М. Рудый 2011 его называли «парагвайским робеспьером» Хосе Гаспар Родригес де Франсиа

Когда я верхом переправлялся вброд через разлившуюся в паводок речку Пирапо, у меня упали в воду магнитофон и фотоаппарат. Алькальд дон Панта, сопровождавший меня с небольшим эскортом, немедленно приказал своим людям отвести речку в другое русло. Ни просьбы, ни уговоры не могли заставить его отказаться от этого намерения. "Вы не уедете из Ка Асапа без своих причиндалов, - отрезал он. - Я не допущу, чтобы наша речка обкрадывала просвещённых людей, которые приезжают к нам из дальних мест". Узнав о случившемся, всё население сбежалось принять участие в отводе воды. Мужчины, женщины, дети работали с энтузиазмом, перешедшим в настоящий праздник. К вечеру показалось илистое дно, где и были найдены утерянные предметы, практически неповреждённые. После этого люди до самого утра плясали под музыку моей "шкатулки". С восходом солнца, я двинулся дальше, провожаемый долго несмолкаемыми криками и добрыми пожеланиями.

Когда алькальд решил, что мне дальше уже не приходится опасаться никаких неприятностей, он попрощался со мной. Я обнял его и расцеловал в обе щёки. "Большое спасибо, дон Панталеон, - сказал я ему, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. - То, что вы сделали, не имеет названия!" Он подмигнул мне и с такой силой пожал руку, что у меня захрустели пальцы. "Не знаю, имеет это название или нет, - сказал он, - но со времён Верховного мы считаем такие пустячные вещи своим долгом и охотно делаем их, когда речь идёт о благе страны."

Аугусто Роа Бастос. «Я, Верховный», стр.47-48.

Парагвай – сравнительно небольшая страна, расположенная по берегам р. Парагвай и у слияния рек Парагвая и Параны, вдали от моря и крупных портов. В настоящее время эта страна не принадлежит к числу развитых стран, даже по меркам Южной Америки. Кажется невероятным, что именно здесь попытка воплощения в жизнь идей утопического социализма, предпринятая в первой половине ХIХ века, дала наиболее значимые результаты. События, происходившие в то время в Парагвае, теперь уже основательно забыты; тем более неизвестны они в современной РФ, где исторические факты привыкли если не забывать, то основательно перевирать в угоду правящему классу.

В рассказе о событиях в Парагвае на протяжении первой половины XIX века встречается мало ярких фактов. Здесь было всего одно сражение – в самом начале его борьбы за независимость. По сути, всё развитие Парагвая и все проводимые там реформы были связаны с деятельностью одной личности. Но и эта личность отличалась равнодушием ко всякому внешнему блеску, составляя среди латиноамериканских политиков одно из немногих исключений. Однако в то время Парагвай был вообще исключительной страной из всех стран Латинской Америки.

В период испанского владычества Парагвай был одной из самых экономически неразвитых провинций вице-королевства Рио-де-ла-Платы. Вплоть до 1870 года территория Парагвая была вдвое большей, чем территория современного государства Парагвай. С востока она граничила с территорией Бразилии, которая в начале XIX века была колонией Португалии; с юга и запада – с остальными провинциями вице-королевства Рио-де-ла-Платы (современная территория Аргентины); с севера Парагвай граничил с Верхним Перу (современная Боливия), но граница здесь проходила по неосвоенным территориям, где население было крайне редким и где в XIX веке ещё жили дикие индейцы (район Чако).

Для относительно большой территории население Парагвая было крайне редким. По одним данным, в 1796 году численность населения Парагвая составляла всего 97 480 человек, по другим данным – в 1785 году в Парагвае проживало 104 тысячи человек в 48 населённых пунктах¹. По данным, относящимся уже к независимому Парагваю, в 20-е годы XIX века там проживало 200 тысяч жителей, из них 70% составляли «креолы»² и испанцы (но последних было всего ок. 800 чел.). Все эти данные являются неполными и приблизительными, но дают представление о масштабе.

