Маршрутами, тропами

«Тайга – горная лесная глушь

и дичь… Где нет никакого

жилья на огромном просторе».

(1987-1998)

С 1987 года началась другая продолжительная поисковая эпопея. Её можно было бы назвать Аяно-Майской, по названию самого крупного (примерно 160 000 квадратных километров) и самого слабонаселённого (всего 0.03 человека на квадратный километр) северного района Хабаровского края.

Объектом интересов «Таёжки» стали два удаленных хребта в бассейне Учура – Луриканский и Улканский – оба довольно высокие, по 1500-1800 метров. Хребты разделяются широкими часто заболоченными долинами у склонов сопок, а вдоль рек обычно произрастают дремучие еловые и лиственничные леса. Посёлков и постоянного населения в этом районе нет; без сомнения, он является одним из самых пустынных на всем Дальнем Востоке.

Мы не случайно оказались в Аяно-Майском районе – он перспективен на поиски «модных» в Мире урановых месторождений «типа несогласия», размещающихся в зонах структурно-стратиграфических несогласий между архейскими и протерозойскими толщами, а также на другие типы месторождений, например, в альбитовых метасоматитах и эйситах.

1987 г. На древнем Улканском хребте.

В 1987 году мы забрасывались вертолетом через старую базу в Охотске, с подсадкой в крошечном аэропорте Уйка возле Аяна. Там сбегали к морю с А. Скосырских по взлётной полосе, которая выходила прямо к береговой линии; направо и налево от неё виднелись крутые скальные обрывы, а у берега в воде стояли кекуры – скалы «два брата».

Ходить по хребту и его отрогам там удобно: склоны словно по заказу покрыты плотным мелким гравием. А по периферии простирается среднегорье-низкогорье, сложенное столь же древними вулканитами. Здесь долины речек заболочены, а верхушки сопок покрыты чистыми сосновыми лесами.

Оцениваемый нами участок Бириндя представлял собой естественный петрографический музей под открытым небом, расположенный в центре древней вулканической постройки. Спецификой участка является то, что по породам проявлена интенсивная альбитизация с редкоземельной минерализацией, что является для вулканитов случаем редким. Альбититы представляют собой эффектные поделочные породы сахарно-белого цвета с контрастными черными пятнами агрегатов рибекита. Внешне они выглядят словно пёстрая шкура леопарда и местами украшены крупными мечевидными кристаллами медово-желтого монацита или вкрапленностью выделений розовых цирконов.

На Биринде рудные зоны вскрывались канавами, которые я задавал и впоследствии принимал (документировал). Спустя некоторое время после начала работ ко мне подошел горняк Хромойкин и попросил ружье. «Зачем тебе?» – удивился я, подразумевая, что канавщик явно не расположен к охоте. «А там медведь в кустах зубами лязгает» – дословно ответил тот. Мне подумалось, что у старика разыгралась фантазия, но потом я обратил внимание, что вещи у кострища действительно покусаны и погрызены.

Позже мне самому удалось увидеть этого медведя, и весьма близко. Однажды, когда двое наших горняков ушли в лагерь, я сидел в глубокой канаве, зарисовывая в журнал её стенки и полотно. Неожиданно раздалось какое-то звяканье; я поднял глаза и увидел стоящего в десяти метрах на краю канавы справного чёрного мишку, который, не обращая на меня внимания, увлеченно вылизывал банки из-под тушёнки. Видимо, он действительно лежал за кустом, дожидаясь ухода канавщиков, а потом, очевидно решив, что никого больше нет, пришел посмотреть, нельзя ли чем поживиться. Я похолодел: ведь если медведь меня увидит и спрыгнет в канаву, от меня только «перья» полетят. Мое ружье и рюкзак с пистолетом, к несчастью, лежали прямёхонько под зверем. Делать что-то надо было, и тогда пришлось изобразить психологическую атаку – завопить погромче и с размаху выскочить из канавы. Перепуганный медведь сильно вздрогнул всем телом и с невероятной быстротой бросился наутек по прорубленному профилю, и мой выстрел ему вслед из ружья просвистел в «молоко». После того, как зверюга скрылся в кустах, я побродил немного по его следам и вернулся обратно, где, к своему большому удивлению, снова обнаружил мишку, сидящего на прежнем месте у канавы. Не успел я вскинуть ружьё, как он с ловкостью белки высоко прыгнул – и глаза не поверили: это было почти сальто-мортале! Приземлившись на все лапы, медведь снова дал стрекоча, и опять так же быстро, со скоростью мчащейся лошади.

Позже мы видели его возле лагеря и ещё раз на тропе, когда он подкрадывался к моей добыче – кучке настрелянных рябчиков.

Кроме канав, я занимался маршрутами в районе горы Командной и зоны Улканского разлома, и мои коллеги тоже не сидели на месте. А.С., например, сходил на север, притащил оттуда здоровенный образец будинированных пород (и не лень же была волочь), а в другой раз – тайменя (его называют еще «байкальской щукой» или «сибирским лососем»), который случайно забрался на свою голову в такую небольшую речку, как Бириндя. А.С. с «сотоварищи» увидели его в яме и сразу достать не могли, но взяли измором: гоняли палкой, кидали камни, стреляли из пистолета. Замученная таким образом рыбина (в ней оказалось семь килограммов) наконец-то сдалась и всплыла на поверхность, где получила пулю в лоб из нагана.