2.5. Базовые характеристики дискурсивной
актуализации национального
коммуникативного стиля
С точки зрения проявления в национальных дискурсивных пространствах доминантных черт национальных коммуникативных стилей, остановимся на нескольких стилевых характеристиках, выделенных на основе анализа работ, посвящённых проблемам межкультурной коммуникации и релевантных для развиваемого нами подхода (Hall, 1983; Gudykunst, Ting-Toomey, 1988; Park, 1994; Demorgon, 1989; Trompenaars, 1993). Данные характеристики рассматриваются в настоящем исследовании в качестве базовых для моделирования национального коммуникативного стиля.
Наиболее известно противопоставление стилей коммуникации по параметру «контекстность культур» (низкий контекст/высокий контекст в терминологии Э. Холла, 1983), определяющему прямой или непрямой способ выражения сообщения. В специальной литературе встречается также оппозиция эксплицитный/имплицитный стили (терминология Деморгона, 1989). Мы считаем возможным приравнять названные дихотомии, так как анализ их содержания свидетельствует о совпадении их основных характеристик в отношении коммуникативного стиля. При этом отметим, что термин «контекстность» 1 трактуется, как показывают исследования разных авторов (см. Hall, 1983; Стефаненко, 2000; Glaser, 2003; Laeys, 2003), не совсем однозначно. Модель контекстности Холла соотносится прежде всего с социальными отношениями в коммуникативном процессе. А именно, речь идёт о плотности (возможно, более удачно в этом случае слово интенсивность – К. Л.) социального взаимодействия. Чем интенсивнее информационные обмены между людьми, тем выше степень информированности участников коммуникации, что соответствует имплицитному стилю высококонтекстных культур. В культурах с низким контекстом, а значит, преимущественно с эксплицитным стилем коммуникации, интенсивность сетей общения между членами социума невелика, что обусловливает их слабую информированность и потребность в дополнительных сведениях или знаниях.
В интерпретациях других авторов дифференциация стилей на основе контекстности коммуникации определяется, главным образом, по участию неязыкового контекста в ситуации интеракции, роли невербального поведения участников общения. В культурах с высоким контекстом особая значимость придаётся форме сообщения, тому как, а не тому, что сказано. В культурах с низким контекстом высоко ценится содержание коммуникации, вербализуемое её участниками. В.В. Красных предлагает, с точки зрения собственно лингвистики и этнопсихолингвистики, использование в этом случае антиномии: ситуативно обусловленное и контекстно ориентированное общение, с одной стороны, и ситуативно независимое и контекстно свободное общение – с другой (Красных, 2003: 325).
В рамках нашего исследования принимается версия комплексного подхода к понятию «контекстность», что подразумевает его широкое толкование, включающее в семантику термина как объём информации, окружающей деятельность человека, и способы обмена данной информацией, так и роль невербального контекста в коммуникации.
Вербальный стиль низкоконтекстной коммуникации несёт на себе отпечаток индивидуалистских ценностей и линейного логического способа мышления. Это прямой эксплицитный коммуникативный стиль, ориентированный на адресанта. Главное значение в общении такого рода придаётся сказанному слову, содержанию сообщения, а не тому, как это сказано. Говорящий стремится наиболее точно, ясно и прямолинейно выразить своё мнение, свои мысли и интенции, вербально эксплицировать всю релевантную информацию, чтобы слушающий мог понять её достаточно однозначно, не прибегая к интерпретациям и домысливанию. Как отмечает Т.Г. Стефаненко, для низкоконтекстных культур характерен когнитивный стиль обмена информацией, при котором значительные требования предъявляются к беглости речи, точности использования понятий и логичности высказывания коммуникатора. Чтобы выделиться внутри группы и «блистать в обществе», представители подобных культур стремятся развивать свои речевые навыки (Стефаненко, 2000: 156). По мнению многих исследователей, прямой эксплицитный стиль доминирует в немецкоязычном мире, английской и американской лингвокультурах, а также в скандинавских странах. Здесь, однако, необходимо сделать концептуальное замечание. Согласно подходу, принятому в нашей работе, все феномены культуры, в том числе национальный коммуникативный стиль, не являются абсолютными величинами. Особенности их проявления зависят в значительной степени от специфики взаимодействующих лингвокультур, в связи с чем можно говорить о разной степени выраженности тех или иных черт стиля в межкультурных контактах. Поэтому, несмотря на то, что как немецкий, так и американский коммуникативные стили считаются стилями низкоконтекстной коммуникации, исследования выявляют определённую разницу их актуализации (см. Byrnes, 1986). Так, немцы по сравнению с американцами характеризуются более высоким уровнем прямоты высказываний и дискурсивной вовлечённости, концентрацией коммуникативного фокуса на информативность и истинность. Немецкий акцент на содержание коммуникации соперничает с американским стремлением соблюдать коммуникативные нормы дружелюбных межперсональных отношений, поддерживая тем самым позитивную атмосферу общения. В переговорах американцы рассматривают тематическое обсуждение чаще как возможность создания социальных связей, чем как поиск решения. Такое несоответствие коммуникативных стилей закономерно вызывает обоюдные стереотипные представления: «немцы – агрессивны и эгоцентричны», «американцы – поверхностны». При этом, как отмечает американский автор, осознание разницы стилей коммуникации помогает понять, что «немцы не менее социальны, чем американцы, но они выражают свою социальность по-другому» (там же: 195–202).
