таким образом, масштабно написанная книга, с множеством оригинальных и дальновидных наблюдений не отличалась детальной проработкой даже основной идеи, что сводило ее к апологетике имперской политики в отношении славянских народов, что уже себя исчерпало в данный исторический период.

Напротив, идея пересмотра политических приоритетов в соответствии с географическими реалиями была для того времени слишком новой. В 70-е годы XIX века обоснование российской цивилизации как мировой, отличной от европейской (германо-романской), казалось каким-то русским фантастическим вымыслом. То, что Россия пойдет «другим путем», путем насилия над человеческой сущностью и природой, и создаст свою советскую геокультуру, большинство ученых не могли и предположить. В то же время постановка вопроса о статусе России как самостоятельной цивилизации (возможно переходного типа), является несомненной заслугой Данилевского.

2. 
   Особый путь развития: геополитические идеи евразийства
   

Продолжателем идей Данилевского был Г.Н. Трубецкой. В работе «Россия как великая держава» (1910 год), он представил концепцию России как евразийской державы. В этой работе, написанной накануне первой мировой войны, вопрос о европейских и азиатских интересах решается им в пользу последних. Он пишет: «Россия не только европейская держава. Мы не можем поддаться искушению всецело вернуться в Европу». И несколько ранее: «… современное развитие Англии и Германии, растущее благосостояние и демократизация этих стран оказывают сильнейшее влияние в смысле сохранения мира, с которым связаны интересы стольких миллионов трудящихся классов и капиталистов. Но мы уже видели. что те же самые интересы могут при известных обстоятельствах вынудить германское правительство к насильственной развязке чересчур натянутого положения. В присутствии такого рода факторов какое положение естественнее всего занять России? – Неужели связать судьбу с одной из сторон в тяжбе, которая нас прямо не касается?».

Приведенные высказывания Трубецкого свидетельствуют о том, что он также как и Данилевский рассматривал Россию как государство мирового масштаба. Он считает, что в реальной политике в данный период времени европейские проблемы менее значимы, чем азиатские. Трубецкой четко датирует поворот российской политики от европейских проблем к азиатским серединой девяностых годов XIX века, когда правительство Александра III приняло решение о строительстве транссибирской магистрали (начало строительства – 1891 год). Трубецкой придавал огромное значение строительству железных дорог как двигателю политики: «Без железной дороги невозможен союз». Он отмечал: «Решение русского правительства довести до конца предпринятую им задачу соединения европейской России с тихоокеанским побережьем, и в особенности деятельное наше выступление в роли третейского судьи между Японией и Китаем в 1895 году, ставили задачу обеспечить себя на последующие годы от всяких случайностей на европейском фронте». По существу вопрос о мировом статусе России был осознан лишь с началом железнодорожного строительства. Показателен в этом отношении территориальный спор между Великобританией и Россией в Средней Азии и Персии, который автоматически решился в пользу России после прокладки железных дорог к Каспийскому морю, что было подтверждено договором 1907 года.

Геополитическая Россия возникла прежде всего как «железнодорожная цивилизация». Трубецкой также обратил внимание на развитие естественных морских коммуникаций, особенно значение Панамского канала для будущего могущества США: «С прорытием Панамского перешейка военно-морское значение Америки почти удвоится, и Америка станет важным фактором во всех проблемах Дальнего Востока».

Следует отметить следующее – в работе Трубецкого совершенно не упоминаются труды классиков геополитики Х. Макиндера и А. Мэхэна, при этом множество ссылок на европейских и азиатских политических деятелей. В этом проявляется и традиционная слабость русской научной мысли и не преодоленный еще дух старой, континентальной патриархальной России. Морским проблемам уделено чрезвычайно мало внимания. Трубецкой вообще не замечает проблемы противостояния морских и сухопутных государств. Даже анализируя политические отношения России и Великобритании он рассматривает эти отношения с точки зрения континентальный интересов и возможностей России, мало уделяет внимания морскому могуществу Великобритании, но при этом отмечает сухопутную уязвимость британских колоний на Азиатском континенте: «… чем ближе и ближе подходили бы русские железные дороги и русская мощь к наиболее слабым местам границы, тем более правительство Индии подвергалась бы тревогам и опасениям». Причем за высказываниями Трубецкого не могло быть и не было (не стояли) ни реальных действий ни каких либо экономических или политических сил. Абстрактно теоретически и учитывая сложившуюся после русско-японской войны ситуацию он был противником территориальных захватов, в том смысле, что России необходимо освоить уже имеющиеся территории и решающую роль здесь могло сыграть усиленное железнодорожное строительство. От европейских союзников Трубецкой не видел проку.(Александр Ш: «У России два союзника – ее армия и ее флот»). Как и Данилевский он считал очевидным тезис о морской изоляции России и поэтому настаивал на невмешательстве в европейские дела, именно поэтому он не принимал участие России в военном союзе европейских стран - Антанте. По его мнению так как морские пути блокированы для России (Балтийское море Германией, Черное море – Турцией, Тихий океан - Японией), «политика поступательного империализма должна была уступить место политике обеспечения и сохранения того, что осталось». Пораженческие настроения были настолько сильны, что одной из главных стратегических задач он считал разработку системы прикрытия и безопасности по строительству и эксплуатации железнодорожных путей в приграничной зоне. (Строительство более широкой чем в Европе железнодорожной колеи. Что бы в случае вторжения на территорию России Германия не могла использовать русские железные дороги.)

Геополитические приоритеты для России за пятьдесят лет (от Данилевского до Трубецкого) существенно изменились: если Данилевский лишь указывал на несоизмеримость европейских и азиатских проблем (в пользу азиатских), то Трубецкой попытался определить стратегические задачи России в конкретных районах (Китай, Корея, Тибет, Турция, Персидский залив). Если для Н.Я. Данилевского общеславянская идея была превыше всего: «Идея славянства должна быть для русских высшей идеей, выше свободы, выше науки, выше просвещения». То с появлением новых технических средств масштабы деятельности России возросли многократно, а «славянский вопрос» как бы отошел на второй план: «… самое лучшее для нас не поддерживать ни в Болгарии, ни в Сербии ложных надежд на готовность России помочь им во всякое время, когда они того пожелают, не дожидаясь, пока Россия сама найдет, что для этого пробил час».

В своих работах Е.Н. Трубецкой также как и его брат уделял внимание соотношению исторического и географического в политическом процессе. По его мнению воздействие географических факторов в истории России проявлялось по следующим параметрам:

1. Равнинность русской территории приводила к приоритетному значению равенства для социального развития.

«Равнинный, степной характер нашей страны наложил свою печать на нашу историю. В природе нашей равнины есть какая-то ненависть ко всему, что перерастает плоскость, ко всему, что слишком возвышается над окружающим. Эта ненависть есть злой рок нашей жизни. Она периодически сравнивала с землей все то, что на ней вырастало».

«Для русского освободительного движения характерно то. что оно дорожит равенством больше, нежели самой свободой».

2. Другой важной чертой национального мышления является растворение в пространстве.

С одной стороны здесь присутствует вековая борьба народа с пространством, с другой стороны отрицание народом каких либо ограничений (стремление к анархии). Не признается постепенность, последовательность, порядок. Предпочтение отдается рывкам, рабство готовы предпочесть частичному освобождению, любое социальное движение действует по принципу: или все, или ничего.

3. Огромность территории способствовала определенной беззаботности и благожелательности к другим (не сформировалось агрессивное самосознание, инстинкт выживания так необходимый в рамках индустриальной цивилизации, то есть до определенного момента в этом не было необходимости). Российскому самосознанию свойственно мессианство, стремление вступаться и защищать другие народы, что так же является своеобразным способом выживания в рамках традиционного общества. «Обладая огромной территорией, Россия не заинтересована в ее увеличении: политика захватов может причинить нам не пользу, а только вред. Нам нужно сохранить, а не умножить наши владения».

«Русский национальный и государственный интерес требует всеобщего освобождения народностей, всеобщего их раскрепощения». «В этой сверхнародности русского патриотизма, в этой его преданности целям не узко национальным, а общечеловеческим – надежда других народов».

Мысль о мессианстве как национальной русской черте особенно импонирует Трубецкому: «Наш подлинный народный интерес и идеал выражается не в поглощении, а в воскрешении других народов – в защите всех малых и слабых народов против народов насильников и хищников». Эта верно подмеченная тенденция в последующем вылилась в советском интернационализме. Ростки этих идей вызревали в российском массовом сознании как способ выживания традиционной цивилизации перед угрозой индустриальной. «Задача, навязанная нам историей чужда противоположности востока и запада, она одинаково возвышается над антагонизмом племенным и вероисповедным. Эта задача по существу сверхнародная универсальная – задача всеобщего политического возрождения всех порабощенных национальностей». Е.Н. Трубецкой рассматривал вопросы мировой задачи России не как проблемы технологического, дипломатического или военного развития, а как вопрос осознания народом своей мировой задачи.

Элементы евразийства в политическом плане были присущи Г.Н. Трубецкому, а в плане философском – Е.Н. Трубецкому, но в полной мере евразийство развился в двадцатые годы как реакция на русскую революцию и выбора особого пути развития - «построение социализма в одной отдельно взятой стране».

Манифестом евразийства стали книги С.Н. Трубецкого «Европа и человечество», вышедшая в 1920 году и «Исход к Востоку», вышедшая в 1921 году. Евразийство можно охарактеризовать как социально-философское, религиозно-нравственное, а не политологическое течение. Огромное внимание в евразийстве уделялось историческим концепциям. В частности, утверждалось благотворное влияние татаро-монгольского ига на Россию. Евразийцы считали, что православие так же не исчерпало своего потенциала, и в купе со славянской идеей приведет к образованию панславянского государства, идущего по особому пути. ( Российская империя как правоприемница империи Чингиз-хана ).

Значительное внимание евразийцы уделяли географическому положению России. В своих исследованиях, в отличие от предыдущего поколения ученных, они уже опирались на труды геополитиков – Ф. Ратцеля и Х. Маккиндера. Подтверждением служит обоснование формирования России как географически замкнутого самодостаточного пространства (меридиональная направленность рек, отчуждение России от мирового океана и мирового хозяйства – замкнутый тип экономики, ярко выраженный параллелизм степи и леса, особенности речных цивилизаций).

Определение России как особой евразийской континентальной массы создало представление о неком сверхнароде с особым православным или как в последующем выяснилось советским мышлением. Евразийство С.Н.Трубецкого было все же вторичным по своему проявлению и реального анализа политических событий не давало. Вполне естественно, что евразийцы не могли отойти от дореволюционного традиционного русского мировозрения, а постреволюционное (советское) воспринять не смогли. Основной упор в их работах все же делался на противопоставлении России и Европы (родовое или видовое понятие «Россия»). Работы евразийцев не достигли даже уровня предыдущих исследований (исследования влияния современных технологий на природный фактор), в сущности они вернули русский мир к язычеству. Эта идеология была окрашена трагедией русской интеллигенции. Часть евразийцев пыталась сотрудничать с советской властью однако их научные рекомендации большевикам были совершенно не нужны и использовались в провокационных целях спецслужбами.

Движение евразийства, оформившееся в 20-х годах в кругах русской эмиграции, принадлежит к числу наиболее самобытных и интересных течений русской общественно-политической геополитической и философской мысли. Организаторами и интеллектуальными вождями этого движения были известный филолог Н. Трубецкой, юристы и правоведы В. Ильин и Н. Алексеев, философы Л. Карсавин, Н. Лосский, Б. Вышеславцев, богословы Г. Флоровский, В. Зенковский, Г. Федотов, географ Г. Вернадский, экономист П. Савицкий, историк М. Шахматов.

2. 
   Современное евразийство
   

Евразийская партия России (ЕПР). ЕПР первая политическая партия получившая регистрацию Минюста после подписания президентом России В.В. Путиным нового закона «О политических партиях» (2001г.) Основатель депутат Госдумы Абдул-Вахед Ниязов. Он же создал межфракционную группу «Евразия» в которую входили 32 депутата (Виктор Черепков, Валерий Дорогин, Курбан-Али Амиров, Карелин). 7 общероссийских движений: «Рефах», Православное единство, Чеченская солидарность, конгресс буддистких народов, Патриоты Санкт-Петербурга, Молодая Москва, Партия справедливости и порядка.

По мнению инициативной группы партия должна стать базой национальной идеи в России и помочь интеграционным процессам внутри нее. Угрозе глобализации евразийцы хотят противопоставить «евразийский контрглобализм». Он должен идти в режиме реальной многополярности. Организаторы называют себя новыми евразийцами, а своими учителями Николая Трубецкого и Льва Гумилева ( но не Г.В. Флоровский «Евразийский соблазн») Л. Гумилев. Ритмы Евразии: эпохи и цивилизации. Русь и Великая Степь. От Руси к России.

Евразийские мотивы заметны и в программе партии власти – «синтез универсальных принципов рыночной экономики и демократии с реальностями России и патриотическим консерватизмом (сочетание европейского опыта с российскими традициями – сильное государство и социально ориентированная экономика)».

Попечительский совет ЕПР возглавляет Павел Бородин. Александр Дугин советник Г. Селезнева. За партией стоят (потенциально) 22 мил. российских мусульман, тюркские народы и красивая, почти антизападная идея в духе «разворота над Атлантикой». Каждый видит в евразийской идеи то, что хочет: одни антизападничество, другие особую роль востока, мусульманства. «Лучше жить в юрте с татарином, чем в доме рядом с католиком».

Главная суть евразийской идеи сводится к тому, что «Россия-Евразия» – это особый социо-культурный мир. В силу своего географического положения Россия лежащая на границе двух миров – восточного и западного, - исторически и геополитически выполняет роль некоего культурного синтеза, объединяющего эти два начала. Евразия – особый географический и культурный мир. «Весь смысл и пафос наших утверждений сводится к тому, что мы осознаем и провозглашаем существование особой евразийско-русской культуры и особого его субъекта как симфонической личности». Кто откажется быть симфонической личностью ? Мы не славяне и не туранцы – мы русские. Манифест евразийцев – Исход к Востоку. 1921г. Евразийская хроника.

«Национальным субстратом того государства, которое прежде называлась Российской империей, а теперь называется СССР, может быть только вся совокупность народов населяющих это государство, рассматриваемое как особая многонародная нация и в качестве такой обладающая особым национализмом. Эту нацию мы называем евразийской, ее территорию Евразией, ее национализм – евразийством».

Территорию России евразийцы понимают как особый географический мир в котором народы занимают свою нишу. Л. Гумилев дополняет это учением о «кормящем и вмешающем ландшафте» или «месторазвитии», для русских это были речные долины, для финно-угорских народов – водораздельные пространства, для тюрок и монголов – степь. Если исходить из данного определения Россия представляет собой географическую и культурную мозаику. Евразийцы сопоставляли вмещающий ландшафт с историей населяющих их этносов.

Первый принцип евразийства был определен еще Петром Николаевичем Савицким – границы России (Евразии) отделяющие этот внутренний континент от Запада проходит по нулевой изотерме января. Другой основой евразийства стала идея евразийского полицентризм против европоцентризма. Европа – центр мира, но и Палестина центр мира и Китай и т. д.

Л. Гумилев – евразиеец, более того Л. Гумилев – в первую очередь туранец; пропагандист некой туранской пассионарности и ее влияния на формирование российского народа (во вторую очередь, если иметь ввиду нескрываемое предпочтение «людям длинной воли») и российского государства в третью очередь. При этом отстаивая идею сильной власти, как выражение воли народа.

Евразийцы определяют себя как «осознатели русского культурного своеобразия». Гумилев с большой настойчивостью подбирает и накапливает признаки и доказательства этого «своеобразия». Но со своими реестрами он плохо справляется, стремясь забить оппонентов множеством (потоком) отдельных фактов, якобы подтверждающих его теорию так что это напоминает устное выступление в виде монолога, когда слушатель не успевает осмыслить один факт, как ему преподносят другой, затем третий, затем следуют различные интерпретации фактов с многочисленными отвлекающими подробностями и вопросами вымышленному оппоненту; так, что реальному оппоненту остается только развести руками. Своеобразие он открывает повсюду начиная от «месторазвития» и вплоть до религиозной области. С большим вниманием он изображает «географические» особенности России, подчеркивая и связывая с ним своеобразие этнического состава, не забывая об особенностях расового коффициента. Он занят морфологией России как равной Евразии и на это уходит все его внимание в процессе изучения этногенеза великороссов. Географическое единство и своеобразие евразийской территории настолько поражает Л.Гумилева, что в его представлении подлинным субъектом исторического процесса и становления нации оказывается как бы территория. Поэтому история русского народа как бы растворяется в истории Евразии, как своеобразной среды и «месторазвития». Правда сама территория изменяется в историческом плане, под психическим и физическим давлением населяющих ее народов. Но вместе с тем именно территория является основным фактором и фактом общественного процесса.

Таким образом исследуя пространство Л. Гумилев устанавливает прямую связь между космосом и социумом, между космосом и мышлением, минуя надоедливые попытки исследования по отдельным направлениям пространство космоса, пространство социума и пространственные параметры мышления. Хорошо, что не с «демургами народов»(«Роза мира» Д. Андреева).

Итак, пространственная концепция Гумилева включает: космос, пассионарность и «вмещающий и кормящий ландшафт».

Тип евразийца в России традиционен – это как правило выходец из образованных слоев общества, как правило отсидевший срок в тюрьме, на каторге или в лагере (в зависимости от времени) за поиски «правды и справедливости», после этого порвавший с интеллигенцией и ее либеральными идеями, и как итог – сторонник «стихийной правды народа» в лице сильной центральной власти (Ф. Достоевский, Н. Морозов, Л. Гумилев, Г. Павловский).

Лев Гумилев – узнаваем и понятен и в бывшем СССР и в современной России, как сторонник следующих идей:

1. 
   О предопределенности исторического процесса (формационная теория).
   
2. 
   О стихийной правде народа (построенной на идеях справедливости).
   
3. 
   О необходимости волевых начал для управления этой стихией.
   
4. 
   О формировании некой партии власти выражающий идеи народа.
   

На чем основана мифология евразийского пространства:

1. Евразийство фиксирует вневременный образ пространства, как некий проект построенный извне заданием контура, центрированием контура и фиксацией границ. Это некое абсолютное пространство, постоянно порождающее стандартную социальную структуру: Империя Чингис-хана; ее правоприемница – Российская империя ( включающая Московский, Петербургский и Советский периоды). История России равная истории Ев­разии сконструированной евразийцами – не становление, а повторение, воспроизведение, серия индивидуаций, сменяющие одна другую реализации некого архетипа евразийской державы. Это величественная территория, площадь и протяженность страны (а не сложность, насыщенность формами, разнообразие частей); сама по себе географическая величина символизирует и выражает величие державы и отождествляется с ним (сравним советскую держав­ную и вообще имперскую риторику). Евразийцы отождествляют разные евразий­ские державы, исключительно исходя из пересечения объемов соответствующих по­нятий, близости исключительно территорий. Основания отождествления разных ев­разийских государств для евразийцев сугубо экстенсивны - это именно и только общность занимаемых ими областей пространства независимо от его структуры и содержания (например, отождествление держав хуннов и России). Евразийское про­странство сакрализуется, т.е. наделяется вертикалью, но задается исключительно горизонтально, т.е. опять-таки экстенсивно.

2. Данное пространство структурировано по принципу центр – граница, где игнорируется все остальное пространство(или данное пространство рассматривается как материал для имперского центра и его границ). «Паровоз умчится прямо на границу» и «буду как все в сапогах» - Агутин и «Отпетые мошенники». Отнесение региона к никак себя не проявляющей и ничем в культурном ландшафте не являющейся границе (будь то граница с Казахстаном или граница "Европы с Азией") или к центру, каковой ничто, ничем и никак не центрирует - это идентификация через фикции.

Пространство "между центром и границами" - основное пространство страны, про­винция, оказывается чем-то бесструктурным, несущественным и символически несу­ществующим. Пространство страны наделяется высокой мерой целостности и отож­дествляется с государственной территорией; нужно говорить и о неразличенности страны и государства в их территориальных аспектах во всех указанных образах России, что также чрезвычайно существенно для евразийства.

3. В такой схеме Образ России (задается) равен по содержанию Евразии (Россия равняется Евразии), но по реальному описанию напоминает периферию Европы (с набором соответствующих комплексов) – некое пограничное пространство (мифологическое или даже фиктивное). Утверждая, что Россия суть самостоятель­ный Центр, евразийцы описывают его как Периферию (точнее - Пограничную Периферию).

4. Евразийское пространство по социальному содержанию это имперское пространство. Страна представлена государственным пространством с державно имперскими атрибутами: древностью и величиной территории. Имперское пространство предельно одно­образно, однако и оно, будучи централизованным и жестко отграниченным, уже тем самым имеет, как минимум, три части (три типа частей) - собственно центр, границу, "остальное пространство" (периферию).

Пространственные атрибуты России, есть атрибуты Российской империи, а не самой России. Это прежде всего мо­ноцентризм и высочайшая централизация и страны в целом, и ее институциональ­ных частей (регионов), огосударствление пространства, практическое отсутствие или малая роль собственно провинции и преобладание периферии во всех смыслах как некой аморфной вещи, чрезвычайно высокая роль и внешних, и внутренних границ, перманентная статусная динамика культурного ландшафта; им отвечает рентно-ресурсная ориентация экономики, примат конструирования (заданности) городов, регионов и даже этносов над их само­развитием и многое другое. Но в целом проблема поразительно мало разработана и почти не исследована; мысленное освобождение России от бремени империи не про­изведено, реконструкция неимперской России не проделана; проект неимперской России (если исторически таковой был сконструирован) не реконструирован. Россия "по умолчанию" принимается как империя.

5. Евразийство последовательно и определенно характеризует рос­сийское пространство и, исходя из него, российскую цивилизацию, как некую целостность пространство = обще­ство = государство. Евразия евразийцев – есть особый мир, географически и истори­чески единый цельный закономерно существующий макрорегион. Для евразийства существует лишь нерасчлененно-синкретическое единство.

6. Негативностъ самоопределения состоит в полагании, прежде всего того, что не есть Россия, т.е. определение и задание России через отрицание, непринадлежность, не­включенность. Не впадая в европоцентризм, стоит напомнить, что европейская ци­вилизация определяет себя внутренне, интенсионально и интенсивно (смысл, идеа­лы), абсолютно (трансцендентные ценности), т.е. позитивно: пространственный ас­пект не играет значимой роли (при значительной несомненной активности еврропейской цивилизации), а в пространстве акцентируются интенсиональные ас­пекты (богатство формами). Однако самоопределение европейской цивилизации таково отнюдь не потому, что Европа (как бы ее ни понимать) не имеет определен­ных пространственных форм и положения (они богаты и динамичны). Евразийцы вполне справедливо подчеркивают, что евразийское самоопределение - полная ан­титеза самоопределению Европы, по сути и по форме. Даже традиционное само­определение Китая как "Срединной державы" имеет совершенно иной характер: Китай определяет себя как центр Ойкумены, но отнюдь не как, скажем, не-Индия, тем более не как промежуточно-пограничная область между Индией и Монголией или Степным миром; противопоставление монголам носит характер оппозиции "(цивилизованная) страна - (варварская) периферия", обычной для самоопределе­ния традиционной империи.

Пространство России, как принято считать, ха­рактеризуется определенной промежуточностью, пограничностью и двойственнос­тью.

Россия идентичная Евразии евразийцев есть каскадное, катастрофическое сужение предме­та и понятия "Россия". Во-первых, все сущности, все содержание редуцируются к пространству-времени, а пространство-время в силу цикличности евразийского вре­мени сводится к пространству. Во-вторых, все в пространстве и все пространство сводятся исключительно к тем его аспектам, каковые связаны с государством, вы­ражены и воплощены в государстве, в пространстве равном государству. В-третьих, это пространство = государство дано исключительно в экстенсиональном аспекте - как внешнее положение и экстенсивная величина. В-четвертых, внешнее положение и экстенсивная величина сами редуцированы к своим простейшим вариантам - физи­ческому размеру государственной территории и одному-единственному аспекту пространственного положения - к положению "между" Западом и Востоком. Наконец, это положение сведено фактически к положению в одномерном, линейном пространстве, где не­тривиальное отношение "быть между" резко сужается. Россия в "евразийской апо­логии" - исключительно тусклое, тощее, чрезвычайно бедное содержанием поня­тие,

Природная периферия материка Евразии инвертируется евразийцами в мировой центр, универсальный, значит - и культурный, центр.

Геополитическое понимание России как державы великого пространства равного государству дополняется пониманием России как страны великой культуры или великой духовности.

Ин­тенсивно самоопределяемые пространства задаются не внешне, "естественными ру­бежами", а внутренне - формами, внутренними связями частей пространства и его структурами.

Евразийство наделяет определенную территорию чертами, каковые могут быть присущи исключительно области мифического пространства. Россия равная Евразия есть особое место. Это место особым образом выделено, очерчено, отделено (неизмен­ные естественные границы) и отличается от всех прочих мест. Оно выделено во Вселенной, неподвластно времени и не подчиняется истории. В этом особом месте не действуют общие для всех мест законы: не меняется культурный ландшафт, не формируются и не трансформируются регионы, не распадаются империи. Время тут течет по-особому или просто не течет. Работает своя логика и причинность и прочее (Однако для построения концепции мифологизация ее оснований - вполне обычное явление, и евразийство тут не исключение).

Евразийство - мифологическая сакрализация государства в виде пространства равного госу­дарству. Это - миф о державе. Единство Российской империи оказывается обязан­ным у евразийцев вполне объективной и непреложной доминанте, чем-то вроде за­кона природы (или точнее – следствиям некоего закона природы).

Проблема единства пространства страны тем более важна, что территория Рос­сии (в любом смысле, в любом объеме - исторически, начиная с XVI века) включает природно и культурно существенно разнородные области, к тому же (реально или потенциально) имеющие или имевшие не только внутренние, но и внешние центры тяготения. После включения (покорения, присоединения) Казани и Астрахани (т.е. Поволжья), тем более Сибири, Россия уже имеет в общем современную - одновре­менно имперскую и полупериферийную - пространственную, геоэкономическую, геополитическую и геокультурную структуру.

Россия "в современных российских банкнотах" - вели­кая империя, но империя русская (все города – русские, страна репрезентирована прежде всего тем, что можно считать ее "метрополией" – великорусские центры) и в этом смысле анти-евразийская.

К тому же Россия задается позиционно – страна «за Лимитрофом» – межцивилизационная погранично-переходная зона постоянная во времени и пространстве. Наделение России огромной величиной это в сущности спекуляция на картографическом образе – пятно на карте (бесструктурное пространство). В свое время Менделеев предлагал печатать на картах азиатскую часть Российской империи равной европейской ее части ( то есть в различных масштабах на одной карте, чтобы визуально и психологически Европейская Россия была равной всей остальной территории, а азиатская территория не давила на воображение и мышление). Морфология же, структура территорий, насыщение контура не рассматривается или трактуется как нечто несущественное. Весьма сходно наивное самоопределение современной РФ и ее регионов. Регионы определяются пространственно, экстенсивно и экстремально, основываясь на приписываемой региону или его центру положения и роль центра территории или даже всей России. Петербург – вторая столица. Ростов на Дону – столица Донского края. Старочеркаск – столица донского казачества и т.д. К тому же существуют претенденты на этнографический центр России, географический центр. В самоопределении регионов также совмещается центр и граница. Особенно выгодно для регионов в смысле вытягивания средств из бюджета быть самой что ни есть настоящей границей, барьером, рубежом, бастионом, передовым рубежом России (Калининград, Приморье, Камчатка). Оренбургская область, Омская , Челябинская, Саратовская – граница с Казахстаном.

Пространство "между центром и границами" - основное пространство страны, про­винция оказывается чем-то бесструктурным, несущественным и символически несу­ществующим. Пространство страны наделяется высокой мерой целостности и отож­дествляется с государственной территорией; нужно говорить и о неразличенности страны и государства в их территориальных аспектах во всех указанных образах России, что также чрезвычайно существенно для евразийства.

Пространственный евразийский образ России раздвоен:

• 
  с одной стороны Россия представляется как самодостаточная империя;
  
• 
  с другой стороны и одновременно по своим объективным показателям основанным на доказательной базе евразийских идей Россия предстает как периферия цивилизованного мира.
  

1. 
   Проблемы мировой цивилизации в конце XX века.
   
2. 
   Окончание «холодной войны». «Конец истории». Ф. Фукуяма.
   
3. 
   Цивилизационная теория С. Хантингтона.