Ночи на Унынии-2 долгие и холодные.
Сказать по правде, планетка эта – так себе. Одни сплошные пустыни и золотисто-алые леса. Спустя два месяца я решил, что умру со скуки. Но компания «Редкие руды» платила мне, словно кинозвезде, и стоило закрыть глаза на неудобства.
Нас тут было десятеро – пятеро русских, один японец, четыре американца. И добывали мы – обогащённый цезием псевдосвинец. На самом деле - это обычный изотоп свинца, просто очень редкий. Полезное ископаемое продавалось Военному Консорциуму по баснословной цене – они клепали из него детали для реакторов сгорания. Мы получали крохи от прибыли – но намного больше, чем любые геологи на другой планете. Помимо этого, здесь было обширное поле для научных исследований – внешне невзрачная, планетёнка таила в себе невероятные магнитные аномалии.
Часть выручки компания вкладывала в прикладную науку – и наша сплочённая команда, когда не требовалось наладить буры или запрограммировать компьютеры на бесперебойную подачу руды - занималась настоящими изысканиями. Несколько статей палеогеолога Барта получили ворох премий за «решающий шаг в понимании механизмов образования вертикальных интерферирующих потоков заряженного металла».
Надеюсь, в это месте вы уже поняли, что работа наша – тоска смертная. И даже хуже. В моём личном блоке, в сейфе, надёжно защищённом шифром «11111», лежит кипа Всегалактических кредиток, бережно перевязанная красной резиночкой. Куда их тратить – ума не приложу. На Унынии-2 нет ни городов, ни баров, ни очаровательных крошек, которых можно уломать тремя-четырьмя бокалами спиртного. И связаны мы с ней (с компанией, и соответственно, с планетой), неумолимым контрактом – согласно которому обязаны терпеть это Уныние ещё шесть лет.
— Мы сошли с ума, — как-то сказал мне Такаши, рассматривая бескрайние пески пустыни Коперника, живописно расстелившейся за нашими иллюминаторами. — Хочу сказать, когда согласились на эту работёнку.
И я сказал:
— Ага.
Шесть лет на безлюдной планетке, где холодные ветры красноватой пустыни гонят древнюю пыль от одного горизонта до другого. Не иначе, как мой рассудок сыграл со мной дурную шутку, когда я поставил свою подпись на листе покрытой водяными знаками бумаги. Десять лет в аду! Спустя семьдесят два месяца, я сяду в шаттл до Куртизанки-5 обеспеченным человеком. Прикуплю себе небольшой домик, и буду попивать пиво и тискать хорошеньких жриц любви до тех пор, пока мои бренные останки не положат в аккуратный оцинкованный ящик.
Не сочтите меня законченным гедонистом. Пребывание на Унынии-2 не лучшим образом сказывается на психике. Очевидно, это и стало причиной того, что однажды все мы собрались в комнате отдыха – перекинуться в покер – и единодушно решили заказать на Уныние профессиональную стриптизёршу, осознающую степень риска.
И под риском я подразумеваю не магнитные бури, частые на этой широте. А тот факт, что она окажется в компании изголодавшихся мужчин на срок, определяющийся временем прибытия нового шаттла – то есть, на три месяца. Сказать по правде, мы бы заказали и профессиональный бордель – но, увы, к списку «разрешённых к перевозке физических лиц» он почему-то не принадлежал.
Произошло это так: электрик Боб, который чинил на станции проводку (примерно раз в полгода, а прочее время летал с нами на георазведку – исключительно из любопытства, толку от него не было никакого) как-то сказал:
— А не заказать ли нам стриптизёршу?
Народ подумал и единогласно выдохнул:
— Ага!!!
Марина прибыла спустя полмесяца после оформления заявки. Девушка была вполне недурна: мы получили портфолио и трёхмерное голо, а также промо-ролик, который позволил нам убедиться в профессиональности нашего заказа. У Марины были курчавые светлые волосы и миловидно вздёрнутый носик – о прочих достоинствах я умолчу.
В день прибытия шаттла мы столпились у посадочной полосы. Как зачарованные, следили за появившейся в небе звёздочкой. Она загорелась в васильковых небесах, сначала крохотная – словно пылинка, а затем всё ярче и ярче, мерцая, будто перламутровая горошина, и, наконец, с рёвом и рыком, опустилась на забетонированное поле. Когда дюзы остыли, и к ней смогла пристыковаться передвижная лестница, на холодный трап ступила Она.
Этот миг я не забуду никогда. Девушка была в миниатюрном бикини, раскрашенном весьма своеобразным способом: её левую грудь прикрывало изображение американского флага, правую – три российских полосы, а ярко-алый шарик японского солнца сиял там, куда мы побаивались взглянуть. Долгое воздержание сделало нас робкими и застенчивыми – мы так и мялись возле трапа, утратив дар речи.
— Великие боги космоса, — вполголоса пробормотал Борис, штатный ксенобиолог, — мы не ошиблись с заказом.
Ничего больше мы из себя выдавить не смогли.
Марина понимающе улыбнулась и, пропев «Привет, мальчики» – о боже, какое у неё было контральто – поцеловала каждого из нас в щёку, позволила усадить себя в машину, довезти до жилого комплекса и «поселить» в подготовленный к её приходу жилой отсек. Поставив на пол её багаж – несколько сумок, забитых раздвижным шестом, наручниками и прочими аксессуарами - мы так и топтались посередине комнаты, оглушённые близостью этой пьянящей женщины. Она попросила оставить её наедине – припудрить носик – послала нам воздушный поцелуй и закрыла дверь.
Какое-то время мы непонимающе смотрели на переборку – как стадо баранов на новые ворота – а затем разбрелись по своим «номерам». Нам, уже четыре года не видевшим женщин, она показалась богиней – ослепительно прекрасной, как выходящая из пены Афродита – и столь же желанной, как для скитальцев – манна небесная.
Я долго лежал в кровати – не мог уснуть. Мне чудился её запах. За долгие годы посреди красноватых барханов и пылевых бурь, я успел забыть, как пахнет женщина. А теперь вспомнил. Она пахла фиалками.
Утром, когда мы спустились позавтракать, Марина встретила нас во всём блеске своей земной красоты. На ней было лёгкое платьице, подчёркивающее линии её сводящего с ума тела.
— Привет, бравые космогеологи! — отсалютовала она нам стаканом морса. — Как вам почивалось сегодня ночью?
Марину приветствовал гул голосов. Не слишком стройный – первая женщина на базе повергла нас в состоянии священного трепета, граничащего с катаконическим ступором. Впрочем, гостья не обращала внимания на наше смущение. Напевая в полголоса последний хит группы «Весёлые и влажные», под названием «Я глубоко внутри тебя», она сосредоточенно посыпала шоколадной крошкой миниатюрные пирожные.
— Я тут поколдовала немного с корабельным поваром, — призналась она. — Судя по всему, вы не меняли меню уже сто лет.
Сто лет не сто, а два года точно – операционная система зависла, и даже Боб, который был с техникой с близких, почти матримониальных отношениях, ничего не смог сделать. Вызывать же профессионала-ремонтника нам было не по карману. Ближайший филиал фирмы «Приготовь сам» располагался аж на Поваре-10, и заказать к нам стриптизёршу было намного проще.
Мы все, как один, изумлённо уставились на кулинарный аппарат. Он жизнерадостно помигивал, предлагая «богатый ассортимент китайских, фландрийских и инопланетных блюд».
— Нам снится сон, — прошептал Андрей, наш самый юный стажёр.
После завтрака у нас по плану был полёт к Поющим горам – огромным залежам пьезокристаллов, музыкально постанывающих после восхода солнца: изменение температуры порождало звуковые эффекты. Нам было грустно расставаться с гурией, снизошедшей к нам с небес, даже на мгновение, но сожаления оказались преждевременными – когда мы погрузили аппараты на транспортёры и подрулили к ангару, она уже ждала нас у ворот.
— Вам будет скучно без меня, мальчики.
На ней был лётный комбинезон на размер меньше необходимого – и он так плотно облегал её изумительные формы, что мы сразу поняли – она без нижнего белья. Марина шутливо отдала нам честь:
— Сделаем эту планетёнку!
Я сидел рядом с ней, и тепло от прикосновения её бедра разливалось всё выше и выше, пока мне не показалось, что я весь объят пламенем. А когда мы увидели пламенеющие горы – ярко флуоресцирующие в свете Альтагейзе-9, преломляющие и проводящие свет – словно один громадный рубин на горизонте – она сжала мне руку и не стала отпускать.
— Всегда мечтала увидеть это…
Вечером мы насладились цыплёнком по-абиссински и салатом из нежной красной петрушки. Мы установили шест, и Марина впервые станцевала для нас. Я никогда не забуду этих плавных, возбуждающих движений, от которых внутри словно разгорался вулкан.
Ночью я не мог уснуть. Давно выключил свет и лежал молча, глядя в темноту. Зачем мы заказали Марину? Было невыносимо видеть её умопомрачительное тело, ощущать её запах, её тёплое бедро, во флаере касающееся твоего бедра, её волосы, щекочущие тебе щёку – и не иметь возможности коснуться её.
Три месяца, Великие боги Глубокого космоса!
За три месяца мы можем превратиться в зверей, за три месяца может произойти всё, что угодно. Уверен, и остальных донимали всё те же мысли. Когда долго живёшь бок о бок с людьми, начинаешь их понимать. Я изводил себя снова и снова – до тех пор, пока во мраке не послышались звуки шагов, и чьё-то горячее, пахнущее фиалками тело не оказалось в моих объятьях.
— Тссс, — сказала Марина и, несмотря на полный мрак, я уверен – она улыбалась.
Её волосы щекотали мне щёку – и я был бессилен против этого прикосновения.
— Я осознаю степень риска, — нежно поцеловала мою щёку она, — и я совсем не против. Я давно мечтала о такой работёнке.
Она скользнула под одеяло – и меня бросило в жар: на ней не было ничего.
Утром мы завтракали в совершенном молчании. Боялись встречаться друг с другом взглядом – все влюбились в одну и ту же женщину. Мы задавались вопросом – ко многим ли этой ночью приходила Марина?
Погрузив оборудование, мы полетели к Пизанским горам – величественные скалы из изъеденного ржавчиной металла заметно накренились – словно намеревались упасть на рыжеватые равнины. Наша гостья сидела между Вадимом и Джеком, её лицо раскраснелось, а глаза блестели от восторга. Да, пейзажи на Унынии порой удивительно красивы.
Что, впрочем, не оправдывает отсутствия на ней баров, забегаловок, боулинг-клубов и прочих мест, где можно провести время.
Почти месяц мы жили в напряжённом ожидании. Марина порой приходила ко мне комнату – а иногда нет: очевидно, забавлялась с другими членами экипажа. Меня мучила ревность – но я понимал, что имею на неё прав ничуть не больше, чем другие. В конце концов, она просто выполняла свою работу. Мы сами подписались на это – и теперь стыдливо отводили глаза, когда встречались взглядом друг с другом.
Шёл второй месяц, и мы стали с ужасом осознавать, что Марина вскоре улетит. Никакие баснословные барыши не удержат симпатичную, привлекательную девицу на Унынии-2 более трёх месяцев. И мы снова останемся вдесятером – бравые биологи и красная пустыня.
Перелом в настроении произошёл в начале третьего месяца. Мы ходили мрачнее грозовых туч над Перевалом Ньютона – они там клубятся постоянно. Марина поняла нас без слов. Она баловала нас приятными сюрпризами – воздушными платьицами, нежным кружевным бельём, подбадривала пикантными анекдотами.
Напряжённость, окутывавшая нас в первые месяцы знакомства, понемногу рассеялась – мы словно стали одной большой семьёй. Конечно, в этом была заслуга нашей красавицы – она умела гасила конфликты, колдовала у кулинарного аппарата, соблазняя нас невероятными блюдами… Мы любили Марину, а она любила нас. На Станции воцарился мир и гармония, омрачённая лишь скорым расставанием.
Она покорила нас и неподдельным интересом к геологии – сопровождала нас в каждом вылете, живо интересовалась открытиями, почитывала популярные книги по эволюции планет. Мы не могли представить свою жизнь без Марины. Она стала для нас всем – умелым поваром в соблазнительном передничке, организаторов вечерних посиделок, нежной любовницей, доктором и утешителем наших разбитых сердец.
И вот, по истечении трёх месяцев, мы собрались на Зале Церемоний, бледные и взволнованные – чтобы сделать Марине самое важное предложение в нашей жизни – предложение продлить контракт. Глядя на наши расстроенные и перекошенные физиономии, девушка, хихикнув, согласилась.
И так мы получили счастье в своё полное распоряжение ещё на год.
А затем произошло то, что перевернуло наши жизни раз и навсегда.
Однажды я показывал Марине схемы атомного регрессора – важнейшего аппарата для перфузионной добычи руды. И её бедро снова касалось моего бедра. А затем она, увлёкшись, ткнула пальцем в одну из линий на схеме и сказала:
— А у модели Х-456 этот контур выстроен по противосхеме.
Я выронил чертёж и открыл рот. Ничего подобного нельзя извлечь из учебников для начинающих. Подобное замечание мог сделать только квалифицированный профессионал. Но я… промолчал.
А спустя месяц мы планировали над Горами Катастроф, и у нас отказала гидроподача топлива. Автолёт медленно, но неумолимо стал притягиваться магнитными залежами прямо под нами.
— Дайте, — внезапно сказала девушка. — Дайте-ка мне ключ на 8-23-11. Иначе мы все расшибёмся в лепёшку.
— Дайте ей ключ, — сказал я.
И мы все столпились вокруг процессорного антигравитона, где она ловко подкручивала, завинчивала, смещала и уравновешивала детали. Корабль вздрогнул, внутри что-то хлюпнуло – и мы выровнялись, двигатели загудели. Падение остановилось.
— Эк я его, — жизнерадостно потрясла разводным ключом обнажённая девушка, перемазанная в машинном масле.
Мы молчали. Марина медленно передала нам ключ.
— Ох, чёрт, — уронила она лицо в ладони. — Так и знала, что где-то проколюсь.
Спустя полчаса она рассказала нам свою историю в конференц-зале.
— Я с детства хотела быть геологом, — объяснила Марина. — Поступила на факультет геохимии, окончила с отличием. Но работёнку у нас, на Гетерии-5, отыскать непросто. Поработала немного на Циклопе-8 – но там была скука смертная, провела два-три исследования на Возлюбленно-10, собрала денежки – и переехала на Куртизанку-5 – совсем поблизости от Уныния-2.
Она вздохнула и приложила руки к нагой груди.
— Я всегда мечтала погрузиться в Уныние. Зарыться в её загадочные геологические пласты. Уныние – планета-парадокс, описанная во всех справочниках по космогеономике. Рабочий персонал станции отбирают тщательнее, чем любовниц для Императора звёздной системы. Планета нашпигована геомагнитными аномалиями, как утка по-чин-чински – яблоками.
Она обратила на нас свой пламенный взгляд.
— Я решила нанять шаттл и слетать на Уныние за свой счёт – хотя бы посмотреть, раз уж к исследованиям меня всё равно не допустят. Но шаттл ходит только раз в три месяца, а пребывание на Куртизанке – весьма даже дорого. Да и само место на шаттле стоит баснословных денег. Более того, содержимое шаттла, на 90% определяется нуждами базирующихся на Унынии геологов. Я едва не впала в уныние фигурально, но затем меня осенило. Я решила подработать стриптизёршей в местном клубе «Весёлый геолог» – благо внешние данные вполне позволяли. А потом ненавязчиво подкинула спам со мной на электронную почту Такаши. Шанс, что сработает, был один на миллион – но сработало же!
Мы долго молчали.
— Ну, наука требует жертв, — наконец философски сказал Боб.
— Но где ты научилась так здорово танцевать!? — изумился Джек.
Марина белозубо улыбнулась.
— Для своих бывших парней. По «Стрип-аэробике для желающих похудеть».
— Но, чёрт возьми, — наконец, задал вопрос Михаил, который побоялся задать я сам, — Тебе ведь, наверно… было противно с нами? Мы не собираемся тебя принуждать…
— С чего бы это? — искренне удивилась наша гостья.
Она нежно улыбнулась нам и покачала головой.
— На Гетерии-5, откуда я родом, девушке принято выходить замуж сразу за десятерых мужей.
Так мы и жили ещё долгий-долгий год, только на этот раз Марина принимала участие во всех наших обсуждениях, мы доверяли ей самые высокоточные приборы и даже включили её имя в несколько научных статей, под видом «стороннего консультанта». А затем компания «Редкие руды» неожиданно развалилась, выплачивать неустойку нам никто не стал, выплата денег на научные исследования прекратилась, и жизнь на Станции остановилась сама собой. Ходили слухи, что филиал «Редких руд» на Унынии хочет перекупить мегамонстр галактических корпораций – «Сверхредкие руды», но нам до этого уже не было никакого дела. К чёрту Уныние! Пяти лет нам вполне хватило.
Моя бывшая команда разбрелась кто куда. Барт устроился работать в «Институт неземной химии», где, по слухам, почти нет мужчин – один симпатичные аспирантки; Такаши сменил профиль – и работает ныне в индустрии развлечений. Борис открыл на Копернике небольшой бордель, а Андрей – прославился как известный автор эротических рассказов. Про остальных я ничего не знаю.
Что касается меня – я сделал в точности что хотел: прикупил себе домик на Куртизанке-5 и каждую ночь тискаю хорошеньких жриц любви. Даже пяти лет работы на «Редкие руды» вполне хватило для этого. Хорошо, что у меня неревнивая жена. Когда я сделал предложение Марине, она согласилась, но попросила заменить девять недостающих мужей девятью девушками, поскольку «от парней в таких количествах она немного устала». Что ж, я ничего не имею против. Мы уже нашли Бекки и Тиру, а за остальными, думаю, дело не станет.
Порой я смотрю, как восходит на горизонте круглый диск Уныния. Я вложил значительную часть заработанных денег в акции «Сверхредких руд» – и не прогадал. Они собираются начать широкомасштабную разработку Уныния – но я туда более ни ногой.
Я лежу на шезлонге, моей ноги касается тёплая нога Марины, в моей руке – бокал с полосатым коктейлем и зонтиком. Смотрю на неё – и она улыбается мне. И я понимаю – что совершенно счастлив.
|
