2. О материи и форме.
Итак, следует понимать, что бесконечное именуется так потому, что оно ничем не ограничено. Между тем и материя некоторым образом ограничена формой, а форма — материей. Материя ограничена формой постольку, поскольку до принятия формы она потенциально открыта для многих форм, но, как только воспринимает одну
156
из них, через нее становится замкнутой. Форма же ограничена материей постольку, поскольку форма сама по себе является общей для многих вещей; но после того, как ее воспримет материя, она определяется как форма данной вещи. При этом материя получает от ограничивающей ее формы устроение; поэтому та относительная бесконечность, которая приписывается материи, имеет характер несовершенства. Это материя как бы лишенная формы. Но форма не получает от материи устроения, а скорее сужается в своем объеме. Отсюда та относительная бесконечность, которая уделена форме, не замкнувшейся в материю, имеет характер совершенства.
(Фома Аквинский. Сумма теологии. Ч. I. Вопр. 76. П. 1)
3. Форма как основа бытия вещи.
...Любой предмет обладает единством в той мере, в какой обладает бытием. Форма же через самое себя заставляет вещь стать актуально сущим, ибо сама эта форма по своей сущности есть состояние актуальности; и она сообщает бытие без помощи чего-либо посредствующего. Отсюда единство вещи, составленной из материи и формы, держится на самой форме, которая через себя самое соединяется с материей как ее состояние актуальности. Притом же нет иного объединяющего начала, помимо действующего начала, которое заставляет материю стать актуально сущим...
(Там же. Ч. I. Вопр. 76. П. 7)
4. Различение субстанциональной и акцидентальной форм.
...Субстанциональная форма отличается от акцидентальной тем, что акцидентальная форма не делает вещь существующей абсолютно, но делает ее существующей «так» (как она существует), например жар не делает вещь существующей абсолютно, но делает ее только горячей. И с появлением акцидентальной формы о вещи не говорится, что она сделана или возникла абсолютно, но что она сделана «так» или «такой» или что она находится в каком-то специфическом или отдельном состоянии; а когда акцидентальная форма отнимается, о вещи говорится, что она разрушается не абсолютно, но относительно. Субстанциональная же форма дает бытие абсолютно, а потому с ее появлением о вещи говорится как о возникшей абсолютно, а с ее отнятием — как о разрушаемой абсолютно. По этой причине древние естествоиспытатели, считавшие, что первоматерия была каким-то актуальным бытием, например огнем или воздухом или чем-то подобным этому, утверждали, что ничто не возникает абсолютно, и ничто не разрушается абсолютно, и что «всякое становление есть только изменение», как мы об этом читаем у Аристотеля («Физика»).
(Там же. Ч. I. Вопр. 76. П. 4)
157
ЛИТЕРАТУРА
1. Штеклъ А. История средневековой философии. М., 1912.
2. Боргош Ю. Фома Аквинский. М., 1975.
3. Лупандин И. В. Аристотелевская космология и Фома Аквинский // Вопросы истории естествознания и техники. М., 1989. № 2.
ТЕОЛОГИЯ ФОМЫ АКВИНСКОГО
Тринитарное учение Аквината имеет особое значение в связи с догматом Филиокве, послужившим одним из поводов для разделения Восточной и Западной Церквей.
Рассматривая вопрос о происхождении Божественных Лиц, Ак-винат опровергает три возражения против самой возможности какого-либо «происхождения» в Боге (Сумма. Ч. I. Вопр. 27. П. 1):
1. Происхождение означает движение вовне из первоисточника; в Боге нет ничего «внешнего», куда могло бы происходить движение; в Боге нет также ничего, что могло бы быть подвержено движению.
Отвечая на этот довод, св. Фома указывает, что он относится к движению или действию в пространстве, направленному от первоисточника к внешней материи или внешнему результату, — такого рода происхождения, действительно, нет в Боге.
2. Второе возражение заключается в том, что все происшедшее от чего-либо отличается от того, из чего оно произошло. В Боге же нет различий, но абсолютная простота.
Это возражение также основано на образе внешнего, материального происхождения. Для пояснения идеи «происхождения» в Боге св. Фома указывает, что в случае интеллигибельного происхождения происходящее не обязательно отличается от своего источника. Чем полнее понята вещь, тем ближе интеллектуальная концепция о ней к тому разумному фактору, который составляет умопостигаемую форму данной вещи.
Так как Бог познает Сам Себя, Свою собственную сущность, то в Нем имеет место адекватная Ему мысль, которая есть личное Слово Божие — Сын Божий. Поскольку Божественный Акт понимания имеет абсолютный характер, то Божественное Слово, связанное, по Ак-винату, с этим актом абсолютного понимания, совершенно едино со Своим Источником, без какого-либо различия.
3. Третье возражение заключается в том, что Бог, будучи Первопричиной, не может иметь в Себе никакого происхождения, так как быть происходящей не соответствует природе первопричины.
На это возражение Аквинат снова отвечает указанием на интеллигибельный акт, остающийся внутри первопричины. Так, если строителя назвать первопричиной строящегося дома, то происходящее от его ума мастерство, понимание своего дела также остается включен-
158
ным в понятие первопричины по отношению к дому. Сам же дом, имеющий не интеллигибельное, но материальное происхождение, в понятие первопричины включен быть уже не может.
Схоластические рассуждения подобного рода не означают, что св. Фома считал возможным рациональное постижение тайны Троичности: напротив, он относил эту тайну к числу тех истин, которые даны лишь в Откровении и одним разумом без веры постигнуты быть не могут. Однако, опираясь на веру и Откровение, наш разум может достигнуть некоторого спекулятивного познания Бога, так как существует некоторая аналогия между тварным умом и высшим Духом (Сумма. Ч. I. Вопр. 32. П. 1).
Другой вид происхождения в Боге — исхождение — Аквинат поясняет по аналогии с актом воли. Если рождение совершается посредством подобия рождаемого рождающему, то акт воли совершается не посредством подобия, но посредством побуждения и движения к объекту (Сумма. Ч. 16. Вопр. 27. П. 4).
Если рождение Божественного Слова является результатом и выражением абсолютного Божественного Самопознания, то акт желания, в котором Бог желает Самого Себя, означает любовь Бога к Самому Себе. Источник, из которого извечно рождается Сын-Слово, познается как Отец, Любовь же исходящая — как Святой Дух (Сумма. Ч. I. Вопр. 34. П. 1).
Рассматривая Божественные Отношения как абсолютно реальные (I, 28, 1), Аквинат отождествляет эти отношения с самой Божественной Сущностью (I, 28, 2). Он указывает при этом, что понятие «отношения», применяемое к тварным существам, лишь неполно выражает идею абсолютного отношения в Боге: в Нем не существует реально ничего сверх отношения.
Отождествляя в Боге отношение с сущностью, Аквинат в то же время различал их, ссылаясь на Боэция *: «В Боге сущность содержит единство, а отношение устанавливает троичность» (I, 28, 3). Отвергая ересь Савеллия, отрицавшего реальность различий в Боге и потому считавшего троичность лишь рассудочным представлением, Фома указывает, что в соответствии с сущностью в Боге пребывает высшее единство и простота, а в соответствии с отношениями имеют место реальные различия (I, 28, 3).
Происхождение путем рождения имеет аналогию в твари и соответствует отношению отцовства и сыновства, тогда как происхождение путем любви не имеет собственного имени и для Источника именуется «изведение» (буквально, «выдыхание»), а для Происхо-
* Боэций Аниций Манлий Торкват Северин (480—524 гг.) — консул и министр остготского царя Теодориха. Он перевел на латинский язык и прокомментировал сочинения Аристотеля и сам был автором ряда трудов по логике, философии и теологии. В эпоху Аквината труды Боэция были единственным источником по логике Аристотеля.
159
дящего — «исхождение» (по-латыни и «происхождение», и «исхож-дение» — одно и то же слово). Оба последних термина не присущи отношению, но присущи происхождению (I, 28, 4).
Большие трудности встречает Аквинат в анализе понятия Божественного Лица (лат. persona) (I, 29).
Употребляемый восточными Отцами термин «ипостась» наиболее близок к одному из значений латинского термина «субстанция», именно не как обозначения сущности вещи, но как обозначения субъекта (suppositum). Если сущность вещи отвечает на вопрос «что она есть?», то ипостась указывает на то, «как она есть». В Боге же ипостась означает то же, что и сущность, так как для Него одно и то же, «что» Он есть и «как» Он есть.
«Правильно будет сказать, — утверждает Аквинат, — что имя "лицо" прямо означает отношение, а косвенно — сущность; но отношение не как таковое, а как выраженное посредством ипостаси... В Боге ипостась выражена как отличаемая от другого через отношение, и, таким образом, отношение как таковое входит косвенно в понятие "лица"» (I, 29, 4).
Употребляемое в таком смысле, как термин, указывающий на реальность внутрибожественных отношений, «лицо» в применении к Богу означает нечто большее, чем в применении к сотворенным существам — ангелам или людям, для которых термин «лицо» не содержит в себе понятия отношения (I, 30, 4). В другом месте Аквинат развивает мысль о соотношении лица и сущности в Боге следующим образом:
«В то время как в творениях отношения являются акциденталь-ными, в Боге они есть сама божественная сущность. Из этого следует, что в Боге сущность не отличается реально от лиц, а лица при этом реально отличаются друг от друга... Отношение лица, относимое к сущности, не отличается от нее реально, но только в нашем образе мышления, в то время как отнесенное к противостоящему отношению другого лица оно имеет реальное отличие благодаря этому противостоянию. Так существует одна сущность и три лица» (I, 39,1).
Поскольку термин «лицо» не означает вполне и непосредственно то же, что «сущность», а только сущность есть то, что обусловливает единство Бога, то Аквинату приходится рассмотреть также вопрос о правомерности применения одного и того же термина «лицо» — как для Отца, так и для Сына, и для Святого Духа. Фома указывает, что термин «лицо» употребляется не для обозначения индивидуума в аспекте его природы, но для его самобытной реальности в этой природе. Для Божественных Лиц общим является то, что Каждое из Них существует в Божественной Природе отлично от других (I, 30,4).
Рассматривая вопрос об отношении Божественных Лиц, Аквинат отмечает, что имя означает то, что данное лицо отличается от
160
других лиц. Поскольку именно «отцовство» отличает Лицо Отца от других Лиц Святой Троицы, то оно и получает от этого свое надлежащее имя.
В применении к людям имя «отец» означает не данное лицо как таковое, но лишь некоторое отношение данного лица к другому или другим — «отцовство». Однако в Боге, как указывалось выше, отношение носит абсолютный характер и совпадает с сущностью, и поскольку Божественное Лицо есть абсолютное отношение, то имя, выражающее это отношение, есть подлинное Имя данного Лица (I, 33,2).
Поскольку вечное предшествует временному, то Бог является Отцом Сына извечно, а в отношении твари Он есть ее Отец во времени. В этом отношении одного Лица Святой Троицы к другому «отцовство» раскрывается в полном и совершенном смысле, тогда как в отношении твари, природа которой отлична от Природы Божественной, отцовство раскрывается лишь несовершенно и частично, по мере приближения твари к осуществлению подлинной идеи сыновства (I, 33,3).
Если собственное имя второго Лица Святой Троицы — Сына — постигается так же, как имя Отец, то в связи с другим именем Сына — Слово (Логос) — Аквинату приходится рассеивать некоторые серьезные недоумения. Так, еще Ансельм указывал, что для слова существенно быть произнесенным или сказанным; поскольку существует разум Отца, разум Сына, разум Святого Духа, то можно утверждать, что говорит Отец, говорит Сын, говорит Святой Дух, причем каждый из них может быть не только говорящим, но и предметом разговора; поэтому, по Ансельму, имя «Логос» употребляется не в личном смысле, но как термин, относящийся к единой Божественной Сущности (I, 34, 1, возр. 3).
Аквинат разъясняет, что словом в первичном смысле является не произнесенный звук, но внутренняя идея разума, как утверждает Дамаскин: «Словом называется естественное движение интеллекта, посредством которого он постигает и мыслит, как посредством света и ослепительного блеска». Именно в этом смысле — как идея разума — «Слово» остается внутри интеллекта как действующий фактор, как писал Августин: «Всякий, кто может постичь слово не только до того, как оно прозвучало, но также до того, как мысль оденет его воображаемым звуком, может постичь и некое подобие того Слова, о Котором сказано: "В начале было Слово"» (I, 34, 1).
Быть предметом разговора свойственно каждому Лицу Святой Троицы, и в этом смысле вся Святая Троица зачинает Слово и выговаривается в Слове, а также и все сотворенное, включенное в Божественное Постижение. Но если все Лица Святой Троицы говорят и являются предметом разговора как постигнутые в слове или постигающие в слове, то лишь одно Лицо постигается, и постигается как Слово, происходящее из интеллекта, в первичном смысле термина
161
«слово». В этом первичном смысле лишь одно Лицо является говорящим — Отец, хотя все Лица выговариваются, постигают и постигаются посредством Слова.
Будучи эманацией интеллекта, Слово является Сыном, так как именно такое происхождение может именоваться рождением (I, 34,2).
Имя третьего Лица Святой Троицы — Святой Дух — Августин обосновывает, исходя из утверждения, что Святой Дух есть Божественная Любовь, и акт изведения Святого Духа есть акт Любви, посредством которого Бог любит Самого Себя так же, как посредством Слова он знает Самого Себя. В телесных вещах, именуемых «духом» (ветер, дыхание), этим именем указывается на побуждение, толчок, движение, но именно любви свойственно двигать и побуждать волю любящего к любимому предмету (I, 36, 1).
Ссылаясь на слова Григория Богослова: «Святой Дух Сам есть любовь», Аквинат полагает, что «Любовь» есть надлежащее личное имя Святого Духа так же, как Слово есть личное имя Сына. Надо сказать, что в рассуждениях о Любви как внутрибожественном отношении Аквинат теряет ту отчетливость и уверенность, которые свойственны его аргументам о Божественном Слове. Фома сам отмечает это отсутствие полной ясности, утверждая, что «существует два происхождения в Боге, одно посредством интеллекта, и это есть происхождение Слова, и другое посредством воли, и это есть происхождение Любви», но при этом «первое более известно нам» (I, 37,1). «В части воли, — пишет Аквинат, — за исключением слова "любовь", которое выражает отношение любящего к любимой вещи, не существует других терминов для выражения отношения отпечатка любимого предмета, который создается в любящем через факт любви, к причине этого отпечатка, и наоборот. Поэтому по бедности нашего словарного запаса мы выражаем все эти отношения словом "любовь" совершенно так же, как если бы мы были должны именовать Слово "зачатым разумом" или "рожденной премудростью"» (I, 37,1).
Аквинат различает любовь как сущностный акт и как действие — «выдыхание» (spiratio) — любви.
При сущностном понимании любви необходимо утверждать, что Отец и Сын любят друг друга не Святым Духом, но своей сущностью, согласно Августину: «Кто осмеливается говорить, что Отец любит Себя, Сына и Святого Духа только Святым Духом?»
Во втором же смысле термина «любовь» — «изведение» («выдыхание») любви — можно сказать, что Отец и Сын любят друг друга и нас Святым Духом, или изведенной любовью так же, как Отец «выговаривает» («высказывает») Себя и творение рожденным Словом или Сыном. Такому пониманию соответствует другое утверждение Августина: «Святой Дух есть Тот, посредством Которого Рожденный любим Родившим и любит Своего Родителя» (I, 37, 2).
162
Отказ от признания Любви универсальным личностным (а не только сущностным) принципом Божественных Отношений и признание таким принципом лишь отношений происхождения с необходимостью приводят Аквината к утверждению Филиокве.
Действительно, в абсолютном (сущностном) смысле Божественные Лица не отличаются друг от друга, — Святая Троица единосущна и нераздельна. Различие Божественных Лиц имеет место лишь в смысле отношений.
Отношения происхождения Сына и Святого Духа к Отцу сами по себе не создают взаимного отношения и тем самым принципа различия между Сыном и Святым Духом. Взаимоотношение Сына и Святого Духа и тем самым принцип различия между Ними могут быть установлены лишь в том случае, если между Ними также имеет место отношение происхождения. Это приводит к выводу, что по отношению к Отцу устанавливается различный порядок происхождения Сына и Святого Духа: если Сын происходит (рождается) от Отца непосредственно, то Святой Дух происходит (или исходит) от Отца и Сына. В качестве авторитета Фома приводит слова из символа св. Афанасия Великого: «Святой Дух происходит от Отца и Сына, не созданный, не сотворенный, не рожденный, но исходящий» (I, 36, 2).
Аквинат не возражает также против формулы, употребляемой некоторыми Отцами: «От Отца через Сына», имея в виду, что Отец, родивший Сына, наделит Его также силой для наведения (совместно с Отцом) Святого Духа. Но это есть та же самая сила изведения, которой обладает Сам Отец, так что Сын не является вторичной или инструментальной причиной происхождения Святого Духа, но Святой Дух исходит в равной мере от Отца и от Сына (I, 36, 3).
Учение о Святом Духе как ипостасной любви Божией служит для оправдания Филиокве также и посредством аналогии с человеческой любовью: прежде, чем полюбить что-то, мы должны иметь в разуме идею, знание о том, что становится предметом нашей любви. «Внутреннее слово», таким образом, соучаствует в акте любви.
Важным положением для католической мистики является учение Фомы о Святом Духе как Божием Даре (I, 38). Это учение важно также для выяснения соотношения между томизмом и восточно-православным мистическим сознанием, выраженным в паламитском синтезе. Именно, если св. Григорий Палама утверждает, что благодатные дары Божий суть реальные Божественные Энергии, излияния Божественной природы, то Фома Аквинат рассматривает эти дары, или совокупно — Дар Божий, как Лицо Святого Духа. При этом Аквинат ссылается на Августина, утверждавшего: «Как тело плоти есть не что иное, как плоть, так дар Святого Духа есть не что иное, как Святой Дух». Аквинат делает из этого вывод, что «разумное творение может обладать Божественным Лицом». Обладание это имену-
163
ется Даром в связи с тем, что собственная сила творения не может сделать ничего для достижения этого обладания, которое может быть лишь даровано свыше. «Таким образом, — умозаключает Фома, — Божественное Лицо может быть даровано и может быть именуемо "Даром"» (I, 38,1).
Учение о Святом Духе как Даре Божием также связано с Фили-окве, согласно утверждению Августина: «Как для Сына быть рожденным означает быть от Отца, так для Святого Духа быть Даром Божиим означает происходить от Отца и Сына». Поэтому Аквинат полагает, что слово «Дар» может быть употреблено как личное имя Святого Духа, выражающее Его внутрибожественные отношения с Отцом и Сыном (I, 38, 2).
Для нас будет небезынтересным выслушать суждение правящего папы Иоанна Павла II, который в одной из своих бесед говорит по вопросу о Филиокве следующее:
«Исповедуя нашу веру «в Духа Святаго, Господа животворящаго», мы добавляем «иже от Отца и Сына исходящего». Как известно, эти слова были введены в Никейский символ позднее, ранее же было только: «верую в Духа Святаго». На Константинопольском Соборе (381 г.) было добавлено в пояснение «от Отца исходящего», почему символ и называют Никео-Цареградским. Соответствующий член Символа веры после Собора 381 г. звучал так: «верую в Духа Святаго, иже от Отца исходящаго». Более полная формулировка: «иже от Отца и Сына исходящего», встречавшаяся уже в ранних текстах, была предложена Синодом в Аквисграна в 809 г. и окончательно принята в Риме в 1014 г... После этого она распространилась на всем Западе и была допущена греками и латинянами на Вселенских Соборах — II Лионском (1274 г.) и Флорентийском (1439 г.). Добавление ничего не меняло в существе исконной веры, но из уважения к повсеместно принятому Символу, употребляемому также в соборе Святого Петра, сами Римские первосвященники принимали его неохотно. Без большого сопротивления принятые Западом слова «и Сына» возбудили, однако, несогласие и споры среди наших восточных братьев, обвинивших Запад в искажении существа вероучения. Сегодня мы можем возблагодарить Господа за то, что и на Западе, и на Востоке проясняется как смысл добавленных слов, так и относительность самого вопроса...
Вопрос о «начале» Духа Святого в троичной жизни единого Бога был предметом долгого и разностороннего богословского постижения Священного Писания. На Западе св. Амвросий в своем творении «О Духе Святом» и св. Августин в трактате «О Троице» много способствовали его прояснению. Попытки проникнуть в тайну сокровенной жизни Бога-Троицы, предпринятые ими и другими Отцами и Учителями Церкви как латинскими, так и греческими (св. Иларием, св.
164
Василием Великим, св. Иоанном Дамаскиным), без сомнения, подготовили почву для введения в Символ веры слов о Духе Святом, «от Отца и Сына исходящем»...
И еще уточнение (каковому уже св. Фома Аквинский посвятил в «Сумме» раздел «Исходит ли Дух Святой от Отца через Сына»): «Объявляем, — говорит Собор, — что утверждение Духа Святого от Отца через Сына внушает и означает, что Сын, подобно Отцу, есть причина, согласно грекам, или начало, согласно латинянам, пребывания Святого Духа. И поскольку все, что у Отца, кроме Отцовства, Отец сам дал Сыну с рождением Его, то это исхождение Святого Духа от Сына сам Сын имеет предвечно от Отца, которым предвечно рождаем».
Еще и сегодня это объявление Собора служит полезным основанием для диалога и согласия между братьями Востока и Запада, причем важно, что это подписанное обеими сторонами определение заканчивалось так: «Постановляем, что... разъясняющие слова «и Сына» были законно и разумно добавлены в Символ веры для прояснения истины и по назревшей тогда необходимости»...
Но со времени II Ватиканского Собора идет плодотворный экуменический диалог, приведший, как представляется, к заключению, что Филиокве более не является главным препятствием к диалогу и его дальнейшему развитию, чего мы все желаем и ради чего призываем Духа Святого» («Катехизис на общей аудиенции», 7 ноября 1990г., в: Иоанн Павел II. Единство в многообразии // Христианская Россия. Милан-Москва).
ТЕКСТЫ
1. Возражения против Филиокве и ответы на эти возражения.
То, что Святой Дух не происходит от Сына, представляется из следующего:
Возражения 1. Дионисий пишет: «Мы не должны осмеливаться говорить что-либо в отношении сущего Божества кроме того, что было божественно открыто нам через священные прорицания» (О Божественных Именах / Patrologia Graeca. T. 3, 588). Но в Священном Писании нам не сказано, что Святой Дух происходит от Сына; там сказано только то, что Он происходит от Отца: «Дух истины, Который от Отца исходит» (Ин. 15—26). Поэтому Святой Дух не происходит от Сына *.
Возражение 2. В Символе Веры Константинопольского Собора мы читаем: «Веруем в Духа Святого, Господа Животворящего, от Отца исходящего, с Отцом и Сыном спокланяемого и сславимого».
* «Исходит» и «происходит» — по-латыни одно и то же слово. Поэтому переводчик использует то один, то другой термин.
165
I I:
Поэтому в нашем Символе не следовало делать добавление, что Святой Дух происходит от Сына; представляется, что те, кто сделали это добавления, подлежат отлучению.
Возражение 3. Дамаскин пишет: «Мы говорим, что Святой Дух произошел от Отца, и мы именуем Его Духом Отца; но мы не говорим, что Святой Дух произошел от Сына, хотя мы именуем Его Духом Сына (Точное изложение православной веры / Patrologia Graeca. Т. 94, 832). Поэтому Святой Дух не происходит от Сына.
Возражение 4. Ничто не происходит от того, в чем оно продолжает оставаться. Но Святой Дух почивает в Сыне. В легенде о св. Андрее сказано так: «Мир тебе и всем, кто верит в единого Бога-Отца, и в Его единственного Сына, Господа нашего Иисуса Христа, и в единого Святого Духа, от Отца исходящего и в Сыне пребывающего». Поэтому Святой Дух не происходит от Сына.
Возражение 5. Сын происходит как Слово. Но наше дыхание не представляется нам происходящим от нашего слова. Поэтому Святой Дух не происходит от Сына.
Возражение 6. Святой Дух вполне происходит от Отца. Поэтому излишне предполагать, что Он происходит от Сына.
Возражение 7. Аристотель говорит: «Действительное и возможное в бесконечных вещах не различаются» («Физика»). Тем не менее они различаются в Боге. Но для Святого Духа возможно быть отличным от Сына, даже если Он не произошел от Него. Ибо Ан-сельм Кентерберийский говорит: «Сын и Святой Дух имеют свое бытие от Отца, но каждый по-разному: один через Рождение, другой через Происхождение, так что они тем самым отличны друг от друга» (О происхождении Св. Духа / Patrologia Latina. T. 158, 292). И далее он добавляет: «Даже если бы ни по какой другой причине не отличались Сын и Святой Дух, этой одной было бы достаточно. Поэтому Святой Дух отличен от Сына, не происходя от Него.
Ответ на возражение 1. Мы не должны говорить о Боге ничего такого, чего нет в Священном Писании или явно, или неявно. Но хотя мы не находим в нем буквально выраженного положения, что Святой Дух происходит от Сына, тем не менее мы находим его заключенным в смысле Писания, особенно там, где Сын говорит о Святом Духе: «Он прославит Меня, потому что от Моего возьмет» (Ин. 16, 14). Кроме того, надо знать то правило Священного Писания, что все, сказанное об Отце, приложимо к Сыну даже в том случае, если в тексте добавлен исключающий или ограничительный термин. И это правило не действует только тогда, когда говорится о противостоящих отношениях, посредством которых Отец и Сын отличаются друг от друга. Примером действия этого правила могут быть, например, такие слова Господа: «Никто не знает Сына, кроме Отца». Несмотря на наличие ограничительных слов «кроме» и «никто», в этой
166
фразе не исключается идея того, что и Сын знает Себя. Поэтому, когда мы говорим, что Святой Дух происходит от Отца, то, даже если при этом будет добавлено «только от Отца» или «от одного Отца», Сын этим не исключается, так как в отношении причины Святого Духа Отец и Сын не являются противостоящими в смысле отношений друг к другу. Их противостоящие отношения заключаются только в том, что один есть Отец, а другой — Сын.
Ответ на возражение 2. На каждом церковном Соборе Символ составляется для того, чтобы встретить во всеоружии какое-нибудь преобладающее в данное время заблуждение, осуждаемое на данном Соборе. Поэтому последующие Соборы не должны считаться составляющими новый Символ. На них объяснялось путем некоторого дополнения, направленного против восставших ересей, только то, что неявно или неясно содержалось в предыдущем Символе. Поэтому в решении Халкидонского Собора сказано, что собравшиеся на Константинопольском Соборе передали потомству учение о Святом Духе, не считая, что имеется нечто недостаточное в учении их предшественников, собиравшихся в Никее, но объясняя с учетом противодействия еретикам то, что отцы данного Константинопольского Собора постигали в данном вопросе. Поэтому, поскольку в эпоху древних Соборов еще не возникало ошибки тех, кто утверждал, что Святой Дух не происходит от Сына, не возникало и необходимости делать по этому пункту какую-нибудь ясную декларацию. Но позже, когда эти ошибки возникли, вопрос был ясно разрешен на другом Соборе, а именно Западном (Римский Собор под председательством папы Дамаса), и он был разрешен авторитетом Римского первосвященника, чьим авторитетом созывались и утверждались и другие древние Соборы. Тем не менее можно сказать, что и в вере в то, что Святой Дух происходит от Отца, уже неявно содержится та же истина.
Ответ на возражение 3. Несториане были первые, кто ввели заблуждение относительно того, что Святой Дух не происходил от Сына, что видно из несторианского символа, осужденного на Соборе в Эфесе. Это заблуждение было принято Феодоритом-несториани-ном, а вслед за ним и несколькими другими лицами, среди которых был также и Дамаскин (Точное изложение православной веры. I, 3 / Patrologia Graeca T. 94, 832). Поэтому в данном вопросе его мнения не нужно придерживаться. Хотя некоторые утверждают, что Дамаскин не исповедовал происхождение Святого Духа от Сына, но в его словах не выражено и отрицание этого.
Ответ на возражение 4. Когда о Святом Духе говорится, что Он почивает в Сыне, это не означает, что Он не происходит от Него, ибо и о Сыне говорится, что Он обитает в Отце, хотя Он происходит от Отца. О Святом Духе говорится, что Он почивает в Сыне, как любовь любящего почивает в возлюбленном. Или же, как в отношении чело-
167
веческой природы Христа, нам сказано: «На ком увидишь Духа сходящего и почивающего на Нем, Тот есть крестящий» (Ин. I, 33).
Ответ на возражение 5. Слово о Боге понимается нами не по подобию со звуковым словом, от которого не происходит дыхание, ибо такое уподобление является только метафорой, но по подобию с мысленным словом, от которого происходит любовь.
Ответ на возражение 6. Основываясь на том, что Святой Дух вполне происходит от Отца, не только не излишне говорить о Его происхождении и от Сына, но, скорее, абсолютно необходимо. Потому что одна сила присуща Отцу и потому что все то, что от Отца, должно быть и от Сына, если только оно не противостоит свойству сыновства, ибо Сын не от Себя, хотя Он — от Отца.
Ответ на возражение 7. Святой Дух лично отличается от Сына, поскольку происхождение одного отличается от происхождения другого, но сама разница происхождения идет от того факта, что Сын есть только от Отца, в то время как Святой Дух — и от Отца, и от Сына. Ибо иначе их происхождения не отличались бы друг от друга, как было объяснено выше в этом пункте и в Вопросе 27.
(Фома Аквинский. Сумма теологии. Ч. I. Вопр. 36. П. 2)
ЛИТЕРАТУРА
1. Штеклъ А. История средневековой философии. М., 1912.
2. Зерников А. Православно-богословские исследования об ис-хождении Св. Духа от Одного только Отца. Житомир, 1906.
3. Марченко В. «Богословская система Фомы Аквината и ее анализ на основе православного вероучения», курс. соч. по кафедре Основного богословия, МДА, 1972—1973 гг.
4. Онук П. «Сумма теологии» Фомы Аквината и ее роль в средневековом римско-католическом богословии, курс. соч. по кафедре Западных исповеданий, МДА, 1967—1968 гг.
УЧЕНИЕ ФОМЫ АКВИНСКОГО О ТВОРЕНИИ
Учение Аристотеля о вечности и несотворенности материи было одним из важнейших предметов обсуждения и опровержения для всех крупнейших схоластов.
«Древние философы, — пишет Аквинат, — постепенно, шаг за шагом продвигались на пути познания истины. Будучи вначале в более грубом состоянии разума, они не могли понять, что существует какое-либо другое бытие, кроме разумного творения» (Сумма. Ч. I. Вопр. 44. П. 1).
Допуская наличие некоторых движений и изменений в сотворенных вещах, эти философы вначале рассматривали это движение
168
лишь в отношении некоторых свойств — акциденций разрежения и конденсации, сближения и удаления. Для объяснения этих акци-дентальных движений они вводили такие причины, как силы влечения и разлада, притяжения и отталкивания.
Позднее философы начали постигать субстанциональные трансмутации в материи, относящиеся к сущностным формам вещей. Посредством сущностной формы материя сокращается или сжимается до определенного вида, и причины таких трансмутаций начали искать в таких началах, как идеи Платона.
От рассмотрения специфических аспектов бытия мыслители перешли к рассмотрению бытия как такового, и тогда возникла необходимость утверждения всеобщей причины бытия независимо от его конкретных форм. Такой Первопричиной бытия необходимо признать Бога, а также необходимо признать акт сотворения бытия Богом.
Но Бог является не только всеобщей причиной бытия, но также и «прототипной причиной всех вещей» (I, 44, 3). Прототипы или прообразы вещей суть то же, что идеи или, согласно Августину, формы, имеющиеся в Божественном Разуме. Эти прообразы, существующие в Божественной Премудрости, «являются ничем иным, как Божественной Сущностью». «Поэтому, — утверждает Аквинат, — Сам Бог в этом образе действий является первым прототипом всех вещей» (I, 44, 3). Так отчетливо св. Фома формулирует характерный для средневекового мышления принцип теоморфизма, близкий софио-логическому сознанию Православного Востока. Однако тут же Аквинат оговаривается, что Божественные Идеи не суть какие-либо самосущие вещи, как полагали неоплатоники. Под мудростью (греч. София), имеется в виду или Сам Бог, или силы, приданные сотворенным вещам (I, 44, 3. Ответ на возр. 4).
Сотворение мира не является каким-либо приобретением для Бога, так как Он ни в чем не нуждается, но лишь раздаянием Своего совершенства и благости, которое является поэтому целью всех сотворенных вещей.
По поводу выражения «творение из ничего» Аквинат рассматривает возражение: быть сделанным «из чего-либо» означает прежде всего указание материальной причины — так, статуя сделана из меди, но «ничто» не может быть материей или причиной чего-либо. Ответ заключается в том, что предлог «из» в данном выражении либо устанавливает отношение между тем, что есть теперь и его предшествующим небытием, либо есть простое указание на отсутствие материальной причины: «быть сделанным из ничего» означает то же самое, что «не быть сделанным из чего-то» (I, 45,1).
Признавая, что в творении принимают участие все Лица Святой Троицы, так как творение есть акт единой Божественной Сущности, Августин утверждает, толкуя Никейский Символ, что Бог Отец тво-
169
рит через Свое Слово, Которое есть Его Сын, и через Свою Любовь, которая есть Святой Дух. Происхождения Божественных Лиц Сына и Святого Духа он считает прообразами творения, так как эти происхождения включают в себя атрибуты Божественной Сущности — познание и волю.
В соответствии с общим порядком происхождения Божественных Лиц (Филиокве) Августин утверждает, что Сын получает от Отца силу и власть участвовать в творении, а Святой Дух — от Отца и Сына. Святой Дух оживотворяет то, что было создано Отцом через Сына (I, 45, 6).
Развивая августиновскую традицию тринитарного теоморфиз-ма, Аквинат утверждает, что в тварях напечатлен образ Святой Троицы. В разумных тварях этот образ выражается в наличии интеллекта и воли, что приводит к тройственному составу: «собственное бытие», «слово зачатое» и «любовь исходящая». Но и в каждом творении есть начало, представляющее образ Слова, — форма, относящая его к определенному виду, начало, представляющее образ Святого Духа, свойственная всем вещам направленность к чему-то еще, определяющая его место в общей гармонии творения. Начало же Отца выражается в том, что данное творение есть одна отдельная особь, имеющая свое особое бытие. К этой тройственности Фома относит библейские понятия: «число», «вес» и «мера» (Прем. Сол. 11—21). Именно меру он относит к субстанции вещи (индивидуальное бытие), число — к виду и вес — к направленности.
Рассматривая доказательства Аристотеля в пользу вечности мира, Аквинат признает, что опровержение или доказательство этого тезиса средствами одного лишь разума невозможно. Поэтому утверждение о том, что мир имел начало, т. е. не вечен, может быть принято лишь верой, как истина Откровения, подобно знанию о Святой Троице. Аквинат предостерегает от попыток доказательства того, что принимается лишь верой, так как неубедительная аргументация, выдвигаемая при этом, дает лишь повод для насмешек неверующих и создает впечатление, что наша вера построена именно на таких шатких аргументах. Неоспоримым для разума является лишь доказательство того, что мир сотворен Богом, но не то, что такой постоянно творимый мир не мог существовать всегда (I, 46, 2).
О порядке творения Аквинат учит, что каждая из различных частей мироздания должна быть сначала приведена в различение, а затем украшена и наполнена существами для обитания на ней. Таких частей три: небо — высочайшая часть, вода — средняя часть и земля — низшая часть. Первая часть мира приводится в различение в первый день, украшается в четвертый; средняя часть приводится в различение во второй день, украшается в пятый; третья часть приводится в различение в третий день, украшается в шестой.
170
Аквинат приводит также другое мнение, принадлежащее Августину, который полагал, что в первый день были созданы духовные твари, во второй и третий — телесные твари, а остальные три дня были посвящены украшению творения (I, 74,1).
В каждом деле — и первоначального творения, и формирования— участвует вся Святая Троица. В акте творения Лицо Отца указано Богом Творцом, Лицо Сына — «началом», в котором Он творил, Лицо Святого Духа — Духом Божиим, который «носился над водой». В деле формирования (украшения) Лицо Отца указано Богом, Который говорит («и сказал Бог»), Лицо Сына — Словом, которым Он говорит, а Лицо Духа Святого — той радостью, с которой Бог взирает на Свое творение («и увидел Бог, что это хорошо»). Слова удовлетворения не сказаны во второй день потому, что дело различения вод было только начато в этот день, а закончено в третий.
Слова «сказал Бог» и «да будет» выражают Божественное приказание, а слова «и стало так» — выполнение этого приказания. Для того чтобы не возникло мысли о том, что все видимое создано ангелами или какими-нибудь «низшими богами», добавлены слова: «создал Бог», «отделил Бог», «назвал Бог» (I, 74, 3).
Фома утверждает, что сотворенный Богом мир нельзя считать совершеннейшим, исключающим возможность существования других миров. Бог, по мнению Аквината, мог создать и многие другие миры; совершенство этого мира лишь относительно (I, 75, 4).
При рассмотрении сотворения человека Аквинат обращает внимание на творение человеческой души, так как тело не представляет собой нового творения по сравнению с предыдущим. Фома отвергает ложные мнения некоторых мистиков о том, что душа является частью Божественной Субстанции, а также мнение Оригена о том, что душа человека создана раньше тела и лишь затем помещена в него (по Оригену — в наказание).
Душа без тела (покинувшая тело) есть, по Аквинату, «неполная субстанция», так как она предназначена к существованию вместе с телом, и только это единство души и тела составляет человека. До тела душа человека вообще существовать не может (I, 90, 4).
Сложный состав человека обусловлен той целью, к которой его предназначил Бог. В человеке Бог пожелал заключить все элементы и формы мира, почему человек справедливо именуется «микрокосмом» — каждое творение как бы содержится в человеке, находит в нем нечто свое (I, 91, 1).
Каждая индивидуальная душа возникает благодаря творческому акту Бога. Она творится и внедряется в тело тогда, когда эмбрион человека, пройдя через растительную и животную форму, достигает необходимой зрелости для восприятия интеллектуальной души как высшей формы, которая разрушает растительную и животную
171
души, делая их функции своими собственными силами или свой ствами. Хотя каждая душа творится отдельно, после сотворен Адама творение в принципе закончено, так как с точки зрения ви увеличение числа людей не означает чего-то нового, почему Моисе имел основание сказать: «И почил Бог от всех дел своих» (I, 118,
ТЕКСТЫ
Достарыңызбен бөлісу: |