Монография русские земли и политика католических миссий и рыцарских орденов в восточной прибалтике в XII-XIII вв

Источниковая база исследования.

История противостояния славян и представителей католической цивилизации в лице священников-миссионеров, а затем и крестоносцев отражена в письменных источниках многих государств и народов. В распоряжении историка, интересующегося этой проблематикой, – русские летописи, мирные договоры и грамоты, жития святых русских князей Александра Невского и Довмонта (Тимофея) Псковского, западноевропейские хроники, документы Римской курии и ряд других¹³. Они рисуют картину продвижения католических миссионеров в этот район, содержат сведения о взаимоотношениях балтов со славянами.

Важнейшими источниками, содержащими сведения в изучаемый период, являются русские летописи, прежде всего «Повесть временных лет»¹⁴, а также новгородские и псковские летописи¹⁵.

ПВЛ сообщает о первых походах киевских князей в земли Прибалтики, о контактах русских и прибалтийских племен в IX–XII вв.

Особого внимания заслуживают сообщения новгородские летописи, которые особенно важны для истории борьбы с немецкой агрессией в XIII в. Псковские летописи подробно говорят о войнах с немцами в области, непосредственно прилегавших к Пскову, изредка упоминая о событиях к северу от Чудского озера. Значительно меньшее значение имеют московские, тверские и ростовские летописные заметки, только отрывочно говорящие о войнах с немцами.

Русские летописи сообщают не только о фактах вражды и войнах между русскими и прибалтами, но и о частых союзах и совместной борьбе русских и автохтонного населения прибалтийских земель против агрессии западноевропейских католических государств. Основу составляют фрагменты из Синодального списка Новгородской Первой летописи старшего извода, а также из Первой редакции «Жития Александра Невского».

Рассказы русских летописей являются основными источниками, сообщающими о событиях, связанных с взаимоотношениями северо-западных русских земель и государств Ливонии.

По словам одного из исследователей, Э. К. Паклара, «опираясь на известный летописный рассказ – на тексты Новгородских (главным образом Новгородской I) – Псковских, Софийских, Никоновской летописей, различные авторы высказывали весьма разноречивые мнения о месте Ледового побоища».¹⁶

При цитировании предпочтение отдавалось тексту Н1Л, как наиболее обстоятельному и компактному, но, кроме него, охотно цитировались и наиболее яркие отрывки и из Жития Александра Невского, дополняющие характеристику Ледового сражения яркими батальными сценами и отдельными реалиями. При этом историки пользовались источниками некритически, т.е. не отделяя исторически достоверных известий от литературного вымысла, не учитывая время и место происхождения цитируемых ими рассказов.

Об исторической ценности известий литературного произведения Жития Александра Невского справедливо пишет академик М.Н. Тихомиров: «Составитель упомянутой биографии Александра (Жития Александра Невского – А.Г.) сравнивает его с известными историческими лицами… Тот же биограф добавляет, что Александр имел «возраст (т.е. рост, – А.Г.), паче иных человек, глас его, яко труба в народе». На этом основании некоторые историки довольно наивно представляли Александра Ярославича человеком громадного роста, с зычным, трубоподобным голосом. На самом деле эти сравнения дают очень мало для суждения о внешности героя – князя, т.е. они заимствованы из книжных источников, хотя и говорят о том, что Александр производил на современников незаурядное впечатление»¹⁷. По справедливому замечанию М. Тихомирова, все это относится к области литературы, но не к истории.

Наиболее обстоятельно и подробно рассказ о взаимоотношениях народов Прибалтики, католических государств Ливонии и северо-западных русских земель находится в Н1Л¹⁸.

Синодальный список Н1Л, написанный на пергаменте, содержит сведения с 1016 до 1352 г. список дефектный: текст начала летописи с 854 г. не сохранился. Отсутствуют также листы за 1273-1298 гг. содержание утерянных листов Синодального списка восстанавливается по четырем другим, более поздним спискам Н1Л, летописание в которых доведено до 1447 г.

По заключению современных исследователей, Синодальный список составлялся в два приема – во второй половине XIII в. (до 1234 г. и, возможно, часть статьи за 1240 г.¹⁹) и в 40-х гг. – середине XIV в. При издании Н1Л в 1950 г. А. Н. Насонов разделил списки летописи на «старший» (представлен Синодальным списком) и «младший» (все остальные списки) изводы. В этом же издании содержится краткое описание списков летописи²⁰. Факсимильное переиздание летописи с уточнением хронологии списков (Б. М. Клосс, А. А. Гиппиус) и указателей (Т. В. Гимон), а также с дополнениями текстов летописного характера (Т. В. Гимон, Л. В. Столярова) и с предисловием Б. М. Клосса вышло в свет в 2000 г. Эта летопись дошла до нас в составе пергаментного Синодального списка XIV в., содержащего записи о событиях 1016-1272 и 1299-1333 гг. Записи до 1234 г. сделаны почерком 2-й пол. XIII в., после 1234 г. – почерком 2-й четв. XIV в. О времени составления статей 1240-1242 гг. среди исследователей существует две точки зрения. По традиционному взгляду, они были написаны современником вскоре после описываемых событий. Недавно Б. М. Клосс показал, что статьи 1230-х–1260-х гг. имеют стилистическое единство и созданы в 1260-х гг.²¹ В этой части Н1Л используется мартовский стиль, при котором год начинался с 1 марта.

В Синодальном списке текст выполнен третьим полууставным почерком 30-х годов XIV в., однако, очевидно, он восходит к одному из новгородских летописных сводов сер. XIII в., составлявшихся при церквах св. Якова и св. Софии²². Этот рассказ имеет специфическую новгородскую окраску (говорится о помощи св. Софии и князей Бориса и Глеба, в отличие от псковских летописей, где говорится о помощи св. Троицы) и сообщает интересные подробности касательно событий 1240-1242 гг. (см. подробнее гл. III § 1 настоящей работы).

В этом фрагменте особо подчеркивается (трижды) роль новгородцев в битве. Полнота и точность являются характерными чертами новгородского рассказа о Ледовом побоище. Прав М. Н. Тихомиров, когда он пишет:

«Наиболее древним летописным свидетельством надо считать запись о битве на Чудском озере в Синодальном харатейном списке XIV века... Заметка новгородской летописи – самая древняя по происхождению и сделана каким-либо новгородцем, судя по термину "Низовци", которым в Новгороде обозначали жителей Владимиро-Суздальской земли. Об этом же говорит и характерная фраза: "Узревь же... Олександр и Новгородци", а также отсутствие упоминания о псковичах, которые были только что освобождены от немецких захватчиков»²³.

Интерес для историка представляют летописные записи псковичей, бывших участниками описываемых событий.

Самостоятельное псковское летописание развивается с XIV в., хотя разрозненные записи делались и раньше. Псковские летописи делят на три группы: 1-ю, 2-ю и 3-ю Псковские летописи²⁴. Наиболее раннюю версию П1Л отражает Тихоновский список, доведенный до 1469 года. Он сохранился в рукописи 1-й пол. XVII в. По палеографическим данным, она была скопирована с рукописи XV в. П2Л представлена Синодальным списком кон. XV в, излагающим события до 1486 года. Ее данные восходят к общему источнику с П1Л. В ней также содержится одна из версий Жития, но она не вставлена в погодные записи о войне 1240-1242 гг. 3-я Псковская летопись использовала данные П1Л и дополнительные материалы. Они излагают события войны 1240-1242 гг. кратко, часто сообщая только о событиях вокруг Пскова и о Ледовом побоище. В П1Л по Тихоновскому списку скомпилированы две группы записей. Во второй из них, на листе 22 об. содержатся оригинальные псковские известия, соединенные с элементами «Жития Александра Невского». Текст приводится по изданию псковских летописей А. Насонова. Об относительно поздней форме обработки свидетельствует использование названия города в форме «Псковъ», распространившейся с сер. XIV в. В других списках этой летописи читается «Плъсковъ».

А. Н. Насонов считает, что запись о Ледовом побоище в Псковских 1-й и 2-й летописях относится к числу древнейших псковских летописных записей сер. XIII в. В это время в Пскове при церкви св. Троицы начинает создаваться летописный свод, впоследствии послуживший источником протографа псковских летописных сводов сер. XV в.²⁵ По поводу этой записи М. Н. Тихомиров замечает: «Замечательнее всего, что псковские летописи не сообщают ничего дополнительного об этой памятной битве и только в число участников битвы вставляют псковичей».²⁶

Однако это не совсем так. Новыми по сравнению с Н1Л и Житием являются размеры потерь псковичей под Изборском, даты сражений под Изборском и на Чудском озере, упоминание об участии псковичей в Ледовом побоище. Псковской датировке Ледового побоища (1 апреля) обычно предпочитают новгородскую, которая содержит не только число, но и день недели, и привязку к церковным праздникам.

Ростовские летописные известия о Ледовом побоище, отразившиеся в Академическом списке Суздальской летописи, отличаются лаконичностью:

Эти записи, составленные в Ростове при епископской кафедре и вошедшие в ростовский свод 60–70-х гг. XIII в.²⁷, сообщают только лишь три факта: 1) битва князя Александра с немцами состоялась в 1242 г. 2) на Чудском озере, у Вороньего Камня 3) и окончилась полной победой русских, гнавших врагов по льду 7 вёрст. Этот же летописный рассказ читается в тексте реконструированной М. Д. Приселковым Троицкой летописи и в Летописном своде XV в.²⁸

Суздальский рассказ о Ледовом побоище находится в Лаврентьевской летописи (ЛЛ), составленной в 1377 г. монахом Лаврентием. Эта летопись представляет собой «Летописец 1305 г.», отразивший в известиях 40-х годов XIII в. ростовское или суздальское летописание²⁹.

Этот рассказ подробно проанализирован М. Н. Тихомировым. Он пишет следующее: «Известие Лаврентьевской летописи интересно тем, что оно сохранило суздальскую версию о битве на Чудском озере. В этой версии ни слова не сказано о новгородцах и только упоминается о главном герое битвы Александре, вся честь битвы приписана Андрею, об участии которого в битве в свою очередь молчат новгородские летописи. Таким образом, перед нами несомненное суздальское известие, причем известие древнее, потому что князь Андрей Ярославич не представлял собой фигуры, которая оставила благодарный след у потомков и современников» ³⁰.

Ранние ростово-суздальские известия о походе 1242 г. отражены в Лавернтьевской и Московско-Академической летописях³¹. ЛЛ – это список 1377 года с тверского летописного свода нач. XIV в., использовавшего ростовские летописи XIII в.

Упомянутые две летописи интересовались только кампанией 1242 года. Новой информации они не дают и представляют интерес только интерпретацией событий. Изложение в ЛЛ ведется в такой форме, что все заслуги могут быть приписаны Андрею. Другие записи о столкновениях с немцами пер. пол. и сер. XIII в. отсутствуют в этой летописи. Московско-Академическая летопись имеет более широкий кругозор, но для 1230-1260-х гг. она коротко упоминает только о битвах на Эмайыге 1234 г., Ледовом побоище 1242 г. и сражении у Раковора 1268 г.

Владимирский ранний рассказ о Ледовом побоище отразился в Житии Александра Невского первой редакции, составленной в Рождественском монастыре во Владимире в 80-е годы XIII в. младшим современником князя, – монахом Рождественского монастыря во Владимире.

Житие Александра Невского – это типичное литературное произведение в жанре княжеского жизнеописания. Оно создано для прославления князя Александра Ярославича как непобедимого воина, заступника Русской земли и местнопочитаемого святого, поэтому в центре Жития находится образ князя, дорогой и близкий для современников, а исторические события являются не чем иным, как второстепенным фоном.

Таким образом, рассказ Жития Александра Невского о Ледовом побоище может быть использован в качестве исторического источника лишь с большими ограничениями.

Его содержание не зависимо от новгородских летописей. Согласно одной точке зрения, 1-й вид первой редакции Жития датируется 1280-ми годами; согласно другой, 1-й вид относится к 1263-1264 гг., а 2-й вид первой редакции – к промежутку между 1265-1271 годами³². Первая версия Жития не сохранилась. Ее содержание было реконструировано Ю. К. Бегуновым³³. Автор был начитан в церковной и светской литературе, которым он подражает, и которые цитирует. Первоначальное Житие представляло собой панегирик в честь Александра. Писатель отбирал факты с целью показать глубокое впечатление, которое произвела личность князя на современников. Отсутствовали стандартные житийные приемы (описание благочестивого детства, молитвенное обращение к новому святому и т.п.). В отличие от типичной агиографической литературы Житие Александра восхваляло земные доблести покойного князя³⁴.

«Житие Александра Невского» – агиографическое сочинение, написанное в духе житий светских правителей³⁵. По наблюдениям исследователей, в тексте «Жития» заметно влияние галицкой литературной школы воинских повестей³⁶. Возникновение «Жития» относят ко втор. пол. ХШ в. Ю. Г. Бегунов полагает, что автор «Жития» – один из монахов Владимирского Рождественского монастыря, написавший его в нач. 80-х гг. XIII в., в период борьбы за владимирский великокняжеский стол между сыновьями Александра Невского Дмитрием и Андреем³⁷. В. А. Кучкин считает, что «Житие» было написано ранее – сразу после смерти князя Александра Ярославича³⁸. По предположению же В. Л. Янина, первоначальная версия «Жития» возникла не во Владимире, а в Новгороде и отражает укрепление там борисоглебского культа³⁹. Для более определенных выводов требуются дальнейшие исследования текста памятника. Тем не менее, очевидно, что в «Житии» кроме фактов, заимствованных агиографом из новгородского и владимирского летописания, нашли отражение реальные события, фиксируемые с кон. 30-х гг. XIII в. до смерти Александра кем-то из окружения великого князя.

На этом мы ограничиваем наше изучение русских письменных источников о взаимоотношении северо-западных русских земель и крестоносцев.

Важнейшим западным источником по теме «Крестоносцы и Русь» является «Хроника Ливонии» (далее в тексте – ГЛ), авторство которой большинством исследователей приписывается священнику из северной латгальской области Имера Генриху⁴⁰.

События в хронике излагаются в хронологическом порядке, начиная с появления в устье Западной Двины (Даугавы) первого католического миссионера – Мейнарда и вплоть до последних лет жизни епископа Рижского Альберта. Это – авторский, историко-литературный труд, написанный в 1225-1227 гг. Первоначальная цель автора – представить своеобразный отчет к приезду в Ливонию в 1225 г. легата Римского папы Вильгельма Моденского. Заказчик хроники – епископ Рижский Альберт, ко двору которого, как полагают, был близок автор. После отъезда легата хронист продолжил хронику, записывая события, имевшие место вплоть до конца 1227 г.

Соответственно целям хроники, в ней сделаны акценты, представлявшие в наиболее выгодном свете деятельность епископа Альберта и его ближайших сподвижников. Более сдержанно описаны братья Ордена меченосцев, поступки и поведение которых, по мнению автора, нанесли немалый урон общему делу христиан в крае. Почти не скрывает автор своего негативного отношения к датчанам – основным соперникам епископа Альберта в претензиях на гегемонию в регионе. Что касается изображения русских, то здесь отразились сложность и противоречивость политической и конфессиональной ситуации в Восточной Прибалтике. Официальным лозунгом крестоносцев была защита всех христиан от неверных вне зависимости от конфессии. Поэтому вооруженные нападения на русских или на их подданных хронист обычно представляет как ответные вынужденные меры, защищавшие не только неофитов, но и самих православных.

Несмотря на тенденциозность хрониста в оценке освещаемых им событий, многие его сообщения, в том числе и об отношениях между крестоносцами и русскими, а также между русскими и коренными народами региона, находят подтверждение в других современных хронике источниках. Причем, по мнению некоторых ученых, например, знатока русских летописей Н. Г. Бережкова, датировка событий в хронике может быть точнее, чем в летописи. Некоторые же сведения, в частности по истории Полоцка кон. XII – нач. XIII в., являются уникальными.

Вполне обосновано предположение исследователей, что при работе над хроникой автор помимо собственных наблюдений и записей, сообщений других очевидцев событий пользовался также документами канцелярии епископа Рижского⁴¹.

С латинского текста на русский язык хронику перевел С. А. Аннинский⁴². Издание содержало пространный очерк истории изучения хроники, оценки существующих изданий, рассуждения по поводу личности автора. Кроме того, текст сопровождался весьма обстоятельными комментариями. Издание С. А. Аннинского – это единственный научный перевод на русский язык полного текста хроники. Все же надо отметить, что в переводе встречаются места, порой искажающие мысль автора. Не будучи профессионалом-историком, Аннинский не всегда обращал при переводе внимание на отдельные мелкие детали, важные для понимания некоторых событий и фактов. Не утратили интереса и многие комментарии, сделанные Аннинским, хотя, естественно за 70 с лишним лет значительная их часть устарела.

Последний по времени перевод на русский язык сделан фрагментно Е. Л. Назаровой⁴³. При переводе отрывков хроники на русский язык авторы опирались в основном на перевод С. А. Аннинского, однако с корректировкой мест, неверно им, по их мнению, понятых.

Помимо «Хроники Ливонии» Генриха важным ливонским нарративным источником, хотя и представляющим особый интерес лишь для периода истории, начиная с конца 30-х гг. ХШ в., является Ливонская (или «Старшая») рифмованная хроника⁴⁴.

«Старшая рифмованная хроника» (далее в тексте – СРХ, с указанием номеров строф) – стихотворное произведение, состоящее из 12017 строф. Поэтический дар автора разными исследователями оценивается по-разному⁴⁵. В хронике много повторов, литературных клише и штампов в характеристиках, как братьев-рыцарей, так и их противников. Сходные события описываются по одному и тому же сценарию с применением одних и тех же художественных оборотов.

Хроника анонимна. Многие исследователи считали ее автором некоего Дитлеба фон Алнпеке, поскольку его имя упоминается в приписке к одному из списков хроники. Однако ошибочность такого предположения очевидна, поскольку, согласно записи, Дитлеб написал хронику в комтурстве Ордена в Ревеле в 1296 г. Комтурство же было создано там только после перехода Северной Эстонии от Дании к Тевтонскому ордену в 1347 г. Столь же неправдоподобно и приписывание авторства монаху-цистерцианцу Вигбольду фон Дозелю.

Произведение возвеличивает подвиги Ливонского ордена, часто приписывая его братьям-рыцарям заслуги других участников завоевания Ливонии. В значительно большей мере, чем в «Хронике Ливонии» Генриха, проявляется здесь присущая Ордену идеология воинствующего католицизма, оправдывающая убийства и насилия во имя победы христианства. При этом автор не скрывает и своего явного пренебрежения к священникам. Характерно, что из высших церковных иерархов Ливонии хронист упоминает только первых трех епископов; причем главная заслуга епископа Альберта – создание Ордена меченосцев, которому он, отправляясь в Германию, как бы перепоручает дело христианизации в регионе. Затем имя епископа полностью исчезает из хроники, а в фокусе повествования оказываются лишь магистры – сначала Ордена меченосцев, а затем – Ливонского ордена. Все эти признаки указывают на то, что автор СРХ был рыцарем Ливонского ордена. Л. Арбузов-младший полагал, что он мог быть герольдом или посланником магистра Ливонского ордена, много ездившим по стране с различными поручениями. Не исключено, что написание хроники о подвигах рыцарей Ордена изначально входило в круг его прямых обязанностей. Это объясняет его присутствие в свитах ливонских магистров на важнейших политических мероприятиях, участие в походах и битвах, а также возможность использовать материалы не только орденского архива в Риге, но и архивов орденских замков в разных частях Ливонии. Судя по рассказам хроники, автор ее присутствовал на собрании комтуров Тевтонского ордена в Марбурге в 1279-1281 гг., когда решался вопрос о выборах единого для Ливонии и Пруссии магистра⁴⁶, и в Акконе (Акре) на процедуре избрания магистра Тевтонского ордена в 1282-1283 гг., в которой участвовали магистры всех филиалов Тевтонского ордена⁴⁷.

Учитывая детали и подробности, которыми изобилует текст хроники, начиная с кон. 70-х гг. XIII в., можно предположить, что автор ее прибыл в Ливонию примерно на руб. 70-80-х гг. XIII в. По предположению ряда исследователей, автор хроники был особенно близок ко двору магистра Куно фон Гацигенштейна, занимавшего эту должность в 1288-1290 гг.⁴⁸

По жанру хронику относят к произведениям рыцарской героической поэзии. Произведения подобного жанра в средневековой Европе создавались для коллективного чтения вслух в рыцарских замках, чтобы поддерживать моральный и боевой дух рыцарей⁴⁹.

Как кажется, хроника имела и другую вполне конкретную задачу. В 70-80-х гг. XIII в. Ливонский орден вел тяжелую войну с земгалами и литовцами. Рыцари терпели поражения, падала боеспособность их войска. Не прекращалась борьба между Орденом и рижским архиепископами за политическую гегемонию в Ливонии. Орден остро нуждался в пополнении, а по существовавшему обычаю орденскими братьями не могли становиться те рыцари, которые уже находились в Ливонии⁵⁰. Однако трудности в Ливонии отпугивали рыцарей, рассчитывавших на более легкие победы. К тому же европейские рыцари отдавали предпочтение походам в Пруссию, служба в которой пользовалась большей популярностью и большим почетом, чем служба в Ливонии. Рассказы хроники о героических действиях христиан в Ливонии должны были служить напоминанием европейским рыцарям об их воинском и христианском долге, а завлекательное повествование произведения должно было сделать служение в Ливонии более привлекательным и для орденских братьев, и вольных рыцарей из Европы.

Работая над своим трудом, автор помимо собственных наблюдений, рассказов очевидцев и устных преданий использовал документы из канцелярии Ливонского ордена, ведшиеся в разных орденских замках погодные записи, хранившиеся в замках описания наиболее важных событий, в которых участвовали здешние братья, а, кроме того, оформленные в законченные произведения хроники. Судя по тексту, автор был знаком с «Хроникой Ливонии». Вполне возможно, что он мог пользоваться и не сохранившимися до наших дней хрониками. Так, исследователи предполагают существование хроники Ордена меченосцев, анналов Тевтонского ордена в Ливонии⁵¹, анналов Дерптского епископства⁵².

Повествование в хронике начинается с рассказа о первом появлении в Ливонии немецких купцов, установлении торгового обмена с местными жителями, прибытии сюда Мейнарда и о посвящении его в сан епископа. Изложение же событий автор доводит до времени правления магистра Гальта (1290-1293 гг.), когда войско братьев-рыцарей, изгнав из Курземе литовцев, возвращается в Ригу и славит Господа и Деву Марию – покровительницу Ливонского ордена. Автор с разной степенью подробности рассказывает о наиболее важных моментах истории христианизации и подчинения народов Восточной Прибалтики: о создании епископства на Даугаве, о покорении латгальских княжеств, о подчинении эстов, об отражении попыток русских сохранить свои позиции в регионе и не допустить утверждения здесь католической веры, о войнах с куршами, земгалами, пруссами и литовцами, об истории крещения литовского князя Миндаугаса (Миндовга – в рус. летописях) и сложных отношениях его с Орденом, а также о борьбе жемайтийских князей против христианизации Литвы.

В СРХ отсутствует погодная фиксация исторических фактов. Изложение событий ведется в ней по периодам правления первых епископов, а затем магистров с указанием продолжительности нахождения их в должности. Названа лишь начальная дата предстоятельства Мейнарда. Причем образование епископства в Ливонии автор относит к 1143 г., т. е. удревняет события на сорок с лишним лет. По другим источникам такая дата не известна. Некоторые исследователи полагают, что это – ошибка заимствованная автором из более ранних хроник, в первую очередь из предполагаемой хроники Ордена меченосцев. Обращается внимание также на то, что дата посвящения Мейнарда совпадает с датой основания Любека, купцы которого одними из первых западноевропейцев начали вести торговые операции в устье Западной Двины – Даугавы. Иначе говоря, по своему значению немецкая торговая колонизация Ливонии как бы приравнивалась к появлению такого важного торгового центра на Балтике, как Любек. Думается, что выбор даты – 1143 г., совпадающей не только с основанием Любека (т. е. с началом крестовых походов на юге Балтики), но и с важными моментами в истории крестоносцев в самой Палестине, а также Реконкисты на Пиренеях, не был случайным. В результате периферийное ливонское направление в крестоносном движении ставилось в один ряд с другими направлениями 2-го крестового похода, начавшегося в 1147 г., и оказывалось тем самым более престижным, чем походы в Пруссию.

«Исправить» историю, как кажется, вполне мог сам автор хроники, посетивший Святую Землю и знакомый с историей крестовых походов на побережье Балтийского моря. Ведь такое удревнение событий в произведении времен Ордена меченосцев, когда были живы еще многие современники и участники начала завоевания Восточной Прибалтики, бросалось бы в глаза. Тем более что в хронике сообразно с начальной датой менялись и даты образования Ордена меченосцев (около 1178 г.), основания Риги (между 1166 и 1177 .), а также продолжительность предстоятельства первых ливонских епископов и правления магистров меченосцев⁵³. В общей сложности сроки их правления продлены таким образом, чтобы охватить период между названной хронистом датой посвящения Мейнарда и моментом создания Ливонского ордена.

В целом же первый период истории завоевания Ливонии служит для автора хроники в значительной мере лишь историческим фоном, на котором разворачиваются более поздние события, представлявшие для него гораздо больший интерес, ибо в его интерпретации только после возникновения Ливонского ордена подвиги рыцарей проявились в наибольшей степени.

Несравненно бóльшую источниковедческую ценность представляют сведения СРХ по истории русско-ливонских отношений 40-60-х гг. ХШ в. По справедливому предположению исследователей, хронист при описании этих событий опирался на какой-то источник, происходивший из Дерптского епископства⁵⁴. С начала 70-х гг. упоминания о русских исчезают со страниц хроники, что соответствует установлению относительного затишья на русско-ливонской границе, зафиксированного и по другим источникам.

Среди русских историков XIX в. лучшим знатоком содержания СРХ был Е. В. Чешихин, использовавший ее в качестве одного из основных источников при написании своей «Истории Ливонии»⁵⁵. Как источник по истории русско-ливонских отношений, а также по истории Литвы и литовско-русских отношений хроника использовалась отечественными историками и в прошлом, XX столетии, особенно после Второй мировой войны⁵⁶. Но переведены на русский язык лишь фрагменты, описывающие борьбу за Псков в 1240-1242 гг. и Ледовое побоище⁵⁷. Публикация содержит также лингвистический и исторический комментарии (перевод И. Э. Клейненберга, исторический комментарий И. П. Шаскольского).

Последний по времени перевод отрывков СРХ тематически отвечающих замыслу издания был произведен В. И. Матузовой и Е. Л. Назаровой⁵⁸. В переводе на русский язык в целях более точной передачи содержания рассказа хрониста стихотворный размер в издании не соблюдается.

Помимо этих источников автор использовал фрагменты «Хроники Тевтонского ордена», «Истории Ливонии» Иоганна Реннера, «Хроники Ливонии» Бальтазара Руссова⁵⁹. Эти хроники в основном опираются на более ранние, уже упомянутые, источники и, по существу, добавляют очень немного к взаимоотношениям Руси и Ливонии в XIII в.

Блестящим представителем историографии тевтонского ордена является Петр из Дусбурга⁶⁰ и его сочинения «Хроника земли Прусской»⁶¹. В хронике описываются события, связанные с завоеванием и колонизацией Пруссии крестоносцами, начиная с их вторжения в Прусские земли на рубеже 1230-х годов и до конца первой трети XIV в. по этому источнику можно воссоздать обстоятельства покорения пруссов тевтонским орденом и завоевания орденского государства, борьбу пруссов и литовцев против крестоносцев.

Написана хроника на латинском языке и состоит из четырех книг. Первая повествует об основании ордена бременско-любекскими купцами ок. 1190 г. при осаде крестоносцами акры в Палестине; вторая – о вторжении крестоносцев в Пруссию после того, как император Фридрих II "пожаловал" в 1226 г. ордену в качестве феода прусские земли; третья – о воинах с пруссами до 1283 г. и с Литвой до 1326 г.; четвертая – о различных событиях всемирной истории. Сохранились дополнения 1326-1330 гг. тоже принадлежащие, вероятно, Петру из Дусбурга. Его хроника – компиляция, основанная на материалах нарративных источников (хроники и анналы отдельных монастырей в Пруссии), дипломов (грамот) и устных преданий о крестоносцах.

В «Хронике земли Прусской» нашли отражение, наряду с историей ордена, древнейшая история, религия, обычаи и культура пруссов. В описании завоевания Пруссии Дусбург изображает орден орудием Божием для борьбы с язычниками⁶². Эта тенденция диктует отбор и расположение фактического материала, оценку конкретных событий, суть которых зачастую отражена в лаконичных заголовках. Она же определяет использование автором литературных приемов, характерных для средневековых сочинений и нацеленных на создание идейной основы хроники.

Другим источником со стороны ордена является «Ливонская хроника» Германа Вартберга⁶³. Большей частью хроника посвящена военным действиям ордена в Ливонии, преимущественно описанием войн с литовцами и русскими. Свою хронику Герман Вартберг писал по годам правления магистров Ливонии (ландмеймстеров тевтонского ордена). Так же, как и Генрих Латвийский, Вартберг не является беспристрастным летописцем. Однако в отличие от Генриха латвийского, Вартберг придерживается совершенно противоположных взглядов. Там, где дело идет об отношениях тевтонского ордена к его противникам – духовенству и горожанам, у Вартберга везде проглядывает то, что он был настоящим поверенным ордена и усердным защитником справедливости его прав.

Еще одним из источников, освещающих начальный период истории тевтонского ордена в Пруссии, но уже с другой стороны, является так называемая «хроника великой Польши»⁶⁴. Она является составной частью большого свода различных материалов, вероятно, подготовленных кем-то для нового обширного исторического сочинения. Главные события здесь посвящены деяниям князей Великой Польши⁶⁵, и, прежде всего Пшемыслава II.

Хроника содержит пролог и 164 главы, каждая имеет свой заголовок. Повествование ведется от сотворения мира до 1271 (1273 г.).

Сочинение легко разбивается на две части. Они не равноценны ни по объему, ни по количеству содержащихся в них сведений. Первая часть посвящена истории польского народа, рассматриваемой с легендарных времен и проведенный сквозь античность и средневековье (до 1202 года)⁶⁶. Вторая часть хроники является собственно историей князей великой Польши XIII в. таким образом, значительная доля «самостоятельной» части сочинения отведена втор. пол. XII столетия. События излагаются сухим языком анналов на латинском языке. Хронист выражает свои симпатии к князьям, защищавшим интересы страны и духовенства. Для автора великопольской хроники важно было представить историю всех, мазовецких и Силезийских, поморских и Малопольских, земель, входящих в состав польского государства, выделив значение великой Польши для объединения их в единое королевство.

Собственно глав, посвященных истории взаимоотношения Польши и тевтонского ордена относительно немного (ок. 20). К действиям орденских братьев в Польше хронист относится отрицательно⁶⁷.

Помимо хроник, в научной работе использован актовый материал, отражающий утверждение крестоносцев в Восточной Прибалтике и попытки завоевания территории Новгородского государства.

Актовый материал, используемый в исследовании можно, как думается, разбить на группы.

В первую группу можно отнести послания римских пап, подлинники которых (если они сохранились до наших дней) находятся в Тайном архиве в Ватикане⁶⁸.

Эти источники раскрывают нам политику католической церкви по отношению к языческому, да и православному, населению Восточной Европы, главной задачей которой было распространение католицизма. Папские буллы также, что очень важно, современны событиям, дают нам представление о политике христианизации прибалтов католическими миссионерами, позволяют проследить ее основные этапы. Они подчас сообщают ценнейшие сведения о социальной структуре, о границах земель прибалтийских племен, о деятельности православных миссионеров, об этническом составе населения этих земель и многое другое.

Во вторую группу входят документы, составленные непосредственно в данном регионе и отражающие реалии изменяющейся политической ситуации, т.е. договоры о разделе завоеванных земель, вступлении в вассальную зависимость и др. ⁶⁹

Таковы основные письменные источники, известия которых освещают взаимоотношения славян, прибалтийских народов и католических миссионеров в Прибалтике с момента появления и до завоевания этого региона. Известия эти, как правило, тенденциозны, фрагментарны, порой они лишь случайно фиксируют те или иные события, связанные с историей региона. Тем не менее, анализ совокупности сведений письменных источников по истории Северо-западных земель периода активного католического натиска в самый драматичный период русской истории позволяет восстановить в целом особенности их исторического развития в это время.