Что касается двусторонней торговли ЕС и США, то цифры таковы

Что касается двусторонней торговли ЕС и США, то цифры таковы:

Таблица 2

(в млрд. долл.)

Между США и ЕС осуществляется не менее 50% мировых инвестиций. Плотность населения в ЕС значительно выше, чем в США. Оба центра опасаются подъема Китая и Индии – именно в этом случае проявляется их солидарность.

Производство высокотехнологичных товаров проявляется, прежде всего, в сфере военной технологии.

Таблица 3

Расходы на цикл военно-технологического обновления
(в млрд. долл.)

Расходы на исследования и развитие

Америка далеко обходит Европу по расходам в военной сфере. Расходы США составили здесь 405 млрд. долл. в 2005 фин. году. На всю Западную Европу, которая с 2003 года осуществляет общие военные программы, приходилось в 2005 году 208 млрд. долл. (Франция – 45 млрд. долл.; Британия – 35 млрд.; Германия – 34,9 млрд.).

Абсолютная и относительная мощь Америки достигла невиданных высот.

Таблица 5

ВВП шести ведущих стран мира в 2003 году
(в млрд. долл.)

Доля США в мировом валовом продукте увеличилась между 1996 и 2002 годами с 25,9 до 31,4%¹. Годовой доход в расчете на каждого американца составил 40 тыс. долл. На США приходится 35,8% мировых расходов на производство новых технологий. Америка инвестирует в высокотехнологичные области больше, чем вся Европа, взятая вместе.

Военная мощь глобального масштаба включает в себя флот двенадцати тяжелых авианосцев, ядерное оружие, атакующие подводные лодки наряду со спутниками в космосе и несравненные силы быстрого развертывания. Американская экономика осуществила в 1980–1990-х годах модернизацию, сделавшую бремя военных расходов менее ощутимым, несмотря на увеличение доли американских военных бюджетов в общемировых расходах. («Неужели поддержание американского первенства не стоит оборонных расходов где-то на уровне 3–3,5% ВНП?»²). Если США сохранят Организацию Североатлантического договора до 2050 года, то они будут продолжать оставаться сильнейшей военной силой мира.

С точки зрения глобализационного объединения атлантическое направление не утратит своей значимости для США в ХХI веке. Причины очевидны: в Северной Атлантике сосредоточена самая большая экономическая и военная мощь мира. Здесь, на двух берегах Атлантического океана, живет самое образованное и технологически квалифицированное население – около 800 млн. человек (13% мирового), – привыкшие к мировому лидерству представители единой цивилизации, общего исторического и культурного наследия. В их руках мировая наука и огромные индустриальные мощности. Примерно уже сто лет на долю Запада приходится две трети промышленного производства мира. (Пик пришелся на 1928 год – 84,2 %. В дальнейшем подверглась падению доля Запада в мировом промышленном производстве – с 64,1 % в 1950 году до 48,8 % в 2000 году – грандиозная, определяющая доля).

Можно смело предположить, что США и Западная Европа еще очень долго в ХХI веке будут главным средоточием центров высокой технологии, науки и эффективного производства. При всех слабостях совокупная мощь ЕС приближается к классу американских показателей. Крупнейшие западноевропейские столицы ищут пути восстановления своей геополитической значимости, они пытаются поднять свой вес, как за счет активизации собственной стратегии, так и за счет объединения усилий. Предпосылки этого объединения уже созданы. «Формы противодействия гегемонии в коалиции, – писал С. Хантингтон, – сформировались еще до окончания холодной войны: создание Европейского Союза и единой европейской валюты.

Объединив в Европейском Союзе силы, западноевропейцы могут в любой момент снова обратиться к геополитике. Огромные территории, многочисленное население, необъятные ресурсы, высокая степень технологической изощренности, внутреннее социальное и политическое единство, эффективная военная машина, способность проецировать свое могущество в самые отдаленные районы планеты и волевая готовность осуществлять эти воинские операции, административная способность быстро принимать решения и реализовывать их – вот что будет характеризовать узкую группу могучих держав, которые через несколько лет (десятилетий) могли бы трансформировать однополярность в биполярность.

Европа находится в самой середине долговременного процесса экономической и политической интеграции, которая постепенно снижает значимость внутренних границ, создает центральную власть Европейского Союза. Тенденция такова, что ЕС постепенно превращается в соперничающий с гегемоном центр: распространение ЕС на восток Европы склоняет баланс (в не­гласном и заочном соревновании с США) в пользу Европы. Европейский Союз уже стал организацией большей, чем конфедерация, и в обозримом будущем ЕС, возможно, станет европейской федерацией. Огромный торгово-политический блок ощутил свою силу и не намеревается отдавать другим жизненно важные и прибыльные позиции. Как писал Зб. Бжезинский, «возникновение подлинно политически объединенной Европы представило бы собой базовое изменение в мировом распределении сил»³.

