Глава II. Российские соотечественники за рубежом: общая характеристика современной ситуации

В соответствии с Концепцией внешней политики Российской Федерации вопросы защиты прав и законных интересов российских соотечественников за рубежом возведены в разряд важнейших внешнеполитических задач. Однако до сих пор имелось довольно фрагментарное представление о положении российской диаспоры, ее социально-демографических и этносоциальных характеристиках, проблемах трудоустройства, о степени соблюдения прав и свобод, о социальном самочувствии, миграционных настроениях и др. Восполнить этот пробел призваны исследовательские проекты «Положение соотечественников в странах СНГ и Балтии», предпринятые в 2004, 2006 гг., комплексный мониторинг «Динамика поведения русских диаспор в государствах Евросоюза», проведенный в 2006 г., специальные исследования статуса русского языка (проекты «Русский язык в мире» и «Русский язык в новых независимых государствах»). Благодаря реализации этих уникальных по масштабам и задачам проектов, Министерство иностранных дел России и Правительственная комиссия по делам соотечественников за рубежом, другие заинтересованные организации и государственные структуры получили достоверную информацию о положении и потенциале российской диаспоры, что будет способствовать в будущем выстраиванию оптимальных моделей культурного, экономического и информационного сотрудничества с ней.

Анализ этнополитических моделей на постсоветском пространстве позволяет выделить некоторые новые тенденции. Так, проблема гражданства, остро стоявшая еще в середине 90-х, постепенно стабилизировалась. В большинстве республик бывшего СССР основная часть российской диаспоры уже определилась со своим гражданством, и подавляющее большинство, в среднем не менее 90%, имеет гражданство страны проживания¹. Однако самыми важными вопросами, решение которых даст соотечественникам уверенность в своем будущем и сделает их жизнь более комфортной, остаются: возможность получения двойного гражданства (российского, наряду с гражданством страны проживания) и придание русскому языку статуса государственного².

На фоне этих весьма позитивных фактов резко выделяются страны Балтии – Латвия и Эстония, в которых проблема не только не «рассасывается», но и становится все более острой³.

Все это позволяет сделать вывод, что процесс адаптации диаспоры к политическим и экономическим условиям происходит достаточно медленно, и, если будут развиваться нынешние тенденции, понадобится не менее 20– 30 лет, чтобы произошла полная смена поколений в диаспоре, что позволит существенно снизить остроту проблемы с гражданством⁴. Вопрос о двойном гражданстве в наибольшей степени волнует жителей Армении, Молдовы, Украины, Казахстана и Кыргызстана, рассматривающих его как возможность беспрепятственных связей с Россией. По мнению аналитиков, наличие двойного гражданства скорее будет служить закреплению соотечественников в стране проживания, чем иммиграции в Россию. Разумеется, институт двойного гражданства достаточно сложен и неоднозначен. Он может поставить лицо в противоречивое положение, особенно если между государствами, гражданином которых оно является, возникают конфликты. Но в нынешних условиях данный институт может стать одним из способов защиты прав и интересов россиян, оказавшихся в ближнем зарубежье, но не желающих порывать правовые связи с Россией.⁵

Необходимо отметить, что на выбор этнополитических моделей в некоторой степени влияют социальные и экономические характеристики российской диаспоры. Проведенные российскими экспертами исследования показывают, что по своему социально-профессиональному составу русскоязычные в странах СНГ в основном являются квалифицированными специалистами, как в производственной, так и в непроизводственной сфере, квалифицированными рабочими. Значителен процент пенсионеров среди представителей российской диаспоры¹.

Анализ рынка занятости населения позволил установить, что ситуация на национальных рынках труда отличается особой остротой и напряженностью. Сокращение занятого населения, рост числа безработных, усиление дисбаланса спроса и предложения рабочей силы, перераспределение рабочей силы из сферы материального производства в сферу услуг, скрытая безработица, отсутствие взвешенной миграционной политики, основанной на реальной оценке ситуации в странах Содружества, ухудшение демографической ситуации, недооценка роли социального партнерства, появление в крупных масштабах неполной занятости на предприятиях составляют основу нынешнего состояния национальных рынков труда государств, входящих в СНГ².

