Лиля Брик и Эльза Триоле: опыты любви и нелюбви
жүктеу/скачать 442.5 Kb.
|
ИГОРЬ ТАЛАЛАЕВСКИЙДВЕ СЕСТРЫ Лиля Брик и Эльза Триоле: опыты любви и нелюбвиПьеса для чтения и не только 
Лица:Лиля Брик Эльза Триоле Владимир Маяковский Виктор Шкловский Осип Брик Луи Арагон ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЛИЛЯ 1 Лиля. До 5 лет понятия "сестра" в моем тогда еще скудном лексиконе не существовало. Когда появилась Эльза, это было так странно... Эльза. Мы любили друг друга. Но верховодила, конечно, Лиля. Ночью, когда гасили свет, мы начинали шептаться: играли в какую-то бесконечную пьесу. Действующие лица - княгини, графини, князья и бароны - люди, которые жили реально тогда, - были поделены: за одних разговаривала Лиля, за других я. Мы часто ссорились, потому что Лиля забирала себе самые громкие фамилии, самые выигрышные сюжеты. Лиля. Папа назвал меня Лилей в честь возлюбленной Гете - Лили Шенеман* В доме был культ всего немецкого, хотя семья была еврейская. Папа был адвокатом и занимался "еврейским вопросом", еврейскими проблемами. Эльза. Мы с Лилей были весьма заметными детьми. Помню, шли мы с мамой по Тверскому бульвару, а навстречу ехал господин в роскошней шубе. Он остановил извозчика и воскликнул: "Боже, какие очаровательные создания! Я бы хотел видеть вас, мадам, вместе с ними на моем спектакле. Приходите завтра к Большому театру и скажите, что вас пригласил Шаляпин* Мы пришли, для нас были оставлены места в ложе. Лиля. Никогда не могла пожаловаться на отсутствие мужского внимания. Мне было 15 лет, и на летние каникулы мама повезла нас за границу. В Бельгии мне сделал предложение студент. Мы разговаривали с ним о Боге и любви. Я отказала, потом он прислал открытку: замок, увитый плющем и надпись: "Я умираю там, где привязываюсь"... Помню какой-то поезд, я сижу на ящике с копчеными гусями и до поздней ночи флиртую с каким-то офицером. Решила прекратить: "Я - еврейка". Пауза. Он ошарашен. Потом говорит: "Ничего, ничего, для женщины это не страшно". В Тифлисе меня атакует молодой татарин - богатый, красивый, воспитанный в Париже. Он предлагает мне 2 тысячи на туалеты, чтобы я прокатилась с ним по Военно-Грузинской дороге. В Польше, у бабушки в Катовицах, передо мной на колени падает родной дядя и бурно требует выйти за него замуж, уверяя, что он все уладит с бабушкой. Эльза. Мама не знала с Лили ни минуты покоя и не сводила с нее глаз. Лиля. Под Дрезденом, в санатории, его владелец - весь в шрамах от дуэлей - засыпает мой номер цветами и каждый вечер к ужину мне одной подает голубую форель. Умоляет выйти замуж, обещает немедленно развестись с женой... Эльза. Мама схватила нас в охапку, и мы стремглав уехали домой. А помнишь поездку в Царское село? Лиля. Напротив сидел странный человек, и все на меня посматривал. Длинный суконный кафтан на пестрой подкладке, высокие сапоги, прекрасная бобровая шапка и палка с дорогим набалдашником - и грязная бороденка, черные ногти. Я беззастенчиво его рассматривала, и он совсем скосил глаза в мою сторону, причем глаза ослепительно синие, и вдруг, прикрыв лицо бороденкой, фыркнул. Меня это рассмешило, и я стала с ним переглядываться. Эльза. Так и доехали до Царского села. Там я говорю Лили: "Ты хоть знаешь, кто это? Распутин*" Лиля. Когда ехали обратно, он сел с нами в один вагон и стал разговаривать со мной: кто такая, как зовут, чем занимаюсь, есть ли муж, где живу? "Так приходи ко мне обязательно, чайку попьем, ты не бойся, приводи мужа, только позвони сначала, а то ко мне народу много ходит, вот телефон”. Эльза. Она действительно хотела пойти к Распутину, но когда я ей показала