Резонно предположить, что в XXI веке европейцы еще более повернут к координации в военно-промышленной области. Претендуя на роль второго полюса мира, ЕС будет стремиться создать собственную военную промышленность, независимую от американской. По разные берега Атлантики возникает собственное восприятие мира. Очевидно, что европейские интересы не всегда будут совпадать с американскими.

Европа – впервые за многие десятилетия – не стоит первой строчкой в списке внешнеполитических приоритетов Соединенных Штатов. Бывший главный потенциальный театр военных действий превратился во второстепенную проблему американской дипломатии. В ходе предвыборной кампании 2004 года демократы упрекали республиканцев за утрату самого важного для США союза. Но большинство американцев не посчитали курс республиканцев неверным. В Белом доме, на Капитолии и в Пентагоне продолжается жесткая внутриведомственная схватка по вопросам глобальной стратегии и отношений с союзниками. За нею внимательно следят европейцы.

Удастся ли вернуть отношения США с «Большой Европой» на прежний уровень и в прежний масштаб? Простого ответа на этот вопрос нет.

Трансатлантические связи уже не будут прежними – как в ХХ веке. США видят возможность избежать дальнейшего отчуждения Европы только путем укрепления связей с Великобританией, которая явно ценит свою избранность. Благожелательность США в отношении европейской интеграции ушла в прошлое – это прежде всего проявляется в вопросе о создании европейских сил быстрого реагирования. Вашингтон готов опереться на зависимых от США Польшу и Румынию, которые американское руководство рассматривает как замену самоуправным Франции и Германии. Вероятно ослабление влияния США в европейском регионе, который вдвое больше американского, имеет более твердую валюту, более высокий торговый оборот, более бережлив и способен конкурировать со сверхдержавой.

Если администрация Клинтона консолидировала «западную группу» европейских союзников США и затем пополнила ее странами Центральной Европы, то президент Буш продолжил продвижение евроатлантического сообщества дальше в восточном направлении. В 2004 году в НАТО были интегрированы три южно- и восточноевропейские страны (Болгария, Румыния и Словакия) и три государства – бывшие советские республики (Латвия, Литва и Эстония). Дальнейшее продвижение руководимого США сообщества на восток (будь то в форме институционального расширения или промежуточного распространения влияния на политические элиты) было сопряжено с включением в него достаточно крупных постсоветских государств.

Администрации Буша стало очевидно, что институты евроатлантического сообщества оставалось дополнить совсем немногими звеньями, чтобы пространство американских интересов в Европе сомкнулось с аналогичным пространством на Ближнем Востоке и Центральной Азии. В случае появления непрерывной цепи участников НАТО, соединяющей восточноевропейскую и ближневосточную зоны американских интересов (на второй из которых администрация Буша сконцентрировала внимание после сентября 2001 года), решение многих задач в сфере безопасности и энергообеспечения США, связанных с Ближним Востоком и Центральной Азией, могло бы существенно упроститься. Для достижения данной цели американской администрации необходимо было бороться за симпатии элит в бывших республиках СССР – на Украине, в Белоруссии, Молдове, Закавказье, а также в постсоветской Центральной Азии.

Европейская политика США в 2001–2005 гг. стала постепенно трансформироваться в евразийскую⁵. Изменение реальности потребовало и пересмотра традиционных рамок анализа политики США в отношении Европы, расширившейся в глазах американских политиков до масштабов Евразийского континента. Начиная с середины первого десятилетия XXI века, стало аналитически малопродуктивным рассматривать, к примеру, отношения США с крупными западноевропейскими государствами (Великобританией, Германией, Францией) в отрыве от стратегии США в отношении западной и южной частей постсоветского пространства, включая Украину, закавказские страны и даже – в ряде аспектов – государства постсоветской Центральной Азии, Иран и Афганистан.

При всей своей «поступательной предсказуемости» стратегия продвижения евроатлантического сообщества на восток при Дж. Буше реализовывалась неравномерно. Приверженность американской администрации этой стратегии была подвергнута в первый срок президентства Дж. Буша крупному испытанию в ходе иракской кампании США и их ближайших союзников.

