Павел Светлов 1000 лет после смерти

Павел Светлов

1000 лет после смерти

Глава I

Я умираю. Меня зовут Павел Светлов, мне 54 года, жить мне осталось несколько дней. Очень больно и обидно, что последние дни жизни я проведу в тёмной палате разрушающейся от старости больницы маленького провинциального городка Петров.

Петров скучный, серый российский город с населением в сто тысяч человек, а вот события, которые в нём произошли, далеко выходят за пределы нашей планеты. Моё тело уже неподвижно, оно почти умерло, но мои руки живы и моя голова ещё жива, а мой ум работает, как в студенческие годы, ясно и живо. Мои друзья всем своим видом стараются не показывать мне, что знают о моей близкой смерти, но их глаза, полные слёз и печали, говорят больше, чем слова. Они плачут, думая, что я так мало жил, им больно осознавать, что я покидаю их так рано. Они не знают, что из своих пятидесяти четырех лет, я жил всего лишь последние три года. Но эти три удивительных года стоят больше, чем сто обычных жизней. Если успею, я расскажу вам историю, которая полностью изменит вашу жизнь и ваше представление о мире, который нас окружает. Лишь бы хватило времени и сил…

Я не боюсь смерти, потому что точно знаю: умрёт только моё тело, а мою душу, мою сущность ждут новые удивительные миры и приключения. Странно устроены люди, когда человек рождается, он плачет, а все вокруг радуются, когда же человек умирает – он радуется, а все вокруг плачут. Люди боятся смерти, потому что не верят – смерть не конец, а только начало.

Я лежал с закрытыми глазами, но не спал. Тупая боль разрывала на части мою бедную спину. От этой ужасной боли хотелось броситься в окно… и убить себя. У меня не было больше сил и терпения.

Мои размышления прервал знакомый до боли в сердце лёгкий, земляничный аромат туалетной воды. Моя жена пользуется ею уже много лет, этот запах я узнаю из тысячи. В последние дни я стал хуже слышать, но сильнее воспринимаю запахи. С трудом превозмогая боль, я повернул голову вправо, открыл глаза и сразу увидел её. Я улыбнулся, стараясь изо всех сил потрескавшимися губами изобразить счастливую улыбку. Мне хотелось хоть как-то уменьшить страдания моей жены.

Мария не вошла, а влетела, как весенний свежий ветер. Небольшого роста, яркая, красивая, хорошо сложённая, она стремительно подошла ко мне, склонила голову и горячо, страстно поцеловала в сухие губы. Её чёрные как смоль волосы нежно коснулись моей правой щеки. В этот момент я был на десятом небе от счастья.

Невозможно словами передать, какое счастье любить и быть любимым! В последние мгновения жизни всё настоящее становится в тысячу раз ярче, сильней, пронзительней, а всё фальшивое тускнеет, исчезает, как будто его и не было.

– Привет, любимый!

Мария произнесла эти слова так нежно и тепло, что у меня появилось полное ощущение: ее душа в этот момент обняла мою. В ответ я постарался произнести нежные, добрые слова, но не смог. Слезы градом покатились по щекам. Бывают в жизни мгновения, когда время останавливается, и слова перестают существовать. Я прижал её к себе так крепко, как только смог, будто боялся, что именно сейчас смерть разлучит нас. Мы плакали вместе. Я чувствовал биение её сердца. Я не знаю, сколько прошло времени, может быть пять минут, а может час…

Громко скрипнув дверью, в палату вошел врач.

Мы понимали, что нужно оторваться друг от друга, но не могли. Я возненавидел врача, как лютого врага. «Господи! – подумал я, – ну почему, почему они не могут оставить меня в покое, дать мне просто умереть, ведь совершенно понятно и мне, и им, что все эти процедуры, капельницы, уколы – пустая трата времени. Все это бессмысленно!»

Поборов вспыхнувшие в груди злость, отчаяние и возмущение, я прошептал:

– Ты самая любимая на свете! Ты единственная моя любовь! Как я благодарен судьбе, Богу, за то, что ты у меня есть! Прости меня, прости.

Мария выпрямила спину, глаза её были наполнены слезами. Крупные слезинки, как хрустальные горошины, катились по её щекам и капали мне на руку. Она продолжала смотреть на меня с любовью и страхом, не замечая вошедшего в комнату врача.

Приподняв голову, я увидел худого, седого, сутулого врача. Это был мой старый приятель – Валерий Александрович. От него всегда пахло спиртом и какими-то лекарствами. Он был хороший, добрый человек, но любил выпить. От этого его нос превратился в красную картошку, а кожа на щеках покрылась полопавшимися кровеносными сосудами. Несмотря на пристрастие к алкоголю, Валера был добрейшим человеком. Но как он не вовремя пришёл!

– Прошу прощения, – сиплым, пропитым голосом произнес доктор. – Время ставить капельницу.

Глядя на его пропитое лицо, мне хотелось закричать:

– Пошёл на хер! Пошёл к чёрту! – но вслух я сказал, – спасибо.

– Ну ладно, я зайду позже, – смущённо произнёс врач и быстро вышел.

Мы остались вдвоем, Мария еще крепче сжимала мою руку своими теплыми, нежными ладонями. Так мы просидели ещё несколько минут. Мы были счастливы.

– Как ты просил, я принесла диктофон, блокнот и ручку. Начнем работать над книгой прямо сейчас? – спросила Мария.

– Давай попробуем, – тихо, неуверенно ответил я.

– Ты обязательно должен рассказать свою удивительную историю людям. Ты просто обязан написать книгу. Понимаешь? Обязан! – продолжала уговаривать меня жена.

– Хорошо! Я сделаю все, что смогу. Я знаю, мне осталось жить пять, может, шесть дней. Пока ты ездила за диктофоном, я всё посчитал: каждый день я должен диктовать по 8 часов и тогда, у меня есть шанс, все успеть!

Из очаровательных карих глаз моей жены вновь покатились слезы. Ее губы задрожали, и было видно, что она прикладывает все силы, чтобы не зарыдать в голос.

– Ну, хватит, хватит плакать, прошу тебя! Успокойся. – только и смог выдавить я из себя.

– Ты же знаешь, я всегда поддерживала тебя, а сейчас мы просто не имеем права сдаваться. Любимый, у тебя все получится! – страстно убеждала меня Мария.

– Как бы ты хотел назвать книгу?

– 1000 лет после смерти.

– Тебе не кажется, что название книги слишком непонятное?

– Чем непонятнее название, тем больше оно вызывает интерес, – пошутил я, и мы вместе тихо рассмеялись.

– Ну, а, если говорить серьёзно, если человек не думает, что останется после него, то он и не живёт! Только мысли о смерти помогают нам понять, что такое жизнь! Ты же видишь, большинство людей существуют, а не живут, они всю жизнь находятся как бы во сне. Просыпаются утром, идут в туалет, чистят зубы, автоматически завтракают. В этот момент они уже не живут, они становятся машинами, которыми управляют привычки. Потом на автопилоте добираются до работы или учебы. Как механизмы, люди работают до обеда, и чем он ближе, тем чаще поглядывают на часы и считают минуты до перерыва. И вот долгожданный обед – маленький праздник. Но и он какой-то механический. Закончив работу, люди на автопилоте перемещают свои тела в сторону дома, а дома опять тоже, что и вчера, и позавчера. Душ, ужин, уроки детей, туалет и сон. И, поверь мне, абсолютно не важно, кем работает человек: шахтером или топ-менеджером крупного банка – им управляют инстинкты, привычки, годами выработанные алгоритмы. И так каждый день! Разве можно назвать ЭТО – жизнью? Это просто существование.

– Ты прав! Если твоя интуиция говорит, что это хорошее название, значит оно хорошее. Мне уже нравится. Правда, классное название – «1000 лет после смерти»!

В этот момент в ее глазах я увидел лучик радости и света: мне стало так хорошо. А мои окончательно пересохшие губы сами шептали:

– Ты моё счастье, ты моя единственная любовь. Я каждый час, каждую минуту благодарю судьбу и Бога за то, что мы встретились, за то, что ты полюбила меня. Знай, ничто и никогда не разлучит наши души. Моё тело скоро умрёт, но моя душа будет каждый вечер прилетать к тебе. Ты будешь сладко спать, а моя душа будет рядом, она будет нежно обнимать твою душу. Знай, любимая, когда меня не станет, душа моя будет всегда рядом, ты будешь смотреть на небо, а я буду облаком, звёздами. Я всегда буду рядом!

Дальше я не мог говорить, потому что моё горло перекрыл огромный сладко-солёный ком, по щекам катились слезы. Мы прижались друг к другу ещё сильней! Так, обнявшись, мы тихо заснули. Во сне мы чувствовали, как наши души кружатся в бесконечном танце вселенской любви. Нам было сказочно хорошо!

Мы проснулись так же одновременно, как и заснули. Мария, открыв глаза, игриво улыбнулась, поцеловала меня в щеку, резко встала, выгнулась как кошка и решительно произнесла:

– Вперёд, Победитель! Вперёд, к новым победам! К новым творческим высотам!

Я понял: именно сейчас мне предстояло начать диктовать книгу, и мне стало страшно. В голове закрутилась карусель сомнений: а получится ли, а смогу ли, не подведу ли. Я откровенно поделился своими сомнениями и страхами с женой.

После её жестких, но справедливых слов, ко мне пришло желание действовать. Сомнения и неуверенность улетучились прочь. «Действительно, – подумал я, – я не имею права не рассказать эту историю людям. Они должны знать правду». И глядя в глаза любимой, весело пошутил:

– Спасибо, за дружеский пинок под зад, под мой больной, несчастный зад! Включай диктофон! Стартуем, моя девочка, моя королева.

Мария нажала кнопку «Запись», зажглась красная лампочка, и я стал диктовать первую главу. С каждым новым словом голос мой становился уверенней, а мысли текли одна за другой, как спокойная чистая река.

Эта фантастическая история началась три года назад поздней осенью. Тогда мне был 51 год. Этот год был для меня самым страшным в жизни. Сплошная катастрофа! В этот год я потерял всё: квартиру, жену, работу. В начале года мы с женой взяли кредит в банке и заложили квартиру, которая досталась от моей бабушки. Не смогли отдать деньги и лишились квартиры. После потери квартиры, жена бросила меня, я впал в жуткую депрессию. Стал заедать свою душевную боль и пустоту огромным количеством жирной пищи. Каждый вечер я не ложился спать, пока не объемся, и за год набрал 40 килограмм лишнего веса. Из стройного учителя я превратился в жирную толстую свинью. Я снял маленькую дешёвую грязную квартирку на окраине и уже не мог подняться на третий этаж без одышки.

Как говорят в народе, беда одна не приходит. Я много лет проработал в школе учителем начальных классов. Это была моя любимая работа, моя судьба, мое призвание. Но год назад в нашей школе появился новый директор, человек циничный, холодный, бездушный – администратор нового поколения. Как говорят, новая метла по-новому метёт. Директор стал вводить совершенно идиотские порядки. До этого наша школа славилась доброй, демократичной, практически семейной атмосферой. С приходом нового руководителя любимая школа превратилась для меня в еще один незаживающий, кровоточащий источник боли. Видя, как разрушается то, что дружный коллектив создавал долгие годы, я не мог сдерживать праведный гнев. На каждом собрании или педсовете я пытался отстоять принципы, традиции, спасти дух нашей школы. Но в современном мире все чаще побеждают подлость и расчет.

К сожалению, мои слабые трусливые коллеги сразу же легли под нового директора. В нашем городке найти работу практически невозможно, а работу учителя тем более. Оправдывая себя, свое предательское поведение, с глазу на глаз в учительской, они говорили: «Я понимаю, мне тоже больно смотреть, как рушится наш мир, но ты пойми, у меня же семья, у меня дети! Тебе хорошо рассуждать – ты один! А я не могу рисковать будущим своих детей!»

С каждым днем атмосфера вокруг меня становилась все более мрачной, более невыносимой. Столько лет я приходил в школу как на праздник. Долгие годы ноги сами несли меня по знакомой дорожке к любимой школе. И вот теперь я стоял один как перст на собрании педагогов и администрации. Я уже понял, что сегодня меня окончательно выживут из школы, и мне уже было абсолютно на это наплевать. Я ненавидел себя за свою трусость, ненавидел своих бывших коллег за их трусость, ненавидел страну, в которой правят подлецы. Любимое дело всей жизни один негодяй-администратор превратил в сплошную каторгу, в сплошную незаживающую душевную рану.

Наверное, я бы мог попросить прощения, покаяться, попытаться отстоять свое право на работу. Но я воспитывался на трудах Макаренко, Сухомлинского, и переступить через свои убеждения было выше моих сил. Я встал и произнес, скорее всего, для себя, чем для других:

«Знаете, коллеги, глядя на все, что происходит с нами, с нашей школой, я хочу напомнить вам историю одного пастора. Эта история произошла в Германии во время прихода к власти Гитлера. В то время фашисты, нарушая все нормы человеческой морали, попрали закон и стали арестовывать коммунистов. Пастор одной из церквей в глубине души понимал, что это не хорошо но, ему было страшно, и он молчал. Да, по совести, коммунистов он не очень-то и любил. Покончив с коммунистами, фашисты стали арестовывать и уничтожать евреев. Выкашивали нацию под корень. Пастор понимал, что это очень плохо. Но страх, инстинкт самосохранения ему подсказывали: надо молчать. Да и евреев пастор тоже не особо любил. И вот когда фашисты пришли за ним и посадили его в концлагерь, только тогда он понял, что во всем виновато было его равнодушие. Дорогие коллеги! Я не держу на вас зла! Не смогли мы отстоять в нашей школе здравый смысл и доброту. То, во что мы с вами верили долгие годы, сегодня растоптано, и все мы понимаем, что это произошло только потому, что мы с вами трусы! Только потому, что каждый из нас проявил равнодушие, оправдывая свою трусость тем, что у него дети, престарелые родители, безработица гуляет по стране. Простите меня за излишнюю эмоциональность, простите, что кого-то обидел, но я, правда, не на кого не держу зла, даже на нашего распрекрасного нового директора. Простите! Вот такие сейчас времена.»

Я не мог больше говорить, меня всего трясло, слезы застилали глаза, я уже ничего не соображал. Я выбежал из школы. Я бессмысленно гулял по парку. Мое тело не чувствовало холода. Я перестал чувствовать запахи. Я понимал, что на улице поздняя осень – моя самая любимая пора. Эх, как я любил раньше гулять в этом парке, вдыхая запах прелой листвы. Как я любил наступать на желто-оранжевый ковер из листьев. Я понимал, что в моей душе черно, холодно и бессмысленно пусто. Там, где билось доброе любящее сердце, все было выжжено, черно, были леденящий холод, пугающая пустота и кучка пеплу. Больше не было сердца, больше не было души, больше не было жизни. Не было любимой профессии, не было жены, не было семьи, не было дома. Не было ничего, ради чего стоило бы бороться и жить. Пустое бездушное тело бродило само по себе. Из человека я превратился в какого-то бездушного зомби. В голове крутилась только одна мысль – как странно и бессмысленно устроена жизнь. Не так давно я любил свою работу, я любил свою жену. Мы часто по вечерам осенью гуляли в этом парке. Я читал ей стихи. Я брал в охапки желтые листья и с силой бросал их в небо, представляя, что они возвращаются золотым дождем счастья. Я был самым позитивным учителем в школе. Я часто улыбался, смеялся. Я любил, как смеются мои дети. Мое сердце всегда было наполнено радостью, любовью и гордостью за достижения мальчишек и девчонок. Каждый день я вкладывал в них частичку своей души, любви и знаний. И вот, все чем я жил, всё это рухнуло. Больше нет ничего. Есть только тело, некрасивое, толстое тело, которое бессмысленно бродит по холодному, темному, мрачному парку.

Вечер превратился в тёмную ночь. Редкие фонари тускло освещали парк. Пошел холодный дождь. Я был без зонта, мое пальто быстро промокло, но это меня мало тревожило. Я продолжал бесцельно ходить по одному и тому же кругу, наступая промокшими ботинками в осенние холодные лужи. В парке не было никого, гулял только один пожилой человек. Разглядеть его в темноте было невозможно: одинокий старик, которому, наверное, не спалось, не спеша прогуливался, прикрываясь от дождя огромным зелёным зонтом. Впереди в темноте раздались пьяные голоса: мат, крики, хохот. Послышался грохот разбитого фонаря. Меня охватил страх. Я с детства не любил драться. Я в детстве был слабым и застенчивым ребёнком. В школе надо мной все издевались и смеялись, но я старался не конфликтовать. Драки, насилие – это то, чего я больше всего боялся. Даже мой младший брат часто заступался за меня, потому что был сильным, храбрым, занимался боксом и имел первый взрослый разряд.

Но что поделать, такова моя природа, такова моя судьба. Почему я об этом вспомнил? Потому что пьяная компания была все ближе ко мне. Интуитивно я понимал: что-то надо сделать. Может быть, убежать пока не поздно? Может быть, свернуть с дорожки, пойти по темной мокрой траве. Как-то надо спасаться. Но страх парализовал мою волю. Сами по себе затряслись коленки. Душа похолодела, в груди появилась неприятная тошнота. В голове пролетела дурацкая фраза, которую я недавно услышал: «Не может быть в жизни так плохо, чтобы не было еще хуже». «Да, – подумал я, – это как раз про меня». И чем меньше становилось расстояние до пьяной компании хулиганов, тем безвольней становилось мое сердце. Ужас и страх парализовали мою слабую трусливую душу. Как будто какая-то сила втягивала меня в эту ужасную ситуацию. Как будто какой-то магнит, парализовав мою способность сопротивляться, притягивал меня все ближе и ближе к этой банде подонков. И вот уже до компании оставалось несколько метров. Кто-то из пьяных подростков закричал: «Братва, смотрите, клоун. Толстый жирный клоун!» «Да, нет, – закричал хрипящий голос, – это не клоун, это толстое животное». Перед самым моим носом неожиданно нарисовался парень лет двадцати с огромным шрамом на лбу. «Да, нет, это не животное, это толстое насекомое, которое посмело ходить своими погаными лапками по нашему парку. Да за это надо платить». Компания окружила меня: пьяная, безжалостная, тупая. Я попытался что-то сказать, как-то уйти от конфликта. «Простите, извините», – голос мой дорожал от страха и волнения. Мой страх, мой прерывистый трясущийся голос вызвал только еще большую агрессию. Негодяй со шрамом пнул меня ногой в спину и закричал: «Смотри, братва, это насекомое еще чёй-то вякает». «Ха-ха-ха», – вокруг меня раздался страшный пьяный, животный хохот! Пинок был несильным, подонок не собирался сбивать меня с ног. Ему нужно было меня унизить.

Мой страх, моя безвыходность рождали в этих негодяях еще большее желание поиздеваться. Унизить меня морально, растоптать. Они видели, что я одет бедно, и взять с меня нечего. Но эти нелюди, эти садисты радовались возможности показать свою власть, свою безнаказанность, свою силу. Мое сердце билось так сильно, что мне казалось, оно вот-вот разорвет мою грудь и выпрыгнет наружу.

В этот драматичный для меня момент из темноты вышел старик. Он аккуратно свернул свой зонт, не спеша стряхнул с него брызги, и твердым уверенным голосом произнес: «Молодые люди, вы, наверное, заблудились?» От такой наглости компания пьяных подонков ненадолго впала в стопор. Они никогда в жизни не видели, чтобы пожилой человек так решительно и без страха заступался за жертву. Ближе всего к пожилому человеку находился самый пьяный и здоровенный негодяй. В темноте было видно, что все его руки были в наколках. «Ты че, старый пень, попутал?» Из бандита буквально полился поток блатных слов, самые приличные из которых были русским матом. Пьяный бандит попытался ударить старика, но вдруг произошло то, чего я не могу забыть до сих пор, хотя уже прошло три года.

Моя память зафиксировала все события с удивительной точностью. Я помню каждую секунду, каждое движение Мастера. Все происходило, как в замедленном фильме. Я стоял как заколдованный. Было видно, что все бандиты, так же как и я, от удивления открыли рты, а глаза их наполнились ужасом и страхом. Их движения были в два раза медленней, чем движения старика. Удар пьяного бандита в наколках пришелся в пустоту. Старик сделал шаг в сторону, и бандит будто провалился в вакуум. Потеряв равновесие и падая, бандит получил резкий жесткий удар ребром ладони по шее. Первый негодяй еще не успел упасть, как Мастер нанес точный удар в горло верзиле со шрамом. Тот свалился как подкошенный. Падая на асфальт, он ударился головой – раздался леденящий хруст черепа. Все происходило как во сне. Бандиты двигались слишком медленно, ничего не успевая сделать. Они не могли ни защищаться, ни атаковать. Мастер мгновенно перемещался между ними. Удар, хруст, крик, следующий удар, и вот уже я вижу чьи-то ноги, летящие выше головы. Было ощущение, что все замерли в каком-то сказочном сне, а Мастер передвигается между этими замершими телами, ломает, бьет их, бросает, швыряет, и никто ничего не может ему противопоставить. Последнее, что я запомнил, это глаза парализованных страхом преступников. За считанные секунды наглые холодные, уверенные в своей безнаказанности глаза садистов превратились в испуганные глаза кроликов, которых по одному поедает на завтрак удав. Это последнее, что я видел. Кто-то сзади ударил меня чем-то тяжёлым, и я потерял сознание.

Очнулся я в маленькой комнате. «Странно, – подумал я. – Где я? В больнице? В скорой помощи?» Странное место. Пустая, абсолютно пустая маленькая комната: кровать, стул, старая, обшарпанная тумбочка с настольной лампой, и больше ничего. В голове был страшный шум, меня тошнило. У меня было ощущение, как будто мной выстрелили из пушки и головой пробили стену. Через какое-то время я вспомнил драку, вспомнил Мастера, которого я сначала принял за добродушного старика. И вот я лежу в совершенно пустой комнате. Приподняв голову, я увидел обычный чемодан, который стоял у изголовья кровати, старый чемодан, такие сейчас уже не выпускают. Других вещей в комнате не было. «Ну и дела, – подумал я. – Что со мной? Где я?» Потом я, наверное, потерял сознание, потому что, когда в следующий раз открыл глаза, я увидел лицо склонившегося надо мной Мастера. С виду ему было лет шестьдесят пять. Красивая седая борода, удивительно яркие голубые глаза, невероятно красивые морщины украшали его бронзовое лицо. Издалека он мог показаться обычным старичком, пенсионером. Но, находясь рядом с ним, я чувствовал – передо мной особый человек. Это не просто человек, это какой-то удивительный фантастический герой. Его красивая седая борода, глубокие морщины, которые только украшали его лицо, высокий аристократический лоб и по-детски ясные, голубые глаза излучающие поток доброй, светлой энергии. Обычно в таком возрасте у людей глаза становятся пустые, бесцветные, как у мёртвой рыбы. У моего же спасителя наоборот были глаза ребенка, глаза ангела. Они излучали бесконечную любовь и доброту. Когда же Мастер стал говорить, его голос поразил меня до глубины души. В нем звучали спокойствие и сила, благородство и мудрость. Я хотел было поблагодарить старика, но Мастер попросил меня: «Лежи, лежи, пожалуйста, не поднимайся. Все самое страшное позади. Завтра уже будет легче».

Впервые за долгие месяцы разочарований, неудач, боли, за долгие, тяжелые, бессонные ночи, я заснул как младенец. Мне показалось, будто я вернулся в детство, и засыпаю в объятиях моей горячо любимой мамы.

Мой сон закончился. Я еще не открыл глаза, но на душе у меня был праздник, ожидание чего-то светлого, радостного, нового. Я открыл глаза и впервые за долгие месяцы неудач и поражений улыбнулся. Улыбнулся, улыбнулся солнцу, улыбнулся жизни. Открыв глаза, я увидел ту же странную пустую квартиру. На стуле грациозно, как император на троне, с высоко поднятой головой и расправленными плечами спал Мастер. Меня поразила его осанка. Даже во сне он выглядел величественным, недосягаемым для нас, простых смертных. Почувствовав, что я проснулся и смотрю на него, Мастер открыл глаза. Несмотря на свой возраст, легко встал и подошел к моей кровати.

– Доброе утро, герой! – улыбнулся учитель.

– Здравствуйте! Здравствуйте, уважаемый Мастер! – произнося эти слова с глубоким чувством уважения, я чувствовал, будто этого человека я знаю долгие годы. Я чувствовал удивительное родство наших душ.

Мастер легкой походкой юноши сходил на кухню, принес стакан воды, по дороге подхватил левой рукой стул и присел рядом с изголовьем кровати. Не говоря ни слова, он напоил меня, поставил стакан на пол, добрым отеческим взглядом мудреца, глазами, излучающими свет, посмотрел на меня.

– Ну, вот видишь, все обошлось. Еще несколько дней, и будешь как новенький, – пошутил Мастер.

– Простите, – сказал я, немножко смущаясь и заикаясь. – Я не могу понять одного. Зачем вы рисковали своей жизнью ради незнакомого человека?

Мастер, поправляя на моей голове окровавленную повязку, очень серьезно сказал:

– Во-первых, я не рисковал. Во-вторых, я выполнял свою миссию.

Мне хотелось задать этому удивительному человеку много вопросов. В моей голове крутилось много вопросительных знаков: «кто он?», «зачем?», «почему?». Первый вопрос вырвался у меня сам по себе:

– Неужели вы всю ночь проспали, сидя на жестком стуле?

– Конечно, – спокойно ответил Мастер.

– Но для вас это же было мучительно неудобно. Так невозможно выспаться.

Мастер улыбнулся:

– Если ты всегда будешь думать о теле, как ему удобно, как сделать так, чтобы ему было еще мягче, слаще, теплее, комфортней, ты перестанешь думать о главном – о душе. Ведь твое тело – это только тело. Перестань уделять ему много внимания, перестань плясать вокруг него, как вокруг священной коровы. Пойми важную мысль: твое тело – это не ты. Ты же можешь сейчас сказать мне, как чувствует твое тело? Болит ли оно у тебя или нет, холодно ему или тепло?

– Да, – промолвил я, все больше расширяя глаза и открывая от удивления рот. – Конечно, могу.

– Так вот, ты это не твое тело, ты сверхчеловек, ты сверхсущность, ты душа, бесконечная и вечная, которая временно оказалась в этом теле. Глядя на свое тело со стороны, ты можешь ему приказать все, что угодно. И оно будет слушаться тебя. Ты можешь приказать ему убить себя, и оно убьёт. Стоя на краю страшной пропасти, ты можешь дать ему команду прыгнуть вниз, и оно прыгнет! Ты хозяин своего тела. Но чаще происходит обратное: люди забывают, кто они есть на самом деле, и начинают служить своему телу, и уже тело им говорит, что делать, как делать и когда делать. Люди становятся рабами своего желудка, своей похоти. И больше нет человека, есть жалкая сущность, которая живет для того, чтобы служить своему телу. Но если ты хозяин своего тела и ты понимаешь, что тело нужно тебе для того, чтобы развивать душу, то постепенно ты перестанешь быть рабом животных желаний, рабом своего тела. И в твоей жизни наступит гармония. Ты должен заботиться о своем теле, но не жалеть его. Поэтому мне неважно, как спит мое тело, это же только тело, это только инструмент для развития моей души.

Первая мысль, которая промелькнула в моей голове, в моей разбитой, опухшей, несчастной башке: «Какой-то он ненормальный старик, сумасшедший что ли?» В этот момент мои мысли спутались, смешались. У меня возникло два прямо противоположных чувства. Одно чувство – восхищение и желание задать ему как можно больше вопросов, учиться у него. Второе чувство – полное непонимание, шок и неприятие всего сказанного. Глядя в голубые, удивительно лучистые глаза Мастера, я понял, что он читает мои мысли как открытую книгу. Мастер дружелюбно, по-отечески улыбался мне.

– Не переживай, не волнуйся. Очень скоро ты поправишься, я помогу тебе. Если захочешь, ты уйдешь в любой момент. Я понимаю вас: людей вы пугаетесь, страшитесь всего, что не понимаете. Вы боитесь неизвестного.

Я смутился еще больше. От этого у меня резко поднялись температура и давление, и два злых молотка стали бить с двух сторон в мои замотанные бинтами виски. «Тук-тук-тук» застучало в висках.

– Простите меня. Но все так необычно. Вы так не похожи на людей, которых я встречал. Простите за мой страх и волнение. Все как-то сразу на меня навалилось. Я и сам не понимаю, что со мной происходит.

– Я тебя понимаю. Ничего страшного, – сказал учитель. – За несколько дней ты узнаешь много нового. Тебе будет очень тяжело свыкнуться с тем, что мир устроен совершенно по-другому. Твои представления о мире, о вселенной, о пространстве и времени будут ломаться как карточный домик на ветру. Иногда ты даже будешь испытывать физическую боль: разрушение старых парадигм часто сопровождается разрушением белковых связей. В какой-то момент ты потеряешься настолько, что земля уйдет из-под ног. Но тебе необходимо меня выслушать, потому что ты не просто так появился на этот свет, ты – избранный. Именно от тебя будет зависеть судьба, жизнь целых миров. Ты просто, пожалуйста, слушай и задавай вопросы.

После этих слова Мастера, я абсолютно точно был уверен, что не у меня съезжает крыша, это его крыша уже давно уехала. Я был абсолютно уверен, что передо мной какой-то странный сумасшедший человек, наверное, какой-то сектант, которому в секте хорошенечко промыли мозги. Несмотря на взрыв мозга, я принял правильное решение – быть откровенным. Ведь именно этот человек вчера спас мне жизнь. Как минимум, он не желает мне зла, да и всё равно может читать мои мысли. «Ну и что, что сумасшедший, пусть таких сумасшедших будет больше, – подумал я. – Больше будет добра и справедливости на Земле». А вслух я произнес:

– Вы меня простите, Мастер, но какой я избранный? Мне уже 51 год, я толстый, слабый неудачник. От меня ушла жена, я всё потерял. Только вчера меня выгнали с работы, с моей любимой работы, которой я посвятил всю свою жизнь. Я не знаю, что мне делать, как мне жить? Я ничего больше в жизни не умею, я всю жизнь учил детей. У меня не просто сломлена жизнь, на данный момент у меня ее просто нет. Мастер, вы простите меня, но перед вами полный неудачник, лузер, ничтожество. Я себя не могу спасти, не то, что мир.

– Да, вижу! Я о тебе знаю все, – спокойно и уверенно произнес учитель. – Я о тебе знаю много больше, чем ты знаешь о себе. Я знаю. Я чувствую у тебя большое, большое, большое сердце, доброе сердце ребенка. Я вижу, что у тебя удивительно светлая душа! Я знаю, такие светлые выдающиеся люди как ты рождаются раз в тысячу лет! Тебе было всю жизнь трудно и тяжело, потому что ты родился не в то время и не в том месте. В этом больном обществе сегодня правят деньги, подлость, ложь, равнодушие и мракобесие. Такие добрые и светлые люди как ты с самого детства подвергаются нападкам и гонениям. Вашу доброту испорченные люди воспринимают как слабость. Вашу любовь циничные машины, которые думают, что они люди, воспринимают как глупость. Твою бесконечно добрую душу, твою светлую глубокую личность люди-механизмы, люди-машины просто топтали, презирали, унижали, делали тебе больно. Они не способны восхищаться красотой и величием души! Они только способны видеть, сколько у тебя денег, власти, какая у тебя машина, дом. Они не способны чувствовать, видеть, слышать прекрасное и вечное! И в этом нет твоей вины, в этом нет твоей слабости. В этом твоя боль, но не слабость. Подожди, пожалуйста, я принесу тебе ещё воды.

Мастер поднял стакан с пола, сходил на кухню и через некоторое время напоил меня холодной водой. Ничего более вкусного я в жизни не пил. Пока я жадно глотал воду, у меня в голове пролетела смешная мысль: «Странно получается, если Мастер говорит понятные мне вещи, с которыми я согласен, я называю его Учителем, но стоит ему рассказать то, что выходит за рамки моего сознания, за пределы моего понимания, я сразу думаю о нём как о сумасшедшем старике».

– Продолжим. Да, продолжим наш разговор!

Чем больше говорил Учитель, тем больше вопросов возникало в моей больной разбитой голове. Чем больше он рассказывал, тем более невероятными казались мне его слова. Удивляясь все больше и больше, одновременно я все больше успокаивался, у меня было ощущение, что рядом со мной очень надежный, добрый человек. Его энергия наполняла всю нашу маленькую комнату, она наполняла мою уставшую душу, мое сердце. И мне было очень хорошо. Его голос обладал особым магнетизмом, особой красотой и приятностью. Я никогда подобного голоса не слышал. Это даже не был голос. Обычно голоса передают настроение, эмоции человека. Слова Мастера передавали нечто большее, намного большее. Я это чувствовал, но не мог описать словами.

Учитель улыбнулся и продолжил разрушать мои представления о мире:

– Пойми, Павел, сейчас речь идет не о тебе и не обо мне. Во Вселенной, в мире, наступили черные, страшные времена. Впервые за тысячи-тысячи долгих лет черные силы взяли верх. Именно сейчас идет последняя битва между добром и злом. Между тьмой и светом! С одной стороны мироздания наши извечные враги – бездушные, холодные, скользкие, тошнотворные, вонючие твари. Они пожирают души и сердца светлых существ, светлых добрых сущностей. Они питаются чёрной энергией боли и слёз. Тысячи лет им противостоят светлые силы любви и добра, тысячи лет в мироздании идет битва между тьмой и светом, между любовью и ненавистью, между красотой цветущей поляны и мерзкой плесенью.

Учитель задумался на мгновение, ушел в свои размышления. В комнате повисла тишина. Потом, как бы вспомнив обо мне, он продолжил:

– Тьма и свет, зло и добро, ненависть и любовь тысячи лет находились в равновесии. Но сейчас торжествует зло! Еще немного, и во Вселенной исчезнет свет и любовь, скоро они убьют вселенскую любовь.

На этих словах Учителя я окончательно убедился, что передо мной странный сумасшедший. «Господи, – подумал я, – он абсолютно спятил».

Но в то же время в моей душе зарождалось доверие к этому сумасшедшему Мастеру. Чем больше я слышал фантастических рассказов от этого странного-престранного старика, тем больше я проникался к нему любовью и доверием. Размышляя об этой удивительной ситуации, об этом удивительном человеке, в котором одновременно было все: безумие и мудрость, сумасшествие и величие, я почувствовал, как мой организм стал терять силы, закружилась голова, меня стало тошнить.

Мастер тоже увидел это, остановил свой рассказ, положил мне руку на забинтованную голову и произнес:

– Поспи, поспи. Сейчас тебе станет хорошо.

И опять мое сознание провалилось во что-то очень доброе, теплое, родное, пахнущее детством и спокойствием. Я заснул. Заснул сном счастливого ребенка.

Я не знаю, сколько я проспал, день или два, но проснулся я опять с улыбкой. И опять я увидел Учителя, который грациозно, с прямой спиной, с приподнятым подбородком восседал на старом, обшарпанном стуле. И опять я успел лишь несколько мгновений посмотреть на спящего учителя, как он открыл глаза и с легкостью атлета поднялся, выпрямился, улыбнулся мне доброй лучистой улыбкой. Его удивительное морщинистое лицо было настолько красивым, что невозможно было оторвать от него взгляд.

– Доброе утро, герой! Доброе утро, победитель! – произнес Мастер, после чего напоил меня чистой свежей водой. Очень ловко поменял окровавленную повязку на чистую. При этом дружелюбно приговаривал: «Вот видишь, все обошлось. Вот видишь, как здорово. Все заживает. Еще несколько дней и все будет просто замечательно».

После медицинских процедур Учитель поставил свой стул так, чтобы мы хорошо видели друг друга. Он всегда улыбался! Что бы он ни делал, он всегда добродушно улыбался, и от этих светлых тёплых улыбок на душе у меня становилось светло и тепло. Господи, какой он удивительный человек! Сумасшедший, очевидно сумасшедший, ненормальный, но добрый и прекрасный человек! Я всё больше восхищался своим спасителем.