Н. Н. Моисеев (Вопросы философии. 1995. №1. С. 3-30.)

В предлагаемой работе мне хотелось бы обсудить эволюционные и экологические (точнее, энвайроментальные) основания наиболее острых противостояний, которые сегодня могут нарушить общепланетарную стабильность и иметь катастрофические последствия. Многие из них носят цивилизационный характер и, как мы увидим ниже, есть все основания думать, что именно в этом ключе уже в ближайшие десятилетия будут развиваться наиболее опасные противоборства, способные перекроить всю карту мира.

Из общих соображений эволюционизма разнообразие цивилизаций — великое благо для человечества как единого вида, единой живой системы. Вместе с тем это и источник опаснейших противостояний. Они могут иметь своим следствием настоящий «конец истории», а не тот, о котором говорили Гегель, Фукуяма и другие философы и политологи. Мне кажется, что сопоставление эволюционистских и цивилизационных рассмотрении нынешней фазы общественного развития способно помочь в политологическом анализе возможных сценариев развития общепланетарной обстановки. И найти то общее, что должно быть свойственно планетарной цивилизации XXI в., если такое понятие окажется имеющим смысл.

И еще одно предварительное замечание. Как это видно из названия предлагаемой работы, автор полагает, что развитие человека как биологического вида, как составляющей биосферы, все более активно с ней взаимодействующей, продолжается. Более того, этот процесс (для которого естественно сохранить название антропогенеза) вступает в новую и очень опасную фазу. Его интерпретация, предлагаемая в данной работе, по мнению автора, дополняет многое сказанное по поводу глобальных проблем, встающих перед человечеством. И представляет еще один ракурс рассмотрения перспективы развития политических событий.

Неизбежность планетарного кризиса

Итак, планета и общество вступают в совершенно новую стадию своего развития. Первыми этот факт осознали естествоиспытатели. Вспомним, что еще на заре нынешнего века В. И. Вернадский первым заметил, что «человечество превращается в основную геологообразующую силу планеты». Через двадцать лет Ле Руа и Тейяр де Шарден ввели в обращение термин „ноосфера". А на грани 60-х годов В. А. Ковда показал, что именно человечество является основным мусоропроизводителем: оно производит отбросов органического происхождения, т. е. исключающих этот материал из естественного кругооборота веществ, в 2000 раз интенсивнее всей остальной биосферы. Постепенно становилось очевидным, что нагрузка, оказываемая человеческой деятельностью на окружающую среду, не просто превращается в фактор, определяющий ее эволюцию, но и растет столь быстро, что говорить о каком-либо равновесии биосферы и одновременно о сохранении гомеостаза вида homo sapiens уже не приходится.

К этим соображениям следует добавить утверждение, совершенно тривиальное с точки зрения популяционной динамики: никакой живой вид, сделавшись монополистом в своей экологической нише, не способен избежать экологического кризиса. И он может иметь только два исхода: либо вид начнет деградировать, либо он, надлежавшим образом изменившись (изменив стандарты своего поведения и взаимоотношения с природой), сформирует новую экологическую нишу. А человечество уже давно обречено на монополизм.

Из сказанного следует, что человечество неизбежно будет втягиваться в экологический кризис, причем глобального масштаба, поскольку ойкуменой человечества в XX в. сделалась уже вся планета, и оно взаимодействует с природой как единый вид. Для того чтобы предотвратить деградацию, человечеству предстоит мучительный поиск новой экологической ниши. Наши современные взгляды на особенности мирового эволюционного процесса выражаются в форме представления о коэволюции биосферы и общества, т. е. их совместном развитии, как абсолютно необходимом условии сохранения человека на Земле. Этап человеческой истории, когда окажется реализованным необходимое квазиравновесие общества и природы, получил название эпохи ноосферы.

Вопрос о возможности реализации такого соотношения природы и общества, т. е. вопрос о предотвращении деградации человечества как элемента биосферы, сводится по существу к формированию новой цивилизации (или новых цивилизаций). И этот вопрос остается открытым.

Но одно уже совершенно очевидно: прогрессирующая неравновесность в соотношении общества и остальной биосферы, разрушение естественных биосферных циклов приведет к глубоким цивилизационным противостояниям.

Путь в ноосферу или «устойчивое развитие»

Неизбежность (я думаю, скорее, необходимость) перехода планеты и общества в качественно новую стадию их совместной эволюции осознается естественнонаучной мыслью с начала века. Но теперь, в последние десятилетия нашего столетия, неотвратимость перемен стала наглядно осязаемой и доступной самым широким кругам общественности. Последнее, впрочем, вовсе не означает утверждения о существовании оптимистического исхода такого процесса. Я просто еще раз констатирую, что «процесс пошел»! Он еще по-настоящему не осознан. Тем не менее, наметившиеся сдвиги в общественной эволюции уже начали влиять и на общественное сознание и привлекать внимание людей, далеких от естествознания. Так, например, получили широкую известность работы Римского клуба, привлекшие внимание мировой общественности к изучению тенденций глобальной эволюции. Глубокие исследования проблем взаимодействия человеческой активности и условий жизни общества были проведены Международным институтом жизни (Institut de la Vie), показавшие, что практически любая форма научно-технической деятельности, если она проводится без достаточного контроля общественности (планетарного гражданского общества, которое еще предстоит создать), грозит катастрофическими последствиями и для организма человека, и для самой биосферы, а следовательно, и для общества в целом!

Описанные особенности современного этапа эволюции окружающей среды и общества имеют уже сейчас ряд негативных социальных последствий. С особой остротой в последние годы встают проблемы стратификации уровней жизни. Это прежде всего так называемые проблемы «Север — Юг». Они принципиально неразрешимы в рамках современного общественного сознания, современного образа мышления и современного устройства планетарного сообщества. Я бы еще добавил — современных цивилизационных парадигм.

Смутное представление о грозящих опасностях и неизбежных общественных сдвигах, имеющих общепланетарный характер, активизировало не только широкие общественные круги, но и заставило обратить на них внимание политиков и специалистов в области общественных наук. Проблемы соответствия характера мировых общественно-политических процессов возможностям и особенностями эволюции биосферы стали беспокоить руководителей большинства государств. Представление о возможности катастрофического исхода современного пути эволюции планетарной цивилизации привело к целому ряду важных акций международного масштаба, среди которых экологический конгресс в Рио де Жанейро в июле 1992 г. занимает особое положение.

Этот конгресс в научных кругах не получил однозначной оценки. Основная критика сводилась к тому, что он не поставил точки над и. Политические мотивы не позволили обнажить реальных горизонтов развития цивилизации так, как они видятся ученым. Но он был проведен на правительственном уровне и уже поэтому знаменует собой важный этап в развитии общественного сознания. Вместе с тем нельзя не сказать и о том, что он не оправдал надежды специалистов и, что может быть особенно опасно, породил определенные иллюзии. Они в известной степени успокоили общественное мнение и перевели усилия в рамки чисто практических локальных мероприятий, конечно, очень важных, но не способных качественно изменить планетарную экологическую обстановку и сколько-нибудь существенно снизить риск катастрофического развития событий. Среди этих иллюзий особое место занимает идея устойчивого (регулируемого) развития.

Такая идея родилась в исследованиях ученых-гуманитариев, прежде всего экономистов, и была поддержана политиками. Она очень далека от того идеала, о котором писали Вернадский и Тейяр де Шарден в своих размышлениях о ноосфере. Я думаю, что эта идея также очень далека и от возможной реализации —ситуация в мире гораздо серьезнее и разговоры об устойчивом развитии напоминают поведение страуса, прячущего голову в песок. К сожалению, она не подверглась профессиональному критическому анализу и нашла отклик во многих правительственных документах и, в частности, в указе Президента нашей страны. Мне кажется, что концепция устойчивого развития — одно из опаснейших заблуждений современности. Особенно в том виде, как она интерпретируется политиками и экономистами.

Действительность неизмеримо сложнее и опаснее. Политические последствия экологического кризиса куда глубже, чем это может представить общественность, опираясь на решения конгресса в Рио. Если же состояние устойчивого развития понимать не в том примитивном смысле, как его понимают политики и экономисты, а как иное словесное выражение необходимости развития процесса, приводящего однажды к реализации принципа коэволюции или эпохе ноосферы (что является, по моему мнению, синонимами), то надо честно сказать, что на этом направлении человечеству еще придется пройти долгий и тернистый путь, наполненный трагедиями планетарного масштаба. К этому общество должно быть готовым, и мы не имеем права заменять реальность упрощенными и опасными иллюзиями. Этот путь будет совсем не похож на устойчивое развитие.

Но прежде чем говорить о возможных катаклизмах, следует сделать еще несколько замечаний, относящихся к некоторым особенностям развития человечества, традиционно не связываемых с его современной историей.

Экологический императив и его роль в истории

Человек — составляющая биосферы. Он возник в результате ее эволюции. Поэтому изучение процесса его развития в контексте мирового эволюционного процесса дает весьма полезный ракурс для оценки происходящего в общественной сфере и определенные представления о возможном развитии событий.

Прежде всего заметим, что развитие любого живого вида, любой популяции может происходить лишь в жестких ограниченных пределах изменения параметров окружающей среды. Подобное утверждение касается и человека. Поэтому лет 20 тому назад я ввел понятие экологического императива, как некоторого множества свойств окружающей среды (зависящих от особенностей цивилизации), изменение которых человеческой деятельностью недопустимо ни при каких условиях. Другими словами — некоторые виды человеческой деятельности, особенно степень воздействия человека на окружающую среду должны быть строго ограниченными и контролируемыми. Категория «экологический императив» — объективна, она не зависит от воли отдельного человека, а определяется соотношением свойств природной среды и физиологических и общественных особенностей всего вида. Но реализация этого соотношения зависит от воли человека! Вот почему использование термина, аналогичного кантовскому категорическому императиву, совершенно не случайно.

Всю историю антропогенеза можно рассматривать в ракурсе соответствия способности прачеловека, тех или иных его популяций принять экологический императив, подчинить ему свою жизнедеятельность. Такая позиция воспринимается как совершенно естественная и не вызывает чувства протеста у представителей общественных наук, когда речь идет о ранних этапах антропогенеза — главным содержанием этого процесса было не совершенствование форм общественного бытия, а биологическая эволюция. Но я вижу прямую необходимость аналогичного рассмотрения и более позднего, уже исторического этапа развития вида homo sapiens, когда в начале голоцена, после завершения неолитической революции, у человечества сформировалась современная экологическая ниша, и оно на поздних этапах неолита вступило в свою историю.

Я смею это утверждать, ибо анализ истории Шумера, Древнего Египта, Китая и многочисленные другие исследования в этой области наглядно показывают прямую зависимость цивилизационных структур и их эволюцию от изменения природных факторов. Причины таких изменений могли быть очень разными. Многие из них были связаны с вариациями климата, как, например, в Египте. Другие были вызваны увеличением антропогенного давления на окружающую среду, как в Шумере или Китае. В одних случаях цивилизация оказывалась не способной к ним адаптироваться и навсегда покидала историю, оставив после себя лишь смутные воспоминания, как это было в Древнем Шумере. В других эти трудности служили источником нового взлета, когда цивилизация смогла расширить свою экологическую нишу.

Подобная зависимость отчетливо проявлялась и в средние века, например, в истории скандинавских стран и особенно Исландии. Наступление «малого ледникового периода», которое усложнило ледовую обстановку в Северной Атлантике, отодвинуло заселение Америки с XII до XV в. Кто знает, как бы пошла история человечества, если бы ухудшение ледовых условий не прерывало связей с Винландом, успешное освоение которого было начато Эриком Рыжим. В современных же условиях зависимость человека от природных факторов многократно возросла, ибо экспоненциально растущее воздействие на природу меняет (тоже экспоненциально) саму природу, а значит, и условия жизни людей.

Предлагаемая «природная интерпретация» не только экономической, но и политической истории человечества, ее рассмотрение в кадре взаимоотношения природы и общества никак не противоречит другим ракурсам изучения истории, в том числе и марксистскому анализу. И каждый из них не универсален. В связи с этим уместно вспомнить знаменитые слова Н. Бора о том, что никакое сложное явление нельзя описать с помощью одного языка (т. е. с помощью какой-либо одной интерпретации или на основе одной парадигмы). Истинное понимание может дать только голограмма, т. е. рассмотрение явления в разных ракурсах, его описание с помощью ряда различных интерпретаций. А понимание и есть главная цель любого анализа. Вспомним, что по этому поводу сказал другой великий физик А. Эйнштейн: как много мы знаем и как мало мы понимаем!

И в разные времена те или иные контексты рассмотрения исторического процесса могут иметь разное значение для формирования того информационного поля, в котором целесообразно проводить эффективный анализ разворачивающихся событий, и предсказывать различные возможные (или вероятные) повороты политической жизни планеты. Так, например в XIX в., когда в Европе и Америке закончилась эпоха первоначального накопления, когда шел бурный процесс становления молодого капитализма, то видение событий, предложенное Марксом, давало, вероятно, наиболее содержательный вклад в информационную базу прогностической деятельности. Но уже в конце XIX в., и особенно в XX в., тот контекст мирового процесса развития, который использовал  Э. Бернштейн,  оказывался  способным  давать  более реалистические оценки возможного поворота общественной эволюции. Он стал служить более надежным источником прогностической информации в области экономики и эволюции общественных отношений. Однако тоже недостаточным для понимания этих процессов.

Что же касается нынешнего времени, то я полагаю, что определяющее значение в истории, общества (во всяком случае, ближайших десятилетий) будут играть его взаимоотношения с окружающей природой. Именно они окажутся инициаторами цивилизационных конфликтов, поскольку человечество подошло к порогу допустимого, и разные цивилизации будут очень по-разному воспринимать природные ограничения и искать свои пути дальнейшего развития. В этом и состоит экологический пафос современного политологического анализа переживаемого этапа процесса планетарного развития.

Философия истории и экология

Зависимость судеб человека от природных факторов на протяжении всей истории воспринималась им как проявление каких-то высших сил. Его реакции на изменения характеристик окружающей среды носили стихийный характер. Так усиление муссонных осадков в Абиссинии увеличивало разливы Нила — тогда народ уходил на Юг и нижний Египет беднел и терял свое значение. Когда климат становился суше, разливы Нила сокращались и центр страны снова перемещался в более плодородный Нижний Египет. Так происходило и тогда, когда природная среда изменялась по вине самого человека, что им, разумеется, не осознавалось. Так, например, однажды от чрезмерного полива произошло засоление почв в низовьях Тигра и Ефрата. Тогда люди бросили свою землю и ушли с насиженных мест. Культура Шумера рухнула, о ней забыли, и только в 20-х годах нынешнего столетия археологи установили существование одной из самых старых земледельческих цивилизаций древнего мира. Китайцы оказались умнее шумеров: когда население возросло и его стало нечем кормить, они научились выращивать рис в чеках, залитых водой, и разводить в них рыбу. Продуктивность земли увеличилась во много раз. Страна вышла из экологического кризиса, более того, разбогатела, и тогда ярко вспыхнула древнекитайская цивилизация.

Кочевой образ жизни — это тоже реакция популяций на антропогенные изменения природной среды. Другими словами, общество так или иначе реагировало на изменения природных условий: оно не только меняло местоположение, но вырабатывало новую форму государственного устройства и власти, изобретало новые технологии и т. д. И что особенно важно — люди вырабатывали новые формы взаимоотношения с природой и между собой. Общество формировало то, что мы называем общественным поведением или нравственностью (т. е. систему нравов), необходимыми для сохранения своего стабильного существования. Имел место сложнейший процесс самоорганизации, не исключавший и возможности срыва в штопор, когда в считанные годы в жизни общества происходили перемены катастрофического характера. Их примером являются великие переселения народов.

Если исключить перестройки бифуркационного характера, то подобные процессы взаимной адаптации природы и общества шли веками, составлявшими порой целые эпохи. Подчеркнем — взаимной адаптации, ибо общество не только подстраивало себя к окружающей природе, но и всегда так или иначе подстраивало природу под свои нужды: другое дело, в каких масштабах это происходило. «Естественное» изменение природных характеристик происходит обычно достаточно медленно по человеческим масштабам, а тем более под действием человеческой активности: в старые времена оно могло становиться заметным лишь на интервале жизни многих поколений. Вот почему человек на протяжении своей истории до самого последнего времени жил в условиях квазистатичных, близких к тем, которые мы определяем как «гомеостаз». И в этом смысле поведение вида homo sapiens мало чем отличалось от поведения других видов, которые также адаптировались к изменению внешних условий и адаптировали природу под свои нужды, как, например, бобры, которые строят плотины и заболачивают местность, меняя не только условия жизни, но и характер ландшафтов. По этим же причинам ученые, которые занимались изучением истории и размышляли над проблемами философии истории, не очень интересовались особенностью человека как естественной составляющей биосферы. И целый пласт проблем выпал из поля зрения общественных наукой политологии в частности. Поэтому общественные науки и оказались не готовыми принять современный экологический вызов.

А это необходимо, поскольку ныне ситуация качественно изменилась: антропогенные изменения окружающей среды уже при жизни одного поколения существенно меняют условия жизни людей и надежда на «естественную», т. е. стихийную, адаптацию цивилизации человека к подобным изменениям становится не только иллюзорной, но и крайне опасной. Возникают новые типы конфликтов (о них я буду говорить ниже), попытки разрешения которых старыми методами могут привести к катастрофе. Если не будут включены новые способы воздействия человека на природу (которые еще предстоит изобрести), на самого себя, если не будут созданы иные системы взаимоотношений между людьми, государствами и цивилизациями, то человечество очень скоро и бесславно закончит свое земное существование. Биосфера, вероятнее всего, сохранится при любых человеческих катаклизмах, которые будут неизбежным следствием планетарного кризиса, но она лишится единственного инструмента своего самопознания — человека.

Другими словами — экологический императив не может быть обеспечен в рамках традиционной схемы адаптации общества к изменяющимся условиям существования, которые происходят благодаря жизнедеятельности самого общества. По существу он требует создания, причем в достаточно короткие сроки, нового нравственного императива, т. е. нового характера взаимоотношения людей между собой и природой.

Все это ставит перед науками об обществе (и философией истории в частности) совершенно новые нетрадиционные задачи. Может быть и проблему нового миропонимания. В этой работе делается попытка обсудить лишь некоторые из возникающих проблем.

Биосоциальные законы и «феномен лемингов»

Развитие человечества уже пережило по меньшей мере две бифуркации — два качественных изменения характера своего развития. Первая перестройка произошла еще в палеолите и привела к утверждению системы табу, ограничивающих действие биосоциальных законов. Среди них особое место занимает табу «не убий!», утверждение которого перевело процесс развития рода человеческого из канала биологической эволюции в канал общественного развития. Вторая перестройка произошла уже в неолите, накануне или даже в начале голоцена. Она связана с качественным расширением экологической ниши homo sapiens, которое произошло благодаря тому, что человечество освоило сначала земледелие, а затем и скотоводство. Обе бифуркации имели планетарные масштабы. Первая имела своим следствием практическое прекращение (точнее — резкое замедление) чисто биологической эволюции и выделение кроманьонца в качестве единственного  представителя  нашего  биологического  вида,  вторая — сформирование той экологической ниши, в которой мы живем.

Содержание этих перестроек очень разное, но каждая из них позволяет извлечь определенные уроки, необходимые для выработки «Стратегии Человека», согласованной со «Стратегией Природы», всегда необходимой, но отсутствие которой трагично в условиях сегодняшнего дня. И может быть понять, что, не разработав «Стратегию Человечества» и не внедрив ее в современную жизнь, ему просто не удастся перешагнуть в эпоху ноосферы.

Я убежден, что человечество стоит на пороге третьей перестройки такого же масштаба, как и первые две. Другими словами, нас ожидает не только необходимость отыскания новой, более емкой экологической ниши, но и перестройка самого процесса антропогенеза и, в частности, содержание цивилизации, ее целей, взаимоотношения с природой, людей между собой... И это новое общественное поведение должно войти в плоть и кровь человека, определить новый этап его развития как биологического вида, живущего в условиях социума в такой же степени, как вошел в жизнь homo sapiens принцип «не убий!», изменивший само содержание эволюционного процесса. Вот почему я столь широко использую термин «антропогенез», говоря о проблемах сегодняшнего дня.

Естественные науки способны предвидеть общие изменения планетарной экологической обстановки — возможное изменение климата, реакцию биоты на антропогенное воздействие и даже сформулировать многие условия экологического императива. Но не предсказать реакции общества на эти изменения и на рекомендации науки. Здесь наши предсказательные возможности значительно слабее, поскольку проблемы самоорганизации общества почти не разработаны. Они только-только начинают осознаваться как относящиеся к наукам об обществе. Но еще позволю себе это утверждать, в рамках общественных наук не создано необходимого инструментария для их изучения. Философия истории, политология и другие гуманитарные дисциплины (в том числе и марксизм) дали целый ряд важных интерпретаций, оставляющих, тем не менее, множество лакун. Только теперь через экологию идеи естествознания, и прежде всего, теории самоорганизации (или универсального эволюционизма, что одно и тоже), начинают проникать в науки об обществе, освещая сложнейшие вопросы его взаимоотношения с природой и ее влияние на процессы, в нем происходящие. И постепенно специалисты начинают осознавать глубокую связь этих взаимоотношений с тем, что происходит внутри общества и понимать, что они являются частью единого эволюционного процесса. И это дает определенные шансы в понимании возможных перемен, которые могут произойти в окружающей среде, а следовательно, и выбора действий, способных смягчить надвигающийся кризис.