Л. Н. Толстой что делает вино с человеком

Когда вошла жена, он медленно одевался. Ее лицо было тугим и румяным, в ярких глазах светилось раздражение. Семен съежился, его тощие руки задрожали еще сильнее.

— Что, портки помогнуть надеть?! — сказала жена злобно.

Проходя мимо, она с силой выдернула из-под него какую-то тряпку. Он отшатнулся к стене и испуганно замер.

Завтракал Семен в одиночестве. С отвращением жевал жаренную на сале картошку и жадно откусывал от вялого горько-соленого огурца. К нему неслышно подошла младшая дочь, прижалась к колену. Семен погладил ее по голове, стараясь дышать в сторону.

— Пап, а вербочки принесешь? — спросила дочь тихо. — Ты ж обещал. У Вальки есть, мы по лицу веткой гладим. Она, как пух, мягкая.

— Принесу, принесу, — пробормотал он, — сегодня принесу.

По дороге к конторе бригады Семен сутулился и смотрел в землю. Ощущение неопределенной вины всегда мучило его с похмелья. Лай собаки, треск тракторного пускача, визгливые перекликающиеся женские голоса, милицейский мотоцикл, стоявший у школы, — все это, казалось, имело к нему какое-то отношение. Даже в самой яркости и свежести весеннего дня чудилось ему осуждение, и он болезненно щурил глаза.

Нарядили Семена со стариком Фоминым и двумя бабами возить солому. Пьющих среди них не было, и последняя надежда опохмелиться на чужбинку отпала.

Трактор легко тащил по грязной дороге громоздкие, сколоченные из бревен сани. Было безветренно, ощутимо пригревало солнце. Вокруг лежали пестрые, черно-белые поля. Лоскуты снега слюдянисто сверкали. Вытаявшая земля была густо черна, перелетали и вразвалку расхаживали по ней грачи. В стороне от дороги тянулся нежно-сиреневый, расчерченный белым, березняк.

Семен, скорчившись, лежал в санях, натянув на голову ватник. Ему было плохо. Мутило, внутри все как-то зыбко маялось. Растрепанные мысли мелькали в тяжелой голове. Отрывочно, случайно вспомнилось все более далекое прошлое, вплоть до детства.

...Покойная мать жалела его и звала «неудалым». Он много болел, вечно текло у него из ушей и из носа, вечно разные беды случались с ним. Он и тонул, и обваривался кипятком, и несколько раз за лето до кости распарывал босые ноги. Из-за робости и неловкости сверстники всегда потешались над ним, а он лишь жалко улыбался в ответ и клонил вниз белобрысую голову.

С детства он мечтал о службе в армии, но из-за какой-то ушной болезни комиссию не прошел. Вернувшись из военкомата домой, забился на сеновал и долго плакал там скудными, не облегчающими слезами. На проводах сверстников в армию впервые выпил водки и впервые ненадолго почувствовал себя и сильным, и смелым, и умным, не хуже других...

Не повезло ему и с женитьбой. Первые годы он любил жену беззаветной любовью слабого человека и постоянно ощущал эту любовь, как сосущую, требующую утоления боль. Жена была к нему презрительно равнодушна, на людях же всегда весела, бойка. Семен тайно ревновал ее, и тут снова стакан водки оборачивал мир другой, доброй и мягкой стороной...

Трактор прилежно полз вперед, бабы громко разговаривали, как будто кричали друг на друга. Старик Фомин смотрел по сторонам, его сморщенное лицо было веселым.

— Благость-то, а? Слышь, парень! — Он толкнул Семена в бок. — Благость, говорю!

Семен невнятно пробормотал что-то.

— Болеешь, что ль? — спросил старик с брезгливым сочувствием. — Эх, дураки, дураки! Света белого не видите! То ты хмельной, то опять похмельный...

Работал Семен через силу. Тело сразу же покрылось липкой испариной, в виски тяжко стучало. Когда сани нагрузили, Семен отозвал Фомина за угол скирды и, криво улыбаясь, попросил:

— Не найдешь рубля полтора? Завтра аванс, отдам. Выручи, дед!

