Символ: Зеркальце птицелова. Жаворонок — чудесная птичка, но поймать ее трудно. Птицелов ставит в чистом поле зеркальце на подставке. Жаворонок видит себя в зеркале — не отводя от него взгляда, он то подходит ближе, то отступает, введенный в состояние транса собственным отражением и движениями брачного танца, которые он видит перед собой. Впав в гипнотическое состояние, птица забывает обо всем на свете, теряет осторожность, и сетка птицелова накрывает ее прямо у зеркала.
Оборотная сторона
В 1897 году в Берлине поэт Райнер Мария Рильке повстречался с Лу Андреас-Саломе, имевшей русские корни, писательницей и красавицей, которая прославилась тем, что разбила сердце Фридриха Ницше. Представители берлинской интеллектуальной элиты носили ее на руках, и хотя Рильке было всего двадцать два года, а ей тридцать шесть, он потерял голову, влюбившись в нее. Он забрасывал ее любовными письмами, из которых явствовало, что он прочел все ее книги и досконально изучил ее вкусы и пристрастия. Они стали друзьями. В скором времени она уже правила его стихи, а он жадно ловил каждое ее слово.
Саломе была польщена тем, что Рильке поглощен ею, очарована тем пристальным вниманием, которое он уделял ей, и той духовной общностью, что начала зарождаться между ними. Они стали любовниками. Но ее беспокоило его будущее; трудно заработать себе на жизнь стихами, она уговаривала его изучить ее родной язык, русский, и заняться переводами. Он последовал ее совету и взялся за дело с таким рвением, что спустя несколько месяцев уже мог разговаривать по-русски. Вместе они посетили Россию, и Рильке был потрясен увиденным — крестьянство, народные обычаи, искусство, архитектура. Возвратившись домой в Берлин, Рильке превратил свое жилище в своеобразный храм, посвященный России, теперь он носил русские крестьянские рубахи, а речь свою щедро пересыпал русскими фразами и словечками. Обаяние его вскоре после этого для нее рассеялось. Вначале Саломе льстило то, с каким рвением он готов разделять ее интересы, но теперь в этом ей виделось что-то другое: у него, думалось ей, просто нет собственной индивидуальности. Он превращается в раба, без нее он ничего не значит, у него нет ничего своего. К тому же в нем слишком много славянского. В 1899 году, к его горю, она порвала отношения с ним.
Урок прост: ваше внедрение в душу человека должно быть тактичным, деликатным, чтобы в результате он или она пленились вашим обаянием. Вы не можете и не должны быть просто губкой, впитывающей в себя все умонастроения других людей. Если вы станете их отражением на слишком долгий срок, уловка будет разоблачена и вызовет противоположный эффект — вас оттолкнут. За внешним сходством, которое вы им даете заметить, непременно должна просматриваться ваша собственная сильная индивидуальность. Придет время, и у вас может возникнуть желание стать лидером и повести их за собой; вы не можете и не должны проституировать, жить за их счет. Поэтому ни в коем случае не позволяйте подражанию зайти слишком далеко. Этот прием полезен лишь на первом этапе обольщения; позднее неизбежно настанет момент, когда тактику необходимо поменять.
8
Создай соблазн
Увлекайте жертву все глубже в дебри своего обольщения, создав искушение: позвольте ей мельком увидеть грядущее наслаждение. Подобно тому, как Змей искушал Еву, обещая запретное знание, пробудите у своей жертвы желание, которому она не сможет противиться. Выявите ее слабости, те мечтания, которым не суждено было осуществиться, намекните, что в ваших силах помочь им сбыться. В одном случае это будет богатство, в другом — захватывающее приключение или, возможно, недозволенное удовольствие; главное, ничего не нужно конкретизировать. Помахивайте долгожданной наградой у жертвы перед глазами, откладывая выполнение и позволяя ее воображению довершить остальное. Кажется, что будущее чревато многообразными возможностями. Стимулируйте любопытство и нетерпение, заглушая сопутствующие им тревоги и сомнения, — и жертва безоглядно последует за вами.
Танталовы муки
В восьмидесятые годы девятнадцатого века господин, которого звали дон Хуан де Тоделлас, прохаживался по парку в Мадриде, когда увидел, что из экипажа выходит женщина лет двадцати с небольшим. С нею были двухлетний ребенок и няня. Молодая особа была элегантно одета, но у дона Хуана перехватило дыхание не от этого — она была невероятно похожа на женщину, с которой он был хорошо знаком тремя годами раньше. Чепуха, это не могло быть одно то же лицо. Его знакомая, Кристета Мореруэла, была танцовщицей в заштатном театрике. Та девушка была сиротой и жила довольно бедно — не могли же ее обстоятельства перемениться столь разительно. Он подошел поближе: то же прекрасное лицо. А потом он услыхал ее голос. Это настолько потрясло его, что он вынужден был сесть: сомнений не осталось, это была та же самая женщина.
Дон Хуан был неисправимым обольстителем, победы его были бессчетны и разнообразны. Но сейчас Кристета вспомнилась ему очень ярко — прежде всего из-за ее юности, она была самая чудесная, самая очаровательная девочка из всех, кого ему приходилось встречать. Он увидел ее в театре и сейчас же начал ухаживания; ему удалось уговорить ее отправиться с ним в поездку к морю. Хотя они занимали разные комнаты, дона Хуана ничто не могло остановить: он состряпал для нее историю о неудачах и бедах, вызвал ее сочувствие, даже сострадание и, когда сердце ее смягчилось, воспользовался ее слабостью. Через несколько дней он ее оставил, сославшись на неотложные дела. Он был уверен, что никогда больше не повстречает ее. Он даже — редкий для него случай,— чувствуя некоторую вину, послал ей пять тысяч песет, дав понять, что со временем приедет и они будут вместе. Вместо этого он уехал в Париж. Вернулся в Мадрид он лишь недавно.
Воспоминания проносились в его голове, и вдруг он был поражен мыслью: ребенок. Уж не его ли сын этот мальчик? Если нет, она должна была выйти замуж сразу после того, что произошло между ними. Могло ли это произойти? Сейчас она, несомненно, была богата. Кто ее муж? Известно ли ему ее прошлое? Его переполняло смущение, смешанное с сильным желанием. Она так юна и прелестна. Как мог он так легко от нее отказаться? Что бы там ни было, если даже она замужем, он должен попытаться вернуть ее.
Дон Хуан зачастил в парк, теперь он прогуливался здесь каждый день. Он еще несколько раз видел ее; однажды взгляды их встретились, но она сделала вид, что не узнает его. Однажды, прогуливаясь рядом с няней, он завязал разговор, осведомился о супруге ее госпожи. Она отвечала, что его имя сеньор Мартинес и что сейчас он надолго уехал по делам; рассказала она и том, где живет Кристета. Дон Хуан попросил ее передать записку госпоже. Затем он направился к дому Кристеты — перед ним был роскошный дворец. Его худшие опасения подтвердились: она вышла замуж из-за денег.
Кристета не захотела увидеться с ним. Он проявлял настойчивость, умолял, посылал все новые записки. Наконец, чтобы избежать сцены, она согласилась встретиться с ним, но только один раз в парке. Он тщательно готовился к свиданию: соблазнить ее во второй раз было делом нелегким и требующим тонкости. Но, увидев, как она идет по дорожке ему навстречу в чудесном платье, он забыл о всех планах — его чувства и соблазн взяли верх. Она должна принадлежать ему, только ему и никакому другому мужчине, страстно говорил он. Кристета показалась ему оскорбленной; очевидно, в ее нынешних обстоятельствах исключалась повторная встреча. Однако под ее холодностью можно было уловить более сильное чувство. Он умолял ее о новом свидании, но она ушла, не обнадежив его. Он посылал все новые письма, а сам ломал голову, пытаясь сложить воедино части загадки: кто же такой этот сеньор Мартинес? Почему он женился на бедной танцовщице? Как могла Кристета предпочесть того ему?
Наконец он вырвал у Кристеты согласие на новую встречу, которая должна была произойти в театре, где, по ее мнению, он не рискнул бы поднять шум. Они наняли ложу, где могли спокойно поговорить. Она уверяла, что ребенок ее — не его сын. Она была уверена, что его страсть теперь вспыхнула с новой силой лишь оттого, что она принадлежит другому и недоступна для него — запретный плод сладок. Нет, отвечал он, он переменился, исправился; он готов на все, только бы ее вернуть. Временами ему казалось, что украдкой она бросает на него любящие взгляды, и это обстоятельство приводило его в замешательство и смущение. Но вот, борясь с подступающими рыданиями, она склонила голову к нему на плечо — склонила, чтобы мгновенно отдернуть, словно очнувшись и заметив ошибку. Это их последняя встреча, сказала она и тут же удалилась. Дон Хуан был вне себя. Она с ним играет — кокетка. Он сказал ей, что изменился; что ж, кажется, это действительно так, ведь прежний дон Хуан нипочем не допустил бы, чтобы женщина — любая женщина — обращалась с ним таким образом.
Последующие несколько ночей дон Хуан провел почти без сна. Он не мог думать ни о чем, кроме Кристеты. В ночных видениях он либо убивал ее мужа, либо видел себя дряхлым стариком, оставшимся в полном одиночестве. Более не в силах этого выносить, он решил покинуть город. Он отправил ей прощальное письмо, и, к его изумлению, она ответила: она хочет увидеть его, ей нужно что-то ему сказать. К этому моменту он был уже слишком слаб, чтобы противиться ее решению. Ночью, в назначенный час, он был на указанном ею месте, у моста. На сей раз она не пыталась сдерживать свои чувства: да, она все еще любит дона Хуана и готова бежать с ним. Но он должен подъехать к ее дому завтра средь бела дня и открыто забрать ее. Они не должны ничего скрывать.
Вне себя от радости, дон Хуан согласился на все ее требования. На другой день в назначенный час он явился во дворец и попросил доложить о нем сеньоре Мартинес. Здесь нет никого с таким именем, ответила женщина, открывшая ему дверь. Дон Хуан настаивал: ее зовут Кристета. Ах, Кристета, закивала женщина, так она живет там, на заднем дворе, где меблированные комнаты. Ничего не понимая, дон Хуан обошел дворец сзади. Там на улице, весь в грязи, играл оборванный мальчонка, похожий на того, которого он считал ее сыном. Но нет, подумалось ему, это, вероятно, какой-то другой ребенок. Подойдя к двери Кристеты, он робко постучал. Дверь открыла ему сама Кристета. Он вошел. Перед ним была бедно обставленная комната. На плечиках, однако, висели элегантные платья. В полном недоумении, как во сне, он сидел и слушал Кристету, открывшую ему правду.
Она не вышла замуж, у нее нет детей. Лишь спустя много месяцев после его исчезновения она начала понимать, что стала жертвой опытного и циничного соблазнителя. И хотя она по-прежнему любила дона Хуана, она преисполнилась решимости отыграться. Узнав от их общего знакомого, что дон Хуан вернулся в Мадрид, она вытащила те самые пять тысяч песет, что он послал ей когда-то, и на них купила себе дорогую одежду. Она уговорила соседку «одолжить» ей своего сынишку, сестру соседки попросила изобразить няню малыша, взяла напрокат экипаж — все это потребовалось ей, чтобы воплотить изощренный план, фантазию, зародившуюся в ее воображении. Кристете даже не пришлось лгать: она, собственно, ни разу прямо не сказала, что замужем или что у нее есть ребенок. Она точно рассчитала ощущение, что, коль она для него недоступна, это сделает ее еще более желанной в его глазах. Это был, пожалуй, единственный способ соблазнить мужчину его типа.
Взволнованный тем, как далеко она зашла ради него и как умело возродила в нем чувства, дон Хуан простил Кристету и просил ее руки. К его удивлению и, возможно, облегчению, она вежливо отказала. В то самое мгновение, как они станут супругами, ответила она, его взгляд начнет блуждать в поисках других женщин. Она же хочет удержать его интерес, что возможно только в том случае, если все между ними останется без изменений. Дону Хуану ничего не оставалось, как признать ее правоту.
Толкование. Кристета и дон Хуан — персонажи романа «Dulce у Sabrosa» («Сладкая и аппетитная», 1891) испанского писателя Хасинто Октавио Писона. Большая часть произведений Писона посвящена мужчинам-обольстителям и женщинам — их жертвам, теме, глубоко им изученной и до мелочей знакомой. Покинутая доном Хуаном Кристета много размышляла о нем и в результате решила убить одним выстрелом двух зайцев: отомстить ему и вернуть. Но можно ли соблазнить подобного человека и каким образом это сделать? Ведь единожды отведав от сладкого плода, он сразу терял к нему всякий интерес. Тем, что доставалось ему легко, что падало прямо в руки, он совершенно не дорожил. Возбудить в доне Хуане интерес к Кристете и желание вновь обладать ею могло одно и только одно — чувство, что она уже принадлежит кому-то другому, а для него недоступна, что она — запретный плод. В этом было его уязвимое место, его слабость — именно по этой причине его особый интерес вызывали девственницы и замужние женщины, женщины, которые принадлежали не ему. Для этого мужчины, рассуждала Кристета, трава всегда кажется зеленее, если она растет на чужой лужайке. Она решила предстать перед ним недоступной и уже поэтому особенно притягательной, терзать его, сводить с ума, вызывая чувства, с которыми он не в силах будет совладать. Он не мог не помнить, какой желанной она была для него когда-то. Мысль о том, чтобы снова обладать ею, полностью овладела им, предвкушение счастья, казалось, переполняло его: он проглотил наживку.
Искушение двойственно. Разумеется, вы кокетничаете, заигрываете, флиртуете; этим вы будите желание, суля удовольствия и отвлечение от будничной жизни. Но в то же время вы ясно даете понять своим объектам, что они не могут обладать вами, по крайней мере, это невозможно прямо сейчас. Вы воздвигаете препятствие, создаете определенное напряжение.
В прошлом воздвигать такие препятствия было совсем не сложно, тому способствовали многочисленные социальные барьеры — принадлежность к разным классам, нациям, браки, религия. В наши дни работают главным образом препятствия психологические: ваше сердце принадлежит другому; партнер вас не особенно интересует; вашему счастью мешает какая-то тайна; сейчас неподходящее время; вы недостаточно хороши для партнера; партнер недостаточно хорош для вас — список можно продолжать. В свою очередь и вы можете избрать кого-то, кто воздвигнет препятствие: он/она несвободны; вам только показалось, что вы их интересуете. Подобные барьеры куда менее различимы, чем, скажем, социальное неравенство или разница вероисповеданий. Однако они остаются барьерами, а человеческая психология не меняется. Весьма многих людей интересует — и в первую очередь — именно то, что им не может или не должно принадлежать. Создайте подобного рода внутренний конфликт — вы недоступны, несмотря на вспыхнувший интерес и влечение,— заставьте жертву тянуться к вам, испытывать муки Тантала, мечтавшего о недоступной воде. И, как в случае с доном Хуаном и Кристетой, чем больше ей (жертве) придется томиться, стремясь к обладанию вами, тем больше она верит в то, что инициатива в ее руках. Ваше обольщение превосходно замаскировано!
Единственный способ избавиться от искушения — поддаться ему.
Оскар Уайльд
Ключи к обольщению
Люди постоянно бьются над тем, чтобы удержать равновесие и стабильность в своей жизни. Если бы они, забыв обо всем, бросались за первым же встреченным человеком или увлекались всерьез каждой фантазией, пришедшей в голову, то не сумели бы устоять на ногах, справиться с повседневной будничной рутиной. Как правило, людям удается выстоять в этой борьбе, но дается победа нелегко. Мир полон искушений. Они узнают о людях, одаренных талантами, которых нет у них, о приключениях, выпадающих на долю других, о тех, кто обрел счастье или богатство. Стабильность, которой они жаждут и которая, как им кажется, имеется в их жизни, на самом деле не что иное, как иллюзия, за которой кроется неуверенность и постоянное напряжение.
Выступая в качестве обольстителя, старайтесь не допускать ошибок, принимая видимость за реальность. Вы ведь знаете, что люди ведут изматывающую борьбу за поддержание определенного уровня своей жизни и что их гложут сомнения и тревоги. Трудно оставаться хорошим и добродетельным, если постоянно приходится подавлять желания. Если помнить об этом, то обольщать будет проще. Люди хотят не соблазна: соблазны и так подстерегают их на каждом шагу. Люди хотят поддаться соблазну, уступить. Это единственный способ избавиться от постоянного напряжения, царящего в жизни. Сопротивление соблазнам и искушениям дается куда тяжелее и обходится дороже, нежели капитуляция.
Ваша задача поэтому создать соблазн, который окажется сильнее тех, что действуют каждый день. Он должен быть индивидуальным, нацеленным на жертву как на конкретную личность, скроенным по ее мерке — по ее слабостям. Необходимо четко сознавать: у каждого человека есть основная слабость, от которой, как от ствола, ответвляются прочие, второстепенные. Откопайте ее, эту слабость, этот детский страх, этот пробел в жизни — и в ваших руках окажется ключ, который позволит вам искушать. Этой слабостью может быть скупость, скука, тщеславие, любое подавленное желание, мечта отведать запретного плода. О ней можно догадаться по отдельным штрихам и деталям, ускользающим от сознательного контроля: по манере одеваться, случайным оговоркам. В прошлом своей жертвы, особенно в давних историях любви, подобные улики-подсказки можно отыскать в изобилии. Создайте для жертвы мощный соблазн, ладно, словно костюм по фигуре, подогнав его по выявленным слабостями, и надежда на райское наслаждение, возбужденная вами, окажется неизмеримо более ярким посылом, нежели сопутствующие сомнения и тревоги.
В 1621 году король Испании Филипп III страстно желал заключить альянс с Англией, выдав свою дочь замуж за сына английского короля Якова I. Королю Англии, казалось, импонировала эта идея, однако он тянул время. Испанский посол при английском дворе — звали его Гондомар — получил задание ускорить осуществление плана Филиппа. Он решил действовать через фаворита Якова I, герцога (ранее графа) Бэкингемского.
Гондомару известна была главная слабость герцога: тщеславие. Бэкингем мечтал прославиться и ждал случая, который принес бы ему известность; обязанности при дворе, рутинные и весьма ограниченные, ему наскучили, он то и дело жаловался на это. Посол сначала осыпал его лестью — герцог, по его мнению, самый способный человек в королевстве, какая жалость, что ему не дают развернуться в полную мощь. Затем он начал нашептывать ему о великолепном приключении. Герцог, как известно Гондомару, сторонник брака принца с испанской принцессой, однако эти бесконечные переговоры с королем Яковом тянутся так долго, что все дело под угрозой. Вот если бы герцог согласился сопровождать принца Чарлза в Испанию... Само собой, чтобы сохранить секретность, путешествие придется проделать инкогнито, без свиты и охраны, в противном случае английское правительство и министры не дадут санкции на подобную поездку. Из-за этого предприятие делалось особенно опасным и романтичным. В Мадриде принц получит возможность броситься к ногам принцессы Марии, объявить ей о своей любви и с триумфом привести ее в Лондон. Как это благородно — отважный поступок во имя любви! Герцога, разумеется, вознаградят по заслугам, а имя его будет прославлено в веках.
Герцог загорелся и убедил Чарлза отправиться в Испанию; в результате долгих уговоров им удалось преодолеть и сопротивление короля Якова I. Поездка, однако, была весьма неудачной (выяснилось, что Чарлзу пришлось бы принять католичество, чтобы завоевать Марию), браку не суждено было состояться, но Гондомар со своей работой справился. Он не пытался подкупить герцога, не стал предлагать ему деньги или власть — он обнаружил, что в чем-то герцог оставался неповзрослевшим ребенком, и использовал это. Ребенок не умеет сопротивляться. Ему хочется получить все и сразу, он редко задумывается о возможных последствиях. Ребенок скрыт в каждом человеке — он напоминает об удовольствии, в котором было отказано, о подавляемом страстном желании или мечте. Нанесите удар в эту точку, поманите жертву подходящей игрушкой (азарт, деньги, развлечения), и она легко выскользнет из своей нормальной взрослой рассудительности. О людских слабостях можно догадаться, если обращать внимание на ту детскость поведения, которую каждый проявляет в повседневной жизни, проявляет в своей области — это верхушка айсберга.
Наполеон Бонапарт был в 1796 году назначен командующим одной из французских армий — самой слабой и нищей, действовавшей на итальянском направлении. Его задачей было разгромить австрийские войска, занимавшие северную Италию. Препятствия казались непреодолимыми: Наполеону было всего двадцать семь лет; оказавшиеся под его командованием генералы были полны зависти — негодовали от того, что он получил это назначение: они сомневались в его способностях. Голодная, усталая армия была на грани развала. Сумеет ли он поднять этих людей, воодушевить их на сражение с опытной австрийской армией? Готовясь к переходу через Альпы и вторжению в Италию, Наполеон выступил перед войсками с речью, которая, возможно, стала поворотным пунктом в его карьере и во всей жизни: «Солдаты, вы полуголодны и полуодеты. Правительство задолжало вам, но ничего не может для вас сделать. Ваше терпение, ваше мужество служат вам к чести, но не приносят славы и достатка... Я поведу вас в самые плодородные долины мира. Там вы найдете процветающие города, плодородные провинции. Там вы обретете славу, честь и богатство». Речь оказала на солдат сильнее влияние. В скором времени те же самые солдаты, совершив утомительное восхождение, увидели внизу прекрасную Пьемонтскую долину. Слова Наполеона эхом отдавались у них в ушах, и кучка раздетых, голодных полуразбойников на глазах превратилась в воодушевленную армию, которая ураганом пронеслась по северу Италии, преследуя отступающих австрийцев.
Наполеон использовал приманку для солдат, которая состояла из двух элементов: позади у вас тяжкое прошлое; впереди — славное будущее, оно принесет вам процветание, если вы последуете за мной. Это неотъемлемая часть стратегии искушения — недвусмысленная и четкая демонстрация того, что объект ничего не теряет, приобрести же может все. Настоящее не несет больших надежд, будущее может оказаться полным радости и счастья. Не забывайте, однако, о том, что картины будущего должны быть расплывчатыми, ускользающими. Если вы будете чрезмерно конкретны, то рискуете принести разочарование: посулив что-то реально достижимое, невозможно затем постоянно по своему желанию откладывать выполнение обещаний.
Препятствия и барьеры в искушении необходимы, чтобы удерживать людей от того, чтобы они сдавались без боя. Легкая победа неинтересна, вы заинтересованы в том, чтобы они боролись, сопротивлялись, волновались. Королева Виктория, без сомнения, была влюблена в своего премьер-министра Дизраэли, но их разделяли многочисленные непреодолимые барьеры: религиозный (он был смуглокожим иудеем), классовый (она как-никак была королевой), да и вкусовые различия нельзя было сбросить со счетов (она являла собой образец добродетели, тогда как он был законченным хлыщом и денди). Их отношениям не суждено было реализоваться, но какую пикантность придавали эти преграды их ежедневным встречам, всегда полным игры и флирта.
Многие преграды такого рода в наши дни более не существуют, что ж, значит, их следует создать — это единственный способ придать изюминку обольщению. Табу всякого рода — сегодня они главным образом психологические, а не религиозные — являются источниками напряжения, закручивает ту самую пружину, которая и приводит в действие механизмы обольщения. Понаблюдайте — вы обнаружите подавленность, некое скрытое желание, которое заставит вашу жертву испытывать неловкость, если вы надавите в эту точку, но тем не менее все же послужит соблазном, приманкой. Покопайтесь в прошлом жертвы; если обнаружится что-то, чего она боится, чего пытается избежать, считайте, что ключ у вас в кармане. Вы можете обнаружить неосознанную тоску по образу матери/отца, а можете — скрытые и подавляемые гомосексуальные наклонности. В ваших силах подыграть этим наклонностям, прикинувшись женственным мужчиной или мужеподобной женщиной. В других случаях можно изобразить Лолиту или заботливого «папочку» — что-то запретное, этакое видение темной стороны личности. Ассоциации, однако, не должны быть слишком определенными и конкретными — нужно только, чтобы жертва потянулась за чем-то неуловимо привлекательным, не сознавая при этом, что перед ней порождение ее собственной фантазии.
В 1769 году Казанова познакомился в Лондоне с молодой женщиной мадемуазель Шарпийон. Она была много моложе его, она была прекраснее всех женщин, которых он знал прежде, и при этом обладала репутацией губительницы мужских сердец. При первой же встрече она так прямо и сказала ему, что произойдет: он падет к ее ногам, а она его уничтожит. Ко всеобщему изумлению, Казанова продолжил свои ухаживания. При каждой встрече она намекала, что вот-вот уступит — возможно, это произойдет уже в следующий раз, если он будет милым. Она воспламеняла его любопытство — какое наслаждение он может испытать с ней; он станет первым, он ее приручит. «Яд желания пропитал все мое существо настолько,— пишет он,— что при желании она могла бы обобрать меня до нитки — я готов был отдать ей все, чем владел. Я готов был разориться ради единственного поцелуя». Эта интрижка действительно окончилась поражением Казановы: он был унижен и посрамлен. Мадемуазель Шарпийон верно угадала: главной слабостью Казановы была потребность завоевывать, преодолевать сопротивление и испробовать то, что не доводилось испытать другим мужчинам. Глубже под этим скрывался и своеобразный мазохизм, удовольствие, получаемое от боли, которую могла причинить ему женщина. Играя роль недоступной женщины, маня его, а затем отталкивая, она предложила ему такое искушение, перед которым он был не в силах устоять. Часто хитрость состоит в том, чтобы дать жертвам почувствовать, что вы бросаете им своеобразный вызов, что вы — награда, которой им предстоит добиться. Получив вас, они обретут нечто такое, чего больше ни у кого нет. Их может ожидать даже боль, но боль очень близка к наслаждению и предлагает свои соблазны.
В Ветхом Завете написано: «Давид, встав с постели, прогуливался на кровле царского дома и увидел с кровли купающуюся женщину, а та женщина была очень красива». Женщиной была Вирсавия. Давид приказал доставить женщину к себе, соблазнил ее (по общепринятому мнению), а затем избавился от ее мужа Урии (отправив его на верную смерть в сражении). На самом деле, однако, это Вирсавия соблазнила Давида. Она купалась на кровле в тот час, когда, как ей было известно, он прогуливается по своей кровле. Введя в соблазн мужчину, о слабости которого к женщинам ей было известно, она стала кокетничать с ним, вынуждая его послать за ней. Это — стратегия использования возможностей: предоставьте нерешительному человеку шанс получить то, что его соблазняет, ненароком дав понять, что вы для него достижимы, что у него есть надежда. Искушение зачастую полностью зависит от того, верно ли рассчитано время, от того, чтобы встретить в нужный момент нерешительного человека, и от того, чтобы дать ему возможность поддаться соблазну.
Вирсавия воспользовалась в качестве соблазна обнаженным телом, но нередко едва обозначенная нагота оказывает куда более сильный эффект. Мадам Рекамье носила платья из тонкой материи, под которой угадывалось то же обнаженное тело, но лишь мимолетно, намеком. После балов, на которых она танцевала, мужчинам по ночам снилось то, чего они, собственно, почти и не видели. Императрица Жозефина добивалась подобного результата, обнажая свои прекрасные руки. Уделите жертве крошечную частицу себя, чтобы ей было о чем пофантазировать, и тем самым поддерживайте в ее мыслях постоянное напряженное внимание к себе.
Достарыңызбен бөлісу: |