Нестандартные формы трудовой деятельности становятся наиболее эффективными в обеспечении самозанятости населения. Ныне в государствах Содружества доля населения, обеспечивающая себя работой (самозанятие), составляет 30,6% в Таджикистане, до 56,3% – в Кыргызстане³. Прежде всего это лица, занятые торгово-посреднической деятельностью и оказанием услуг, работающие на семейном предприятии, в личном подсобном хозяйстве.

Основные причины увеличения самозанятости населения прежде всего связаны с высоким уровнем скрытой безработицы, низким уровнем заработной платы в государственном секторе и несвоевременными выплатами, нехваткой инвестиций для создания дополнительных рабочих мест, отсутствием четкой государственной программы обеспечения занятости населения⁴.

Необходим комплексный анализ формирующихся национальных рынков труда в странах СНГ, постепенная унификация законодательства о занятости населения, установление правовых, организационных и экономических основ занятости граждан государств Содружества на едином трудовом пространстве, а также предоставление им необходимых социальных гарантий на основе наиболее эффективно действующих положений законов о занятости стран СНГ. Широкий комплекс проблем связан с регулированием трудовой миграции в масштабах СНГ. Конечная цель – обеспечить свободу передвижения населения по территории стран Содружества, которая является одним из главных атрибутов рыночной экономики и демократического общества. Однако это дело будущего, хотя многое в законодательной сфере делается уже сейчас. К примеру, в целях совершенствования координации работы и комплексного рассмотрения вопросов сотрудничества с государствами-участниками СНГ в Минтруде России создана Рабочая группа по координации работы в социально-трудовой сфере в рамках деятельности СНГ. Утверждены Положение о Рабочей группе и её состав.

На сегодняшний день, несмотря на стихийное решение проблемы занятости населения, существует и безработица. Самый большой показатель безработных по СНГ – в Грузии – 11,2%, причем русскоязычное сообщество страдает от безработицы в большей степени, чем люди титульной национальности, что объясняется плохим знанием ими грузинского языка⁵. Разумеется, такая ситуация может быть прямо связана с общим состоянием рынка занятости в странах бывшего СССР. Так, руководитель предприятия или организации – профессия вообще достаточно редкая (или до них не удалось дойти за счет выбора метода исследования), однако наибольшее количество русскоязычных в Киргизии добилось должностного успеха именно в этой сфере деятельности. В Казахстане для русскоязычного населения практически полностью закрыты все области деятельности, связанные с госслужбой, однако во всех остальных областях русскоязычное население не испытывает значительных проблем с устройством на работу.

В целом, доля тех, кто удовлетворен своей работой, среди представителей русскоязычных достаточно высока и составляет от 30 до 45% населения в различных странах. Скорее всего, эта цифра зависит не от специфического отношения к русскоязычным, а от социально-экономического положения в стране, хотя для Казахстана отмечены случаи, когда русскоязычных брали на работу в коммерческие фирмы гораздо охотнее, чем казахов. Правда, все же особенностью рынка труда в Алма-Ате, по оценкам респондентов, является достаточно сильно выраженная семейственность, и, как следствие, клановый принцип подбора работников на предприятиях. Такая же ситуация отмечена и для Узбекистана, где тоже очень развит семейно-родовой принцип отношений. Наименьшее число неудовлетворенных своей работой – в Украине, переживающей экономический подъем. Значительное количество опрошенных (около 80 %) работает по своей специальности, лишь 12 % вынуждены заниматься случайными приработками. Напротив, в большей степени проявляется неудовлетворение работой в странах с застойной и депрессивной экономикой¹. К числу стран с низкой удовлетворенностью работой также относится Молдавия: официальные опросы общественного мнения показывают, что 80% населения хотели бы уехать за рубеж, а доля молдавских граждан, работающих за рубежом, составляет более 11%. По оценкам Международного бюро по труду, в Молдавии большей частью безработица затронула мужчин – около 60 % и людей, проживающих в сельской местности – 73,2%².

Рассмотрение такого критерия, как «неудовлетворенность работой» в возрастном разрезе показывает, что наибольшие проблемы наблюдаются среди возрастной группы старше 55 лет, где 35,5 % не удовлетворены работой; в младшей группе эта цифра намного ниже – 27,6 %. Закономерно, что чем выше уровень образования у респондентов, тем выше и удовлетворенность работой.

Уровень материального благосостояния русскоязычных респондентов выглядит достаточно пестро: в большинстве республик значительная часть общества (60–70%) испытывает существенные материальные трудности. Косвенно это подтверждается таким критерием, как «постоянная необходимость брать в долг». К примеру, в группе респондентов старше 55 лет самый высокий показатель отмечен для Грузии – 47,3 % и Таджикистана – 40%, а самый низкий – для Украины и Казахстана – около или чуть больше 20%. Особенно бедствуют наши соотечественники в Грузии (26,3% – за гранью нищеты), ненамного лучше показатели в Таджикистане – 24,2 %. Лишь 5% соотечественников считают себя достаточно обеспеченными людьми³. Практически нет богатых, ни в чем не нуждающихся людей, среди русскоязычных Грузии и Казахстана (менее 1%). В Украине заметно больше тех, кто оценивает свое материальное положение со знаком «минус»(61%), также оно не очень позитивно оценивается гражданами Азербайджана (52%), Армении (51%), но в безусловных лидерах – Казахстан, где 73% опрошенных оценивают свое материальное положение со знаком «плюс».

Те, кто считает, что «не все так плохо, и можно жить», составляют 30,4% в Украине, до 24,0% в Киргизии и 19,6% в Грузии. Половина опрошенных в Таджикистане считает, что жить трудно, но терпеть можно. Напротив, доля отчаявшихся, полагающих, что «бедственное положение терпеть уже более невозможно», в Грузии составляет 23,4%, в Киргизии – 20 %¹. Наблюдается также тенденция к снижению уровня благосостояния пропорционально с увеличением возрастных данных. Эта тенденция фиксируется для всех стран, находящихся в состоянии экономического роста, так как здесь среди старшего поколения достаточно тех, кто не приспособился и никогда уже не сможет приспособиться к изменениям, происходящим в социально-экономической сфере. Можно предположить, вслед за И. Сидоренко, что уровень жизни русскоязычных, так же, как и их социальное самочувствие, напрямую зависит не только от отношения к ним, но и от общей социально-экономической ситуации в стране проживания².

Тесно связано с материальным уровнем благосостояния и социальное самочувствие русскоязычных граждан. Проведенные нами и другие исследования позволили зафиксировать некоторые закономерности и в этом вопросе. Прежде всего, в рамках тех стран, которые являются объектом нашего исследования, было выявлено два четко выраженных полюса. На одном полюсе – Казахстан, где все показатели социальных настроений, социального самочувствия предельно позитивны. И на другом полюсе – Украина, где очень сильны колебания в настроениях граждан – это самая чувствительная часть постсоветского пространства. Если до 2004 г. здесь фиксировалось ощущение приближающейся катастрофы, негативизма, то в начале 2005 г. произошел некий всплеск настроений, ожиданий, оптимистического восприятия жизни, а позднее ситуация опять стала «проваливаться»³. В Украине, согласно оценкам экономистов, в последние годы наблюдается самый высокий показатель экономического роста среди всех республик постсоветского пространства. Соответственно, растет количество рабочих мест и улучшается социальное самочувствие населения⁴.

Еще один, на наш взгляд, важный показатель, на который следует обратить внимание – уровень социального оптимизма, так как социально-психологический фактор нельзя не учитывать. «Бодрый» настрой демонстрируют центральноазиатские страны: Киргизия и Казахстан: половина опрошенных смотрит в будущее с оптимизмом. Вероятно, это можно объяснить особенностями национального менталитета. Больший уровень рефлексии характерен для Украины (40% граждан считают, что ничего не изменится), к ним примыкает Белоруссия(45%). Граждане в этих странах скептически оценивают все, что происходит, а взгляд в будущее не такой позитивный, как у соседей.

Большинство представителей российской диаспоры, сравнивая нынешние времена с временами СССР, испытывает чувство ностальгии, состоящее из двух основных компонентов – трезвой оценки современного материального положения и самоощущения себя как национального меньшинства, чего не было во времена СССР⁵.

Парадокс ситуации состоит в том, что население обычно оценивает свое материальное положение более сдержанно, чем его рисуют объективные статистические данные. Хотя формально доходы многих людей, особенно в относительно благополучных экономически странах, существенно выросли со времен Советского Союза, одновременно выросло и чувство неуверенности в собственном будущем⁶. Так среди грузинских русскоязычных лишь около 5% фиксирует перемены к лучшему, в Киргизии – 12,7%. В остальных странах эта цифра составляет 15–20%¹. Следует особо учитывать поколенческие расхождения: к примеру, в Украине молодежь уже не испытывает сожаления о временах СССР, происходит достаточно быстрая адаптация, тем более это связано и с экономическим ростом в стране. Подводя итоги пятнадцати лет суверенитета, прошедших после распада Союза, можно отметить, что жители большинства стран объективно проиграли в результате распада СССР.

Действительно, социальное положение русскоязычных коррелирует не столько с действующими этнополитическими моделями, сколько с общим состоянием экономики страны проживания, они занимают социальное положение не ниже среднего, в силу высокой квалификации занимают неплохие позиции в сфере частного бизнеса и найма. Между тем их психологическое состояние остается достаточно тяжелым. Объяснения этому лежат не столько в плоскости социально-экономической, сколько в культурной, языковой, психологической сферах. Практически во всех странах, где проводился опрос, значительное большинство русскоязычных полагает, что им живется тяжелее, чем представителям коренной титульной нации, хотя в оценке титульного населения преобладают позитивные показатели: 76 % русскоязычных в Азербайджане, 63 % – в Грузии, 60 % – в Таджикистане считают отношения между русскоязычными и представителями титульного этноса достаточно хорошими².

В отношении наличия межнациональной напряженности, судя по проведенному исследованию, ситуация в Казахстане может быть признана достаточно неблагополучной в этом плане, поскольку только 37 % опрошенных считают, что отношения между русскоязычным населением и представителями титульного этноса складываются благополучно. Большая же часть респондентов отмечают достаточно высокий уровень напряженности во взаимоотношениях, а 23 % вообще уклонились от ответа, что само по себе тоже говорит о многом. В Киргизии процент опрошенных, считающих, что отношения напряженные, несколько ниже – 28%. Высокие показатели напряженности именно в этих государствах объясняются, по всей вероятности, высоким уровнем отторжения русскоязычных от традиций, обычаев и контактов с представителями титульной нации.

Сравнивая данные по оценке материального положения и межличностной напряженности, можно выделить несколько групп стран с различной ситуацией по этому вопросу. В Таджикистане и Азербайджане невысокий уровень жизни наблюдается на фоне относительно мирных взаимоотношений с местным населением. В то же время в Казахстане и Киргизии относительно сравнимый уровень жизни не соответствует значительно более сложным межнациональным отношениям. Украина занимает особое положение, поскольку здесь низкая степень межэтнической напряженности имеет место на фоне сравнительно высокой степени материального обеспечения. Грузия же выделяется относительно невысоким межнациональным напряжением при высоком уровне бедности³.

Что касается этнополитики, то, в значительном своем большинстве, русскоязычные граждане сталкиваются с нарушением своих прав именно как русских⁴. Однако ненасильственная этническая дискриминация остается почти не замеченной, хотя примеров на бытовом уровне (типа объявлений «сдам жилье русским», «русская семья снимет квартиру»; сообщений в СМИ о кафе или барах, дирекция которых распоряжается не пускать в него «черных» или «кавказцев») достаточно. С рассказами о дискриминации при приеме на работу, при поступлении в школу или вуз, при контакте с милицией или судами приходится сталкиваться постоянно. На официальном уровне принятие новыми независимыми государствами законов о государственных языках без включения каких-либо гарантий для русского или других языков является ничем иным как запретом на профессию по признаку знания государственного языка; избрание гомогенных парламентов (Молдавия); преобладание числа безработных среди русскоязычного населения (Таджикистан); отсутствие образовательной базы для обучения языкам (Туркмения) – реальное проявление дискриминации. Беспрецедентна ситуация в Узбекистане в начале 90-х гг., когда были запрещены к использованию российские учебники по истории, литературе и обществоведению, а с марта 2001 г. – российские учебники по естествознанию и точным наукам (под видом «морального устаревания»). Причем, нарушение запрета грозило немедленным увольнением. В школы направлялись инспекции, обыскивающие учеников и учебные помещения с целью выявления и уничтожения «запрещенной» литературы¹.

Наше исследование показало, что от 30 до 40% русскоязычных граждан отмечают факты нарушения своих прав при устройстве на работу. Аналогичная ситуация возникает и при иных обстоятельствах – при получении образования, начислении пенсии, получении жилья.