Монография русские земли и политика католических миссий и рыцарских орденов в восточной прибалтике в XII-XIII вв

В XIV в. Орден не был уже способен к ведению крупных войн на востоке, к совершению дальних походов, военные действия с немцами все более приобретают характер пограничных столкновений.

Подводя в заключении итоги данной научной работы, мы приходим к следующим выводам.

Долгое время в историографии данной проблематики большое влияние оказывала, да и оказывает политическая ситуации, которая сформировала стереотипы в изучении данной темы.

Ливонский орден со времён Карамзина рассматривался как некое эфемерное, агрессивное и паразитическое образование, единственный смысл существования которого заключался в том, чтобы препятствовать Москве в выполнении великой миссии собирания восточнославянских земель и получения широкого выхода к Балтийскому морю.

Новизна исследования заключается в пересмотре устоявшихся стереотипов в существующей оценке социально-экономического и внешнеполитического развития прибалтийских народов и северо-западных русских земель.

Какие же стереотипы существовали в изучении взаимоотношений между славянами и прибалтами?

– В советский период господствующей являлась точка зрения, согласно которой отношения между двумя этими субъектами исторического исследования носили «добрососедский» характер. Касаясь же периода начала деятельности католических миссионеров и крестоносной агрессии, историки чаще всего отмечали ту помощь, которую оказывали Псков и Новгород эстам и латгалам в борьбе с агрессорами. При этом из поля зрения ученых выпадали конкретные интересы Новгорода и Пскова в данном регионе, которые не всегда совпадали, во-первых, между собой, а, во-вторых, с планами и намерениями местных народов.

Отношения на практике, как мы видели, были намного сложнее, и осветить их в одностороннем порядке представляется с научной точки не совсем объективно.

Кстати, советские авторы противоречат себе, отмечая факты «союзнических и добрососедских» отношений, они в то же время упоминают о походах русских князей в Прибалтику, о грабежах местного населения, о наложенных на него данях, о восстаниях и поражениях русских войск и т.д.

– Материалы, полученные в результате раскопок, особенно латгальских могильников (Лундзенского и др.), позволяли усомниться в достоверности существовавшего в истории тезиса о значительном отставании коренного населения Латвии в социально-экономическом развитии от соседних народов. Однако данные археологии в конце XIX – начале XX вв. практически не использовались для характеристики раннесредневекового общества Латвии.

Исследования социально-экономического и политического развития юго-восточных земель Балтики, как правило, имеют заниженную оценку. Связано это, как кажется, было со стремлением сознательно принизить уровень развития прибалтийских племен и народов, для того, чтобы показать Русь благодетельницей и покровительницей по отношению к народам, стоящим на более низкой ступени развития. Здесь вероятно сказывалось и то напряжение, которое присутствовало в странах данного региона после их присоединения к СССР, поэтому историки стремились провести линию от эпохи средневековья до современных им событий и показать взаимоотношения славян и прибалтийских племен в радужном свете.

Утверждавшийся в отечественной историографии вывод о том, что на рубеже XII–XIII вв. прибалтийские племена находились на невысоком уровне развития не соответствует действительности. Уровень их социально-экономиче­ского и политического развития, правда, был ниже, нежели на Руси или скажем в Северной Европе, поскольку здесь еще не сложились в полном смысле слова городские центры. Даже настроенные крайне национально прибалтийские историки признают, что говорить о собственно городах в Ливонии можно только после немецко-датского завоевания. В то же время этот специфически размещенный регион активно прогрессировал в своем развитии, что было связано в первую очередь с его географическим расположением.

Процессу складывания феодальных отношений также способствовало взаимоотношение балтийских племен со славянами, которые нача­лись еще в период расселения славян по Восточноевропейской равнине. Тем не менее, как мы видели выше, взаимоотношения между русскими землями и племенами, населяв­шими Прибалтику, были намного сложнее. И именно эта сложность взаимоот­ношений ярко проявилась в начальный период крестоносной миссии не­мецких проповедников.

Далее, касаясь проблем проникновения христианства в данный регион, мы должны знать и помнить следующие моменты:

– православие в Восточной Прибалтике к XIII в. имело относительно более ранние корни, чем католичество;

– однако в силу специфики православного миссионерства, оно не получило широкого распространения;

– к XIII в. Восточная Прибалтика осталась единственным «белым пятном» в христианском мире Европы.

– распространение католичества в этом регионе, не должно рассматриваться нами как покушение на русские территории, как пытались это демонстрировать советские историки. Они доказывали, что проповедь христианства среди этих народов в конечном итоге вела к навязыванию католичества и попаданию северо-западных русских земель под иго римских пап, стремившихся любой ценой распространить свое влияние на неподвластные ей земли исповедывающие православие. Правда здесь остается не совсем понятным, как один епископ и два его помощника могли сделать такое в отношении, например новгородской земли.

– данный регион явился той пограничной зоной между Западом и Востоком, где наиболее ярко проявилось противо­стояние между католичеством и православием. Это соперничество проявилось не только в религиозных диспутах, но и в прямых военных столкновениях в XIII в.

Для самих балтов выбор был ограничен тремя вариантами – православием, католичеством и традиционной (языческой) религией.

Отработка методов по христианизации язычников была доведена католическими миссионерами до совершенства. Сначала в представляющие интерес языческие земли посылался миссионер, вслед за которым отправлялись крестоносцы, якобы для защиты новой паствы. В то же время данный регион находился в политическом и духовном подчинении у Руси, что признавалось на Западе. Но именно здесь наиболее остро проявилось соперничество русских и немцев по вопросам миссионерской дея­тельности, как противостояния православия и католицизма. Римские папы всячески стремились замаскировать данное противостояние, постоянно отмечая то, что они на­ходятся на страже интересов всех христиан, будь то католики или православные, защищая их от нападения и посягательств язычников.

– В отечественной историографии имеется большое количество работ, связанных с борьбой Новгорода и Пскова против немецких и шведских агрессоров. Авторы обращали внимание и на проливонскую политику князя Ярослава Владимировича Псковского и части псковского боярства в конце 20-40-х гг. XIII в. Однако причины подобной политики Пскова, как правило, оставались за пределами исследований историков. Хотя не отрицалась наличие собственных политических и экономических интересов Пскова, отличных от новгородских.

Рассматривая далее начальный этап взаимоотношений русских земель с католическими миссионерами и крестоносцами, мы приходим к следующим выводам:

– напряженные отношения между северо-западными русскими княжествами не позволили им своевременно организовать отпор католической агрессии на те земли, которые являлись их сферой влияния;

– приграничность положения Пскова заставляло эту землю придерживаться собственной внешней политики в отношении своих западных соседей;

– успех в проведении своей внешнеполитической линии во многом обеспечивался наличием в Пскове своего князя;

Отметим, что в данное время всё-таки сохраняется одна важная мифологема – о вековой враждебности Запада к Руси-России, о его стремлении любой ценой изолировать Россию. У читателей создается впечатление, будто все перечисленные силы (литовцы, поляки, немцы, шведы, датчане) составляли какую-то враждебную Руси коалицию. Между тем, все они враждовали не только с русскими княжествами, но и друг с другом. И не только литовцы брали Брянск, а ливонцы – Изборск, но и русские князья не раз вторгались в литовские пределы, а новгородцы ходили походом в Ливонию.

За католическую экспансию, будто бы более опасную, чем монгольская, выдаются обычные конфликты феодальных княжеств за обладание приграничных территорий с полиэтническим и поликонфессиональным населением, в которых заключались самые причудливые союзы. Например, в Псков крестоносцы пришли как союзники местных бояр, пытавшихся добиться независимости от Новгорода и лишь потом стали вести себя там как хозяева, так что псковичи сами арестовали немецкий гарнизон и открыли ворота новгородскому князю Александру Невскому. Крестоносцам приписывается намерение окатоличить всю Русь, тогда как их аппетиты не шли дальше Пскова и Новгорода, притом, что никакой попытки прозелитической деятельности на Руси Орден не предпринимал, ограничиваясь установлением союзнических и вассальных отношений с местными русскими правителями.

В Прибалтике же и Русь, и крестоносцы вели экспансионистскую политику, стремясь приобщить местное языческое население к своей ветви христианства. Хотя признается грабительский характер войн как со стороны Ливонского ордена и Литвы, так и со стороны русских княжеств, термины «захватчики» и «экспансия» применяет лишь к противникам Руси.

– В новейшее время, в связи с раскрепощением отечественной исторической мысли, выработались новые стереотипы в изучении истории Прибалтийского региона.

Официальные идеологические установки и настроения в обществе не могли не сказаться в том или ином виде в работах латышских и эстонских историков. Национальным прибалтийским историкам присуще гиперболизация политического и социально-экономического развития региона. Во главу угла они ставят культуртрегерскую, немецкую историческую миссию отмечая при этом отрицательную роль русских земель.

Отметим, что изучению истории балтийские лидеры национального возрождения придают огромное значение. Последнее связано не только с развитием самосознания народа в политической и идеологической борьбе, ведшейся почти весь прошлый век между прибалтийскими националистами и российскими правящими кругами за гегемонию в регионе, латышам и эстонцам необходимо было выработать свои четкие позиции. Этому в немалой мере могло способствовать познание прошлого, факты и события которого часто трактовались спорящими сторонами весьма тенденциозно. Однако выработка собственных взглядов, независимых от довлевших в историографии оценок, предполагает длительный период ученичества и создания своей научной школы. Развивающееся же общество Латвии и Эстонии требует скорейшего знакомства со своей историей.

Схожая картина сложилась и в отечественной историографии, где вся история России стала рассматриваться с отрицательных нигилистических позиций. Изначально все действия связанны с внешней политикой России в отношении своих западных соседей, будь то XX в., или XIII в. уже изначально рассматривались как прямые акты агрессии. Одновременно появляются работы, посвященные одному из главных героев XIII в., а именно Александру Невскому характеризующиеся двумя разными полюсами.

Успеху крестоносцев в значительной мере способствовали враждебные отношения между коренными народами региона, недовольство эстов и латгалов политикой Новгорода, а также противоречия между самими русскими землями и княжествами. Все эти обстоятельства не позволили своевременно сформировать и противопоставить крестоносцам военный союз прибалтийских народов с Полоцким княжеством и Новгородским государством. Вместе с тем и успехи крестоносцев могли бы быть бόльшими, если бы на власть в регионе не претендовали одновременно рижский епископ, меченосцы и датчане. В Папской же курии поощрялось подобное многовластие, позволявшее папству выступать здесь в качестве третейского судьи, не допустить установления в регионе политической гегемонии рижского епископа и держать под контролем процесс складывания территорий ливонских феодально-духовных государств.

Решение «балтийского вопроса» для Руси, а так же воссоединение древнерусских земель имело первостепенное значение. Именно эта борьба превратила Русь в Россию.

Неизбежность моральных оценок в исторической науке совершенно бесспорна: оценивая прошлое, каждое поколение определяет свой дальнейший путь. В 1251 г. Александр стал великим князем. Правление его явилось во многих смыслах заметным этапом в истории Руси. Оно было отмечено политикой уступок Золотой Орде, с одной стороны, и решительными действиями в отношении Запада – с другой.

Поэтому его роль в истории оценивается крайне неоднозначно. Если официальная (светская и церковная) оценка личности Александра Невского всегда была патриотической, то в исторической науке его деятельность трактовалась по-разному. Споры, не утихающие вокруг имени героя Невской битвы и Ледового побоища, во многом связаны с крайней скудостью источников о нем.

«Если сложить в хронологическом порядке все средневековые свидетельства об Александре Невском, дошедшие до нас, их наберется десяток страниц, не более…», – пишет В. Т. Пашуто в книге «Александр Невский».

Традиционно Александр Невский воспринимается отечественными историками как русский национальный герой, истинно христианский правитель, причисленный церковным собором 1547 г. к числу общерус­ских святых.

Известные историки XIX в. Н. М. Карамзин⁵⁰⁰, С. М. Соловьёв⁵⁰¹, единодушны в оценке Александра Невского, считая его самым видным историческим лицом в древней истории Руси. Им вторят Д. И. Иловайский⁵⁰², А. Ф. Петрушевский⁵⁰³ и даже скептик Н. И. Костомаров, оценки которого часто носят весьма язвительный характер, для Александра сделал исключение и писал о нем почти в карамзинском духе⁵⁰⁴.

В самом деле: с одной стороны это, несомненно, выдающийся полководец, выигравший все сражения, в которых участвовал, сочетавший решительность с расчетливостью, человек большой личной храбрости; с другой – это князь, вынужденный признать верховную власть иноземного правителя, не попытавшийся организовать сопротивление, бесспорно, самому опасному врагу Руси той эпохи – монголам, более того – способствовавший им в установлении эксплуатации русских земель.

Противоположного мнения придерживается английский славист Дж. Феннел⁵⁰⁵. По его мнению, Александр Невский проводил политику «крепких связей с татарами из Золотой Орды и подчинения любому требованию хана»; решительно действуя в отношении западных соседей, он в то же время укреплял собственную власть, оказывая ордынцам помощь в разгроме своих братьев. В итоге политика Александра Невского «фактически положила конец действенному сопротивлению русских князей Золотой Орды на многие годы вперед».

Значение побед Александра Невского над крестоносцами начали преувеличивать сразу после смерти князя, и своего пика этот процесс достиг в военные и послевоенные годы XX века. Идеализация образа князя была связана с официально-патриотической трактовкой Ледового побоища, и тенденцией представить Александра могучим защитником Руси. Не утратил князь своего ореола даже тогда, когда Л. Н. Гумилев сделал его одним из авторов «союза» между Русью и Золотой Ордой.

Феннел на многие принципиальные вопросы дает нетрадиционные, часто спорные ответы. Например, его точка зрения, напоминающая теорию Л. Н. Гумилёва⁵⁰⁶, в которой со смертью Александра связывается освобождение Руси от ордынской власти, резко отличается от общепринятого в отечественной исторической науке мнения о патриотической сущности политики Александра Невского.

Схожие взгляды на деятельность Александра присущи большинству западных историков.

В работах современных историков в основном повторяются оценки данные князю в XIX веке. Они отличаются лишь в частностях⁵⁰⁷.

По нашему мнению, наиболее объективный взгляд на деятельность Александра Невского дал А. Горский⁵⁰⁸. По его справедливому замечанию, в действиях Александра нет оснований искать какой-то судьбоносный выбор. Александр был, выражаясь современным языком «прагматиком»: он выбирал тот путь, который казался ему более выгодным для укрепления его земли и для него лично. Когда назревал решительный бой, он давал решительный бой; когда наиболее перспективным и значительным казалось соглашение с одним из врагов Руси, он шел на соглашение. В результате в период великого княжения Александра Невского (1251–1263 гг.) не было татарских набегов на Суздальскую землю, а было всего две попытки (быстро пресеченные) нападения на Русь с Запада (немцев в 1253 г. и шведов в 1256 г.). Александр добился признания Новгородом сюзеренитета великого князя Владимирского, что стало одним из факторов, благодаря которым именно Северо-Восточная Русь превратилась позже в ядро нового Российского государства. Но эти долгосрочные последствия политики Александра Невского не были следствием того, что он изменил объективный ход исторических событий, напротив, Александр действовал в соответствии с объективными обстоятельствами своей эпохи, действовал расчетливо и энергично.

Схожей точки зрения придерживается и Князький И. О., который считает, что своей продуманной, осторожной политикой Александр Невский не раз спасал Русские земли от погромов татаро-монгольских войск⁵⁰⁹.

В начале XIII века Русь оказалась между двумя жерновами. Поборов в 1204 г. Константинополь и создав на землях Византии Латинскую империю, римская курия установила контроль над значительной западноевропейской территорией от Атлантики до Буга, истоков Днестра и низовья Дуная – с запада на Восток, и от Норвежского моря до Средиземного – с севера на юг. Не подчиненной на востоке оставалась православная Русь. На нее теперь и были устремлены взоры курии.

И когда крестоносцам силой не удалось покорить Северо-Восточную Русь, папа через своих посланников попытался у монголо-татар выпросить передачу Русской Церкви под свое управление, т.е. разделить поровну две сферы влияния на Руси: административную (материальную) оставить за монголами, а духовную передать католикам. Монгольские же правители оставили все как было, и более того, даже освободили Русскую православную церковь от любых поборов. Вот и получилось, что Александру Ярославичу пришлось выбирать из двух зол: или экспансия крестоносцев, ненавидевших и искоренявших православие, устанавливавших свой не только духовный, но и материальный диктат на завоеванной территории, или же подчинение монголо-татарам, ограничивавшим свои интересы только материальной сферой.

Александр предпочел «дикую Азию» «цивилизованному Западу»: «отдать в рабство тело, но не исказить душу» (Г. Вернадский)⁵¹⁰.

Можно ли нам сейчас понять его: почему?

Можно, если мы попытаемся взглянуть на поставленный вопрос не «сквозь тусклое стекло», а с христианских позиций, как смотрели на проблему православные русские, мировоззрение которых отразили древнерусские книжники.

В самом начале легшей в основу всех древнерусских летописей «Повести временных лет» отмечается: «По потопе трие сынове Ноеви разделиша землю... Симъ же Хамъ и Афетъ, разделивше землю, жребьи метавше, не преступати никомуже въ жребий братень, и живяху кождо въ своей части» ⁵¹¹. Вот то первое правило правителям земель, которое дает им Святое Писание. Будучи благочестивым князем, Александр Ярославич ему неукоснительно следовал. Он – единственный из русских князей XIII в., который никогда, как заметил В.А. Кучкин, не принимал участия в междоусобных войнах. И когда на его землю (которая ему, как князю, Богом дана в бережение) пришли завоеватели с Запада, то он обращается к Высшему Судье за помощью в отстаивании правды: «Боже… праведный, Боже великий, …Боже превечный, основавый небо и землю и положивы пределы языком (т.е. границы народам), повеле жити не преступающе в чюжую часть... Суди, Господи, обидящим мя и возбрани борющимся со мною, прими оружие и щитъ, стани в помощь мне», ибо Бог – в правде⁵¹². Для него завоеватели – шведы ли, немцы ли – отступники Божии, нарушившие Его заповедь. А потому Александр Ярославич и выступает против них, и по праву надеется на помощь себе Божью.

Но почему по-иному воспринято было им (да и вообще на Руси) нашествие монголо-татар? Почему князь сам, добровольно склонил голову под власть их? Для осознания поступка князя Александра Ярославича важно понять представления о власти, основывающиеся на Святом Писании. В «Послании к римлянам» апостол Павел говорит: «Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению...» [13; 1-2].

Нашествие врагов православные русские расценивали как наказание Божье за прегрешения: «Наводит бо Бог по гневу своему иноплеменникы на землю и тако, скрушеным им, въспомянутся к Богу... Земли же согрешивши... казнит нас... наведением поганых...» – замечает один из авторов ПВЛ под 1068 г. Но такою же оставалась оценка «казней Божиих» и в XIII в.: когда Батый подошел к Золотым воротам Владимира, князья говорили: «Си вся наведе на ны Бог грех ради наших»⁵¹³. О том же говорят и другие современники XIII в.: «За умножение беззаконий наших попусти Богъ поганыя... нас кажа (наказуя), да быхох (чтобы) встягнулися (воздержались) от злых дел. И сими казньми казнить нас Бог, нахоженьем поганых; се бо есть батог (бич) Его, да негли (чтобы) встягнувеся от пути своего злаго»⁵¹⁴.

Что можно противопоставить наказанию Господню? Ничего!

Ему нельзя противиться, но должно принимать со смирением, как Иов праведный. И покаянием в грехах своих, молитвой и милостыней молить о прощении, и праведным житием попытаться искупить прежние прегрешения и не делать новые. К тому и призывали древнерусские книжники. И княжескую власть на Руси воспринимали как данную Богом: «Яко же рече Исайя пророк: «Тако глаголеть Господь: «Князя азъ учиняю, священни бо суть, и азъ вожу я», – замечает автор «Повестей о житии Александра Невского». В его представлении и оценке «воистину бо без Божия повеления не бе княжение» Александра Ярославича!⁵¹⁵. Но если княжеская власть дана Богом, то, как само собой разумеющееся, и княжеское служение – это мирское служение Богу. Не случайно, до XV в. основную часть русских святых из мирян составляли именно князья и княгини ⁵¹⁶.

В середине XIII в. власть православных князей оказалась покоренной Богом монголо-татарскому хану Батыю. Здесь важно отметить, что монголо-татары, на основании «Откровения» Мефодия Патарского, были восприняты на Руси как некий библейский народ, загнанный царем Гедеоном за горы, но появившийся перед концом света, дабы «попленять вся землю от востока до Ефранта, и от Тигръ до Понетьскаго моря...»⁵¹⁷. Власть монголо-татарского хана была расценена православными русскими, как власть земного царя, которому Бог покорил Русскую землю. Это очевидно из слов князя Михаила Черниговского, сказанных им Батыю в Орде: «Тебе, цесарю (интересно, что здесь употреблен императорский, т.е. высший, титул земного правителя), кланяюся понеже Богъ поручил ти есть царство света сего»⁵¹⁸. И позднее, в 1382 г. московский князь Дмитрий Иванович не решился выступить против царя Тохтамыша (т.е. против воли Божьей, установившей его царствование), хотя всего двумя годами ранее разбил на поле Куликовом не менее грозного противника – Мамая, но бывшего всего лишь темником и не Чингизидом!

Русские князья, если они были людьми православными на деле, должны были смириться и покориться Промыслу Божию – принять власть «земного царя» – хана. Думается, не случайно автор «Повестей о житии Александра Невского» приводит слова пророка Исайи: «Князь... съмерен, по образу Божию есть»⁵¹⁹, то есть указывает на Божий путь княжеского служения. «Христианский подвиг, – замечает Г.В. Вернадский, – не всегда есть мученичество внешнее, а иногда наоборот – внутреннее: не только брань видимая, но и «брань невидимая»... И этот подвиг может быть присущ не только частному лицу, но и властителю. (...) Подвиг власти может состоять в том, чтобы достойно отстаивать внешнюю независимость и величие сана – отстаивать даже до смерти. Но подвиг власти может состоять также и в том, чтобы, выполняя основные задачи сана – защищая «благочестие и люди своя», – внутренне преодолевать, когда это нужно для исполнения основной задачи, земное тщеславие власти» ⁵²⁰.

Первым признал свою вассальную зависимость от хана Батыя отец Александра – великий князь владимирский Ярослав Всеволодович. Поездкой в Орду он проложил путь христианского смирения, и явил пример его, ценою собственной жизни, всем русским князьям, в том числе и сыновьям своим. Но они были разными. Андрей, сменив отца на Владимирском троне, вначале избрал путь борьбы и проиграл. Александр же понял вложенный в отцовский подвиг смирения христианский смысл, последовал ему, и в итоге выиграл.

Вспомнить здесь приходится и отцовский завет детям, оставленный еще Ярославом Мудрым: следующий путем отцовского завета следует Богу, противящийся заповедям отца противится Богу. Но как теперь править князю Александру Ярославичу в земле своей, получив из рук того же Батыя во владение великое княжество?

До монголо-татарского нашествия князья, по точному наблюдению Н. И. Костомарова, «были только правителями, а не владельцами, не государями». Ханский ярлык усиливал власть князя, но и на него самого возлагал большую ответственность. По бытовавшему в то время монгольскому правилу, «за вину князя должна была расплачиваться вся земля» ⁵²¹. Пример тому – Неврюева рать 1252 г., направленная Батыем против Андрея Ярославича. Когда князь Андрей с женой бежал в Швецию, ордынцы подвергли опустошению только принадлежавшие ему города в Переяславской и Суздальской землях.

И Дж. Феннел, и И.Н. Данилевский заметили одно малоприятное обстоятельство: подчиняясь хану, приходилось воевать со своим народом. Не поступал ли князь Александр против совести своей? Ведь в конце 50-х гг., когда Ордой проводилась перепись и обложение данью, народ восстал против монгольских «численников» и великому князю пришлось силой уже в самом начале подавить непокорность своих подданных. «Что не удалось Батыю, оказалось по плечу «защитнику русской земли», – замечает Данилевский. – Вскоре «порядок» был наведен. Ярмо на шею русскому народу, благодаря героическим усилиям великого «освободителя» от крестоносного ига... князя Александра Ярославича, водружено»⁵²².

Чем руководствовался князь, применяя силу к непокорным?

Примерами из жизни и Святого Писания. В отличие от многих других князей Александр Ярославич умел учиться у истории. Перед сражением на реке Калке в 1223 г. русские князья убили монгольских послов. По узаконенному обычаю монголов, это было тягчайшим преступлением. За ним и последовало жестокое наказание – мученическая смерть самих князей под деревянным настилом, на котором победители праздновали ратную победу. Да и случай с его братом, князем Андреем уже кое-чему научил его. Из двух зол опять приходилось выбирать меньшее. Лучше самому собирать дань и отправлять в Орду, чем терпеть постоянное присутствие завоевателей на своей земле. Они-то будут брать, что хотят и когда хотят...

Был у него пример и из библейской истории.

Богом был поставлен Давид царем Израиля. «И пошел царь и люди на Иерусалим против Иевусеев, жителей той страны; но они говорили Давиду: «ты не войдешь сюда; тебя отгонят слепые и хромые»... Но Давид взял крепость Сион: это – город Давидов. И сказал Давид в тот день: всякий убивая Иевусеев, пусть поражает копьем и хромых, и слепых, ненавидящих душу Давида... И преуспевал Давид и возвышался, и Господь Бог Саваоф был с ним» [2 Кн. Царств, 5; 6-10].

Не случайно и в «Повестях о житии Александра Невского» трижды упомянуто имя Давида (а четвертый раз – иносказательно – Песнотворец), т.е. автор умышленно проводит между ними параллель. А в случае с Веспасианом эта параллель (подавление восстания своего народа) получает и свое четкое обоснование.

Римский император Нерон послал Тита Флавия Веспасиана (9-79 гг.) подавить восстание в Палестине. За два года Веспасиан покорил всю страну, а когда в 69 г. его войска готовились к штурму Иерусалима, умер Нерон. Тогда легионеры провозглашают Веспасиана императором, и он с сыном Титом (пленившем в 70 г. Иерусалим) с триумфом въезжают в Рим.

Древнерусские книжники постоянно проводили такого рода параллели между своими князьями и персонажами библейской истории. Это были отнюдь не случайные, а наделенные определенным историческим смыслом сопоставления деяний библейских героев с поступками древнерусских князей. Библейские события и лица выступают прообразами последующих новозаветных событий и лиц, и несут в себе пророчества о них.

Соотнесенность русской истории, запечатленной в летописях, житиях и княжеских жизнеописаниях с библейской, отраженной в книгах Библии (да плюс еще с «Иудейской войной» Иосифа Флавия), заключается в осмыслении исторического процесса. Это – произведения разного временного уровня, но единого временного потока.

История молодой православной Руси находится уже по эту сторону границы – Рождества Христова – в новозаветном периоде. Но если в ветхозаветной истории обнаруживаются прообразы новозаветной, стало быть, они приложимы и к истории Руси, как части истории новозаветной. Так и появляются сравнения русских князей с библейскими персонажами уже новозаветного периода.

Древнерусские книжники как бы (или на самом деле) подводят читателей «преизлиха наполненных книжною мудростью», т. е. знающих досконально Святое Писание, к простому выводу: нет ничего нового (в морально-этическом плане) в новой истории, чего прежде бы не было в библейском (иудейской). И как оценены деяния и поступки библейских персонажей, так будут оценены деяния и поступки древнерусских князей, потому что любое волеизъявление человека (выбор между добром и злом) могло и должно быть оценено через Святое Писание, ибо такая оценка уже дана ветхозаветным лицам и будет дана – на Страшном суде – новозаветным, о чем и свидетельствует «Откровение» Иоанна Богослова.

Возникает в этой связи вопрос, почему Александр Ярославич сравнивался с Веспасианом: только ли потому, что тот «побеждая, был непобедим»? Или все же подразумевался и другой, более глубокий и сокрытый смысл? Правильнее, как мне кажется, второе предположение. Чтобы подчеркнуть непобедимость Александра Невского можно было сравнить его, например, с Александром Македонским, пожалуй, в истории более известным, чем Веспасиан. Но Александр Ярославич сравнивается именно с Титом Флавием Веспасианом, «иже бе пленилъ всю землю Иудейскую» в 69 г. В этом сравнении легко угадывается прямая параллель с подавлением Александром Ярославичем новгородского восстания 1259 г.

Веспасиану подавление восстания в Иудее принесло славу в Риме. Александру укрощение новгородцев принесло славу в Орде. Оба воспользовались славой для укрепления своей власти, но каждый, разумеется, по-своему.

В приводившемся уже послании к римлянам апостол Павел говорит, что власти «надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести». «Для сего вы и подати платите, ибо они Божии служители, сим самым постоянно занятые. Итак, отдавайте всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь» [Гл. XIII, 5-7].

Благоверный князь Александр и следовал апостольской заповеди.

Ну, а насчет того, что он «потопил восстание» русских против ордынцев, так Бог ему судья (и дар чудотворений тому свидетельство).

Запад (и «западники») никогда не простят России, что она предпочла «дикий Восток» «культурному Западу», а в итоге – сохранила свою самостоятельность, вместо того, чтобы раствориться на периферии католического мира и стать его буфером в столкновении с тем же Востоком⁵²³. Заслуга Александра Невского заключается в том, что он сумел распознать оба зла и из двух избрал меньшее. Его выбор во многом способствовал тому, что мы не стали «подобием», а сберегли свою самобытность и высочайшую духовную культуру – Православие...

Как полководец Александр Невский едва ли имеет себе равных среди других князей средневековой Руси. Но он был человеком своей эпохи, в характере которого причудливо сочетались жестокость к изменникам с отрицанием усобной княжеской борьбы и стремлением облегчить положение покоренного чужеземными завоевателями народа.

Обеспечение границ, сохранение целостности территории, забота о её населении – вот главные черты деятельности князя Александра в тот критический период русской истории. Об Александре Невском кратко, можно сказать словами летописца XIII века: «потрудися за Новъгородъ и за всю Русьскую землю»⁵²⁴.

Личность Александра Невского привлекала внимание не только историков, но и писателей, художников, композиторов, режиссёров. Полотна В. Васнецова, Н. Рериха, П. Корина, музыка С. Прокофьева, художественный фильм С. Эйзенштейна заставляют помнить о герое древнерусской истории.

«Солнцем земли Суздальской» называется Александр Ярославич в финале «Жития Александра Невского». И. Н. Данилевский считает, что кончина Александра ассоциировалась у агиографа с наступлением «последних времен»⁵²⁵.

Александр Невский занимает особое место среди выдающихся деятелей отечественной истории. Достаточно произнести его имя, как перед глазами даже самого неосведомленного в истории россиянина возникает образ благородного князя, посвятившего себя защите Руси. Для подавляющего большинства соотечественников он – олицетворение мужественного борца против агрессоров, покушавшихся на свободу и независимость нашей родины.

Практически любой не задумываясь, вспомнит и главные победы Александра – Невскую битву 1240 г. и Ледовое побоище, происшедшее двумя годами позднее. Причем в памяти обязательно всплывает и такая любопытная деталь: князю тогда было всего восемнадцать – двадцать лет.

Основы мифа об Александре Невском были заложены уже вскоре после смерти знаменитого князя. Приблизительно в 80-е гг. ХШ столетия начал формироваться культ князя как святого, в чем кровно были заинтересованы его преемники. Тогда и была написана житийная повесть о нем. Основу ее составил рассказ о тех самых сражениях, которые мы так хо­рошо помним⁵²⁶.

Итак, кто же он – князь Александр Ярославич? Герой, «солнце земли Суздальской», как его окрестила житийная повесть, «наш великий предок, который самоотверженно защищал Русь от внешних врагов и понимал решающую роль народа в этой защите» (как он вошел в наши учебники)? Или же прав М. М. Сокольский, которому принадлежат следующие строки: «Позор русского исторического сознания, русской исторической памяти в том, что Александр Невский стал непререкаемым понятием национальной гордости, стал фетишем, стал знаменем не секты или партии, а самого народа, чью историческую судьбу он жестоко исковеркал. … Александр Невский вне всякого сомнения был национальным изменником».

Как ни странно, думаю, верно, и то и другое. Просто существуют несколько Александров.

Один – «реальный» – сын своего времени, хитрый, властолюбивый и жестокий правитель, всеми силами старавшийся сначала заполучить, а потом удержать титул великого князя.

Другой, мифический, Александр Невский – герой, созданный с определенными политическими целями. Он живет и действует сегодня, влияя на мысли и поступки множества людей, плохо знакомых с историей своего Отечества (хотя, скорее всего, полагающих, что отлично знают ее).

Третий несколько модернизированный в XVIII веке, в связи с борьбой России за выход в Балтийское море, образ святого Александра Невского.

И, наконец, четвертый образ великого защитника всей Русской земли Александра Невского, созданный в конце 1930-х – начале 1940-х годов благодаря совместным усилиям С. Эйзенштейна, Н. Черкасова и С. Прокофьева.

Эти Александры почти «не знакомы» друг с другом. Пути их почти никогда не пересекаются.

И, тем не менее, есть черта, объединяющая их: и «тот» и «наш» Александр – святые.

Что же касается различий во взглядах на личность Александра Ярославича, то их существование уже само по себе – величайшее благо. Никто из смертных не обладает истиной в последней инстанции. Право на свою точку зрения (или на выбор среди уже существующих взглядов – что, в принципе, то же самое) имеет каждый свободный человек. Право выбора – дело непростое и ответственное. Оно, во-первых, требует определенной гражданской зрелости, а во-вторых, накладывает на совершающего выбор определенные обязательства – перед самим собой и окружающими.

В условиях страшных испытаний, обрушившихся на православные земли, Александр – едва ли не единственный из светских правителей – не усомнился в своей правоте, не поколебался в своей вере, не отступился от своего Бога. Отказываясь от совместных с католиками действий против Орды, он неожиданно становится последним властным оплотом православия, последним защитником всего православного мира в то трагическое для Руси время. Могла ли такого правителя православная церковь не признать святым? Видимо, поэтому он канонизирован не как праведник, но как «благоверный» князь.

Победы его прямых наследников на политическом поприще закрепили и развили этот образ.

Имперские амбиции России в XVIII–XX вв. изменили образ «святого благовернаго князя», придав ему изначально несвойственную окраску покровителя и военного заступника за Русскую землю. Традиция эта восходит к началу XVIII в. В 1724 г., по распоряжению Петра I и при его непосредственном участии, останки святого князя были торжественно перенесены из Владимира-на-Клязьме в новую столицу России – Санкт-Петербург. Очевидно, столь трепетное отношение к Александру было связано с чрезвычайно актуальным тогда вопросом борьбы за выход в Балтику и закрепления России на юго-восточном побережье Прибалтики. Недаром Петр I установил празднование памяти Александра 30 августа – в день заключения Ништадского мира со Швецией. В дальнейшем образ Александра как защитника Русской земли был закреплен в массовом сознании целым рядом официальных мероприятий. Так, в 1725 г. Екатерина I учредила высший военный орден его имени. Императрица Елизавета в 1753 г. соорудила для мощей Александра серебряную раку. Тогда же был учрежден ежегодный крестный ход из петербургского Казанского собора в Александро-Невскую лавру (один из четырех крупнейших монастырей в России).

Традиция почитания Александра Невского сохранилась и в советский период. Накануне войны, в 1938 г. С. М. Эйзенштейн снял апологетический фильм «Александр Невский». Сценарий фильма (первый его вариант назывался «Русь», что само по себе показательно) получил резко отрицательную оценку профессиональных историков.

Фильм был запрещен к показу. Причиной этого стали, однако, не расхождения с исторической правдой, а внешнеполитическими соображениями, в частности нежелание портить отношения с Германий. После официального выхода фильма на экраны в 1941 г. его создатели были удостоены Сталинской премии. С этого момента начинается новый взлет популярности древнерусского князя.

При этом военные заслуги Александра (победы в 1240 г. на Неве над десантом шведских рыцарей и в 1242 г. на льду Чудского озера над немецкими рыцарями) в официозной литературе преувеличивались, а его тесное сотрудничество с монгольскими захватчиками (подавление антимонгольских восстаний в русских городах, сдача Новгорода и Пскова монголам, использование ордынских отрядов в борьбе за власть) замалчивалось.

1. 
   Генрих Латвийский. Хроника Ливонии. Введение, перевод и комментарии С. А. Аннинского (без текста оригинала). – М.-Л., 1938.
   
2. 
   Генрих Латвийский. Хроника Ливонии. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Крестоносцы и Русь. Конец XII – 1270-е гг. – М., 2002.
   
3. 
   Старшая Ливонская рифмованная хроника / Ледовое побоище 1242 г. – М.-Л., 1966.
   
4. 
   Старшая рифмованная хроника / Матузова В. И., Назарова Е. Л.. Крестоносцы и Русь. Конец XII – 1270-е гг. – М., 2002.
   
5. 
   «Великая хроника» о Польше, Руси и их соседях XI-XIII вв. / под ред. В.Л. Янина –М., 1987.
   
6. 
   Послание папы Климента III. 1.X.1188 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Крестоносцы и Русь. Конец XII–1270-е гг. – М., 2002.
   
7. 
   Послание папы Гонория III судьям Ливонии. 8. II. 1222 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч.
   
8. 
   Послание папы Гонория III христианам в Руссии. 16.IX.1224 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч.
   
9. 
   Послание папы Гонория III королям Руси. 17.I.1227 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч.
   
10. 
    Послание папы Григория IX Балдуину Альнскому. 3.II.1232 г. // Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч.
    
11. 
    Послание папы Иннокентия IV князю Александру Ярославичу. 23.01.1248 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч.
    
12. 
    Послание папы Иннокентия IV князю Александру Невскому от 15.09.1248 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч.
    
13. 
    Послание папы Александра IV архиепископу Рижскому. 19.III.1255 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч.
    
14. 
    Послание папы Александра IV архиепископу Рижскому. 3.VIII.1255 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч.
    
15. 
    Послание епископа Вик-Эзельского Генриха. 13.IV.1241 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч.
    
16. 
    Договор о вступлении князя Герцике Висвалдиса в ленные отношения с епископом Рижским Альбертом / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч.
    
17. 
    Акт о разделе владений князя Герцике. 1224 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч.
    
18. 
    Послание епископа Вик-Эзельского Генриха. 13.IV.1241 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч.
    
19. 
    Грамота вице-легата архиепископа Ливонии. 3.Х.1248 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч.
    
20. 
    Послание магистра Отто фон Лютенберга горожанам и купцам Любека. 1269 г. / Матузова В. И, Назарова Е. Л. Ук. соч.
    
21. 
    Послание городского совета Риги горожанам Любека. 1269 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч.
    
22. 
    Договор немецкого Ордена с сааремаасцами от 1241 г. / Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В. Пути развития феодализма. – М., 1972.
    
23. 
    Немецко-куршский договор от августа 1267 г. / Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В. Пути развития феодализма. М., 1972.
    
24. 
    «Житие Александра Невского». Первая редакция. 1280-е годы. Составитель Ю. К. Бегунов//Князь Александр Невский и его эпоха. – СПб., 1995.
    
25. 
    Ипатьевская летопись // Полное собрание русских летописей. – М., 1962. т. 2. Также: ПСРЛ. – М., 1998. Т 2.
    
26. 
    «Ливонская хроника» Германа Вартберга / Сб. мат. и ст. по истории Прибалтийского края.– Рига, 1879. Т. 2.
    
27. 
    Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов. – М.-Л., 1950; также: ПСРЛ. – М., 2000. Т. 3.
    
28. 
    Грамоты Великого Новгорода и Пскова. – М.-Л., 1949.
    
29. 
    Лаврентьевская летопись // ПСРЛ. – М., 1962. Т. 1. Также: ПСРЛ. – М., 2001. Т. 1.
    
30. 
    Новгородская Четвертая летопись // ПСРЛ. – Пг., 1915. Т. 4. Ч. 1.
    
31. 
    Новгородская Пятая летопись // ПСРЛ. – Пг., 1917. Т. 4. Ч. 2.
    
32. 
    Охотникова В. И. Повесть о Довмонте. – М., 1985.
    
33. 
    Петр из Дусбурга. Хроника Земли Прусской / издание подготовила В. И. Матузова. – М., 1997.
    
34. 
    «Хроника земли Прусской» Петра из Дусбурга // ВИ. 1986. №7.
    
35. 
    Псковская Первая летопись // Псковские летописи. – М.-Л., 1941. Вып. 1.
    
36. 
    Псковская Вторая летопись // Псковские летописи. – М., 1955. Вып. 2. также: ПСРЛ. – М., 2000. Т. 5. Вып. 2.
    
37. 
    Псковская Третья летопись // Псковские летописи. – М., 1955. Вып. 2.
    
38. 
    Приселков М. Д. Троицкая летопись. – М.-Л., 1950.
    
39. 
    Хроника Эрика / Перевод и комментарии А. А. Сванидзе и А. Ю. Желтухина. – М., 1999.
    
40. 
    Памятники литературы Древней Руси: XIII в. – М., 1981.
    
41. 
    Послание папы Гонория III Альбрехту, графу Орламюндскому (Голштинскому), по поводу его намерения предпринять поход в Ливонию от 25 января 1217 г. // Вестник МГУ. Серия 8. История. №2, 1995.
    
42. 
    Бернард Клервосский. Похвала новому рыцарству // Мельвиль М. История ордена тамплиеров. М., 2000.