Содержание
Введение
Глава 1. Марк Туллий Цицерон…………………………………….……….2
1.1 Марк Туллий Цицерон – краткая биография……………………….……..3
1.2 Политическая деятельность Цицерона…………………………….……....3
Глава 2. Цицерон и его «Брут»…………………………………….………....6
2.1 Цицерон и «аттики»……………………………………...………………….6
2.2 Марк Туллий Цицерон и Марк Юний Брут………………………………..7
2.3 Сочинение «Брут»……………………………………………………………8
2.4 Значение «Брута» для риторики……………………………………...…….11
Заключение……………………………………………………………………..16
Список литературы……………………………………………………………17
Введение
Наблюдается устойчивая тенденция к постоянному возрастанию роли публичной речи в современном обществе. Возникает закономерный вопрос, а с чем это связанно?
Во-первых, все большую роль в современном обществе начинает играть личный фактор – обаяние, привлекательность, убедительность человека в общении, навыки убеждения собеседника. Ораторское искусство – является одним из важнейших компонентов личного обаяния любого человека, особенно если он занимает или претендует на место в социальной иерархии. Во-вторых, возрастание роли публичной речи в обществе обусловлено развитием в обществе плюрализма и демократии, т.е. необходимость выступать на массовых собраниях, презентовать свои новые идеи и много другое, делают необходимым для достижения успеха, практическое и теоретическое знание риторики. Также, в современном обществе формируется особый социально-психологический стереотип – доверие к слову. Людям, высказывания и речь которых внешне логична, упорядочена и претендует на истинность, доверяют, считают высказываемые ими мысли правильными, а это является залогом успеха в большинстве современных профессий. Таким образом, риторика – это наука об ораторском искусстве, о мастерстве публичного выступления перед аудиторией. Риторика призвана научить нас, как эффективно воздействовать при помощи своей речи на аудиторию, как достичь успеха, выступая публично.
Свой немалый вклад в развитие риторики внесли ораторы и теоретики, истинные боги ораторского искусства Древнего Рима – Цицерон, Брут, Цезарь, Сократ и др. В Риме пышным цветом расцвело искусство публичного красноречия, и римские авторы обобщили ораторскую практику, сформулировав законы и правила ораторского искусства.
Глава 1. Марк Туллий Цицерон
1.1 Марк Туллий Цицерон – краткая биография.
Цицерон родился 3 января 106 г. до н. э. в Арпине, маленьком городке Лация, во всаднической семье. Отроческие и юношеские годы он провел в Риме. Отец его сделал фактически все, чтобы дать сыну самое лучшее образование и подготовить его к политической карьере. Обычно такая подготовка начиналась с того, что юношу вводили в дом кого-нибудь из видных сенаторов, и там, присутствуя при занятиях и беседах хозяина, глядя, как он готовится к речам и дает юридические советы, молодой человек привыкал к образу жизни и дел правящего сословия. Для юного Цицерона такой политической школой явились дома Квинта Муция Сцеволы - авгура, лучшего римского юриста, и его зятя Луция Лициния Красса, лучшего римского оратора. Это был тот узкий круг просвещенной аристократии, который с такой любовью будет изображен Цицероном в диалоге "Об ораторе": здесь жила родственная память о Сципионе и Лелии, о Панэтии и Полибии, о первых идеологах возвышенного синтеза римских нравов и эллинской философии. Здесь и на форуме Цицерон слышал лучших ораторов своего времени - Красса, Антония, Сульпиция, Котту; у родосского ритора Аполлония Молона, преподававшего в это время в Риме, он учился греческому красноречию; знаменитый трагик Акций и греческий поэт Архий руководили им в чтении поэтов; эпикуреец Федр, стоик Диодот и приехавший в Рим академик Филон Ларисский были его наставниками в философии.
Политические смуты этих лет - сперва союзническая война, потом террор марианцев, потом война между Цинной и Суллой - помешали Цицерону выступить на политическую арену в обычном раннем возрасте и заставили его посвятить несколько лишних лет философским и риторическим занятиям. Впоследствии это принесло ему неоценимую пользу. Занимался он с замечательным трудолюбием и усердием. В частности, он задумал составить большую компиляцию из лучших греческих пособий по риторике и написал уже первые две книги, обнимавшие учение о нахождении, но потом оставил эту мысль. Эти две книги сохранились и известны под названием "О нахождении". Впоследствии он со стыдом вспоминал об этом сочинении, полном той риторической догматики, против которой он так ополчился потом; но для двадцатилетнего юноши такая работа была большим успехом.
1.2 Политическая деятельность Цицерона.
Когда Цицерон впервые выступил с речью на форуме, в Риме правил Сулла. Диктатура Суллы, жестокая и кровавая, была своеобразной попыткой утвердить аристократическую республику методами деспотической монархии. Оппозиция против Суллы (конечно, тайная и робкая) объединяла не только всадников и плебс, но и многих представителей сенатской знати. К этой оппозиции примкнул и молодой Цицерон. В одной из своих судебных речей он задел влиятельного вольноотпущенника Суллы, в другой поставил под сомнение один из законов Суллы, - выпады мелкие, но достаточные, чтобы привлечь неблагосклонное внимание правителя. Цицерон, всегда осторожный, начинает беспокоиться за свою судьбу, и после трех лет удачной адвокатской практики неожиданно покидает Рим, по его словам, для поправления здоровья и усовершенствования в искусстве.
Только после смерти Суллы, в 77 г. двадцатидевятилетний Цицерон возвращается в Рим. Здесь уже идёт успешная борьба за ликвидацию сулланского режима: всадничество и плебс добивались хотя бы тех же прав, которые они имели до Суллы, а сенатская знать, опасаясь появления нового диктатора, охотно шла на уступки. Первые речи Цицерона еще не были забыты: молодой оратор радостно принят демократическим блоком, он удачно женится на Теренции, богатой невесте из знатного рода, и в 76 г. избирается на должность квестора.
Расцвет деятельности Цицерона совпадает с последним периодом гражданских войн в Риме. Республика умирала в страшных конвульсиях. Было подавлено последнее грозное восстание рабов, руководимое Спартаком. Римская демократия, обескровленная и в значительной части деклассированная, уже не была способна к крупным выступлениям. На политической арене, в сущности, осталась только одна реальная сила: профессиональная военщина, которой руководили беспринципные политиканы, стремившиеся к личной власти и обогащению. Помпей, Цезарь, Антоний, Октавиан — за ними почти не было сколько-нибудь определенных социально-классовых группировок. Зато за ними стояла армия, и они были сильны той страстной жаждой «порядка», которая с каждым годом все сильнее охватывала римское общество.
Положение более принципиальных политиков — Цицерона, Брута, Катона — в эту эпоху было невероятно тяжелым. Те из них, что были прямолинейны и непримиримы, — гибли, хотя и со славой, однако ничего не добившись своей гибелью. Те, что были гибки и склонны к компромиссу, — метались из стороны в сторону и тоже гибли, только бесславно... Конечно, политическая и личная неустойчивость Цицерона, иногда граничившая с легкомыслием, до известной степени была результатом его характера. Но в еще большей степени она была следствием классовой принадлежности Цицерона и общей политической обстановки. В этом отношении он был типичен для своего времени.1
Глава 2. Цицерон и его «Брут».
2.1 Цицерон и «аттики».
Так вскоре стало ясно, что политическая роль Цицерона была уже сыграна, это понимали все, и он сам в первую очередь. У него оставалось единственное утешение - слава первого оратора своего времени. Тем болезненнее он почувствовал, что и эта его слава была под угрозой. С молодых лет Цицерон выработал свой идеал красноречия, стремился к нему и считал, что близок к его достижению. А теперь, вернувшись в Рим после четырехлетнего отсутствия, он увидел, что на смену его поколению выдвинулось новое, не разделявшее его ораторских идеалов и искавшее иного совершенства. Во главе этих новых на форуме людей стояли Лициний Кальв, талантливый поэт и темпераментный оратор, и Марк Юний Брут, уже знакомый нам молодой друг Цицерона; к ним примыкали Марк Калидий, Квинт Корнифиций, Азиний Поллион, все личные знакомые Цицерона и по большей части цезарианцы. Им было по тридцать-сорок лет; называли они себя "аттиками".
Им нравился более всего самый дух учености, труднодоступного искусства, умственного аристократизма, проникавший реставраторские изыскания греческих риторов. Это было поколение, вступившее в политическую жизнь Рима уже после того, как террор Мария и Суллы оборвал преемственность древних республиканских традиций; заветы Сципиона, Сцеволы и Красса для них уже не существовали, и на агонию республики они смотрели не с болью, как Цицерон, а с высокомерным равнодушием. От политических дрязг они уходили в личную жизнь, в искусство и в науку; чем меньше общего имели их занятия с интересами форума, тем дороже им были эти занятия. Такова была ученая и любовная поэзия Катулла и Кальва, подражавшая изысканнейшим александрийским образцам, такова была философия Лукреция с ее аполитизмом и пафосом чистой науки, таковы были их исследования в области грамматики (так называемый аналогизм, о котором нам еще придется говорить), права, энциклопедических наук и т. д. Благозвучие словосочетаний, периодический строй, ритм - все это казалось уже позднейшими ухищрениями, недостойными истинного "аттика"; и писатели, приверженные к такого рода, изяществу речи, клеймились именем "азианцев". Первым среди них, разумеется, был Цицерон. Тацит и Квинтилиан сохранили память о тех нападках, какими осыпали Цицерона римские аттицисты. В письмах Кальва и Брута к Цицерону, из которых легко увидеть, что Кальв казался Цицерону бескровным и сухим, Брут - вялым и несвязным, но и Цицерон в свою очередь подвергался "нареканиям от Кальва за расплывчатость и бессилие, а от Брута (по его собственным словам) за изломанность и развинченность". Квинтилиан подтверждает: "Современники дерзали даже нападать на него как на оратора азианского, напыщенного, не в меру обильного, излишне щедрого на повторения, подчас холодного в шутках, изломанного в построении речи, тщеславного и чуть ли не женоподобного (что было ему совершенно несвойственно); в особенности набрасывались на него те, которые желали казаться подражателями аттиков".
2.2 Марк Туллий Цицерон и Марк Юний Брут.
Конечно, Цицерон не мог примириться с таким отношением к его эстетической программе и к его ораторским достижениям. Едва освоившись с новым положением в Риме, он начинает полемику против аттицистов. Обстоятельства складывались для него благоприятно: в 47 г. скончались Калидий и Кальв, еще раньше погибли в гражданской войне Курион и Целий, и теперь вождем аттицизма бесспорно оставался Брут, близкий друг и политический единомышленник Цицерона, глубоко уважавший старого оратора. Цицерон мог надеяться, что ему удастся убеждением отвратить Брута от аттицизма и сделать его своим наследником в искусстве величественного традиционного стиля. К Бруту Цицерон обращает оба свои сочинения 46 г.: в "Бруте" он выступает собеседником, в "Ораторе" - адресатом. Цель этих сочинений - обосновать законность и превосходство того ораторского идеала, пути к которому Цицерон указал в диалоге "Об ораторе". Обоснование двоякое: с точки зрения исторической в "Бруте", с точки зрения теоретической в "Ораторе".
2.3 Сочинение «Брут»
"Брут" был написан раньше, хотя по содержанию он был менее важен для Цицерона, чем "Оратор". По-видимому, лишь случайное обстоятельство побудило Цицерона взяться в первую очередь за историю, а не за теорию красноречия. Друг Цицерона, Аттик. только что закончил "Летопись" - небольшой исторический труд, о котором Цицерон упоминает не раз и с неизменным восхищением. Если бы этот труд дошел до нас, вряд ли мы разделили бы восторг Цицерона; по-видимому, это была простая хронологическая таблица с указанием имен магистратов каждого года и важнейших событий римской (а отчасти и греческой) истории, случившихся в эти годы. Однако нужно вспомнить все несовершенство древнего летосчисления, которое не знало последовательной нумерации годов и поэтому сталкивалось с постоянными трудностями при расчете промежутков между событиями и с еще большими - при синхронистических сопоставлениях: тогда мы оценим значение книги Аттика для римских историков. Для Цицерона же она имела и другое значение. Римское красноречие было, прежде всего, красноречием политическим, и этот однообразный перечень консулов и преторов за пятьсот лет был в то же время перечнем ораторов, более значительных или менее значительных, память о которых жила в римском красноречии и на опыте которых учились молодые ораторы. Книга Аттика побудила Цицерона упорядочить свои юношеские воспоминания, расположить их в хронологической последовательности и обобщить мыслями о направлении развития римского красноречия и о его уроках. Так создался "Брут".
Художественная форма "Брута" - диалог, но диалог не столь драматически разработанный, как в книгах "Об ораторе": в нем меньше платоновского и больше аристотелевского элемента2. Действующие лица диалога - сам Цицерон, Брут и Аттик; но по существу их беседа представляет собой длинную лекцию Цицерона по истории ораторского искусства, лишь изредка в паузах перебиваемую репликами или дополнениями собеседников.
План сочинения определяется материалом: это - хронологический обзор римских ораторов в последовательности их консульских или преторских дат (нарушаемой лишь сравнительно редко) с краткими характеристиками каждого. Для удобства обозрения материал более или менее отчетливо членится на несколько периодов, приблизительно соответствующих поколениям:
-
время до Катона (53-60)
-
время Катона (61-80)
-
время Лелия и Гальбы (81-102)
-
время Гракхов (103-138)
-
время Красса и Антония (139-200)
-
время Сульпиция и Котты (201-233)
-
время Гортензия (233-329)
Имя Гортензия служит как бы рамкой и хронологическим рубежом повествования: сожалением о его недавней смерти (в 50 г.) начинается книга Цицерона, рассуждением о его красноречии она кончается.
Ораторов, которые еще живут и здравствуют, Цицерон намеренно не касается: исключение сделано лишь для Цезаря и Марцелла, да и то лестная речь о Цезаре вложена в уста Аттика. Периоды, намеченные Цицероном, довольно обширны, поэтому внутри них он подробно останавливается лишь на более видных ораторах, а второстепенных перечисляет небольшими группами; иногда группировка производится по какому-нибудь явному признаку (ораторы-стоики, 117-121; ораторы неримского происхождения, 169-172; ораторы, погибшие в гражданской войне, 265-269), но часто - просто для легкости изложения.
Вступлением к обзору римского красноречия служит очень краткий обзор греческого красноречия (26-38) с хронологическим сопоставлением греческой "и римской древности (39-51). Отступления в ходе повествования немногочисленны (если не считать попутных замечаний о хронологии, о подлинности текстов и т. п.). Выделяется лишь одно, с явным расчетом помещенное в самой середине сочинения - о соотношении суждений знатоков и публики (183-200).
Общее число ораторов, перечисленных Цицероном в "Бруте" - свыше двухсот. Он намеренно старается упомянуть даже самых незначительных деятелей римского красноречия. Цель его при этом двоякая: во-первых, показать, что Рим всегда славился рвением к художественному слову (впрочем, он сам не очень всерьез принимает всю эту массу ораторов, однако свое скептическое к ним отношение высказывает не лично, а устами трезво мыслящего Аттика - см. 244 и 297); во-вторых, подчеркнуть, как много достойных граждан стремилось достичь идеала красноречия и сколь немногим это удавалось, - эта тема уже звучала во введении к диалогу "Об ораторе".
Источниками для суждений Цицерона были, прежде всего, собственные речи ораторов, записанные и сохранившиеся. Не следует слишком доверять его словам, когда он говорит, что "отыскал и прочитал" сто пятьдесят речей Катона (165); но несомненно, что со своим неизменным интересом ко всему, что касалось красноречия, Цицерон читал их больше, чем кто-нибудь из его современников. Ценность таких речей была неодинакова: одни из них были записаны самими авторами, другие - скорописцами на форуме, некоторые сохранились лишь в конспектах, были даже подложные речи. Почти всех римских ораторов двух последних поколений Цицерон знал лично, видя и слыша их на форуме в течение сорока лет, и судил о них по собственным впечатлениям. Об ораторах предыдущих двух поколений Цицерон мог в юности слышать подробные рассказы от Сцеволы, Красса и других старших современников: "Мы утверждаем это, опираясь на воспоминания отцов", - ссылается он в одном месте (104 -о талантах Тиберия Гракха и Карбона). Характерно, что говоря о тех ораторах, которых он видел собственными глазами, Цицерон никогда не упускает случая упомянуть об их внешности, голосе и жестах, тогда как о более ранних ораторах ему удается это сообщить лишь в редких случаях. Красноречие догракховского времени известно Цицерону лишь по писанным речам, а красноречие докатоновского времени - лишь по догадкам. Из исторических сочинений, содержавших важный для историка красноречия материал, Цицерон пользовался "Началами" Катона (где Катон приводил собственные речи - 66, 75, 89, 90) и "Анналами" Фанния (может быть, лишь в извлечении, сделанном Брутом - 81, ср. "К Аттику" XII, 5, 3); привлекал также стихи Энния (58), Луцилия (160, 172), Акция (72). Другие литературные источники Цицерона скрыты от нас обычной для диалога условной безличностью: "говорят", "известно", "мы слышали" и т. п.
2.4 Значение «Брута» для риторики.
Историко-литературное значение "Брута" огромно. Это едва ли не единственное связное и полное сочинение по истории литературы, сохранившееся, до нас от античности. Без этих заметок Цицерона, при всей их краткости и схематичности, наше представление о началах римской прозы было бы гораздо более смутным. Для Цицерона римское красноречие было предметом национальной гордости, и он был счастлив, стать первым его историком. "Я воздал немалую хвалу римлянам в той нашей беседе, которую я изложил в "Бруте" как из любви к своим, так и из желания ободрить других", - писал он впоследствии. Однако главная цель произведения заключалась не в этом. "Весь этот наш разговор ставит целью не только перечисление ораторов, но и некоторые наставления", - признается он в конце диалога (319). "Брут"- сочинение прежде всего критическое и полемическое.
Литературно-критическая направленность "Брута" видна, прежде всего, в многочисленных оценках отдельных ораторов. Здесь Цицерон наименее оригинален. Его критерии соответствуют традиционной системе школьной риторики: "дарование - ученость - усердие"3, "красноречие совещательное - красноречие судебное"4, "нахождение - расположение - изложение - произнесение"5, "правильность- ясность - пышность - уместность", "убеждение - услаждение - волнение"6; по рубрикам этой схемы раскладываются достоинства и недостатки каждого оратора; и лучшим показателем практичности этой выработанной веками схемы является то, что для каждого оратора она дает свое неповторяющееся сочетание характеристик. Разумеется, при вынужденной беглости обзора эта рубрикация все одних и тех же качеств делает характеристики бледными и монотонными. Избегая этого, Цицерон старается объединять важнейшие имена попарно, чтобы они оттеняли друг друга: так, в Лелии было больше изящества для убеждения, а в Гальбе больше силы для возбуждения волнения (89); Антоний был сильнее в произнесении, Красс - в подготовке речи (215); Котта отличался искусной сдержанностью, Сульпиций - патетической пылкостью (202-203) и т. д. В тех же профессиональных терминах оценивает Цицерон и отдельные речи своих ораторов (159-162, 194-198 и др.). Современный читатель, который требует от критики, прежде всего выявления индивидуальности и внутреннего единства писательского творчества, может остаться, не удовлетворен подобными характеристиками; но следует помнить, что Цицерон пишет не серию литературных портретов, а обзор развития красноречия, и черты общего для него важнее, чем черты индивидуального.
Таким образом, Цицерон в своей истории красноречия рисует продуманную картину исторического прогресса и постоянного восхождения от ничтожества к совершенству. "Ничто не начинается с совершенства", - заявляет он, и подтверждает это примерами из истории литературы и искусства (69-73, ср. 26-36 и 296). Он относится к древности с глубоким почтением, но не как к живому образцу, а как к музейному памятнику; он готов допустить даже подражание Катону, но лишь при условии, чтобы были исправлены и улучшены все несовершенства Катона, очевидные современному взгляду (69; "я не столько порицаю древность за то, чего в ней нет, сколько хвалю за то, что в ней есть", - скажет он потом в "Ораторе", 169). Эта концепция прогресса - прямая противоположность той концепции упадка и искусственного возрождения, которой придерживались аттицисты. Цицерон согласен, что за достигнутым совершенством наступает упадок, как это случилось в Афинах после Демосфена и Эсхина; но римское красноречие, по его мнению, еще не достигло своей вершины, и поэтому говорить об упадке рано: золотой век римского слова не позади, а впереди. Три раза на протяжении своего сочинения Цицерон вступает с римскими аттицистами в открытый спор. В первый раз он выступает против исторических спекуляций аттицистов - наполовину иронически, наполовину серьезно он показывает," что с точки зрения концепции упадка и возрождения аттицистам следовало бы возрождать в римском красноречии стиль не грека Лисия, а римлянина Катона; и если они в своей утонченности этого не делают, то это значит, что их концепция к истории римского красноречия неприменима (63-70). Во второй раз он выступает против теоретических убеждений аттицистов, против их ученого снобизма и пренебрежения к вкусам толпы: Цицерон утверждает, что оратор тем и отличается от других писателей и мыслителей, что должен иметь дело не со знатоками, а с толпой, и если он не хочет или не может увлечь толпу, то он - не настоящий оратор, как бы высоко ни ценили его ученые критики: истинное красноречие - всегда только то, которое одинаково нравится и народу и знатокам (183-200). Наконец, в третий раз он делает окончательный вывод из этих двух положений: аттицисты не имеют права именовать себя аттицистами, потому что они не умеют ни выбрать образец, ни подражать ему.
Смерть Гортензия, последнего в ряду великих ораторов прошлого, старшего современника, соперника и друга Цицерона, представляется на этом фоне символической. Цицерон скорбит о смерти талантливого человека в эту пору, когда государство так оскудело талантливыми людьми; но он признает, что Гортензий умер вовремя, что даже если бы он остался жив, он мог бы лишь оплакивать беды государства, до был бы бессилен им помочь (1-4). Гортензий, предтеча Цицерона, смолкнул после того, как прошел свой ораторский путь до конца; сам Цицерон вынужден смолкнуть на середине своего пути; наследник Цицерона, Брут, от которого Цицерон ждет еще большей славы для римского красноречия, смолкает в самом начале своего пути к славе и должен искать утешения в философии (329- 333). Роковым образом внешние причины приводят римское красноречие к гибели в то самое время, когда внутреннее развитие приводит его к расцвету. В этом - жестокий трагизм участи латинского слова. Эта трагическая атмосфера пронизывает весь диалог, придавая значительность и важность даже такому событию, как опор о стиле между Цицероном и аттицистами.
Закончив "Брута", Цицерон поспешил послать книгу ее герою, Марку Юнию Бруту, который в это время был наместником Цизальпинской Галлии, а сам взялся за сочинение похвального слова Катону, весть о гибели которого только что донеслась из Африки. Брут живо откликнулся на сочинение Цицерона. Переписку Цицерона с Брутом о вопросах красноречия читал еще Квинтилиан7; если бы она дошла до нас, нам многое стало бы яснее и в составе, и в плане, следующего риторического сочинения Цицерона. Однако ясно, что Брут соглашался далеко не со всеми оценками старых и новых ораторов, предложенными Цицероном. Отказываясь их принять, он просил Цицерона разъяснить те критерии, на которых он основывается в своих суждениях, - главным образом, разумеется, в области словесного выражения и, в частности, по вопросу об ораторском ритме ("Оратор", 1, 3, 52, 174). В ответ на эту просьбу Цицерон тотчас по окончании слова о Катоне принимается за сочинение трактата "Оратор", завершающего произведения своей риторической трилогии. Трактат был начат, по-видимому, летом того же 46 г. и закончен до конца года.
Разъяснить критерии художественных оценок - это значило для Цицерона обрисовать идеальный образ, совмещающий в себе высшую степень всех достоинств и служащий мерилом совершенства для всех конкретных произведений искусства. "Так как нам предстоит рассуждать об ораторе, то необходимо сказать об ораторе идеальном, - ибо невозможно уразуметь суть и природу предмета, не представив его глазам во всем его совершенстве как количественном, так и качественном", - писал Цицерон еще в сочинении "Об ораторе" (III, 85). Там этот образ идеального оратора появлялся лишь мимолетно в речи философствующего Красса; здесь он стал центром всего произведения. Цицерон без конца подчеркивает идеальное совершенство рисуемого образа, разъясняет его как платоновскую идею красноречия, несовершенными подобиями которой являются все земные ораторы. Этот идеал недостижим, поэтому все дидактические наставления полностью исключаются из трактата: "мы не будем давать никаких наставлений, но попытаемся обрисовать вид и облик совершенного красноречия и рассказать не о том, какими средствами оно достигается, а о том, каким оно нам представляется"; "пусть видно будет, что я говорю не как учитель, а как ценитель. Именно этот недостижимый идеал есть цель и стимул развития красноречия. Книги "Об ораторе" рисовали индивидуальный путь к этой цели - образование оратора, "Брут" показывал общий путь к этой цели - становление национального красноречия, "Оратор" должен был, наконец, раскрыть самое существо этой цели, завершив тем самым картину риторической системы Цицерона.
Заключение
Вопрос о судьбах римского красноречия распадается на два вопроса - о жанре и о стиле красноречия. Квинтилиан признавал незыблемость жанра красноречия, но предлагал реформировать стиль. Тацит отрицает жизнеспособность самого жанра красноречия (политического и судебного) в новых исторических условиях. Это мысль не новая: она трагической нотой звучала в том же цицероновском "Бруте"; и если Квинтилиан, читая "Брута", учился быть критиком, то Тацит, читая "Брута", учился быть историком.
Квинтилиан стремился перенести в свою эпоху достижения Цицерона, Тацит - методы Цицерона. Квинтилиан пришел к реставраторскому подражанию, Тацит - к дерзкому эксперименту. И то и другое было попыткой опереться на Цицерона в борьбе против модного красноречия: но путь Квинтилиана был удобен для бездарностей, путь Тацита доступен только гению. Поэтому на обоих путях цицероновскую традицию ждала неудача: классицизм Квинтилиана в течение двух-трех поколений выродился в ничто, а искания Тацита не нашли ни единого подражателя, и стиль его остался единственным в своем роде. Это было последнее эхо цицероновского призыва к обновлению риторики. Господином положения осталась риторическая школа, и на этот раз уже окончательно, до самого крушения античного мира. Она дала Греции и Риму еще много талантливых писателей, много красноречивых риторов, много ярких произведений, но все это была литература новой формации, не знавшая и не желавшая знать заветов эллинской и римской республиканской классики. Риторическая программа Цицерона им уже чужда и непонятна. Книги "Об ораторе", "Брут", "Оратор" читаются все меньше и упоминаются все реже. Зато ученическое сочинение "О нахождении", банальный эмпиризм которого заставлял когда-то краснеть Цицерона, благоговейно изучается и переписывается. Наконец, "темные века" раннего средневековья погружают риторическую трилогию Цицерона в полное забвение, из которого ее воскрешает лишь гуманистическое Возрождение XV в.
Список литературы
-
Аверинцев С.С. Античная риторика и судьбы античного рационализма. М., 1991.
-
Авеличев А.К. Возвращение риторики // Общая риторика. М., 1986.
-
Безменова Н.А. Очерки по теории и истории риторики. М., 1991.
-
Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М., 1989.
-
Гаспаров М.Л. Античная риторика как система // Античная риторика: Риторическая теория и литературная практика. М., 1991.
-
Гаспаров М.Л. Цицерон и античная риторика // Цицерон и его время. М., 1972.
-
Исаева В.И. Античная Греция в зеркале риторики: Исократ. М., 1994.
-
Куманецкий К. История культуры Древней Греции и Рима. М., 1990.
-
Курбатов Г.Л. Ранневизантийские портреты: К истории общественно-политической мысли. Л., 1991.
Достарыңызбен бөлісу: |