С итальянского перевела Ирина Константинова действующие лица антония, безработная джованни

Комедия в двух актах под редакцией Франки Раме

(версия от 11 октября 2008)
С итальянского перевела

Ирина Константинова
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

АНТОНИЯ, безработная

ДЖОВАННИ, рабочий, муж Антонии

МАРГАРИТА, служащая, на временной работе.

ЛУИДЖИ, рабочий, муж Маргариты

ПОЛИЦЕЙСКИЙ

БРИГАДИР КАРАБИНЕРОВ

МОГИЛЬЩИК

СТАРИК, отец Джованни

ВТОРОЙ МОГИЛЬЩИК
Несколько карабинеров, полицейских и носильщиков

Роли Полицейского, Бригадира карабинеров, Могильщика и Старика исполняет один и тот же актёр.

ВСТАВИТЬ В ПРОГРАММКУ:

В очень давние времена мечтали о сильном и достойном рабочем классе. Сегодня его руководители мечтают о банковской партии.

Этот спектакль был впервые поставлен 3 октября 1974 года в "Палаццина Либерти" в Милане и оставался в репертуаре до 10 октября 1980 года.

Спектакль, который мы сейчас сыграем, впервые вышел на сцену в 1974 году. Тогда эта история казалась совершенно невероятной, даже сюрреалистической. И в самом деле, в ней говорилось о событиях, которые прежде никогда и нигде не случались. Мы рассказали о женщинах на окраине Милана, которые, придя в супермаркет, вдруг обнаружили, что цены подскочили едва ли не вдвое. Разгневанные, они поначалу решили оплатить только половину указанной на ценнике стоимости, а потом и вовсе отказались платить за товар. Наш рассказ тогда выглядел чистейшей фантазией.

Помню, в частности, что поначалу, когда мы играли эту комедию в "Палаццина", то женщины называли эту акцию "оплатой по-пролетарски", "гражданским неповиновением".

Некоторые критики обвинили нас тогда в том, что мы создаём фантастический политический театр, придумываем преувеличенно парадоксальные и невероятные истории. Наверное это были журналисты, не знавшие истинного положения вещей, люди, которые не читают даже той газеты, где работают, а значит не в состоянии ничего предвидеть.

А через несколько месяцев произошло именно то, о чём мы рассказали на сцене. Точно так! Постоянных клиентов, которые поступили, как эти женщины, арестовали и отдали под суд. Во время судебного процесса газета "Джорнале", которой руководил тогда Индро Монтанелли, призвал судью обвинить в этом и нас, поскольку именно наша комедия побудила людей совершить такое преступление.
АКТ ПЕРВЫЙ

Квартира простого рабочего. Слева на сцене высокий комод со стеклянными створками, односпальная кровать. Справа вешалка и большой двустворчатый шкаф. В центре стол и три стула. В глубине ещё один шкаф — кухонный с сушилкой для посуды, холодильник, газовая плита, немного в стороне два баллона для газовой сварки.

В тех случаях, когда действие происходит на улице, на заднике воспроизводится знаменитая картина Джузеппе ПЕЛЛИЦЦА ДА ВОЛЬПЕДО Четвёртое сословие (См. прилагаемый файл)¹

На самом деле сегодня эти события происходят на улице.

МАРГАРИТА. Послушай, а можно узнать, откуда у тебя взялось столько денег, чтобы накупить всё это?

АНТОНИЯ. Я ведь уже объяснила… Набрала бонусов! В упаковке стирального порошка нашла даже золотую монету… и на ней Папа римский, утративший милость божью, потому что потерял в этом году 35 миллионов евро.

МАРГАРИТА. Полный крах веры! Ох, наконец-то и богатые тоже плачут! А ты брось рассказывать мне эти сказки про золотую монету!

АНТОНИЯ. А что, не веришь?

МАРГАРИТА. Конечно, нет!

АНТОНИЯ. Ну, тогда расскажу другую. Итак, жил-был однажды… (МАРГАРИТА недовольная намеревается уйти) . Куда ты?

МАРГАРИТА. Привет!

АНТОНИЯ. Иди сюда… обидчивая! Садись… и послушай, да я правду тебе расскажу.

МАРГАРИТА (садясь на упаковку бутылок с водой). Ну давай, рассказывай.

АНТОНИЯ. Иду я утром за покупками, а сегодня особый день — день скидок. Приходим в супермаркет… Не знаю уж, сколько нас собралось… И оказалось, что несколько человек уже устроили скандал из-за того, что цены со вчерашнего дня опять подскочили. С ума сойти! И директор пытается успокоить нас: "Но я ничего не могу поделать, — говорит, — это дирекция устанавливает цены, это она решила поднять их." "Решила? А кто ей позволил?" – спрашивает какая-то женщина. "Да никто. Но это вполне законно, потому что у нас свободный рынок, свободная конкуренция!" "Свободная конкуренция с кем? С нами! И мы должны с этим мириться? Вы превращаете всех на во временных работников! Поднимаете нам цены…" "Кошелёк или жизнь!" Тут я и говорю: "Да вы же грабители!" А потом я спряталась, потому что испугалась так, что и не передать.

МАРГАРИТА. Да ты просто молодец!

АНТОНИЯ. Потом одна женщина сказала: "А теперь хватит! На этот раз цены будем устанавливать мы. Заплатим столько, сколько платили в прошлом месяце. Более того, пересчитаем всё ещё по старым итальянским лирам." А другая добавила: "Это примерно половина того, что платим сейчас!" А ещё кто-то говорит: "А станете спорить, заберём весь товар и вообще ничего не заплатим вам, ничего!" Ты бы видела директора: он побелел, как полотно. "Но вы с ума сошли! Я вызову полицию!" Летит, как ракета, к кассе, хватается за телефон… а он не работает. Кто-то оборвал шнур. "Позвольте, позвольте! Мне нужно пройти в дирекцию… Позвольте, пропустите меня!" А его не пускают… Женщины окружили и не пускают… Он толкает их… Вырывается… Толкает… Ну и мы в долгу, разумеется, не остались, а одна женщина притворилась, будто получила удар в живот и упала как бы в обморок.

МАРГАРИТА. Вот молодец!

АНТОНИЯ. Ты бы видела какая артистка! Всё казалось по-настоящему… А ещё там была одна такая огромная женщина, пожилая. Так она упёрла палец прямо в лоб директору и говорит: "Подлец! Бьёшь несчастную женщину, а она, может быть, беременна. А потеряет из-за тебя ребёнка, знаешь что тебя ждёт? В тюрягу загрохочешь! Убийца!" И тут все как закричат: "Детоубийца! Детоубийца! Детоубийца!".(Хохочет) Ну прямо животики надорвёшь!

МАРГАРИТА. И чем же дело кончилось?

АНТОНИЯ. Ну, кончилось тем, что этот дурак (в оригинале х…) перепугался до жути и уступил… И мы заплатили столько, сколько решили. Надо признать, кое-кто перестарался (смеются), захотел взять в кредит, даже не называя имени: "Нет, я не стану указывать свой адрес, — говорит, — потому что потом, вы, дорогой директор, ещё донесёте на меня… Я вас знаю! Вы должны доверять нам на слово. (Женщины собирают мешки, поднимаются и собираются идти дальше) Доверие – душа торговли… Разве не вы это без конца повторяете нам? Так что, до свиданья. И хорошего вам доверия!"

МАРГАРИТА (весело смеётся). Ха-ха-ха!

АНТОНИЯ. "Полиция!" — вдруг крикнул кто-то… (роняет пакеты).

МАРГАРИТА (готова бежать). Да ты что, дура?! Меня чуть удар не хватил!

АНТОНИЯ. Да нет, это было ложная тревога… Однако все женщины бросились врассыпную… Кто побросал пакеты на землю, кто разревелся от страха. "Успокойтесь!" Это вмешались трамвайщики и рабочие муниципалитета. Они рядом с супермаркетом проводили демонстрацию протеста из-за того, что уже несколько лет не обновляли их трудовой договор. "Успокойтесь! Успокойтесь! И чего в штаны наложили, боитесь, что заберёт полиция? Да боже ж мой! Вы имеет полное право платить истинную стоимость этих вещей. Это всё равно что забастовка, даже лучше, потому что после забастовок в накладе всегда мы остаёмся – рабочие. А тут у вас, наконец, забастовка, за которую расплачивается хозяин. И даже лучше получается (МАРГАРИТА смеётся и аплодирует). У нас низкая зарплата, низкая зарплата! И мы не будем платить! За все годы, что приходим сюда за покупками, вы столько у нас наворовали и лир, и евро! И потому унесём сейчас отсюда всё, что захотим!

МАРГАРИТА. Ничего не заплатив?

АНТОНИЯ. Ну да! И тогда я подумала… Я боролась сама с собой… Ужасно боролась и потом… Я сделала все покупки заново! "У нас низкая заплата – не будем платить!" — кричала я тоже. И все остальные орали: "Верно! У нас низкая зарплата, и мы не будем платить!" А та, что упала в обморок, быстренько оправилась и бросилась к полкам: "У нас низкая зарплата, и мы не будем платить! Не будем платить!" Что тут началось! Казалось, Бастилию приступом берут.

МАРГАРИТА. Ха-ха-ха, вот здорово! Чёрт возьми, как жаль, что меня там не было. Весь день на телефоне сидела: "Здравствуйте, я Маргарита, чем могу помочь вам? Здравствуйте, я Маргарита, чем могу помочь вам? Здравствуйте, я Маргарита, вас интересует наше новое предложение?"

МАРГАРИТА. Прости, но и что теперь скажешь мужу? Не станешь ведь и ему вешать лапшу на уши, будто получила бонусы…

АНТОНИЯ. А что, думаешь, не поверит?

МАРГАРИТА. Думаю, нет.

АНТОНИЯ. Да, конечно… в это трудно поверить. Беда ещё в том, что он у меня такой законопослушный, что наверняка устроит сцену. А между тем я сегодня истратила все деньги, какие ещё оставались, и на завтра у меня нет ни лиры, чтобы заплатить за газ, свет и очередной взнос… у меня переменная ставка, и я не платила уже три месяца....

МАРГАРИТА. Ну, если на то пошло, так ведь я тоже… И за квартиру не платила уже пять месяцев, и если только Луиджи узнает… (помогает Антонии доставать покупки). И даже таких покупок не сделала, как ты…

АНТОНИЯ. Это не беда. Видишь сколько, этого добра на целый приют хватит. Возьми немного и отнеси домой.

МАРГАРИТА. Нет, нет, ради бога… Спасибо… но не хочу… К тому же, я ведь уже сказала, что у меня ни копейки нет, чтобы заплатить тебе за это!

АНТОНИЯ (серьёзно). Ну если нет денег, чтобы заплатить… (меняет тон) Да ты что, дурочка?!! Половину этого добра я ведь, считай, сама себе подарила… И что же, я буду с тебя деньги брать за это?! За кого ты меня принимаешь? Ну, давай, бери сколько можешь и уноси, тем более, что мне всё равно некуда деть всё это!

МАРГАРИТА. Да, а что я потом мужу скажу? "Знаешь, это наполовину украденное!" Он же убьёт меня. Нет, нет.

АНТОНИЯ (достаёт разные банки из мешка). А мой нет, не убьёт, потому что это запрещено законом… Но сведёт меня в могилу своими скандалами. Высунется в окно и закричит: "Моя жена — воровка!" (АНТОНИЯ выходит на просцениум к окну и выглядывает в него). И начнёт защищать честь своего незапятнанного имени: "Лучше умереть с голоду, чем нарушить закон! Я всегда за всё платил до последнего чентезимо… Бедный, но честный." И тут же залезет в шкаф.

МАРГАРИТА (удивившись). В шкаф?

АНТОНИЯ. Ну да… Всякий раз, когда ссоримся… вот уже двадцать лет... он забирается в шкаф… Потом обливается там до смерти, но не выходит. У него всё продумано! Висячий замочек изнутри, скамеечка… Сидит там и читает программу основных требований профсоюзов… Наизусть учит. Открывает дверцу только для того, чтобы снова обругать меня! Ладно, хватит болтать, сейчас приготовлю быстренько хороший супчик… Есть хочется…

МАРГАРИТА. Честно говоря, я тоже проголодалась.

АНТОНИЯ. Вот и давай пообедаем… Ах, какая же я голодная! Сегодня я два часа убирала в детском саду, ну и помогала кормить детей… Знаешь, не удержалась и поела вместе с одной малышкой. Кормила её с ложечки… "Ешь, ешь… это же так вкусно… Смотрит, я тоже ем! Ам, ам…" Чуть ложку не проглотила. Какой позор, бедный ребёнок! (Рассматривает коробку, которую держит в руках) А это что я такое взяла? (Читает) Мясной корм для кошек и собак? Нет, ты только посмотри! (Передаёт банку Маргарите).

МАРГАРИТА (читает). Гомогенизированный, на любой вкус! А зачем взяла?

АНТОНИЯ. Да нет, я не выбирала. Просто в суматохе схватила первое что попалось по руку… (берёт другую банку) А это что?

МАРГАРИТА (читает). Просо для канареек. Чип… чип… чип… (смеётся).

АНТОНИЯ (берёт другую коробку). Ну, я по крайней мере не платила за эти вещи. Иначе не пришлось бы есть. (читает) "Замороженные кроличьи головы"!

МАРГАРИТА. Что ты говоришь? Кроличьи головы?! Замороженные кроличьи головы?!

АНТОНИЯ. Ну вот же написано: "Для обогащения питания ваших кур… Пять кроличьих голов — пятьдесят чентезимо…"

МАРГАРИТА. Дёшево, однако!

АНТОНИЯ (с огорчением). И ведь не могу пойти и обменять на что-то другое, потому что, как увидят меня, сразу арестуют! Ничего не поделаешь…

МАРГАРИТА (весело смеётся). Ха-ха-ха! Невероятно! И ты хочешь, чтобы я понесла домой эту дрянь?

АНТОНИЯ. Да нет! Не кроличьи головы, конечно… Я сама их съем… А ты возьми обычные вещи: оливковое масло, макароны… Ну, поторопись, пока муж в ночной смене, успеешь спрятать всё это. (Кладёт банки в холодильник).

МАРГАРИТА. Спрятать, как же… А если вдруг придёт полиция и станет обыскивать дом за домом?

АНТОНИЯ. Не говори глупостей — полиция! Там, в этом супермаркете весь квартал собрался… Посмотри-ка (выглядывает в окно). Нас тут по меньшей мере десять тысяч семей… Можешь себе представить, чтобы полиция прочесала всех подряд? (смотрит в другую сторону, с тревогой) Чёрт возьми, мой муж! Поднимается, уже рядом… А я ещё ничего не спрятала… Сунь сюда…

МАРГАРИТА (испуганно). Куда?

АНТОНИЯ. Под пальто! (Маргарита быстро упрятывает пакеты под пальто на уровне живота). И помоги спрятать всё это под кровать… (В страшной спешке хватает пакеты со стола и с комода и суёт их под кровать, продолжая монолог). Ведь Джованни, если узнает, вызовет карабинеров: "Марешалло, арестуйте мою жену! Она воровка! Она убийца!" И заставит приговорить меня к смертной казни! Скорее, беги… задержи его! Расскажи ему что-нибудь…

МАРГАРИТА. Что рассказать?

АНТОНИЯ. Да что угодно! По телевизору сказали, что сейчас всюду погаснет свет, весь город погрузится в темноту!

МАРГАРИТА. В самом деле? И когда же сказали?

АНТОНИЯ. Никто этого не говорил… Господи, вот недотёпа!

МАРГАРИТА (направляется к двери и сталкивается с мужем Антонии Джованни). Здравствуй, Джованни…

ДЖОВАННИ. А, здравствуй, Маргарита… как дела?

МАРГАРИТА (торопливо, растерянно). Спасибо, хорошо… извини… Я спешу домой, а то сейчас свет погаснет… Чао, Антония, увидимся… (уходит).

АНТОНИЯ (Джованни в растерянности смотрит на уходящую Маргариту с большим животом). Ну чего же стоишь, как истукан? И вообще давно бы уже пора вернуться с работы. Где ж ты был всё это время?

ДЖОВАННИ. А что случилось с Маргаритой?

АНТОНИЯ. А что с ней должно случиться?

ДЖОВАННИ. Ну… Такая толстая стала — такой живот!

АНТОНИЯ. Ну и что? Первый раз, что ли, видишь замужнюю женщину с таким животом?

ДЖОВАННИ. Ты хочешь сказать, она беременна?

АНТОНИЯ (Накрывает для ужина стол: расстилает скатерть, ставит стаканы, раскладывает приборы). Ну, это самое малое что может случиться с человеком, который занимается любовью.

ДЖОВАННИ. И сколько месяцев уже? Я видел её в прошлое воскресенье, и мне не показалось…

АНТОНИЯ. Не показалось! Да ты разве понимал когда-нибудь что-нибудь в женщинах? Не говоря уже о том, что прошлое воскресенье было неделю назад… А за неделю при желании всё что угодно может произойти!

ДЖОВАННИ. Послушай, может, я и дурак, но не настолько же… И потом Луиджи, её муж, работает со мной в одном цехе, на моей же линии… Он всегда рассказывает мне всё о себе и своей жене… Но он не говорил, что она ждёт ребёнка…

АНТОНИЯ (не знает, как выпутаться). Ну… есть вещи, которые человеку иногда… неприятно рассказывать всему свету.

ДЖОВАННИ. Как это – неприятно? Ты что — дура? Ему неприятно, что жена ждёт ребёнка? Чего тут стыдиться? "О господь, прости меня! Я обрюхатил свою жену!"

АНТОНИЯ (подыскивая слова). Может… он не сказал тебе потому что… ещё сам не знает об этом. (Джованни в изумлении смотрит на неё. Антония невозмутимо продолжает) А если сам не знает, как же может сказать об этом тебе:

ДЖОВАННИ. Да как не знает?!

АНТОНИЯ. Ну ясно же — она не захотела ему сказать!

ДЖОВАННИ. Как не захотела?!

АНТОНИЯ. Ну да, потому что она… эта девушка… очень стеснительная… А ещё потому что он, Луиджи, всё твердит Маргарите, будто ещё рано, что сейчас неподходящее время с этим кризисом в самом разгаре, что сначала нужно как-то устроиться… что если забеременеет, то её уволят. И к тому же всё время заставлял принимать пилюли.

ДЖОВАННИ. Но если заставлял принимать пилюли, как же она всё-таки забеременела?

АНТОНИЯ. Ну ясно как — они не действовали. Всякое бывает, сам знаешь!

ДЖОВАННИ. А если так, то зачем скрывала от мужа? Она же не виновата, что так случилось?

АНТОНИЯ. Ну… Может, пилюли не подействовали потому… что она и не принимала их вовсе…. А если женщина не принимает пилюли… (Не знает, что ещё придумать) то потом вот и случается, что пилюля… не действует (Хватает щётку и принимается подметать пол).

ДЖОВАННИ. Да что ты несёшь такое?

АНТОНИЯ (нервно кашляет). Маргарита — глубоко верующий человек… А папа римский сказал, что пилюля — это смертный грех…

ДЖОВАННИ. Послушай, ты что идиотка? Несёшь всякую чушь, как сумасшедшая! Пилюля, которая не действует, потому что её не принимают… Папа! У неё живот как на сносях, а муж даже не замечает?

АНТОНИЯ (в полнейшем затруднении). Может, Луиджи не замечал… потому что Маргарита… перетягивала живот!

ДЖОВАННИ. Перетягивала?

АНТОНИЯ. Да, да! Затягивала его туго-туго, очень туго… чтобы незаметно было! И вот сегодня, я когда встретила её, как раз и спросила: "Маргарита, а ты всё перетягиваешь?" Я так поговорила с ней, что она тут же и развязала живот, прямо там, на улице… Я говорю ей: "Ты что, с ума сошла? Хочешь потерять ребёнка? Кончай душить его, прекрати наконец! Снимай свои повязки, и наплевать, пусть увольняют!" Ребёнок важнее! Я правильно сделала?

ДЖОВАННИ. Конечно, правильно! Да, да, правильно!

АНТОНИЯ. Молодец я?

ДЖОВАННИ. Да, да, молодец.

АНТОНИЯ. Ну вот Маргарита пришла домой, и развязала живот. Тут он и появился! Ты бы только видел, Джованни!

ДЖОВАННИ. Я видел!

АНТОНИЯ. А ещё я сказала ей: "А если твой муж устроит скандал, скажи ему, чтобы пришёл ко мне, что тут у меня есть Джованни, который ему всё объяснит как надо!" Я правильно сделала?

ДЖОВАННИ. Конечно, правильно.

АНТОНИЯ. Я молодец?

ДЖОВАННИ (рассеянно). Да… да…

АНТОНИЯ. Ну и что я слышу: "Да… Да…" Это разве разговор? Я спрашиваю, ты что, сердишься на меня? А сердишься, тогда скажи, что я не так сделала?

ДЖОВАННИ. Да нет, я не сержусь на тебя… Я всё думаю о том, что сегодня случилось на фабрике.

АНТОНИЯ. А что там случилось?

ДЖОВАННИ. Мы все обеспокоены, встревожены… Потому что фабрика решила снять четыре линии и отправить их в Румынию! А мы должны выбирать: или увольняемся или тоже едем в Румынию… Мы, значит, едем туда, а они – сюда, потом они едут туда, а мы – сюда. Это называется рабочая ротация… И ещё называют нас прогульщиками! И действительно, на нашей фабрике уволили четверых рабочих. Они были мертвы! Двадцать дней как скончались! А эти забастовщики… из-за того, что мертвы, не выходили на работу! При всём, что творится, что собираются закрывать цех, я и говорю: нужно сохранять спокойствие… Так нет же, пятеро рабочих… Только пятеро, устроили в столовой скандал из-за еды. "Это гадость! Это свинство, нас кормят отходами!"

АНТОНИЯ. А что, это были хорошие продукты: вкусно приготовлено, хорошие порции?

ДЖОВАННИ. Нет, нет… И в самом деле просто гадость… Но не нужно было всем сразу поднимать этот шум!

АНТОНИЯ. Ну, если все сразу… Но ты сказал, их было пятеро!

ДЖОВАННИ. Поначалу! А потом все поднялись… Поели и ушли, ничего не заплатив!

АНТОНИЯ. И они тоже?

ДЖОВАННИ. Как это — и они тоже?

АНТОНИЯ. Да я к тому, что, не только эти пятеро… но и все остальные.

ДЖОВАННИ. Да, и представители фабрики тоже… Уж они-то во всяком случае должны были подать хороший пример… А не присоединяться к экстремистам!

АНТОНИЯ (притворяется, будто возмущена). Вот и я говорю!

ДЖОВАННИ. Так это ещё не всё. Выхожу на улицу, иду к метро мимо супермаркета и вижу огромную толпу женщин… человек триста, наверное, было, все орали… и все шли со множеством покупок и кричали: "Цены на эти продукты мы сами установили!" Ты поняла?!

АНТОНИЯ (возмущена как никогда). Ай-яй-яй, что происходит!

ДЖОВАННИ. Мало того, они захватили прилавки с товарами и большинство их них ушло, вообще ничего не заплатив.

АНТОНИЯ. И они тоже?

ДЖОВАННИ. Как это понимать — и они тоже?

АНТОНИЯ. Ну я же и говорю — как те сумасшедшие у тебя на фабрике, которые не заплатили за обед.

ДЖОВАННИ. А, ну да, и они тоже! И ещё директора избили.

АНТОНИЯ. Какого директора — супермаркета или столовой?

ДЖОВАННИ. Обоих!

АНТОНИЯ (не верит). Надо же, что творится! Ну и дела! Я потрясена!

ДЖОВАННИ. Ещё бы! Эти проклятые люмпены… А потом пойдут и будут кричать на всех углах, что рабочие воры, что мы — отбросы общества …

АНТОНИЯ. А причём тут рабочие? В супермаркете были их жёны, которые забрали товары, заплатив за ни скромную цену, разве не так?

ДЖОВАННИ. Да, но дома-то у них мужья… рабочие, которые притворяются, будто ничего не знают! И пожалуй ещё говорят: "Молодец, правильно сделала, что украла!" Вместо того, чтобы запустить им в голову банку за банкой… пакет за пакетом… (Антония невольно с тревогой хватается за голову) Знаешь, если бы моя жена устроила мне такую подлянку, я заставил бы её съесть эти консервы вместе с жестяной банкой и ключом для её открывания в придачу. И пусть тебе не придёт в голову что-нибудь подобнее, потому что, если вдруг узнаю, что ты участвовала в ограблении супермаркета или посмела заплатить меньше должного хоть за одну банку селёдки, я… я…

АНТОНИЯ (трогает горло, будто глотает эту банку). Заставишь меня съесть её вместе с ключом для открывания консервов! Я знаю!

ДЖОВАННИ. Нет, хуже! Я уйду из этого дома… Соберу вещи, и ты меня больше не увидишь! Более того, я сначала убью тебя, а потом потребую развода!

АНТОНИЯ (негодуя). Послушай, если собираешься разговаривать со мной в таком тоне, то можешь хоть сейчас убираться отсюда… и без всякого развода! Да как ты смеешь предположить, будто я… Смотри… вместо того, чтобы нести домой неоплаченные продукты, как запрещает закон, я… я… скорее уморю тебя голодом!

ДЖОВАННИ. Согласен! (Меняет тон). Кстати о голоде, что у нас сегодня на ужин? При этом скандале в столовой я предпочёл обойтись без обеда. (Садится за стол.) Ну так что будем есть?

АНТОНИЯ. Вот это! (Кладёт перед ним баночку корма для кошек и собак).

ДЖОВАННИ. Что это?

АНТОНИЯ. Читать не умеешь? Мясной корм для кошек и собак.

ДЖОВАННИ. Что?

АНТОНИЯ. Очень вкусный!

ДЖОВАННИ. Может, собакам и очень нравится!

АНТОНИЯ. А больше ничего не было. К тому же стоит совсем недорого, питательный корм… Содержит много белка… И без гормонов… Так что не растолстеешь, как телёнок!

ДЖОВАННИ. Ты что, смеёшься надо мной?

АНТОНИЯ. С чего ты взял? А ты когда-нибудь ходил за покупками? Под предлогом, что подорожала нефть, повысили цену на всё: на оливковое масло, на макароны, на рис и на сахар! Всё теперь стоит вдвое дороже. И потом ещё попробуй найди! И распространяют ложные слухи со спекулятивными целями!

ДЖОВАННИ. Эх… Ложные слухи! Но в любом случае я пока ещё не превратился в собаку! И гадость эту ешь сама!

АНТОНИЯ. Вот как! Так я и ем (принимается лаять).

ДЖОВАННИ. А я выпью стакан молока, и мне достаточно!

АНТОНИЯ. Сожалею, но молока нет, у него истёк срок годности, и я вылила… А свежего нет…

ДЖОВАННИ. Как это нет?

АНТОНИЯ. А, так ты не знаешь? Ну, может, помнишь некоторое время тому назад муниципальное предприятие, которое распределяло молоко, было приватизировано… Как же называлась та фирма? А, вот как — "Прямо из соска"…

ДЖОВАННИ. Ну и что?

АНТОНИЯ. Вчера она обанкротилась, как Пармалат, и всё молоко секвестировали кредиторы. Вместе с коровами!

ДЖОВАННИ. Да ты что? Вместе с коровами?

АНТОНИЯ. Ну да… Швейцарские коровы… Так сказали в новостях по телевидению!

ДЖОВАННИ. Быть не может!

АНТОНИЯ. Как не может, если я сама видела, как их разгружали с грузовиков…

ДЖОВАННИ. С каких грузовиков?

АНТОНИЯ. С крестьянских. Крестьяне заблокировали коров, привезли их к банку, который устроил банкротство, принялись доить их и вёдрами бесплатно раздавать молоко всем прохожим… (Смеётся) А потом одна корова зашла в банк и освободила свой желудок прямо в подземном банковском хранилище, которое случайно оказалось открытым… Внесла свой вклад: золотое дерьмо! (Снова серьёзно) Ну, так чего ты ожидал от меня? Что я возьму ведро только что надоенного конфискованного молока? Или ты не знаешь, что это преступление?

ДЖОВАННИ. Знаю, знаю.

АНТОНИЯ. И если бы я принесла домой это только что надоенное молоко, ты принял бы его?

ДЖОВАННИ. Нет, конечно.

АНТОНИЯ. И стал бы пить?

ДЖОВАННИ. Нет, конечно!

АНТОНИЯ. Так и не пей! Возмущаешься тут вовсю, а следовало бы знать, между прочим, что на той демонстрации против молока больше всех шумели твои товарищи из профсоюзов, из компартии, из социалистической партии и… из этой… Как она теперь называется? Всё время меняете название! Ах да, Демократическая партия! (делает презрительный жест рукой).

ДЖОВАННИ. Что значит всё время меняем название? И прекрати, пожалуйста, говорить в моём присутствии о Демократической партии в таком тоне (передразнивает её) — Демократическая партия! О ней нужно говорить с нежностью и любовью — Демократическая партия!

АНТОНИЯ. Демократическая партия… Партия свежего молока… снятого!

ДЖОВАННИ. Э, нет, нет!

АНТОНИЯ. Ну ладно… Пока ещё в доме есть вода, сварю-ка я тебе хороший суп…

ДЖОВАННИ. Из чего?

АНТОНИЯ (берёт пакетик просо). Из отборного проса для канареек.

ДЖОВАННИ. Из проса для канареек? Ты что, смеёшься надо мной?

АНТОНИЯ. Да нет, это хорошее просо и очень помогает при диабете!

ДЖОВАННИ. Но у меня нет никакого диабета!

АНТОНИЯ. Ну, значит, это я виновата, если до сих пор нет… К тому же стоит вдвое дешевле риса.

ДЖОВАННИ. Послушай, тебе нужно решить: или я собака или канарейка.

АНТОНИЯ. И чего ты переживаешь! Микела, что живёт напротив, говорит, что каждый день кормит своего мужа таким супом… И клянётся, что отличный получается!

ДЖОВАННИ. Муж Микелы? Да, я видел его сегодня на трамвайной остановке: у него уже оперение появилось! И даже иногда он делал вот так ножкой (Изображает курицу, роющую землю). Но трамвая всё не было, и тогда он закричал "кукареку!" (Изображает важную походку петуха). "Кукареку, обойдусь своими средствами!" (Изображает машущую крыльями курицу).

АНТОНИЯ. Перестань шутить. Просо — это замечательно! Но весь секрет в бульоне… Видишь, я купила ещё замороженные кроличьи головы (суёт ему под нос банку с кроличьими головами).

ДЖОВАННИ. Кроличьими головами?!

АНТОНИЯ. Конечно! Какой же ты невежда. Суп из проса варится с кроличьими головами. Я видела по телевидению… в той передаче, как же она называлась? Ах да, "Гадости на кухне"

ДЖОВАННИ (надевает куртку и направляется к двери) Хорошо… Хорошо… Я понял… Пока!

АНТОНИЯ. Ты куда?

ДЖОВАННИ. А куда же ещё, по-твоему? Пойду в какую-нибудь тратторию.

АНТОНИЯ. А деньги?

ДЖОВАННИ (возвращается). Это верно, дай-ка несколько евро.

АНТОНИЯ. Откуда мне взять их?

ДЖОВАННИ. Как оттуда? Не станешь ведь уверять, будто у тебя ничего не осталось…

АНТОНИЯ. Не стану, но ты забыл, что завтра нужно заплатить за свет, газ и кредит. Или хочешь, чтобы нам всё отключили?

ДЖОВАННИ. Ну что ты! (Антония надевает пальто). Ты куда?

АНТОНИЯ. К Маргарите. Она сделала сегодня много покупок, возьму у неё что-нибудь взаймы. Сейчас вернусь.

ДЖОВАННИ. Только кроличьи головы не приноси!

АНТОНИЯ. Нет, я принесу лапы! (уходит)

ДЖОВАННИ. Да, всё шутишь… А я так есть хочу… что съел бы даже (берёт банку, рассматривает и читает) "Лакомство для ваших кошек и собак. Гомогенизированное, вкусное… " Подумать только! Интересно, а как пахнет? Как же это открывается? А, надо же, просто отвинчивается. Для кошек и собак делают завинчивающиеся банки, чтобы сами не могли открыть. (Открывает банку, нюхает). Ну, вообще-то пахнет неплохо… Как тонко нарезанные почки, приправленные оливковым маслом и печенью трески. (Подносит коробку к уху, смеётся). Слышен шум моря (смеётся недовольно). Наверное эти кошки и собаки должны быть уж совсем идиотами, чтобы есть эту гадость (меняет тон). И всё же хочется попробовать! Но добавлю пару капель лимона, на всякий случай, от холеры. (Снаружи доносятся вой сирены полицейской машины, крики людей и громкие команды) Что ещё случилось? (Выглядывает в воображаемое окно и делает знаки кому-то, кто стоит в окне дома напротив). Альдо! Эй Альдо! Что случилось? Да, вижу что приехала полиция… А что им надо? Ух ты, сколько джипов! Что же это такое? Прочёсывание?! Что, из-за супермаркета? Какого супермаркета? А и здесь тоже? Что в нашем квартале? И когда это случилось? Сегодня? А кто? Все? Как все? Ой-ой-ой! Не может быть! Тысячи женщин! Нет, моей жены там точно не было. Она не пойдёт на подобное воровство, уж скорее накормит меня замороженными кроличьими головами! Только головы! Остальное выбрасывают. Очень вкусные…. Рубятся пополам, пара капель лимона и… (изображает, будто глотает) ну просто устрицы! Начинают фосфоресцировать! (смеётся) Нет, нет, не настаивай… Моя жена сегодня даже из дома не выходила. Она вспарывала живот подруге… Нет, не в том смысле, конечно, что ножом, просто нужно было снять повязки… Из-за мужа, потому что он, её муж, Луиджи не хочет, чтобы она беременела… Он даже пилюли заставлял её принимать… Но она посчитала, что папа римский прав, и потому пилюли не помогли, и за неделю у неё вырос вот такой живот… Чудеса да и только! Как не понимаешь? (Смотрит вниз, на улицу. Снова слышны крики, голоса и команды) Да это же настоящее прочёсывание! И в самом деле пойдут обыскивать дом за домом? Но пусть только явятся сюда, ко мне, я им покажу! Потому что это самая настоящая провокация! Чтобы потом обливать нас грязью: "Рабочее — это прогульщики, воры и дураки!"

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ. Можно?

ДЖОВАННИ. Кто там?

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ. Откройте, полиция!

ДЖОВАННИ (открывая дверь). Полиция? И что вам от меня нужно?

Входит ПОЛИЦЕЙСКИЙ

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Обыск. Вот ордер. Обыск во всём квартале.

ДЖОВАННИ. А в чём дело, что ищете?

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Послушайте, вы что, с неба свалились? Наверняка знаете, все знают, что сегодня взяли приступом супермаркет. Тысячи женщин и мужчин тоже приобрели там товары за полцены. Тонны товаров. А многие так вообще ничего не заплатили. Вот мы и ищем украденное или, если хотите, товар, приобретённый по сильно заниженной цене.

ДЖОВАННИ. И пришли искать его у меня? Хотите сказать тем самым, что я вор, хулиган и дурак!

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Послушайте, можете называть это как угодно. Я тут не при чём. Я получил приказ и должен выполнить его.

ДЖОВАННИ. Выполняйте, выполняйте… Но предупреждаю, это провокация, хуже: это называется хватать человека за задницу! Ещё и издеваетесь над нами, мало того, что заставляете умирать от голода. Посмотрите, что мне приходится есть: гомогенизированную еду для кошек и собак (протягивает банку Полицейскому).

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Что?

ДЖОВАННИ. Посмотрите, посмотрите… понюхайте, какая дрянь! Мы не можем себе позволить нормальную человеческую еду… Потому что цены заоблачные! Вот разве что кроличьи головы…

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Вы что, в самом деле едите это?

ДЖОВАННИ. Не так уж плохо, знаете ли!? Соблаговолите попробовать? Не стесняйтесь… Пара капель лимона и проходит как гомогенизированное кошачье дерьмо! Попробуйте! Помогает при запорах.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Нет, спасибо… Ни к чему как-то вызывать рвоту перед едой (Кладёт банку на стол).

ДЖОВАННИ. Понимаю… Может, хотите горячего, так я приготовлю вам вкусный суп из проса для канареек.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Просо для канареек? Вы смеётесь надо мной?

ДЖОВАННИ. И не думаю, вот оно, смотрите стоит всего пятьдесят чентезимо килограмм… Поешьте это… и защебечете: чик-чирик! И потом ещё станете вот так лапкой делать (подражает курице, скребущей землю) И станете настоящим куриным полицейским.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ (садится и снимает фуражку). Конечно, вам уже совсем плохо приходится, спору нет! Впрочем, нам ведь тоже с нашей зарплатой нелегко. Моя жена, бедняжка… Хоть я и обедаю в казарме… Знаете, я ведь вас хорошо понимаю. И… не мне не следовало бы говорить этого, но понимаю и всех этих женщин, которые устроили сегодня распродажу. Они правы… А вы знаете, что есть пенсионеры, которые в полдень ходят в столовые для бедных. И таких тысячи! А сколько несчастных, кто роется в мусорных баках на рынках! Видите ли, я лично глубоко сочувствую этим женщинам: с торговцами, которые воруют у нас деньги, завышая цены, можно бороться только одним способом — отнимать у них товар!

ДЖОВАННИ (потрясённый смотрит на него, не веря своим ушам) Что, что… Вы считаете, что женщины правы?

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Ну конечно… Дальше так ведь продолжаться не может. Вы не поверите, но мне ужасно неприятно приходить сюда в качестве полицейского и заниматься этим свинством — прочёсыванием. А главное для кого это делается? Для проклятых спекулянтов, которые заставляют людей голодать, которые хапают и воруют… Это ведь они воруют!

ДЖОВАННИ (потеряв дар речи). Простите, синьор полицейский… Я правильно понял — вы ведь полицейский, не так ли?

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Да, полицейский.

ДЖОВАННИ. А вы понимаете, что вы такое говорите? Вы же левее всех самых левых!

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Ну, для этого немного-то ума и нужно…

ДЖОВАННИ. Подумать только! Полицейский! Кто бы поверил! Да ведь это же речи экстремиста!

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Какого там экстремиста… Просто я человек, который думает своей головой. И который тоже выходит из себя. И пора бы уже перестать смотреть на нас, полицейских, как на скопище идиотов, которым достаточно только свиснуть, и они тут же бросятся за кем угодно, начнут лаять и кусать, как сторожевые собаки. И горе тем, кто решится заговорить поспорить… высказать собственные мысли… "Молчать! Место!"

ДЖОВАННИ. Но в таком случае, если вы так думаете, зачем же, извините, вы выбрали работу в полиции?

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. А кто выбирал? Вы, например, разве выбирали эту гадость для кошек и собак, эти кроличьи головы и эту пакость для канареек?

ДЖОВАННИ. Нет! Это был мой диетолог. И я уволю его сегодня же (снова становится серьёзным). Не было ничего другого!

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Вот и у меня не было никакого другого выбора… Или соглашаться или подыхать. Inter nos: у меня университетский диплом, дорогой синьор…

ДЖОВАННИ. Университетский диплом? А, вот почему цитируете латынь — Inter nos. Между нами, значит, говоря…

ДРУГОГО ПОЛИЦЕЙСКИЙ ЗА СЦЕНОЙ. Лейтенант… Мы тут закончили… Что делать? Дальше двигаться?

ПОЛИЦЕЙСКИЙ (громко в ответ). Ну да! Да только не слишком надоедайте людям… Идите по другой лестнице… Я догоню вас.

ДЖОВАННИ (Слушая ПОЛИЦЕЙСКОГО, волнуется, начинает кричать какие-то бессвязные вещи). Но что это… Извольте… Тут моя жена… И причём тут лестница… Ищете какие-то вещи! В моём доме!

ПОЛИЦЕЙСКИЙ (продолжает разговор с Джованни, недоволен). Да успокойтесь! Успокойтесь!

ДЖОВАННИ (оправдываясь). Я хотел помочь вам…

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Я не нуждаюсь в этом! Видите ли, inter nos… Я и говорю, у меня университетское образование. Мой отец всю жизнь тянул лямку, чтобы я мог учиться…

ДЖОВАННИ (публике). И мог бы говорить inter nos…

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. И к чему я пришёл? Ни к чему. Мне оставалось либо эмигрировать и либо пойти в муниципальные дворники либо в полицию! Меня вынудили… дорогой синьор! Иди, говорят, в полицию и узнаешь мир! И я узнал его, этот распрекрасный мир. Мир подонков, ловкачей и обманщиков!

ДЖОВАННИ (потрясённый). Но не все же думают, как вы. Некоторым очень даже неплохо работается в полиции.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Да, это те, кого одурманили разговорами о чести и долге и необходимости жертвовать собой. И потому, когда кого-то из них убивает как собаку какой-нибудь параноик, им достаточно похвалы министра… и медали вдове.

ДЖОВАННИ. Невероятно! Простите, но вы действительно полицейский? А если смеётесь надо мной, так признайтесь! Потому что вы ведь вынуждаете меня сочувствовать полиции… Но если об этом узнают на фабрике, меня засмеют! Потому что нельзя же приходить в магазин и платить за товар столько, сколько тебе вздумается! Необходимо соблюдать закон!

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Какой закон? Тот, который позволяет воровать миллионы, просто обменивая лиры на евро без всякого курса?

ДЖОВАННИ. Но чтобы противостоять несправедливостям, нужно использовать демократические методы борьбы… Для этого есть парламент, есть партии. Можно реформировать законы…

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Реформировать? Если не считать нескольких несущественных поправок, то самые главные законы, которые они породили, только узаконивают этот бардак, когда повсюду должности в правительстве и связанных с ним учреждениях распределяются по принципу личной преданности и партийной принадлежности. Реформы проводятся только для того, чтобы выпустить из тюрем главных воров, чтобы спасти тех, кто занимался тёмными сделками. И ещё для того, чтобы поднять зарплаты депутатам и сенаторам даже если они осуждены за коррупцию и воровство…

ДЖОВАННИ. Добавьте сюда также, что на государственные должности принимают на работу всех родственников политиков: детей, жён, даже тех, про кого говорят — седьмая вода на киселе. Об этом писала даже коммунистическая газета.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Сначала воруют, потом издают удобные законы! И за всем этим стоит Демократическая партия (Повторяет жест, который раньше делала Антония, когда говорила об этой партии.)

ДЖОВАННИ. Нет, нет, только не Демократическая партия!

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. А вам разве не известно, какими путями она прорывается к власти? Или газет не читаете?

ДЖОВАННИ (покорно). Знаю. Даже мне не по душе такие приёмы…

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Дело в том, что серьёзные реформы можно провести, только если взяться за них всем миром, и проводить их самим, а не делегировать наши права разным проходимцам. А теперь извините, но мне нужно идти выполнять свои обязанности (надевает фуражку и направляется к выходу).

ДЖОВАННИ (растерянно). Кто бы мог подумать! Сначала всё отрицаете, всё осуждаете, строите глобальные планы, казалось бы, вам и карты в руки, а потом… надеваете фуражку и снова превращаетесь в полицейского.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Вы правы. Я из тех, кто способен только говорить… Отвёл тут у вас душу и иду дальше. Очевидно, мне ещё недостаёт мужества и совести. Я из тех, кто пока ещё умеет только болтать.

ДЖОВАННИ. Вот, молодец! Только болтать… Бедняга с университетским дипломом, вынужденный служить полицейским, потому что у него нет другого выбора… Отец тянул лямку и вырастил вот такого упитанного телёнка… А вы что думали, я расплачусь? "Не могу эмигрировать, знаете ли, у меня университетское образование!" Конечно, вам следовало эмигрировать или уж скорее пойти в дворники… Это же вопрос собственного достоинства. А вы говорите как человек, у которого всегда наготове оправдание. Лишь бы ничем не рисковать! Это называется антиполитика! А завтра, готов поспорить, столкнусь с вами у нашей фабрики, когда будем проводить пикет… Вы заявитесь и скажете: "Извините… Постарайтесь понять… Я придерживаюсь левых взглядов… Я даже левее самых левых… Постарайтесь понять… inter nos… Бац! (Изображает удар дубинкой) "С университетским дипломом!" (Меняет тон) Вы же из породы привилегированных!

ПОЛИЦЕЙСКИЙ (взволнованно). Какой там привилегированный! Нам же гроши платят! Сверхурочные не оплачиваются. В тюрьму, если вздумаем бастовать, и на кладбище отправляют с дырой в голове, даже не поинтересовавшись, из-за кого и почему погиб человек! Привилегированные! (меняет тон) Если и дальше так будет продолжаться, то может случиться, что в самые ближайшие дни вы услышите, что полицейские отказались избивать людей в угоду своим хозяевам… Более того, переметнулись на сторону рабочих!

ДЖОВАННИ (с иронией). Вот уж действительно хотелось бы посмотреть на такое! Особенно интересно было бы взглянуть на ОМОН, да только никогда такого не будет…

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Тут я с вами согласен…

ДЖОВАННИ. Всё по правилам… свободны все!

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. И всё же, знаете ли, мир меняется! А раз меняется… (собирается уйти) Приветствую вас и приятного аппетита!

ДЖОВАННИ (останавливает его). Ну что же вы уходите, так и не обыскав дом? Обижаете! Ну хотя бы просто из приличия загляните… ну вот хотя бы в шкаф, под кровать… (Приподнимает край покрывала, но спрятанные там продукты видны только публике).

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. А зачем? Чтобы найти там несколько пакетов корма для свиней и коробку какой-то мешанины для форели, разводимой в садках? Спасибо, это совсем не тот случай. Приветствую вас и приятного аппетита! (Выходит).

ДЖОВАННИ. До свиданья! Я понял… это провокатор! Он, хитрец, пришёл сюда, чтобы услышать от меня: "Конечно нужно брать приступом супермаркеты… и поднять восстание в полиции!" Вот тут-то я и попался бы! Он немедленно приказал бы: "Ни с места! Красные бригады! Ты арестован!" (Смеётся, развеселившись. Кричит в сторону двери) Нашёл дрозда, который клюёт… (машинально берёт пакет с просом). Дрозда, который глотает крючок с наживкой… (съедает содержимое пакетика). Нет, здесь дрозд питается только кормом для канареек!

АНТОНИЯ. Здесь тоже были?

ДЖОВАННИ. Кто?

АНТОНИЯ. Ты разве не знаешь, что происходит? Прочёсывают дом за домом!

ДЖОВАННИ. Ну да, знаю.

АНТОНИЯ. Арестовали семьи Мамбетти и Фоссани… И поскольку у них нашли продукты, украденные в супермаркете, их обозначили цыганами и оправляют всех в Румынию!

ДЖОВАННИ. И правильно делают, так хитрить научатся.

АНТОНИЯ. Да, но у других они отобрали даже то, что было куплено по всем правилам.

ДЖОВАННИ. Конечно, всегда так случается, когда находятся дураки, которые воруют. А потом за них отвечают те, кто и не при чём вовсе. Это я так, к слову, потому что они например, пришли сюда и…

АНТОНИЯ (жутко перепуганная). Они были здесь?

ДЖОВАННИ. Ну да.

АНТОНИЯ. И что нашли?

ДЖОВАННИ ( с удивлением). А что они должны были найти тут?

АНТОНИЯ (старается успокоиться, меняет тон). Ничего. Нет, но я говорю… кто знает… Человек уверен, что у него ничего нет в доме, а на самом деле… может…

ДЖОВАННИ. Что может?

АНТОНИЯ. Что они сами, эти полицейские, подложат какие-нибудь вещи, чтобы обвинить тебя. Не раз уже такое случалось … У сына Розы, например, устроили обыск, и когда никто не видел, сунули под подушку револьвер, а под кровать пачку террористических листовок.

ДЖОВАННИ. Да что ты говоришь? А эти, значит, приходят сюда, чтобы совать под кровать макароны и сахар?

АНТОНИЯ. Ну, под кровать… Это так, к слову…

ДЖОВАННИ. Ты права… Хочешь узнать, не спрятал ли что-нибудь под кровать этот сукин сын, пока болтал со мной… Дай-ка взгляну (Решительно направляется к кровати).

АНТОНИЯ (ещё более решительно хватает его сзади за руку и силой останавливает.) Нет!

ДЖОВАННИ. Да ты что? С ума сошла? Чуть ключицу не вывернула.

АНТОНИЯ. Я запрещаю тебе трогать моё покрывало. Я только что постирала его… Я сама посмотрю под кроватью… А ты пойди открой дверь Маргарите.

ДЖОВАННИ. Маргарите? А где она?

АНТОНИЯ. Там, за дверью.

ДЖОВАННИ (направляется к двери). Да ты с ума сошла, что ли, оставляешь беременную женщину за дверями?

АНТОНИЯ (притворяется, будто ищет под кроватью). Нет, ничего нет.

ДЖОВАННИ (увидев Маргариту на площадке). Ох, святое небо! Маргарита, что ты тут делаешь? Заходи, заходи сюда!

Входит плачущая Маргарита

ДЖОВАННИ (продолжает). Что с тобой случилось? Почему плачешь?

АНТОНИЯ (идёт навстречу Маргарите и усаживает её на кровать). Иди, Маргарита… (Мужу) Она, бедняжка, целый день сидела дома одна… И когда увидела, что сюда нагрянуло столько полицейских, жутко испугалась. Представляешь, один даже хотел пощупать её живот.

ДЖОВАННИ. Вот негодяй! Зачем?

АНТОНИЯ. Потому что ему взбрело в голову, будто у неё там не ребёнок, а пакеты с макаронами!

ДЖОВАННИ. Но каков сукин сын!

АНТОНИЯ. И тогда я велела ей прийти к нам… Я правильно поступила?

ДЖОВАННИ. Конечно, правильно! (Подходит к Маргарите и хочет помочь ей снять пальто). Не волнуйся, Маргарита… Давай пальто…

МАРГАРИТА (испуганно). Нет!

ДЖОВАННИ. Будь как дома…

МАРГАРИТА (Ещё более пугается). Нет!

АНТОНИЯ (спешит остановить Джованни). Нет!

ДЖОВАННИ (издаёт вопль, потом с гневом обрушивается на Антонию). Ударишь ещё раз, запрусь в шкаф и буду читать прекрасную статью, в которой прогнозируется крах мировой банковской системы… Но итальянские банки, однако, спасутся! У нас сильная экономика! Наш центральный банк — не банк, а Робин Гуд, — всем поможет!

АНТОНИЯ. Если она не хочет снимать пальто, пусть не снимает! Это значит, ей холодно.

ДЖОВАННИ. Но тут жарко!

АНТОНИЯ. Тебе жарко, а беременной женщине всегда холодно! Тепла ей нужно на двоих! Может, у неё температура поднялась!

ДЖОВАННИ. Температура? Заболела?

АНТОНИЯ. Конечно, у неё схватки!

ДЖОВАННИ. Уже?!

АНТОНИЯ. Как это – уже? Что ты в этом понимаешь? Полчаса назад вообще не знал, что она беременна, а теперь удивляешься, что начались схватки?!

ДЖОВАННИ. Ну, мне кажется, как бы это сказать… Мне кажется, несколько преждевременно!

АНТОНИЯ. Ну не смеши! Что ты понимаешь — преждевременно или нет? Хочешь знать больше неё, у которой они начались?

ДЖОВАННИ. Однако если у неё начались схватки, наверное нужно позвать врача, а ещё лучше — скорую помощь.

АНТОНИЯ (Идёт к шкафу, достаёт две подушки и кладёт их на кровать, чтобы Маргарита могла удобно лечь). Как всё быстро решил! Приедет скорая помощь и начнёт возить её по всем больницам города, туда — сюда… Вот буду смеяться, если найдут где-нибудь свободное место! Да она же родит прямо в машине… Или ты не знаешь, что творится в больницах, что с нашей страховкой туда нужно записываться по меньшей мере за месяц до родов.

ДЖОВАННИ. А почему же она не записалась?

АНТОНИЯ (в отчаянии). Ах! Почему, почему! Почему всё должны делать мы — женщины. Мы носимся по магазинам, рожаем детей, мы, выходит, ещё должны заранее записываться. А почему этого не сделал её муж?

ДЖОВАННИ. Но ведь он не знал. Он даже предположить не мог! "Нужно записаться заранее… Нужно заказать одно место… два… три… Никогда ведь не знаешь... "

АНТОНИЯ. Хороший предлог: "Не знал… Не представлял…" Вы всегда так — удобно устраиваетесь! Даёте нам зарплату, а потом говорите: "Думай сама, выкручивайся! Занимаетесь любовью, потому что вам это необходимо для вашего удовлетворения… Мы беременеем, а вы потом заявляете: "Думай сама! Принимай пилюлю!" И всем наплевать, что потом бедной, глубоко верующей девушке каждую ночь снится папа римский, который говорит ей (с немецким акцентом): "Грешишь, милая, а нужно продолжать род, рожать!"

ДЖОВАННИ (прерывая её). Хватит!

АНТОНИЯ (продолжает). Вот она и продолжает род! А теперь уже и рожать должна!

ДЖОВАННИ. Ладно, не будем говорить о папе римском, который ходит по ночам с причастием и отпускает грехи по-немецки… Сколько месяцев у Маргариты?

АНТОНИЯ. А тебе не всё равно?

ДЖОВАННИ. Нет, я к тому, что поженились-то они всего месяцев пять назад…

АНТОНИЯ. А что же, выходит, они не могли заниматься любовью до свадьбы? Или ты такой моралист, что святее папы римского?

ДЖОВАННИ. Могли бы, но ведь не занимались! Луиджи говорил мне, что первый раз это случилось после свадьбы!

МАРГАРИТА. Мой Луиджи рассказал тебе об этом?

ДЖОВАННИ (смущённо). Ну, мы однажды сидели у телевизора, игра должна была начаться интересная, международный матч… И так просто, между прочим…

АНТОНИЯ. С ума сойти! Ты поняла, Маргарита? Луиджи смотрел международный матч…

ДЖОВАННИ. Ну да, играли Италия и Франция, ну и что?

АНТОНИЯ. Рассказывай! Нет, дела плохи. Этим сейчас же займётся церковь! И незамедлительно аннулирует брак!

ДЖОВАННИ. Не преувеличивай… Мы забили пенальти!

АНТОНИЯ. Что значит не преувеличивай? Ходить и рассказывать всему свету… такие личные, интимные вещи… Первому встречному

ДЖОВАННИ (очень обиженно). Я не первый встречный! Я его друг. Лучший друг! И он всегда всё рассказывает мне, он уважает меня, спрашивает совета, потому что я старше и у меня больше опыта!

АНТОНИЯ (смотрит на него с откровенной насмешкой). Ох-ох, у него больше опыта! Помолчал бы уж! Идиотище!

ДЖОВАННИ (готов ответить, но в дверь опять стучат). Кто там?

БРИГАДИР (из-за двери). Полиция, откройте!

ДЖОВАННИ. Опять?

МАРГАРИТА. О, боже милостивый!

ДЖОВАННИ. А, добрый вечер… Опять вы?

БРИГАДИР. Как это — опять я?

ДЖОВАННИ. А извините, я принял вас за того, что приходил раньше.

БРИГАДИР. А кто это был?

ДЖОВАННИ. Полицейский.

БРИГАДИР. А я — бригадир карабинеров.

ДЖОВАННИ. Вижу, к тому же у вас усы, значит, не он. Что вам угодно?

БРИГАДИР. Провести обыск.

ДЖОВАННИ. Но его только что провели ваши коллеги из полиции.

БРИГАДИР. Это не имеет никакого значения. Мы повторим обыск.

ДЖОВАННИ. Не доверяете… Правильно делаете, что не доверяете полиции. Вернулись, чтобы убедиться, не устроили ли они тут какой-нибудь обман? Потом, пожалуй, приедет финансовая полиция, чтобы проверить вас, а затем явиться налоговая… железнодорожная… служба прибрежной охраны… (изображает гребцов).

БРИГАДИР (очень сухо). Послушайте, хватит острить, станьте вон там и не мешайте работать.

АНТОНИЯ (взрывается гневом). Ну конечно, каждый должен делать своё дело! Я восемь часов без передыху торчу на бирже труда, потому что меня уволили…

МАРГАРИТА (хочет поучаствовать). А я на телефоне с утра до вечера…

АНТОНИЯ (к ДЖОВАННИ) Ты восемь часов работаешь, как скотина, на конвейере. И они ходят и проверяют, соблюдаем ли мы правила: заплатили ли за товар хозяевам столько, сколько им угодно. (Второй карабинер открывает шкаф и комод). А вам никогда не приходилось проверять, соблюдают ли хозяева договора, не кладут ли себе в карман деньги из нашей кассы взаимопомощи, обеспечивают ли технику безопасности на производстве…

МАРГАРИТА. Не завышают ли цены, не выселяют ли нас из домов, не вынуждают ли голодать!

АНТОНИЯ (уводя Маргариту подальше от бригадира). Успокойся… Подумай о ребёнке!

МАРГАРИТА (Антонии). Я верно говорю?

ДЖОВАННИ. Нет, вы не должны так говорить, потому что им тоже неприятно! Верно же, бригадир, что вам неприятно проводить это прочёсывание в угоду вашим хозяевам? Скажите сами этим женщинам, что вам тоже до смерти надоели их свистки и приказы, как сторожевым собакам: догнать, поймать искусать! И горе тем, кто решится возразить. Они сразу же услышат: "Молчать! Место!" (Изображает лающую на цепи собаку).

БРИГАДИР. Что вы сказали, простите?

ДЖОВАННИ (снова лает).

БРИГАДИР. Не понимаю, о каких сторожевых собаках вы говорите?

ДЖОВАННИ. Я хочу сказать, что никакие вы не дети народа, как говорил самый главный итальянский коммунист Антонио Грамши… Вы слуги власти… сыщики, хозяйские сторожевые собаки!

БРИГАДИР (обращается к коллеге, который тотчас выполняет его приказание). Надень на него наручники!

ДЖОВАННИ. Наручники? А за что, извините?

БРИГАДИР. За оскорбление представителя власти.

ДЖОВАННИ. Какое же это оскорбление? Я ничего обидного не говорил. Я только пересказал то, что минуту назад говорил ваш коллега из полиции… Так и сказал: вы чувствуете себя сторожевыми собаками власти, слугами хозяина!

БРИГАДИР. Кого он имел в виду — нас, карабинеров?

ДЖОВАННИ. Нет, он имел в виду… в том смысле, что… Нет, он имел в виду… полицию!

БРИГАДИР. АНТОНИЯ. Ну, тогда другое дело, если это они, полицейские, чувствуют себя сторожевыми собаками, тогда другой разговор. Сними наручники! (к Джованни). Думайте, что говорите!

ДЖОВАННИ. Да, да, конечно… (в сторону) Надо же, как они враждуют между собой!
Второй карабинер продолжает обыск и подходит к контейнеру с водой, спрятанному возле газовой плиты.
АНТОНИЯ (Маргарите шёпотом). Ну-ка, начни стонать, давай, реви!

МАРГАРИТА. Ай-ай-ай!

АНТОНИЯ. Громче!

МАРГАРИТА (чудовищно стеная). Аааааа…. Ооооо… Ааааа…

БРИГАДИР. Что случилось? Что с ней?

АНТОНИЯ. Ей плохо, очень плохо… Бедная женщина… У неё начались схватки!

ДЖОВАННИ. Преждевременные роды. Пять месяцев. Не больше.

АНТОНИЯ. У неё только что случился нервный срыв… Из-за полицейских, которые хотели пощупать её живот! Бедняжка!

БРИГАДИР. Пощупать живот?

ДЖОВАННИ. Ну да, хотели проверить, вдруг у неё там не ребёнок, а пакеты риса и макарон. Ну же, не теряйтесь и вы, пощупайте, проверьте! К тому же это ведь просто скромная служащая, на временной работе, и вам за это ничего не будет… Всё позволено! Не жена премьер-министра или владельца торговой сети, автогиганта… или крупнейшего банка в стране, телекома, хотя, между прочим всем им давно уже пора бы сидеть в тюрьме! И конечно, понимаете, что если отважитесь пощупать живот у их жён, это вам с просто так с рук не сойдёт! Вас немедленно вышвырнут с работы. А тут нечего опасаться. Это же простая женщина, скромная служащая. Не теряйтесь. Каждый может пощупать, и никто ничем не рискует!

МАРГАРИТА. Нет! Мой Луиджи не позволит!

БРИГАДИР. Послушайте! Прекратите! Вы провоцируете нас!

АНТОНИЯ. Эй, Джованни, ты в самом деле загнул лишнего! Прекрати!

МАРГАРИТА (немного тише) Айаааай…. Ооооо... Ааааа…

АНТОНИЯ (тихо). И ты тоже не знай меру!

БРИГАДИР. А скорую вызвали?

АНТОНИЯ. Скорую? Зачем?

БРИГАДИР. Ну не оставите же вы эту несчастную женщину умирать тут. Не говоря уже о том, что если это преждевременные роды, она рискует потерять ребёнка.

ДЖОВАННИ. Это верно. Какой же вы душевный человек, синьор бригадир! Я тоже тебе говорил, Антония, что нужно вызвать скорую помощь.

АНТОНИЯ. А я тебе объяснила, что если место не заказано заранее, в больницу не примут. А будут возить по всем больницам города, пока не умрёшь в машине!

МАРГАРИТА. Нет, в машине нет!

С улицы доносится вой сирены

БРИГАДИР (подходит к окну и выглядывает в него). Вот, кстати, подъехала скорая, которую мы вызвали к женщине ниже этажом, когда ей стало плохо. Давайте, помогите мне, отнесём и её.

АНТОНИЯ (возражая). Нет, бога ради… Не беспокойтесь!

МАРГАРИТА (в ужасе, плачет). Нет, не хочу в больницу!

АНТОНИЯ. Видите, она не хочет!

МАРГАРИТА. Мне нужен мой муж, мой муж… Ай… Ой…

АНТОНИЯ. Слышали — ей нужен её муж… А его тут нет и быть не может, он в ночной смене. Мне очень жаль, но без согласия мужа, мы такую ответственность на себя не возьмём.

ДЖОВАННИ. Да уж, не возьмём.

БРИГАДИР. Ах не возьмёте? А ответственность за то, что она может умереть здесь, возьмёте?

АНТОНИЯ. А в больнице что?

БРИГАДИР. В больнице её могут спасти, и может быть, ребёнка тоже!

ДЖОВАННИ. Но это преждевременные роды, я уже объяснил вам…

МАРГАРИТА. Да, да, преждевременные… Ойооой… Ай!

АНТОНИЯ. Преждевременные. А в машине её растрясёт, и она родит прямо в ней. А как потом спасти пятимесячного недоношенного ребёнка?

БРИГАДИР. Очевидно, вы не представляете, каких успехов достигла сегодняшняя медицина. Не читали про роды в пробирках?

АНТОНИЯ. Да я слышала… Но причём тут пробирка? Вряд ли пятимесячного ребёнка можно засунуть в пробирку! И в кислородный шатёр тоже не поместить…

ДЖОВАННИ. Да, такого крохотного в кислородный шатёр… И что же делать? Отправить за город? Но пятимесячного не возьмут в бойскауты!

БРИГАДИР. Сразу видно, что вы совсем не в курсе того, что происходит сегодня.

ДЖОВАННИ. Да, по правде говоря, я мало что знаю…

БРИГАДИР. Словно с Луны свалились, если не знаете, что придумали у нас тут, в Милане, в гинекологическом центре. Месяцев пять назад я дежурил там некоторое время и видел, что они даже пересадку умеют делать.

ДЖОВАННИ и АНТОНИЯ. Пересадку чего?

БРИГАДИР. Пересадку недоношенного ребёнка. Вынули четырёхмесячного из живота одной женины, которая не могла больше его вынашивать, и поместили в живот другой женщине…

ДЖОВАННИ. В живот?

БРИГАДИР. Ну да, сделали кесарево… Поместили туда вместе с плацентой и всё… Зашили и через четыре месяца…. Как раз в прошлом месяце… Он снова родился — здоровенький, как рыбка.

ДЖОВАННИ (не веря). Как рыбка…

БРИГАДИР. Ну да!

ДЖОВАННИ. По-моему это какой-то фокус. Какой-то бумажный ребёнок получается…

АНТОНИЯ. Да какой там фокус! Я ведь тебе тоже говорила. Конечно, в этот трудно поверить: чтобы ребёнок родился дважды… Чтобы у него было две матери!

МАРГАРИТА. Не хочу, не хочу, не соглашусь!

АНТОНИЯ. Вот, слышите… Она не согласится… А значит, мы не можем увезти её отсюда.

БРИГАДИР. Ну ладно, я соглашусь! Я беру на себя всю ответственность. Потому что не хочу иметь неприятностей, не хочу, чтобы меня упрекали за то, что я не оказал вовремя необходимую помощь!

АНТОНИЯ. Но, бригадир, это уже самое настоящее злоупотребление служебным положением. Являетесь в дом, обыскиваете тут всё, надеваете наручники… А теперь ещё хотите отправить на скорой в больницу… Вы ведь нам жить не даёте, это понятно, так дайте хотя бы умереть спокойно и там, где хотим.

БРИГАДИР. Нет, вы не можете умереть спокойно и там, где хотите!

ДЖОВАННИ. Правильно, мы должны умереть там, где предписывает закон (направляется к шкафу).

БРИГАДИР. А вы ещё насмехаетесь над нами! Я уже сказал вам… Куда вы?

ДЖОВАННИ (открывает шкаф, входит в него и выглядывает). Я в своём кабинете. Стучите, пожалуйста.

АНТОНИЯ (в отчаянии) Выйди. И прекрати! Это не тот случай… Давайте, отнесём её вниз.

БРИГАДИР. Так я велю принести носилки?

АНТОНИЯ. Нет, нет, она сама спустится. (Маргарите) Сможешь спуститься наверное…

МАРГАРИТА. Да, да… (Встаёт. Хватается за живот, чтобы поддержать украденное) Оооо… Нет… Сейчас всё будет на полу…

АНТОНИЯ. Чёрт побери! Вы не могли бы выйти на минутку?

БРИГАДИР. Зачем?

АНТОНИЯ. Это женские дела! Прошу… (все мужчины выходят. Маргарите со злостью) Идиотка! (передразнивает) Сейчас всё будет на полу!... (меняет тон). Этот бригадир повесит нас!

МАРГАРИТА. Но у меня всё падает, падает, что делать?

АНТОНИЯ. Помолчи, дура! И потом – кто так ходит!? Не видела, что ли, никогда, как ходят беременные женщины? Разве так ходят? (комично подражает походке Маргариты). Тут нужна осанка матери…. Представь себе мадонну (Изображает величественную походку).

МАРГАРИТА. Ах, думала ли я, к чему всё это приведёт! Что будет в больнице, когда увидят, что я беременна рисом, макаронами и консервами?

АНТОНИЯ. Ничего не случится, потому что до больницы мы вряд ли доедем.

МАРГАРИТА. Разумеется, нас ещё раньше арестуют.

АНТОНИЯ. Кончай скулить! Как только окажемся в машине скорой помощи, объясним санитарам, в чём дело. Это такие же люди, как мы… Наверняка помогут.

МАРГАРИТА. А если нет, если донесут?

АНТОНИЯ. Брось, не донесут! И подними повыше свой живот! (поднимает).

МАРГАРИТА. Но выскальзывает ещё один пакет, сейчас упадёт!

АНТОНИЯ. Держи его! Надо же какой компресс получился!

МАРГАРИТА. Нет, не дави… Чёрт возьми, кажется, лопнул пакетик с маринованными оливками! Аааа! О, боже!!!

МАРГАРИТА. Выходит, всё выходит из меня!

ДЖОВАННИ. Рождается ребёнок, у неё роды! Скорее бригадир, помогите поднять её!

Поднимают.

БРИГАДИР (придерживая Маргариту за спину). А что это такое мокрое?

АНТОНИЯ (уверенно). Воды отходят!

ДЖОВАННИ. Воды!? Ой-й-ой-ой Надо же воды… (Поднимает ноги, словно опасается ступить в лужу). Скорее, а то родит прямо тут!

МАРГАРИТА. Отходят, отходят!
Карабинеры уносят Маргариту
ДЖОВАННИ (обращаясь к ним и беря куртку). Подождите, я с вами…

АНТОНИЯ. Куда?

ДЖОВАННИ. Посмотреть на ребёнка, который родится раньше положенного срока…

АНТОНИЯ. Нет, ты останешься дома! Это женские дела. Я поеду с ней. (Надевает пальто и направляется к выходу) Лучше возьми вот это и вытри пол, а то он весь мокрый (суёт ему тряпку и уходит).

ДЖОВАННИ. Беру тряпку и вытираю пол… И вытираю пол… Ну конечно, это же мужское дело! (берёт ведро) Вот так история! Интересно, что будет с Луиджи, когда вернётся завтра с ночной и обнаружит, что неожиданно стал отцом. Да его удар хватит! А если потом ребёнка пересадят в живот другой женщине, то и второй удар… И он останется ни с чем! Нужно будет заранее всё объяснить ему, подготовить осторожно… Начать издалека… Да конечно, начну с разговоров о папе римском (подражая голосу папы) "Братья во Христе…. Я скромный труженик в винограднике Господа… А вы — мои виноградные гроздья (выжимает тряпку в ведро) и должны отдавать мне десятину… (опускается на четвереньки, чтобы вытереть пол). Ох, надо же сколько воды. Однако, какой странный запах, вроде уксусом пахнет (нюхает тряпку). Да это же маринад (Потрясённый) Маринад! Подумать только, а я и не знал, что до рождения мы девять месяцев плаваем в маринаде (продолжает вытирать пол) Кто бы сказал! А это что такое? Олива. Значит, плаваем в маринаде с оливками… Ну и чудеса! Нет, нет, я же не дурак… Оливки тут не причём. Но откуда она взялась эта оливка? А вот ещё… Две оливки. Если бы не некоторое сомнения относительно их происхождения, я бы съел… есть хочется! (Кладёт оливки на стол) Ещё немного и я, пожалуй, в самом деле сварю себе суп из проса. Может, и неплохой получится. Вода в кастрюле, положу пару бульонных кубиков, головку лука… (открывает холодильник) Ну, так я и знал… ни кубиков, ни лука… Придётся положить кроличьи головы… Чёрт возьми, я похож на злую колдунью, которая готовит Белоснежке отравленную еду… А что если съем этот суп и превращусь в жабу — в нашего министра финансов! (машинально берёт трубку от горелки). Но сколько раз ей говорить, этой дуре Антонии, что горелкой для автогенной сварки нельзя зажигать газ (зажигает газ и кладёт трубку на место). Это опасно! Рано или поздно весь дом взлетит на воздух!

В дверь заглядывает Луиджи, муж Маргариты.

ЛУИДЖИ. Можно? Есть кто-нибудь?

ДЖОВАННИ. О, Луиджи! Откуда ты здесь в такое время? Разве твоя смена кончается не завтра утром?(опять подходит к плите).

ЛУИДЖИ. Дело в том, что… Случилось… Потом объясню… Скажи лучше, не знаешь ли, где моя жена? Квартира не заперта, её нет… Звонил на работу, говорят, утром не приходила…

ДЖОВАННИ (в растерянности). Ах да, твоя жена была здесь минут десять назад и ушла с Антонией.

ЛУИДЖИ. Куда ушла? Зачем?

ДЖОВАННИ. Ну, знаешь… В общем это женские дела.

ЛУИДЖИ. Какие такие ещё женские дела?

ДЖОВАННИ. Ну такие, которые не должны нас интересовать! Нас должны интересовать только мужские дела!

ЛУИДЖИ. Но как же не должны интересовать? Ещё как должны!

ДЖОВАННИ. А, должны, говоришь? Тогда почему не позаботился заказать место месяц назад, как положено?

ЛУИДЖИ. Место? Какое место? Где? Для чего?

ДЖОВАННИ. Ну да, конечно, это ведь женские дела? Короче, всё та же история. Отдаём жене зарплату и говорим? "Выкручивайся как знаешь!" Занимаемся любовью, потому что нам нужно удовлетворить наши мужские потребности… и говорим: "Принимай пилюлю". Она остаётся беременной, и мы опять предлагаем: "Выкручивайся как знаешь". Они любят ребёнка, растят, относят каждый день в ясли и вечером забирают…

ЛУИДЖИ. О чём это ты?

ДЖОВАННИ. Я говорю, что они правы: мы, мужчины, настоящие пофигисты! И тоже по-своему эксплуататоры… И менталитет у нас точно такой же, как у хозяев!

ЛУИДЖИ. Но какое всё это имеет отношение к Маргарите, которая не была сегодня на работе, оставила незапертой квартиру и даже записку не оставила, а просто исчезла!

ДЖОВАННИ. А зачем ей оставлять тебе записку? Разве ты не должен был работать сегодня в ночную смену? Кстати, а почему вернулся так рано?

ДЖОВАННИ. Поезд остановили.

ДЖОВАННИ. Кто?

ЛУИДЖИ. Мы, рабочие! Представляешь, они хотят повысить стоимость проездного билета на тридцать процентов. В поезде, где полно блох и клещей.

ДЖОВАННИ. И вы остановили поезд?

ЛУИДЖИ. Конечно, просто включили аварийный тормоз и вышли на рельсы. Всю ветку заблокировали. И Евростар остановили, и Суперскоростной в Париж! Ты бы видел, как взбесилось всё это начальство, все эти менеджеры, вся эта распрекрасная компания!

ДЖОВАННИ. Ха-ха-ха… Миленькая история! Отлично придумано! (серьёзно) И глупо, чёрт возьми! Игра в хозяев и реакционеров. При нынешнем напряжении, как можно творить подобные глупости: ложиться на рельсы!

ДЖОВАННИ. Конечно. Конечно, я согласен что это глупо. Я тоже так и сказал им, моим товарищам! Нет смысла устраивать такое свинство ради того только, чтобы они снизили стоимость проездного билета.

ДЖОВАННИ. Молодец!

ЛУИДЖИ. Мы вообще не должны оплачивать проезд!

ДЖОВАННИ. Да что это тебе взбрело в голову? Как это — совсем не оплачивать?

ЛУИДЖИ. Конечно, проездной нам должна оплачивать железная дорога! И ещё время должна оплачивать, которое мы тратим на дорогу, потому что ездим-то мы не как туристы, а делаем это ради хозяина, встаём на два часа раньше и возвращаемся домой на два часа позже, и всё это ради него!

ДЖОВАННИ. Послушай, ты это всерьёз говоришь? Кто вбил тебе в голову эти странные мысли? Не иначе как какой-нибудь подкупленный провокатор

ЛУИДЖИ. Не говори глупости: провокатор! Что же, по-твоему Тонино — подсадная утка?

ДЖОВАННИ. Какой Тонино, этот, что на прессах работает?

ЛУИДЖИ. Ну да…

ДЖОВАННИ. Нет, он тут причём… Это не он…

ЛУИДЖИ. Так Марко, что ли?

ДЖОВАННИ. А Марко тем более.

ЛУИДЖИ. Значит, трое калабрийцев, мои односельчане…

ДЖОВАННИ. Талибаны! Это они тебя уговорили? Молодец!

ЛУИДЖИ. Нет, я сам дошёл до этого, сам. Потому ясно же, как божий день, что дальше так продолжатся не может и нужно что-то предпринимать! Нельзя ждать доброй воли от правительства. А эти сволочи предприниматели, когда им выгодно, говорят: "Хватит сидеть на земле, поезжайте лучше на север Италии, там нужны рабочие руки". А потом заявляют: "Кризис, цены на нефть взлетели…" Потом цена упала вдвое, но за бензин ты ведь всё равно платишь столько же, как и прежде. (меняет тон) Нет, Джованни, хватит! Мы должно что-то предпринять. Сколько можно выдавать доверенностей даже на посещение уборной, чтобы пописать. Мы сами должны изменить порядок вещей, и видишь, что-то всё-таки меняется. И как ещё меняется! (берёт оливку и съедает).

ДЖОВАННИ. Ну-ка признайся — ты определённо разговаривал с этим полицейским без усов, который похож на бригадира карабинеров с усами?

ЛУИДЖИ. С кем? (съедает и вторую оливку)

ДЖОВАННИ. Ну да, с этим полицейским, с этим провокатором, который призывал разграбить супермаркеты… Вот он как раз вёл такие же точно несознательные разговоры, как ты теперь!

ЛУИДЖИ. Да не знаю я никакого полицейского (пробует содержимое открытой консервной банки) Гм… Неплохой паштет… Что это?

ДЖОВАННИ. Ты что, ел из этой банки?

ЛУИДЖИ. Да, и знаешь, вкусно. Извини, но я так голоден.

ДЖОВАННИ. Без лимона?

ЛУИДЖИ. А что, нужно было с лимоном?

ДЖОВАННИ. Ну, не знаю… И в самом деле нравится? Вкусно?

ЛУИДЖИ. Очень вкусно!

ДЖОВАННИ. Оставь немного. Дай попробовать. Отлично! Пожалуй даже вкуснее сухого рыбьего корма…

ЛУИДЖИ. А что это?

ДЖОВАННИ. Нечто вроде паштета для богатых кошек и собак.

ЛУИДЖИ. Паштет для кошек и собак. Послушай, ты что, с ума сошёл?

ДЖОВАННИ. Нет, просто у меня свои странности… Гурман! (идёт в кухню и выбрасывает пустую банку) Когда готовлю сам, всегда придумываю что-нибудь особенное… Попробуй лучше вот это (подаёт ему тарелку супа) попробуй, попробуй!

ЛУИДЖИ. Очень даже неплохо! А что это?

ДЖОВАННИ. Моё фирменное блюдо. Суп из проса для канареек… с бульоном из замороженных кроличьих голов.

ЛУИДЖИ. Просо для канареек и кроличьи головы?

ДЖОВАННИ. Да, это китайский рецепт. Называется тюря Пуан Фен.

ЛУИДЖИ. Однако просо не слишком проварено…

ДЖОВАННИ. Пилаф! Это просо Пилаф. Оно всегда должно быть чуть-чуть твёрдым – на зубок, как у нас говорят о макаронах. На зубок. А кроличьи головы — на глазок… (ищет оливки на столе) Именно с этого супа начался в Китае экономический и промышленный бум. (растерянно) Прости, ты что, съел оливки которые тут лежали?

ЛУИДЖИ. Да, а что? Нельзя было?

ДЖОВАННИ (почти в истерике). Эх, не то что бы не нельзя! Это были оливки твоей жены! Несознательный! Готов съесть даже собственного новорожденного ребёнка!

ЛУИДЖИ. Что… оливки моей жены… новорожденный ребёнок?

ДЖОВАННИ. Послушай, ты что, с неба свалился? Разве не знаешь, что когда рождается ребёнок… Отходит маринад? (изображает описываемое действие) сначала падают оливки… Потом роженицу нужно взять на руки… и тогда весь предродовой бульон выливается из неё на пол… и нам приходится вытирать его!

ЛУИДЖИ. Но что за бред ты несёшь?

ДЖОВАННИ. Ну, конечно, красивые речи только ты умеешь разводить: хозяин должен оплачивать проездной билет, потому что мы ездим ради него, должен оплачивать нам время, потраченное на поездку в поезде, потому что мы отправляемся не на курорт. В таком случае, если уж развивать эту мысль, он должен был бы оплачивать нам и те часы, что спим, потому что ведь отдыхаем мы ради него, чтобы на утро свежими и бодрыми начать трудовой день, и должен был бы оплачивать билет на футбол, это ведь необходимо, чтобы мы расслабились после работы на конвейере, и должен был бы платить немного и нашим жёнам, с которыми мы занимаемся любовью, потому что таким образом происходит воспроизводство населения… Опять же для него, а значит, он получит больше дохода…

ЛУИДЖИ (Идёт в кухню и наливает себе ещё супа). Конечно, ты правильно сказал! А разве не верно также, что наши женщины бесплатно работают у него служанками? И что именно на них мы выливаем всё наше раздражение, какое накапливается на фабрике… Что сюда, домой, мы возвращаемся, чтобы прятаться здесь, словно животное в норе, зализывать раны… вычёсывать клопов друг у друга: муж и жена… Какую печальную, пустую, нищенскую, дерьмовую жизнь нас вынуждают вести!

ДЖОВАННИ. Ну, зачем же так преувеличивать! Не такая уж и дерьмовая эта жизнь… Во всяком случае лучше, чем прежде. Дом, хоть и противный, есть почти у каждого… Время от времени нас выселяют, банки сначала дают кредит, а потом отнимают у тебя дом… Но что тут поделаешь, зато тебе продают в рассрочку машину… у тебя она есть, у меня нет… Холодильник и телевизор есть у всех! Согласен, находятся и такие вроде тебя — исключения…

ЛУИДЖИ. Да плевать мне на холодильник, машину и телевизор, если, чёрт возьми, мне противна сама жизнь, какую я веду… Ведь моя работа — это для дрессированных обезьян (изображает автоматические движения рабочего на конвейере) сварка, удар, дрель, сварка, удар, деталь уехала, новая деталь… сварка… (Джованни тоже машинально начинает повторять движения рабочего на конвейере) удар, работа сдельная… сварка…

ДЖОВАННИ (присоединяется к Луиджи). Удар, дрель… деталь уехала, новая деталь… сварка… (на секунду останавливается) Не напоминай мне дома о работе! У меня сразу срабатывают реле. Чёрт возьми, что ты со мной делаешь? В полного дурака хочешь превратить?

ЛУИДЖИ. Нет, это не я превращаю тебя в дурака, а хозяин! Прошу прощения: не он, а предприятие, многонациональное предприятие! Работодатель! Тот самый работодатель, который оболванивает тебя повсюду, начиная с газет, радио и, самое главное, на телевидении. Посмотри новости! Теперь это сплошь чернуха! Репортажи как со съёмок фильмов ужасов. Каждый выпуск новостей начинается очередным миленьким изнасилованием и двумя украденными педофилами детьми, которых находят погребёнными на свалке; мать, насмерть забитая молотками, и наконец массовое побоище на Ближнем Востоке с обычным камикадзе: сто убитых, сотни раненых; криминальные иммигранты, которые насилуют и убивают; сразу же после этого самосуд над цыганами и румынами. В середине блока новостей наконец появляются политики: негодование и уныние, необходимо выдворить подозрительных иностранцев и… неимущих; усилить полицию.

ДЖОВАННИ. И армию...

ЛУИДЖИ. …И снабдить городских стражников атомным оружием. Люди боятся выходить из дома, особенно на окраине…

ДЖОВАННИ. И всё же статистика, насколько ей можно верить, утверждает, что за последние десть лет агрессии и хулиганства стало на 10 процентов меньше. Наша страна стала наименее опасной в Европе!

ЛУИДЖИ. Как бы не так! Люди должны бояться, жить в страхе… так, чтобы все дружно воскликнули: "Нас не охраняют!" Опасность растёт и отвлекает от проблем на работе, от зарплаты, дома, загрязнения окружающей среды, от переполненных больниц и машин сокрой помощи, которые приезжают, когда пациент же мёртв. Проблема безопасности особенно возрастает, становится просто огромной, когда нужно отвлечь внимание от скончавшихся на рабочем месте…

ДЖОВАННИ. О да! О погибших в цехах и на конвейере никогда не говорят… Если только не погибает сразу несколько человек. А знаешь, сколько в Италии по последним данным европейской комиссии погибает людей на производстве? Это рабочие, которые падают с незащищённых лесов, погибают под подъёмными кранами или бульдозерами (Идёт к шкафу и берёт лист бумаги). Вот у меня эти сведения. (читает) Более 1200 погибших за год! За пять лет около 7 тысяч. Больше, чем во время войн в Афганистане и Ираке вместе взятых.

ЛУИДЖИ. Это война, но не будем больше говорить о ней, особенно во время обеда…

ДЖОВАННИ. Слава богу теперь вышла на экран новая программа папы римского, который рассказывает о вреде противозачаточной пилюли… И не устаёт являться женщинам во сне, запугивая их…

ЛУИДЖИ. Запугивает женщин во сне? Где ты вычитал это?

ДЖОВАННИ. Я не читал. Мне рассказала об этом Антония, говоря о твоей жене, Маргарите.

ЛУИДЖИ. Да ты что?

ДЖОВАННИ. Ну да, Маргарите почти каждую ночь снится папа римский. Он влетает к ней в окно… Фьюить!.. Не принимайте пилюли! Фьюить!.. И улетает!

ДЖОВАННИ. Ну ты даёшь! Папа влетает в окно? Фьюить!.. Не принимайте пилюлю! Какое ему дело до Маргариты, тем более что она и не принимает её.

ДЖОВАННИ. А, так значит, ты тоже знаешь, что не принимает. А тебе кто сказал?

ДЖОВАННИ. Кто должен был сказать? Не принимает, потому что не может иметь детей, из-за какой-то там… деформации… Как же это называется? Ну-ка помоги… Из-за какой-то атавической… Нет, не помню, ладно, бог с ним!

ДЖОВАННИ. Это у тебя атавическая деформация! В голове! Твоя жена совершенно здорова, и ещё как может иметь детей! (радостно) Это тем более верно, что у неё уже есть ребёнок!

ЛУИДЖИ (не веря). Есть ребёнок? И давно?

ДЖОВАННИ. Да вот сейчас и рождается. Роды, правда, преждевременные, в пять месяцев…

ЛУИДЖИ. Да брось ты мне глупости говорить — пять месяцев! У неё и живота никакого не было!

ДЖОВАННИ (с трудом удерживается от смеха). Не было, потому что она затягивала его… А потом Антония заставила её снять повязки, вот тогда — бац! — и появился живот. Казалось, все девять месяцев… А может, и все одиннадцать!

ЛУИДЖИ. Послушай, ты издеваешься надо мной?

ДЖОВАННИ. Ну, не веришь… Так моя жена, если хочешь знать, поехала вместе с нею в машине скорой помощи в больницу… Маргарита едва не родила вот тут!

ДЖОВАННИ. Едва не родила тут?

ДЖОВАННИ. Уже воды отошли! И я собрал их!

ЛУИДЖИ. Собрал воды моей жены?

ДЖОВАННИ. Ну, не совсем воды… Маринад… и несколько оливок… Ну, тех самых, которые ты съел!

ЛУИДЖИ. Послушай, хватит разыгрывать меня! Где моя жена?

ДЖОВАННИ. Я же сказал — в больнице.

ЛУИДЖИ. В какой больнице?

ДЖОВАННИ. Откуда мне знать. Если месяц назад, ты заказал бы, как положено, место, то сейчас было бы известно. А так… возможно, её возят по всему городу… Возможно, ребёнок рождается в машине, бедняжка, среди всех этих оливок!

ЛУИДЖИ. Послушай, кончай изображать идиота! Эта твоя манера острить и шутить по любому поводу, даже над серьёзными вещами… Говори, куда её повезли, или я сейчас ударю тебя!

ДЖОВАННИ. Эй, успокойся! Я же сказал тебе, что не знаю… Хотя нет, возможно, они отправились туда… В этот самый… Как же он называется… В гинекологический центр!

ЛУИДЖИ. В гинекологический центр?

ДЖОВАННИ. Ну да. Там делают пересадку недоношенных детей из одного живота в другой.

ЛУИДЖИ (не успокаивается). Пересадку детей из одного живота в другой?!..

ДЖОВАННИ. Ну да, именно так… А ты что, с Луны свалился. Сразу видно, совсем не разбираешься в преждевременных родах! А иначе знал бы, что в Гинекологическом центре, когда приезжает твоя жена… Делают так… Есть там такая машина, автоклав… и кислородная палатка… Берут женщину, у которой начинаются преждевременные роды в четыре с половиной или даже в пять месяцев… Потом берут другую женщину… У них всегда есть в запасе такая, она-то и будет второй матерью… Делают, значит, кесарево сечение сначала одной, а потом и другой… Кладут ей в живот ребёнка, пришивают плаценту и всё… И через четыре месяца рыбка готова!

ЛУИДЖИ. Прекрати! Плевать мне на твою машину, пересадку и кесарево… Я хочу знать, где находится этот распроклятый гинекологический центр… Дай сюда телефонный справочник, посмотрим, как туда добраться.

ДЖОВАННИ. У меня нет больше телефона в доме.

ЛУИДЖИ. Как нет?

ДЖОВАННИ. Это первое, от чего пришлось отказаться, чтобы сократить семейный бюджет.

ЛУИДЖИ. А справочник?

ДЖОВАННИ. А зачем он мне сдался? Чтобы узнать, кто живёт в городе? (Делает вид, будто листает справочник). Аббате, Аббаньяле, Альбергино, Амато, Андреотти… Э нет! (швыряет на пол воображаемый справочник и топчет его).

ЛУИДЖИ. Ну хорошо, спустимся в бар, там и телефон есть…

ДЖОВАННИ. Постой, кажется, припоминаю… Гинекологический центр находится в районе Нигуарда!

ЛУИДЖИ. Нигуарда? Но это же на другом конце города.

ДЖОВАННИ. Да, километров пятнадцать будет отсюда.

ЛУИДЖИ. Но зачем они отправились так далеко?

ДЖОВАННИ. Ну, я же тебе объяснил… Господи, какой бестолковый! Это единственное место, где делают пересадку! Берут другую женщину, первую попавшуюся… (Внезапно останавливается, потрясённый мыслью, которая пришла ему в голову) Другую женщину? Моя жена? Антония ведь там, вместе с нею… Она и будет первой, кто попадётся им! И такая глупая! Она точно разрешит сделать пересадку и вернётся домой беременная! Скорее, поехали! (выбегают).