Змеева Дарья Лаврентьевна
Царь Пётр Алексеевич, желая открыть для России выход в море, отдал приказ готовиться к походу на Нарву. 9 августа 1704 Нарва была взята русскими. 19 февраля 1705 года в торжественном въезде Петра в Москву принимали участие 159 пленных шведских офицеров, среди которых был капитан драгун Александр II фон Эссен (-1728). Он происходил из древнего прусского рода, ведущего свое начало от Томаса фон Эссена
(-1559), бюргера из Ревеля. В России барон Александр фон Эссен выслужил чин генерал-адъютанта. Петр I просил царицу Марфу Матвеевну (урожденная Апраксина, жена царя Федора Алексеевича. (1664-1716) взять к себе дочь генерала Эссена. Царица с маркграфом бранденбургским Георгом Фридрихом фон Бранденбург-Ансбахом окрестила дочь Эссена в православие под именем Марфа Андреевна и выдала ее замуж за коллежского асессора Лаврентия Алексеевича Загоскина (-1764), прадеда писателя М.Н. Загоскина. Император Петр Алексеевич был на свадьбе посаженным отцом и благословил молодых образом, который как святыня хранился в роду Загоскиных. (Родоначальник Шевкал-Загор прибыл из Золотой Орды (1472), крестился именем Александра Айбулатовича прозванием Загоска). В их семье было четверо детей: сыновья Николай и Михайла, и дочери Анна и Дарья. Прадед их Дмитрий Федорович – воевода в Нерехте (1684), стольник в Крымском походе (1687), дед их - стольник Алексей Дмитриевич Загоскин погиб под Смоленском. Они владели землями в Пензенском уезде. Дарья Лаврентьевна Загоскина вышла замуж за майора лейб-гвардии Преображенского полка (1712) Андрея Ивановича Змеева, происходившего из русского дворянского рода, предок их муж честен Лев Иванович, выехал из Пруссии к великому князю Василию Дмитриевичу.
Основателем Казанской ветви рода в 12 колене от Льва Ивановича стал Иван Григорьевич Змеев (1537-1632) - первый поддатень рынды у государевых топоров в полоцком походе (1563), голова у стрельцов в лифляндском походе (1577), голова московских стрельцов в походе под Владимиром (1577), письменный голова в Сибири на реке Лозве (1592), участник походов против вогуличей (1594), имел пожалования Нижегородском, Коломенском и Данковском уездах. Его сын Матвей Иванович Змеев, служивший головой у служилых татар и новокрещеных инородцев, ходил с Пожарским из Чебоксар против поляков (1615), служил воеводой Васильсурска (1620), имел вотчины в Нижегородском уезде (1621), городской голова Казани (1624). Воевал на заставе, межевал митрополичьи земли. Матвей имел земельные пожалования в селе Ундоры Казанской провинции. У Матвея Змеева было четверо сыновей: Ипполит (ему принадлежало село Городищи), Яков, Лев и Иван. Их поместная земля находилась около селений Сюндюково, Русская Беденьга и Комаровка. В документах 1679 года упоминается приселок Беденьга в Казанском уезде по Самарской дороге, принадлежащий Ивану Матвеевичу Змееву, а в 1685 году уже существует село Беденьга, вотчина братьев Ивана, Якова и Льва Матвеевичей Змеевых, но в 1694 году он числится лишь за Иваном Ипполитовичем Змеевым. В 1668 году Федор Зеленый (очень крупный помещик с боярским окладом в 1000 четвертей, ему принадлежали деревни Зеленовка, Беденьга, Комаровка) женился на дочери Ипполита Матвеевича Змеева - Анне. После смерти Федора Алексеева Зеленого, село Новое Воскресенское, что на Ундоровских горах, досталось его дочери Марии, вышедшей замуж за азовского губернатора Бориса Ивановича Толстого. Их единственный сын Василий Борисович Толстой служил в гвардии потешного двора, но после смерти родителей вышел в отставку сержантом и женился на Дарье Никитичне Змеевой, правнучке Ивана Матвеевича Змеева, к которой перешли поместья и вотчины, принадлежавшие роду Ивана Змеева. Таким образом все именья двух братьев, Ипполита и Ивана Матвеевичей Змеевых, значительно увеличенный их потомками, через два брака: Федора Зеленого - на дочери Ипполита Змеева и Василия Толстого - на правнучке Ивана Змеева, соединились в одно владение статского советника Василия Борисовича Толстого. От его брака с Дарьей Никитичной родились девять человек детей. По завещанию родителей, старшему сыну Николаю предназначены были: село Беденьга, с Городищенской дачей и сельцо Васильевка, а сын Александр получил село Ундоры; да им же, Николаю и Александру, пополам, Ундоровский остров и сенные покосы Статский советник Александр Васильевич Толстой документами доказал, что Ундоровский остров, вместе с другой землей при селе Ундорах, пожалован еще предку его, Федору Алексееву Зеленому. Дело было, в конце концов, выиграно Толстым: Сенат, в 1809 году, определил исключить Ундоровский остров, гороховскую ватагу и сенные покосы из оброка и утвердить в вечное и потомственное владение тайного советника Толстого. В 1773 году полковник Александр Васильевич Толстой (Симбирский губернатор) вступил во владение завещанным ему именьем в селе Ундорах. Женившись на дочери генерал-поручика Елизавете Васильевич Скворцовой, он имел одну только дочь Веру, да на его попечении осталась племянница София, дочь брата Николая, убитого, в чине полковника, в сражении под Казанью, в 1765 году, во время бунта Пугачева; обеих он выдал замуж: дочь - за богатого соседнего помещика, полковника Таврического конно-егерского полка Петра Никифоровича Ивашева, а племянницу - за бригадира Николая Сергеевича Сафонова и наделил ее всеми теми именьями, которые, по завещанию Василия Борисовича, предназначены были ее отцу (Беденьга и Городищи). Всего А. В. Толстому принадлежало в разных губерниях, 2706 душ и более 43 тысяч десятин земли. Это огромное наследство получила Вера Александровна Ивашева (-1836) после отца, умершего 5 мая 1815 года.
Иван Ипполитович Змеев служил в рейтарах, в 15 лет был пожалован прапорщиком, затем в поручики, участвовал в глуховском, чигиринском, киевском, двух крымских, белгородком и кизыркемском походах. (1695). По ввозной грамоте 1669 г., данной казанским воеводой князем Юрием Петровичем Трубецким, казанцу Ивану Ипполитовичу Змееву, ему было пожаловано поместье в Казанском уезде в пустоши Чирпа и на пустошь Кайбышево.
У Ивана Ипполитовича Змеева было два сына Федор и Андрей. Вот что известно об их земельных владениях. В 1675 году за казанцами Алексеем Пелепелициным и Осипом Львовом числилось 79 четвертей с третником (пустошь Карач), рядом с дачей Матвея Пелепелицина и Федора Алекина. Алексей Пелепелицин (которой владел с 1648 г.) часть своей земли заложил, и просрочил, казанцам Ивану Ипполитову и сыну его Федору Змеевым: Ивану - вотчину, Федору - поместье; а в 1722 году, после Осипа Львова, сын его Григорий, часть своего имения продал Борису Ивановичу Толстому; стольник же Федор Иванович Змеев, вместе с братом, подполковником Андреем Ивановичем Змеевым, продали землю в 1722 году Б. И. Толстому, который затем купил и остальную землю у Федора Змеева. В 1719-1720 гг. были созданы провинции. Ландратские переписи впервые отошли от ведомственного подхода при учете населения. Они включали все категории тяглового населения. Большую работу по учету населения и выполнению многочисленных указов и инструкций царя, сената и коллегий проделал в Пензенском ландрате Федор Иванович Змеев. Осенью 1717-1718 гг. ландрат Федор Иванович Змеев провел перепись населения Пензенской доли. По каждой деревне фиксировалась убыль населения и дворов помещичьих и государственных крестьян по сравнению с переписями 1709 и 1710 гг. В августе 1717 г. Пензенский уезд подвергся нападению кубанских татар. Ландрат Федор Змеев был в большой растерянности. Регулярных частей в его распоряжении не имелось. Пензу обороняли дворяне, канцеляристы, горожане во главе с ландратом. Урон, нанесенный набегом населению края, был значителен. Андрей Иванович Змеев – праправнук Ивана Григорьевича, правнук Матвея Ивановича и сын Ивана Ипполитовича Змеевых, казанских служилых дворян, владевших селами Пелепелицыно и Городищи Казанского уезда. Андрей Змеев к 1736 году получил чин полковника, был пожалован кавалером боевых орденов, участвовал в Азовских походах и Северной войне. Его назначили в 1737 году комендантом вновь строящейся крепости Ставрополь. Дарья Лаврентьевна приехала в Ставрополь вслед за мужем. Самой почетной, после княгини Тайшиной, дамой в городе была жена коменданта крепости. Дарья Лаврентьевна слыла хозяйственной и любящей уют, поэтому в свое время пожелала иметь за домом небольшой сад, который под ее началом и разбили дворовые люди. Она была женщина деловитая настолько, насколько и храбрая. Дарья Лаврентьевна преданно любила своего мужа, быстро нашла общий язык с местным духовенством и купечеством. Как вспоминали после отъезда Дарьи Михайловны о ней ставропольцы: «Она была барыня добрая и прекрасная». В 1741 г. Андрей Иванович, положивший немало трудов на строительство крепости и устройство калмыков, был пожалован чином бригадира. Он был тяжело болен и 21 декабря 1742 умер в Ставрополе. Дарья Лаврентьевна около месяца ехала в кибитке, сопровождая тело мужа, гроб которого везли на санях в Рязанскую губернию в его родовое поместье, где Андрей Иванович и был похоронен. Детей в семье Змеевых не было. Через год, будучи в гостях в поместье у своей родной сестры Анны в Рязанской губернии, Дарья Лаврентьевна познакомилась с ее соседом по имению - генерал-майором Федором Хомяковым. Вскоре он сделал вдове Змеевой предложение руки и сердца. Второй муж Дарьи Лаврентьевны - Федор Тимофеевич Хомяков, сын стольника Тимофея Ивановича Хомякова, генерал-поручик, происходил из старинного боярского рода, записанного в 6 часть родословной книги Тульской губернии и восходящего к 17 веку. Федор Тимофеевич Хомяков поступил на службу рядовым в 1708 г. и участвовал в Полтавском бою, а год спустя - во взятии Риги. В чине полковника, командуя Азовским драгунским полком, он отличился в Крымском походе 1738 года под Перекопом, взяв с боя два знамени и полковую пушку. В Шведской кампании 1742 года Xомякова с одним эскадроном гусар и несколькими казаками атаковал шведов близ Эльцен-Кирки и, встретив превосходного в числи врага, несколько часов держался со своим небольшим отрядом на позиции до прихода подкреплены. Командуя второй дивизией, участвовал в сражении при Гроссегерсдорфе. С переходом в гражданскую службу Xомяков, в чине действительного статского советника, управлял Тульской оружейной канцелярией (1755-1756), был уволен от службы в чине генерал-поручика (1758). Рассказывают, что Кирилла Иванович Хомяков, владелец множества тульских деревень, умирал бездетным и долго колебался, кого выбрать в наследники. Перебирал в памяти родственников, пока не надумал вынести этот вопрос на суд крестьян. Пусть, дескать, сами выберут из рода Хомяковых того, кто станет владеть ими. Крестьяне выбрали двоюродного, еще молодого племянника Кириллы Ивановича, сержанта гвардии Федора Тимофеевича Хомякова, человека небогатого, но честного. Хозяином он оказался добрым и толковым. Это и был прадед будущего славянофила Алексея Степановича Хомякова. Дарья Лаврентьевна пережила своего второго мужа почти на 20 лет и завещала похоронить себя на погосте церкви рядом с первым мужем.
Княгиня Тайшина Анна Ивановна
Она была красива и лицом походила на китаянку: с белой кожей и длинными черными косами. Девушка происходила из древнего и знатного рода калмыцких тайшей и была внучкой Церен-хана, хошеутского владельца, женатого на родной тетке хана Аюки Мончакова – Дорджи-Раптан. Звали ее Церен-янжи. Ей было всего 14 лет, когда ее выдали за внука великого Аюки-хана - Баксадая-Дорджи, сына Чакдор-Джаба и Хандаги, дочери джамбулакского мурзы. Церен-янжи вышла замуж за пределы хотона, приданое, которые передавала семья жениха семье Церен-янжи были значительным. Для молодоженов поставили отдельную кибитку, причем семья Баксадая готовила саму кибитку, а семья Церен-янжи оплатила внутреннее убранство и предметы обихода. На свадьбе Церен-янжи была одета в длинное платье, почти закрывающее сапоги, в талию, украшенное золотом и серебряными позументами. Под биизом - манишка, расшитая серебряной и золотой нитью, подпоясана она была широким поясом из цветного сукна. На голове – вышитая, маленькая круглая шапочка из красного бархата. Вся жизнь ее была связана с переживаниями за детей и мужа, владевшего всего 300 кибитками калмыков. Интриги родственников, борьба за ханскую власть разрывали родственные узы калмыцкой аристократии. Двоюродный брат Баксадая - сын Агунджаба – Дондук-Омбо воевал с русскими, киргизами, не смотря на шертные записи, подписанные Аюкой-ханом. И даже став ханом, Дондук-Омбо не упокоился и требовал возврата ему крещеных калмыков, поступивших в собственность Баксадая - Петра Тайшина. Политика христианизации калмыков в 17-18 в. была гибкой и прагматичной. Она проводилась с учетом внутренних и внешних факторов. Немаловажное значение придавалось крещению калмыцкой верхушки, созданию проправительственно настроенной социально-культурной элиты. Элита должна была оказать влияние на своих соплеменников и стать опорой в политике проведения христианизации. Смерть Аюки хана обострила борьбу наследников за ханский престол. Желая занять ханский престол, внук Аюки хана Баксадай-Доржи решил принять православие. Крещение ханского внука стало политическим ходом в борьбе за власть и было принято им по чисто конъюнктурным соображениям. Мужа Церен-янжи – Баксадая-Доржи (брат хана Дондук-Омбо) крестили 15 ноября 1724 г. В Санкт-Петербурге в соборной Троицкой церкви. Крещение было обставлено очень пышно и торжественно. Присутствие Петра I, архиереев Новгородского, Псковского, Вятского, членов Синода, сенаторов, министров, генералов и других знатных особ подчеркивало значимость и важность данного действа. Во время крещения на Баксадая-Доржи был положен золотой крест, одет он был в новое платье, соболью шубу, покрытую золотой парчой, и соболью шапку. На обряд крещения было истрачено 469 руб. 8 коп. Его восприемником был Петр I, поэтому новокрещеный был наречен Петром, а его титул (тайша) стал фамилией. На алтаре подаренной императором Петру Тайшину походной церкви была надпись: «Повелением благочестивейшего Государя Петра Великого благославением Святейшего Синода состроился храм сей походный Воскресения Христова и освятися 1725 февраля 17 и дадеся владельцу калмыцкому новопросвещенному Петру Петровичу Тайше». Для российских властей очень важно было распространить православие среди членов семьи П. Тайшина. И 26 сентября 1734 г. в Санкт-Петербург для принятия крещения была отправлена жена Петра Петровича Тайшина Церен-янжи в сопровождении пристава астраханского драгунского полка, толмача, 20 буддийских монахов, а также двух девочек. Церемония принятия Церен-янжи императрицей Анной Иоановной была прописана до мельчайших подробностей. Крестили Церен-янжи 3 июля 1735 г. Восприемницей была сама императрица, поэтому ее нарекли Анной. Петру и Анне Тайшиным был жалован княжеский титул и титул правительницы. Петр Тайшин, хлопотавший в Петербурге о возвращении ему наследственного его улуса, захваченного родственниками, обратился в 1736 году в коллегию иностранных дел с просьбой, чтобы всех крещеных калмыков отдали ему и позволили «в способном месте построить город». Просьба эта была удовлетворена уже после его смерти. Анна еще находилась в Петербурге, выпрашивая милости у императрицы, а предназначенные ей в управление калмыки начали уже стекаться к сборным пунктам – Астрахани, Самаре и Красному Яру для отправки их к новому месту жительства. Страшное зрелище представляли собой эти люди, гонимые нуждой с родных степей в неизвестные для них края. Ее муж скончался в 1736 г. Указом от 7 апреля 1737 Кириллову было предписано, чтобы ко времени прибытия в Самару княгини Тайшиной, была построена крепость и в ней церковь. Вновь назначенный начальником Оренбургской экспедиции после смерти Кириллова, Татищев принял решение, что лучше жить княгине Тайшиной в Алексеевске на линии между Самарой и Красносамарском. Княгине это место не понравилось, и по просьбе Татищева один из казаков указал на урочище Переполье, где есть Воложка Копылова. Выше верст на 20 и находилась Кунья Волошка, где и построили крепость. Незадолго пред отправлением княгини из Петербурга положено было определить при ней архимандрита, трех священников и семь церковников с пристойным жалованьем. Полковник Змеев, коему вверено было начальство в Ставрополе, прибыл в 1737 с княгиней Тайшиной в Саратов, где принял крещеных калмыков обоего пола в 700 кибитках 2104 души; Тайшина в апреле 1737 прибыла в Самару, получив при отъезде вместе с зайсангами 9347 рублей. От императрицы она получила жалованную грамоту на владение и управление всеми крещеными калмыками. Совет из зайсангов, которых выбирала сама Тайшина, вместе с княгиней управлял подданными. В 1738 началось строительство крепости, где был возведен дом для княгини Тайшной. В прошени ина имя исператрицы Анна писала: «Находящиеся при мне зайсанги в минувшее калмыцкое междоусобие все разорены, а я не только их снабдить, но и себя пропитать способа не имею». В середине сентября 1738 Анна Тайшина переехала в Ставрополь. Приехавшего с проверкой Татищева княгиня горячо благодарила и даже хотела подарить ему за труды несколько десятков голов скота, но Татищев отказался. Как заботливая владелица Анна поделилась с Татищевым радостью, что вконец обнищавшие калмыки, приехавшие в Ставрополь, не только получили денежную помощь, но и довольно большой приплод скота, успели запастись на зиму сеном, напомнила о деревнях, обещанных ее мужу при крещении, но так и не пожалованных. После разговора Тайшина и Татищев отправились к обедне в церковь. При нарезке земельных участков по указу от 26 февраля 1739, княгине было отведено 600 четвертей пахоты и 1000 копен сенных покосов, больше 1000 кв. сажен леса. Для помощи бедным калмыкам княгине выделили 500 рублей ассигнациями. В 1741 Сенат наконец-то выделил Тайшиной обещанные ее мужу деревеньки. Духовником княгини был протоиерей Андрей Чубовской. Анна Тайшина вместе с комендантом крепости бригадиром Андреем Ивановичем Змеевым в 1741 обратилась в Сенат с просьбой об открытии в Ставрополе школы для калмыцких детей, на что Сенат выделил 500 рублей. Неплюев отказал Тайшиной в приобретении прав винную торговлю, доходя от которой делились между всеми калмыками. Дочери Анны, приняв православие, вышли замуж за русских аристократов. Еще во время болезни Анны Тайшиной, когда уже было видно, что дни ее сочтены, ближайшее окружение стало задумываться о кандидатуре достойного ей преемника. Но утверждена в Петербурге была кандидатура Никиты Дербетева. Умирая, Анна Тайшина пророчески сказала: «Через 100 лет на этой земле калмыкам не жить». После смерти княгини Тайшиной в Ставрополе среди калмыков начались беспорядки, так как у них отнимали землю и рыбные ловли, калмыки были вынуждены нищенствовать и просить милостыню. Полковник Кирилл Шарап доносил: «Княгиня Тайшина и бригадир Змеев при жизни своей, будучи в Ставрополе, поистине великое о нас старание имели». Имущество Анны Тайшиной по решению Коллегии иностранных дел, считали выморочным. И по уплате 300 рублей за доспехи, который Петр Тайшин купил за 1500 овец, а его вдова Анна Тайшина подарила доспехи Кириллу Шарапу, остальное имущество было поделено между зайсангами. Хан Дондук-Даша, брат Петра Тайшина, просил передать ему доспехи и печать из сандального дерева, принадлежавшие князю и находившиеся после его смерти у племянника княгини Петра Торгоутского. Коллегия иностранных дел выкупила у Кирила Шарапа доспехи и передала их хану Дондук-Даше, а печать далай-ламы на калмыцкое ханство оставила в архиве коллегии. Позднее для Дондук-Даши отвели крепость Красный Яр. По смерти Анны в 1742, школу закрыли. Смерть ее как бы устранила ту формальность, которой императрица прикрывала свои планы по отношению к ставропольским калмыкам. В 1745 году, правителем калмыков назначен ее племянник, князь Петр Торгоутский, а при нем образован «Калмыцкий суд», наделенный военно-административными функциями. В нем по штату заседали войсковой полковник, войсковой судья, войсковой писарь, надзиратель за улусами, войсковой есаул, два войсковых хорунжих. После смерти войскового судьи Петра Торгоутского власть перешла к Никите Дербетову.
Труфанова Наталья Владимировна
В апреле 1942 г. в Ставрополе в Военном институте иностранных языков с инспекционной поездкой побывал старший инспектор Красной Армии по иностранным языкам генерал-майор Алексей Алексеевич Игнатьев со своей женой Натальей Владимировной Трухановой. Об этих людях, о их любви наш рассказ.
Артист киевской оперетты Владимир Бостунов пообещал, что удавит дочку на ее же собственной косе, если она будет думать о сцене. Но скоро вспыльчивого отца от дочки и жены, обрусевшей француженки, отвлекла любовная феерия. Мать и 13-летняя Наташа перебрались в Москву, где Наташа поступила в филармоническое училище. Знакомый матери повел ее к Шарлю Омону, ресторан и театр которого гремели по всей Москве. Так она стала танцовщицей. Наташа вышла замуж за офицера Труханова, но брак быстро распался. Вскоре, распродав имущество, Наташа с матерью уехали в Париж. Она стала модной танцовщицей, имевшей контракты на значительные суммы.
Алексей Игнатьев окончил Пажеский корпус, стал камер-пажом императрицы. В кавалергардском полку был одним из лучших. Академию Генерального штаба окончил блестяще. Его направили работать за границу в качестве военного атташе. Перед поездкой в Данию граф Алексей Игнатьев женился на милой петербургской барышне хорошего рода. Вскоре из Копенгагена полковник Игнатьев был переведен в Париж, где главнокомандующий французской армией представил его за заслуги к ордену Почетного легиона.
Наталью Труханову граф Игнатьев встретил на «большом балу в театре «Ореrа». Она была в платье из мягкого шелкового бархата цвета красной герани и широкой бриллиантовой диадемой.
Лучистые глаза и осветившая для Алексея весь мир улыбка сказали ему, что «она родная, русская». Вот как Наталья вспоминает о встрече с Игнатьевым:
«Я замерла. Сердце мое дрогнуло и меня охватил ослепительный свет. На пороге стоял статный белокурый великан в вечернем фраке. Глаза наши встретились и больше друг от друга не отрывались. Тогда же Алексей Алексеевич сделал Наталье Владимировне предложение.
Из письма А.Игнатьева Н.Трухановой: «Никто в мире не способен, не мог бы так быть счастлив, как были мы с тобой, так обоготворить нашу интимность, близость. Все в тебе несравненно и прекрасно. Господи! когда тебя увижу? Сжалься».(1915)
После жениться Игнатьевы жили весело и открыто. Алексей Алексеевич для гостей пел романсы, а Наталья Владимировна ему аккомпанировала на гитаре.
1917 год. Игнатьев безоговорочно принял революцию в России. Сложив с себя полномочия агента России, генерал Игнатьев сделал свой окончательный выбор и попал в опалу прессы и эмигрантских кругов. Однажды Алексей откуда-то вернулся, не раздеваясь, сел на стул и опустив голову, сказал: «Наташа, семья отреклась от меня». Спустя много Алексей Алексеевич признавался, что был момент, когда он подумал, что револьвер и пуля очень упростили бы дело. Но Наташа.. Она была рядом и покинуть этот мир значило расстаться с ней.
Из письма А. Игнатьева жене: «Сознаю, сколько предстоит нам с тобой, моя дорогая, испытаний, трудностей - но мы с тобой точно чувствуем - за свидание, за ночь, за счастье все отдать можно, и этим только и живешь» (1915).
Жена так и не сказала ему, как ее тетка от лица французской родни требовала от нее порвать с безумцем, готовым погубить ее и себя. Она не сказала, как обивала пороги театров. И везде получала отказ. Директор «Орег», где совсем недавно с триумфом проходили ее концерты, цедил сквозь зубы: «Ступайте к друзьям вашего мужа».
Появлением на свет книги воспоминаний «50 лет в строю» генерал Игнатьев обязан в первую очередь жене. Семейное благополучие семьи растаяло. Наталья Владимировна продала драгоценности, чтобы обеспечить существование своей матери, Игнатьевы переехали на окраину Парижа в полуразрушенную постройку. Вдвоем они залатали крышу, отмывали, скребли, красили. Затем генерал на тачке вывозил с небольшого участка, примыкавшего к их жилищу, камни, железо, мусор. Скоро здесь уже красовались грядки, летом превратившиеся в отличный огород. Игнатьев сделал два парника, посадил фруктовые деревья. Стало быть, с голоду они уже не помрут. А деньги на жизнь? Алексею Алексеевич у пришла в голову мысль устроить в сыром подвале дома плантацию для выращивания шампиньонов. Много лет спустя Игнатьев писал, что ощутил восторг, когда увидел на черной, превращенной им в пух земле, белые наклевыши шампиньонов. Он сложил первый урожай в коробки и повез продавать урожай на Центральный рынок Парижа. Товар генерал был превосходного качества, брали его охотно. Работа в сыром подвале скоро дала себя знать. Игнатьева скрутил ревматизм. Лечение стоило больших денег. И тогда Наташа решила продать коллекцию вееров. Поехала к давнему знакомому, который когда-то восхищался ее сокровищем и, будучи сам опытным собирателем, говорил, что она стоит не менее ста тысяч франков. «Восемь тысяч франков и ни франком больше». Труханова сказала: «Я согласна».
Как только Франция установила дипломатические отношения с СССР, и в Париже открылось советское представительство, Игнатьев отправился туда. Он сказал, что готов передать деньги, предназначавшиеся царским правительством для закупки оружия, новой власти России. Золото, лежавшее на его счете- огромная сумма, как считал Игнатьев, - золото народа. И он просил дать ему возможность вернуться на родину. Парижский счет Игнатьева, разумеется , заинтересовал, судьба его самого никого не волновала. Переписка с посольством продолжалась 18 лет. Наталья Владимировна понимала, какую трагедию переживал муж. И она решилась: ураганом влетела в кабинет посла. «Где наши паспорта? Почему вы их не выдаете? Я напишу товарищу Сталину». На следующий день в ее руках были паспорта. Сборы были недолги. Теща Игнатьева заявила, что поедет вместе с ними. В Москве Игнатьевы получили груз из Парижа. У Алексея Алексеевича отобрали шашку, которой он был награжден «За храбрость». Игнатьева назначили на должность младшего инспектора по иностранным языкам при высших военных учебных заведениях в звании комбрига. Позднее Алексей Алексеевич служил редактором «Воениздата». Наталья Владимировна так и не нашла себе работу. Однажды Игнатьеву предложили участок в два гектара в подмосковном Звенигороде. Восторгу не было конца. Если супруги что и жалели, так это грядки и парники, оставленные под Парижем. Когда бравый полковник, предлагая танцовщице Трухановой руку и сердце, говорил, что он беден, то это было преувеличением. В 1914 г. Алексей Алексеевич волей судьбы стал наследником всех своих родных. От родственников Барятинских ему перешло одно из знаменитых имений России - Ольгово, достойное стать в один ряд с Архангельским и Кусково. И вот как-то Игнатьев повез жену посмотреть на свои владения. Во дворце жили пятьсот отдыхающих. Наташа хохотала до слез, увидев под портретом петровского вельможи надпись: «если хочешь быть здоровым, то живи режимом новым». Там к Игнатьеву подошла глубокая старуха «Не помните меня? Вы совсем мальчонкой были, когда ко мне бегали на ферму пить молоко». Заметив, что законный хозяин не проявляет интереса к имению, она поджала губы и сказала: «Перевелись настоящие господа».
Алексей Алексеевич много ездил по стране с выступлениями после выхода своей книги, хотя здоровье его резко ухудшилось.
Он продолжал оставаться мужчиной и солдатом, не позволяющим себе ни жалоб, ни ворчливости. Говорил: «Я устроен по-гусарски». Алексей Алексеевич следил, чтобы романтизм их отношений не потускнел. Однажды он чем-то обидел жену. Она уже забыла и думать о том, а муж мучился. «Урок тут один: как бы долго люди не жили друг с другом, какие бы горе и радости их не соединяли, словами бросаться они не должны. Любовь что цветок - ее надо поливать. Простить вырвавшееся слово ты все равно не сможешь остается лишь просить тебя дать мне возможность его искупить, точно так, как преступник искупает свою вину. Горечь, наполняющая душу мою, -уже тяжелое для меня наказание». Алексей Алексеевич скончался 20 ноября 1954 г. Наталья Владимировна пережила его на два года. Их она делила между страницами своих воспоминаний и могилой мужа на Новодевичьем кладбище. Она успела. Ее воспоминания впитали свидетельства счастливой, длиной в сорок лет ее супружеской жизни с Игнатьевым. Когда Наталье Владимировне стало плохо, вызвали «неотложку», явились санитары с носилками. Семидесятилетняя седая дама выпроводила их, надела шляпку, накрасила губы и, опираясь на перила, пошла по лестнице, словно где-то там, внизу, ее ожидал красавец кавалергард со словами, которые помнятся всю жизнь. «Мой несравненный друг! Я была артисткой. Вы были графом, вельможей и, вопреки всему, мы навсегда остаемся вдвоем. Предоставим другим разгадывать эту загадку. Наташа»
Достарыңызбен бөлісу: |