Более половины территории составляли степи, джунгли и полупустынные районы. Наиболее освоенной была территория между реками Парана и Парагвай; по реке Парана осуществлялась торговля с другими провинциями Рио-де-ла-Платы, и с Буэнос-Айресом – крупнейшим торговым портом в Испанской Америке.

Крупнейшим городом Парагвая был Асунсьон – административный центр провинции, в котором в конце XVIII века проживало до 10 тысяч жителей (в 1797 году в городе было 40 лавок и 5 таверн). По данным на 1812 год в Асунсьоне из 2500 семей было 300 семей офицеров, чиновников и купцов, 500 семей мелких окрестных землевладельцев, 1000 семей ремесленников и вольнонаёмных работников и 700 семей индейцев – поденщиков и слуг. Две трети населения Парагвая проживало в радиусе 100 км от Асунсьона³.

Население занималось в основном сельским хозяйством. Выращивались кукуруза, ячмень, маниока, скотоводство было развито слабо. Основным товарным продуктом Парагвая, который продавался в другие провинции Рио-де-ла-Платы, была йерба-мате (она составляла ¾ парагвайского экспорта). Из этого растения изготовляли местный напиток – мате («парагвайский чай»), который в провинциях Рио-де-ла-Платы служил заменителем чая. Этот напиток и поныне распространён в Аргентине, Чили, Уругвае и Парагвае. В меньших масштабах вывозился также табак.

Полезных ископаемых в Парагвае почти не было и добыча их не велась. О развитии промышленности не было и речи, даже ремесленников было крайне мало. Изделия ремесла доставлялись в основном из Буэнос-Айреса, оттуда же в Парагвай попадала европейская продукция. Большая часть территории была неудобной для крупных плантаций. Обширные земли оставались неосвоенными, и освоение их стоило многих трудов. Как и во многих других местах (не только в Америке, но и на территории Евразии) освоение новых земель было делом рук свободного крестьянства. В Парагвае оно составляло большинство населения – до 85%.

Преобладающей формой землевладения были мелкие и средние крестьянские хозяйства. Однако в наиболее развитых и освоенных районах существовали поместья (асиенды) крупных землевладельцев-помещиков. Там применялся принудительный труд индейцев, находившихся на положении крепостных.

Были в Парагвае и рабы-негры. В 1782 году их было около 4 тысяч (3-4% населения Парагвая). Однако свободных негров в Парагвае было гораздо больше – на 100 негров-рабов приходилось 174 свободных негра (в основном это были беглые из соседней Бразилии, а также их потомки, мулаты и выкупившиеся рабы). Впрочем, рабство в Парагвае было каким-то патриархальным. Крупные хозяйства с применением рабского труда были редким явлением. Наказывать раба можно было только по суду, рабам разрешалось также иметь собственность и вступать в брак. Раб мог жаловаться на хозяина в суд и выкупиться на свободу. В 1812 году суд разбирал дело 5 негров, которых хозяин обвинял в нападении на него и угрозе сжечь его дом. В свою очередь, негры на суде пожаловались, что их обижали и плохо кормили. Суд отклонил иск хозяина и обязал его продать рабов другому лицу. Неудивительно, что негры из Бразилии бежали в Парагвай.

Следует сказать что, как и в других испанских колониях в Южной Америке, формально вся земля в Парагвае принадлежала «короне», т. е. королю Испании. По феодальному праву король считался верховным собственником всех земель, в том числе и земель поместий (асиенд). Именно стремление помещиков-владельцев асиенд освободиться от этой зависимости составляло важную часть национально-освободительной борьбы в Южной Америке. Коронными считались и земли, на которых вели хозяйство парагвайские крестьяне. С них брали поземельный налог (размеры его были небольшими, но мелкие хозяйства, которым приходилось осваивать новые земли, и не выдержали бы больших налогов), существовала также церковная десятина. Обширные земли в Парагвае принадлежали церкви, обычно сдававшей их в аренду и взимавшей с крестьян арендную плату.

Испанское правительство препятствовало экономическому развитию колоний. Лишь в конце XVIII века была разрешена торговля между отдельными испанскими колониями в Южной Америке, а торговля с иностранными купцами была разрешена лишь в начале XIX века. Торговля облагалась настолько высокими пошлинами, что это породило широкое развитие контрабанды в приморских районах, однако торговля внутренних районов была развита слабо. Даже при вывозе товаров из одной колонии в другую приходилось платить пошлину. Отдельные колонии были экономически обособлены друг от друга. В дальнейшем это обстоятельство препятствовало проекту создания «Великой Колумбии», выдвинутому Симоном Боливаром и проекту «Центральноамериканской республики», выдвинутому Франсиско Морасаном, и способствовало созданию на их территории ряда более мелких государств. В силу этого же обстоятельства Аргентина вплоть до 60-х годов XIX века оставалась в полураздробленном состоянии.

Основная торговля Парагвая шла через административный центр Рио-де-ла-Платы – Буэнос-Айрес (с населением 40-50 тысяч человек в начале XIX века). Именно там взималась вывозная пошлина, именно там присваивалась та прибыль, которую мог получить Парагвай от торговли своими товарами. Экономически Парагвай зависел от Буэнос-Айреса. Поэтому фактически для Парагвая речь шла не только о независимости от Испании, но и о независимости от Буэнос-Айреса.

Из сказанного можно понять, что Парагвай был слаборазвитой окраиной испанских колоний. Это была глухая провинция. Как в таких условиях можно было попытаться реализовать на практике идеи утопического социализма? И однако, такая попытка была предпринята. Этому способствовали два существенных обстоятельства, оказавших влияние на всю дальнейшую историю Парагвая:

1. 
   Иезуитское «государство» (1580 – 1768 гг.).
   

В неприкосновенности сохранены были индейские общинные порядки и общинные земли. Место прежних вождей-касиков заняли священники-иезуиты. Всего к началу XVIII века было создано 30 миссий («редукций»). Каждая редукция возглавлялась священником и его помощником; всего иезуитов во всех миссиях было 100-150 человек. Административный аппарат был довольно прост и не требовал больших расходов на содержание. Несколько больших расходов требовало содержание и украшение церквей, но они представляли собой одновременно и общественные здания, где происходили собрания, устраивались празднества и церемонии и т. п.

В редукциях обязанность трудиться была всеобщей: мужчины работали на полях и в мастерских (применялся коллективный труд, что было необходимостью при освоении новых земель), женщины занимались прядением и вели домашнее хозяйство индейцев. Священники руководили и учили грамоте. Иезуитами была разработана письменность на местном индейском языке гуарани, которой они обучали индейцев в миссиях.

Продукты труда свозились на общественные склады. Из общественных складов их раздавали индейцам поровну. Перед миссиями ставилась задача самообеспечения, и эта задача была реализована. Французский путешественник Луи де Бугенвиль во время своего путешествия в 1767 году описал распорядок одной из таких миссий:

«Священник вставал в пять утра, молился и в половине седьмого служил мессу. В семь часов происходила церемония целования его руки...

Народ с восьми часов утра был занят на разных работах в поле и мастерских; женщины пряли; каждый понедельник им выдавали определенное количество хлопка, и в конце недели они должны были принести готовую пряжу. Вечером в половине шестого они собирались для вечерней молитвы и целования руки священника. Затем им раздавали мате (парагвайский чай) и по четыре фунта говядины, а также маиса на каждое хозяйство из расчета на восемь человек. В воскресенье не работали, так как церковная служба в этот день отнимала еще больше времени, чем обычно. Затем люди могли заняться некоторыми играми…

В каждом приходе ежегодно выбирали лиц, на которых возлагались некоторые административные обязанности. Церемония их избрания происходила в первый день года в церкви и протекала с большой пышностью, под звон колоколов и звуки разного рода инструментов... Празднования в честь прихода и его священника сопровождались народными гуляниями и театральными представлениями; ставились даже комедии, походившие, наверное, на наши старинные пьесы, называемые мистериями...».

Луи де Бугенвилю такая жизнь показалась довольно скучной и унылой (вероятно, по сравнению с версальскими балами). О «казарменной монотонности жизни» в редукциях многие писали и позднее, вплоть до современных «критиков коммунизма». Но каждая ли семья французского крестьянина XVIII века могла получать по 4 фунта мяса в день (1 фунт = 454 грамма)? В каждом ли помещичьем имении помещик бесплатно учил крестьян грамоте?

Сравнивать жизнь иезуитских миссий следует не с неким идеалом, а с жизнью крестьян в хозяйствах с другой организацией производства. И здесь мы обнаруживаем, что индейцы из помещичьих асиенд бежали в иезуитские миссии. Беглецов из миссий в асиенды не наблюдалось.

Ещё в 40-е годы XVII века в связи с набегами «паулистов» – охотников за рабами из бразильской провинции Сан-Паулу – иезуиты выхлопотали для индейцев миссий право носить оружие. И не только холодное, но и огнестрельное. При необходимости индейцы миссий составляли вооружённое ополчение. Миссии могли выставить несколько тысяч вооружённых ополченцев, т. е. 5-10% населения. В 1645 г. архиепископ Асунсьона Карденас, который был и губернатором Парагвая, велел изгнать иезуитов. Иезуиты собрали ополчение, штурмом взяли Асунсьон и изгнали самого Карденаса. Позднее, уже в XIX веке, из индейцев бывших иезуитских миссий набирались лучшие солдаты в войнах за независимость Парагвая, Уругвая и Аргентины.

Можно согласиться с мнением П. Лафарга, что иезуитские миссии в Парагвае были «беспримерным в истории социальным экспериментом», но что нельзя рассматривать их как «коммунистические». Коммунизм прежде всего связан с определённым уровнем развития производительных сил. И если уровень развития производительных сил был на уровне феодализма, то можно сказать лишь, что в этих миссиях были те элементы коммунизма, которые могли быть реализованы при феодальных производительных силах и при феодальном способе производства. Не больше, но и не меньше.

Сама католическая церковь и орден иезуитов были организациями феодального строя. Уровень эксплуатации трудящихся в миссиях был значительно ниже, чем в помещичьих асиендах и ниже, чем на плантациях, где использовался рабский труд. Но индейцы миссий были привилегированной частью сельского населения Парагвая (вплоть до упразднения миссий в 1768 г.), наподобие казаков в царской России XIX века. Их организация не была распространена на всё население Парагвая (тем более, Рио-де-ла-Платы); наоборот, как мы увидим далее, индейцы миссий противопоставлялись остальному населению.

К началу XVIII века в бассейне рек Парагвай, Уругвай и Парана существовало 30 иезуитских редукций (не только на территории Парагвая, но и на территории современных Уругвая и Аргентины). Население их в 1706-1707 гг. оценивалось в 100 тысяч человек, к началу 30-х годов XVIII века – свыше 140 тысяч человек. Это также приблизительные данные (отдельные исследователи оценивали численность населения миссий в 200 тыс. и даже в 300 тыс. чел.)⁴. Однако они показывают устойчивый рост населения, что было характерно далеко не для всех испанских колоний.

2) Восстания 20-х – 30-х годов XVIII века в Асунсьоне.

Асунсьон был в значительной степени торговым городом. Сельское население (и в том числе миссии) могло сбывать туда излишки своей продукции, но цены в конце концов устанавливали торговцы. В свою очередь, именно торговцы в немалой степени терпели убыток от испанских ограничений, налогов и пошлин. Иезуитские миссии находились в привилегированном положении, поскольку пользовались льготными условиями провоза товаров по реке и не платили пошлин.

