О чем, почему, как и для кого написана эта книга
жүктеу/скачать 2.6 Mb.
|
|
является при анализе поведения индивида в группе, о чем могут сви- детельствовать его указания на то, что исследование социального вза- имодействия должно учитывать объективное взаимодействие индиви- дов в группе [Op.Cit., р. 447], ее влияние на индивида. Фактически именно переход от субъект-объектных отношений к субъект-субъек- тным^ и позволил Левину построить свою модель общества, которая фактически явилась аналогом модели группы. В свою очередь, модель групповой динамики представляла собой не что иное, как отражение реальных социально-исторических процессов, происходивших в со- временном ему обществе. Достаточно вспомнить исследования стиля руководства и разрешения конфликтов в группе. Если подойти к этим объектам исследования с точки зрения социальных процессов, проис- ходивших в США в 30-е годы, то выявится зависимость их постановки от реального социального контекста. В частности, обнаружится, что исследование <психологического климата> и его зависимости от стиля руководства отражало общее для социальной науки внимание к про- блеме налаживания <человеческих отношений>, к тенденции патер- нализма в промышленности и национальному согласию в целом, хотя очевидно, что при этом понималось согласие на основе существующих социально-экономических отношений. Идеологическая приемле- мость^ модели бесконфликтной группы и бесконфликтного общества,
ку причиной <еще имеющих место> конфликтов объявляется психо- логическая несовместимость, структура <поля> межличностных от- ношений, дефекты коммуникативных процессов и т. п. Несмотря на то, что сам К. Левин всячески подчеркивал динамич- ный характер индивидуального психологического поля и призывал рассматривать всякое равновесие в этом поле как <квазистатичное> [Deutsch, 1968, р. 473], впоследствии, под влиянием гомеостатичес- кой модели общества, в центре внимания оказались преимущественно факторы, способствующие мирному разрешению конфликтов внутри социальной общности. Именно способы такого компромиссного раз- решения конфликтов стали вторым основным (после исследования <наивной психологии>) объектом изучения с позиций теории поля. Идео-логичность различного рода теорий разрешения конфликта бук- вально бросается в глаза. В своей статье <Теория конфликтов под вопросом> Э. Апфельбаум доказывает это весьма убедительно, выяв- ляя в качестве исходного положения, лежащего в основе исследова- ний конфликтов, идею о <принципиальном согласии конфликтующих сторон относительно общих целей и ценностей> [Apfelbaum, et al., 1976, p. 76], т. е. идею о том, что конфликт возникает лишь по пово- ду средств достижения якобы разделяемых всеми целей; обсуждение же существа этих целей, разногласие по их поводу считается запрет- ным [Apfelbaum, et al., 1976, р. 78].
терно стремление к бесконфликтности картины мира, то для <психо- динамического человека> столь же характерно стремление к бескон- фликтности отношений с другими людьми в группе и обществе. Это убеждение вплоть до настоящего времени выступает как центральная аксиома в исследованиях влияния группы на поведение и восприятие индивида. Весь пафос этого подхода - в признании слабости и безза- щитности индивида перед социальной общностью, перед обществен- ным мнением, перед тем, <что все говорят>. И если в отношении ма- териального мира человек еще может устоять в своем мнении, то его оценка мира социального (согласно этой позиции) почти полностью зависит от других. Зависимость человека от внешнего социального окружения абсо- лютизирована последователями Левина, которые лишили индивида личностного мотивационного импульса, заменив его комплексом пси- хологических реакций на реакции других. Модель психодинамического человека приблизилась тем самым к известной модели <человека-локатора> (<ориентированного на дру- гих>, по Д. Рисмэну). Она не смогла поэтому достаточно адекватно
позиций выполняет неофрейдистская модель. Она, в отличие от моде- ли Левина, оказалась тотально (и внутренне и внешне) конфликтной.
При попытке разрешить конфликт между инстинктами и бескомпро- миссной реальностью, в нем в этот период формируется эго - опосре- дующее звено между социальными ограничениями и инстинктом. Он находится в состоянии не только постоянного внутреннего, но и внеш- него конфликта со своей группой и обществом, которые, в свою оче- редь, возникают как результат воспроизводства либидных связей индивида со своими родителями. Семья служит прототипом для всех последующих социальных связей, а родители - прообразом будущего лидера. Социальные институты - средство защиты человека от его собственных агрессивных, враждебных, бессознательных импульсов [Shaw, 1970, р. 239]. Его поведение детерминировано скорее генети- ческими и исторически предшествующими условиями, нежели акту- альной ситуацией. Оно регулируется распределением психической энергии в системе личности. Теории, построенные на основе этой модели^ , немногочисленны и не пользуются (за исключением, быть может, теории социальной установки И. Сарнова) большим авторитетом. Для социально-психо- логических теорий этой ориентации характерно выделение какого- либо одного аспекта фрейдистской или неофрейдистской концепции. Так, например, Бион рассматривает группу как аналог индивида и на- деляет ее поэтому собственными потребностями и мотивами {Ид), це- лями, механизмами их достижения (Эго) и пределами действий (Су- перэго). Она проходит на различных этапах через конфликты, связан- ные с особенностями развития [Op.Cit., р. 247-254]. Эти фазы детально изучаются Беннисом и Шеппардом. Мысль о том, что индивид проеци- рует на группу свой опыт отношений в семье, лежит в основе трехмер- ной теории межличностных отношений Шутца [Op.Cit., р. 255]. Со- гласно этой теории типы отношений людей в группе могут быть клас- сифицированы на основе трех социальных потребностей: потребнос- ти к включению в социальную общность, потребности в контроле (жестом или словом) и потребности в положительной эмоциональной оценке (симпатии и любви). Атмосфера в группе зависит от способно- сти и возможностей членов групп удовлетворять эти основные потреб- ности. В целом в социальной психологии влияние идей фрейдизма и неофрейдизма невелико, несмотря на то, что сторонники этих направ- лений в последнее время уделяют больше внимания интерперсональ- 80 Опыт CUIA: парадигма объяснения ным связям. Оно никогда и не было особенно значительным, а в пос- ледние два десятилетия неуклонно уменьшается [McDavid J., et al., 1974, Hall etal., 1968].
человека надо искать, видимо, не только в неопределенности терми- нов, трудности их операционализации, недоступности основных тео- ретических посылок для традиционных форм эмпирической провер- ки и т. п. [Shaw, 1970, р. 273]. Эта модель не смогла выполнить свою функцию, поскольку требовала возврата к старым, уже изжившим себя представлениям. Имея дело с социально-психологической реаль- ностью, исследователи не могли не заметить недостаточности индиви- дуально-психологического подхода. Они были вынуждены обратиться к иным, нетрадиционным схемам при объяснении. К этому толкала логика самого объекта исследования - психического отражения си- стемы социальных связей и отношений, социального в самом широ- ком смысле, как процесса формирования отношения к миру, отноше- ния, регулятивного для данной социальной общности. В этой связи хотелось бы внести коррективы в тезисы М. Ярошев- ского о том, что 1) <реальность, воссоздаваемая в образе, так же мало зависит от межсубъектных отношений, как и от познавательных спо- собностей отдельного субъекта>. [Ярошевский, 1974(а), р. 415], и что 2) <исходные средства для анализа тех превращений, которые претер- певает восприятие в процессе межличностного общения, социальная психология не может почерпнуть ниоткуда, кроме общей психологии> [Op.Cit., р. 424]. Во-первых, если речь идет об объективной реальности, то она дей- ствительно независима, но если мы говорим о ее образе, т. е. как бы <воссозданной>, субъективно опосредованной действительности, о картине мира, которой руководствуются люди, то она как раз очень зависит от межсубъектных отношений. Подтверждением этому могут служить бесчисленные примеры формирования специфического ви- дения мира у классов, профессиональных и других социальных групп. Поэтому, во-вторых, социальная психология в общей психологии как раз и не может найти исходные средства для анализа превращений, которые проходит восприятие в процессе межличностного общения. Общеизвестны те искажения и метаморфозы, которые претерпева- ет объективная социальная реальность в процессе ее коллективного отражения. Поэтому если не толковать эти искажения <просветитель- ски> как заблуждения, а попытаться понять их генезис и функции, то абсолютно необходимо выйти за рамки индивидуального сознания. О том, что, замыкаясь рамками индивидуального сознания и поведе- ния, нельзя понять социально-психологическую специфику, свиде-
зательна последняя. Перенеся из гештальтпсихологии модель органи- зации восприятия социально нейтральных объектов, когнитивисты выхолостили человеческое, социальное содержание процесса воспри- ятия социального мира и получили безжизненную схему. Подход К. Левина при всех его недостатках представляет плодотворный шаг вперед именно потому, что предполагает анализ индивида в группе и в зависимости от группы, т. е. рассматривает его социально-психоло- гически.
ность, которая была бы именно социальной, а не только индивидуаль- но-психологической. В современной американской социальной психо- логии были такие попытки. Одна из них, в отличие от всех предыду- щих, идет от социологии к психологии. Именно в социологии сложи- лась модель <ролевого> человека. <Человек ролевой> - носитель, исполнитель ролей. Учится их ис- полнять, включаясь с момента рождения в социальную коммуникатив- ную сеть, в процессе взаимодействия, отличающего человека от живот- ных тем, что оно опосредовано использованием символов и предпола- гает их интерпретацию участниками взаимодействия. Процесс науче- ния ролям проходит три стадии: имитации роли, игры в роль и ролевого исполнения. Например, на первой стадии ребенок имитирует внешнее поведение взрослых (например, <читает> газету, не умея читать), на второй играет в продавца, мать, почтальона и т.п.; на третьей учится смотреть на себя как на носителя ряда ролей и интернализирует так называемого генерализованного другого, представляющего совокупную точку зрения ближайшего социального окружения. В результате в че- ловеке формируется способность посмотреть на себя со стороны, стать объектом рефлексии, руководить собой в своих действиях, которые предполагают совместные действия с другими людьми и направлены на значимые и для них (а не только для него) объекты. Общество представ- ляет собой результат таких взаимодействий, зафиксированный в соци- альных институтах, основной из которых - семья, первичная соци- альная ячейка. Взрослый человек занимает определенные позиции внутри социальной системы, с которыми связаны определенные норма- тивные ожидания относительно его поведения. Сами позиции столь же независимы от их конкретного исполнителя, сколько и ожидания, предъявляемые к его действиям^.
постулатов Ч. Кули и в особенности Дж. Мида, заложившего фунда- мент весьма разномастной ныне ориентации, получившей название
подробное изложение взглядов Дж. Мида°', мы остановимся лишь на тех из них, которые имеют отношение к проблеме эволюции модели человека в социальной психологии. Вначале может показаться странным, почему возможно говорить об эволюции применительно к концепции Мида, коль скоро она была изложена более 40 лет назад. Однако если учесть, что в последующие годы символический интеракционизм как бы обрел второе дыхание, то, видимо, логично поставить вопрос о причинах этого возрождения. При тщательном анализе оказывается, что Мидом были сформулиро- ваны положения, которые ныне оказались весьма актуальными. Так, например, в свое время Мид энергично, выступал против двух основ- ных установок ортодоксальной бихевиористской доктрины - инди- видуализма и антиментализма [Op.Cit., р. 294]. Сейчас необихевиори- стская модель продвинулась далеко вперед по пути признания роли опосредствующих переменных, и в этом смысле современный соци- альный бихевиоризм в значительной степени сливается с теми аспек- тами доктрины Мида, которые побудили его назвать свою концепцию также социальным бихевиоризмом. Мысль Мида о том, что анализ человеческого поведения невозможен только на основе внешне наблю- даемого поведения, что необходимо проникать в суть опосредствую- щих когнитивных процессов, была подтверждена когнитивной моде- лью и теорией поля К. Левина, доказавшего плодотворность исследо- вания субъективного мира индивида, <наивной психологии>. Левин же подтвердил идею Мида о том, что источником мотивации может быть групповая динамика, хотя бы и в форме нарушения внутренне- го равновесия. Мид фактически первым поставил вопрос о кардиналь- ном изменении подхода к индивидуальному сознанию, о необходимо- сти идти к его анализу от общества.
идея - активности, мотивированной не только внешне (в духе К. Левина), но и внутренне, модель, которая может стать альтернативой неофрейдистской психоэнергетической модели^. Она содержится в сложной и не вполне ясно выраженной самим Мидом конструкции, для описания которой он использует три различных термина: <са- мость> ( или оценка меня другими, образ меня, мой образ в сознании других и личное индивидуальное <Я> (<1>). Их взаимоотношение таково:
другого внутри индивида, организованный набор установок и опреде- лений, экспектаций или просто значений, разделяемых данной груп-
гого и зачастую какого-либо конкретного другого [Meltzer, 1972, р. 10]. - это импульсивная тенденция индивида. Это начальная, спонтанная, неорганизованная сторона опыта человека. Она, таким образом, представляет собой ненаправленные тенденции поведения индивида. Каждый акт, под которым Мид понимает как наблюдаемые, так и скрытые от наблюдателя аспекты поведения, начинается в форме <1> и обычно заканчивается в форме ставляет собой начало действия, которое впоследствии попадает под регулирующий контроль определений и экспектаций других ( собой некое мотивирующее начало, в то время когда направление этому акту. Таким образом, человеческое поведение рас- сматривается как постоянная серия инициаций актов со стороны <1> и обратного действия на этот акт, т. е. управление этим действием со стороны взаимодействия.
интересных мыслей, которые еще не стали предметом внимательно- го анализа. Если представлять себе конструкцию как это делают некоторые интерпретаторы Мида [Kuhn Т., 1962, Kuhn М., 1972], то тогда действительно трудно понять смысл введения Ми- дом компонента <1>, поскольку ется как процесс интернализации генерализованного другого - В то же время Мид совершенно недвусмысленно объясняет необходи- мость введения элементов спонтанности, индивидуальности, сконцен- трированных в <1>, как необходимых для описания роли индивиду- альности в более широком социальном процессе.
альным процессом и представляют собой его индивидуальные отраже- ния... ни в коей мере не может считаться несопоставимым или проти- воречащим тому факту, что каждое индивидуальное <1> имеет свою собственную особую индивидуальность, свою собственную уникаль- ную структуру> [The social psychology of G. H. Mead/ Ed. by A. Strauss, - 1956, p. 229-230].
жает его в своей организационной структуре в целом со своей особой уникальной точки зрения, оно тем самым представляет собой неповто- римый аспект и перспективу всей социальной структуры, которая отра- жается в организации любого индивидуального <1>, находящегося внут- ри этого процесса. Это напоминает каждую монаду в универсуме Г. Лей- 84 Опыт США: парадигма объяснения бница, которая отражает этот универсум со своей точки зрения и таким образом отражает особый аспект или перспективу этого универсума. <1>, будучи спонтанным проявлением, представляет основу для новой творческой деятельности. кцию, направляет индивида в сторону конформного и организованно- го действия. Таким образом, при действии этих обоих аспектов мы имеем налицо, с одной стороны, социальный контроль, а с другой - возможность инновации [Symbolic interaction/ Ed. by J. Manis, et al., 1975, p. 148]. Из этой картины следует, что индивид, получая в резуль- тате своего воспитания в процессе символического взаимодействия возможность посмотреть на себя со стороны, способен автономно на- правлять и контролировать свое поведение. Вместо того чтобы быть подчиненным всем тем влияниям и импульсам, которые он испытывает на себе и которые поступают из внешней среды, он может стать актив- ным агентом инициируемого лично им действия^.
[Meltzer et al., 1972, р. 21] понимают как избыточный, ненужный элемент, действительно является таковым, но совершенно в другом смысле, а именно в том, что он представляет собой потенцию, абсо- лютно необходимую для развития общества, для критического отно- шения к тому, что Мид называет системе взглядов. Отметим при этом, что <1>, по Миду, - компонент не только врожденный, но и сформированный в процессе общения. Это тоже отражение действительности, но действительности реаль- ной, актуальной, а не той, которая уже стала достоянием истории и зафиксировалась в различного рода знаковых формах, общепринятых стандартах и образцах. Таким образом, диалог между <1> и не что иное, как поиск нового решения старых проблем. Собственно, в анализе функции этого компонента и надо искать ответ на вопрос, <для чего нужна психика обществу?> Если этот компонент снять, то человек может вполне обойтись и без психики, поскольку в этом слу- чае ему не остается ничего иного, кроме как быть <носителем ролей>, ролевым человеком. После смерти Мида развитие его идей пошло по двум направлени- ям, которые обычно называют гуманистическим и сайентистским. Первое представлено так называемой Чикагской школой Блумера, второе, известное как Айовская школа символического интеракцио- низма, вдохновлялось идеями М. Куна. Несмотря на то, что обе шко- лы разрабатывают одну и ту же концепцию, их позиции по целому ряду вопросов зачастую диаметрально противоположны. Основное разногласие между ними касается методов исследования и верифика- ции гипотез и идей Мида. Расхождение в области методологии или,
относительных достоинств феноменологического и операционально- го подходов, а также понятий и терминов, которые должны исполь- зоваться при анализе поведения. Основная идея Блумера, который продолжает традиции Мида, состоит в том, что социальная наука по своим методам должна отли- чаться от точных наук. Отсюда следует вывод о том, что основой для методологии изучения поведения человека должен быть принцип <проникновения в опыт действующего (и, добавим, наблюдаемого. - П. Ш.) человека> [Blumer, 1939]. По мнению Блумера, исследователь человеческого поведения должен увидеть этот мир так, как видит его испытуемый, поскольку поведение последнего определяется его соб- ственной интерпретацией действительности. Проникнуть в эту интер- претацию невозможно без интуитивного понимающего подхода [Symbolic interaction/ Ed. by J. Manis, et al., 1975, p. 46]. По мнению Блумера, именно этот интуитивный подход может дать гораздо боль- ше, чем принцип соблюдения правил объективной или межисследо- вательской верификации. Кун, напротив, в своей последней статье характеризует как самое значительное достижение своей школы де- монстрацию того, что <основные идеи символического интеракцио- низма могут быть операционализованы и успешно применены в эмпи- рическом исследовании> [Kuhn, 1972, р. 47]. Поэтому основным материалом в школе Блумера являются отчеты испытуемых о причинах своего поведения, а также разработка различ- ных способов интерпретации этих отчетов. В Айовской же школе ос- новным инструментом исследования является разработанный Таке- ром тест <20 суждений> (он также называется тестом <Кто я такой?>).
Мид называл <1>, инноваторское спонтанное индивидуалистическое начало, Кун ради эффективности своего метода стирает это различие и по существу изучает не что иное, как установки, аттитюды челове- ка относительно самого себя. Это позволяет ему операционализиро- жүктеу/скачать 2.6 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|