Пьеса на свободную тему

ПЛОТНИК БЕН (довольно). Все, подписал. Без отработки.

ПЛОТНИК ЮДЖИН (не отрываясь от работы). Как тебе удалось это…хотя можешь не говорить, приспособление, знаю-знаю.

ПЛОТНИ БЕН (скромно). Ну, типа…спасибо, конфеты, бутылка «Адмирала» и порядок.

ПЛОТНИК ЮДЖИН. Наш шеф любит коньяк? И конфеты?

ПЛОТНИК БЕН. Конфеты любит его жена. А коньяк он поставил в бар на всякий случай.

ПЛОТНИК ЮДЖИН. Уходишь?

ПЛОТНИК БЕН. Настал момент сказать «прощай». Тем более работник из меня не первый сорт.

ПЛОТНИК ЮДЖИН. Да уж, работник из тебя…хотя нет, ты меня тоже многому научил. Сводил в бар, на эту презентацию. Научил меня отдыхать, распоряжаться своей мечтой. Для того, чтобы попрощаться с ней, нужно просто выйти в люди.

ПЛОТНИК БЕН. Это ты прав, старик. Выйти к людям. Давай прощаться.

ПЛОТНИК БЕН. Не поминайте…а вспоминайте.

ПЛОТНИК ЮДЖИН. Не буду. И куда ты теперь?

ПЛОТНИК БЕН. У меня есть выбор.

ПЛОТНИК ЮДЖИН. Это правда. Что откроешь газету или как…?

ПЛОТНИК БЕН. Воспользуюсь проверенным способом.

ПЛОТНИК ЮДЖИН. Пальцем в небо?

ПЛОТНИК БЕН. Точно. Пальцем в не…знаю точно, что следующая работа будет связана с людьми. Ты меня, конечно, прости, но работа с деревом как-то напрягает. Чтобы работать здесь мне придется ежедневно по барам ходить и искать на презентациях задницу для свежесколоченного стула. Я хоть и молод и холост, но работа должна вести тебя на крыльях, а не утягивать под землю

ПЛОТНИК ЮДЖИН. Во как, значит. Но ничего, у тебя все впереди.

ПЛОТНИК БЕН. Да, у меня все…ну, ладно я пойду. Еще нужно будет зайти в магазин, купить маме цветы, торт. Чтобы она не слишком бурно реагировала на мое тринадцатое пришествие за это полугодие с подписанным заявлением об уходе.

ПЛОТНИК ЮДЖИН. Постой-ка. У меня кое-что есть для тебя (Уходит, приносит стул). Это тебе. Так сказать в память о нашем с тобой сотрудничестве. Коллеге по столярному цеху, так сказать.

ПЛОТНИК БЕН (удивленно). Что это? Только не говори, что это твой чудо-стул? Тот самый из индийского дерева.

ПЛОТНИК ЮДЖИН. Нет, это не он. Но не исключено, что он может стать им.

ПЛОТНИК БЕН. Какой-то он старый. Где ты его откопал?

ПЛОТНИК ЮДЖИН. Он переходил из одного поколения в другое. Мой отец на нем сидел и рассказывал о видах дерева. О том, что есть более гибкие породы, как ива и более упорные, как дуб и береза. На нем я начал курить, здесь я выстругал первый свой неудачный кораблик. Он у меня перевернулся уже через десять секунд после того, как я запустил его в ручье. На этом стуле…

ПЛОТНИК БЕН. Спасибо. Только куда я с этим стулом? У тебя с ним больше связано, чем у меня…

ПЛОТНИК ЮДЖИН. Но ты можешь начать его новую историю. Моя жизнь ему не настолько интересна, нежели твоя – неопределенная.

ПЛОТНИК БЕН. Может быть, ты и прав, старик, только мне сейчас в магазин…

ПЛОТНИК ЮДЖИН. На нем я подсматривал за соседкой из соседнего дома. Ставил стул перед окном, и если встать в определенной позе, то можно было такое увидеть…И как я на цыпочках тянулся, чтобы увидеть картинку полностью.

ПЛОТНИК БЕН (усмехаясь). Ладно, старый, я возьму его. (Берет стул, приподнимает, думает, как приспособить так, чтобы его было удобно нести). На цыпочках он тянулся. Ну, ты даешь.

ПЛОТНИК ЮДЖИН. Только береги его. Хотя, что я говорю, это же подарок, значит, ты можешь поступать с ним так как считаешь нужным. Решишь сжечь – ради бока. На шашлык… Он твой и теперь ты с ним. А я не могу. Я уже не помню за последние десять лет, что я сделал на нем такого чтобы помнить. А ничего. Работаю на табурете, а он стоит, для истории только.

ПЛОТНИК БЕН. Значит истории? Странно, ты меня пронял своим рассказом старик. Мне как-то не по себе стало. Почему ты не говорил мне об этом, когда мы работали? Почему ты говоришь мне об этом сейчас, когда я ухожу. Почему сейчас?

ПЛОТНИК ЮДЖИН. Не знаю.

ПЛОТНИК БЕН. Тебе просто говорить, старик – у тебя уже все есть, а у меня – только желание куда-то убежать и все. Куда-то – она манит и пугает. И главное предполагает одинаковый финал. Что мне все надоест, и я уйду оттуда. Мне кажется, что меня ничто не остановит разве что…(Пауза). А если я не уйду. Останусь здесь.

ПЛОТНИК ЮДЖИН. Зачем?

ПЛОТНИК БЕН. Не хочется тебя тут одного оставлять.

ПЛОТНИК ЮДЖИН. Я не один.

ПЛОТНИК БЕН. Да знаю я, только ты какой-то…

ПЛОТНИК ЮДЖИН. Какой я?

ПЛОТНИК БЕН. Печальный. Стул мне подарил. Для тебя он, как слиток золота, а ты мне «на память».

ПЛОТНИК ЮДЖИН. Ты думаешь, мне нужен кто-то.

ПЛОТНИК БЕН. По всей видимости, нет

ПЛОТНИК ЮДЖИН. Я уже привык. К тому же меня ждет доски, молоток, голые стулья, по которым нужно пройти шкуркой.

ПЛОТНИК БЕН. А если мне остаться? Не искать новое место, не покупать торт маме, порвать заявление, конечно, не забирать обратно коньяк и конфеты, но тоже, как и ты, сделать это. Невозможное для меня. Но сделать. Может быть, мне это было нужно. Тебе рассказывал отец, как устроено дерево, мне рассказываешь ты, как устроена жизнь. И пусть мне казалось, что жизнь устроена по-другому, я должен понять ее другую сторону.

ПЛОТНИК ЮДЖИН. Выйди за дверь и если ты почувствуешь уже через минуту, что не можешь идти и лучше вернуться, то возвращайся.

ПЛОТНИК БЕН. Так я попробую. Выйду и вернусь.

ПЛОТНИК ЮДЖИН. Да-да, попробуй.

ПЛОТНИК БЕН. Туда и обратно. (Уходит).

ПЛОТНИК ЮДЖИН. Точно, мой мальчик….постой, а как же…стул?

Затемнение
Сцена 3

Дом доктора
Кабинет, прежняя обстановка. Доктор G сидит на стуле.
ДОКТОР G. Вот так. А теперь я хочу рассказать про то, как у меня болели уши. У меня в детстве серьезно болели уши. Мама заливала мне капли, завязывала платочек и вот такой «девочкой» я ходил по дому. Сестра, которая была меня старше, называла меня «дурачком» (Плачет). Но я не был таким. Просто у меня уши болели. Я ей говорил это, но она не понимала. Она продолжала смеяться надо мной. Тогда я снял платок и дал слово, что никогда больше не одену. Но когда у тебя что-то болит, то невозможно сопротивляться. Это все равно что, когда тебе холодно, ты не думаешь, что на тебе одето. И через неделю на мне снова был платок, и сестра продолжала смеяться и обзывать меня «дурачком». (Плачет, входит Эмма).

ЭММА. Ты чего, папа?

ДОКТОР G. Эмма, дочка, ты знаешь, что когда ты еще не появилась, я думал о мальчике. И когда я узнал, что у меня будет девочка…

ЭММА. Папа!

ДОКТОР G. …то я решил говорить с тобой. И когда мама спала, я говорил с тобой. Мне так было спокойней. Так я быстрее привыкал к тому, что ты девочка.

ЭММА. Что с тобой?

ДОКТОР G. А что со мной?

ЭММА. Ты какой-то странный.

ДОКТОР G. Я странный? Да, наверное. Но мне просто хочется говорить. Почему я не могу говорить, если мне так хочется.

ЭММА. Да нет, все в порядке, конечно. Просто ты такой возбужденный. Ты никогда таким не был.

ДОКТОР G. А теперь я такой. Я хочу говорить, и буду говорить. Даже если меня никто не хочет слушать.

ЭММА. Мы хотим тебя слушать. Только не здесь. Например, за столом. Ты сидишь здесь уже пять часов. Отказался от обеда. А теперь ужин. Мама приготовила такой шикарный ужин. Пойдем. Там и поедим, и поговорим на все темы, которые ты хочешь. Ну, давай (Берет Доктора G за руку).

ДОКТОР G (вырывается). Я не встану с этого стула

ЭММА. Но почему, папа?

ДОКТОР G. А ты знаешь, что в детстве у меня не было своей комнаты. Я сидел в углу и даже когда отец смотрел футбол и скандировал так, что трещал диван, мне приходилось терпеть. Я же не мог сказать ему, чтобы он вышел. Он же мой отец.

ЭММА. Но у тебя сейчас свой кабинет, даже два – на работе и дома.

ДОКТОР G. А потом у нас появилось два телевизора, Но папа все равно смотрел футбол в зале, так как на кухне смотрела мама, а сестра смотрела свои глупые передачи про моду.

ЭММА. Я тоже люблю смотреть про то, как переодеваются…

ДОКТОР G. И я убегал. Один раз я просидел целый день с вахтером радиотехникума. Он говорил со мной. И тогда я понял, что люди работают потому, что не могут найти себе место дома. Тот старик работал вахтером потому, что его пилила старуха. Он любил колбасу докторскую, а она покупала сосиски. Ей казалось, что не важно, что будет на столе, а он плакал. Он так любил докторскую. А она сосиски.

ЭММА. Папа, мама приготовила рыбу в кляре. И пожарила ветчину. Пойдем. А потом будет чай. Я испекла сахарное печенье.

ДОКТОР G. И я тоже ушел из дома, ушел. В свой кабинет. Но теперь я никуда не уйду. Мое место здесь.
Входит Валерия. Решительно подходит к Доктору G.
ВАЛЕРИЯ. А ну пошли.

ДОКТОР G. Не трогай меня…

ВАЛЕРИЯ. Ты чего дочь пугаешь?

ДОКТОР G. А ты…ты не хотела работать. Потому что ты не хотела убегать из дома. У тебя было здесь место. Хорошее место. Три комнаты, кухня, ванная, кладовка. Но ты все равно убежала в метро. Не понимаю, зачем? Конечно, тебе казалось, что там место намного больше, но тебя засунули в один квадратный метр, поставили телефон и дали микрофон, чтоб все слышали, что говорит рыба, которая открывает рот.

ВАЛЕРИЯ. Замолчи.

ДОКТОР G. Я не могу молчать.

ЭММА (плача). Мама, что с папой?

ВАЛЕРИЯ. Не волнуйся, милая. Папа просто теперь не будет вставать со стула.

ЭММА. Но почему?

ДОКТОР G. Потому что на нем хорошо. Он мягкий.

ВАЛЕРИЯ. У меня все стынет.

ДОКТОР G. Это не важно. Пусть все станет холодным. Сейчас главное говорить. Говорить обо мне. О нас. О том, как я ежедневно сбегаю от вас. Для меня утро – счастье. Я ухожу в рай. И возвращаюсь в ад, как вы догадываетесь. Но когда рай превратился в ад, а ад никуда не делся.

ЭММА. Папочка, не надо!

ВАЛЕРИЯ. Вот подонок.

ДОКТОР G. Когда я учился в институте, то надо мной смеялись – я слишком много сидел в библиотеке. А они нет. Мне казалось, что все мои однокурсники то и дело, что ходили и лежали…

ВАЛЕРИЯ. То же самое можно сделать на кухне. Там тоже есть стулья.

ДОКТОР G. Нет¸ не все стулья такие, как…

ЭММА. Мама.

ВАЛЕРИЯ. Доченька. Пойдем.

ДОКТОР G. Вы должны послушать меня. Что? Не желаете?

ЭММА. Папа, ты уже третий день как сидишь, а у меня столько накопилось. Я тоже хочу…

ВАЛЕРИЯ. А у меня разве мало?

ДОКТОР G. Я не буду вас слушать. Я буду сидеть и говорить. Я очень долго терпел. Потом когда ко мне перестали ходить. Я знаю, что перестали. Вы думаете, что я того. А я не того. Папа нормальный. Только когда я оставался в кабинете один, у меня стали появляться мысли, одна тяжелее другой. И я понял, что меня никто не слушает. Что я еще ни разу не сидел на стуле и не говорил. Никогда.

ВАЛЕРИЯ. Неправда.

ЭММА. Но я думала, что тебе так нравится.

ДОКТОР G. Ни черта, я тоже хочу.

ВАЛЕРИЯ. Не пугай…пошли дочь. Ужин стынет.

ЭММА. А папа?

ВАЛЕРИЯ. Папе не до нас. (Уходят).

ДОКТОР G. У меня и сейчас уши болят. Тогда я беру воображаемый платочек и завязываю. Так немного становится легче.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 2. Стоял в пробке. Зажатый со всех сторон.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 1. Как в лифте.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 2. Как в море выброшенный.

НАЧИНАЮЩИЙ ПИСАТЕЛЬ. Могу войти я в эту дверь, что наложила мне печать из сургуча, отправив целоваться с дирижаблем?

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 1 (растерянно). Да, пожалуйста.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 2. А вот и он.

НАЧИНАЮЩИЙ ПИСАТЕЛЬ. Я вижу вас, но мне не хочется кричать. Готов я шепотом искать словарь, где есть и вы, и ваше имя, и слово, что на вечность обрекли.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 2. А мы вспоминали о вас. Все думали о том, что вы больше не придете.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 1. Да, что вы здесь делаете? Хотите прочесть свои стихи? Пожалуйста.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 2. Да, мы не против. К тому же мы и сами попробовали себя в этом жанре.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 1. Да разве что побаловались.

НАЧИНАЮЩИЙ ПИСАТЕЛЬ. Вы балуетесь тем, чем я дышу и опираюсь каждый день на это.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 2. Мы не хотели вас обидеть. К тому же мы хотели, чтобы вы нам почитали. А потом и мы…(сконфуженно) но сперва вы, конечно.

НАЧИНАЮЩИЙ ПИСАТЕЛЬ. Что? Сказку перед сном? Гомера? Дон Кихота? Ислам и Библию в одном рассказе?

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 1. Нет, то про стул, про тот, что на стене.

НАЧИНАЮЩИЙ ПИСАТЕЛЬ. То на стене уже на потолке, и вам без снаряженья не добраться.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 1. О каком снаряженье он говорит?

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 2. Он каком снаряженье вы говорите?

НАЧИНАЮЩИЙ ПИСАТЕЛЬ. Оно находится не здесь, не там, все указатели к нему молчат.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 1. Может быть, вы заставите их заговорить?

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 2. Да, нам бы очень хотелось, чтобы они…вы не молчали.

НАЧИНАЮЩИЙ ПИСАТЕЛЬ. Когда еда не пахнет, ее не хочется глотать. Она вкусна, когда ее напичкают травою, пусть даже это будет хлеб.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 2 И хлеб, и стул, мы все хотим. Гомера? Зачем? Его мы слишком хорошо знаем. Нас интересуете вы и ваш стул.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 1. Вы произвели фурор. Они все только и говорят о вас. Каюсь, не заметил. Но мы хотим исправиться.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 2. Да, ваше творение читают на улицах, и мне кажется, уходит старая эпоха и приходит новая.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 1. Те, кто сочинял бессмысленные стихи о любви к человеку и боль от отсутствия оной никому не нужны.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 2. Вы заставили их верить в то, что неодушевленный предмет имеет душу.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 1. Мне даже кажется, что настала пора поменять название нашего литературного клуба.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 2. Да. Стул. Стулья.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 1. Или «Душа в стуле». И лозунгом нашего объединения на смену Бональда, его «Литературы, как выражения общества» будет наше новое «Стул – всему голова»,. «Люди – имейте совесть» – «…имейте стул». Ну что вы думаете?

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 2. Вам нравится?

НАЧИНАЮЩИЙ ПИСАТЕЛЬ. Мне нравится, что я пришел сюда и также развернувшись могу уйти.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 2. Как уйти?

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 1. Зачем уйти?

НАЧИНАЮЩИЙ ПИСАТЕЛЬ. Уйти, чтобы вернуться. Вернуться, чтобы снова отвернуться. Чтоб не ослепнуть от этой наготы.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 2. Какая нагота?

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 1. Мы все одеты.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 2. Я, правда, без носков.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 1. И я сегодня без футболки.

НАЧИНАЮЩИЙ ПИСАТЕЛЬ. Поэтому не в силах я терпеть.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 1. Что я без…

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 2. Или без носков.

НАЧИНАЮЩИЙ ПИСАТЕЛЬ. Чтобы понять, как сердце бьется, увидеть надо сумку за стенкою тройной, покрашенную в красный, а не в рубашку и вельветовый пиджак.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 1. На мне нет пиджака.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 2. А я не ношу рубашки. Они душат.

НАЧИНАЮЩИЙ ПИСАТЕЛЬ. Рубашки душат, свитера гнобят, носки отравою снабжают воздух…я ухожу.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 1. Но вы же нам обещали почитать.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 2. Просим-просим.

НАЧИНАЮЩИЙ ПИСАТЕЛЬ. Просить не нужно, я не поп-звезда. Пишу не для того, чтобы читать по спросу. Вы можете меня найти в газете, на улице в лице стоящих на верху. В лице мужчин, курящих папиросу, в лице мадам, закутавшись в меху.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 1. В нем что-то есть.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 2. Да, точно.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 1. Я сразу это понял, только не подавал виду.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 2. У меня тоже было внутреннее чувство, что он не простой поэт…что он далеко пойдет.

НАЧИНАЮЩИЙ ПИСАТЕЛЬ. Ну, я пойду. Мне нужно уходить. Возможно далеко.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 1. Уже?

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 2. Побудьте с нами.

НАЧИНАЮЩИЙ ПИСАТЕЛЬ. Вам хорошо вдовеем. Я вам не нужен. А мясо новое придет. Оно уже не спит две ночи, чтобы принесть вам опус из крови, пота и огня. (Уходит, открыв дверь ногой).

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 2. Мне страшно.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 1. Ты не один. Я здесь.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 2. Мой мозг кипит. Он требует лекарства

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 1. Вот только не нужно говорить так.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 2. Как так?

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 1. Как он.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 2. Да я как-то и не хотел.

ОПЫТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ 1 (нервно). А получилось, друг мой…что за черт.

Затемнение
Сцена 5

Ночь
Кабинет. Полная темнота. Только в окне время от времени появляются блики – то ли от проезжающих машин, то ли от фейерверков. Приоткрывается дверь. Кто-то входит. Но так очень темно невозможно определить – то ли это свой, то ли чужой.
ГОЛОС. Папа. (Пауза). Папа, ты меня слышишь?
Неожиданно появляется небольшая вспышка – это напольная лампа. Кабинет осветился, и мы видим, что картина не изменилась – на стуле по-прежнему сидит доктор G. Только он спит, укрывшись пледом, продолжая бормотать что-то.
ДОКТОР G. Это вечно…не-не мо-мо…да…нет.

ЭММА. Папочка. Проснись. Папочка. (Трясет его).

ДОКТОР G. Земля трясется. Это конец. Конец.

ЭММА. Все в порядке. Не волнуйся. Нет никакого землетрясения. Это я.

ДОКТОР G. Это ты.

ЭММА. Да. (Доктор G закрывает глаза). Папа, не спи. (Трясет его).

ДОКТОР G. Земля…

ЭММА. Да все в порядке. Хотя, что я говорю. Если бы ты знал, что у меня на душе, то ты бы посочувствовал мне. Я пыталась сегодня поделиться с мамой за обедом и ужином, но она все о тебе, да о тебе…, а меня не слушает. А у меня трагедия. Палка совсем обнаглела. Они с Жанокй в кино пошли с пацанами. А я не знала. Их около кинотеатра караулила. Я понимаю, что нехорошо так, да и она тоже подруга называется – не сказала мне. А ей подарки в «одноклассниках» за деньги отправляю. Фотки лучших пацанов, чтобы она оценила и ее заметили. А теперь она с этими пацанами в кино. Наверняка на последнем ряду сидели – чипсы шипучкой запивали. И вот жду я их у входа, жду, жду. А фильм все не заканчивался. А потом я решила не дожидаться, пока кино закончится вместе с шипучкой, надумала купить билет, пусть я больше половины фильма пропустила, но сдалось мне это кино. Мне же нужно другое. Еще кассирша куда-то ушла, я ее на улице вылавливала. Она курила и сказала, что девочка, есть билеты на следующий сеанс. Но мне-то нужны билеты на этот. А она заартачилась, тогда я как заору. Мне надо войти туда, там моя подруга, и она мне нужна прямо сейчас. Наверное, за живое задело. Бесплатно пропустила. И вот я захожу в зал, сажусь, на экране какой-то волосатый мужик душит бабу с большими формами. А я ищу их. А фильм, как назло, темный, но я их сразу заметила. Они лизались с ними. Им было начхать, что на экране сейчас кровь и все такое, они лиза….блин, папа, я не знала, что мне делать. И тогда я…не знаю, какой-то бес в меня вселился, я подошла схватила Палку и Жанку, и трах головами. Они как вскрикнут, повернулись, а я уже мчалась к выходу. Я думал они за мной, но ничего подобного – они выругались и, наверное, продолжили лизаться. А я пришла домой, а тут ты…и мне хотелось с мамой, а она о тебе. А ты о себе. А я, как будто никому и не нужна. У Жанки сейчас Палка, у мамы – ты, у тебя…

ДОКТОР G. Мама, папа, па-па, ма-ма.

ЭММА. Завтра в школу, а у меня злость еще не выветрилась. От нее же через открытую форточку не избавишься. 9Ждет от отца какой-то реакции, но так и не дожидается, уходит0.

ДОКТОР G. Мы, как и все на уроках труда делали табуретки. Почему-то мне не хватило нормального материала. Доска была тонкая, не как у всех. И у меня не хватило дерева для одной ножки. Стул получился трехногим.
Входит Валерия.
ВАЛЕРИЯ. У тебя свет? Значит, не спишь? Это хорошо.

ДОКТОР G. Три ножки. Всего три.

ВАЛЕРИЯ. Что три? Нас трое, это точно. Всего?

ДОКТОР G. А для четвертой не хватило.

ВАЛЕРИЯ. Это ты верно подметил. Не хватило. Все время было посвящено другим дамам, у которых были проблемы, но было время, чтобы их решить. Они уходили от тебя довольными, зачинали спокойно детей, а ты оставался в дураках, и мы с дочуркой соответственно тоже.

ДОКТОР G. Тоже.

ВАЛЕРИЯ. Ты все понимаешь. Только прикидываешься. Ладно, можешь делать вид, что спишь. Выбрал себе место, ничего не скажешь. На кровати было бы удобнее. Хотя для тебя что кровать, что стул. Ты же сексом на стуле занимаешься. На кровати уже не способен. Может быть, нам ее выбросить и поставить двуспальный стул? (Плачет). Я весь день его ждала, а они – туда-сюда, туда-сюда… и нужно было мне отвернуться. Шея у меня затекла, так я ее разминать начала. Вправо-влево, вправо – два раза, влево – один, два…и о, нет – я его вижу, правда, только спину. Это была точно она – крепкая, и шея, обернутая в темно-коричневый шарф. Но мне нужен был его взгляд…Посмотри он на меня и, казалось, я буду самая счастливая. А он все ехал, ехал вниз и уже стал пропадать. И я поняла, что могу это сделать. У меня же есть микрофон. И я позвала его. Я же хотела это сделать. И в тот момент мне было настолько наплевать на всех, я забыла, кто я есть и только он со своим причесанным затылком. И я «Молодой человек в темно-коричневом шарфе…». Обернулись, конечно, многие. Даже те, кто немолод и без шарфа вовсе. Но и он тоже. Однако я не знала, что говорить еще. Все произошло в какие-то секунды. И тут всё вернулось – кто я и зачем я сижу в этой стеклянной будке. Я осознала, что на мне нет платья, и волосы мои уложены, как у работницы метрополитена. Мне оставалось одно. «Будьте осторожны при спуске». Он улыбнулся, кивнул, а я сидела за стеклом красная, как помидор.

ДОКТОР G. Как помидор.

ВАЛЕРИЯ. Да. Но это не все. Когда он ехал во второй раз, а он ехал в тот день второй раз (что большая редкость)¸ я уже не отвлекалась на упражнения, и могла бы…нет, не могла, потому что мне нечего больше ему сказать. Пока я в этой будке мне нечего сказать. Пока я в этой будке. (Уходит).

ДОКТОР G. Красная, пока ты в этой будке. Пока… (Пауза). И мне поставили два. Но я, тем не менее, сел на трехножный стул и просидел всю перемену. И я спорил с учителем. Говорил, что если я сижу, значит, на нем можно сидеть и стул в порядке. Но он не был со мной согласен.

НАЧАЛЬНИЦА. Вот-вот. Ты как раз мне и нужна. Нам предстоит большой тур. Мне важно, чтобы все газеты на первой полосе поместили наш успех. Чудо-стулья летят первым классом. Ну как? Они должны понять, кто едет. Не какой-то там Паваротти, мы – лучше. И чтобы гостиницы с президентскими номерами. Я думаю, он не будет против.

ПОДЧИНЕННАЯ. Я не могу…

НАЧАЛЬНИЦА (растерянно). Не можешь? Хотя ты права, конечно. Ты не должна заниматься этим. Достаточно сделать один звонок. Минуту (набирает номер). Леонид Сергеевич? Да, это Дарья Николаевна, студия мебели…узнали? Так вот у нас предстоят гастроли…да, американский континент….все, больше ни слова. До свидания. (Кладет трубку). Пусть они занимаются этой черной работой, а мы с тобой выпьем. (Встает, подходит к бару, что-то наливает). Что с тобой девочка, моя? Ты жутко бледная.

ПОДЧИНЕННАЯ Я плохо спала.

НАЧАЛЬНИЦА. И я тоже почти не сплю. Да разве уснешь тут с такой популярностью. Кто же знал, что мы с тобой – прогорающие почти никому не нужные взлетим, как ракета в космос. (Шепотом, приближаясь к подчиненной). Знаешь, откуда звонили только что? Оттуда. Они хотят, чтобы мы там установили кресла. На всем пространстве. И добавили, что их не волнует цена, их волнует спокойствие. Чтобы они не рвались домой. Пусть только попробуют. Ну, ты совсем расклеилась. Выпей немного, отлежись. Нам нужны силы.

ПОДЧИНЕННАЯ. Я увольняюсь.

НАЧАЛЬНИЦА. Через неделю у нас тур, и ты мне нужна…(пауза) увольняешься? Что? Ты шутишь? Если это шутка, то она мне не очень нравится.

ПОДЧИНЕННАЯ. Нет, это не шутка.

НАЧАЛЬНИЦА. Да, но я не понимаю.

ПОДЧИНЕННАЯ. Я решила.

НАЧАЛЬНИЦА. Но у тебя это превосходно. Мы едем в Париж. А потом Нью-Йорк. Разве это не победа?

ПОДЧИНЕННАЯ. Для меня нет.

НАЧАЛЬНИЦА. Ты устала. Если хочешь, ты можешь работать дома, приходить по выходным, встречаться с ними. Они все хотят видеть тебя. Я не могу тебя заменить кем-то другим. Это будет нечестно. Разве тебе не хочется славы?

ПОДЧИНЕННАЯ. Не хочется.

НАЧАЛЬНИЦА. Если бы я в твои годы придумала это, то сейчас была бы не здесь. И ценила это.

ПОДЧИНЕННАЯ. Скоро я тоже буду не здесь.

НАЧАЛЬНИЦА. Ты что девочка? Я пока что твое начальство, и мне решать. Пойми, ты придумала стул, его признали, теперь они хотят его, тебя, готовы продать душу дьяволу, только бы заполучить тебя.

ПОДЧИНЕННАЯ. Я ухожу.

НАЧАЛЬНИЦА. Им нужно видеть тебя. Ты сделала для них многое, и достойна того, чтобы тебе аплодировали, чтобы на руках носили, чтобы…

ПОДЧИНЕННАЯ. Мне нужно…

НАЧАЛЬНИЦА. Ну, хорошо, хорошо ты уйдешь. Ладно. Если ты так хочешь уйти, то ничего и никто не сможет тебя удержать. Только объясни…почему?

ПОДЧИНЕННАЯ. Я не должна была это создавать.

НАЧАЛЬНИЦА. Ты что такое говоришь. Вот, письма, люди, все женщины получили то, о чем и не смели мечтать. Они всю жизнь не знали, как это получить ЭТО. Его же не продают в магазине – думали они. Но оказалось-то что продается. И стоит совсем недорого. И времени не нужно тратить на поиски.

ПОДЧИНЕННАЯ. Я хочу родить ребенка…

НАЧАЛЬНИЦА. Вот оно что…ты хочешь родить. Сопли юной дамы, которая устала от упавшей на нее горы денег, славы и беззаботного существования.

ПОДЧИНЕННАЯ…. и вряд ли окружу его такой мебелью…

НАЧАЛЬНИЦА. Если хочешь уйти, уходи с молчаливой улыбкой на лице. Не надо поливать грязью то, что сама же боготворила.

ПОДЧИНЕННАЯ (улыбаясь). До свидания. (Идет к двери).

НАЧАЛЬНИЦА. Ты вернешься. Родишь. У тебя появится мужчина. И ты сама захочешь заменить его.

ПОДЧИНЕННАЯ (останавливается). Нет.

НАЧАЛЬНИЦА. Это неизбежно. В нашей стране все так. Сперва говорят, что хотят счастья, а потом бегают от него, как от бешеной собаки. А потом снова ищут его, понимая, что собаки давно уже нет в живых.

ПОДЧИНЕННАЯ. У меня будет собака. И кошка, и попугай…

НАЧАЛЬНИЦА. Теперь мы направляемся дальше…ты не со мной? Хорошо, тогда ты не с нами.

ПОДЧИНЕННАЯ. Я не с вами. (Открывает дверь).

НАЧАЛЬНИЦА. Ты не получишь любви.

ПОДЧИНЕННАЯ. Разве ее можно получить сидя на стуле? Любовь познается по-другому. В разном.

НАЧАЛЬНИЦА. Только так.

ПОДЧИНЕННАЯ. Я не знаю как, но, только встав с него можно ее узнать.

НАЧАЛЬНИЦА. Давай, давай. (Приподнимается).

ПОДЧИНЕННАЯ. Не провожайте меня. Не нужно вставать. (Уходит).

НАЧАЛЬНИЦА (нервно). Вот…(Звонок). Добрый день. Да, у нас еще есть…а сколько вам нужно. Сколько? Для чего? В школу? Для старших классов? Ну что же, это можно. Когда? Не волнуйтесь, успеем. Завтра к вечеру они уже будут знать силу нашей «Любви».