Миранда против штата Аризона (революция суда Уоррена)

Любопытно, что эта фраза, ставшая неотъемлемым атрибутом большинства "полицейских боевиков", впервые прозвучала вовсе не из уст какого-нибудь мэтра детективного жанра. Ее произнес Председатель Верховного суда США Эрл Уоррен при оглашении решения по делу Миранда против штата Аризона.

13 июня 1966 г. в уголовном процессе США произошло событие, которое впоследствии стали называть "революцией суда Уоррена". В этот день Верховный суд Соединенных Штатов пятью голосами против четырех вынес решение по делу Миранда против штата Аризона, которому суждено было стать одним из наиболее важных, известных, неоднозначных и широко критикуемых решений высшей судебной инстанции США.

На протяжении трех предшествующих десятилетий (начиная с дела Браун против штата Миссисипи (1936) проблема использования показаний задержанных и подсудимых при рассмотрении уголовных дел в судах штатов находилась в центре внимания Верховного суда США. Особую важность представлял вопрос добровольности таких признаний. Показания задержанных квалифицировались как "добровольные" и, соответственно, процессуально пригодные, или же, наоборот, запрещались надлежащей правовой процедурой как вынужденные на основании критериев, которые менялись с течением лет. Обычно допустимость показаний определялась путем предусмотренных надлежащей правовой процедурой проверок добровольности показаний, равно как и всех обстоятельств, при которых эти показания были получены. В рамках этого подхода суды должны были определять не только степень добровольности полученных показаний, но и что именно понималось под добровольностью.

Несмотря на то, что при рассмотрении едва ли не каждого дела неизменно подчеркивалась важность соблюдения конституционных принципов ведения допроса, нередко добровольными признавались показания подозреваемого, который сначала подвергался давлению со стороны полиции, "а затем, после того как от него добивались требуемых показаний, он получал возможность скушать гамбургер и хорошо выспаться. С другой стороны, суд мог прийти к выводу, что методы, применявшиеся при допросе, носили жесткий или оскорбительный характер (особенно при наличии таких факторов, как юный возраст или малообразованность подозреваемого), и тогда полученные показания квалифицировались как вынужденные и, соответственно, становились процессуально непригодными. Так, например, в уже упомянутом деле Браун против штата Миссисипи обвинение в убийстве базировалось на признаниях, полученных в процессе избиения задержанного, т. е. в результате физического принуждения.

Верховный суд счел необходимым отменить решение об осуждении как основанное на очевидно не заслуживающих доверия показаниях. Верховный судья Чарлз Хьюз сформулировал это следующим образом: "Речь идет не о праве штата отменить привилегию против самообвинения... Принуждение, заключающееся в "выколачивании" признания под пыткой, принципиально отличается от принуждения в форме издания судьей приказа о вызове в суд, на основании которого обвиняемый изменит свой статус и станет участвовать в процессе уже в качестве свидетеля и таким образом будет вынужден давать показания... Если какой-либо штат в состоянии обойтись без суда присяжных, это еще не значит, что вместо рассмотрения дела в суде нужно устраивать ордалии. Дыба и камера пыток - плохая замена свидетельским показаниям в суде... Использование полученных подобным образом показаний в качестве основы для выдвижения обвинения и вынесения приговора представляло собой чистой воды отрицание принципа надлежащей правовой процедуры" (Свод Законов Соединенных Штатов, титул 297, 1936 г.).

После вынесения решения по делу Браун против штата Миссисипи, когда было признано, что противоречащее основополагающим принципам американской конституции принуждение может иметь место и без применения методов "физического убеждения" в отношении подозреваемого, участились случаи обращений по поводу дачи вынужденных показаний. Следует отметить, что до середины 60-х годов привилегия против самообвинения, гарантированная Пятой поправкой к Конституции ("никто не может быть принужден... свидетельствовать против самого себя"), не действовала в судебных системах штатов в тех случаях, когда допрос производился полицейскими в любом изолированном помещении, включая места предварительного заключения. Согласно господствовавшей в то время точке зрения, принуждение к даче показаний имело ярко выраженную юридическую окраску, то есть представляло собой угрозу применения определенных санкций. Поэтому считалось, что если задержанному не угрожали привлечением его к уголовной ответственности, например, за лжесвидетельство (в случае дачи ложных показаний) или за неуважение к органам власти (в том случае, если задержанный вообще отказывался отвечать), то и никакого принуждения не было, и, следовательно, свидетельствовать против себя самого его тоже никто не заставлял. Это, в свою очередь, означало, что содержащиеся в Пятой поправке конституционные принципы были соблюдены, хотя совершенно очевидно, что сама атмосфера допроса в изолированном помещении давала задержанному все основания предполагать, что в случае отказа от "добровольного сотрудничества и помощи следствию" к нему будут применены определенные санкции правового характера. Задержанный, как правило, не знал, что он вправе вообще отказаться отвечать на вопросы сотрудников правоохранительных органов или же настаивать на предоставлении ему возможности пользоваться услугами адвоката, включая его присутствие во время допроса.

С другой стороны, размытость и известная непредсказуемость результатов проверки на добровольность предоставляла судам низших инстанций широкие возможности манипулировать ею таким образом, что процессуальную ценность обретали признания, полученные не вполне конституционным способом. Уповать на то, что справедливость восторжествует и Верховный суд пересмотрит и отменит такие решения, также не приходилось: чрезвычайная загруженность не позволяла высшей судебной инстанции США принимать к рассмотрению более чем два-три таких дела в год. Правда, следует отметить, что позиция высшей судебной инстанции США по вопросу об использовании вынужденных показаний в уголовном процессе не раз весьма четко формулировалась. Знаменитый судья Феликс Франкфуртер писал, что "использование данных в устной форме вынужденных показаний в уголовном судопроизводстве штатов вредно с точки зрения конституционности не только потому, что на такие показания невозможно полагаться.

Согласно принципам надлежащей правовой процедуры они являются недопустимыми даже в том случае, если путем проведения независимой экспертизы была установлена правдивость содержащихся в них заявлений. Вынужденные показания оскорбляют представления общества о "честной игре" и порядочности" (Рочин против штата Калифорния, Свод Законов Соединенных Штатов, титул 346. С. 165). Непрерывно растущий поток обращений, связанных с вынужденными показаниями, наглядно демонстрировал необходимость принципиально иного подхода к разрешению проблемы, которая постепенно принимала национальный масштаб.

Первый шаг был сделан в 1964 году, совсем незадолго до вынесения решения по делу Миранды.

К тому времени стало очевидно, что привилегия против самообвинения должна действовать не только в зале суда, но и в полицейском участке. В решении по делу Маллой против Хогана (1964), фабула которого, правда, не охватывала проблему вынужденных показаний, Верховный суд отметил, что привилегия против самообвинения является абсолютно применимой не только в федеральной системе, но и в уголовных делах по законодательству штатов. В мотивировочной части решения Суд установил, что допустимость доказательств в федеральных судах и судах штатов следует определять на основании положений Пятой поправки к Конституции. В этом же решении Верховный суд сделал еще одну новацию исключительной важности: он провозгласил право задержанного хранить молчание до тех пор, пока сам задержанный не решит его нарушить и начать давать показания по доброй воле.

Кульминацией активных поисков альтернативы проверки на добровольность стало решение Верховного суда по делу Миранда против штата Аризона. Обвиняемый по делу Эрнесто Миранда был неимущим гражданином двадцати трех лет от роду, так и не закончившим среднюю школу. Его арестовали по обвинению в киднепинге и изнасиловании и доставили в полицейский участок в городе Феникс, штат Аризона. Там он был опознан жертвой и препровожден в некое закрытое помещение, где и был допрошен полицейскими. Поначалу Миранда упорно утверждал, что он невиновен, однако через два часа допрашивавшие его полицейские вышли из комнаты допроса с письменным признанием Миранды, скрепленным его подписью. Суд счел этот документ процессуально пригодным, и Эрнесто Миранда был признан виновным в совершении изнасилования и киднепинга.

На первый взгляд, признание Миранды, взятое в отрыве от обстоятельств его получения, являлось допустимым согласно тесту на добровольность. По сравнению с тем, как представители правоохранительных органов обходились с обвиняемыми по многим другим делам (добиваясь от них показаний, которые в итоге квалифицировались как вынужденные), Миранду допрашивали в щадящем режиме. Но акценты уже в значительной степени сместились, и во главу угла было поставлено максимальное соблюдение прав задержанного и внесение принципиальных изменений в тактику допроса.

В решении до делу Миранды председатель Верховного суда Уоррен подчеркнул, что Суд не создал ничего принципиально нового для американской юриспруденции: речь идет, в первую очередь, о применении хорошо известных основополагающих принципов федеральной Конституции. Суд счел, что в деле Миранды были нарушены права обвиняемого, гарантированные Пятой и Шестой поправками к Конституции. "На сегодняшний день не может быть сомнений в том, что гарантированная Пятой поправкой привилегия против самообвинения должна быть доступна и за пределами здания суда, ибо она служит для того, чтобы защитить от необходимости самообвинения всех тех, кто поставлен в условия, так или иначе ограничивающие свободу действия". Особое внимание было обращено на то, что гораздо чаще ощущение вынужденной необходимости начать давать показания возникает в местах предварительного заключения, полицейских участках и иных изолированных помещениях, нежели в зале суда, где нередко находятся независимые наблюдатели, само присутствие которых совершенно меняет атмосферу дачи показаний. Ссылаясь на дело Маллой против Хогана, судья Уоррен подчеркнул, что результатом применения доктрины добровольности в уголовных делах по законодательству штатов явилось распространение такой практики допроса, при которой на задержанного оказывалось существенное давление, не дававшее ему возможности свободного и разумного выбора.

Верховный суд определил правила поведения сотрудников правоохранительных органов во время допроса: "Мы пришли к выводу, что без надлежащих процессуальных гарантий допрос лица, заключенного под стражу и подозреваемого или же обвиняемого в совершении преступления, неизбежно подразумевает известный прессинг, ослабляющий способность задержанного к сопротивлению и вынуждающий его делать совершенно неожиданные заявления". Для того чтобы ликвидировать или хотя бы свести к минимуму подобный прессинг, а также в целях предоставления задержанному полной возможности для осуществления привилегии против самообвинения, "обвиняемому должны быть надлежащим образом разъяснены его права, а реализация этих прав должна быть в полной мере обеспечена".

В решении неоднократно говорится о том, что проведение допроса в изолированном помещении воздействует на психику задержанного таким образом, что он начинает говорить то, чего никогда не сказал бы при иных обстоятельствах. Особо сильный прессинг на задержанного оказывается в условиях так называемого содержания "инкоммуникадо", т. е. содержания под стражей без права вступать в контакт с родственниками или защитником. Верховный суд определил, что перед тем, как приступить к допросу, полицейские обязаны сообщить задержанному о имеющемся у него праве пользоваться услугами адвоката. Задержанный вправе сам выбрать себе адвоката в том случае, если он в состоянии оплатить его услуги. Но отсутствие средств у задержанного вовсе не означает затруднения реализации его права на получение квалифицированной юридической помощи. Судья Уоррен подчеркнул, что задержанному следует четко объяснять, что ему может быть предоставлен государственный адвокат, который будет представлять его интересы и до назначения этого адвоката задержанный не будет подвергаться допросам. Если же это не будет сделано, то у задержанного может сложиться впечатление, что он вправе воспользоваться услугами адвоката только в том случае, если он в состоянии сам оплатить его услуги. Задержанный не обязан требовать адвоката перед допросом, но если он не требует предоставления ему адвоката, возможности связаться со своим адвокатом или присутствия адвоката во время допроса, это не означает, что задержанный отказывается от своего права на юридическую помощь. Если же допрос все-таки был проведен в отсутствие адвоката и с задержанного были сняты показания, на обвинение возлагается тяжкое бремя доказывания факта сознательного и добровольного отказа задержанного от использования привилегии против самообвинения и от осуществления права на юридическую помощь, предоставляемую адвокатом по назначению или по соглашению. Суд сделал особый акцент на том, что во всех случаях, когда по отношению к лицу, подозреваемому в совершении преступления, используется такая мера пресечения, как заключение под стражу, или же его свобода ограничивается властями иным способом, после чего задержанный подвергается допросу, возможность реализации его привилегии против самообвинения подвергается серьезной опасности "без использования соответствующих механизмов, способных предотвратить давление и принуждение, неизбежные в условиях предварительного заключения".

Следующий важный момент, который в обязательном порядке должен разъясняться задержанному, заключается в том, что задержанный не обязан давать показания и может хранить молчание. С этим неразрывно связано и следующее предупреждение, основная цель которого поставить задержанного в известность относительно последствий его согласия дать показания: все, сказанное задержанным, может и будет использовано против него в суде. Как отмечается в решении, "человек, вырванный из привычной обстановки и помещенный в условия предварительного заключения, в отношении которого применяется высококлассная техника убеждения, описанная в стандартных пособиях по тактике допроса, не может чувствовать ничего иного, кроме как обязанности начать говорить". Результатом этого, как правило, был квазидобровольный отказ от привилегии против самообвинения, проистекавший, кроме того, и из незнания задержанным своих прав.

Хотя знаменитое "предупреждение Миранды" прямо не прописано в тексте решения по делу, его основные позиции определяются без труда: задержанный имеет право хранить молчание; все, сказанное задержанным, может быть использовано против него; задержанный имеет право пользоваться услугами адвоката; неимущим может быть предоставлен государственный адвокат.

"Предупреждение Миранды" делается в тех случаях, когда подозреваемый доставлен в полицию и ему предстоит допрос. В своих последующих решениях (таких, как Мэтис против штата Нью-Йорк (1968), штат Род Айленд против Иннис (1980), Эстель против Смит (1981) и др.) Верховный суд неоднократно возвращался к таким дефинициям, как предварительное заключение и допрос, в известной степени расширяя и конкретизируя эти понятия. Суд определил, что предварительное заключение представляет собой ограничение свободы передвижения, осуществленное полицией (даже в том случае, если, например, подозреваемый насильно удерживался полицейскими в своем собственном доме (Ороско против штата Техас (1969)). Хотя, как правило, допрос осуществляется работниками правоохранительных органов, в отдельных случаях психиатрическая экспертиза (особенно тогда, когда ее результаты будут использованы при рассмотрении дела в суде) по сути своей также является допросом.

Весьма распространена точка зрения, согласно которой результатом определенной "разрядки напряженности" при допросах и закреплении за задержанными права на молчание и на помощь адвоката, который может присутствовать на допросе (будь на то желание его клиента), стало резкое снижение уровня раскрываемости преступлений. В статье "Цена "правила Миранды", опубликованной газетой "National Review" в январе текущего года, приводится убедительная статистика. Поскольку, как пишут авторы статьи Пол Кассел и Стивен Маркман, американские полицейские тщательно соблюдают требования "правила Миранды" и информируют задержанных об их правах, число уголовных дел, прекращенных вследствие того, что обвиняемые не были надлежащим образом "мирандизированы", относительно мало. По мнению авторов статьи, благодаря решению Верховного суда по делу Миранды значительно расширились ряды избежавших наказания преступников. На всей территории США желание задержанных сотрудничать со следствием также резко упало:

- в Филадельфии до дела Миранды 45 % подозреваемых по уголовным делам давали показания полицейским. После 1966 года эта цифра упала до 20 %;

- в Нью-Йорке частота дачи показаний упала с 49 до 15 %;

- в Питтсбурге статистика дачи показаний задержанными по подозрению в совершении грабежей, разбойных нападений и убийств снизилась с 60 % до 30 %.

В других городах также было зафиксировано резкое снижение в сфере дачи показаний подозреваемыми по уголовным делам; в масштабе страны эта цифра составила 16%.

Особенно убедительны эти цифры по сравнению со статистикой государств, где задержанные по подозрению в совершении преступления не столь подробно инструктируются полицейскими. Если в Соединенных Штатах полицейским удавалось получить признание задержанных в 40% случаев, то, например, в Великобритании, где "правило Миранды" не действует и задержанных уведомляют об имеющихся у них правах нечасто, подозреваемые признавались в содеянном от 61 до 85 % случаев.

Исследовав современную американскую статистику, авторы статьи приходят к неутешительному выводу, что благодаря "предупреждению Миранды" ежегодно примерно 4% совершенных преступлений (что в национальном масштабе составляет 28 000 тяжких преступлений против личности и 79 000 серьезных имущественных преступлений) остаются безнаказанными. С ними, конечно же, можно согласиться в том, что снижение раскрываемости преступлений - это плохо. Но если взглянуть на эту проблему с точки зрения соблюдения прав человека, нельзя не признать, что безусловным достижением явилось требование относиться с уважением даже к самому закоренелому преступнику и подробно информировать любое лицо, задержанное полицейскими по подозрению в совершении преступления, об имеющихся у него правах. И, наверно, легче смириться с тем, что кто-то заслуживающий наказания его избежал, чем с осуждением невиновного.

Е. МИШИНА

ПРАВИЛА МИРАНДЫ ПОДВЕРГАЮТСЯ КРИТИКЕ

Согласно ч. 2 ст. 48 Конституции РФ каждый задержанный, заключенный под стражу, обвиняемый в совершении преступления имеет право пользоваться помощью адвоката (защитника) с момента соответственно задержания, заключения под стражу или предъявления обвинения. В развитие этого положения в ч. 2 ст. 51 УПК РСФСР записано, что защитник с момента допуска к участию в деле вправе: иметь с подозреваемым и обвиняемым свидания наедине без ограничения их количества и продолжительности, присутствовать при предъявлении обвинения, участвовать в допросе подозреваемого, обвиняемого, а также в иных следственных действиях, производимых с их участием. Прежде всего к подозреваемым и обвиняемым имеет отношение положение ч. 1 ст. 51 Конституции РФ о том, что никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга или близких родственников.

В приведенных нормах заметно влияние правил Миранды, сформулированных в 1966 году Верховным судом США. Суть этих правил: "когда лицо заключено под стражу или каким-либо другим образом лишено властями свободы и подвергнуто допросу, возникает угроза праву гражданина против самообвинения. Для того чтобы это право было защищено, должны быть применены процессуальные гарантии..." Эти гарантии выражаются в том, что лицо "должно быть предупреждено до начала допроса, что: 1) оно имеет право хранить молчание; 2) все, сказанное им может быть использовано против него в суде; 3) оно имеет право на присутствие адвоката и 4) если оно не в состоянии нанять адвоката, тот будет ему назначен, когда это лицо так пожелает, до начала допроса... До тех пор пока обвинитель в суде не докажет, что такие разъяснения были сделаны и что лицо отказалось воспользоваться своими правами, доказательства, добытые в результате допроса, не могут быть использованы против него".

Заметим, что международно-правовые акты, включающие нормы о правах человека, не требуют чтобы подозреваемый обладал правом иметь защитника. Здесь уместно напомнить, что Миранда сознался в совершении преступления вскоре после заключения под стражу. Он не требовал себе адвоката в ходе допроса, но с другой стороны полицейские его не уведомили о том, что он имел на это право. Его признание вины было признано допустимым в ходе судебного разбирательства. Но Верховный суд, отменяя обвинительный приговор Миранде, основывал свое решение на саботировании полицией исполнения новых правил, которые были объявлены в решении по данному делу.

Важно отметить, что арест без последующего допроса или допрос подозреваемого, оставленного на свободе, не являются основаниями для применения правил Миранды. Кроме того, в США обвиняемый и его защитник даже не присутствуют на заседаниях Большого жюри присяжных, решающего вопрос об утверждении обвинительного акта на основании представленных обвинителем доказательств. При этом вызываются и допрашиваются свидетели и эксперты, изучаются другие доказательства обвинения, в том числе и те, с которыми ранее не были ознакомлены обвиняемый и его защитник.

Принятие правил Миранды вызвало неоднозначную реакцию среди судей и ученых-юристов. Проведенные исследования свидетельствовали, что эти правила оказывают неблагоприятное воздействие на готовность подозреваемых отвечать на вопросы полицейских. Например, районный атторней (ставший потом сенатором) Арлен Спектр сообщил, что до решений Суда (здесь и далее имеется в виду Верховный суд США. - Ред.) по делам Эскобедо (1964 г.) и Миранды примерно 90% подозреваемых, арестованных полицией в Филадельфии, делали самоинкриминирующие заявления. После выполнения требований правил Миранды в полном объеме этот показатель снизился до 41%.

Под влиянием противников правил Миранды Конгресс США в 1968 году принял "Объединенный закон о контроле над преступностью и обеспечением безопасности на улицах", на основании которого в раздел 18 Свода законов США (глава 23) был включен _ 3501 "О допустимости признания как доказательства". Смысл дополнения: добровольное признание в совершении преступления, даже без применения правил Миранды, может быть допущено в качестве доказательства, если федеральный судья в ходе судебного разбирательства рассмотрит "все обстоятельства, сопутствующие признанию". Но Закон также требовал "чтобы суд учел, были ли разъяснены подозреваемому положения, составляющие суть правил Миранды", и "действительно ли такого ответчика уведомили о его праве на помощь адвоката до допроса", и "действительно ли такой ответчик не имел адвоката в ходе допроса, когда им было заявлено признание". Однако этот закон, сохраненный в Своде законов США, так и не вступил в действие в полную силу, так как противоречит нормам общего права, в первую очередь решению Верховного суда США по делу Миранды.

В этом контексте стоит отметить, что уголовный процесс США базируется в основном не на законодательстве, а на нормах так называемого общего права, то есть судебных прецедентах, имеющих при определенных условиях силу закона.

Закон 1968 года не привел к свертыванию острой дискуссии о правилах Миранды. Их сторонниками были юристы, которые придерживаются модели уголовного процесса, отдающей предпочтение охране прав личности. Позиция многих других, а также Министерства юстиции США оказалась противоположной. Департамент правовой политики подготовил ряд материалов, затем "запущенных" им в средства массовой информации, которые резко критиковали правила Миранды. Одновременно департамент подготовил доклад "Правила допроса в полицейском участке", который опубликован лишь в 1989 году (вероятно, именно к этому моменту дала результаты целенаправленная работа в СМИ, и общественное мнение оказалось подготовленным поддержать его положения).

В докладе утверждается, что Конституция США и Билль о правах не предусматривают никакого специального права против самооговора и оно опирается на положения общего права, а случаи использования допроса "третьей степени" для получения признания совсем исчезли ко времени принятия решения по делу Миранды обосновывается, что требование разъяснить задержанному его права не вытекает из положений Конституции и в судебной практике пренебрежение им до 1966 года не было основанием для отмены приговоров. Далее утверждается, что право иметь адвоката при полицейских допросах Суд создал в решении по делу Миранды. Ранее же оно сводилось к двум основным положениям: во-первых, это право было правом на приглашенного, а не на назначенного адвоката; во-вторых, правило VI поправки на помощь адвоката для своей защиты до 60-х годов несмотря на отдельные отступления распространялось на обвиняемого только в ходе судебного разбирательства.

Много внимания уделено критике излишне широкого толкования в решении по делу Миранды V поправки Конституции. При этом авторы доклада считают, что полицейский допрос - это функциональный эквивалент системы современного уголовного правосудия на институт общего права предварительного разбирательства дела перед мировыми судьями. Критикуется утверждение (в решении Суда) о том, что полицейский допрос в условиях нахождения подозреваемого под стражей обязательно содержит элементы принуждения в нарушение требований V поправки.

В докладе опровергается мнение Суда, что правила Миранды относительно просты и не слишком вредны для правоприменительной деятельности. Суд привел в качестве примера практику работы ФБР, представляя ее как то же самое, что и правила Миранды. Однако сходство системы ФБР и правил Миранды сомнительно. От агентов ФБР не требовалось получать письменный отказ от прав, перечисленных в предупреждениях, до допроса и не требовалось воздерживаться от него, если подозреваемый выражал желание молчать. Допрос мог проходить без адвоката даже тогда, когда он требовался ответчиком; ему могли отказать на основании того, что его требование было "нерешительным" по мнению следователя (interviewing agent).

Далее в докладе отмечено: Суд счел общим правилом, что отказ от своих конституционных прав, сформулированных в правилах Миранды, должен быть получен от подозреваемого до начала допроса. Хотя правила Миранды были якобы основаны на требованиях V поправки, Суд ссылался на прецеденты, касающиеся права на адвоката согласно VI поправке, в поддержку стандарта отказа от допроса.

Авторы данной статьи были удивлены довольно узкой трактовке в анализируемом докладе так называемого у нас "свидетельского иммунитета", нашедшего закрепление в ст. 51 Конституции РФ. Обращаем внимание в этой связи на следующие положения доклада: Суд эффективно игнорировал часть текста V поправки, которая создает не право хранить молчание, а только право не принуждаться к даче показаний против себя.

В решении по делу Миранды было создано правило, запрещающее использование молчания ответчика в ходе допроса в условиях содержания под стражей против него в судебном разбирательстве. Но в докладе отмечается, что это правило противоречило практике по уголовным делам со времен принятия Конституции, согласно которой факт отказа ответчика отвечать на вопросы в ходе предварительного разбирательстве дела мог быть раскрыт в судебном разбирательстве.

Решение по делу Миранды утвердило единое право на адвоката при допросе до суда и связанные с ним требования о разъяснении прав на помощь адвоката на основании VI поправки. Суд также потребовал по соображениям справедливости, чтобы это новое право на адвоката распространялось и на назначенного адвоката, при этом полиция обязывалась ясно уведомить о нем подозреваемого. В докладе оспаривается такое широкое толкование права обвиняемого на защиту и утверждается, что требования к допросу, вытекающие из правил Миранды, душат в зародыше возможность возникновения альтернативных систем защиты прав обвиняемого, связанных с его допросом. Отмечается, что, понимая это, Суд указал, что не будет настаивать на полном согласии с этими специфическими процедурами и примет, в случае их появления, и другие одинаково эффективные альтернативы. Однако эта демонстрация непредубежденности оспаривается.

В докладе одобряется принятый в 1968 году Конгрессом США Закон, частью которого стал _ 3501 18 U.S.C., и утверждается, что многие американские атторнеи восприняли _ 3501 как аннулирование правил Миранды. В большинстве случаев суды стали игнорировать проверку соблюдения требований Миранды или обходили эту проблему другими способами.

Учитывая статус решения Миранды, которое характеризовало позицию незначительного большинства Суда в 60-х годах, текущий состав Суда не намерен расширить сферу применения правил Миранды и урезал их потенциальные возможности в большинстве областей.

В докладе систематизированы многие решения Суда, ограничивающие применение правил Миранды. Так, Суд отказался применять правила Миранды вне допросов в условиях содержания под стражей; провозгласил, что заявления ответчика до суда, полученные в нарушение требований этих правил, могут использоваться с целью импичмента (выражения ему недоверия), если ответчик дает противоречивые показания в ходе судебного разбирательства; проявил некоторую гибкость относительно повторного возобновления допроса после того, как подозреваемый заявил, что не желает отвечать на вопросы. Кроме того, в докладе отмечается, что вопреки правилам Миранды в деле "США против Гоувея" (1984 г.) Суд четко заявил, что право VI поправки на адвоката начинает действовать не раньше регистрации обвинительного акта, или информации полиции, или первого появления ответчика в суде, чтобы ответить на обвинения. При этом Суд сослался на ряд решений по данному вопросу и отметил, что все они, за исключением решений по делам "Миранда против штата Аризона" и "Эскобедо против штата Иллинойс", последовательно считали, что право VI поправки не действует до инициирования состязательного судопроизводства. Здесь же утверждается, что текущее прецедентное право Верховного суда США вообще исключает существование какого-либо конституционного права на адвоката при допросе в полиции под стражей и рассматривает его в качестве профилактического.

В докладе сформулирован ряд выводов.

1. Длительное применение правил Миранды нарушает конституционный принцип разделения властей и основные принципы федерализма. Обнародование Судом кодекса процедуры для допросов в полиции узурпировало законодательные и административные полномочия, тонко замаскировав это под трактовку Конституции. Нынешний Суд аннулировал то, на чем правила Миранды основывались, но не отменил полностью само решение.

2. Правила Миранды, препятствуя обвинять преступника, мешают государству защищать граждан. Их применение заметно уменьшает готовность подозреваемых отвечать на вопросы полиции. При этом нужно учитывать, что, как правило, показания ответчика обязательны для успешного судебного преследования. Когда в таких делах они отсутствуют из-за действия правил Миранды, преступники избегают наказания.

3. Правила Миранды - это плохо продуманное средство защиты подозреваемых от принуждения и хитрости в полицейских допросах. В делах, где подозреваемые отказываются от своих прав, допросы могут проводиться любыми методами и без ограничения во времени. В таких случаях правила фактически ничего не стоят как гарантия против определенных методов допроса, которые были характеризованы как оскорбительные в решении по делу Миранды.

4. Правила Миранды разрушают доверие граждан к закону, так как противоречат интересам жертв преступления.

5. Решение по делу Миранды представляет собой застывший на 20 лет кодекс правил допроса до суда, лишает их возможности развития в целях защиты граждан от преступления и обеспечения справедливого отношения к подозреваемым.

В заключение в докладе отмечается, что нет никаких существенных причин для сохранения правил Миранды. Необходимо изобрести такие правила допроса до суда, которые минимизируют возможность манипуляции ими со стороны ответчиков.

Дискуссия о правилах Миранды не окончена. Нерешенные проблемы уголовного процесса США 60-х годов сегодня все настойчивее стучатся в двери Конгресса, Верховного суда США, вновь будоражат умы юристов-ученых и практиков. В этой связи заслуживает внимание статья Тони Мауро, опубликованная в газете "USA TODAY" 10 февраля 1999 г. В ней сообщается, что полиция в пяти южных штатах (Мэриленд, Виргиния, Западная Виргиния, Северная Каролина и Южная Каролина) не обязана теперь сообщать арестованным об их праве хранить молчание согласно решению Федерального апелляционного суда в Ричмонде (1999 г.), установившему новую правовую норму, которая подвергает опасности сохранение знаменитого решения по делу Миранды в национальном масштабе. Провозглашение данной нормы, отмечается в статье, вероятно, будет обжаловано в 4-й Окружной апелляционный суд и в Верховный суд США, но пока (на момент подготовки данной статьи) сфера ее действия охватывает названные пять штатов.

Доктор юридических наук, профессор

В.Махов
Кандидат юридических наук (Российский университет дружбы народов)

М.Пешков

жүктеу/скачать 210.25 Kb.

Достарыңызбен бөлісу: