Психология смысла природа, строение и динамика смысловой реальности

3.2. смысловая установка: регуляция направленности актуальной деятельности

Регулирующее воздействие жизненных смыслов объектов и яв­лений действительности на протекание деятельности субъекта не обязательно сопряжено с какой-либо формой их презентации в его сознании. Хорошо известно, что немалая часть регулирующих воз­действий такого рода передается непосредственно на исполнитель­ные механизмы деятельности, минуя сознание, и осуществляется непроизвольно и, как правило, неосознанно. Тем самым возникает необходимость говорить о смысловых структурах, встроенных в эти исполнительные механизмы и служащих проводниками и реализа­торами соответствующих воздействий.

Такими регуляторными структурами являются смысловые уста­новки. Еще в 1960 году А.В.Запорожец выдвинул тезис о том, что личностно-смысловые отношения, в которых находятся предметы человеческой деятельности к субъекту, к его жизненным потреб­ностям и интересам, отражаются в форме установки (Запорожец, 1960, с. 387). Это положение нашло свое развернутое воплощение в иерархической модели установочной регуляции деятельности А.Г.Асмолова (1979). Однако прежде чем приступить к характерис­тике эффектов установочно-смысловой регуляции деятельности, нам необходимо очертить понимание смысловой установки, кото­рое позволило бы ввести это понятие в развиваемую нами схему смысловой организации личности.

В качестве исходного определения установки зафиксируем опре­деление, предложенное Д.Н.Узнадзе: «Это — целостное отражение, на почве которого, в зависимости от условий, может возникнуть или созерцательное, или действенное отражение. Оно заключается в та­ком налаживании, такой настройке целостного субъекта, когда в нем проявляются именно те психические или же моторные акты, которые обеспечивают адекватное созерцательное или же действен­ное отражение ситуации. Это... первичная модификация субъекта, соответствующая определенной ситуации» (Д.Н.Узнадзе; цит. по: Норакидзе, 1966, с. 27). «Однажды образовавшаяся установка не ис­чезает, она остается у субъекта как готовность к повторной актуа­лизации в случае повторения надлежащих условий» (Д.Н.Узнадзе; цит. по: Чхартишвили, 1971 а, с. 13). В последнем случае говорят о фиксированной установке (см. подробнее Чхартишвили, 1971 а).

Как явствует из этих определений, первичная и фиксированная установка генетически тесно взаимосвязаны. Вместе с тем, как под-

черкивает А.С.Прангишвили (1975), конституирующие характе­ристики установки не связаны со стереотипными формами реаги­рования, возникшими на основе ее фиксации. Определяющим, напротив, является первичный модус установки. Функцию управле­ния актуальной деятельностью осуществляет только первичная ус­тановка; фиксированная же установка существует латентно, не имея непосредственного выхода в поведение (Чхартишвили, 1971 а; Прангишвили, 1975). Первичной и фиксированной установке в на­шей модели соответствуют различные виды смысловых структур: смысловая установка актуальной деятельности и смысловая диспо-чиция. В данном разделе речь поэтому пойдет лишь об эффектах пер-пичной (в терминологии Д.Н.Узнадзе) установки.

Основной функцией установки как «первичного модуса реаги­рования» является актуальное управление уже реализующейся ак­тивностью субъекта. Являясь компонентом самой деятельности, установка отражает в своей структуре структуру условий деятельно­сти, включая актуальную ситуацию, мотивацию и операционные возможности (Имедадзе, 1986 б), благодаря чему она способна осу­ществить гибкое целесообразно-адаптивное управление всей акту­ально протекающей деятельностью (Прангишвили, 1975).

А.С.Прангишвили (1966, с. 41) и Ф.В.Бассин (1968, с. 266) ука-1ывали на то, что установка детерминирована смыслом объективной ситуации. Вместе с тем, понятие первичной установки не тождествен­но понятию смысловой установки. Более дифференцированная по сравнению с работами представителей школы Д.Н.Узнадзе иерар­хическая уровневая модель установочной регуляции деятельности Д.Г.Асмолова (1979) описывает установки трех уровней: смысловые, релевантные мотиву деятельности и стабилизирующие направ-пенность деятельности в целом, целевые, релевантные отдельному действию и его цели, и операциональные, релевантные условиям де­ятельности и способам ее осуществления. Мы разделяем в целом предложенную А.Г.Асмоловым классификацию, хотя и видим не­сколько иначе ее основание. Регуляция человеческой деятельности осуществляется в соответствии одновременно с целым рядом крите­риев. Деятельность должна отвечать поставленной цели, она должна сообразовываться с внешними условиями и ее направленность долж­на согласовываться с общей направленностью личности. Целевые, операциональные и смысловые установки и отражают особенности регуляции деятельности в соответствии с каждым из этих трех кри­териев. Если целевую установку можно рассматривать как «рас-предмеченную форму существования целей» (Зинченко, 1978), то, соответственно, операциональную — как распредмеченную форму существования условий деятельности, их психологического «присут-

ствия» в структуре самой деятельности, а смысловую установку — как распредмеченную форму существования смысла, будь то смысл мо­тива данной конкретной деятельности или вклинивающиеся в проте­кание деятельности смысловые помехи, не связанные со спецификой именно данной деятельности, а порожденные устойчивыми личност­ными комплексами или диспозициями.

Все вышесказанные соображения позволяют нам теперь дать оп­ределение смысловой установки. Смысловая установка — это сос­тавляющая исполнительных механизмов деятельности, отражаю­щая в себе жизненный смысл объектов и явлений действительности, на которые эта деятельность направлена, и феноменологически проявляющаяся в различных формах воздействия на протекание ак­туальной деятельности. Это воздействие может сводиться к одной из четырех форм: стабилизирующее влияние, преградное влияние, от­клоняющее влияние и дезорганизующее влияние.

Стабилизирующие эффекты смысловой установки являются наиболее изученными. А.Г.Асмолов (1979) рассматривает стабили­зацию деятельности как основную функцию смысловой установки. Многочисленный эмпирический материал, накопленный пред­ставителями разных научных школ и направлений, демонстрирует проявления установки именно как инерционного момента деятель­ности (см. подробнее Асмолов, 1977 б). Эффект стабилизации про­является как в предметно-практической, так и в познавательной деятельности; можно выделить по меньшей мере пять классов фе­номенов, иллюстрирующих этот эффект.

Во-первых, это феномены селекции и фильтрации, заключаю­щиеся в избирательности внимания и реагирования субъекта, пред­метом которых становятся лишь объекты и явления, релевантные актуальной деятельности. В эксперименте Е.Ф.Бажина (1971) боль­ным с галлюцинаторной симптоматикой и депрессивным больным предъявлялась магнитофонная запись отдельных слов, часть из кото­рых входила в структуру их вербальных галлюцинаций или в комп­лекс депрессивных переживаний. Запись подавалась через наушники на уровне звучания 50 % разборчивости; тем не менее релевантные слова распознавались обеими группами больных безошибочно.

Этот эксперимент демонстрирует одновременно и второе прояв­ление эффекта стабилизации, а именно повышение чувствительно­сти, сенсибилизацию по отношению к релевантным стимулам, что выражается, в частности, в феномене избирательного снижения сенсорных порогов (перцептивная бдительность). В частности, Мо-ултон обнаружил снижение порогов распознавания слов, связанных с успехом и достижениями, у испытуемых с выраженной потребно­стью в достижении в условиях актуализации соответствующей мо-

3.2. смысловая установка

185

сов личностных преград, эмпирически выявленных В.В.Сталиным (1983 а, б) наглядно свидетельствует о том, что «те же личностные образования, которые побуждают или регулируют деятельность че­ловека, могут при известных условиях выступать в качестве внутрен­них преград» (Сталин, 1983 а, с. 126). Ю.Г.Пилипейченко (1984) подчеркивает, что внутренняя преграда является системным обра­зованием и ситуативно связана с мотивами деятельности. Говоря о преградных эффектах установочно-смысловой регуляции деятельно­сти, мы рассматриваем именно ситуативно-конкретные проявления внутренних преград.

В плане предметно-практической деятельности преградное вли­яние установок проявляется в феноменах ухода от выполнения дея­тельности или ограничения ее масштаба. Ярким примером является преградное влияние смысловой установки щажения раненой руки на действия, выполняемые этой рукой (Леонтьев А.Н., Запорожец, 1945). Доказательством смысловой природы этой установки явилась возможность ее коррекции путем воздействия на мотивы субъекта.

Более разнообразные иллюстрации преградного влияния ус­тановки можно найти в сфере познавательной деятельности. Мы имеем в виду, в частности, феномены перцептивной защиты и мо­тивированного забывания. Феномен перцептивной защиты выража­ется в затрудненности презентации или недопущении в поле сознания определенного стимульного содержания, опознанного на более ранних стадиях переработки сенсорных данных (см. об этом Рейковский, 1979, с. 185—191; Костандов, 1977, с 99—103). Фено­мен мотивированного забывания заключается в невозможности вспомнить какие-либо события, факты, имена, а также найти по­терянные вещи, связанные с глубинными конфликтогенными i комплексами личности (Фрейд, 1926). Вот один из описываемых Фрейдом примеров: молодой человек получает книгу в подарок от жены, отношения с которой у него были достаточно прохладные. Книга моментально теряется в доме, и найти ее не удается, не­смотря на все попытки. Спустя полгода в их семейной жизни воз­никают критические обстоятельства, в которых его жена проявляет себя с наилучшей стороны. Вернувшись домой однажды вечером, молодой человек, преисполненный нежных чувств по отношению' к своей жене, без определенного намерения идет в кабинет, от­крывает «с сомнамбулической уверенностью» один из ящиков сто­ла и находит в нем давно пропавшую книгу (Фрейд, 1926, с. 120). Этот пример мы позаимствовали, чтобы проиллюстрировать связь смысловой установки, преградное влияние которой мы здесь ус-матриваем, с конкретными преходящими мотивами. Приведем еще \

