Н. Г. Шаймердинова, профессор ену им. Л. Н. Гумилева

В исследованиях по когнитивной лингвистике язык приобретает ментально ориентированный характер. Язык представляется как источник знания (информации), хранения этой информации, извлечения ее из недр сознания и формирования новых знаний. Одним словом, языковая сущность апеллирует к сущности знания, которая в теории познания и в лингвистической эпистемологии характеризуется по различным свойствам: по связи знания с действительностью, как знания декларативные и процедурные, знания эмпирические и теоретические (способ познания мира). По способу познания мира знания структурируются на знания о языке (теоретические сведения о языковой системе), знания языка (реализация знаний о языке в речевой деятельности), знания в языке - это знания о мире (мышлении), отражение картины мира в языке, фиксирование знаний о действительности языковыми средствами. В последнем случае языковые единицы самых различных уровней (морфема, производное слово, семема, предложение, текст) имеют возможность представлять концептуальную картину мира, т.е. знания о мире, мышлении, действительности. Реализация подобных ресурсов языка ярко проявляется в представлении древнетюркской картины мира, зафиксированных в древнетюркских Орхонских памятниках.

Общеизвестно, что Орхонские письмена раннего средневековья на сегодняшний день переведены с древнетюркского языка на многие языки Востока и Запада. Переводы на тюркские языки (казахский, киргизский, турецкий и другие) наиболее адекватно передают рунический текст, поскольку в современных тюркских языки до настоящего времени сохранился большой пласт древнетюркской лексики, представляющей различные лексико-семантические группы лексической системы: аға, апа, қатын (катун), іні, бөбек; бас, көз, шәш кұл; күн, жер, су, тау, таң, түн жаз, қыс, күз; бұйрұқ, бек, султан, хан; бөрі, барс, тай табын; корған, сан и т.д. Поэтому один из авторов новейшего Атласа Орхонских памятников М.Жолдасбеков рунические эквиваленты в современных тюркских языках называет не переводами с древнетюркского, а переложением текстов генетически родственных языков с диахронической сферы в область синхронии [1, с. 10].

Из других переводов важными для исследования древнетюркских текстов являются переводы на русский язык, осуществленные как первыми исследователями памятников (В.В. Радлов, П.М. Мелиоранский), так и учеными более позднего времени, в том числе и современными (С.Е. Малов, И.В. Стеблева, И.А. Батманов, А.С. Аманжолов, М. Жолдасбеков, Н. Шаймердинова и другие.) [2].

• 
  В.В. Радлов – ученый-энциклопедист, археолог, этнограф, филолог, автор первого перевода руники после их дешифровки В. Томсеном, создал основную сюжетную фабулу и стереотипные языковые клише текстов памятников Кюль-тегин и Бильге-каган.
  
• 
  П.М. Мелиоранский – тюрколог-лингвист, владевший как европейскими, так и восточными языками, в том числе арабским, казахским, древнетюркским языками, обладавший глубокими познаниями не только в области лингвистической, но и в области исторической, культурологической, создал один из лучших переводов текста Кюль-тегина и через язык перевода максимально приблизился к пониманию древнетюркской ментальности и культуры.
  
• 
  С.М. Малов – ученый академического стиля, чьи исследования древнетюркских памятников стали хрестоматийными для всей тюркологии, создал литературный текст памятников, сделал эти тексты удобными для восприятия читателя.
  
• 
  Особенности исследований и переводов И.В. Стеблевой заключаются в её попытке «увидеть» в Орхонских текстах ритмическую организацию древнетюркского стиха, определить поэтическую семантику. тем самым отнести тексты памятников к жанру поэтических произведений.
  
• 
  Русский перевод руники казахстанских ученых М. Жолдасбекова, Н. Шаймердиновой, К. Сарткожаулы следует определить как концептуально достоверный, поскольку эти авторы, будучи профессиональными билингвами, носителями тюркских языков, учитывая новые тенденции в изучении древнетюркских памятников, попытались устранить лакунарии и неясные смыслы текстов, допущенные в предыдущих переводах и создать наиболее адекватный подлиннику текст [3, с.47-49].
  

Эта модель позволяет нам установить процессы категоризации и концептуализации в древнетюркском сознании, через ресурсы русского языка выявить огромный спектр знаний о древнетюркском мире (мышлении), а также показать, что структуры языковых единиц дают нам:

• 
  представления древних тюрков об их верховных божествах (Тенгри – Умай);
  
• 
  понимание тюрками времени, пространства, количества;
  
• 
  раскрывают древнетюркские этнокультурные константы (обряд инициации, постановка балбалов, в том числе головного балабала, проведение ритуальных обрядов, сооружение поминальных комплексов со стелами, на каменных плитах которых выбиты «вечные тексты»);
  
• 
  определяют спектр социальных вопросов – проблему власти (правление тюркских каганов), взаимоотношения тюрков с родственными племенами и врагами (походы и сражения, проблема «своих» и «чужих»), воссоздание образа воина-защитника тюркских земель, территории, Родины, являющегося символом всей номадической средневековой культуры (Кюль-тегин, Кули-чор и другие). Графически модель древнетюркская модель мира выглядит следующим образом.
  
• 
  В структуре древнетюркского языка, а в последующем в декодированных текстах русского языка нашли емкое отражение социальные вопросы (концепты), среди которых одним из важных является проблема власти. Собственно говоря, тексты на «вечных» камнях были выбиты не только для того, чтобы описать историю походов и сражений древних тюрков, но и восславить правление тюркских каганов. Каган – главная политическая, социальная, человеческая фигура древнетюркского общества. Поэтому деятельности каганов наряду с описанием тех или иных событий отводится так много внимания, и описывается эта деятельность по определённой модели, которая очень ярко иллюстрируется на примере основателей раннего тюркского каганата Бумын-кагана и Истеми-кагана: «Миром правили мои предки - Бумын-каган, Истеми-каган». Далее в тексте Кюль-тегин подробно излагаются заслуги этих каганов:
  

- «создали государство и власть»;

- «народы, живущие по четырём углам, покорили, принудили к миру»;

- «они были мудрые каганы, они были могучие каганы»;

- «их военачальники тоже были мудрыми и мужественными»;

- «их беки и народ были верными»;

- их смерть опечалила всех «скорбящие и плачущие пришли отовсюду…».

Заканчивается восхваление каганов – сентенцией, укором, что потомки не оказались достойными своих отцов: «После них стали каганами их младшие братья, сыновья их стали каганами. Младшие братья не были подобны старшим, сыновья не были подобны отцам, то есть неразумные каганы сели на престол. Слабые каганы сели на престол» [1, с.187].

Во фрагментах Бугутинской надписи, относящейся к эпохе раннего тюркского каганата, про деятельность Мухан-кагана трижды повторяется «хорошо вскормил народ», «он совершил много благих дел», «….благие дела они восхваляли» [1, с.52]. Значит, Мухан-каган был достойным каганом, мудрым правителем, и памятник, поставленный в честь него, увековечивает этот образ.

В текстах Кюль-тегина, Бильге-кагана Йоллык-тегин повествует о нелёгкой ноше верховного правителя своего отца Кутлук-кагана, дяди Капаган-кагана и правлении Бильге-кагана. В понимании древних тюрков, если каган сильный и мудрый, то умножается достояние народа, улучшается его благосостояние, государство достигает расцвета. Подобная ситуация в тексте Кюль-тегина описывается несколько раз в рамках сценарного фрейма, результаты деятельности каждого из каганов фиксируются одними и теми же стереотипными выражениями: «имевших колени он заставил преклонить колени, имевших головы он заставил склонить головы», «неимущий народ сделал богатым, немногочисленный народ сделал многочисленным».

Во время правления Кутлука-кагана древнетюркский народ добился независимости, а древнетюркское государство стало могущественным. Деятельность Кутлук-кагана оценивается в конкретных цифрах и стереотипных выражениях:

Сорок семь раз он ходил с войском в поход, дал двадцать сражений. По милости неба у имевших государство он отнял государство, у имевших кагана он отнял кагана, врагов он принудил к миру. Имевших колени он заставил преклонить колени, имевших головы он заставил склонить головы. Мой отец-каган, приобретя таким образом государство и власть, отлетел (умер) [5, с. 114].

Кутлук-кагану был присвоен титул «ел-терис («Ильтериш», «ел-торис», «ел-төрісі»)». Такая преамбула не случайна: осуществляется метонимический перенос «ел» в значении государства для обозначения титула каган за его заслуги перед этим государством («ел-торис»).

По мнению авторов «Атласа Орхонских памятников», в древнетюркском мире титул «ел» присваивался за большие заслуги только основателям каганатов. В раннем тюркском каганате этот титул был присвоен Бумын-каган, позднем тюркском каганате - Кутлук-кагану, в объединённом тюркском каганате – Турайын-кагану. Другие каганы такие, как Истеми-каган, Мухан-каган, Таспар-каган и т.д. таким титулом не обладали [1, с.110].

Компонентный анализ слова «тореси» (в переводах В.В. Радлова, С.Е. Малова терис (ел-терис) дает важную информацию о правлении и власти Кутлук-кагана. Аффикс -сы/сi в казахском языке обозначает «владеть», «обладать», значение аффикса унаследовано из древнетюркского языка, т.е. в древнетюркском языке морфема –с (ее варианты -сы/сi) выражала тот же самое значение, что и аффиксы современного казахского языка – значение «обладания». В тюркологических толкованиях последних лет слово «тöр» обозначает «правительство», «власть». Полный морфемный анализ «тореси» означает «обладать властью над правительством», а все сочетание «ел-тореси» («ильтерис») обозначает власть над народом, власть над правительством. Иначе говоря, власть над народом и правительством сосредоточена была в одних руках Кутлук-кагана, власть кагана была сильная, монархическая. Для сравнения в титулах других каганов лексема «ел» не сочетается со словом «тöри», например, ел-етмиш Турайын-каган. Так, язык фиксирует систему государственного управления древнетюркского государства. Далее в тексте Кюль-тегина в стереотипной модели описывается и правление Капаган-кагана:

• 
  приход к власти;
  
• 
  организованные им походы и сражения «С моим дядей-каганом мы ходили войной на восток….на запад мы ходили войной. Перевалив Кёгмен, до земли кыргызов мы ходили войной. Всего мы ходили двадцать пять раз, дали тринадцать сражений» [Жолдасбеков и др. КТ.I. 17-18];
  
• 
  покоренные каганом народы и племена «имевших колени заставили преклонить, имевших головы заставили склонить»;
  
• 
  обустройство собственного тюркского народа «Мой дядя-каганъ, сев (царство) хорошо устроилъ и поднялъ турецкiй народъ (т.е. поднялъ его благосостоянiе, значенiе), неимущихъ онъ сделалъ богатыми, немногочисленныхъ онъ сделалъ многочисленными» [Мелиоранский, КТб.16]. Повышение материального благосостояния отмечается интересной ремаркой: «Въ то время наши рабы стали рабовладельцами, наши рабыни стали рабовладелицами» [Мелиоранский, КТб. 21]. Язык передаёт весьма интересные знания о древнетюркском мире, поскольку в истории человечества не часто встречается (возможно, и вовсе нет), чтобы раб имел своего раба, рабыня свою рабыню. Такие ситуации можно объяснять лишь гипотетически - возможно, речь идёт о достатке, богатстве, улучшении социального положения тюркского народа.
  
• 
  описание внутриплеменных раздоров и распри, повлекших за собой ослабление тюркского государства: «Тюркский народ покайся! Перед своим мудрым каганом, возвысившим тебя, за то, что ты был верен, перед своим хорошим государством ты сам провинился, сделал низость. Откуда пришли вооруженные люди и рассеяли тебя? Откуда пришли копьеносцы и увлекли тебя?» Глаголы «рассеяли», «увлекли» означают падение древнетюркского государства.
  
• 
  смерть кагана и постановка в честь памяти его балбалов во главе с головным балбалом кыргызского кагана: «Вследствие твоего непонимания своего блага и вследствие твоей низости мой дядя-каган улетел (умер). В честь моего дяди-кагана я поставил во главе (вереницей камней) балбал кыргызского кагана» [Жолдасбеков и др. КТ.I. 24-25].
  

В сознании читателя возникает картина трудностей, которые преодолевает каган, чтобы поднять благосостояние народа. Последующее стереотипное выражение «сделалъ богатымъ неимущий народ, сделалъ многочисленнымъ малочисленный народъ» выражает достаточную информацию о благосостоянии народа, оно является ключевым.

В конце своего правления Бильге-каган даёт оценку собственному правлению: «Когда я был каганом, тюркскому народу не было плохо. Я создал хорошее государство и хорошую власть» [Жолдасбеков и др. КТ. I. 28].

Вся деятельность каганов направлена на благодеяние народа, что выражается в языке в значении глагольной семантики: «обустроил народ», «восстановил его как во времена моих предков», «поднял, возвысил тюркский народ», «объединил немногочисленный народ», «поднял погибающий народ» и т.д. Примечательно в данном аспекте слова Бильге-кагана, ставшие афоризмом: «…я ради блага тюркского народа не спал ночей, не сидел (без дела) днём» [Малов, КТб. 27].

Тексты памятников насыщены призывами каганов к народу: «О, тюркский народ, если ты будешь жить в Отюкенской черни, то жил бы ты, создавая своё вечное государство». Или другое обращение: «Речь мою полностью выслушайте, мои младшие братья, потомки, народы подвластные мне…Эту речь мою хорошенько слушайте и крепко ей внимайте!» И далее Бильге-каган утверждает: «В моей речи нет неправды!» [Жолдaсбеков и др. КТ. IY. 10]. В такой речи кагана, как и в его поступках и делах, преобладает иллокутивная сила воздействия.

Речи и призывы каганов имеют прагматический характер, ибо нацелены на объединение и послушание народа во имя создания могущественного и сильного государства. Для древнетюркского мира фактор единства всех социальных структур был так же актуален, как и для нашей современности. Тем не менее, по мысли С.Г. Кляшторного, единство, которого требуют каганы, единство внутри общины, основанное не на равенстве соплеменников, а на многоступенчатой системе подчинения, означало отказ от сословных разногласий и принятия такой политической структуры и таких правовых норм, при которых власть, а, следовательно, и богатство, добываемое путём внеэкономического принуждения, войной и угрозой войны, принадлежало бы аристократам по крови, выделявшей остальной общине установленную традицией долю добычи дани (Кляшторный, Султанов, 2004,с. 163).

Поэтому, несмотря на то, что в текстах в целом правление каганов описывается положительно, в действительности для простого народа власть тюркского кагана не всегда была демократичной, что подтверждается и ситуациями описанных в текстах, и мнением В.В. Бартольда. О монархическом характере верховного правителя кагана В.В. Бартольд пишет: «…Ханы берут власть сами, никем не назначаются и не выбираются; народ или народы только примиряются с существующим фактом, часто только после тяжёлой борьбы, и объединение под властью хана его собственного народа часто бывает связано с более продолжительным кровополитием, чем потом походы кочевников, с ханом во главе, на культурные земли; эти походы и связанная с ними военная добыча – единственный способ примирить народ с установлением ханской власти» (Бартольд, 1996, с.6)

Литература

1. 
   Жолдасбеков М., Сарткожаулы К.Атлас Орхонских памятников (перевод на русский язык М. Жолдасбекова, Н. Шаймердиновой и др.). - Астана, Күлтегін, 2006.
   
2. 
   Шаймердинова Н.Г. Когнитивные модели древнетюркских текстов в русских переводах. – Астана, Арман-ПВ, 2007.
   
3. 
   Шаймердинова Н.Г. Когнитивная семантика древнетюркских орхонских текстов. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук. – Алматы, 2007.
   
4. 
   Радлов В.В., Мелиоранский П.М. Древнетюркские памятники Кошо-Цайдам. // Сборник Трудов Орхонской экспедиции. Т.IY. СПб., 1897.
   
5. 
   Стеблева И.В. Поэзия тюрков VI-VIII веков. - М. 1965.
   
6. 
   Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности. - М.-Л., 1951.
   
7. 
   Мелиоранский П.М. Памятник в честь Кюль-тегина. - СПб., ЗВОРАО, 1899.