Коммуникация, детерминированная стилем высококонтекстной культуры, ориентирована в большей степени на получателя сообщения, адресата. Непосредственно к его компетенции относится умение «читать между строк» и самостоятельно интерпретировать сказанное, поскольку говорящий, активно использующий также невербальный код, намеренно отдаёт инициативу раскодирования посланной информации слушающему (Glaser, 2003: 84). Процесс высококонтекстной коммуникации, в значительной мере связан с многочисленными экстралингвистическими факторами. Имплицитно в общение «вплетены» исторический контекст, социальные нормы и роли, статус коммуникантов, характер отношений между ними и многое другое. Высокая зависимость коммуникации от контекста, проявляющаяся в скрытых намёках, иносказательности, образных сравнениях, расплывчатости и неконкретности речи, изобилии некатегоричных форм высказывания, слов типа «может быть», «вероятно» ect., характеризует непрямой (косвенный), имплицитный коммуникативный стиль культуры. Данный стиль относится к такому характеру сообщений, когда говорящий в ситуации общения скрывает или камуфлирует свои истинные намерения с целью интерактивного конструирования гармоничных социальных отношений и максимального преодоления конфронтации в коммуникативном взаимодействии. Имплицитный стиль высококонтекстной коммуникации свойственен восточноазиатскому лингвокультурному пространству, арабским странам, а также большинству южно-европейских народов. Следует отметить, что это преимущественно культуры с коллективистскими ценностями.
Достаточно большое количество исследований, особенно американских и европейских авторов, занимающихся изучением культурно-детерминированной специфики коммуникации, традиционно посвящается выявлению особенностей японского и китайского коммуникативных стилей как ярких представителей восточных высококонтекстных культур по сравнению с кардинально противоположными стилями стран северной Европы и США. Так, обсуждаются разнящиеся по степени выражения прямоты стратегии несогласия и отказа, часто являющиеся причиной межкультурных диссонансов. По данным немецкого лингвиста С. Гюнтнер (Günthner, 1986; 1988; 1993), изучавшей «столкновения» немецкого и китайского стилей коммуникации, открытый, эксплицитный сигнал возражения или несогласия в общении можно считать специфически-европейским элементом прямого коммуникативного стиля. Особенностью китайской дискурсивной техники является почти неуловимое, субтильное выражение несогласия, которое в ситуациях обсуждения редко распознаётся таковым западными партнёрами. Опытные переводчики, переводящие на встречах представителей китайских и немецких предприятий, прибегают в таких случаях к метакоммуникативному ходу, вербализуя косвенные интенции китайской стороны: «Die Chinesen sind mit Ihren Vorschlägen nicht ganz einverstanden». В этой связи немцы используют для характеристики китайского коммуникативного стиля понятия «Undurchschauberkeit», «Zirkularität», «um den Brei reden», «unlogische Äußerungen» (Young, 1986: 8).
Как отмечает С. Гюнтнер, коммуникативные идеалы представителей китайской языковой культуры – гармония и «сохранение лица» – определяют основные черты их косвенного коммуникативного стиля, например, традиция не отвечать на неудобные вопросы, склонность в общении к медленному развёртыванию фоновой информации, предшествующей переходу к главной теме с целью предотвращения конфронтации. Важной стратегией китайского стиля коммуникации является принцип Pi Lao Zheng («усталость в борьбе»), смысл которого заключается в целенаправленном затягивании времени обсуждения и попытке тем самым выиграть переговорный процесс (Günthner, 1993: 310–314).
Имплицитность коммуникативного стиля отражается также и в специфичной конструкции китайских предложений. Так, например, в обычном высказывании появлению агенса или действующего лица предшествует длительное описание каузальности (причинности) события. При этом основной проблемой западных реципиентов в восприятии подобных фраз является отсутствие навыка толкования «контекстуализирующих указателей» (термин: Cook-Gumperz, 1976): союзов «так как», «потому что» для разъяснения фоновой информации; «поэтому» как сигнала основного аспекта темы (Günther, 1993: 311). Типичное китайское объяснение построено примерно таким образом: «Так как шёл сильный дождь и улицы были затоплены водой, и так как, кроме того, на почте перед кассой стояло много людей, а кассу закрыли ещё до того, как дошла моя очередь, поэтому я не смог отправить посылку» (Ting-Toomey, 1999). Не искушённый в культурных стилях европеец поймёт это высказывание как хитрую отговорку или притворство. Интерпретация услышанной фразы, например со стороны британца, совершенно не совпадёт с интенцией представителя китайской культуры, поскольку версия этого предложения в стиле английской коммуникации будет краткой, ясной и однозначной: «I couldn’t mail the package because the window at the post office closed before it was my turn». Однако для слуха собеседника из китайской культуры манера общения британца граничит с невежливостью и нескромностью (там же).
Часто косвенный имплицитный стиль описывается на примере коммуникативного поведения японцев. Ориентация на партнёра по дискурсивному взаимодействию заложена в самом строе японского языка. Как отмечает Т. Стефаненко (Стефаненко, 2000: 156, 157), нормативность местоположения глагола в конце фразы помогает жителям Страны восходящего солнца соблюдать вежливость и сохранять гармонию межличностных отношений. Говорящий, увидевший реакцию на свои первые слова, имеет возможность смягчить фразу или даже полностью изменить её первоначальный смысл. В деловых взаимоотношениях японцы обычно ведут разговор «вокруг да около», долго обсуждая незначительные детали и «передвигая» основной предмет дискуссии на заключительную часть встречи. Эта коммуникативная стратегия позволяет им лучше узнать о намерениях партнёров, чтобы либо подладиться к ним, либо противостоять, не уронив при этом достоинства противоположной стороны. По поводу японского стиля общения интересные метафоры приводит Вс. Овчинников: «…кажущаяся податливость японской натуры подобна приёмам борьбы дзюдо: уступить натиску, чтобы устоять, то есть идти на перемены, с тем, чтобы оставаться самим собой», а также «вежливость японцев подобна смирительной рубашке, стесняющей словесное общение между людьми» (Овчинников, 1988: 9, 106). Особенностью имплицитного стиля коммуникации в японской культуре является обычай не употреблять в разговоре слова «нет», стремление всячески уходить в своей речи от прямых вопросов и ответов, о чём ярко и подробно пишет в своей книге Вс. Овчинников: «…люди всячески избегают слов «нет», «не могу», «не знаю», словно это какие-то ругательства, нечто такое, что никак нельзя высказать прямо, а только иносказательно, обиняком» (там же: 104). Вместо «нет» японцы используют всевозможные мягкие обороты-отрицания: «Я прекрасно понимаю Ваше идущее от сердца предложение, но, к несчастью, я занимаю иное положение, чем Вы, и это не позволяет мне рассмотреть проблему в нужном свете, однако я обязательно подумаю над предложением и рассмотрю его со всей тщательностью, на какую способен» (Цветов, 1991: 287).
Итак, оппозиция национальных коммуникативных стилей по параметру прямой/непрямой представляется наиболее релевантным и ярко выраженным фактом, осложняющим процессы межкультурных контактов, что и предопределило достаточно подробное рассмотрение особенностей этих стилей. Резюмируя, можно предположить, что доминирующий в индустриальных западных лингвокультурах прямой эксплицитный стиль коммуникации обусловлен общим подходом к языку и общению как к деятельности в смысле «doing things with words» (Austin, 1962; Searl, 1969) и такими ценностными признаками дискурса (Карасик, 2002: 271), как его содержание и целесообразность. Косвенность и имплицитность коммуникативного стиля, распространённого в обществах другого типа, определяются социальными установками в коммуникации, сконцентрированными на поддержание неконфронтативной интерсубъективности.
Логично дополняющей вышеописанные коммуникативные стили представляется дихотомия рациональный vs. интуитивный вербальные стили, критерием противопоставления которых является направленность коммуникатора. Рациональный стиль коммуникации ориентирован на говорящего и на конечную цель интеракции. Такой стиль присущ аргументированному, насыщенному фактами общению. Для интуитивного стиля характерна ориентация на слушающего и процесс коммуникации. Интуитивный стиль опирается на аналогии, сходства, используемые для убеждения и получения одобрения партнёра.
Рациональный стиль проявляется в стратегиях самопрезентации и самоутверждения личности, открытости коммуникативного поведения в дискуссиях. Фактическая информация чётко вербализуется, независимо от того, как она воспринимается адресатом. Поскольку интуитивный стиль регулирует общение, направленное на слушающего, его характерной чертой является осторожность высказываний, размывание значений, неточности и уклонение от прямых формулировок, в которых потенциально заложено оскорбление воспринимающего речь. При этом подразумеваются необходимость постоянной интерпретации сказанного, наличие скрытого смысла в каждом слове или фразе.
Исследователи соотносят рациональный коммуникативный стиль с индивидуалистскими низкоконтекстными культурами, а интуитивный – с высококонтекстными коллективистскими культурами (Gudykunst, 1988:115; Park, 1994: 121).
Согласно следующей антиномии выделяются точный (exacting style) и детальный (elaborate style) коммуникативные стили (ср. Gudykunst at. al., 1988: 105), отражающие в целом степень выразительности речевого общения. Точный стиль отличается целенаправленностью, ясностью и чёткостью высказывания, тенденцией к такому дозированию информационных вкладов коммуникантов, при котором информации выдаётся «ни больше, ни меньше», чем этого требуется в данной конкретной ситуации.
Детальный1 стиль коммуникации характеризуется экспрессивностью, насыщенностью, многочисленными выразительными средствами речи: метафорами, эпитетами, гиперболами, сравнениями в превосходной степени, разного рода идиомами, намёками и т. д. Подобная многоречивость, включающая также «окольные» вступления, подробные описания обстановки коммуникации (места, времени, внешнего окружения) и участвующих в ней лиц, требует более длительного времени для реализации дискурсивного события, чем общение с использованием точного коммуникативного стиля. Согласно исследованиям американских учёных, детальный стиль коммуникации является ведущим в высококонтекстных лингвокультурах большинства арабских стран, представляющих, как правило, коллективистские сообщества со средним или низким уровнем терпимости к неопределённости. Точный коммуникативный стиль распространён в низкоконтекстных индивидуалистских обществах, таких как Великобритания, Германия, США, Нидерланды, Австралия, имеющих высокий или средний уровень терпимости к неопределённости (Gudykunst, 1988).
Известна близкая по подходу оппозиция культурно обусловленных характеристик общения, обозначенная Д. Левиным как определённость – двойственность. При этом однозначная вербальная коммуникация трактуется как аффективно нейтральная, цель которой – получить ясное представление о факте, смысле, чувствах или ожиданиях собеседника. Однозначность здесь служит средством лишения речи её экспрессивной окрашенности и внушающих функций. Двойственная или амбивалентная по смыслу коммуникация, напротив, служит средством «расцвечивания» и многократного усиления передаваемого чувства или эмоции. Смысловая амбивалентность вызывает посредством юмора и шуток широкую гамму чувств у слушателей, палитру эмоциональных реакций, а тайная двусмысленность способна быть «оружием сокрушающей силы (Левин; цит. по: Лебедева, 1999: 150).
В ряду названных находится, как представляется, ещё одна, по сути, подобная антиномия стилей общения, выделенная голландским исследователем Ф. Тромпенарсом на основе противопоставления нейтральных и аффективных лингвокультур (Trompenaars, 1993). В качестве критерия разграничения автор рассматривает степень выражения сильных чувств и эмоций в ситуациях общественного дискурса в той или иной культуре. В нейтральных языковых культурах существует тенденция управлять проявлениями эмоций в рамках институциональной коммуникации, уделяя основное внимание в дискуссиях и переговорах фактической аргументации. В культурах с ориентацией на аффективную коммуникацию считается вполне допустимым проявление спонтанных чувств. Демонстрация в общении «человеческих» реакций, таких как громкий смех, гневный удар кулаком по столу, вскрики и рыдания, воспринимается как социальная норма. Особенностью данного варианта оппозиции можно считать привлечение к анализу не только вербальной, но и экстралингвистической составляющей коммуникативного стиля.
Ещё одна, релевантная в контексте нашей работы, базовая пара – личностно-ориентированный и статусно-ориентированный стили коммуникации. Явно выраженный в коммуникативном стиле говорящего вербальный сигнал своей индивидуальной идентичности, например, предпочтения в выборе дейктических элементов («я», «мой»), свидетельствует о его личностно-ориентированном характере. Статусно-ориентированный стиль прибегает к использованию лингвистических средств, подчёркивающих социально-ролевую идентичность. Системообразующим признаком такого стиля выступает статусная, представительская функция личности. Американские коммуникативисты Л. Самовар и Г. Портер комментируют эти различия так: «В низкоконтекстных культурах происходит идентификация идей с определенными людьми. таким образом, говорящих можно различить по их способности влиять на других. В высококонтекстных культурах идеи способствуют усилению социального равенства и принижают важность индивидуальности говорящего» (ср. Samovar, Porter, 1991: 152).
Итак, главной чертой личностного стиля, превалирующего в культурах с индивидуалистскими ценностями, является концентрация внимания на персональных качествах, заслугах, успехах, квалификациях. При этом положительно воспринимаются высказанные личностные мнения, оценки, предложения («По моему мнению…», «Я считаю…» и т. д.). Язык личностно-ориентированного коммуникативного стиля подчёркивает эгалитарные социальные отношения и симметрично-рациональные позиции партнёров по коммуникации, имеющей место в культурах с незначительной дистанцией власти. Статусно-ориентированный язык отражает иерархически-маркированные социальные отношения и ассиметричные ролевые позиции общающихся, распространённые в обществах с большой дистанцией власти (Gudykunst u.a., 1988: 111).
Приведём в этой связи цитату из книги, посвящённой специфике делового дискурса китайской лингвокультуры, демонстрирующую статусно- ориентированный стиль в коллективистском обществе с большой дистанцией власти:
1. Традиционно каждую сторону представляет один говорящий, который, как правило, занимает высшую иерархическую позицию.
2. Этот представитель ведёт переговоры, в процесс которых не вмешиваются его коллеги. При желании высказаться они просят у него слова.
3. Не принято перебивать или «вторгаться» в речь выступающей стороны, выслушивая все пункты предлагаемого выступления.
4. Только после его окончания считается возможным задавать вопросы и уточнять интересующие моменты.
5. Не требуется отвечать сразу на все вопросы. Можно перенести их обсуждение на более поздний срок или вообще оставить их без внимания.
6. Важной признаётся атмосфера порядка и гармонии в деловом общении, которые сохраняются посредством статусно-ориентированного вербального коммуникативного стиля. При этом механизмом его обеспечения могут быть переформулировки высказываний, выбор альтернативных лексических вариантов, создающих возможность партнёрам сохранить в переговорном процессе своё «публичное лицо» (ср. Helms, 1986: 25).
Соотнося обозначенные коммуникативные стили с определённым типом культур, подчеркнём, что в индивидуалистских обществах с небольшой дистанцией власти (в США, Австралии, в странах Северной Европы) регуляция отношений осуществляется преимущественно посредством личностно-ориентированного вербального взаимодействия. В коллективистских культурах с большой дистанцией власти (в странах Юго-Восточной Азии, Африки) общение регулируется статусно-ориентированным стилем коммуникации.
На фоне выделенных оппозиций вербальных стилей коммуникации отметим ещё одну по аналогии с культурными параметрами специфичность vs. диффузность (Trompenaars, 1993) как невербальное проявление коммуникативного стиля, что коррелирует определённым образом с представленными выше невербальными стилями. Суть данного противопоставления заключается в степени коммуникативной активности и открытости личности не только в рамках институциональных дискурсов, но и за его пределами, т. е. в ситуациях бытового, повседневного общения. Так, в специфически ориентированных культурах коммуникативное взаимодействие в институциональной сфере, как правило, не распространяется на другие области жизни, например, совместный отдых, приглашение в гости и т. д. В противоположность этому в так называемых диффузных культурах велика роль неформального общения. Распространённой нормой здесь считается коммуникативная открытость, контактность коллег по профессии, которые поддерживают активные отношения также и в контексте личностного бытового дискурса. Очевидно, что названные аспекты в числе прочих отражают особенные черты коммуникативных стилей в разных типах культур.
Проанализированные в данном параграфе оппозитивные пары, номинирующие основные тенденции национальных коммуникативных стилей, сформировавшихся под влиянием культурных макрокатегорий, представляются нам крайне важными с позиций моделирования немецкого коммуникативного стиля. Безусловно, следует отметить, что в каждой лингвокультуре присутствуют разные варианты стилей коммуникации в той или иной мере выраженности, но любое сообщество в силу своей культурной специфики отличается стабильными доминантными признаками стиля коммуникативного взаимодействия. При этом, как показывают эмпирические исследования, в реальном функционировании национального коммуникативного стиля проявляется диалектическая взаимосвязь коррелирующих типов стилей, выступающих как аспекты единого целого.
|
