Пятая. Начало и конец
жүктеу/скачать 300.5 Kb.
|
| Часть пятая.
Начало и конец. Пока шли нескончаемые торжества по случаю новой избранницы Ксении на пост жены. Пётр Иванович спал у себя в кабинете на диване. И, как всегда, Аннушка готовила свежую простынь, и тёплое одеяло на верблюжьей шерсти. Ксения отдыхала в спальне, одна на широкой кровати. Вечерами зажигала свечи перед образами, долго молилась, просыпаясь ночью и рано утром, повторялась снова. Аннушка ежедневно стелила свежую простынь в спальне, но, заметив, что там отдыхает одна Ксения, прекратила никчёмное занятие. Аннушка была уже на сносях и ей трудновато приходились ежедневные стирки белого белья. Судя, как она по-разному переносила первую и вторую беременности, видимо должна быть девочка. Мальчик Павлик уже бегал, щебетал на своём детском языке, достаточно понятном для окружающих. Мать Аннушки – Полина – была рада, что второй ребёнок будет девочка. Сейчас наблюдая за сменой декораций в усадьбе Петра Ивановича, она всё чаще утверждалась в правильности действий дочери Ани. - Господи, слава тебе, Господи – как хорошо получилось - оба ребёнка будут похожи друг на друга, никто и не заподозрит, кто их отец, – говорила Полина. - А теперь хватит рожать, третьего не надо, ни под каким предлогом. Аннушка родила в конце февраля девочку, а по приезду домой Ани с новорождённой, к ним приехал Пётр Иванович. Был весел, счастлив, узнав, что назвали девочку Полиной - в честь бабушки Корченковой, одобрил имя, а когда остался один на один с Аннушкой, то поцеловал её в губы и дал пятьдесят рублей серебром. Повернулся к ней спиной, вытирая нахлынувшие на глаза, неожиданные слёзы… Жутко было видеть громадного человека плачущим… - Что с тобой, Петенька? – шептала Аннушка, стоя за его спиной, - что с тобой, миленький, голубок мой сизокрылый, это я обидела тебя, сладенький ты мой? Прости меня, прости, неразумную. Пётр вытер глаза платком и повернулся к ней, глядя на неё покрасневшими от слёз и бессонницы глазами: - Это ты меня прости, ангельская душа. Как мне трудно, славная моя, как тяжко мне. Меня не понимают… После ухода Петра, Аннушка не могла успокоиться, пока мать не отругала её: - У тебя дочь на руках, а ты дёргаешься, зачем? Хочешь, чтобы молоко пропало у тебя, а девочку под козой будешь растить? Прекрати и не выдумывай. Всё равно Аннушка после визита Петра не могла успокоить свою душу, пробыв дома десяток дней, вышла на работу. Ей было легче переносить складывающиеся обстоятельства, когда она видела это своими глазами, слышала своими ушами. А обстоятельства складывались не лучшим образом, Ксения к домашнему хозяйству не приближалась. Она возомнила себя помещицей, даже и не вникала в дела усадьбы. Но это был лучший вариант из всех, а что если бы она начала руководить, командовать, совершенно не зная специфики хозяйства Петра Ивановича – тогда это было бы куда хуже. Она долго спала в постели, на завтрак её никогда не было, обедала она в спальне, ужинала тоже. Основным занятием Ксении было слежение за своим ненаглядным личиком, то она мыла его горячей, через мгновение холодной водой, то мазала сливками, то накладывала на лицо изрезанные фрукты и овощи. Потом, лёжа в постели, засыпала, и кусочки фруктов и овощей падали на кипельно - белую простынь, наволочки, оставляя неотстируемые следы. Вначале Аннушка плакала, что не может достираться, а потом показала хозяину при случае. Пётр Иванович перекосился лицом и махнул рукой. Оказалось, что Ксения беременна, что у них в роду всегда остаётся проблематичной угроза выкидыша. Причиной выкидыша может быть помывка в бане, переохлаждение, перегревание, переедание, поездки по тряской дороге. Список причин, способных вызвать выкидыш, заканчивался интимной близостью с мужчиной. Однако в списке причин не значилось употребление коньячного спирта три раза в день по рюмке, а так же тайно выкуренных сигаретах. Аннушка первая увидела окурки от сигарет в поддувале обогревательной печи спальни, был слышен запах окурков, так ненавистных самой Аниной сущности. Анна тщательно выбирала окурки из золы и выбрасывала их в помойную яму. Аннушка больше и чаще всех домочадцев контактировала с новой женой хозяина – Ксенией. Маленькая тщедушная Ксения, по сравнению с Аннушкой, была настолько напичкана завышенным самомнением, что казалось из него она вся и состоит. В роду новой хозяйки были великие люди, сама она воплощение чистоты и благородства, только на таких людях, как она, держится мир. Вначале Аня принимала всю эту информацию за чистую монету, потом, разбираясь, постепенно пришла к выводу, что новая хозяйка не совсем и не всегда дружит с головой. Ксения могла договориться до таких вещей, даже оскорбительных, за то время пока Аннушка убиралась в кабинете и спальне. Потом Аннушка и смотрела через эту призму всегда, и не только не обижалась на Ксению, но даже сочувствовала ей, как больной, несчастной. Единственное что у неё было, это какие-то необычные черты лица, необыкновенные глаза притягивали к себе взгляды гипнотическим магнитом. Вот что могло увлечь Петра Ивановича, он, как старый кролик, лез в пасть удаву, чтобы исполнить его желание – гипноз был всему виной. А обладательница этих глаз была настолько чувствительной к настроению окружающих, что Аня поняла быстро – даже перед входом на уборку – она должна убрать все негативные мысли далеко от себя, иначе новая хозяйка раздражалась, находила причины распространяться словесно – этот словесный понос, никому не нужный, мог продолжаться весь период уборки. А когда Аннушка заходила на уборку, выбросив из головы своей всю информацию, не напрягаясь, ласково поприветствовав Ксению, тогда и уборка проходила мягко, по-доброму, даже по-приятельски. Аня не была большим специалистом по психиатрии, но народного опыта ей было не занимать: нельзя третировать человека который не дружит с головой, нельзя – себе дороже. А вот по-доброму, по-душевному общаясь с больным на голову, наоборот, разворачиваешь его на дружественный лад, на понимание его проблем… Аннушке теперь было жаль не себя, ни свою разворочённую судьбу, за себя она рада была беспредельно: она смогла выхватить своё счастье, нечаянно, даже не целясь, выстрелила в десятку трижды. И теперь у неё есть дети Павлик, Полина – здоровые и красивые, вырастут не какими-то хлюпиками, а сильными людьми, с характером отца и матери. А то, что они нашли друг друга на коротком промежутке жизни с Петром, так за это она не в обиде на судьбу. Кубышку она спрятала с матерью надёжно, куда сложили всё накопленное за эти годы – но не это главное. Главным и основным в их взаимоотношениях была любовь, человеческая, нежная, сильная, полная волнительных чувств и переживаний, та, которая подняла их до высот ранее неведомых им. Она никогда не думала плохо о прошедших встречах, не казнила себя за содеянное. И теперь, глядя на избранницу любимого человека, Анна часто ловила себя на мысли – не противиться повороту судьбы, а помогать чем-то судьбе любимого. Да, пролетел Петенька, ох как пролетел, оказался близоруким, как крот. Только по глазкам выбрал себе женушку, а того, кто всё тебе отдал, первое и святое, кто кровью и родством связан с тобой, и даже дважды – отодвинул в сторону. И теперь Аннушке было просто, по-человечески жаль Петра Ивановича. Она не видела в этом убогом, чванливом создании своей соперницы, Аннушка была выше её на целый аршин с гаком. Ксения ей представлялась другой ранее, пока Аня не узнала, до мельчайших подробностей, кто она. Теперь Аннушке было жаль уже не только Петра Ивановича, но и Ксению. Чем она могла помочь – помогала. Аннушка поможет. Поможет в общении с Ксенией. Ей было тяжело, очень тяжело. Заблудшая душа Ксении не находя выхода, не видя света в конце туннеля, металась из края в край, из мирской жизни в святую обитель монастыря, из монастыря, неведая куда, рвалась она и попала опять не в ту обстановку, не в свои сани. Чем больше смотрела Аня на Ксению, наблюдала за нею, общалась и всё больше она приходила опять к своему умозаключению, что Ксения – дитя порока, пьянство родителей, употребления какого-то зелья, а может быть близко родственных родителей то, чего боялась Аннушка в своём начале жизненного пути, как женщина, как мать. Пусть Пётр Иванович старше от неё намного, но он не пьёт, не курит, здоров как бык, ни в каком родстве не состоит в Герасимовке ни с кем – это говорила о заделе здоровья будущему потомству. Всё это выясниться, всё узнается – думала Аннушка, убирая в хозяйской половине – надо только ближе подойти к новой хозяйке. Интерес был к Ксении не как к сопернице, а ради помощи, чем можно помочь этой несчастной, не зная причин вызывающих несчастья. Но когда они стали подружками, и новая хозяйка увидела в Аннушке свою сестру, она потихоньку рассказывала о жизни родителей, о своей жизни такие подробности, что причин вызывающих несчастья собралось несколько. Это и алкогольная зависимость отца и матери, которые не злоупотребляли, а были на взводе ежедневно, всегда, в течение всей их жизни оба родителя курили табак, причём самый крепкий, крестьянских посадок. В городской период жизни Михаил был вовлечён в кружок анархистов, которые не только пили, но и курили какую-то травку, вызывающую галлюцинации. Помимо всего прочего она узнала от Ксении ужасную новость, отец её - Михаил и мать её – Светлана, кроме всего прочего приходятся братом и сестрой, они не хотели, чтобы их высокий род Стабровских потерялся без продолжения. Кто из них больше настаивал неизвестно, но получилось, что её дядя Михаил – стал и её папой. Она помнит, когда была ещё маленькой девочкой, как мама ругалась с отцом, что «он испортил ей жизнь и жизнь ребёнку, и свою жизнь пустил под откос, не будь он каждый день в пьяном состоянии, то увидел бы, что это не жена его, а его сестра». Девочка Ксения тогда накрылась одеялом с головой и притворилась спящей, но она помнит каждое сказанное тогда мамой слово. Мама у неё хорошая, но глубоко обездоленная в этой жизни. Когда Ксении было лет пять, она сильно болела, на неё напала какая-то неизлечимая болезнь детская, она стремилась прятаться подальше, уйти от людского глаза, поэтому с наступлением каждого такого приступа Ксению вытаскивали из топки обогревательной печки, куда она сама залазила. Эту болезнь знала Аннушка – она называлась детской порчей, причём на всех действует по-разному. Глядя сейчас на свою соперницу, Аня испытывала к ней только сострадание. Ксении было за тридцать лет уже, а размышляла она как пятилетняя девочка, утрируя понятия, сворачивая события, выпячивая незначительное – она старалась провести какую-то, только ей видимую, линию разговора. И что было интересно, не могла и не старалась защитить себя, а её кратковременные приступы ярости и злобность, настолько были смешны, как и нелепы. Разве мог недееспособный человек вести хозяйство, крутить людьми, заставлять их работать, контролировать их рублём и присутствием своим. Нет, конечно же – не мог. Рассказывать обо всём Анна Петру не станет, пусть эта тайна умрёт вместе с нею. Пётр Иванович стал жёлчным, нервным, возбудимым. Первая мировая война, проходившая где-то далеко в европейской части, принесла трудящимся-степнякам, как и всему трудовому народу России, неисчислимые бедствия: реквизировали скот, фураж, сельскохозяйственные продукты, изо дня в день увеличивались всевозможные налоги и поборы. Ухудшалось и положение рабочих в городах. Реальная заработная плата их понижалась, цены на товары непрерывно росли. К тому же в самый разгар войны в июне 1916 года царские власти объявили указ о мобилизации казахов и других народов Средней Азии на тыловые работы. Всё это вызвало возмущение трудового казахского народа, которое вылилось в народно-освободительное восстание против колониального гнёта российского империализма. Восстание началось в июле 1916 года. Оно охватило Сырдарьинскую, Уральскую, Акмолинскую, Семипалатинскую, Семиреченскую и Тургайские области. Восставшие нападали на царских чиновников, громили волостные управления, уничтожали списки мобилизованных на тыловые работы. Большой размах приняло восстание в Семиреченской области, которым руководил казах Токаш Бокин. Но самым крупным центром восстания была Тургайская область, где повстанцев возглавили национальные герои казахского народа Амангельды Иманов и его соратник Алибий Джангильдин. Основная тяжесть, как противовес этим высоким целям, легла на переселенцев, на русских, приехавших в степной край не по своей воле. Сколько славян полегло тогда: на заимках, на дорогах, в горах, в степи – русских, украинцев – сейчас не сосчитать. Одного слова – «Отан» – «Родина» – было достаточно, чтобы резать, топтать, убивать переселенцев. Так полегли ни за что старшие сыновья Фёдора и Стеши – Тимофей и Ёська, занимающиеся извозом на тракте вблизи Кызылащи, а работники Архип и Кузьма – под Саркандом, в заезжем доме. - Эй, орус, ульгунын ссыгин – эй русский, имел я твоих предков – и прикончили Тимофея и Ёську, а сколько было побито по сёлам. Маленьких детей выбрасывали с люлек, насаживали на колья. При советской власти умалчивался такой диспаритет противовеса действиям казахских националистов, которого не было ни в 1916, ни в начале 1917 годах. Меры, якобы принятые против восставших царскими властями, направление карательных экспедиций, которым удалось подавить восстание во многих местах – блеф. Так называемое, повстанческое движение, читай, истребление переселенцев – продолжалось и в дни Февральской революции 1917 года. Только после Февральской революции в апреле-мае, в крупных городах Казахстана, как и во многих пролетарских центрах России, стали создаваться Советы рабочих и солдатских депутатов. Партия большевиков организовывала трудящихся на борьбу за свержение Временного правительства, за победу Социалистической революции и установку диктатуры пролетариата. Только с мая 1917 года националисты, возведённые в ранг руководителей национально-освободительного движения, получили противовес своим националистическим действиям. С этого периода они постепенно, как бы нехотя, стали именоваться буржуазными националистами, соответственно этому выравнивался диспаритет национальной политики. Однако весной 1918 года контрреволюционная буржуазно-националистическая организация Алаш – орда совместно с белогвардейскими бандами Дутова, Анненкова, Толстова, Колчака организовали борьбу против Советской власти. Летом 1918 года белогвардейцам удалось свергнуть новые органы народной власти на большей территории Казахстана. Они захватили некоторые районы Восточного, Северного, Центрального, Западного Казахстана, Семиречья. В Семиречье белогвардейцы были разгромлены весной 1920 года. Но в июне того же года они подняли контрреволюционный мятеж в городе Верном. Им удалось захватить Верненскую крепость. С приходом в город Красной армии мятеж был ликвидирован, и таким образом вся территория Казахстана была полностью очищена от белогвардейцев. Сёла Лепсинского уезда с началом первой мировой войны, с августа 1914 года, лишились почти половины мужского населения, некому было обрабатывать землю, убирать урожай. В стране не хватало продовольствия, цены на продукты росли. Люди голодали в тылу и на фронте. Миллионы русских солдат, полураздетых, голодных, плохо вооружённых, изъеденных вшами, сидели в сырых окопах. Тысячами гибли они от вражеских пуль и снарядов, от болезней, из–за отсутствия медикаментов. Хозяйство страны всё больше и больше разваливалось. Возглавляемое Токашом Бокиным народно – освободительное восстание против колониального гнёта российского империализма в Семиречье приняло большой размах. Теперь в переселенческих сёлах власть пришла Даиржановым сыновьям: отнимать скот, угонять его, поджигать созревшие зерновые на заимках, убивать русских только за то, что у них иной цвет глаз и волос. На Гнедом Петра Ивановича ездил старший сын Даиржана – Балтабек. Однако в усадьбе Петра Ивановича урон был минимальным. Дома всегда находились Чигирбай и Алтынкыз и, по всякому приезду непрошеных гостей, они давали правильное направление действий. Клавка занималась с детьми, Мишка вёл уменьшенное до минимума хозяйство. Мамырбек с Ботагоз, пожелали весь тёплый сезон пожить на заимке, охраняя зерновые от потравы и поджога. Сена косили совсем мало, только для коров да быков. Лошадей всех забрали восставшие. Убой скота прекратился сразу же с началом восстания. Чигирбай заранее предупредил хозяина о предстоящей бузе среди местного населения. Валька к тому времени, успевшая выйти замуж за переселенца, после призыва его в армию, вернулась назад, на кухню. Забрали в армию и Кривомазова Яшку, как он не хотел идти на службу – это надо было видеть. Аннушка проводила его с достоинством, всплакнула, однако особо не убивалась. Павлик и Полина поднимались на глазах, росли здоровыми, умненькими и послушными. Матрёна и Санька были уже девушками, а Никите, розовощёкому барчуку, пошёл восьмой год. Спасло усадьбу Петра Ивановича от неприятностей то, что он – семиреченский казак и выходец из станицы Лепсинской, его знание казахского языка и местных обычаев, неизмеримая физическая сила и неуравновешенный характер, но самое главное – спасало отношение к нему его работников – казахов: Чигирбая и Мамырбека и их жён. Сказанных пару слов в оправдание хозяина было достаточно, чтобы сберечь его семью от потери близких. Сам Пётр часто выходил из дома. Ксения, как всегда, находилась в спальне, а после произошедшего выкидыша, кажется, не выходила на улицу и по нужде. Выкидыш произошёл на нервной почве, после истерики приключившейся с ней, когда забрали лошадей. Она каким-то образом узнала, что Даиржановы сыновья с подвижниками уводят рабочих лошадей со двора. А Пётр Иванович не препятствует этому, якобы даже высказался: - Была б жизнь, а лошадь всегда найдётся… Появление «народных освободителей» - восставших против колониального гнёта российского империализма в сёлах или вблизи их не было расписано по времени суток, по другим каким-то критериям. Да и определить, что навстречу вас едут «народные освободители» нельзя было до того момента, пока не раздался клич: - «Отан» – «Родина». Да не получишь сучковатой палкой (чокпар) по голове. Его ведь не узнаешь «освободителя народного», не отличишь от обычного пастуха, степняка-кочевника. Сейчас он «народный освободитель», а через десять минут, как убил переселенца и затянул его в заросли краснотала, он опять уже обычный степняк-кочевник. И только отобранная лошадь, свидетель расправы над хозяином, будет возить нового хозяина. У всех одинаковые лица с узким разрезом глаз, на лице жиденькая бородка да усики, небольшого роста все как на подбор, на один манер шитые пальто (чапан) и шапки (тумак), на всех почти одинаковые кожаные штаны. Завтра, встретив «народного освободителя» на пороге своего дома, ты не скажешь, что вчера именно он убил твоего отца, а ты, малыш спасся только потому, что как змея уползал, раздирая в кровь своё тело, в заросли облепихи. Потому что край переселенческий, русский люд, перенёсший столько горя и бед, не по своему желанию попавший в этот дикий край, опять был всего-навсего лишь объектом нападения и уничтожения. Получалось так, что только простой русский-переселенец виноват в колониальном гнёте российского империализма. Когда джунгары оставили только единицы, где жили сотни степняков, когда нация, ослабленная войнами, бескормицей скота, неурожайными годами и междоусобными войнами, оставшееся местное население принимало русских переселенцев как защитников своих, каковыми они собственно и были, сюда они пришли как пушечное мясо, для защиты степняков от вторжения врагов. А с началом восстаний (июль 1916г) прошло уже порядка шести десятков лет, поколения меняются через двадцать лет, таким образом, уже не было тех людей, кто знал истинную картину падения и угрозы исчезновения нации. А появившиеся поколения не только не знали первоначальной обстановки, они вообще могли не появиться на белый свет, не изменись жизни в степи с приходом русских. Казахи потерялись бы в первую очередь как этнос, нация исчезла бы с лица земли, потому как слабая нация не способна была защитить себя, а не способная защитить себя нация не имеет права на существование – таков закон существования наций на земле, испокон веков способствующий росту цивилизации и их падению. Однако, не помнящая доброго отношения нация в своей основе не проявляющая жёсткого характерного курса, как и все восточные этносы, теперь поднялись на дыбы. Россия, отягощённая войной, ненужной и беспринципной, руководимая слабым и безвольным последним императором Николаем II, представителем династии Романовых, где от Романовых осталось только фамилия, не могла защитить своих русских-переселенцев. К тому же в сёлах и станицах Семиречья после мобилизации на фронт, оставались старики да дети, некому было защищать, да и нечем. Как уже было отмечено ранее, в самый разгар войны в июне 1916 года царские власти объявили указ о мобилизации казахов и других народов Средней Азии на тыловые работы. Всё это вызвало возмущение народа, которое вылилось в восстание против колониального гнёта российского империализма, начавшееся в июле 1916 года – которое тщательно готовилось, зрело в сознании нации, и только тогда выплеснулось, когда защитница степного края сама нуждалась в защите. Конечно, по большому счёту это был удар в спину России. Однако, захлестнувшие события и революционные перипетии последующего периода остановили тление мысли избавиться от присутствия России в степных просторах Казахстана. Первая мировая война забрала по мобилизации половину русского населения Семиречья, остались старики, женщины да дети. Не успела закончиться первая мировая, как пришло национально – освободительное восстание против колониального гнёта российского империализма, опять резня, опять потери, но теперь уже до детей, стариков и женщин. Затем банды Алаш–орды – опять против русских, затем белые и красные играют в войнушки – революция называется, бьют русские друг друга. Когда автор, готовя эту книгу, человек, родившийся после Великой Отечественной войны, приехал в родное село Герасимовка, нашёл там, в 2010 году – 127 дворов, и вместо домов - кучи земли заросшей бурьяном. В 1910 году согласно архиву было 2500 дворов. Семья Петра Ивановича понесла небольшие жертвы во время так называемого национально-освободительного восстания. Пётр без скандала отдавал, что хотелось взять восставшим националистам, он знал кочевников лучше, чем его жена Ксения. Пришло известие, что в Николаевке убили его друга пимоката Данилу с женой Сусанной, когда они даже не выходили на улицу, боясь навлечь на себя беду. Тяжёлым был год шестнадцатый, семнадцатый, но самым жутким был год восемнадцатый. Весной 1918 года на Семиречье пришли белогвардейские банды Дутова и Анненкова. Дутов взял южнее, а северную часть Семиречья контролировал Анненков, и топтались на одном месте до весны 1920 года. Когда пришла белая гвардия, за ворота ушли быки рабочие, коровы – их реквизировали белогвардейцы, они тоже любили мясо говядину. Теперь в усадьбе Петра Ивановича ходило только полтора или два десятка кур. Собак не было – часть забрали, часть порастреляли, да и охранять теперь уже нечего было. С приходом белогвардейцев с усадьбы ушли Мамырбек с женой. А Чигирбай с женой ушёл, когда забрали с усадьбы последний скот. Белогвардейцы неоднократно наведывались к Петру Ивановичу, просили, требовали денег, драгоценностей, но он не мог дать того, чего не имел уже и сам. Валька, видя такое дело, ушла с усадьбы неизвестно куда. Аннушка посоветовалась с Клавдией, Клавдия обещала присматривать за детьми Петра Ивановича, за заболевшим Петром самим и Ксенией. Пётр заболел неожиданно: у него поднялась высокая температура, озноб, он впал в беспамятство, бредил. Приглашенный врач констатировал у Петра Ивановича тяжёлую заразную болезнь – брюшной тиф, распространённую среди бойцов белогвардейцев банды Анненкова. Переносчиком этого заболевания, как пояснил врач, является обычная платяная вша. Заразиться он мог от белогвардейцев, когда они приходили к нему реквизировать скот или когда белогвардейцы неоднократно наведывались, требуя денег, драгоценностей. Клавдии врач дал задание не контактировать с больным, поскольку она ухаживала за детьми. Обязанности сестры-милосердия взяла на себя жена, Ксения, добровольно. Она клятвенно обещала ухаживать за ним, давать ему медикаменты, лечить его. Но оказалось, как пояснил врач, метода лечения медикаментозного нет, а есть народный опыт. Заболевшего тяжелой заразной болезнью изолируют, сорок дней он не должен принимать никакой пищи, кроме как по столовой ложке три раза в день кипячёной воды. А лечение состоит в том, что на теле больного ловят живых вшей, закатывают их в хлебный мякиш величиной со спичечную головку, и дают проглатывать больному ежедневно, увеличивая по количеству. Таким образом, вша, насосавшись заразной крови больного, нафаршированная заразным началом, попадая в желудочно-кишечный тракт больного, переваривается, а на организм действует как вакцина, обеспечивая выработку антител, ускоряя выздоровление организма. жүктеу/скачать 300.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|