пьяного извозчика, точь-в-точь похожего на Распутина, охоту отбило. Лиля. Был еще сын фабриканта-миллионера. Каждый день присылал цветы, к ужасу мамы, - ведь я еще была гимназисткой. Он сумасшедше любил меня и хотел, чтобы я умерла, для того, чтобы умереть вслед за мной. Но меня это совершенно не устраивало. К тому же появился Осип, и я прогнала сына фабриканта. Но потом все же позвонила. Сказала, что вернусь к нему, если он достанет цианистого калия для моей подруги. Он меня так обожал, что содрогнулся, но принес. Я ему не объяснила, что у меня все разладилось с Осипом, и я решила не жить. Через три дня я приняла таблетки, но меня почему-то пронесло. Потом я узнала, что мама, заподозрив неладное, обыскала мой стол, нашла яд, тщательно вымыла флакон и положила туда слабительное. Вместо трагедии получился фарс. Эльза. А помнишь Гарри Блюменфельда*? Лиля. Я увидела Гарри у своей подруги. Ему было 18 лет. Он приехал из Парижа, там учился живописи. В нем все было необычайно, где бы он ни оказался, он немедленно влюблял в себя окружающих. Разговаривал так, что его, мальчишку, часами слушали бородатые дяди. Его слова заставляли вас думать. Он великолепно рисовал. Вскоре у нас завязался роман, виделись каждый вечер. Он посоветовал мне ехать учиться в Мюнхен скульптуре, и сам вскоре поехал за мной. В Мюнхене он вздумал писать меня. Задумана "Венера". Холст уже натянут. Я буду лежать голая на кушетке, покрытой ослепительно белой слегка подкрахмаленной простыней. Как на блюдце. Я стою, сижу и лежу часами совершенно нагая. Страшно устаю, мерзну, мне надоедает, но я терплю, ибо рисунки удивительно хороши и потрясающе похожи. Эльза. Лиля, неужели тебя писали голой? Лиля. Конечно. А ты бы позировала в шубе? 2 Лиля. Осип Брик*. Моя судьба. Мы познакомились, когда мне было 13 лет, а ему 16. Осип. Я стал звонить ей по телефону, тогда это было редкостью. Потом мама и папа устроили елку. Я поехал провожать Лилю на извозчике и, прощаясь, спросил: "А не кажется ли вам, Лиля, что между нами что-то большее, чем дружба?" Лиля. Мне не казалось, но очень понравились такие слова. И неожиданно я ответила: "Да, кажется". Осип. Мы стали встречаться ежедневно, но потом я чего-то испугался. В один из вечеров ясказал ей, что ошибся и что люблю недостаточно. Лиля. Я больше удивилась, чем огорчилась. Но вскоре поняла, что каждую минуту хочу быть вместе с ним. Я делала все, что 16-летнему мальчику должно было казаться пошлым и сентиментальным. Когда Ося садился на окно, я немедленно оказывалась в кресле у его ног, а на диване я садилась рядом и непременно брала его за руку. Он вскакивал, шагал по комнате и только один раз за полтора года как-то смешно и неловко поцеловал меня. Летом мы с мамой должны были уезжать в Тюрингию. Осип. Расставаться было очень тяжело. Я обещал писать ежедневно. Лиля. Я немедленно отправила ему длинное любовное письмо, еще и еще... Много дней нет ответа. Наконец! Его почерк. Бегу в сад за деревья. Всего любезные три строчки! Осип. Я на это и рассчитывал. Лиля. С горя у меня начался тик. Вернувшись в Москву, я через несколько дней встретила его в Каретном ряду. Постояли, поговорили, я держалась холодно и независимо, но вдруг сказала: "А вы знаете, я вас люблю, Ося ". С тех пор это повторялось семь лет подряд. Семь лет, каждый раз встречаясь с ним, я говорила, что люблю его, хотя за минуту до этого и не думала об этом. У меня были поклонники, один раз я даже замуж собралась, но появлялся Ося - и нет поклонника. Я любила его. Осип. За это время она успела год проучиться на женских курсах, на математическом отделении, бросила, ушла в Архитектурный институт, увлеклась живописью, уехала в Мюнхен учиться скульптуре, вернулась из-за болезни отца. Лиля. Закрутился роман с одним мутным учителем музыки. Вялый роман, мне он не нравился, но было любопытно. Однажды я была у него дома. Его сестра ушла на кухню мыть посуду, и пока журчала вода, в столовой, на диване все произошло. Я его возненавидела, и больше мы никогда не виделись. Но вышло так, что я забеременела. Это был настоящий "скандал в благородном семействе", родные отправили меня в провинцию к дальним родственникам "подальше от греха". Осип. Когда она вернулась, мы сговорились по телефону встретиться в Художественном театре. Я побежал туда. Давали "Вишневый сад". Лиля. На следующий день, в каком-то кафе он сказал мне: "Ты - моя весна!” Это была фраза из спектакля. Осип. Дорогие папа и мама! Я стал женихом. Моя невеста, как вы уже догадались, Лили Коган. Я ее люблю безумно, всегда любил так, как, кажется, еще никто не любил. И она тоже. Вы не можете себе вообразить, в каком удивительном состоянии я сейчас нахожусь. Я знаю, вы меня любите и желаете мне добра и самого великого счастья. Так знайте, это счастье для меня наступило. Лили молода, красива, образованна, из хорошей еврейской семьи, меня страшно любит - чего же еще? Ее прошлое? Но то, что было в прошлом, - детские увлечения, игра пылкого темперамента. И у какой современной барышни этого не было? Лиля - самая замечательная девушка, которую я когда-либо встречал, и это говорю не только я, но все, кто ее знает. Не говоря уже о том, что у нее богатая душа, глубинная сила чувств... Лиля. 26 марта 1913 года мы отпраздновали свадьбу. Родители сняли нам квартиру. Осип. Я закончил юридический факультет университета и стал работать в фирме отца. Он был торговцем кораллами, покупал в Италии, продавал в Сибири и Средней Азии. Лиля. Мы ездили на нижегородскую ярмарку, в Среднюю Азию. Узбекистан поразил. Осип. Потом началась первая мировая. Я, по протекции знаменитого тенора Леонида Собинова*, поступил в автомобильную роту и перестал интересоваться делами отцовской фирмы. Лиля. В это время наша с Осей личная жизнь как-то рас-полз-лась... Но я любила, люблю и буду любить его больше, чем брата, больше, чем мужа, больше, чем сына. Про такую любовь я не читала, ни в каких стихах, нигде. Я люблю его с детства, он неотделим от меня. Эта любовь не мешала моей любви к Маяковскому. 3 Эльза. Но прежде Лили с Маяковским познакомилась я. Это было осенью 13 года. Мне уже было 16 лет, я окончила гимназию, семь классов, и поступила в восьмой, педагогический. В гостинной у сестер Хвасов стоял рояль и пальмы, было много чужих людей. Все шумели, говорили. Кто-то необычайно большой в черной бархатной блузе размашисто ходил взад и вперед, смотрел мимо всех невидящими глазами и что-то бормотал про себя. Потом внезапно также мимо всех загремел огромным голосом. И в этот первый раз на меня произвели впечатление не стихи, не человек, который их читал, а все это вместе взятое, как явление природы, как гроза. Он читал "Бунт вещей", позднее переименованный в трагедию «Владимир Маяковский». Большому и грязному человеку подарили два поцелуя. Человек был неловкий, не знал, что с ними делать, куда их деть. Город, весь в празднике, возносил в соборах аллилуйя, люди выходили красивое одеть. А у человека было холодно и в подошвах дырочек овальцы. Он выбрал поцелуй, который побольше, и надел, как калошу. Но мороз ходил злой, укусил его за пальцы. "Что же, - рассердился человек,- я эти ненужные поцелуи брощу!" Бросил. И вдруг у поцелуя выросли ушки, он стал вертеться, тоненьким голосочком крикнул: "Мамочку!" Испугался человек. Обернул лохмотьями души своей дрожащее тельце, понес домой, чтобы вставить в голубенькую рамочку. Долго рылся в пыли по чемоданам (искал рамочку). Оглянулся - поцелуй лежит на диване, громадный, жирный, вырос, смеется, бесится! "Господи! - заплакал человек,- никогда не думал, что я так устану. Надо повеситься!" И пока висел он, гадкий, жаленький, - в будуарах женщины - фабрики без дыма и труб – миллионами выделывали поцелуи, - всякие, большие, маленькие,- мясистыми рычагами шлепающих губ. Эльза. Ужинали там же за длинным столом. Сидели, пили чай. Эти, двадцатилетние, были тогда в разгаре боя за такое или эдакое искусство. Я же ничего не понимала, сидела девчонка девчонкой и теребила бусы на шее. Вдруг нитка разорвалась, бусы посыпались, покатились во все стороны. Я под стол собирать, а Маяковский за мной, помогать. На всю жизнь запомнились полутьма, портняжий сор, булавки, шпильки, скользкие бусы и рука Маяковского, легшая на мою руку... Маяковский. Я пошел ее провожать на далекую Мароссейку. Мы сели на лихача. Эльза. Он стал звонить мне по телефону, но я не хотела его видеть, и в следующий раз втретилась с ним случайно. Он шел по Кузецкому мосту, на нем был цилиндр, черное пальто и он помахивал тростью. Маяковский. А можно мне прийти к вам в гости? Эльза. Я не могла отказать. Летом 14 года мама и я отвезли в Берлин заболевшего отца. Там ему сделали операциию, наступило временное улучшение, он поправился, встал, ходил. Объявление войны застало нас в санатории под Берлином. Пришлось спешно бежать оттуда, в объезд, через Скандинавию. По возвращении в Москву отцу стало получше, он стал по-прежнему работать юристконсультом в австрийском посольстве. Маяковский. В это время я часто бывал у Эльзы, потом ежедневно. Малевал свои лубки военных дней "Едут этим месяцем турки с полумесяцем". "С криком: Дойчланд юбер аллес / Немцы с поля убирались". "Австрияки у Карпат / Поднимали благой мат”. Эльза. Он малюет, я рядом что-нибудь зубрю, иногда правлю ему орфографические ошибки. Маяковский. Или она у рояля, а я за ее спиной стихи бурчу. Люблю, знаете ли, под музыку. Эльза. Ужин. За столом папа, мама, я. Скупое молчание, и вдруг: Маяковский. Простите, Елена Юрьевна, я у вас все котлеты сжевал... Эльза. После ужина долго сидели в отцовском кабинете. Мама была на страже: "Владимир Владимирович, вам пора уходить!" Маяковский. Еще совсем не поздно, Елена Юрьевна, не беспокойтесь, я доберусь. Эльза. В первом часу, наконец, собирается уходить. Маяковский. Стоп! А швейцар внизу? Придется будить, а у меня ни гроша. Эльза. Вот вам двугривенный. Маяковский. Я?! У женщины? Деньги? Никогда! Эльза. И уходит навстречу презрительному гневу швейцара. Без денег, естественно. Назавтра все повторяется вновь. Маяковский. Вчера, только вы легли спать, Елена Юрьевна, я сразу же забрался к Эльзе обратно по веревочной лестнице! Эльза. Удивительно, но меня в Маяковском ничего не удивляло, все мне казалось вполне естественным. Меня нисколько не смущало, что весь честной народ на него таращится. Его выступления, пресса, футуризм до меня не доходили. Приехала Лиля из Петрограда. Лиля. Здоровье отца опять ухудшилось... К тебе тут какой-то Маяковский ходит. Мама из-за него плачет. Эльза. Мама плачет! А я и не знала... И когда Володя позвонил мне, я сказала ему: "Больше не приходите, мама плачет". Отца перевезли в Малаховку на дачу. Не знаю, как Маяковский меня там нашел. Просил встретиться. Я все не приходила, но однажды пошла. Он долго молчаливо шел со мною рядом и вдруг: Маяковский. жүктеу/скачать 442.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|