— Чего б это я рубли в поле носил! — буркнул Фомин. Семен молча повернулся и побрел к трактору, загребая ногами солому. Старик внимательно смотрел ему вслед, потом окрикнул:

— Горемышный, подь сюда! На, считай. — Он высыпал Семену на ладонь перемешанную с табаком мелочь. — На излечение даю, а то ж какой с тебя толк? Вилы не подымаешь!

У магазина Семен спрыгнул с саней, вошел. Там было сумрачно и пусто. Продавщица недовольно покосилась на него.

— Опохмели, Галь, — сказал он с заискивающей улыбкой и высыпал на прилавок деньги. — «Солнцедар» и конфеток пару.

Продавщица со стуком поставила перед ним бутылку, швырнула конфеты.

— Стаканчик-то дай, — попросил он.

Она молча кивнула на пустую пол-литровую банку,

Семен торопливо выпил вино и пошел на ферму.

Разгрузив сани, опять поехали в поле. Семен ожил, все вокруг обрело для него теперь значение, было понятным и близким. Ласково грело солнце, запах талой земли приятно смешивался с бензинным, трактор гудел успокаивающе, добродушно.

До вечера сделали еще два рейса. Когда на закате подъезжали к деревне, Семен вдруг увидел в стороне от дороги кусты вербы и вспомнил просьбу дочери. Соскочил на ходу, побежал, разбрызгивая грязь. В лощине провалился по колено в снеговую жижу, но веток все-таки наломал. Отъехавший метров на сто трактор ждал его. Семен с трудом влез на сани, смущенно улыбнулся. Женщины и старик смотрели на него с удивлением.

— Ты что это? — спросил старик. — Никак ума лишился?

— Ничего, ничего... поехали, — пробормотал Семен. — Дело такое есть...

Домой он вернулся в поздних сумерках. Дочь подбежала к нему, и Семен украдкой сунул ей ветки вербы.

— Солому на скотный двор возили, — сказал он жене, раздеваясь. — Аж из-под Дубков.

Жена промолчала.

— Что ж, выбраковку на ферме сделали? — снова попытался он завязать разговор. — Давно бы пора.

— Тебя не спросили! — с привычной грубостью ответила жена. — Рассуждает тоже! Да тебе хоть весь колхоз сгори, не заметишь небось!

Семен покорно вздохнул и пошел за занавеску умываться. Хлопнула дверь, и он услышал взволнованный голос соседки:

— Мужик твой дома, Зин?

— Только пожаловал. А на что он тебе?

— Малый захворал. Живот схватило, кричит, аж зеленеет весь. Хочу Семена попросить в Гамовку сплавать, в больницу позвонить. Трезвый он?

Семен вышел из-за занавески, и соседка на мгновение смутилась.

— Выручай, Сеня, — сказала она. — У тебя ж лодка. Видела днями, ты возился с ней. А у нас телефон сломан, кабель там, что ль...

Семен вопросительно посмотрел на жену.

— Чего вылупился! — крикнула та. — Тебя спрашивают, так отвечай! Я, что ль, поеду за тебя.

— Это можно, — сказал Семен торопливо. — Счас, только перекушу.

— Передай, что часа уж четыре криком кричит. То отпустит, то схватит. Живот твердый, тронуть нельзя. Может, приедут как... — Соседка подошла к Семену вплотную, умоляюще заглянула в глаза. — Точно сделаешь, Сень? Сроду тебе не забуду.

Через несколько минут Семен уже шел к реке. Было непроглядно темно. Замутненные, мелкие дрожали в вышине звезды. Со всех сторон было слышно то звонкое, то глухое журчание. Приближение реки чувствовалось по все более холодному, сырому воздуху и нарастающему шуму. Казалось, в темноте шевелится какое-то огромное живое существо.

Лодка лежала метрах в десяти от берега, и Семен надеялся, что по жидкой грязи сможет стащить ее в одиночку. Она подалась неожиданно легко. Наполовину столкнув ее в воду, он осветил фонариком днище. У кормы виднелась щель, но делать нечего было.

Течение оказалось сильнее, чем он ожидал. Весла с натугой проталкивались сквозь упругую, как бы мускулистую, плоть воды. Огни Гамовки неуклонно уходили в сторону, но это мало беспокоило Семена. Придется пройти лишних полкилометра по берегу, только и всего.

Переставляя ноги, Семен услышал, как в лодке тяжело плеснулась вода. Сунул вниз ладонь и замер: натекло неожиданно много. Он решил не тратить времени на вычерпывание и налег на весла. Лодка становилась все тяжелей и неповоротливей, он предельным усилием удерживал ее поперек течения. Через несколько минут опять проверил воду. Она стояла уже выше щиколотки. Семен представил тяжесть мокрой одежды, мощное течение у противоположного берега и яростно заработал веслами. Вдруг лодка начала ощутимо тяжелеть, и Семен понял, что вода хлынула в щели бортов. Он вскочил на ноги, сбросил ватник и, креня полузатопленную лодку, шагнул вперед.

Холод оглушил Семена. Вынырнув, он сначала старался лишь удерживаться на воде, приходя в себя. Потом поплыл. Сапоги тянули его вниз. Уже измотанный греблей, он чувствовал, что быстро слабеет. В полной темноте ему казалось, что он не продвигается вперед, а барахтается на одном месте. Ледяная вода плескала ему в рот, в глаза. Семен попытался хоть на мгновение расслабиться, но тут же погрузился с головой. Вынырнул и вдруг с пронзительной ясностью понял, что тонет. И, странно, в затуманившемся от страха сознании все-таки мелькнуло сожаление о том, что он не выполнил обещанного соседке. Семен все бессильней бил по воде руками и неожиданно натолкнулся на ветку лозы. Подтянувшись к ней, почувствовал под ногами дно, на четвереньках выполз на берег.

Несколько секунд он лежал неподвижно, приходя в себя. Потом понял, что коченеет от холода, с трудом встал и заплетающимися ногами пошел вперед, по направлению к Гамовке. Ветер, которого он раньше не замечал, теперь казался пронзителен и въедлив. Все более крупная, до лязга зубов, дрожь трясла Семена. Пересилив усталость, он побежал, понемногу успокаиваясь.

Несмотря на холод, пережитый страх, потерю лодки, он чувствовал себя совсем не так плохо, как должен бы. Даже что-то приятное, подмывающе-радостное прорывалось у него в душе. Он вспомнил жену, соседку, представил Никиту, которого недавно катал на санях, и подумал бодро: «Погоди, брат, счас мы это дело...»

В доме свояка, куда Семен зашел переодеться, только что кончили ужинать. Хозяйка убирала со стола, свояк, сыто щурясь, курил. Увидев мокрого, покрытого грязью, но странно оживленного Семена, он нахмурился. Хозяйка испуганно застыла с тарелкой в руках. «За пьяного приняли», — весело подумал Семен.

— Доброго здоровья! — сказал он, глядя лихорадочно блестевшими на красном лице глазами. — Дайте переодеть чего. Крушение потерпел!

Свояк кивнул жене, и она с недовольным выражением поспешно вышла.

— Солдатское мое давай! — крикнул свояк ей вслед и повернулся к Семену: — Да ты чего, Сень?! Садись! Чайку горячего хлебни. Сейчас все сделаем.

Слегка задетый тем, что его даже не спросили о случившемся, словно им и так все ясно было, Семен сел к столу.

— Куда ж это ты забурился? — проговорил наконец свояк.

— Да ты понимаешь, какое дело... — начал Семен, чувствуя необходимость оправдаться. — Катюхи Агеевой малец захворал, попросила позвонить, к вам сплавать. Да... А лодка, что решето. И ее утопил, и сам утоп было.

Вошла хозяйка с ворохом одежды в руках.

— Слышь-ка! А ведь он речку форсировал! — сказал ей свояк, как хорошую новость сообщил. — В больницу звонить приплыл. Достань-ка горючего, Клав, там оставалось у меня, вроде.

— Кто же захворал-то, Сень? — спросила хозяйка, сочувственно и уважительно глядя теперь на него.

— Да Катюхи Агеевой малец, — ответил Семен. Он уловил другое уже к себе отношение и смутился.

На столе появилась водка, но, странное дело, Семену не хотелось сейчас пить. Ему было хорошо. То чувство непонятной ему самому, застарелой вины и стыда, которое главным образом и толкало его всегда к спиртному, теперь исчезло. Так бывало с ним и раньше. Шел он как-то домой из района и догнал по пути знакомую деревенскую девку с огромным чемоданом. Она натужно волокла его, изогнувшись в сторону. Посмотрев на ее перекошенную фигуру, покрытое испариной лицо, искривленные в усилии губы, Семен вдруг силой почти отобрал у нее чемодан и донес его на плече до самой деревни. Домой пришел веселый, хотел было заглянуть в тайничок, где у него хранилась самогонка, но почему-то стыдно ему стало пробираться туда, как вору. «Не ремесло, каждый день», — подумал он, объясняя себе это странное чувство. Жена в тот день с недоумением косилась на него. И трезв он был, но необычно оживлен, уверен в себе, бодр...

Увидев, что Семен замялся перед налитой стопкой, свояк захохотал:

— Да ты что? Никак сомневаешься, пить — не пить?!

Семен смущенно ухмыльнулся, взял стопку, выпил, торопливо переоделся в сухое и побежал в сельсовет.

Репродуктор у сельсовета передавал музыку, и у Семена вдруг повлажнели глаза. «От водки, что ль», — решил он, стыдясь и словно бы оправдываясь перед собой в чем-то…

Портной-брючник Иван Макарович, философ и моралист, говорил про Петра Крюкова так:

— Что такое Петр Крюков? Петр Крюков есть явление хулигана. Как таковой он не может долго удержаться в порах нашего социалистического организма. Дайте срок — и он, как бы это сказать, дозреет и перед всем обществом себя докажет. Тут его и... прекратят!

— Скорей бы уж его... прекратили, — вздыхали женщины. — А то ведь каждую ночь слушать его выражения сил нет!

— Потерпите, товарищи женщины. Я так думаю, что уже недолго вам осталось страдать!

Дозревал Петр Крюков громко и очень беспокойно для окружающих.

Непонятно было, где он достает средства к жизни. Почти каждую ночь в маленькой комнате на втором этаже деревянного дома стоял дым коромыслом.

Раненым быком ревел баян, пол дрожал под каблуками плясунов, хриплыми тенорами гости Петра Крюкова орали лихие частушки.

Как-то после очередной такой попойки к портному заглянула Дуся Чижова, продавщица мороженого, многострадальная соседка Петра Крюкова, поздоровалась и сказала:

— Иван Макарович, я насчет Крюкова. Жить же невозможно! Давайте напишем куда следует про него. Вы человек образованный — помогите.

Иван Макарович отставил пышущий жаром утюг, посмотрел на Дусю из-под очков ироническим взглядом и едко заметил:

— Между прочим, поспешность нужна лишь для ловли блох.

— Он ведь целый год так выкаблучивает, Иван Макарович!

— Все равно рано! Заявление твое может играть роль лишь в домовом масштабе. А нужно, чтобы Петр Крюков доказал себя как явление хулигана для всего общества. По-моему, он вот-вот дозреет. Я каждый день, когда газету раскрываю, ищу про него заметку, а то и фельетон.

— У меня дети через него плачут, Иван Макарович.

— Потерпи, Дуся, немного осталось ждать. А заявление сейчас подадим — хлопот не оберешься. Поди доказывай! А тут он сам себя не сегодня-завтра разоблачит. Думаю я, что обязательно он кого-нибудь побьет на трамвайной остановке. Или там в пивной набуянит. Его и заберут. Вот увидишь!

— Обожду еще день, Иван Макарович, и тогда без вашей подписи сама подам заявление.

Вечером того же дня Иван Макарович сидел на скамеечке около дома и, покуривая, болтал с дворником Багровым. Вечер был тихий, пригожий. Вдруг из-за угла вышел Петр Крюков. Был он по обыкновению пьян. Кепка сдвинута на затылок, руки в карманах.

— Здорово, кривая игла!! — кивнул он портному.

— Здравствуйте! — кротко сказал Иван Макарович.

— Дышишь?

— Дышу-с.

— А ну, подвинься.

Иван Макарович подвинулся. Петр Крюков тяжело плюхнулся на скамейку и подозрительно посмотрел на портного.

— Ты чего, кривая игла, про меня на дворе треплешь?

— Ничего я про вас не треплю, товарищ Крюков.

— Нет, треплешь. Ты зачем меня недозрелым называешь?

— Я не в том смысле, — сказал Иван Макарович, поднимаясь.

— Сиди! — Петр Крюков схватил портного за руку и потянул вниз. — Я тебе сейчас покажу, какой я недозрелый.

С этими словами он взял Ивана Макаровича одной рукой за грудь, а другой звонко ударил его по щеке. Дворник тихо ахнул и схватил хулигана за плечи. Тот обернулся и пнул дворника ногой в живот. Началась свалка.

А через пять дней Иван Макарович стоял с перевязанной головой в камере народного судьи и, показывая на угрюмо молчавшего Петра Крюкова, говорил горячо и убежденно:

– Что такое Петр Крюков, граждане судьи? Скажу как потерпевший: Петр Крюков есть окончательно созревшее явление хулигана.

Года четыре назад на пустыре за оградой стадиона «Динамо» в Москве я увидел странное оживление. Группа людей забавлялась чем-то, нагнувшись к самой земле. На камне рядом стояли пустые бутылки. Захмелевших было душ восемь, а около них копошились смертельно пьяные воробьи. Они поразительно были похожими на людей — волочили по песку крылья, качались на непослушных ножках, а один свалился на бок и особенно потешал захмелевших затейников.

Это прямо-таки шекспировское соединение грустного и смешного я увидел и на другой день, проходя тем же местом, — пьяные люди и такие же пьяные птицы. Люди макали в водку кусочки хлеба, а воробьи-«алкоголики» жадно на них набрасывались, потеряв всякую осторожность, свойственную этим птицам.

Нетрудно представить истоки «биологического эксперимента». Как раз напротив пустыря действовала торговая точка, именуемая «гадючником». С бутылкой — три шага до пустыря. Воробьи, подбиравшие крошки ежедневного жалкого пиршества, были приобщены «к застолью» и сделались алкоголиками.

Спиртное действует на животных так же, как на людей. Организм протестует сначала, но, привыкнув, начинает требовать алкоголь. Я знал пьяницу-лошадь, совращенную пьяницей-кучером. Видел свиней-алкоголиков, пристрастившихся к выжимкам барды во дворе самогонщицы. Известен случай, когда куры валялись пьяными, наклевавшись ягод винной настойки.

Замечено: активную нетерпимость к спиртному проявляют собаки. Видимо, запах нетрезвого человека и его непредсказуемые поступки собаки связывают воедино. Посмотрите, как раздражает их каждый пьяный. Даже горячо любимый хозяин собаки, вернувшись домой нетрезвым, заставляет ее недружелюбно рычать. А недавно я встретил овчарку, у которой неприязнь к алкоголю развила довольно занятные навыки санитара.

На реке Усманке, на кордоне у лесника, я увидел за домом гору бутылок — не менее тысячи.

— Наверное, навезли гости? — деликатно спросил я хозяина.

— Какие гости, — ответил лесник, — собака носит! Хотите проверить — отнесите хотя бы вот эту пивную бутылку к речке в кусты.

Я так и сделал. Минут через пять бутылка вернулась к нашим ногам. А овчарка снова помчалась к воде и натаскала с десяток бутылок, оставленных возле речки запоздалыми рыболовами.

— Все лето таскала. Были курьезы. Приносит вдруг непочатую поллитровку «Столичной» и по обыкновению закапывает в песок за баней. Я беру «приношение» и иду вдоль реки. Спрашиваю у двоих сидящих возле костра бедолаг: ничего, мол, не пропадало? А они в один голос: «Как же не пропадало! Рыжий кот уволок вот такого подлещика, а чья-то собака почти из рук схватила бутылку». — «Ну, — говорю, — подлещика вам не видать — кот мой рыбы домой не носит, а выпивка, поглядите-ка, ваша?» Закричали, как будто потерянный миллион отыскался: «Наша, наша!» Вот такие дела с бутылками учиняет наш Топ.

Обучить овчарку находить и носить в какое-то место бутылки — дело нетрудное. Однако тут никакого обучения не было. Топ очень любит хозяина и не терпит гостей. Они приезжают обычно с бутылкой, и лесник, посидев за столом с гостями, переставал Топу нравиться. Скоро собака сообразила, что все неприятные перемены в хозяине идут от стеклянной посуды. Теперь во время застолья она садится обычно рядом и глаз не сводит с бутылки, ожидая, когда она опустеет. Как только такой момент наступает, овчарка хватает бутылку, уносит и зарывает. Хозяйка дома, да и сам хозяин тоже эту инициативу не пресекают, и постепенно Топ расширил свою антиалкогольную деятельность далеко за пределы лесного двора и вот уже два года что есть мочи борется за чистоту берегов Усманки. Бутылку он стремится обязательно закопать. Но работы все прибавляется, а земля неподатлива, и Топ валит теперь бутылки в кучу за баней. Этот занятный склад стеклотары — хороший повод восхититься собакой и укорить высшее творение природы-матери — человека,

Предположим, от нескольких глотков слабого алкогольного напитка (кстати, слабого-то — для взрослых) с организмом ребенка ничего страшного может и не случиться, а отец, вся семья — в дальнейшем будут избегать повторения ошибки. Однако ребенок, «вкусив», запомнил, откуда приходит понравившееся ему состояние. Подвернется дома недопитая рюмка портвейна или другого крепленого вина, он с удовольствием отметит, что хмелящий напиток бывает даже сладким, вкусным. Дальше — больше.

Родители в большинстве случаев ничего не подозревают. Спохватятся они потом, забегают по врачам, недоумевая, откуда все началось и где корень зла. Приведу еще один, но из ряда вон выходящий случай.

Обратилась ко мне молодая женщина-южаика:

— Доктор, помогите! С моим сынишкой творится неладное: по ночам не спит, от кого-то прячется, кричит...

Смотрю — мальчик как мальчик; в истории развития поначалу тоже не нахожу ничего тревожного. Подозрения, правда, появились, но уж больно неправдоподобные для его возраста — четыре года. Как-то не увязывалось в голове: такой ребенок и вдруг — признаки белой горячки. Одно из двух — либо это результат постоянного и длительного употребления алкоголя, либо последствия недавнего отравления, например, лекарствами. Последнее родительница отмела и рассказала такую историю.

С первых дней после рождения мальчик очень часто и подолгу кричал. Окружавшие его начали терять терпение. Подвернулась какая-то ветхая «советчица», велела давать ему соску из хлебного мякиша, смоченного в вине. Сын стал быстрее засыпать, вести себя спокойнее. Но время соски прошло, а он уже не мог без «успокоительного», не получая своей привычной порции, поднимал истошный крик и не прекращал его, пока сердобольные родители не сдавались, не подносили ложечку разбавленного вина...

Неужто передо мной юный пьянчужка? Так и есть. Случай, безусловно, исключительный, ничего подобного в моей многолетней практике не бывало и, хочу верить, не будет. Только ведь вопиющая безграмотность в вопросах влияния алкоголя на детский организм — явление не столь редкое среди молодых кормящих матерей, хотя, может быть, и проявляющееся во внешне безобидной форме. Нет, такие мамаши и не думают давать ребятишкам ничего алкогольного, хмельного. Но они иногда сами выпивают рюмочку перед последним вечерним кормлением грудью. Чтобы дети быстрее засыпали, не будили их ночью. Какая наивность — думать, что это не принесет вреда малышу! Алкоголь проникнет в него через материнское молоко, сделает свое разрушительное черное дело в хрупком и чрезвычайно восприимчивом организме. Пойдут мучительные диатезы, аллергии, нескончаемые простуды, сердечная недостаточность, нарушения костного развития и тому подобное. А одна из главных бед будет ждать впереди — предпосылки хронического алкоголизма не преминут развиться в страшную болезнь. У одних она проявится в полную силу раньше, у других — позже. В пятнадцать или в сорок лет, но проявится, если мы, родители и воспитатели, своевременно не поставим непреодолимую стену между детьми и спиртными напитками, чего бы нам это ни стоило. Вопрос должен стоять только так: чего бы нам это ни стоило!

Запомним: среди горьких пьяниц и алкоголиков очень редки люди, у которых пристрастие к спиртному появилось случайно, в результате каких-то чрезвычайных обстоятельств, В основном пьянствуют те, кого сознательно или несознательно в детстве пускали во взрослое застолье с возлияниями, кому поначалу, может быть, ставили просто маленькую рюмочку с соком, а потом разрешали глоточек чего-то покрепче — «для аппетита».

Есть одно явление у подростков и юношей, которое обманывает взрослых, притупляет их осторожность. Из-за мощных психологических и гормональных изменений, происходящих в организме молодых людей, у них бывает очень низкой переносимость алкоголя, сопротивляемость к нему — даже небольшая доза водки сразу же выводит из строя, надолго вызывает отвращение к спиртному. Это, к сожалению, и дезориентирует старших («Сын-то не переносит никакой выпивки — ему ничего не грозит, пьяницей не будет»). Из виду упускается такой важный побудительный фактор, особенно у подростков, как самоутверждение себя, своего «я» во взрослом мире. При нынешней физиологической и патологической акселерации, при ускоренном половом созревании страсти бывают резко заостренными, влечения усиливаются. Вот почему юнец наперекор отвращению тянется к спиртному, может терпеть тошноту, головную боль и, скажем, нарушение пищеварения — он хочет ощущать внутреннюю раскованность, свободу, повышенное настроение, подавить в себе свойственное возрасту чувство неполноценности. Чтобы было легче подойти к незнакомой девушке, чтобы независимее держать себя среди сверстников, в компании ребят постарше и вообще «быть настоящим мужчиной».

Это период, когда надо бить в набат. Ведь уже начинает формироваться стереотип алкогольного поведения. Стереотип этот, конечно, находит дальнейшее закрепление в групповом употреблении алкогольных напитков, в атмосфере совместного добывания средств на их покупку, поиска места для распития, в пьяных разговорах... Ученические обязанности, книги, любимые друзья — все уходит на задний план. Еще не сформировавшаяся личность уже на грани разложения.

У такой категории юнцов, регулярно употребляющих спиртное, нередко очень быстро появляются соматические и психические изменения, которые влекут за собой биологическую зависимость от алкоголя, когда он становится неотъемлемой частью обмена веществ в организме.

Еще до недавнего времени некоторые ученые предполагали, что случаи алкоголизма у подростков — это результат их якобы биологической дефективности. Однако исследования показали: две трети алкоголиков, рано приобщившихся к пьянству, в юности не обнаруживали никаких биологических аномалий. Но абсолютное большинство из них родилось в семьях, где спиртное не переводилось. По собственному многолетнему опыту врача берусь утверждать: главная причина случаев появления подростков-пьяниц — в распущенности, воспитательской безответственности их матерей или отцов, или тех и других вместе. Со школьных учителей, школьных комсомольских организаций, конечно, тоже должно быть спрошено. Но они практически далеко не всегда могут найти действенные пути влияния на семью. Думаю, настала пора создания обстановки всеобщей нетерпимости по отношению к фактам родительской безответственности. Нужно больше строгости со стороны общественных организаций и в целом коллективов по месту работы таких родителей.

Существенно продвинуть вперед дело борьбы с тягой некоторых подростков к алкоголю, противоалкогольную профилактику должны медицинская наука и практика, в частности — психотерапия детей и подростков. Она является мощным средством, потому что соединяет психиатрию, наркологию, психологию, педагогику и социологию. У такого соединения есть многосторонность подхода к явлению, а значит, и практическая эффективность. Однако психотерапия детей и подростков, хотя и доказала свою действенность, нуждается в серьезной поддержке, в более широком развитии своей сети. Здесь существуют некоторые трудности и препятствия. К их числу относятся, например, проблема подготовки специалистов, отбор людей, способных заниматься в этом профиле. Подчеркиваю: именно способных, если хотите — в определенной мере одаренных. В принципе каждый врач может работать терапевтом или педиатром, но не каждый — психотерапевтом.

Перед всеми нами, как членами общества и как специалистами, стоит безотлагательная задача — решительно покончить с пьянством. Так не будем забывать о ней повсеместно — дома, на работе, на учебе, в общественных местах! И прежде всего помнить: стена, которую мы строим между детьми и спиртными напитками, станет непреодолимой при условии участия в ее возведении каждого из нас.