Парагвай был настолько незначительной испанской колонией, что испанские власти допускали здесь в управлении некие элементы демократизма. До 1735 года даже губернатор Парагвая избирался местным свободным населением (т. е. «креолами» и испанцами), преимущественно же населением Асунсьона. В Асунсьоне, как и в других городах Испанской Америки, существовал также выборный орган городского самоуправления – кабильдо (избирать его членов могли все домовладельцы). Горожане также имели право носить оружие и при необходимости формировали вооружённое ополчение.

В 1721 году произошёл очередной конфликт городской верхушки Асунсьона с иезуитскими миссиями. На этот раз поводом стала передача в миссии индейцев-рабов, захваченных жителями Асунсьона во время экспедиции против диких индейских племён. Горожане возмутились, сместили губернатора и избрали на его место нового – Хосе де Антекеру. Он не был утверждён испанскими властями Рио-де-ла-Платы, но несмотря на это, управлял Парагваем почти 5 лет.

Отношения с миссиями были прерваны. В августе 1724 г. индейское ополчение миссий выступило против Асунсьона, но было разбито ополчением парагвайцев под командованием Антекеры. После этого в дело вмешались испанские власти. Губернатор Рио-де-ла-Платы послал в Парагвай военный отряд, который при поддержке нового 6-тысячного ополчения миссий взял Асунсьон. Антекера был посажен в тюрьму в Лиме.

В 1730 году в Парагвай из тюрьмы в Лиме бежал Фернандо де Момпо, познакомившийся там с Антекерой. 5 июля 1731 года Хосе де Антекера был казнён в Лиме. А в феврале 1732 года Фернандо де Момпо поднял новое восстание в Асунсьоне. Губернатор был убит, Асунсьон объявлен «самоуправляющейся коммуной». Кабильдо Асунсьона объявило об изгнании иезуитов (в иезуитах горожане видели конкурентов). В своих воззваниях Момпо провозглашал право «коммуны» (т. е. городской общины) не подчиняться испанскому правительству. Он утверждал, что «интересы и права коммуны стоят выше, чем права всех установленных властей, в том числе и самого короля», тем самым высказав идею народного суверенитета⁵. В сентябре 1732 года парагвайцы Асунсьона («коммунерос») нанесли поражение испанским войскам. Это второе восстание продолжалось до марта 1735 года, когда испанские войска и 8-тысячное ополчение иезуитских миссий всё же подавили и это восстание. Только после этого в Парагвае окончательно было введено назначение губернатора.

Таким образом, в Парагвае были и традиции коммунистического хозяйства, были и традиции народного суверенитета. Эти две традиции до поры до времени не пересекались друг с другом. Однако чем более укреплялось господство испанской администрации в Парагвае, тем большим становилось всеобщее недовольство им. Как мы видели, одной из основных опор испанской власти были иезуитские миссии. Но это продолжалось недолго.

В 1743 году королевским указом были одобрены и закреплены порядки в иезуитских миссиях и льготы их населению (в том числе меньший размер подати и право носить огнестрельное оружие); этим же указом рекомендовалось обучать индейцев гуарани испанскому языку. Однако уже в 1750 г. по соглашению с Португалией территория 7 пограничных редукций передавалась португальской Бразилии. Индейцы редукций подняли восстание (т. н. «война семи редукций»), которое было с большим трудом подавлено португальскими войсками только в 1756 году. Впрочем, в 1761 году договор с Португалией был аннулирован, и земли семи редукций отошли к испанским владениям.

В том же 1761 году, 27 февраля, последовал указ испанского короля Карла III об изгнании иезуитов. До испанских колоний в Южной Америке он дошёл несколько позднее. Лишь в июле – августе 1768 г. иезуиты были высланы из Парагвая и всё их имущество было конфисковано. Земли редукций стали коронными землями, из них создана была новая провинция Мисьонес, которая подчинялась непосредственно вице-королю в Буэнос-Айресе.

После изгнания иезуитов земледелия, ремесло и торговля на землях миссий пришли в упадок. Централизованная организация труда была нарушена, привилегии миссий отменены. В 1803 году по указу короля Испании был упразднён принятый в миссиях порядок коллективного владения и земля передавалась индейским семьям. Формально их земельные участки не подлежали отчуждению. Но испанские купцы и землевладельцы стали отнимать землю у индейцев. Происходил и административный передел бывших иезуитских владений.

Так, в 1784 году 13 бывших редукций переданы были под управление губернатора Парагвая в Асунсьоне, остальные 17 включены в состав провинции Буэнос-Айрес. По этим 13 редукциям имеются следующие данные о численности населения:

1750 год – 38 800 чел.;

1767 год – 43 100 чел.;

1784 год – 19 600 чел.;

1801 год – 15 200 чел⁶.

Сокращение населения связано с тем, что многие индейцы просто разбегались, не желая жить под властью испанских чиновников. В 1803 году по указу короля Испании Карла IV 13 парагвайских миссий были вновь объединены с остальными 17-ю в провинцию Мисьонес. Очевидно, массового восстания жителей Мисьонес не последовало лишь из-за отсутствия организации. Но такая организация могла быть создана среди горожан Асунсьона, которые продолжали конфликты с испанскими властями.

В 1796 году происходит конфликт жителей Асунсьона с губернатором Риберой. Тот, видимо, всерьёз опасался восстания, введя комендантский час и запретив жителям города носить оружие. Последнее распоряжение оказалось нереализуемым, т. к. ополчение составляло основу вооружённых сил. Тогда решено было реорганизовать ополчение. Ополченцы (которыми могли быть наиболее зажиточные поселенцы) сводились в 2 кавалерийских полка, по несколько сотен всадников, под командованием офицеров-испанцев. Три отдельных пеших роты сформировали из свободных негров и мулатов. Для характеристики вооружённых сил Парагвая следует сказать, что даже из этих солдат 1/3 не имела ружей, а несколько пушек, находившихся в Асунсьоне, стреляли каменными ядрами (железо и чугун были привозными и стоили дорого).

В 1804 году возникает первый заговор в Асунсьоне против власти испанцев. Смещение Риберы в 1806 году несколько разрядило обстановку, но ненадолго. Недовольство испанцами было всеобщим. Помещики-«креолы» (местные уроженцы) хотели получить в свои руки управление страной и освободиться от верховной власти испанского короля; торговцы и горожане хотели отмены ограничений и разорительных пошлин; крестьяне хотели гарантий сохранения своего мелкого и среднего землевладения в условиях наступления на него со стороны помещиков. В преобладании мелкого и среднего крестьянского землевладения была историческая особенность Парагвая, отличавшая эту страну в т. ч. и от других провинций вице-королевства Рио-де-ла-Плата (не считая разве что новообразованной Мисьонес).

В остальных провинциях Рио-де-ла-Платы господствовало землевладение крупных помещиков – владельцев асиенд. В их интересах было не только освобождение от испанского господства, но и укрепление помещичьего землевладения (в том числе подавление крестьянского землевладения там, где оно существовало) и создание условий для экспорта продукции своих асиенд. В городе Буэнос-Айресе господствовали крупные купцы, заинтересованные в дешёвой скупке сельскохозяйственной продукции внутренних районов и перепродаже её в Европу. Они были заинтересованы также в сохранении пошлин, которые взимались в Буэнос-Айресе с товаров из внутренних районов, что создавало противоречия между Буэнос-Айресом и внутренними районами Рио-де-ла-Платы. Выходом из этого положения для Парагвая могла стать независимость не только от Испании, но и от Буэнос-Айреса, и от помещиков остальных провинций Рио-де-ла-Платы.