Рукопись Владимира нестерова повесть «зов петуха»
жүктеу/скачать 0.91 Mb.
|
Рукопись Владимира НЕСТЕРОВА Повесть «ЗОВ ПЕТУХА» Владимир НЕСТЕРОВ Он чувствует Время, Он знает Правду; Он полон гордости, Добра и чести – ПЕТУХ!
Звонкий голос его – ЗОВ К ЖИЗНИ! Зов петуха
Повесть Кто сказал, что тормоза визжат? Не было ни визга, ни скрипа, ни прочих глупостей. Современные машины тормозят лихо, но, как и ездят, почти беззвучно. Здесь другие встретишь редко. Возможно, и было что-то такое киношное, эффектное? Александр вообще ничего не слышал, даже серенаду модного клаксона и звонкую «речь» чем-то не довольного хозяина иномарки. Его просто здесь не было… Смутно доходило до сознания, что он в клинике, что рядом друг, участник банного ритуала по пятницам… В свой дом («трёхэтажный скворечник», так презрительно называл его Сашка) идти не хотелось. Вот и решил поставить машину в старый гараж за кольцевой дорогой. Тропка, с прошлой жизни хорошо знакомая, сама под ноги легла. Утонул в мрачных мыслях и не заметил, как из кустов шагнул под колёса. Водитель орёт, Александр извиняется, и так обидно, что вдруг разом не прервалась жалкая, нелепая его жизнь. Год за годом ждал, что вот всё сделает и тогда заживёт, как хочется – в том и был весь смысл. «Всё желанное – на потом. Но вот уже и нет будущего! И зачем тогда жить? Лучше так, сразу, чем догнивать месяцами и дойти в беспамятстве до… В его преуспевающие сорок пять». Вот о чём думал, плетясь без разбора по вечерним улицам. Уже знал, что завтра сам шагнёт под колёса. Жалел себя и каялся, что так глупо, неправильно прожил… – Красавчик, угости даму сигареткой. Сразу и не понял, что это к нему. Высокая, худющая (ну, просто доходяга), увешенная дорогими массивными украшениями, вызывающе модно одетая, сладенько улыбалась. – Курить вредно! Ты, совсем ещё девочка, училась бы лучше, книжки читала, а не по улицам шлялась. – Машинально изрекал банальные истины, столь естественные в своей правильности, но так здесь не уместные. – Что ты, дядя, я всё умею. И тебя научить могу. Но, за всё платить надо. Ты должен бутылку пива уже за то, что на меня глазеешь. Он и впрямь глазел, сам не сознавая. Красивая, шельма, и прекрасно это понимает. Разозлился, скорее на себя, шагнул мимо, убегая от соблазнов. – Иди ты! Сказал почти грубо. И упёрся в шеренгу длинноногих пацанов. Улыбаются, предвкушая кураж. Здоровенный взрослый мужчина в солидном дорогом костюме, весь такой «правильный», сейчас трусливо бросится от них наутёк. Смешно будет, весело! Развлекаются. Сашка легко разметает хилую шпану – эта золоченая молодёжь труслива: почувствует силу – разбежится. Или иначе: вот и ещё один способ покончить с нелепой жизнью. Яростно ринуться в бой – вдруг, на счастье, пырнёт кто трусливо в спину ножиком. Глупости. Нет ножиков у этих лощёных сыночков богатых родителей. Воображалы они, а не хулиганы какие. И девчонка та только рисуется, никакая она не продажная. В обычной жизни наверняка отличница, музыкальную школу окончила, какой-нибудь театральный или другой престижный кружок посещает. Все их шалости от скуки и для самоутверждения. В юности и сам он шалил, но куда круче… У него и сын такой. Статус чада бизнесмена обязывает. Вадиму на шестнадцатилетие купил модный байк, навороченный. Есть и у сына соответствующий прикид: яркая кожаная курточка с побрякушками, точно такая, как у того – позади, в окружении девочек. Красуется: недопитая бутылка импортного пива, в другой руке сигарета, болтает непринуждённо, будто происходящее его не касается. А не он ли здесь за «козырного»: в самом центре, уверенно небрежен, в левом ухе массивная золотая серёжка. Раньше не замечал её у Вадима. Мысли не допускал, что и пьёт, и курит, и в уличной «шайке» атаманит. А какое самообладание! Ситуацию контролирует, узнал отца, но виду не подаёт: – Серёга, не цепляйся. И его слушаются. – Иди, иди, мужик, домой с миром. Как постороннему. Отца стесняется? Так задело, аж растерялся, поплёлся понуро. _ _ _