3.2. смысловая установка

187

один пример из Фрейда, где выраженный преградный эффект труд­но отнести к чему-то одному — восприятию, памяти или практи­ческому действию. Фрейд описывает, как, разыскивая хорошо известную ему лавку в центре города, он никак не мог ее найти, пока не посмотрел ее адрес в справочнике. Оказалось, что в поис­ках он исходил все окрестные улицы, кроме искомой. Анализ по­казал, что неосознанным мотивом избегания явилось расстройство бывших когда-то близкими отношений с семейством, жившим в том доме, где находилась лавка (там же, с. 114—115).

Третьей формой влияния смысловой установки на протекание деятельности является отклоняющее влияние, выражающееся в отклонении течения деятельности «...от оптимальной линии дос­тижения цели в границах, выходящих за пределы интеллектуалис-тической "презумпции объяснения"» (Субботский, 1977, с. 64). Отклоняющее влияние хорошо иллюстрируют случаи, когда мы занимаемся каким-либо важным для нас делом «через силу». В этом случае смысловые установки, возникающие на базе посторонних по отношению к актуальной деятельности диспозиций, вопреки нашему желанию и часто неосознанно отвлекают нас, переключа­ют внимание, способствуют созданию эффекта пресыщения и т.п. В качестве другого примера проявления «посторонних» смысловых установок мы рассматриваем инородные включения в ход про-гекания деятельности, например, оговорки, ошибочные симп­томатические действия (см. Фрейд, 1926). Оговорки и ошибочные действия могут иметь и прямое отношение к содержанию актуаль­ной деятельности, отражая при этом либо внутренний конфликт, как в примере с председателем палаты депутатов, объявившим заседание закрытым вместо того, чтобы открыть его (Фрейд, 1926, с. 67), либо истинное отношение к высказываемому или делае­мому, не совпадающее с тем отношением, которое субъект де­монстрирует.

Наконец, четвертая форма влияния смысловой установки на про­текание деятельности — это дезорганизующее влияние, обычно свя­занное с избыточным аффективным напряжением. Дезорганизующее влияние проявляется в ситуациях, когда возможность реализации значимого мотива фрустрирована, ограничена внешними обстоятель­ствами и рамками. Аналогичный эффект может проявиться и в ситуа­ции ожидания, примерами чего являются синдромы сценического волнения и предстартовой лихорадки. Дезорганизующее влияние проявляется в форме неконтролируемого внутреннего напряжения, избыточной моторной активности и полной фиксации на актуальной деятельности, трудности переключения.

188 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование

В завершение этого раздела остановимся несколько более под­робно на отношениях между смысловыми установками и личност­ными смыслами в целостной системе регуляции деятельности. Как мы стремились показать, эти два механизма не дублируют, но дополняют друг друга в регуляции как познавательной, так и пред­метно-практической деятельности. И личностные смыслы, и смыс­ловые установки относятся к тем механизмам сознания, которые обладают «"бытийными характеристиками" по отношению к соз­нанию в смысле индивидуально-психологической реальности» (Зинченко, 1981, с. 132). Смысловые установки влияют лишь на на­правленность протекания познавательных процессов, они не прини­мают «форм, характерных для содержания сознания» (Прангишвили, 1975, с. 106), в то время как личностные смыслы определяют особенности презентации конкретных образов и их отдельных ха­рактеристик. Взаимодействие личностных смыслов и смысловых ус­тановок в регуляции психического отражения можно представить в виде следующего положения: искажения, вносимые в образ, так модифицируют его, чтобы его личностный смысл в максимальной степени (насколько позволяют требования адекватности отражения) соответствовал направленности актуальных смысловых установок. Наиболее четко эта закономерность видна в приведенных в преды­дущем разделе данных Х.Хекхаузена (1986 б) по асимметрии кау­зальной атрибуции успехов и неудач, А.В.Дорожевца (1986) по зависимости знака и степени искажения образа своего физического Я от отношения к собственной внешности и М.А.Котика (1981) по взаимосвязи значимости и субъективной вероятности событий; ос­тальные описанные в предыдущем разделе эффекты структурирова­ния также можно объяснить, исходя из этого положения.

Не менее четко взаимная дополнительность личностного смыс­ла и смысловой установки как регуляторных механизмов выступает в ситуации предметно-практической деятельности. Личностно-смысловая регуляция по отношению к ней носит всегда опережа­ющий характер, однако в отдельных случаях она может либо отсутствовать, либо быть неадекватной. С «выпадением» этого плана регуляции мы сталкиваемся в исследованиях подпороговой перцеп­ции, которыми убедительно доказано, что смысловая регуляция познавательной деятельности может осуществляться и минуя план сознания, без презентации соответствующего содержания в психи­ческом образе, за счет субсенсорных механизмов, имеющих уста­новочную природу (см. Капустин, Асмолов, Ительсон, 1977).

Вместе с тем и в тех случаях, когда ситуация представлена в сознании и «помечена» соответствующим личностным смыслом,

3.2. смысловая установка

189

последний может оказаться неадекватным, вступив в конфликт со смысловой установкой, разворачивающейся на основе этого отра­жения деятельности. Это обусловлено тем, что «осуществленная де­ятельность богаче, истиннее, чем предваряющее ее сознание» (Леонтьев /1.Я., 1977, с. 129), и своим осуществлением она может дискреди­тировать предшествовавшие регуляционные влияния в плане со-шания. Замечательной иллюстрацией может служить ситуация рассказа А.П.Чехова «Устрицы»: голодный мальчик, содрогаясь при одной мысли об устрицах, которых едят живьем, все же жадно ест их, когда ему дают, ест, закрывая глаза, чтобы не видеть. «Я сижу m столом и ем что-то склизкое, соленое, отдающее сыростью и плесенью. Я ем с жадностью, не жуя, не глядя и не осведомляясь, что я ем. Мне кажется, что если я открою глаза, то непременно увижу блестящие глаза, клешни и острые зубы» (Чехов, 1950, с. 77—78). Герой рассказа закрывает глаза, «отключая» тем самым регуляцию в плане образа, вступающую в противоречие с установ­ками, порождаемыми актуальной потребностью.

Другим примером рассогласования личностно-смысловой и ус-тановочно-смысловой регуляции деятельности является известный еще с середины тридцатых годов парадокс Лапьера: владельцы го­стиниц в разных городах США, ответившие отказом на письменный шпрос о возможности принять у себя китайцев, в ситуации непос­редственного контакта беспрепятственно предоставили им номер (см. Саморегуляция..., 1979; Безменова, Гулевич, 1999, с. 54—56). Очевидно, что негативное эмоциональное отношение к возможной ситуации, возобладавшее в сознании (личностно-смысловая ре­гуляция), отступило на задний план в ситуации практических действий. Не столь ярко эмоционально переживаемые мотивы последовательного и качественного выполнения своих социальных функций оказались в этой ситуации более весомыми; они и обус­ловили конечную направленность поведения.

Феноменологическими проявлениями личностного смысла и смысловой установки полностью исчерпывается вся непосредствен­ная феноменология смысловой регуляции деятельности и созна­ния. Вместе с тем, как нам уже неоднократно приходилось отмечать на протяжении двух последних разделов, за каждым из этих прояв­лений в конкретной ситуации могут стоять различные смысловые структуры более высокого ранга — мотивы актуальной деятельнос­ти, смысловые диспозиции и смысловые конструкты — значимые измерения структурирования субъективного опыта. К их описанию мы и переходим.

190 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование

3.3. Мотив. мотивационный механизм

СМЫСЛООБРАЗОВАНИЯ

Понятие мотива является одним из наиболее распространенных и ключевых психологических понятий и вместе с тем одним из наи­более многозначных и растяжимых: в литературе можно столкнуть­ся с использованием этого термина для обозначения практически любых, как устойчивых, так и преходящих психологических обра­зований, вносящих какой-либо вклад в порождение и побуждение активности субъекта и определяющих ее направленность (см. Мотив, 1985; Вилюнас, 1986, с. 3; Иванников, 1991, с. 112). Как следствие упомянутой многозначности понятия «мотив» не вызывает особого удивления тот факт, что некоторыми авторами ставится под сомне­ние эвристичность самого этого понятия в том виде, в каком оно присутствует в современной литературе. Так, Х.Хекхаузен (1986 а, с. 248—250) считает понятие мотива чересчур общим и неспособ­ным объяснить реальную динамику поведения без вычленения це­лого ряда более дробных психологических переменных и процессов (преимущественно когнитивного характера), особенности взаимо­действия которых и определяют в конечном счете формирование по­буждения. Многочисленные эмпирические данные, приводимые Х.Хекхаузеном в обоснование своего заключения, убедительно сви­детельствуют о необходимости, во всяком случае, более дифферен­цированного анализа мотивационных процессов, чем это обычно делалось в русле отечественных общепсихологических теорий дея­тельности и установки.

Соглашаясь с Х.Хекхаузеном по вопросу о необходимости диф­ференциации конструктов, описывающих мотивационные процессы, мы не можем согласиться с выводом о ненужности понятия мотива. Объяснительная модель Х.Хекхаузена, включающая в себя, как уже было сказано, целый ряд процессов когнитивной природы, объяс­няет преимущественно количественный аспект мотивации, то есть описывает систему условий, влияющих на интенсивность побужде­ния к определенной деятельности в заданных условиях. В то же время эта модель не в состоянии объяснить качественный аспект моти-, вации, то есть выбор в конкретной ситуации какой-либо одной из целого спектра потенциально возможных деятельностей, а также из­менение направленности деятельности и т.п. При таком качественном анализе мотивации, в отличие от количественного, обойтись без по­нятия «мотив» вряд ли представляется возможным.

Для определения места мотива в ряду других факторов, мотиви­рующих человеческую деятельность, мы воспользуемся классифи-

3.3. Мотив

191

кацией, в которой различаются три относительно самостоятельных класса таких факторов: «При анализе вопроса о том, почему орга­низм вообще приходит в состояние активности, анализируются про­явления потребностей и инстинктов как источников активности. Если изучается вопрос, на что направлена активность организма, ради чего произведен выбор именно этих актов поведения, а не дру­гих, исследуются прежде всего проявления мотивов как причин, определяющих выбор направленности поведения. При решении воп­роса о том, каким образом осуществляется регуляция динамики поведения, исследуются проявления эмоций, субъективных пере­живаний (стремлений, желаний и т.п.) и установок в поведении субъекта» (Мотивация, 1985, с. 190—191).

Эта классификация позволяет нам выделить основные харак-1еристики мотива, отличающие его, с одной стороны, от потреб­ности, с другой стороны, от установки. Отношение между потребностью и мотивами, по справедливому замечанию А.В.Пет­ровского, «не может быть понято как отношение между членами одного ряда», а только «как отношение сущности к явлениям» (Петровский А.В., 1982, с. 245). Источником побуждения выступают потребности и личностные ценности субъекта. Присущий им устой­чивый, трансситуативный, наддеятельностный характер, а также их множественность ставят проблему определения направленности поведения в каждой конкретной ситуации. В этом выборе субъект руководствуется индивидуально-специфической иерархией пот­ребностей, их сравнительной актуальностью на данный момент и возможностями для реализации тех или иных потребностей, со­держащимися в конкретной ситуации. Мотив и выступает как «...то объективное, в чем эта потребность [точнее, система потреб­ностей. — Д.Л.] конкретизируется в данных условиях и на что на­правляется деятельность как на побуждающее ее» (Леонтьев А.Н., 1972, с. 292).

Место и роль установки в регуляции деятельности также не со­впадает с местом и ролью мотива. Установка относится к третьему классу мотивационных факторов согласно приведенной выше клас­сификации. Понятие установки описывает преимущественно ме­ханизмы мотивационных процессов в отличие от понятия мотива, которое отражает их содержательную сторону. «Мотив — это то, ради чего человек действует, а не то, под воздействием каких факторов он действует» (Сталин, 1979, с. 323). Не обращаясь к понятию уста­новки, мы не в состоянии объяснить стабилизирующие, преград-кые и прочие воздействия, которые испытывает деятельность, направленная на определенный мотив. Вместе с тем, не обращаясь к понятию мотива, мы не в состоянии объяснить направленность

192 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование

деятельности. Установка, согласно Д.Н.Узнадзе (1966), рождается при встрече потребности с ситуацией ее удовлетворения. Однако ни в потребности, ни в ситуации нельзя усмотреть направленность; последняя присуща лишь установке. Конкретность направленности установки несопоставима с абстрактностью и размытостью потреб­ности и ситуации; на что же направлена направленность установки, где ее источник? Мы видим, таким образом, что для объяснения динамики деятельности необходимо обращение ко всем трем на­званным выше классам мотивационных факторов, а именно: к по­требностям как источнику побуждения; к мотивам как предметам, определяющим направленность поведения и к установкам как пси­хологическим механизмам, «изнутри» управляющим протеканием деятельности в соответствии с заданной мотивом направленностью.

Вернемся к приведенному чуть выше определению мотива (Ле­онтьев А.Н., 1972, с. 292). Уточнение, внесенное нами в скобках в это определение, является достаточно существенным. Положение о полимотивированности деятельности трудно оспорить. «У человека одновременное проявление и действие мотивационных факторов различного происхождения представляет собой практически пос­тоянный фон жизни» (Вилюнас, 1990, с. 187). Это положение, одна­ко, допускает по меньшей мере две различных трактовки. Согласно одной из них деятельность имеет одновременно несколько моти­вов, каждый из которых восходит к особой потребности. Эта трак­товка подразумевает взаимно-однозначную связь между мотивами и потребностями и множественную связь мотивов с деятельностью. Другая трактовка предполагает, что каждая деятельность имеет единственный мотив, с которым она связана взаимно-однознач­ным образом; в свою очередь, мотив имеет множественные связи с разнообразными потребностями. Мы исходим из второй трактовки полимотивации, которая предполагает отказ от положения о вза­имно-однозначном соответствии мотива и потребности в пользу положения о взаимно-однозначном соответствии мотива и дея­тельности (подробнее об этом см. Имедадзе, 1981; 1984; 1991). На практике это означает, что в любой конкретной ситуации будет предпочитаться такое направление активности, которое позволит с учетом предоставляемых ситуацией возможностей реализовать или приблизить (в деятельностном измерении) реализацию макси­мального числа наиболее значимых и актуальных потребностей, не оказывая при этом противоположного действия на возможность ре­ализации других значимых и актуальных потребностей.

В теоретическом отношении это позволяет нам выделить две ха­рактеристики мотива. Первая из них заключается в том, что мотив привязан к конкретной деятельности: у каждой деятельности толь-

3.3. Мотив

193

ко один мотив; он возникает одновременно с ней и прекращает • вое существование вместе с ней (см. Смирное, 1978; Гинзбург, 1982; Патяева, 1983 а, б); близкой точки зрения придерживались Д.Н.Уз­надзе (1966), Д.А.Кикнадзе (1982) — ниже мы остановимся на этом несколько более подробно. Вторая характеристика мотива заклю­чается в его «полипотребностности» (Имедадзе, 1984; 1991), то есть и релевантности одновременно целому ряду потребностей. Мы намерены показать, что только такое понимание позволяет непро-шворечиво определить мотив в ряду важнейших понятий деятель-постного подхода и разрешить ряд противоречий, на которые неоднократно указывали критики этого подхода.

Предмет, выступающий как мотив деятельности, является пси­хологическим центром ситуации, в которой эта деятельность разво­рачивается. Это — узел, в котором сходятся потребности субъекта, актуальные на данный момент, и возможности их реализации, со­держащиеся в ситуации. Попадание в этот системный узел конк­ретного предмета приводит к тому, что последний приобретает системное качество мотива деятельности. Мотив деятельности как шковой оказывается, таким образом, лишен субстанциональности. «Ни на каком объекте, взятом самом по себе, не написано, что он является мотивом деятельности, и в то же время любой объект мо­жет превратиться в мотив (предмет потребности), приобрести такие сверхчувственные системные качества, как "характер требования", тогда и только тогда, когда он попадает в определенную систему деятельности» (Асмолов, 1982, с. 16). Некий предмет, таким обра­зом, может стать мотивом деятельности или, другими словами, по­родить направленную на него деятельность тогда и только тогда, когда, оказавшись в конкретной ситуации предметом, отвечающим актуальной потребности или ряду потребностей, он порождает кон­кретную деятельность, направленную на ее или их реализацию. Дру­гими словами, конкретные материальные или идеальные объекты, явления или действия могут приобретать системное качество моти­ва деятельности постольку, поскольку они оказываются включены в определенную систему (системы) отношений субъекта с миром. Полисистемность предмета, то есть возможность включения его во многие разнопорядковые системы обусловливает принципиальную возможность реализации в побуждаемой одним мотивом деятельно­сти одновременно нескольких потребностей. Более того, один и тот же объект может приобретать свойства предмета потребности и тем самым мотива деятельности в одной системе, цели — в другой, средства — в третьей, условия — в четвертой, знака — в пятой и т.п.

Понимание мотива как системного образования позволяет уточ­нить его определение. Мотив деятельности есть предмет, включенный

7 - 7503

194 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование

в систему реализации отношения субъект—мир как предмет пот­ребности и приобретающий в этой системе свойство побуждать и направлять деятельность субъекта. Выступая, как правило, одновре­менно элементом нескольких систем (то есть будучи связан с реали­зацией нескольких качественно различных отношений субъект—мир различными своими гранями), он функционирует как «полимотив», отвечающий одновременно нескольким потребностям.

Это положение характеризует жизненный смысл предмета, выс­тупающего в роли мотива. В этой роли может выступать предмет, не­посредственно отвечающий по меньшей мере одной из актуальных потребностей. В контексте других потребностей этот предмет может иметь и другой статус. Общий смысл деятельности определяется не только смыслом мотива как предмета потребности или потребностей, породивших данную деятельность, но и относительно второстепен­ными смысловыми составляющими — например, смыслом того же предмета как средства или промежуточной цели, способствующей реализации каких-либо других потребностей. Б.А.Сосновский (1993) справедливо указывает, что положение о полимотивированности дея­тельности приводит к необходимости введения понятия о ее полиос­мысленности (с. 51). Можно сказать, что мотив — это многосторонне осмысленный в контексте потребностей личности предмет (см. Фай-зуллаев, 1987). Впрочем, последнюю характеристику можно отнести не только к мотиву.

Вместе с тем не каждый предмет, непосредственно отвечающий какой-либо потребности, становится мотивом, способным породить новую деятельность. Вопрос о том, какое специфическое свойство предмета потребности лежит в основе конституирующей характери­стики мотива — его способности порождать (а не только побуждать и направлять) деятельность, направленную на некоторое измене­ние жизненного мира субъекта, по сути совпадает с вопросом о том, существует ли качественное отличие смысла мотива от смыс­лов других объектов и явлений действительности, которые, будучи включены в деятельность, также могут влиять на ее направленность и частично побуждать ее (как, например, цели), однако не способ­ны в отсутствие мотива какую-либо деятельность породить? Ответ мы видим в указании В.К.Вилюнаса на то, что «любые воздействия, предметы, ситуации, мотивирующие поведение живого существа, неизбежно должны восприниматься с элементом желательного пре­образования» (Вилюнас, 1986, с. 129). Предмет, выступающий в ка­честве мотива, побуждает «...к такому его видоизменению, которое необходимо для удовлетворения потребностей» (там же). Соглаша­ясь с этим, мы можем утверждать, что мотивом деятельности стано­вится предмет, смысл которого предполагает необходимость для

3.3. Мотив 195

субъекта произвести посредством деятельности те или иные изме­нения в своем жизненном мире. Критерием необходимости высту­пает необходимость реализации потребностей субъекта — в самом широком их понимании (см. Леонтьев Д.А., 1992 а).

К изложенному пониманию онтологического статуса мотива не­обходимо сделать два добавления. Первое из них связано с тем, что данное определение сохраняет некоторую терминологическую двой­ственность: мотивом называется как определенное системное каче­ство, свойство предмета (точнее, комплекс свойств), так и предмет, обладающий этими свойствами. Хотя первое не существует вне второ­го, об этой двойственности, на неизбежность которой указывал еще Аристотель (Метафизика, 1043а, 30—35), необходимо помнить, что­бы избежать недоразумений. Так, когда говорится о том, что мотив к моменту начала деятельности еще не сформирован окончательно и процесс его становления и развития продолжается одновременно с протеканием побуждаемой им деятельности (Смирнов, 1978), очевид­но, что речь идет именно о специфических свойствах предмета, кото­рые делают его мотивом, а не о самом мотиве-предмете.

Второе добавление касается самого понятия «предмет», непра­вильное понимание которого — скорее правило, чем исключение. Мы считаем необходимым отметить не только то, что предмет мо­жет быть «материальный или идеальный, чувственно восприни­маемый или данный только в представлении, в мысленном плане» (Леонтьев А.Н., 1971, с. 13), но и то, что предметом-мотивом дея­тельности могут выступать как дискретные материальные и идеаль­ные объекты, так и целостные события (например, поступление в вуз, заключение брака или победа в спортивных соревнованиях), или же специфические действия субъекта (прочтение книги, выс­тупление на научной конференции, выступление в соревнованиях за сборную команду). Таким образом, сформулированное выше оп­ределение мотива предполагает расширенную трактовку границ по­нятия «предмет», по поводу которых в современной философской литературе нет единого мнения. Так понимаемый предмет выступа­ет, однако, во всех случаях как «единица мира» (Василюк, 1984).

Итак, мотив формируется на основе актуальных потребностей и особенностей ситуации; первые обусловливают необходимость имен­но данной конкретной направленности деятельности, вторые — ее возможность. Как правило, мотив соотносится одновременно с рядом потребностей; различные типы их сочетания описаны И.В.Имедадзе (1981, с. 36). Выбор или изменение направленности деятельности связано с формированием мотива и одновременным оформлением структурного акта деятельности, направленной на этот мотив. Влия­ние ситуации на формирование мотива также является достаточно

7*

196 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование

существенным и в отдельных случаях может даже оказаться решаю­щим, что убедительно показывает Б.С.Волков (1982) на примерах преступлений, совершенных в состоянии аффекта или при превыше­нии необходимой обороны, приходя к выводу, что «объективные обстоятельства могут в известной мере навязывать мотив и выбор по­ведения» (с. 23). Конечно, сами обстоятельства при этом должны быть достаточно экстремальными. Отличительной особенностью мотива­ции такого рода является то, что в ней отсутствует принятие личнос­тью мотивов своего поведения (см. Файзуллаев, 1987).

Переходя теперь к характеристике функциональных связей мо­тива деятельности с функционирующими в рамках данной деятель­ности личностными смыслами и смысловыми установками, мы тем самым обращаемся к рассмотрению третьего класса мотивационных процессов — регуляторных механизмов протекания деятельности (Мотивация, 1985). Как отмечает Е.Ю.Патяева (1983 б), уже самому мотиву присущи, наряду с предметным содержанием, эмоциональ­но-смысловая окраска и актуальная установка к осуществлению действия. Личностный смысл мотива обладает всеми характеристи­ками личностного смысла вообще (см. раздел З.1.). Вместе с тем для характеристики личностного смысла мотива особенно важны два об­стоятельства. Первое — это возможность неадекватного отражения жизненного смысла мотива в его личностном смысле. В этом случае субъект не будет осознавать, что реально направляет его деятель­ность, или же у него будет ошибочное представление об этом; ре­альный мотив деятельности будет бессознательным. Бессознательные мотивы следует отличать от неосознаваемых. Жизненный смысл нео­сознаваемого мотива адекватно отражается субъектом в его личнос­тном смысле, который, однако, остается неотрефлексированным. При этом субъект не отдает себе отчет в том, на что направлена его деятельность; при желании он, однако, может легко это сделать. Осознание же бессознательного мотива — сложная задача, которая требует специальных, иногда длительных усилий и не всегда увен­чивается успехом. Мотив деятельности может быть и осознанным; в этом случае субъект отдает себе отчет, на что именно направлена его деятельность.

Вторая важная особенность личностного смысла мотива — это возможность его изменения, в том числе отчасти произвольного, по ходу протекания деятельности. Как уже отмечалось, жизненный смысл мотива определяется всеми смысловыми связями и систе­мами смысловых связей, в которые включен соответствующий предмет. В ходе деятельности, однако, могут раскрываться новые смысловые связи всех вовлеченных в нее объектов и явлений, в том числе и ее мотива, смысл которого будет вследствие этого обо-

3.3. Мотив

197

гащаться новыми компонентами, что, в свою очередь, может при­вести либо к усилению, либо к ослаблению побудительной силы мотива — в зависимости от характера новых определяющих его смысловых связей. Эта закономерность объясняет действенность таких средств волевой регуляции деятельности, как искусственное связывание мотива с теми или иными потребностями (создание ситуации награды и наказания), связывание себя обещанием, клят­вой, обращение за поддержкой к другому человеку, идентифика­ция с идеальными образцами и эталонами поведения (Патяева, 1983 б), связывание действия с воображаемыми мотивами (Иван-пиков, 1985 а). Непроизвольные механизмы такого рода описывают­ся понятием «мотивационное опосредствование» (Вилюнас, 1990), а произвольные — понятиями «мотивационная саморегуляция» (Файзуллаев, 1987) и «мотивационное действие» (Иванников, 1991).

Другой аспект мотива — реализующая его побудительную и на­правляющую функцию мотивационная установка. Мотивационная установка — это частный случай смысловой установки (см. преды­дущий раздел), наиболее общая из смысловых установок, функци­онирующих в актуальной деятельности. Она выполняет функцию стабилизации направленности деятельности в целом в соответствии с ее мотивом. Именно неосознаваемая мотивационная установка де­лает возможным осуществление деятельности, направленной на мотив, который не осознается или осознается неадекватно. Изме­нения мотивационной установки в ходе деятельности зависят от самого ее протекания, а также могут быть связаны с изменением жизненного смысла мотива.

Наряду с этими двумя неспецифическими формами интрапси-хической репрезентации мотива существует и специфическая фор­ма, присущая лишь одному мотиву, что связано с его особым местом в структуре деятельности. Мы имеем в виду побуждение, рассматриваемое нами как психическое состояние, выражающееся в энергетическом обеспечении той или иной деятельности. Уровень этого энергетического обеспечения отражает уровень мотивирован­ности (с поправкой на энергетические возможности организма). Вводя здесь понятие побуждения, имеющее давние традиции, мы ориентируемся в основном на то, как это понятие раскрывается в работе В.А.Иванникова (1985 б), хотя, в отличие от него, мы разводим мотив и побуждение не как устойчивое и конкретно-ситуативное мотивационные образования, а как дискретную и процессуальную составляющие конкретно-ситуативной мотивации. Побуждение представляет собой специфическую превращенную распредмеченную форму мотива-предмета — процесс, питающий энергией деятельность, направленную на этот предмет.

жүктеу/скачать 3.49 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: