Пташко Иван Исаакович История села Ивангород Давлекановского района Республики Башкортостан

Давлеканово

2002г.

0б авторе.

Пташко Иван Исаакович родился 10 октября 1925 года в деревне Ивангород Давлека­новского района Башкирской АССР, в семье крестьянина-середняка. В возрасте восьми лет потерял мать. Отец, Пташко Исаак Афанасьевич крестьяна­ми деревни Ивангород на сходе был избран председателем Ивангородского сельского Со­вета, где и проработал до 1935 года. Потом был избран пред­седателем правления колхоза «Октябрь» (ныне СПК «Урал»). Доверие земляков отец с че­стью оправдал, колхоз стал од­ним из передовых в районе, жизнь колхозников стала посте­пенно налаживаться.

В декабре 1937 года отец был арестован по ложному доно­су, сослан на Беломорканал, где и погиб. А в 1959 году отец был реабилитирован.

Старшие брат и сестра заменили родителей. В 1940 году

В октябре 1942 года мобилизован в ФЗО г. Свердловска, учился и работал на оборонном предприятии.

В феврале 1943 года был призван в Красную армию и до марта 1944 года проходил обучение в кавалерийских учебных частях (сначала под Уфой, затем в Туймазах). В начале апреля 1944 года прямо на марше влились пополнением на 2-ом Укра­инском фронте в состав 5-го Гвардейского Донского Казачьего Краснознаменного Кавалерийского Будапештского корпуса, 12-ой Гвардейской Краснознаменной Корсунь-Шевченской дивизии в 47-ом кавалерийском полку, во 2-ом эскадроне в должности казака-сабельника. Освобождали Молдавию, вступили на тер­риторию Румынии, участвовали в окружении Яско-Кишиневской группировки фашистов, вели ожесточенные бои за рекой Мол­дова, потом двинулись вглубь Карпатских гор. Затем Чехослова­кия, Трансильваний, снова Румыния, Участвовал в окружении врага в Клужско-Сигетском котле.

Незадолго до окончания войны, после ранения, служил де­лопроизводителем и писарем в Передвижных военных командатурах городов Седеркень, Веменд, Варошлед и Дьер.

Домой, в родной Ивангород, приезжает в январе 1946 года инвалидом 2-ой группы. И, не теряя времени, вновь задело. Ор­ганизует в деревне из числа фронтовиков комсомольскую ячей­ку, мобилизует комсомольцев на ударный труд сам, показывая личный пример. Приняв колхозную пасеку, в которой едва на­считывалось 5 пчелосемей, за 13 лет увеличил их число до 120! Стал передовиком-пчеловодом района, а с 1952 года - и Башки­рии. В 1956 году принимал участие на Выставке Достижений Народного Хозяйства в Москве!

В сентябре 1960 года перешел работать учителем труда, черчения и рисования в Ивангородскую школу. Богатейший жиз­ненный опыт, по прежнему молодое и беспокойное сердце Ива­на Исааковича помогают ему воспитывать потомков тех пересе­ленцев из далекой Украины. В школе закипает работа по сбору и систематизации материала об истории родного края, ребята собирают экспонаты для будущего краеведческого музея...

В 1993 году перестало биться сердце нашего талантливого земляка, Ивана Исааковича Пташко.

Но дело, начатое им, живет. В Ивангородской средней школе работает музей, с материалами и экспонатами которого знакомятся дети тех, кого учил и воспитывал этот мудрый педа­гог, замечательный человек, который через всю свою жизнь пронес любовь к истории своей родины, к своим корням.

Богата, земля Ивангородская талантливыми и трудолюби­выми людьми, однако не будь Ивана Исааковича, и история славного прошлого наших предков, их трудные судьбы - все бы осталось в забвении.

Иванко Ю. А.

Царское правительство, решая проблему заселения Ура­ла, Сибири и Дальнего Востока, поощряло переселение кресть­ян из густонаселённых губерний Российской империи в малооб­житые. Переселенцы бесплатно наделялись землёй из расчёта:

... После долгих прикидок, разузнав что - к чему, несколько семей из ближних сёл решились, наконец, действовать: соста­вили прошение о переселении, выбрали ходоков, снабдили их провизией, деньгами и - с Богом! Труды просителей увенчались успехом: было получено разрешение властей на переселение в Уфимскую губернию на свободные казённые земли крестьян­ских семей из сёл Гайсинского уезда: Михайловки, Ивангорода,и Гунчи.

В 1983 году, будучи уже глубоким стариком, М.В. Добрян-ский вспоминал это «великое переселение».

«... бричка, запряжённая парой лошадей, нагружена довер­ху всяким домашним скарбом: стол, скрыня, подушки, одежда, иконы, множество разных узлов. Была и другая подвода, нагру­женная огромными дубовыми кадками, ткацким станком, сто­лярным и иным инструментом и прочими хозяйственными предметами. Я сижу на первой бричке, кто-то из взрослых под­нимает ко мне, восьмилетнему мальчику, моего лучшего дружка, товарища моих детских игр Васю Малюту:

- Михалко, попрощайся с Васильком. - Я целуюсь с ним, не понимая ещё, что вижу его в последний раз.

- Но - о - о! - брички трогаются, навсегда увозя меня из моей родной Михайловки.

... На подводах мы доехали до станции Монастырище и здесь разгрузились. Целый день мама и я с братьями и сестра­ми, сидя на узлах, ждали, когда отец закончит дорожные хлопо­ты. Наконец, к вечеру того же дня всё было готово к отправке. Нам предоставили товарный вагон-теплушку с чугунной печкой и нарами. На одной половине вагона, на нарах и на полу распо­ложилась наша семья с пожитками, на другой половине сложили всё наше громоздкое имущество. Ночью поезд тронулся. В пути наш вагон иногда отцепляли, потом снова прицепляли. Эти операции сопровождались внезапными толчками, громыханьем, лязганьем буферов. Бывали длительные остановки, когда наша теплушка сиротливо стояла в каком - нибудь тупике. Тогда отец, беспокоясь, отправлялся выяснять причину задержки! В моей памяти осталось несколько названий тех станций, через которые нам пришлось проезжать: Харьков, Воронеж, Грязи, Пенза, Сызрань, Самара».

Более драматично описывал переселение Артём Демьянович Бойко, в то время уже взрослый человек:

«... Ехали в товарных вагонах по чугунке семьями, с домаш­ним скарбом, плужками, кое-кто со своими лошадьми (у кого они были). Ехали больше двух месяцев, в дороге голодали, не мылись, вши заедали. Многие заболевали различными болез­нями: скарлатиной, дизентерией, тифом. Лечить было некому и нечем, поэтому бывало в пути и умирали, особенно дети, У меня двое деточек умерло. Хоронили умерших во время стоянок по­езда, могилы рыли тут же у железной дороги».

...Землю переселенцы получили в Киргиз-Миякинской во­лости Белебеевского уезда возле башкирского села Туяш. Зем­ля была - тучный чернозём, целина, никогда не знавшая плуга. Башкиры считали эту землю своей и переселенцев не призна­вали. Вскоре начались трения, а затем и открытая «война» ме­жду украинскими переселенцами и коренными жителями со­седних башкирских деревень.

Правительство Николая 2 не обременяло себя заботой о соблюдении прав забитого нуждой и произволом царских чиновников и местных баев, башкирского населения. Обширные плодородные земли, на которых веками жили и вели своё хо­зяйство башкиры, захватывались или скупались за бесценок русскими помещиками. Отчуждая эти земли, правительство от­
давало их переселенцам из западных густонаселенных губер­ний. Это вызывало глухое недовольство, вражду и открытую не­нависть к пришельцам со стороны коренного населения. Пере­ключение недовольства башкир на ни в чём не повинных пере­селенцев было на руку царскому правительству, проводившему
политику - «разделяй и властвуй»!

- рус, убирайся! Земля наша! - кричали башкиры. Случа­лось, одиноких переселенцев они ловили и секли кнутами. Ук­раинцы стали ездить скопом по несколько подвод. Встречав­шихся башкир тоже, в свою очередь, избивали. Те, в отместку стали угонять лошадей, скот, травить лосёвы. Дальше так про­должаться не могло. На сельском сходе было решено добивать­ся отселения, в другое, уже облюбованное место - Белебеевский уезд Казангуловской волости, около деревень Токмак, Шестаево, Царичанка.

В этих деревнях в основном жили такие же переселенцы, ко­торые приехали сюда несколькими годами раньше. Фёкла Тка-
ченко (в¹ замужестве - Плёхова) рассказывала, что жителями
деревни Токмак были переселенцы их Таврической губернии
Бердянского уезда, из местечка Большой Токмак. Жителями
Царичанки - выходцы из Полтавской губернии, а деревню Шестаево основали частью такие же украинцы, а частью - бывшие
жители Орловской губернии.

…Это был обширный, никем не занятый массив плодород­нейшей ковыльной целины. В благоухающем её разнотравье

…Снова пришлось выбирать ходоков. Выбрали троих, стар­шим над ними назначили Алексея Капкана из Михайловки. Это

Первую зиму пришлось пережить в землянках, а с весны сле­дующего года стали строить избы. Зимы в Уфимской губернии были суровее, чем в Украине, поэтому стены приходилось со­оружать толще - до 13-14 вершков (русская мера длины – 4,5 см.-из «Сов. Энциклопедии Т. Словаря». М.,1987.,стр.213.) из самана, по примеру жи­телей Токмака и Царичанки.

Немногие из приезжих имели своих лошадей. Поэтому прихо­дилось ездить за ними в соседнюю Оренбургскую губернию, в Челябу, а то и в Екатеринбургскую губернию (ныне Свердловская область. – И. Пташко.), где у башкир бы­ли многочисленные табуны приземистых, сравнительно недоро­гих лошадей. Башкиры и сами наезжали в Царичанку, Токмак, Ивангород и другие деревни. На санях, а летом на бричках, они привозили на продажу местному населению алебастр, лыко, ошкуренные брёвна, колотые дрова, рыбу, дёготь, различные корзины, туески, дуги, оглобли, веники и многое другое. Але­бастр после обжига использовался для побелки хат, лыко шло на изготовление верёвок, рогож, иногда лаптей. Лес шёл на строительные нужды. По дворам зажиточных крестьян, в чапанах и меховых шапках, ходили и «пешие» башкиры.

- Арума, знаком! - говорили они, заходя в хату и с порога

- Давай семянками делиться.

Своего хлеба башкирам хватало едва до середины зимы. Чтобы как-то продержаться до нового урожая, они и занимались продажей своих незамысловатых товаров русским и украинским поселенцам. По той же причине башкирские парни нанимались в работники к богатым крестьянам или немецким колонистам.

В Южном Приуралье, на землях нынешней Башкирии,

Колонисты пользовались свободой вероиспо­ведания, имели внутреннее самоуправление, освобождались от

Вокруг Царичанки, Шестаево, Ивангорода, Токмака и дру­гих деревень было немало земель, принадлежавших немецким фермерам. Жили они отдельными хуторами, которые располагались на обширном пространстве от реки Ермакей до лесов у Давлеканово и которые назывались по фамилиям своих хозяев: Блантера, Арона, Герцена, Мумбера, Дайстера, Лайбы, Зиберта и др. Немцы имели в своём владении усадьбы от 100 - 150 де­сятин и более. У Романа Петровича Эппа, например, было что-то около 900 десятин пахотной земли, большой благоустроен­ный дом, хозяйственные постройки, большие стада крупного ро­гатого скота и много лошадей.

Из русских первыми поселенцами в здешних краях были
крепостные крестьяне князя Волконского. Сам князь здесь не
жил, он обирал своих крепостных через управляющего. Теперь,
на месте бывшего княжеского имения располагается посёлок
Рассвет Давлекановского зерносовхоза. А о самом сиятельном
вельможе осталась лишь одна память - название леса, когда-то
принадлежавшего ему. Его и теперь иногда называют ещё Волковским лесом.

Среди местных российских толстосумов особенно выделялись Паршин, Гарькавый, Алифанов, Герасимов, Пахомов, Золотухин и др.

Анисья Ф. Мирошниченко вспоминала:

« ... Мы жили с Пахомовыми почти рядом. Они очень здо­рово работали, возле них кормились и люди бедные. Анютка Сульдина из очень бедной семьи работала у Пахомовых нянь­кой. Они её очень хорошо кормили и одевали. Мы ей даже за­видовали: домой приходила всегда чистенькая, одетая по - го­родскому. Кое-что и домой приносила...»

Другая бывшая батрачка Евфросинья Романовна Лищенко рассказывала:

«... Девки и парни шли на лето в батраки к богатеям, пото­му что нужда гнала. Парням нужно было жениться, а девкам — выходить замуж. Для этого, к осени нужно было справить оде­жонку и обувку, заработать на свадьбу. Сундук у каждой невес­ты должен был быть полон добра, а каждый жених должен был иметь лошадь и корову. В конце сезона многие девки приводили домой на верёвочке тёлку, а парни - жеребёнка или лошадь.

Ещё больше девок ходило на подённые работы, полоть и убирать урожай - к Паршину. Он за каждый день работы платил по 15- 20 копеек. На эти деньги, в его же лавке, мы покупали за 3-5 копеек ситцевые платки, а также кофточки, юбки и т. п. то­вары и были довольны».

С большим трудом распахивали целину. Немногие пересе­ленцы имели своих лошадей, плуги, букари¹. А целина была крепкой, попробуй-ка, распаши её - семь потов прошибёт кре­стьянина и его лошадь, пока они разрыхлят и подготовят землю к севу. А земля была как масло: чернозём залегал на глубину до метра. Это радовало крестьянскую душу, придавало больше сил и старания и вселяло надежду на лучшую, более сытную жизнь.

Боронили в основном деревянными боронами, сеяли из лукошка, как деды, и прадеды, жали серпами или косили ручны­ми косами, молотили тоже, кто как мог: мяли зерно копытами лошадей и коров, били цепями, топтали ногами, катали по нему каменные катки. Веяли на ветру, подбрасывая зерно вверх де­ревянными лопатами. Лишь с годами кое-кто из ивангородцев стал приобретать плужки-двухлемешки, букари, сеялки, лобог­рейки², молотилки и привода для вращения молотилок, веялки,

клейтонки (веялка с большим числом решет.) и даже триера (приспособление для сортировки).

С каждым годом деревня хорошела. Ивангородцы стали есть хлеба вволю, лишь у лодырей да пьяниц не ладилось хо­зяйство. У крестьян был неписаный закон: в будни крепко тру­дились, а в праздники и воскресные дни весело отдыхали. Стро­го соблюдались религиозные праздники, аккуратно посещали церковь. Летом, к празднику троицы хозяйки белили алебастром хаты, что придавало праздничный вид всей деревне. На улице нарядные парни и девки затевали танцы - краковяк, ойру, нареченьку, польку; дустеп, подгорную с припевками, а также лихие пляски - казачок, барыню, сербиянку, русский перепляс. На всю деревню разносились громкие, звучные, душу захватывающие украинские песни и частушки. Сергей Колесник, Пётр Пташко и многие другие искусно играли на гармошках и выбивали дробь на бубнах. Виртуозно играть на балалайках умели и многие девки и женщины.

Постепенно приобрёл злободневность вопрос об обучении детей грамоте. Денег, на постройку школы пока не было, поэтому занятия, для детей стали проводить в хате более зажиточного крестьянина Платона Лищенко. Учил детей старичок Бунин, приехавший в 1909 году с одного из хуторов Белебеевского уез­да. Однако не все дети учились: одни из-за нужды - не во что было одеться и обуться, не было денег на учебники, тетради, карандаши и др. школьные принадлежности; других по темноте своей не пускали учиться родители; которые считали, что

па­хать, сеять, убирать урожай и ухаживать за скотиной можно и, не зная грамоты.

После Бунина учить детей стал Михаил Васильевич, Эде­лев, приехавший в Ивангород из Белебея, однако вскоре его сменил брат - Василий Васильевич Эделев. Он проводил заня­тия уже в хате Нестора Коваленко, имевшего ветряную мель­ницу. Программа обучения была рассчитана на три класса, пре­подавались лишь основные предметы: арифметика, письмо, чтение, география, некоторые начатки истории и Закон Божий.

Василий Васильевич разделил всех учеников на 3 группы: младшую (1 класс), в которой учились Павлик Лищенко, Афанасий Лемешко и др., среднюю (2 класс), учениками которой стали Стёпа Бондарчук, Ваня Хитрук, Миша и Петя Добрянские, Те­рентий Салий и др. и старшую (3 класс), где занималось всего двое учащихся - Федя Кривой и Федора Коржеченко.

В процессе обучения Василий Васильевич не стеснялся пользоваться методами физического воздействия в отношении нерадивых учеников, драчунов. Провинившихся ставил на коле­ни и какой-нибудь «нагрузкой» (например, Евангелием или ка­кой-либо другой тяжёлой книгой), награждал учеников подза­тыльниками, тянул за ухо, бил «квадратиком» (деревянная линейка квадратного сечения(15-15) – И.П.) по ладоням и т.п.

К примеру, был такой случай. На одной из перемен подра­лись двое учеников старшей группы: Иван Хитрук, отличавший­ся задиристым нравом, ударил по скуле старшего из братьев Добрянских - Михаила. Тот света белого, невзвидев от боли, хотел дать сдачи обидчику, но не успел: открылась дверь и в класс вошёл Василий Васильевич. Он услышал шум драки из своей комнаты, располагавшейся тут же рядом и не разбирая, кто прав, кто виноват, поставил обоих драчунов на колени.

Другой случай.

Однажды Василий Васильевич вызвал к доске Степана Бондарчука и велел ему рассказать правило о сложении двух чисел. Стёпа, которому уже стукнуло 13 лет, как ни пыхтел, не смог этого сделать. Долго бился Василий Васильевич, втолко­вывая ученику смысл действия сложения. И чем дольше он это делал, тем сильнее распалялся, видя, что труды его не дости­гают цели. Степан же, напуганный гневом учителя и предвидя наказание, совсем отупел и утратил способность что-либо вос­принимать. Наконец, доведённый до белого каления, Василий Васильевич, с криком - «Дубина», отвесил Степану звонкую оп­леуху и с тем отправил его на место.

Были, впрочем, и исключения. Так, например, братья Доб­рянские, старшему из которых к моменту поступления в школу было 13 лет, а младшему - 11, ещё дома, с помощью своего старшего брата Григория, научились читать и были определены Василием Васильевичем сразу во второй класс. За успехи в ре­шении арифметических задач, письме, чтении и Законе Божьем, в середине зимы они были переведены в 3-й последний класс.

Здесь они также показали отменные успехи и весной 1914 года, на выпускных экзаменах, которые, кроме В.В. Эделёва, прини­мали учитель Шестаевской школы и священник церкви Николая Угодника, получили награду - по Евангелию каждый.

Несмотря на нужду переселенцы, будучи людьми, глу­боко верующими, сразу же стали собирать деньги на постройку церкви. Строить её было решено в соседнем селе Шестаево. Основные расходы взял на себя Иван Харитонович Золотухин, проживавший в Шестаево на хуторе «Сахарове»¹(назван по фамилии зажиточного крестьянина Сахарова, первым поселившемся здесь. Позже здесь проживали И. Золотухин, Герасимов и др. – И.П.). В 1909 году церковь была построена и получила имя Николая Угодника.

Она была огорожена изгородью и обсажена тополями. Возле неё построили Дом из самана, но с крышей, покрытой же­стью. В одной половине жил поп с семьёй, а другая предназна­чалась для тех из прихожан, кто приходил в церковь на ночь для помощи и участия в службах.

Внутри церковь была расписана библейскими сюжетами («Страшный суд», «Ангелы» и др.) и украшена большим количеством икон - Божьей Матери, Спасителя, Иисуса Христа, распя­того на кресте, Сорока Святых, Иоанна Крестителя и т.п., а так­же иконостасом. В церкви имелась плащаница, отделанная по­золотой.

Торжественно, с песнопениями и при большом стечении народа проводились различные религиозные обряды, в частно­сти обряды, крещения, венчания и особенно отпевания усоп­ших. В Ивангороде для церемонии похорон имелись т. н. Херу­вимы - три позолоченных креста, один из которых олицетворял собой солнце с золотыми лучами, а также –льняные полотенца, сотканные вручную, с помощью которых несли на кладбище гроб с телом усопшего. Все эти и другие обрядовые принадлеж­ности хранились в доме Акима Колесника.

Первым псаломщиком в церкви Николая Угодника, стал Ефрем Коржов, а певчими - Нонна Румянцева; Иван и Ульяна Пахомовы, Фаина Золотухина и др. Когда над округой разносил­ся колокольный звон, все знали: это звонарь Емельян Трунов возвещает прихожанам о венчании молодых, отпевании усопшего или о начале религиозного праздника. Священнослужителей было много, но больше всех запомнились людям Веселое и Магаев. Зимой, после Крещения, а также весной после Пасхи поп с монашкой и псаломщиком обходили своих прихожан по дерев­ням и причащали взрослых и детей; кропили святой водой в ха­тах, поздравляли хозяев с праздником, читая молитву перед иконой и желали добра и благополучия. Нам, малышам, нрави­лось причастие и иные из нас ухитрялись причаститься по два раза, съедая каждый раз по кусочку просвирки, подаваемой монашкой и, запивая их чайной ложечкой сладкого церковного вина. В ответ хозяева одаривали гостей кто, чем мог: деньгами, крашеными пасхальными яйцами, кусочком «пасхи»¹ или лотком муки. Тем, кто ничем не мог отблагодарить священнослужителей, батюшка всё равно служил, как и остальным.

Главным органом управления в Ивангороде был сельский сход, который решал все хозяйственные вопросы, касавшиеся деревни в целом. Староста был обязан подчиняться решениям схода. А общественных забот было немало: строительство мос­тов, содержание в порядке деревенского кладбища, сбор средств на постройку школы, той же церкви и много других. Так, например, в 1928 году на средства, собранные по самообложе­нию, были приобретены материалы для постройки четырёх мос­тов и двух школ - в Токмаке и Ивангороде.