20. В устье Вислы. Победа
«Этот День Победы
Порохом пропах,
Это праздник с сединою на висках,
Это радость со слезами на глазах…»
В январских и февральских боях Красная Армия нанесла гитлеровцам новое сокрушительное поражение. Был блокирован Кенигсберг, остатки гитлеровских дивизий прижаты к морю, советские войска стояли уже на Одере в 60 километрах от Берлина. Но брать Берлин было еще рано, сначала необходимо было обеспечить стратегические фланги. Войска маршала Конева начали борьбу за Силезию, армии маршалов Рокоссовского и Жукова должны были разгромить Восточно-Померанскую группировку противника, нависавшую над советскими войсками, вышедшими к Берлину. Группа армий «Висла» готовила фланговые удары по войскам 1-го и 2-го Белорусских фронтов. На фронте только против войск 2-го Белорусского фронта на 240 километров она имела около 230 тысяч солдат, 800 танков и самоходок, 4000 орудий и минометов. Нашим войскам предстояло разгромить эту группировку, овладеть городами Колъберг, Данциг, Гдыня и сбросить противника в море.
В ночь на 24 февраля 42-й стрелковый корпус генерала Калганова, а в его составе и 137-я стрелковая дивизия получили приказ сдать свои позиции у Браунсберга соседям и передислоцироваться в район западнее Эльбинга. Дивизия получила задачу форсировать реку Ногат, один из протоков Вислы, и наступать в общем направлении коса Фрише-Нерунг. Это направление и сама коса имели для гитлеровцев очень важное значение, так как здесь еще осуществлялась единственная сухопутная связь с остатками Восточно-Прусской группировки.
После получения приказа полки дивизии свернулись в походную колонну и маршем двинулись в заданный район, где снова развернулись в боевую линию. Дивизия в качестве ближайший задачи получила приказ форсировать реку Ногат, взять город Тигенхоф и передовым отрядом форсировать Вайхзельхаф — канал. Задача дня — 12 километров была явно нереальна, хотя план боя был продуман и подготовлен очень тщательно. После тяжелейших боев в районе Браунсберга части дивизии значительно поредели, были большие потери и в материальной части, личный состав длительное время не имел отдыха. Направление наступления изобиловало опорными пунктами в каменных зданиях, было изрезано каналами, и силы гитлеровцев практически не уступали нашим, и сражались они с отчаянием обреченных. По данным разведки дивизии противостояли два батальона морокой пехоты и батальон 62-го полка 7-й пехотной дивизии, усиленные тяжелыми минометами.
В течение 26 февраля командир дивизии гвардии полковник Серебров провел рекогносцировку вместе с командирами полков и принял решение на проведение боя. Лед реки Ногат оказался крайне непрочным, и была опасность, что он не выдержит, поэтому накануне наступления лед реки пришлось усилить соломой. Морозом ее вковало в лед и он, таким образом, был усилен.
Артюгин Н. В., командир 409-го стрелкового полка:
— Дамбы на реке Ногат — высотой около четырех метров, на реке — ледоход. Но приказ есть приказ: навести переправу и захватить плацдарм. Посмотрел по карте: правее метров 500 нашей полосы наступления — шлюз. Приказал разведчикам: пройти по шлюзу на ту сторону, без шума снять охрану, занять оборону и срочно доложить, что можно переправить — только пехоту или еще и артиллерию. Разведчики доложили, что можно провести только пехоту. Приказал первому батальону переправиться на ту сторону реки Ногат по шлюзу и занять оборону. Утром немцы обнаружили там наш батальон и открыли шквальный огонь, пустили и танки. Я с командиром 17-го артполка стоял в окопе у дамбы и помогали батальону отбиваться огнем. Звоню в штаб дивизии Вольхину, докладываю обстановку. Слышу голос комдива: «Немедленно вам и Панченко быть там. Не выполните — расстреляю». Я передал этот приказ Панченко, он послал комдива подальше и сказал, что на ту сторону по обстреливаемой со всех сторон дамбе не пойдет — смерть неминуемая, а здесь еще немного поживу. Я был обязан выполнить приказ, и не из страха, что расстреляют, а потому, что боялся за батальон, немцы могли его смять. Пошел к шлюзу, за мной вереница связных и посыльных. Дошли до шлюза, залегли. А шлюз — это плотина с бетонным покрытием и на середине реки — разрыв метра четыре. Побежал первым, пули свищут, но не попадают. Восемьдесят метров пробежал на одном дыхании. За мной бежали еще пятеро, трое упали, раненые.
В домике у шлюза собралась половина батальона во главе с комбатом. Приказал занять оборону, расширить ее. Связался со штабом полка Панченко, доложил обстановку в дивизию. На следующую ночь переправились еще два батальона и «сорокапятки». Плацдарм расширили, дали возможность навести переправу, и вся дивизия пошла вперед. Немцы отошли за Вислу, оставив на берегу много раненых лошадей…
Операция началась в ночь на 27 февраля. 624-й полк скрытно переправил через Ногат один батальон, на плацдарм, занятый подразделениями соседней 170-й стрелковой дивизии и немедленно начал расширять его по дамбе в направлении местечка Хорстенбуш. Одновременно подразделения разведроты вместе с взводом автоматчиков из 409-го полка переправились на лодках через промоины в реке, где противник не ожидал переправы, и, ведя ночной поиск на западном берегу, сбили охранение на шлюзе и ворвались в Хорстенбуш, где закрепились в каменных домах. Для развития успеха командир дивизии полковник Серебров немедленно организовал переброску одного батальона 409-го полка, который к утру 27 февраля с боем очистил дома на юго-западной окраине Хорстенбуша. Развивая этот успех, 624-й и 409-й полки главными силами переправились через реку Ногат и захватили дамбу на реке.
Так в результате смелых, решительных действий и умелого командования был создан необходимый для дальнейшего наступления плацдарм — до километра в глубину и до полутора по фронту. Оба переправившихся полка за несколько остававшихся до рассвета часов переправили часть артиллерии и минометов, закрепились и установили связь со штабом дивизии.
С утра 27 февраля гитлеровцы предприняли несколько атак силами от роты до батальона, но все они были отбиты стрелками при поддержке артиллеристов 17-го артполка подполковника Панченко.
1 марта до батальона гитлеровцев атаковали батальоны 409-го полка подполковника Артюгина, занимавшие оборону в центре Хорстенбуша. Весь день шли тяжелые уличные бои. Дом за домом брали штурмом. Приходилось выкуривать гитлеровцев из каждого подвала. Артиллерия здесь была бессильна, и штурмовые группы использовали приданные дивизии ранцевые огнеметы. За два дня боев гитлеровцы потеряли 85 человек убитыми и были выбиты из Хорстенбуша. Потери 409-го полка составили 19 человек убитыми и 25 ранеными.
Несколько дней активных действий с обеих сторон не велось, а с утра 7 марта части дивизии снова перешли в наступление. После тяжелого боя было взято местечко Видау и части подошли к каналу у Гросс-Маунсдорф…
Зуев М. П., командир батальона 409-го стрелкового полка:
— Деревню Видау брал мой батальон, затем мы взяли еще две деревни, и вышли к Фюрстенау. Сосед слева отстал, связи с ним у меня не было, справа к Фюрстенау подходили два других батальона нашего полка. Немцы вели шквальный огонь из крайних домов, с кирхи — из пулемета. Почувствовав угроз окружения, немцы стали отходить, я это увидел и дал сигнал в атаку. Взяли это Фюрстенау, и, не задерживаясь, двинулись к городу Тигенхофу, там я чуть не утонул в канале — солдаты вытащили. Роты подошли к Тигенхофу и заняли отдельно стоящие дома у железной дороги. Немцы вели огонь из орудий прямой наводкой…
К утру 9 марта после тяжелых боев, когда продвижение измерялось одним-двумя километрами в сутки, дивизия вышла к городку Фюрстенау. Здесь, помимо отошедших подразделений противника, занимал оборону батальон моряков численностью до 400 человек. Гитлеровцы засели в каменных зданиях, в подвалах, на чердаках сидели снайперы. Противник в изобилии имел пулеметы и фаустпатроны и готов был стоять насмерть.
К Фюрстенау по приказу командира дивизии выдвинулся 17-й артполк. Орудия были поставлены на прямую наводку и несколько часов наши артиллеристы беспощадно расстреливали гитлеровцев, разрушал толстые каменные стены. Потом дружно поднялась пехота батальонов майоров Жильцова, Глебова, Зуева, Мухачева. Но всеравно бой пришлось вести почти за каждый дом, выкуривать гитлеровцев из подвалов и чердаков. Наши бойцы расправлялись с гитлеровцами, применяя солдатскую смекалку, действовали смело и напористо. Так, например, действовал алтаец рядовой Российский. Несмотря на молодость, это был уже опытный солдат. Он первым из своей роты поднялся в атаку, перебежками достиг окраины, не обращая внимания на сильный огонь. От угла до угла, от дома к дому — пробрался гитлеровцам в тыл. Ворвался в дом — тремя гранатами уничтожил троих автоматчиков, бивших из окон, автоматной очередью уложил еще двоих. И снова вперед, к мосту через канал. Продвижению мешали немецкие пулеметчики, бившие из каменной казармы. С двумя товарищами рядовой Российский пробрался к этой казарме и меткими выстрелами уничтожил пулеметчиков. Путь через канал был открыт.
В уличных боях орудие сержанта Аникалова уничтожило огнем три дома с гитлеровцами — до 30 трупов насчитали потом среди развалин. Герой Советского Союза старшина Петр Одинец метким выстрелом из своего орудия подавил немецкий пулемет, мешавший продвижению и наши бойцы, сходу овладели целой улицей.
Окраину города на южном участке прикрывали два каменных здания. Местность была открытая, и гитлеровцы простреливали все подступы к окраине города и к мосту через канал. Взвод лейтенанта Зотова с двумя приданными самоходками получил задачу отбить эти два дома. На броню были посажены пулеметчики рядовые Острижко и Воронович, за машинами двинулись остальные солдаты взвода. Меткими очередями пулеметчики ударили по окнам, чтобы не дать гитлеровцам возможности вести прицельным огонь. Одновременно ударила самоходка. Из дома выскочил гитлеровец с фаустпатронами, выстрелил одним — патрон ударил в броню и не разорвался. Второго выстрела не последовало, фаустника срезал из автомата рядовой Корниенко. Развернувшись в цепь, под прикрытием огня самоходок и пулеметов взвод перешел в решительную атаку. Гитлеровцы не выдержали и бросились бежать из дома. Вслед им ударили пулеметы Острижко и Вороновича. Немцы, бросая оружие, по колено в воде удирали в город. Перерезав им дорогу, часть бойцов взвода пятерых человек взяла в плен. Пять-семь немцев в этой схватке было убито, двоих взял в плен рядовой Корниенко. Так смелой и решительной атакой, совершенно без потерь был взят важный опорный пункт и обеспечено продвижение вперед.
После взятия Фюрстенау наступление продолжалось безостановочно. Гитлеровцы продолжали сопротивляться исключительно упорно, умело используя местность, особенно каналы, по которым маневрировали на моторных лодках. Бои принимали характер схваток небольших групп, численностью по 20—30 человек. Особенно упорно гитлеровцы оборонялись в зданиях. В тех, которые занимали особенно выгодное положение, дрались, как правило, до тех пор, пока их не убьют. Не всегда могла помочь наша артиллерия, и часто снаряды были бессильны против толстых каменных стен. Выручали огнеметы и солдатская смекалка.
Так первые попытки овладеть отдельно стоящим домом, из которого гитлеровцы простреливали пространство на 2—3 километра, не имели успеха. Овладеть домом было приказано роте капитана Ковалева. Сам командир роты, взводный лейтенант Шикарев и 15 автоматчиков и разведчиков решили перехитрить врага. Одна группа должна была атаковать справа и отвлечь внимание, а другая пробраться по болоту с другой стороны и ворваться в дом. Немцы увлеклись боем с первой группой и не заметили, как шестеро смельчаков ворвались в дом. Немцев было около двадцати автоматчиков, но дерзость и натиск наших шестерых бойцов решили исход схватки. Десять гитлеровцев были уничтожены, часть гранатами, часть прикладами, остальные убежали. Дом был взят без потерь. Но через несколько минут гитлеровцы опомнились, их было больше, и перешли в контратаку. Дом пришлось оставить, но силы теперь примерно уравнялись. По команде капитана Ковалева началась вторая атака. Снова одна группа зашла справа, а другая слева и после короткого боя гитлеровцы снова бежали из дома, а в нем осталось еще десять трупов.
Самоотверженно и умело дрались рядовые 3откин, Кулагин, Садов, Шемет, Смирнов — они первые ворвались в дом. Рядовой Садов был ранен в голову, но продолжал вести бои. Еще несколько контратак отбила наша штурмовая группа и отстояла важный рубеж, открыв дорогу нашим наступающим подразделениям. Пехота, частью на самоходках, а в основном пешком, при поддержке артиллерии продолжала продвигаться вперед.
Взвод лейтенанта Дули на двух самоходках сходу ворвался в один из фольварков, превращенный в опорный пункт. Десантники быстро спешились, ведя огонь по сторонам. К самоходкам сбегались немецкие автоматчики и фаустники, разгорелся упорный бой. Сержант Бычков уничтожил до десятка автоматчиков и фаустников и не дал поджечь боевые машины. Метко вели огонь рядовые Алешин, Ратищев, Калеко. Автоматчик Ярошевский и раненый продолжал вести огонь. Группа потеряла двоих убитыми — рядовых Мурынчика и Каранкевича, но отбила все атаки и захватила этот опорный пункт.
За трое суток заметно поредевшие батальоны продвинулись с боями на 3—5 километров и к вечеру 9 марта вышли на подступы к городу Тигенхоф. За эти дни гитлеровцы потеряли 380 человек убитыми, 25 пулеметов. Но и дивизия, и без того обескровленная, понесла серьезные потери: 50 человек убитыми и 76 ранеными.
Предстояло брать штурмом город Тигенхоф, важнейший опорный пункт гитлеровцев в устье Вислы…
Жуликов В. А., радист командира дивизии, старший сержант:
— Местность перед Тигенхофом — каналы, дамбы, форты, сплошной бетон. Вообще все это время занимались в основном «выкуриванием». Особенно работали средства поддержки, техника, и чуть-чуть пехоты. Полки уже обескровлены, помню, что пехоты у нас было очень мало. Не доезжая до города, останавливаемся в деревянном сарае. По городу била наша артиллерия, где-то впереди залегла пехота. Время — 12 часов дня. Туман или дымка, слабый снег. Успехи вроде «не очень. Тогда командир дивизии полковник Серебров, оценив обстановку, дает команду: «Все тылы, все обозы направить к Тигенхофу». Приказ надо выполнять, и со всех сторон к городу потянулись вереницы подвод и машин. У каждого шофера и ездового винтовка — получилась большая сила. Поднялась и пехота, что, было, залегла, артиллерия усилила огонь. Так и взяли город. Я до сих пор убежден, что Тигенхоф взяли в основном обозами…
Серебров М. П.:
— В течение первых дней марта мы буквально выкуривали гитлеровцев из домов и подвалов, помогали огнеметы, но и наши силы были уже на исходе, в город ворваться никак не удавалось. Что делать? Задачу надо выполнять, ведь и спросить могут за бездеятельность. Опять же — где взять силы, пополнения нам давно уже совсем не дают. Вот и говорю своему радисту Васе Жуликову: «Вызывай тылы». Он быстро связался с моим зам. по тылу и состоялся у нас разговор: «Давайте немедленно вступайте в город, он давно уже взят, а вы сидите не знаете обстановки». Прошло не более часа — смотрю со своего наблюдательного пункта — колонна автомашин с грузами, на них люди с автоматами и карабинами, идут в город. Только головная машина подошла к восточной окраине города — поднялась цепь солдат, стреляют на ходу, кричат «Ура!» — и бросились в город. Начали спешиваться солдаты с тыловой колонны, завязался бой на улицах, и квартал за кварталом быстро очистили город от противника. Опять, конечно, приходилось выкуривать немцев из подвалов и с чердаков, но гораздо быстрее и к вечеру весь город был нами занят …
Жуликов В. А.:
— Окрыленный успехом, наш комдив дал полкам «разгон», погнал батальоны вперед и сам пошел с ними. Свита комдива поредела — все в батальонах. Идем вперед, видим, что пехота заняла дом, идем туда, выгоняем пехоту, сами наблюдаем, как они берут следующий дом, догоняем их, снова выгоняем. Так наш комдив проталкивал пехоту. Прошли километра два, стало темнеть. Последним нашим опорным пунктом стали сараи. Пехота залегла где-то недалеко. Огонь со стороны немцев усилился. Откуда-то стала бить корабельная артиллерия большой мощности, море было уже недалеко. От тяжелых снарядов — страшные взрывы. Вся дорога назад на Тигенхоф начала простреливаться вдоль зенитными счетверенными установками. Комдива убедили отойти немного назад, и мы снова оказались в Тигенхофе, вышли из зоны огня просто вовремя…
Действительно, решение командира дивизии пустить в бой и тыловые подразделения имело влияние на исход боя, и моральное для залегшей пехоты, и материальное. Это было крайнее, но оправдавшее себя средство. Бои за Тигенхоф шли шесть часов, город был взят относительно быстро, наши части, не задерживаясь, пошли вперед. К исходу дня полки форсировали Вайхзель-Хаф-канал и захватили плацдарм на его северном берегу, дивизия вырвалась вперед относительно соседей и гитлеровцы пошли на экстренные меры, вызвав огонь тяжелых калибров с кораблей, стоявших в заливе.
За 10 марта гитлеровцы потеряли убитыми более 215 человек , 48 солдат было взято в плен. Но и дивизии Тигенхоф обошелся недешево: 38 убитых и 172 раненых.
Серебров М. П.:
— Прекратив пока преследование противника, части дивизии начали приводить себя в порядок. Подошли походные кухни, стали раздавать обед и положенные сто граммов водки из трофейных запасов, которыми запаслись наши хозяйственники из встречавшихся на пути спиртовых заводов. Город Тигенхоф был совершенно пустой, всех местных жителей гитлеровцы эвакуировали, или они сами в страхе бежали, под влиянием пропаганды Геббельса, что красные всех уничтожают.
Наблюдательный пункт организовали на западной окраине города, в маленьком двухэтажном здании. На втором этаже остались немцы, муж с женой. Я побеседовал с ними через переводчика, успокоил их, что никто их не тронет, живите, как жили. Саперы проверили, не ли в доме мин и все стали отдыхать. Но когда утром я решил зайти к старичкам, узнать, как они поживают, то с удивлением узнал, что они за ночь покончили с собой. Какая досада, ведь вечером им все объяснил, что им ничего не угрожает, а они не поверили.
Утром выяснил обстановку на участке дивизии. Противник оборонялся в 800 метрах от западной окраины Тигенхофа, на территории маслозавода. Все наши попытки продвинуться вперед успеха не имели — обойти этот завод слева или справа не было никакой возможности, потому что вся местность изрезана водными каналами, и единственная дорога, ведущая к побережью, перекрыта этим заводом, занятым гитлеровцами, как оказалось штрафниками…
С утра 11 марта наступавший 771-й стрелковый полк встретил упорное сопротивление гитлеровцев с направления Тигенхаген. К гитлеровцам подошел штрафной морской офицерский батальон, маршевый батальон, всего более 400 человек. Были подтянуты несколько батарей шестиствольных минометов. Бои с переменным успехом шли весь день, ночью наши части неоднократно отражали контратаки немцев, стремившихся атаковать внезапно.
Теперь не было такого продвижения, как в Восточной Пруссии в январе, когда продвигались по 10—15 километров в день. В устье Вислы из-за совершенно специфических условия местности продвижение даже на один километр стоило больших усилий. Масса небольших поселков и отдельных зданий, густая сеть каналов со шлюзами, что позволяло гитлеровцам затапливать отдельные участки местности. В таких случаях нередко воевали на крышах, передвигались на лодках. Гитлеровцы имели здесь возможность даже небольшими силами упорно сопротивляться и вести активные боевые действия. Нередко взятие даже небольшой группы домов превращалось в целую операцию, и она планировалась тщательнее и проходила труднее, чем целое сражение в поле…
Терещенко Н. И., командир взвода 4-й батареи 17-го артполка, капитан в отставке:
— Немцы постоянно вел огонь, и чувствовалось, что огонь прицельный. Огонь они вели с территории какого-то завода, а на высокой кирпичной трубе сидел наблюдатель и видел наши боевые порядки, как на ладони. Моему взводу было поручено снести эту трубу. Днем, на глазах противника орудие сержанта Галушки с наводчиком рядовым Егибековым выкатили поближе к переднему краю, тщательно проверили прицел, все очень спокойно — и открыли огонь. Первый, выстрел — мимо, второй — тоже. Третий попал в трубу. Но труба устояла. Приказываю стрелять бронебойным, и с третьего выстрела труба к нашей великой радости рухнула. По телефону меня вызвал командир полка подполковник Панченко, объявил благодарность расчету, а наводчику Егибекову лично и объявил о представлении к правительственной награде.
После уничтожения этой злосчастной трубы на всем участке оживился огонь нашей артиллерии, уже без риска быть засеченной и подавленной. Рядовой Егибеков был отличный солдат, очень скромный, как-то сразу вызывавший уважение. Во взводе его все очень любили, товарищ он был прекрасный. И вот в этот же день, после удачной стрельбы, собрались все позавтракать. Разместились, конечно, в окопах. Наш повар, Маша, принесла мне второе отдельно, картофель по-домашнему. После фронтовых ста граммов и поздравления командира полка все повеселели. Егибеков сидел рядом со мной, иногда украдкой посматривал. Я попросил у него миску, хотел угостить картошкой. Он с юмором ответил: «Не дам», и руку с миской направил в мою сторону. Улыбнулись, взглянув друг другу в глаза как-то по-родному. Сидевший рядом Мусин наблюдал за нами и вдруг вскочил: «Лейтенант, лейтенант! Егибеков убит!». Егибеков как сидел, так и остался недвижим, у виска показалась кровь, голова опустилась, и жизнь его оборвалась. Было тяжело-тяжело… Я до сего времени думаю, как могла пуля угодить в висок, когда он сидел в окопе.
А всего лишь за день до своей трагической гибели Егибеков, можно сказать, спас жизнь всей нашей батарее. Расположились мы у какого-то господского имения, расставили орудия со старшим лейтенантом Алошеевым, и решили одно орудие поставить на юго-восток, чуть к тылу от нас. У орудия всегда стоял кто-нибудь из расчета. В эту ночь часовым был Егибеков. ночью мы вдруг услышали винтовочные выстрелы у орудия. Быстро привел себя в порядок, подбежал к орудию, где Егибеков вел огонь из винтовки из-за щита орудия. Спрашиваю: «В чем дело, Егибеков?» Он: «Тихо, немцы…» Я пустил ракету, и в ее свете мы увидели немцев, бегущих на орудие, довольно большая группа. Быстро навел орудие, снаряд у нас всегда был в стволе, — выстрел! А потом даю команду Егибекову: «Бей картечью!». И так, передвигая ствол орудия влево и вправо, мы открыли беглый огонь. По сторонам начали пускать ракеты, поле стало освещаться, увидели, как немцы бегут обратно. Послали им вдогонку еще несколько гостинцев. Вдруг из-за реки по нас открыли огонь из бронетранспортеров. В это время старший лейтенант Алошеев сориентировался в обстановке, выкатил одно орудие к нам на помощь и. открыл огонь по бронетранспортерам и вскоре подавил их огонь. Утром на поле перед позициями были видны трупы гитлеровцев, насчитали более тридцати. Так бдительность рядового Егибекова спасла нас всех от большой беды… .
А бои за этот полуразрушенный завод продолжались…
Жуликов В. А.:
— Батальоны опять обескровлены, а наступать надо. Как всегда для пополнения батальонов начинается зачистка тылов: брали саперов, охрану из комендантского взвода, ездовых, разведчиков, добирались и до связистов. Немцы засели в заводе — метров семьсот от НП комдива. Разрыв между передовой и нашей пехотой — метров двести. После хорошей артподготовки одна наша рота, а может и неполный батальон, вышла из окопов, расположенных на опушке леса, во весь рост и пошла полем по направлению к заводу. Цепь шла медленно. В моей видимости было человек десять из цепи. Подпустив наступающих метров на семьдесят, немцы открыли огонь их пулеметов, били и из орудий. Кругом разрывы, дым, оставшиеся в живых залегли, окопались, а ночью отошли в свои окопы. Однажды этот завод поручили взять разведчикам. Человек двадцать их во главе с командирами взводов ночью проползли туда, прорвались и устроили «сабантуй». По рации доложили, что прорвались и ведут бой в заводе. А утром прибежали лишь двое. А у нас уже успели сообщить, что наконец-то этот завод взят, а под утро «этакий пассаж»…
Достарыңызбен бөлісу: |