В третий раз ставит джип не в гараж под домом, а в тесную коробку среди сотен таких же, кооперативных. И всё ради этой тропинки: очень уж укромной и так неожиданно выбегающей из зарослей прямо на оживлённую трассу, где резвятся лихие «железные кони», уставшие от городских светофоров и «зебр». Пока не везёт! И зачем такие хорошие тормоза делать научились? Ах, какая приятная неожиданность: почти вплотную к обочине, к кустам, где шагал камикадзе, резво катил «Москвич». Уж у этого-то и колодки не те, и нет там всяких технических наворотов. Хороший водитель на такой машине ездить не станет, это факт. Один из прочно стоящих на ногах бизнесменов областного центра радостно бросился в объятия добротного советского бампера. Водитель не стал тормозить… _ _ _
– Тише, тише, Певун, не надрывайся. Опять припоздал, не сплю уж. Хватит глотку драть понапрасну: кому в дело – тот на ногах, а праздным лежебокам твой голосишко не помеха. Скуп на похвалу Микола. Худой и высокий. Тело бугрится увядающей силушкой. Редкие белые патлы, давно не стриженные, тщетно норовят прикрыть морщинистый лоб. Зато пух седой бородёнки спрятал рытвины смятой кожи лица. А буравчики очей, озорных, бодрых, придают старому вид моложавый. И повадки под стать: силён ещё, быстр, энергичен, говорит без устали, шутит весело. Узрел Микола нетерпение Певуна: тот спорхнул на росную мураву, хвост и голову горделиво тянет и ногами топает. –- Пошли, пошли. Вишь, не терпится ему? Дело спешки не любит, но и мороки не терпит. Как всегда, поучает. А петуху, видно, по нраву слушать хозяина. Тут ритуал священный: дед впереди на длинных своих ногах шагает широко, размашисто, сверкая голыми коленками; Певун следом, задрав голову, высоко поднимая цепкие когтистые лапы, ступает важно. Поступь петушиная дивная: вытянется, голова и грудь в вертикальную линию, привстанет на цыпочки всеми пальцами, поднимет одну лапу, сжав в кулачок, прижмёт к перышкам, затем, боднув грудью, ступит широко, расправив коготки, и снова, снова шаг за шагом. В той поступи и горделивое величие, и готовность к действию, и уверенность в себе. Обход! Микола с Певуном проверяют свои владения: где что не в порядке, к чему надо руки приложить, что новое за ночь взошло, зацвело, вызрело. Каждому расточку, цветку, ягодке дед доброе слово скажет. Ладони его только на вид большие и грубые – перышки петуха знают, какие они тёплые, нежные и ласковые. То там, то тут наклонится, присядет, потрогает, подправит… Потом вместе чай пьют. Микола задумчив, рабочий день планирует, какое дело более важное, более срочное. И как лучше организовать. Много хлопот у деревенского жителя. Певун рад помочь, но что он может своими коготками. У петуха и свои дела есть, своё пернатое хозяйство, свои заботы. Вон уже вылезают из люка дверей курятника его клуши. Но терпеливо ждёт. Дед пьёт чай на крыльце, наливая из терракотового чайника. Непременно угостит верного друга. Дождался Певун своей очереди, знать остыл чай, а Микола – любит обжигающий. –- На, пей… Так ласково с петухом разговаривает. Присел на корточки, чашку тянет. Певун подходит горделиво, без спешки, но и без боязни, с доверием. Голову задирает высоко, холку вздыбливает, чтобы лепестки бороды не замочить, прячет в перышки шеи, быстро, но расчётливо опускает клюв в глиняную кружку, всасывает сладкий чай и, задрав в гору, наслаждается. Так раз за разом, пока всё не допьет. Дед ждёт, сыпет шуточки, не обидные, добрые… Нет Миколы! _ _ _ Тогда еще и осенью не пахло, но она уже созрела, как созрели фрукты и овощи. Микола на обходе всё на небо поглядывал, ворчал недовольный: – Что же Сашка не едет? Обещался. Пора копать, давно ботва скошена. Дожди начнутся, по всем приметам, совсем скоро. Эх, упустим времечко… Чай пил быстро. Это бывало в дни большой, авральной работы. Потом достал телефон, что редко случалось. Встал у калитки и долго разговаривал с Сашкой – сыном, значит. Повеселел, даже с Певуном чуток поиграл, шутливо гоняясь, норовя вырвать из хвоста пёрышко. Потом было много работы. На коне приехал друг Миколы Васька – тоже дед добрый, хоть и не такой весёлый. По очереди за плугом «подрывали бульбу». Дело это не простое, сноровки требует. Надо точно пустить остриё плуга под корчи, чтобы клубни не резать, в земле не оставлять, но и не присыпать, тогда широкий лемех так распластает борозду, что вся бульбочка будет на поверхности. Таким способом копать легко и быстро. Певуну и его курочкам было радости: среди рыхлой земли и клубней немало вкусной живности. И дед тут же рядом на коленях ползает, своими ручищами пласты земли переворачивает, бросает «бульбу, добро уродившую» в широкие корзины. Кряхтя, зацепив длинную лямку на плечо, таскал их полные, «изрядно тяжёлые», в сарай. И всё с нетерпением поглядывал то на ворота, то за речку, где дорога в деревню, а то на небо. С каждым разом всё больше тускнел и хмурился. Видать не только от усталости. Певуну на сына жаловался: – Да что он, Сашка, мать его, совсем не мужик! Знает же, что подорал много, на них рассчитывал. Всё она, Валька! Будто сама не деревенская? Приспичило ей по магазинам шататься. А тот, тряпка подкаблучная, настоять не может, что батьке помочь – важнее. Для кого выращиваю всё? Эх… Досадливо озирал заброшенные огороды запущенных усадеб: – Совсем опустела деревня, на помощь позвать некого. Не «перспективной», видишь ли, стала. И Галька пока одна с козами справляется. Мало их аль много, а уход надобен. Где видано в наше-то время: без выходных одной управляться. Галька – это соседка. Коз Певун и не видывал – они где-то там, у реки, за оградой. Понял из разговоров петушиным умишком, что коз тех «нянчить надобно»; когда-то было их немало, и до ухода на пенсию Микола тоже «за ними ходил». Сейчас «директор-дурень» приказал перебить («самого б его сдать на мясо»), и за теми, что остались – одна Галька «ходить». Подоспела помощь деду. С утра только Певун и курочки были в помощниках. Первой прямо через забор перескочила «Стрекоза». Так дед «кличет» соседскую девку. Иногда, правда, ласково зовёт Алёнкой. А мать её, та самая Галька, чаще сердито – Ленкой. Чудно всё это у людей. Микола, «чтобы не терять ни хвилинки на таскание», принёс мешки. Теперь копались каждый в своей борозде и из корзин клубни в мешки сыпали. Стрекоза эта, хоть и вредная, «вертлявка неугомонная», но «ручонками грабает шустро», от деда далеко вперёд умчалась. Певун её не любит, есть причины, но клевать не стал: пускай поможет Миколе. Совсем стало весело, когда заявилась и Галька, «бабёнка добрая». Она копала картошку так быстро, что дед, видя, как дело спорится, повеселел, снова шутить стал. Со своим управившись, вернулся и Васька. Стрекоза, величающая его Василием Ивановичем, сразу притихла перед бывшим учителем. А Галька, хоть и её он тоже в своё время учил, зовёт «дядька» и совсем не робеет. Людей Певуну понять трудно. Вот и Микола, то сам ругал сына, а тут стал защищать и оправдывать, когда друг заговорил о нём плохо. Совсем дело пошло ладно. Васька у всех опорожнял корзины, и теперь деду не надо было, морщась, вставать с коленок. И без того притомился хозяин: нелёгкое дело «земельку ворочать». Сашка приехал с женой и сыном, когда распаханных рядков почти не осталось. Валька поздоровалась со всеми разом и потащила в дом сумки из машины. На огороде не появлялась. Учуяв вкусные запахи, Певун ступил за порог (хозяин его запросто пускает в дом), но эта накричала, да ещё пнула – больно. Да, невестка совсем с ним не ласкова. А сын Миколы Певуна любит: разговаривает обо всём, с руки даёт сладкие печенюшки, семечки и другое, что вкусненькое. И ладошки у него, хоть и не такие бугристые и шершавые, как у деда, но тоже добрые и ласковые. Сын вообще очень похож на отца, хоть без бороды и усов, но такой же огромный и сильный, «быстр в деле», «руки растут, откуда надобно», «к земле привычный». Только угрюмый какой-то, совсем не весёлый, словно кем-то обиженный. Александр вечно виноватый. Перед отцом всё извиняется, старанием вину заглаживает. Старого от дел (благо, их осталось немного) отстранил, усадил на скамейку отдыхать. Тот и сидит – совсем необычно это – и всё морщится, видать, не только от усталости – от боли. Певун деда своего знает. Сын вовсю старается: тяжеленные мешки крепкими ручищами легко на плечо бросает, почти бегает. «Малого» своего загонял указаниями. Вадим, мал-мал, а в рост, как дед и батька. Только худющий, мясом не оброс пока, не заматерел. Этот на работу не охоч, больше на Стрекозу поглядывает. Но говорят – делает. Управились вовремя. Назрели сумерки, петух и курочки на насест подались. Как и когда расходились и разъезжались, не приметил. Больше деда Певун не видел. Утром долго-долго кукарекал, вызывал на крылечко. Не дождавшись на обход, чуя беду, бил в дверь клювом, хлопал крыльями. Отчаянно звал деда! Уже и клуши вылезли, и солнышко следы вчерашнего дождя зализывало… Видя беспокойство петуха, примчалась Галька. За ней он в дом прошмыгнул, чует: дед на кровати, а снизу не рассмотреть. Соседка плачет, петуха гладит, говорит совсем странно: – Нету Миколы… Так и не понял, куда дед делся? Искал его повсюду. Должен же он появиться, к своему Певуну вернуться. Петух ждёт! Много людей было, все, кого раньше видел и совсем не знакомые. Три дня суетились, «сумные». _ _ _ Галька, к груди прижавши, отнесла Певуна к себе. Следом – Стрекоза гнала его курочек. На соседском подворье бывать приходилось. Лаз в углу, за малиной, давно ему ведом. Здесь было и чище, и просторнее. А главное, куда больше всякой живности. Собачонка, страшнее видать доводилось, всегда на цепи – и тем не опасная. Пусть себе лаем заливается, только близко не подходи – тогда навредить не сможет. Свиньи больше в сарае, а иногда в грязи лежат, жирные боровы, такие не поворотливые. Певун как-то скакнул кабану на спину – только держись от рыла подальше, а так не страшно. Ленивая кошка и утки с селезнем петуху не помеха. Кто страшен, так это огромная рогатая корова. Того и гляди, растопчет копытищами. В пору молодости, пока там старый петух хозяйничал, Певун частенько лазил к соседским курочкам. Сейчас многочисленным чужым пернатым царством правит пёстрый Красавчик – огромный, сильный и вредный. Певун, ценой не малой, отвадил его на дедово подворье лазить, но и сам к нему не совался. Красавчик встретил их неприветливо. Не успела хозяйка зёрнышек принести, уже за чужой курочкой погнался. Как бы ни был молодой силён и страшен, разве такое вытерпишь? Сцепились! Бой был не равным и жестоким. И Красавчику досталось изрядно. Пока хозяйка метлой их разгоняла, двор впитал немало кровушки. Разошлись каждый в свой угол и со своим семейством. Снова в драку лезть не отваживались. Но уголок чужого двора был отвоеван. Кормят тут щедро, курятник тёплый просторный, все щели глиной замазаны, стены известью выбелены. Но зачем Певуну чужое? Нет и тут деда! Погостил немного и увёл через лаз домой своих курочек. Так и живут. За осень и зиму обветшало подворье, заросло травой сорной, исчезли тропочки. Остатки культур, листья, ветки, мусор залётный – никем не убраны. Ворота покосились, петли и клямка калитки покрылись ржавчиной. В конце огорода, у самой речки, штакетник совсем завалился. Прореха в заборе стала главной угрозою. Забредали коровы, приходилось прятаться. Наломали, нагадили. А собаки! Мелкая облезлая шавка, что повадилась в щель между створками ворот лазить, трусливой оказалась. Пару раз показал ей свои когти, хорошенько клюнул в темечко и отвадил на его с дедом двор шастать. А вот та огромная худющая псина, явно бездомная, что через проём бегает, ух – страшная. Приходится прятаться – и она здесь вовсю хозяйничает. Плохо без деда. _ _ _
…Не сбавляя скорости «Москвич» без суеты объехал неожиданно возникшего пешехода и только потом плавно затормозил, прижимаясь к обочине. Сдал назад и припарковался, уже правее опешившего Александра. Из машины вышел невысокий, худой мужчина в очках. Подошёл, молча взял куда более мощного за руку и, как нашкодившего мальчишку, усадил на правое переднее сидение, сел и сам, молчит, ждёт, пока тот вернётся к реальности. – Как это у вас получилось? Морозов сам ас вождения, каких только машин у него не было. Стаж за рулём лет двадцать, не один миллион километров положил под колёса, в разных переделках бывать приходилось. Но и он в данной ситуации просто раздавил бы педаль тормоза и совершенно бесполезно. Избежать наезда было не реально! А этот дедок, на вид деревенский, без суеты сделал единственно возможное и правильное. Отводил ему роль своего убийцы. Присмотрелся, а он и не дед, не на много Сашки старше. И столько во взгляде, в выражении лица, во всём облике того необычного водителя старенького «Москвича» было Понимания, житейской мудрости, что враз всё ему выложил… Всю жизнь от всех таил наболевшее. Безжалостно откровенный рассказ обо всех горестях Сашкиной жизни вылился из глубинки покореженной души гладко и стройно, как давно заученный. Он сказал всё, что и самому себе говорить боялся. Седой мужчина умел слушать: не пробуждал стыд собеседника пристальным взглядом, не похабил излияния души репликами, в любом случае не уместными, не добавлял боли возгласами сочувствия. Улёгся локтями на колесо руля, через стекло всматривался в сумерки и вслушивался в суть произносимых слов. Сашка смотрел туда же. И думал о том, как пролетала его жизнь: вполне благополучная, внешне очень хорошая, даже прекрасная. _ _ _
Знал правду живого и настоящего. Как ни тяжело пробиться от зёрнышка к свету, но через все преграды росток выйдет и даст плоды. Был он рослым и крепким, умелым и умным, справедливым и правильным – вожак ребятни и в хорошем, и в шалостях. Ему доставался лучший конь, был самым ловким тягальщиком копен, первому из сверстников доверили грабалку, а потом косилку. Рано стал бегать по соседним сёлам ухаживать за девчонками. Умел за себя постоять и дрался много. Учился легко, был хорошистом, но не лучшим. Крестьянское дело освоил с детства. Любил деревню и жизнь деревенскую. Знал природу, лес и речку, чем они полезны. Общественное мнение презирало деревенщину. В городе и легче, и благ больше. В деревне – труд, неудобства, бедность и… зависть. Деды и родители не желали чадам своим трудной крестьянской участи. Хоть кем, хоть как, но в город. Бурно росли города, пополняясь молодёжью, бегущей из села. А Сашка мечтал растить и лечить скотинку. Но, как все, рванул в город. Примитивность преподавания в сельской школе не позволила поступить сразу. Одолеть конкурс не удалось даже сельским отличникам. Разве грамотный учитель сидел бы в то время в деревне. На вступительных экзаменах такое спрашивали, о чём Сашка даже не догадывался, а должен был знать. Это так разозлило! Что он, хуже городских с их спецшколами. Пока служил – читал книги. Год работал за станком на заводе – штудировал учебники, прописался в библиотеках, посещал подготовительные курсы. Направление от завода и стаж рабочего помогли пробиться в политехнический. Пусть не то, что хотел, но и у него образование – высшее. Общаги, общаги… Не легко прожить на стипендию. Чтобы питаться сытно, как в деревне, и одеваться хоть чуточку по моде, как городские, чего только ни делал. В стройотряды ездил, вагоны разгружал, «сынкам» чертил по ночам курсовые. Женился после третьего курса. Искал жену городскую, образованную. Валя была молодой учительницей в школе. Культурная, модная, красивая. Но и она оказалась из глухой деревушки родом. Унизительно жить за счёт жены. Она работала и зарабатывала. Он всё ещё был студентом. И пусть все продукты вёз из деревни (сам пахал там и сеял), подрабатывал, как мог, и нёс в итоге не меньше денег в семью. Но, «она его содержала». Ей дали малосемейку. Она купила холодильник и телевизор, диван и кресла. Он своими руками восстановил гнилую сантехнику, облагородил обшарпанные стены, – это «она создала удобства и уют». Он строгал, приколачивал, мастерил, а ночами чертил. Она писала конспекты, примеряла обновки, высыпалась перед рабочим днём. И командовала. А он «сидел на её шее». Дал зарок: стать богатым. Крутил, ловчил, налаживал связи. Трудился на совесть. Быстро сделал карьеру, назначили начальником. Его зарплата, наконец-то, стала больше, приработок весомее. Он добился получения квартиры, приобрёл участок и построил дачу. Даже купил свой первый «Жигулёнок». Она – строила планы и давала «ЦУ». Жизнь наладилась. Родили наследника. Но рухнул здравый смысл! Вовсе не те, кто больше знал и умел, кто лучше и эффективнее трудился, стали жить по-настоящему богато и, даже – роскошно. Инженер – презренный и нищий. Дельцы и проныры – уважаемы и очень богаты. И он стал бизнесменом! Помогли связи, знания, умения, крестьянская хватка. Много раз Александра обманывали, «кидали» и «подставляли», «доили» и использовали. Но продолжал «крутиться». Деньги большие, даже очень, приходили и уходили. Всё же больше приходили… Создал семье жизнь достойную. А в душе ни покоя, ни уюта, ни радости. Сейчас у него деревообрабатывающее производство. Мебель из массива гонит в Европу. Дело налажено, обороты весьма приличные. Есть компаньон с малой долькой акций. Александр платит, он тратит, нагло обворовывает, ещё и командует. Куда денешься -- сын прокурора, у него «везде всё схвачено»… Мечтал о другой жизни, думал пожить по настоящему потом, но неизлечимая болезнь лишила этого «потом» и последние месяцы жизни смысла. _ _ _
жүктеу/скачать 0.91 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|