Курс лекций «Психиатрическая власть»

LE POUVOIR PSYCHIATRIQUE

МИШЕЛЬ ФУКО

ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ ВЛАСТЬ

Cours au Collиge de France (1973-1974)

Курс лекций,

прочитанных

в Коллеж де Франс

в 1973-1974 учебном году

Перевдд с французского А. В. Шестакова
Курс лекций «Психиатрическая власть», прочитанных Мишелем Фуко в Коллеж де Франс в 1973—1974 учебном году, посвящен феномену психиатрической власти, сформировавшемуся в XIX в. как одно из следствий окончательного перехода от власти-господства, которая характеризовала средневековое общество и постепенно сдавала позиции на протяжении Нового времени, к дисциплинарной власти. Очерчивая специфику психиатрической власти, Фуко рассматривает ее с двух сторон: с точки зрения медицинских технологий истины и с точки зрения эволюции больничного института. На этих путях складывались две взаимно подкрепляющие друг друга составные части психиатрического знания-власти. Но взаимная поддержка, по мысли Фуко, связывала и связывает по сей день и две технологии истины: ее выпытывание, характерное для традиционной медицины, и ее рациональное обнаружение. Это сосуществование, которым до конца XIX в. обусловливалось укрепление психиатрической власти, затем привело к ее кризису, выразившемуся в двух движениях XX в., тщательно разделяемых Фуко, — депсихиатризации и антипсихиатрии.


Вместо предисловия

Мишель Фуко преподавал в Коллеж де Франс с января 1971 года и до своей кончины в июне 1984 году, за исключением 1977 года, когда ему было предоставлено право воспользоваться полагающимся каждому профессору раз в семь лет отпуском. Его кафедра носила название «Кафедра истории систем мысли».

Она была создана 30 ноября 1969 года по инициативе Жю-ля Вюйемена и по решению общего собрания профессоров Коллеж де Франс вместо кафедры «Истории философской мысли», которой до своей смерти руководил Жан Ипполит. 12 марта 1970 года то же общее собрание избрало Мишеля Фуко на должность профессора новой кафедры.1 Фуко было 43 года.

2 декабря 1970 года он произнес свою инаугурационную лекцию.2

Преподавание в Коллеж де Франс подчиняется особым правилам. Каждый профессор обязан прочесть 26 часов лекций в год (не более половины этого времени может быть отдано семинарам).3 Каждый год он должен выносить на суд слушателей оригинальное исследование, в связи с чем содержание курсов ежегодно меняется. Посещение лекций и семи-

1 Мишель Фуко завершил брошюру, составленную перед голосованием для ознакомления профессоров, следующей формулой: «Нужно заняться историей систем мысли» (см.: Foucault M. Titres et travaux // Diis et Ecrits, 1954—1988 / Ed. par D. Defert & F. Ewald, collab. J. Lagrange. Paris, 1994. Vol. I. P. 846).

2 Она была опубликована издательством Gallimard в мае 1971 г. под названием «Порядок дискурса».

3 Которые Мишель Фуко вел вплоть до начала 1980-х гг.

5

наров совершенно свободное; не требуется ни записываться на эти курсы, ни писать итоговую письменную работу. Причем профессор также не волен лишать кого-либо права присутствовать на своих лекциях.4 В уставе Коллеж де Франс сказано, что профессора в нем имеют дело не со студентами, но со слушателями.

Вот как передал в 1975 году царившую на этих лекциях атмосферу корреспондент журнала «Nouvel Observateur» Жерар Петижан: «Фуко выходит на арену быстро и целеустремленно, он, словно ныряльщик, рассекает толпу, пробирается к своему стулу, раздвигает магнитофоны, чтобы разложить записи, снимает куртку, включает настольную лампу и, не теряя времени, начинает. Его сильный, внушительный голос распространяют микрофоны, единственная уступка современности в этом зале, который слабо озаряет свет, струящийся из стуковых плафонов. На триста мест приходится пятьсот прижавшихся друг к другу слушателей, довольствующихся малейшим свободным участком. [...] Ни тени ораторских эффектов. Все ясно и чрезвычайно убедительно. Никаких уступок импровизации. У Фуко есть двенадцать часов, чтобы

4 Это правило действует только внутри Коллеж де Франс.

5 В 1976 г., в надежде — в тщетной надежде — сократить число слушателей, Мишель Фуко изменил время чтения лекций с 17.45 на 9 часов утра. Ср. начало первой лекции (от 7 января 1976 г.) курса «Надо защищать общество» (Foucault M. «II faut dйfendre la sociйtй». Cours au Collиge de France, 1976 / Ed. s. dir. F. Ewald & A. Fontana par M. Bertani & A. Fontana. Paris! 1997).

объяснить во время публичных лекций смысл работы, проделанной им за последний год. И он до предела концентрирует материал, используя все поля, как те корреспонденты, которым нужно еще так много сказать, когда лист бумаги заканчивается. 19.15. Фуко прерывается. Студенты устремляются к его столу. Не для того, чтобы поговорить с ним, а чтобы остановить магнитофонную запись. Никаких вопросов. Фуко совершенно один в этой толпе». А вот комментарий самого Фуко: «Нужно было бы обсудить то, о чем я говорил. Иногда, когда лекция не удалась, может хватить пустяка, одного вопроса, чтобы все расставить по местам. Но этот вопрос никогда не звучит. Во Франции эффект группы делает всякую реальную дискуссию невозможной. И поскольку обратной связи нет лекция театрализуется. .Я — словно актер или акробат перед этими людьми. И когда я прекращаю говорить приходит ощущение тотального одиночества...»6

Мишель Фуко подходил к своему преподаванию как исследователь: это были разработки для будущей книги, распашка новых территорий проблем, которые формулировались почти как вызов, бросаемый возможным коллегам. Поэтому и получилось, что курсы в Коллеж де Франс не дублируют опубликованные книги. И не являются наброском предстоящих книг, даже если темы их иногда совпадают. Эти лекции имеют собственный статус. Они следуют особому дискурсивному режиму «философских акций», осуществленных Мишелем Фуко. Он совершенно по-особенному развивает в них проект генеалогии взаимоотношений знания и власти, в соответствии с которым с начала 1970-х годов будет строиться его работа, — в отличие от проекта археологии дискурсивных формаций, который занимал его прежде.7

Кроме того, лекции Мишеля Фуко всегда были связаны с современностью. Его слушателей не просто увлекало повест-

6 Petitjean G. Les Grands Prкtres de l'universitй franзaise // Le Nouvel Observateur. 7 avril 1975.

i См., например: Foucault M. Nietzsche, la gйnйalogie, l'histoire // Dits et Йcrits.II.P. 137.

6

7

* * *

Настоящее издание призвано как можно точнее воспроизвести публичные выступления Мишеля Фуко.8 Мы всячески старались представить их в чистом виде. Однако перевод устной речи в письменную форму подразумевает вмешательство издателя: как минимум, нужно ввести пунктуацию и деление на абзацы. Нашим принципом всегда было как можно точнее придерживаться произнесенных лекций.

Когда это казалось нам необходимым, мы устраняли повторения и оговорки; прерванные фразы были восстановлены, а некорректные конструкции исправлены.

Многоточия в угловых скобках соответствуют неразборчивым фрагментам записи. Когда содержание фразы непонятно, в квадратных скобках дается предположительное уточнение или дополнение.

В примечаниях, помеченных звездочкой, внизу страницы приведены некоторые выдержки из записей, которые исполь-

8 Использовались главным образом записи, осуществленные Жераром Бюрле и Жаком Лагранжем, хранящиеся ныне в Коллеж де Франс и в IMEC.

зовал Мишель Фуко, отличающиеся от магнитофонной записи лекции.

Цитаты были проверены, и в примечаниях мы дали ссылки на использованные тексты. Критический аппарат призван прояснить темные места, разъяснить некоторые аллюзии и уточнить спорные детали.

С целью облегчения чтения каждая лекция предварена кратким резюме, в котором указаны ее основные темы.9

Текст лекционного курса дополняет его «Краткое содержание», ранее опубликованное в «Ежегоднике Коллеж де Франс». Такие резюме Мишель Фуко обычно составлял в июне, вскоре после окончания своего курса. Они позволяли ему уточнить свои намерения и цели, оглядевшись на сделанное, и теперь дают о них наилучшее представление.

Каждый том завершается «контекстом», полная ответственность за который лежит на издателях данного лекционного курса: здесь читателю предлагаются элементы биографического, идеологического и политического окружения лекций каждого года, их сопоставление с опубликованными книгами Фуко, а также замечания, касающиеся места курса в его творчестве, позволяющие облегчить его понимание и отвести недоразумения, связанные с незнанием обстоятельств, в которых каждый курс готовился и читался.

* * *

Строго говоря, речь не идет о неизвестных текстах, так как настоящее издание воспроизводит публичные выступления Мишеля Фуко, — если, конечно, не иметь в виду глубоко проработанные подготовительные записи, которые он использо-

9 В конце книги, в «Контексте курса», можно ознакомиться с критериями, принятыми издателями применительно к данному курсу, и с некоторыми характерными именно для него решениями.

8

9

Настоящее издание лекций в Коллеж де Франс осуществлено с разрешения наследников Мишеля Фуко, которые любезно согласились удовлетворить живейшую потребность в нем, проявленную как во Франции, так и в других странах. Их условием была предельная серьезность подготовки книг. Издатели стремились оправдать оказанное им доверие.

КУРС ЛЕКЦИЙ

ЗА 1973—1974 УЧЕБНЫЙ ГОД

Предметом, о котором я хотел бы поговорить с вами в этом году, будет психиатрическая власть — феномен, несколько расходящийся с тематикой двух моих предшествующих курсов, однако по-своему связанный с нею.

Прежде всего я попытаюсь представить вам своего рода воображаемую сцену в следующих декорациях — вы сразу узнаете их, они хорошо вам знакомы:

«Желательно, чтобы эти лечебницы строились в глухих лесах, в местах уединенных и неприступных, среди руин, как например в Гранд-Шартрезе, и т. п. Будет небесполезным, если вновь поступающему туда придется преодолевать окрестности в специальных машинах, видеть по пути к месту назначения новые и удивительные для него ландшафты, а также тамошних чиновников, одетых в необычные костюмы. В данном случае уместна романтика, и я часто возвращаюсь к мысли о том, что подходящими были бы старые замки, за которыми скрываются пещеры пронизывающие возвышенность от начала до конца и наконец выходящие к цветущей долине [. .] Фантазия в сочетании с поочередным использованием физических и музыкальных возможностей фонтанов и эффектов освещения несомненно окажет благотворное влияние на большинство людей».1

1 Из сочинения Франсуа Эмманюэля Фодере (1764—1835) «Трактат об умопомешательстве в приложении к медицине, морали и законодательству» (т. II, разд. VI, гл. 2: «План и устройство лечебницы для душевнобольных»). См.: Fodere F. Е. Traitй du dйlire, appliquй а la mйdecine, а la morale et а la lйgislation. T. II. Paris, 1817. P. 215.

Лекция от 7 ноября 1973 г.

Пространство лечебницы и дисциплинарный порядок. — Терапевтическая деятельность и «моральное лечение». — Сцены лечения. — Изменения, вводимые в настоящем курсе по сравнению с «Историей безумия:: 1) от анализа «представлений» к «аналитике власти»; 2) от «насилия» к «микрофизике власти»; 3) от «институциональныхустановлений» к «диспозициям» власти.

Этот замок — совсем не тот, в котором могли разворачиваться «Сто двадцать дней»;1 это замок, в котором должны были протекать дни гораздо более многочисленные, едва ли не бесконечные: ведь перед вами описание идеальной лечебницы, данное Фодере в 1817 году. Что же должно было происходить в подобных декорациях? Разумеется, в них царит порядок, в них царит закон, в них царит власть. В этих декорациях — в этом замке под защитой романтического альпийского реквизита, проникнуть в который можно лишь с помощью сложных машин и сам внешний вид которого должен вселять изумление в душу большинства людей — царит прежде всего порядок в простейшем смысле непрерывной, постоянной регуляции времени деятельности поступков; порядок который окружает тела, вторгается в них пронизывает их вплотную прислоняется к их поверхности и вместе с тем прокрадывается даже в нервную систему и то что другой автор назвал «мягкими тканями мозга».2 Итак, порядок, для которого тела суть проницаемые

поверхности и размыкаемые объемы —своего рода огромный

каркас предписаний порядок которым тела заражены словно инфекцией. , '

14

«Не стоит удивляться, — пишет Пинель, — огромному значению, которое я придаю поддержанию в лечебнице для душевнобольных спокойствия и порядка, а также физическим и духовным качествам, необходимым для такого рода надзора, ибо во всем этом состоит одна из фундаментальных основ лечения мании, без которой врач не сможет добиться ни точных наблюдений, ни устойчивого излечения больных, сколь бы ни полагался он на самые эффективные лекарства».3

Во-первых, они необходимы для самого формирования медицинского знания, поскольку без этой дисциплины, без этого порядка, без этого прескриптивного каркаса закономерностей невозможно точное наблюдение. Принцип медицинского знания, его нейтральность, его возможность подступа к своему объекту, короче говоря, само отношение объективности как конститутивный элемент медицинского знания и критерий его приемлемости, требуют как действительного условия своей возможности некоторого отношения порядка, некоторого распределения времени, пространства, индивидов. И даже собственно говоря не «индивидов» (к этому я еще вернусь); скажем I1DOс-то: требуется некоторое распределение тел жестов поступков речений. В этой упорядоченной 'дисперсии и обнаруживается

поле исходя из которого возможно то что мы назвали

отношением медицинского взгляля к своему объекту отношением

объективности —отношение возникшее как следствие пер

вичной дисперсии вызванной дисциплинарным поряком Во-вторых этот дисциплинарный порялок предстяипенный в приведенном тексте Пинеля к-к vrnoLe точнпго„221. является еще и условием ус^^^^^^-тп^г^т1' рапевтическая опепяпия —Z^Z»Zl^nu^^^r'_n некто считаемый Е_Нм nS^fiJ u finn^tl™ —l^Zl бытьпроиГГна Zкn^Z'^ulZt LZ vZLo _n ZZ

п™Г™кTfi«v™ Г „117 п' °°разом' условие

Т,Z„пй ™_пн, t JJ п ^00Ъект^ИВН0С™ *™^HHCKOro знания, с одной стороны, и условие терапевтической операции — с другой, совпадают, речь идет о дисциплинарном порядке. Однако этот имманентный порядок, довлеющий в равной степени над

15

всем пространством лечебницы, на деле оказывается отмечен, весь целиком проникнут асимметрией: ведь он руководим, властно руководим, уникальной инстанцией — внутренней инстанцией лечебницы и вместе с тем точкой, исходя из которой осуществляются дисциплинарные распределение и дисперсия времени, тел, жестов, поступков и т. д. Будучи внутренней для лечебницы, эта инстанция наделена некой неограниченной властью, которой ничто не может и не должно сопротивляться. Эта инстанция — неприступная, лишенная симметрии, лишенная противовеса и функционирующая как источник власти, ключевой для данного порядка асимметричный элемент, в силу которого этот порядок и является порядком, всегда вытекающим из одностороннего властного отношения, — очевидно, и есть инстанция медицинская, которая, как вы убедитесь, функционирует как власть задолго до того, как она начнет функционировать как знание.

Так как же, собственно, выглядит эта инстанция асимметричной и неограниченной власти, которая пронизывает и, так сказать, одухотворяет собою универсальный порядок лечебницы? В «Трактате об умопомешательстве» Фодере, относящемся к 1817 году, к этому ключевому моменту в протоистории психиатрии XIX века (напомню, что в 1818 году вышла и основополагающая работа Эскироля6), когда психиатрическое знание включалось в сферу медицины и одновременно становилось самостоятельной специальностью она описывается следующим образом: «Хорошие или, другими словами, благородные и мужественные физические данные являются быть может одним из важнейших условий преуспеяния в нашей профессии; эти необходимы в работе с душевнобольными еще и для

16

того, чтобы оказывать на них благотворное влияние. Темные или седые от возраста волосы, уверенный взгляд, величавая осанка, дышащие силой и здоровьем конечности и грудная клетка, крупные черты лица, сильный и выразительный голос — эти формальные признаки обычно производят сильное впечатление на людей, уверенных в своем превосходстве над остальными. Несомненно, телом руководит дух, однако сам по себе он не виден и нуждается, чтобы увлекать за собой многих, во внешних проявлениях».7

Однако эта власть врача — не единственная, разумеется, действующая здесь власть; в лечебнице, как и где бы то ни было, власть ни в коем случае не есть то, чем некто обладает или что исходит от кого-то. Власть не принадлежит ни кому-либо одному, ни даже группе; власть имеет место исключительно в меру наличия дисперсии, реле-передатчиков, сетей, взаимосвязей, разниц потенциалов, подвижек и т. п. В этой системе различий которую следует проанализировать, власть только и может начать функционировать.

Врач, как видите, окружен целым рядом передатчиков, реле, главные из которых я перечислю.

Прежде всего это надзиратели, которым Фодере поручает сбор информации о больных: надзиратели призваны быть невооруженным, необученным взглядом, своего рода оптическим каналом, которым будет пользоваться взгляд ученый, то есть

2 Мишель Фуко

17

объективный взгляд самого психиатра. Этот осуществляемый надзирателями промежуточный взгляд должен быть направлен и на санитаров — на тех, в чьих руках находится последнее звено власти. Таким образом, надзиратель — это одновременно начальник нижайших начальников и тот, чья речь, чей взгляд, чьи наблюдения и сообщения должны обусловить формирование медицинского знания. Каковы же надзиратели? Какими они должны быть? «Желательно, чтобы надзиратель за душевнобольными имел пропорциональное телосложение, здоровую и сильную мускулатуру, умел при необходимости действовать решительно и твердо, а голосом своим — приводить в трепет; кроме того, он должен быть совершенно порядочным, высоконравственным, крепким, как бывают крепки мягкие и убедительные формы [...], и безусловно покорным приказаниям врача».8

помогают им но таким образом чтобы за

поведением больных, можно было наблюдать исподволь, снизу ня vnr»RHp -этих выдвигаемых ими требований в дополнение ГнаблГпРнию за ними сверху силами надзирателей и врача Санитары каГбы окружают больных, наблюдая их на обыден-

™™™,ГГ„_НL™?™- н ™нм которые они испытыва'

передает их врачу, Кроме того ^именно санитар долже , д больной треоует чего-либо невыполнимого не удовлетворить эту его просьоу,— продолжая притворяться,что-служил: больному, повинуется ему и, стало быть, не имеет самостоятельной

18

власти, — от имени высокой анонимной власти правил или же собственной воли врача. Окруженный наблюдением санитара, больной в результате оказывается окружен волей врача, которой подчиняется как раз тогда, когда обращается с требованиями к санитару, и таким образом его обложение волей врача или общими правилами лечебницы завершается.