Ирак: ответ «Старой Европы»
и попытки трансатлантического компромисса

Решившимся на интервенцию в Ирак с последующей оккупацией страны Соединенным Штатам с середины 2003 года приходится в полной мере «пожинать плоды» своей быстрой военной победы. Присутствие в Ираке, помимо американских войск, контингентов из двадцати пяти государств имеет скорее политическое, чем военное значение. Войска подавляющего большинства партнеров Соединенных Штатов по коалиции не вносят сколь-нибудь заметного вклада в подавление вооруженного сопротивления противника, а их участие даже во вспомогательных миссиях крайне незначительно. Даже самые крупные из союзных США контингентов, развернутых в Ираке (по состоянию на апрель 2005 года британский составлял около 8,8 тыс. военнослужащих, южнокорейский – 3,6 тыс., итальянский – 3 тыс., польский – 1,7 тыс., остальные – существенно меньше⁶), не сравнимы с американским, насчитывающим до 140 тыс. человек. При этом Пентагон признавал, что такое количество американских войск недостаточно для решения стоящих перед коалицией задач, и, судя по ряду сообщений, в ноябре 2004 года начал переброску в Ирак дополнительных соединений.

Силы иракского сопротивления не только в полной мере используют уязвимость американских контингентов, развернутых в Ираке, но и стремятся нанести максимальный ущерб единству ведомой Соединенными Штатами коалиции, пытающейся стабилизировать ситуацию в стране после свержения режима Саддама Хусейна. Потери американских войск в Ираке (около 1600 военнослужащих убитыми с начала военной кампании по май 2005 года⁷) относительно невелики для столь масштабной операции и пока не достигли болезненного для американского общественного мнения уровня. Однако в странах – союзницах США по коалиции даже на два порядка меньшие потери вызывают серьезный общественный резонанс – гибель по состоянию на май 2005 года почти 90 британских военных, 22 итальянских, 18 украинских и 17 польских⁸ создала ощутимые внутриполитические проблемы правительствам соответствующих стран. Потеря партией лейбористов почти трети мест в парламенте Великобритании по итогам выборов в мае 2005 года стала во многом результатом недовольства британского общества участием страны в иракской кампании США, начатой под надуманным предлогом.

После террористических актов в Испании в марте 2004 года, ответственность за которые взяла на себя «Аль-Каида», Ирак покинули испанские военные, а в конце сентября 2004 года из Ирака были выведены 60 новозеландских военнослужащих. Сокращение своего контингента начала проводить даже Польша, которая первоначально наряду с США и Британией получила сектор ответственности на иракской территории сразу после окончания активной фазы военной операции. В декабре 2004 года своих военных из Ирака вывела Венгрия – другой важный союзник США по НАТО в Центральной Европе. Руководство Украины, чей контингент в начале 2005 года был пятым по численности из стран коалиции, также заявило о желании вывести украинские войска из Ирака. Об аналогичных намерениях заявило и правительство Италии.

Даже после демократического избрания политического руководства Ирака и высших представительных органов страны конца прямому американскому участию в иракских делах, а значит, вооруженному противостоянию на иракской территории не предвидится. Соответственно, все большую значимость приобретает вовлечение в решение иракской проблемы, которую столь умело разворошили американцы, дополнительных сил и финансовых ресурсов американских союзников.

В решении этой задачи американское руководство сталкивается с предсказуемыми трудностями: взаимопонимание между США и крупными западноевропейскими союзниками по НАТО – потенциальными донорами иракского проекта – было подорвано в ходе подготовки к войне в Ираке. Более того, в ходе иракского кризиса американская администрация впервые за историю трансатлантических отношений после Второй мировой войны сочла возможной вести резкую игру на раскол внутри евроатлантического сообщества, противопоставив «новую» (читай – прогрессивную) Европу «старой» (читай – косной, отставшей от времени). Такие заявления сыграли стимулирующую роль для стран Центральной и Восточной Европы, которые в конце 2002 – начале 2003 года практически безоговорочно поддержали иракскую кампанию США и изъявили желание участвовать в послевоенной оккупации Ирака посредством отправки туда своих воинских контингентов. В числе государств, присоединившихся тогда к США, Великобритании и Испании по иракскому вопросу, оказались как вступившие в НАТО в результате первой волны расширения Венгрия, Польша и Чехия, так и ожидавшие завершения процедуры присоединения к альянсу страны Прибалтики, Румыния, Болгария и другие центральноевропейские государства.

Если натовские новички своей политикой в ходе иракского кризиса однозначно продемонстрировали союзническую верность Соединенным Штатам, то Германия и Франция – влиятельные западноевропейские члены НАТО, одновременно являющиеся лидерами Европейского Союза, подвергнув жесткой критике действия антииракской коалиции, выступили с инициативами повышения автономии ЕС от НАТО и США в области внешней политики и безопасности. Это выразилось в проектах создания новых оборонных структур (включая штабные) четырьмя наиболее критично настроенными по отношению к иракской политике США государствами – Бельгией, Германией, Люксембургом и Францией (соответствующий проект был выдвинут на встрече их руководителей в разгар военных действий в Ираке в апреле 2003 года), а также принятии на саммите Евросоюза в декабре 2003 года документа под названием «Стратегия безопасности ЕС» (European Security Strategy) и включении в проект Договора, учреждающего Европейскую конституцию (принят на саммите ЕС в июне 2004 года), ряда важных установлений, призванных повысить роль ЕС как самостоятельного и консолидированного международного игрока.

«Стратегия безопасности ЕС», подготовленная на основе доклада Хавьера Соланы – Высокого представителя ЕС по общей внешней политике и политике безопасности, во многом явилась ответом на официальную «Стратегию национальной безопасности Соединенных Штатов», опубликованную Белым домом в сентябре 2002 года. В отличие от радикального «черно-белого» видения мира и оправдания права на превентивные удары, выдвинутого американской администрацией в «Стратегии национальной безопасности» (закладывавшей, по мнению многих экспертов, концептуальную базу под приготовления к войне с Ираком), «Стратегия безопасности ЕС» декларировала склонность Европейского Союза к мирным, переговорным решениям проблем безопасности, реализуемым в многостороннем формате с должным учетом культурной специфики субъектов переговорного процесса. В дальнейшем Европейская конституция (соответствующий договор проходит процедуру ратификации или утверждения на референдумах в странах – членах ЕС с осени 2004 года) заложила институциональные предпосылки для реализации согласованного курса стран – членов ЕС на международной арене: были введены пост министра иностранных дел ЕС и институт дипломатической службы Евросоюза, а также учреждено Европейское агентство вооружений, призванное вывести на новый уровень сотрудничество внутри ЕС в области разработки и внедрения военных технологий. Характерно, что в ходе обсуждения в ЕС проекта Европейской конституции в конце 2003 года самые бескомпромиссные требования к проекту (касавшиеся в основном процедуры голосования квалифицированным большинством в ЕС) выдвигали наиболее активно поддерживавшие иракскую кампанию США правительства Испании и Польши.

Иракская кампания, таким образом, усугубила кризис НАТО как главного института коллективной безопасности евроатлантического сообщества и связующего звена между Европой и Северной Америкой. Даже когда «дым» на полях военных и дипломатических сражений рассеялся, никто внутри евроатлантического сообщества не мог отрицать наличие серьезных проблем, выходящих за пределы традиционных рабочих разногласий. Сложность ситуации в трансатлантических отношениях, сложившейся по итогам дебатов вокруг Ирака, пришлось открыто признать даже американской администрации, которая обычно была склонна ретушировать противоречия, дабы не давать противникам трансатлантического единства дополнительных козырей.

Угроза трансатлантическому единству и необходимость поиска ко-спонсоров для обустройства послевоенного Ирака заставили США с лета 2003 года предпринять усилия, чтобы, с одной стороны, сгладить противоречия с ключевыми западноевропейскими союзниками, а с другой – воспрепятствовать излишней, с точки зрения Белого дома, внешнеполитической и оборонной автономии европейцев.

Прежде всего, Соединенные Штаты постарались смягчить недовольство американской деятельностью в Ираке со стороны наиболее критично настроенных западноевропейских союзников. Для этого американцам пришлось согласиться на передачу части полномочий по управлению Ираком в ведение многосторонних структур, в первую очередь, повысив роль Организации Объединенных Наций в постконфликтном урегулировании и восстановлении Ирака. После окончания боевых действий против иракской армии в 2003 году Соединенные Штаты при поддержке Великобритании и Испании добились принятия резолюций Совета Безопасности ООН под номерами 1483 и 1511. В этих резолюциях, с одной стороны, признавалась ответственность США и других стран коалиции за управление Ираком и поддержание порядка в стране. Взамен на такую легитимизацию «задним числом» военной операции против Ирака весны 2003 года, а также Временной коалиционной администрации Ирака страны коалиции соглашались с необходимостью сформировать в обозримом будущем национальные органы управления Ираком, а также с правом СБ ООН получать от Вашингтона отчеты о действиях оккупационных сил и Временной администрации Ирака. С другой стороны, с помощью данных резолюций страны коалиции пытались привлечь к «иракскому проекту» дополнительные финансовые средства потенциальных спонсоров и убедить колеблющиеся страны в необходимости посылки в Ирак воинских контингентов для помощи коалиционным войскам.

Если международное сообщество в целом с энтузиазмом отнеслось к расширению роли ООН в Ираке, то призывы коалиции к оказанию материальной поддержки «иракскому проекту» встретили гораздо меньшее понимание – особенно среди стран, критиковавших США за войну в Ираке⁹. К примеру, американское руководство длительное время сталкивалось с неготовностью международного сообщества пойти на списание большей части внешнего долга Ирака. Взамен на такой шаг наиболее крупные кредиторы Ирака (включая Россию) выдвигали оправданные требования относительно допуска их компаний к заказам в рамках проектов восстановления Ирака, а также соблюдения Временной администрацией, а затем Временным правительством Ирака обязательств по контрактам, принятым на себя иракскими властями в годы правления Саддама Хусейна. Только после урегулирования ряда острых разногласий по поводу подрядов на восстановление Ирака и соблюдения новыми властями страны контрактных обязательств, принятых на себя режимом Саддама Хусейна, страны – кредиторы Ирака, включая Россию, в ноябре 2004 года объявили о согласии списать до 80 процентов иракского внешнего долга.

Делая примирительные жесты в отношении международного сообщества, Соединенные Штаты в любом случае не собирались давать кому бы то ни было широкие возможности пользоваться плодами своей военной победы в Ираке. Национальный орган управления Ираком – переходное правительство – был окончательно сформирован после трех месяцев ожесточенной политической борьбы к началу мая 2005 года. Это правительство остается практически полностью зависимым от оккупационных войск в обеспечении собственной безопасности. Прошедшие в январе 2005 года выборы в Переходное национальное собрание – высший законодательный орган Ирака – лишь высветили проблему религиозно-этнического раскола Ирака на ряд соперничающих групп. Сам факт общенациональных выборов не привел к укреплению стабильности и гражданского мира в Ираке. Продолжающаяся вооруженная борьба сил иракского сопротивления с войсками коалиции, выражающаяся в проведении масштабных террористических атак, не позволит любому иракскому правительству контролировать обширные территории внутри страны. Соединенные Штаты как лидер коалиции, чьи войска играют ключевую роль в стабилизации ситуации в Ираке и физической защите иракских органов власти, будут сохранять определяющее влияние на положение в Ираке настолько долго, насколько администрация сочтет целесообразным.

«Новая Европа» в «евразийской стратегии» США

Кризис НАТО не поколебал и твердую ограничительную позицию Соединенных Штатов в отношении независимых от альянса проектов развития европейской идентичности в области безопасности и обороны. Они продолжают настаивать на неотделимости формирующихся структур безопасности ЕС от НАТО. Чтобы компенсировать потерю взаимопонимания с крупными западноевропейскими членами альянса, США стремятся «структурировать» НАТО вокруг новых стран – членов из Центральной и Восточной Европы.

Эти государства находятся ближе к очагам нестабильности в Центральной Евразии и на Ближнем Востоке, к которым прикованы внимание и ресурсы США, и поэтому приобретают новое геополитическое значение в американской глобальной стратегии. Кроме того, союзники из Центральной и Восточной Европы предоставляют американцам важнейший ресурс политической поддержки инициатив Вашингтона. Такой ресурс имеет высокую ценность для администрации США как на международной, так и на внутриполитической арене. Например, в ходе кампании по выборам президента осенью 2004 года республиканская администрация не раз указывала на то, что действия США в предыдущие три года носили не столь уж односторонний характер, а были поддержаны многими европейскими государствами – «перспективными» союзниками США. Стремясь обновить свой мандат на управление государством, администрация Дж. Буша не слишком огорчалась из-за того, что подобный подход дезориентировал «старых», будто бы «набивших оскомину» своим внешнеполитическим консерватизмом западноевропейских союзников.

Одним из инструментов «наказания» несогласных с иракской политикой США государств Западной Европы стал объявленный администрацией Буша процесс сокращения американского военного присутствия в Западной Европе. Это особенно коснулось американских военных баз в Германии, откуда США планировали передислоцировать свои контингенты на базы в Польше, Румынии, Болгарии, а также в центральноазиатских и – потенциально – закавказских государствах¹⁰.

Для самих же стран Центральной и Восточной Европы, а также потенциальных членов альянса с Балкан и даже из Закавказья, на которых делают ставку в Вашингтоне, НАТО – отнюдь не «умирающая» организация, якобы находящаяся в кризисе. Наоборот, участие в альянсе или стремление к нему присоединиться являлось для них инструментом повышения своего статуса в мировой политике посредством более тесной координации своей внешней политики с единственной сверхдержавой. Ярким примером здесь является Грузия. Ради сближения с НАТО, присоединение к которой было провозглашено руководством этой закавказской республики одной из важнейших внешнеполитических целей страны, она пошла на крупное увеличение грузинского контингента, дислоцированного в Ираке¹¹.

Опираясь внутри НАТО на поддержку новых стран—членов, администрация Дж. Буша в ходе первого и начала второго сроков продолжала одновременно подталкивать реформу альянса в направлении расширения спектра его задач и географической зоны ответственности. По мнению одного из авторитетных российских внешнеполитических аналитиков, «Вашингтон менял свой подход к региону Центральной Азии, переходя от спорадической военной активности (как это имело место в Афганистане) к более систематическому и традиционному проецированию силы на регион»¹². Данная политика стала отражением объективной тенденции к смещению географического центра угроз и интересов безопасности Соединенных Штатов на Ближний и Средний Восток, в Центральную Азию и «перетеканием» оттуда в направлении Китая. При этом американские и китайские интересы безопасности начали взаимодействовать и конкурировать все больше к западу и северо-западу от Китая (Центральная Азия, Афганистан, Индия), чем к востоку от него (тайваньская и корейская проблемы), как это традиционно имело место на протяжении последних десятилетий.

Соответственно, под влиянием Соединенных Штатов стало происходить осторожное, но неуклонное и целенаправленное «выдвижение» НАТО на просторы Евразии – если пока не в форме институционального расширения, то во всяком случае в виде повышения политического влияния, прощупывания возможностей участия альянса в разрешении наиболее стратегически важных конфликтов на континенте далеко за пределами не только Западной, но также Центральной и Восточной Европы. Крупным шагом в рамках этой стратегии стало принятие НАТО на себя ответственности за командование Международными силами содействия безопасности в Афганистане, где в августе 2003 года был развернут военный контингент, подчиненный европейскому командованию НАТО.

Стремясь ограничивать импульс формирующихся структур безопасности ЕС к повышению собственной автономии, Вашингтон также стремился привлекать управляемые и финансируемые Евросоюзом контингенты к военно-политическим инициативам, осуществляемым при американском лидерстве на пространствах Евразии, тем самым теснее «замыкая» их на НАТО. Так, с Европейским Союзом была достигнута договоренность о передаче командования Силами содействия безопасности в Афганистане (в составе около 9 тыс. военнослужащих) военно-штабным структурам ЕС на период с сентября 2004 по февраль 2005 года¹³. Согласие европейских союзников на управление этим контингентом было важно США в том числе для укрепления международной легитимности присутствия Запада в Афганистане, где продолжалась американская операция «Несокрушимая свобода», в которой участвовали свыше 20 тыс. американских и британских военных.

Альянс продолжал присматриваться к центральноазиатскому и закавказскому регионам. В конце октября – начале ноября 2004 года группа чиновников и экспертов НАТО во главе с Генеральным секретарем альянса Я. де Хооп Схеффером посетила государства Центральной Азии и Южного Кавказа. В Узбекистане, Киргизии и Казахстане натовские официальные лица обменивались с руководством этих стран оценками региональной ситуации в области безопасности и обсуждали потенциальные проекты сотрудничества между НАТО и ключевыми центральноазиатскими государствами¹⁴. При этом, как отмечали наблюдатели, если стремление США усиливать присутствие НАТО в центральноазиатском регионе реализуется, это может привести к дополнительным трениям с европейскими членами альянса, которые не видели столь же высокой актуальности в подобных проектах – например, ставки в «нефтегазовых играх» на пространствах Евразии для европейцев существенно ниже, чем для США.

Если в центральноазиатских странах в 2004 – начале 2005 года речь шла о «географически точечных» (таких как американские базы) или ограниченных по масштабу проектах военного сотрудничества с НАТО, то в трех государствах Закавказья это сотрудничество принимало все более конкретный характер – вплоть до принятия и осуществления индивидуальных планов партнерства Грузии и Азербайджана (а в перспективе – и Армении) с НАТО¹⁵. Несмотря на довольно пессимистические оценки текущих возможностей расширения присутствия НАТО в Закавказье, появлявшиеся во влиятельных западных изданиях военно-политического профиля¹⁶, Генеральный секретарь НАТО обсуждал в Тбилиси перспективы присоединения Грузии к альянсу (пусть и в неопределенном будущем). Поддержку сближению Грузии и НАТО высказал в ходе визита в Тбилиси в мае 2005 года президент США Дж. Буш¹⁷.

В Азербайджане и Армении в конце 2004 года обсуждались индивидуальные планы партнерства между НАТО и этими государствами. Такие планы могли бы со временем «трансформироваться» в планы по присоединению к альянсу. НАТО также приветствовала расширение участия военнослужащих закавказских государств в операциях в Ираке, Афганистане и Косово. Хотя по состоянию на 2005 год альянс явно не был готов обсуждать свое участие в разрешении нагорно-карабахского конфликта и не планировал развертывание какой-либо военной базы в закавказском регионе¹⁸, подобные планы, возможно, уже вынашивали американские военные¹⁹.

Для взаимодействия с закавказскими партнерами в НАТО применяется тактика работы через «молодых» членов альянса, что позволяет снять расходы и политическую ответственность с США и крупных европейских держав (в том числе в связи с негативным российским отношением к активизации НАТО на Кавказе). С другой стороны, в полной мере используется опыт теперь уже не просто посткоммунистических государств, а стран – бывших республик СССР (к которым относятся и закавказские государства).

Натовские «новички» имеют возможность утвердить свою роль в качестве проводников влияния альянса на пространствах Евразии в первую очередь посредством специальных программ помощи военным реформам в странах Закавказья. Эти программы поддерживаются правительством США, которое полагает, что опыт прибалтийских государств, приобретенный ими на пути адаптации к натовским стандартам, может оказаться полезным для других стран – бывших республик СССР, заявивших о стремлении сближаться с НАТО. Особенно активно развивается сотрудничество между Литвой и Грузией, направленное на консультирование грузинской стороны по вопросам реализации индивидуального плана партнерства между НАТО и Грузией²⁰. Можно также предположить, что со временем, и если в аппарате НАТО будет принято соответствующее решение, «молодые» члены альянса, такие как прибалтийские страны, Румыния и Болгария, станут активными проводниками идеи интеграции в НАТО каких-либо из закавказских государств. Такая поддержка может быть важной для Вашингтона, если другие страны – члены альянса будут высказывать сомнения относительно планов расширения присутствия НАТО в Закавказье.

В рамках «консолидации» влияния евроатлантического сообщества и стремления направить ресурсы Евросоюза на стратегически выгодные США проекты, американское руководство активно настаивает на сближении Турции с ЕС и ее последующем вступлении в Евросоюз. Для Соединенных Штатов было бы крайне желательно, чтобы Европа экономически поддержала важного стратегического союзника США, пусть даже несколько «охладевшего» к ним с начала 2000-х годов. Если процесс подготовки к вступлению Турции в Евросоюз будет запущен, то ЕС будет «отвечать» за экономическое развитие Турции и приведение ее в соответствие с западными стандартами в области рыночной экономики и демократического государственного управления, а США смогут сильнее опираться на Турцию в своей ближневосточной политике безопасности и разрешении региональных конфликтов.

Аналогичный сценарий может начать осуществляться и в отношении Украины, где победа на президентских выборах осени – зимы 2004 года была достигнута силами, опиравшимися на прозападную политическую платформу.

Со времени президентских выборов на Украине 1999 года Соединенные Штаты имели возможность в течение пяти лет присматриваться к перспективным лидерам, вырабатывать планы поддержки оппозиции и просчитывать возможные сценарии развития событий в кампании 2004 года, в которой не мог участвовать Л. Кучма. Возможность в обозримой перспективе реализовать свои цели при режиме Кучмы или его последователей представлялась Соединенным Штатам незначительной. Например, в 2001–2002 гг. американцы окончательно разочаровались в возможности добиться украинско-натовского сближения, которое опережало бы углубление отношений НАТО с Россией. Поэтому перспективы подключения Украины к реализации евразийской стратегии США связывались американской администрацией с приходом к власти в Киеве более прозападных политиков.

На протяжении 2000–2004 годов американским политтехнологам удалось выработать и опробовать рамочный план по смещению коррумпированных, теряющих популярность правящих режимов в «недореформированных» странах Восточной и Южной Европы. Такой план был основан на содействии оппозиционным движениям в момент выборов, в подтасовке результатов которых оппозиция имела основания обвинить действующую власть. Успех плана в каждом случае зависел от наличия подходящих оппозиционных политических лидеров, понимания уязвимых мест «старых» властных элит, возможности нейтрализовать противодействие третьих стран и так далее.

Встраивание Украины – потенциальной части «Новой Европы» в свою «евразийскую стратегию», очень важно для США по ряду причин. Во первых, Украина может стать показательным примером того, как новым демократическим элитам удается успешно формировать национальную идентичность и реформировать страну, позволит продемонстрировать миру «мягкую мощь» Соединенных Штатов. Все время своего пребывания у власти администрация Буша находилась под огнем критики именно за то, что США пренебрегали «мягким» компонентом национальной мощи, опираясь в основном на силовое давление или прямое применение силы.

Сближаясь с НАТО, Украина будет вливаться в ряды «Новой Европы» – группы американских союзников в ЦВЕ. Роль в ней Украины может состоять в посредничестве между США и другими государствами постсоветского пространства, где смена элит еще не произошла или только что произошла. Киев мог бы содействовать в подготовке вооруженных сил стран Закавказья и Центральной Азии, а также передавать оппозиции опыт борьбы против действующей власти.

В середине первого десятилетия XXI века ряд государств – членов ЕС активно выступал за увеличение автономии европейских союзников США по НАТО в сфере внешней политики, безопасности и обороны, а Вашингтон пытался эту автономию ограничить. Однако стоит признать, что Европейскому Союзу как игроку на поле международной безопасности было выгодно сотрудничество с Соединенными Штатами даже на весьма жестких ограничительных условиях, выдвинутых Вашингтоном, к военным ресурсам которого структуры ЕС могли бы получать доступ через взаимодействие с НАТО. В середине 2000-х годов Европейский Союз еще только «обучался» проведению военных операций низкой и средней интенсивности, поэтому сотрудничество с НАТО в Боснии, где в декабре 2004 года началась военная миротворческая операция Евросоюза, являлось для европейцев и необходимым, и целесообразным, если ЕС планировал и дальше повышать свой статус влиятельного субъекта мировой политики, подкрепляя его военно-политическим потенциалом.

К концу первого срока президентства Дж. Буша складывалась ситуация, в которой «военный кулак» США и «мягкая сила» Европейского Союза могли фактически дополнять друг друга в соседних с ЕС регионах. Например, Вашингтон «пугал» ливийского лидера М. Каддафи возможностью смены режима в Ливии по «иракскому сценарию», в то время как Брюссель «заманивал» Триполи в сети программ поддержки средиземноморских государств и преференциальных торговых соглашений. Итогом такого, возможно, спонтанно сложившегося сотрудничества стало открытие Ливии для международных инспекторов по контролю над оружием массового уничтожения весной 2004 года и другие «реверансы» М. Каддафи в сторону Запада.

Тем не менее при второй администрации Дж. Буша эта взаимодополняемость «мягкого» финансово-организационного ресурса ЕС и прямолинейного силового давления США скорее всего подвергнется испытаниям. Прежде всего, серьезные трения способен вызвать вопрос о взаимоотношениях Турции и ЕС. Если за начало постепенного процесса интеграции Турции в ЕС выступали ряд авторитетных европейских лидеров – например, Ж. Ширак и Г. Шредер, то против – с одной стороны, население многих стран ЕС (включая французов и немцев, причем во Франции «турецкий вопрос» в той или иной формулировке будет вынесен на референдум), а с другой – наднациональные органы ЕС, которым предстоит еще адаптироваться к работе в составе 25 комиссаров, представляющих все государства – члены ЕС. О том, насколько усложнился поиск компромисса внутри ЕС после расширения 2004 года, свидетельствовал кризис с утверждением Европейским парламентом нового состава Европейской комиссии в октябре 2004 года. Поэтому, вероятно, США и ЕС придется нащупывать другие пути углубления участия Турции в евроатлантическом сообществе.

Различаются и подходы Европейского Союза и США к путям разрешения палестино-израильского конфликта. Здесь сближение позиций сильно осложнено, однако оно неизбежно потребуется для поддержания духа союзничества в трансатлантических отношениях после иракского кризиса. Смена руководства Палестинской автономии могла бы привести к сближению подходов США и ЕС к урегулированию конфликта – особенно, если бы наметилось желание сторон конфликта к продвижению в направлении долгосрочного урегулирования.

В более широком контексте проблема взаимодействия между США и Евросоюзом (внутри которого позиции Германии и Франции, оппонирующих политике Дж. Буша, чаще всего играют решающую роль) в конфликтных зонах Евразии заключалась в том, что главные цели американской политики на Ближнем Востоке и в сопредельных регионах – это победа над радикалами, которые стояли за террором против США, кажущаяся утопической «демократизация» мусульманских государств, а также вполне прагматичная попытка получить контроль над добычей энергетических ресурсов Ближнего Востока. В то же самое время для Западной Европы Ближний Восток – регион, напрямую воздействующий на внутриполитическую ситуацию в странах ЕС ввиду своей географической близости и наличия диаспор выходцев с Ближнего Востока в западноевропейских государствах. Поэтому, как это продемонстрировал раскол во мнениях по «иракскому вопросу», Евросоюз с огромным опасением взирал на любые резкие действия США в регионе, которые могли бы спровоцировать террористическую активность и социальную нестабильность в Западной Европе.

Глава VII

КИТАЙСКАЯ ПОЛИТИКА АДМИНИСТРАЦИИ БУША:

ЛИДЕРСТВО, ПРОТИВОБОРСТВО, ВОВЛЕЧЕНИЕ


Говоря об историко-политическом контексте современного этапа американо-китайских отношений, можно выделить ряд факторов и событий совсем недавнего и относительно отдаленного прошлого, которые продолжают оставаться актуальными в воззрениях и мотивациях американской элиты. Эти факторы составили своего рода историческую память и предопределили систему аргументов, которую так или иначе должен был учитывать любой президент в определении линии США – Китай.

жүктеу/скачать 0.93 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: